Текст книги "Учитель. Кем бы ты ни родился, всегда есть шанс изменить свою судьбу"

Глава 7

До этого я видел фотографии Водной Лилии только на снимках в газетах. В жизни она была куда красивее, даже для растения. У нее была молочно-белая кожа и черные глаза-тычинки. От тела ее исходил свежий аромат.

«Так вот они какие, разумные растения…» – завороженно подумал я.

– Эй, Рысь, челюсть подбери, – весело шепнул мне на ухо брат, заметив мою реакцию.

Разумные растения, как и оборотни, тоже на время трансформируются в большие человекоподобные цветы, кусты или деревья. Но у них это называется «превращаться». В основном они тогда должны посидеть в емкости, наполненной водой.

Я мало что знаю о разумных растениях, так как никогда не был близок ни с одним из них. Вроде бы они питаются иначе, чем люди и оборотни, – в основном водой и солнечным светом. Могут съесть немного фруктов или овощей. Некоторые приучили себя питаться зерновыми. И даже в человеческом облике они обожают бывать на солнце и не любят темное время суток – вот и все, что я о них слышал.

На Водной Лилии было красивое серебристо-серое платье из какого-то струящегося материала. (Я уже говорил, что в моде я не силен.) Местами оно было перехвачено браслетами из какого-то камня темно-изумрудного цвета.

Голос у нее был горно-хрустальным, чистым, немного похожим на звон колокольчика. Неудивительно, что она хорошо поет.

– Мне стало очень интересно с тобой познакомиться, – сказала она своим необычным голосом. – Даже не знала, что у Гепарда есть младший брат.

Я не знал, что на это сказать.

– Лили, Рысь у нас не привык к светской жизни и не слишком общительный, – сказал брат, так как образовалась неловкая пауза.

– Это точно, – сказал я.

– Ах вот как! Это можно легко исправить, – сказала Лили. Ее лицо имело беспристрастное выражение, что бы она ни говорила. Я никак не мог понять, что она чувствует. – Кстати, кто та девушка, которая вместе с тобой на фотографии? Ее лицо мне кажется знакомым.

– Это Санита, – сказал я. – Вроде бы она модель.

– А-а! Возможно, я ее видела на каком-то показе, – сказала Лили. – Приходите как-нибудь вместе на мой концерт. В следующий раз передай им приглашение, пожалуйста, – обратилась она к Гепарду.

При этом Лили посмотрела на меня, почти не моргая. Мне стало неловко от ее пристального взгляда.

– Кстати, не знаю, сможешь ли ты теперь по концертам расхаживать, – сказал мне брат. – Пока тебя не было, пришли еще с десяток телеграмм. В том числе с предложением о работе. Говорил же я тебе, что нужно просто немного подождать. Про тебя еще сегодня несколько газет написали. Даже где-то была фотография тебя в горной пустоши!

– А-а, ну это… За мной сегодня кто-то шел до станции. Похоже, репортер, – ответил я. – А что за работы?

– Предлагают две работы в модельном агентстве и одну в какой-то компании, которая производит аксессуары. Кем именно – не написали.

Я поморщился. Если мне вновь придется наряжаться для этого по-человечески, то я пас. Но вслух я почему-то ничего не сказал.

– На почте забрал сегодня телеграмму от Шанхольцев, – сказал я со вздохом.

Брат присвистнул.

– И чего они хотят? – спросил он.

– Написали, что извиняются и приглашают в гости.

– Ну, если не хочешь работать моделью, сходи к Шанхольцам. Ты же вроде бы был не против работать учителем.

– Что-то мне совсем не хочется к ним идти.

– Если будешь так перебирать, то упустишь хорошие возможности. Никто не станет бегать за тобой и предлагать работу дважды.

– Шанхольцы – очень хорошая семья, – сказала Водная Лилия. Ее непроницаемое лицо немного смягчилось, когда она заговорила о Шанхольцах. – Я их давно знаю. Тед и Грейс – прекрасные люди. Благородные, отзывчивые и ценят искусство. Бабушка Мари кажется немного строгой, но узнав ее получше, понимаешь, что она на самом деле добрая. Я бы на твоем месте даже не раздумывала.

Я задумался. Это я искаженно вижу мир или они? Почему мое мнение о людях и других вещах так часто расходится с тем, что думает брат и остальные? Может ли быть, что я просто неопытен и жизни не знаю? Ох…

– Я подумаю, – буркнул я.

Водной Лили пора было возвращаться домой. Брат пошел ее проводить до станции.

Поговорив с Лили, я остался один и вдруг осознал страшную правду: она мне нравилась. Я не понял этого во время разговора, в моменте, так как был увлечен происходящим. Но оставшись наедине, я испытал странное послевкусие, как после-эффект от общения с ней. Ее образ стоял у меня в голове. Когда я о ней думал, по телу разливалось странное тепло. Я замотал головой, пытаясь вытряхнуть из нее глупые мысли. Нет! Нет-нет-нет! Она девушка моего брата. Даже и речи не может быть о том, чтобы мне думать о ней.

Я встал под душ и постарался сконцентрироваться на теплой воде, которая текла мне на голову. Но в сознание все равно пробивался образ Лили с ее сочной, как у нежного цветка, кожей, и мне становилось невыносимо. Я не мог осознать и распознать свои чувства. Это была неразличимая смесь из стыда, страха и какого-то еще чувства, напоминающего страсть. В то же время у меня есть Санита. Мы с ней пока не пара, но вроде бы все к тому идет. Мысль о Саните тоже вызывала во мне теплое чувство. Я попытался сравнить эти два чувства между собой. Прямо там, стоя под душем. Эти две женщины были очень разными и вызывали во мне разные чувства. Санита внушала мне спокойствие и уверенность. Легкую радость. От мысли, что она у меня есть (если можно так сказать), мне становилось тепло и уютно.

Что же касается Лили… Даже когда я пытался осторожно, из-за угла, подкрасться к тому, чтобы представить себя вместе с ней, я словно тут же обжигался и пугался. Я боялся этой мысли! Не осмеливался даже думать в этом направлении. Тут я подумал, что, возможно, именно недоступность Лили и то, что она была для меня под запретом, делала ее такой привлекательной. Возможно, если бы я мог так мечтать о каком-то другом растении, мне бы это быстро надоело или я бы разочаровался…

Отложив свой психоанализ до лучших времен, я вышел из душа и оделся. «Что поделаешь?» – подумал я. Лучшее, что я мог сделать – это не давать воли своим фантазиям и постараться дистанцироваться от Лили.

Следующие несколько дней я мучился от переплетения темных, мрачных мыслей в своей голове. Мне тягостно было видеться с братом, потому что тогда меня начинала мучить совесть. Я также боялся, что Лили вновь неожиданно придет (хотя это было и маловероятно). Я укорял себя за то, что чувствую… за то, что не должен быть чувствовать.

Несколько дней я почти ничего не ел, почти не спал и почти не обращался в зверя. Если долго не обращаешься в зверя, значит находишься в сильном напряжении. Я понял, что долго так продолжаться не может. Что мне было делать? Уйти из дома и не встречаться ни с братом, ни с Водной Лилией, пока я не почувствую, что выбросил ее из головы? Но у меня еще нет работы, да и брат не поймет, почему я вдруг ушел. Сочтет это предательством.

Я понял, что делать нечего – нужно все ему рассказать.

Глава 8

Приняв решение все рассказать брату, я словно очнулся ото сна. Что все это время происходило? Какой вообще сегодня день недели?

Тут я понял, что пропустил обед у Шанхольцев, который был назначен на среду. Теперь был уже четверг. Ну и ладно, не очень-то и хотелось мне туда идти.

Как назло, Гепарда не было дома. Он часто был занят работой. С тех пор как он сблизился с Лили, он был кем-то вроде агента, организующего ее концерты. Однако в его работе было пять процентов реальной работы и девяносто пять процентов того, что он называл «поддержанием связей», – светских приемов, визитов, событий и тому подобных вещей. Я бы с ума сошел от такой работы.

Вернулся он в районе обеда, часа в три пополудни. Вошел и молча положил на стол какую-то коробку.

– Тебе от Шанхольцев, – сказал он. – Прислали подарок, чтобы ты перестал на них обижаться и согласился-таки их навестить. Мне Стэн отдал, когда увидел меня по дороге домой.

– Что это?

– Редкие сорта сушеной рыбы. Дорогая, наверное… Люди заморочились, узнали, что оборотни любят сушеную рыбу. Видишь, Рысь, как сильно они стараются заполучить тебя в учителя к своему чаду!

– Да, но это мне, а не тебе придется иметь дело с их странным ребенком!

– Не понимаю, почему ты не можешь согласиться? Иногда ты уходишь в себя и становишься совсем непробиваемым. И главное – я не пойму, что у тебя на уме?

– Что у меня на уме? – Я понял, что нужно было действовать, нельзя было упускать возможность рассказать ему о Лили. – Хорошо, я тебе скажу, что у меня на уме… – У меня по спине прошел холодок. – Я просто… Я боюсь, что ты меня возненавидишь, если я тебе это скажу… Но я должен сказать… – Я не был уверен, что не хлопнусь сейчас в обморок от волнения. – Когда я впервые увидел Водную Лилию, я не знал, что так будет. Но она мне понравилась… Очень! И да, я понимаю, что это подло с моей стороны такое тебе говорить. Ведь она твоя девушка… Я это прекрасно понимаю. Но я ничего не могу с этим поделать! Поэтому я не хочу ее больше видеть. Просто не хочу!

Пока я это говорил, я смотрел в одну точку на краю стола. Теперь я взглянул на брата. Он нахмурился и крепко о чем-то задумался. Как меня бесила эта его невозмутимость!

– Гм… – сказал он наконец. – Вот это да… – Он словно мысленно решал головоломку. Прошло секунд пятнадцать, прежде чем он отвис. – Боюсь, это будет сложно для нас всех… – Он почесал затылок.

– Сложно… – повторил я за ним машинально. Мое сердце все еще бешено билось, и я плохо соображал. – Так ты на меня не сердишься?

Гепард странно посмотрел на меня. Как бы сочувствующе и устало. Любит ли он на самом деле Водную Лилию? А ведь похоже, что не любит!

– Ты ее любишь? – спросил я, хоть и боялся услышать ответ.

– Это сложно, – уклончиво ответил он.

– Что тут может быть сложного? Да или нет?

– Скажем так… Я сблизился с Водной Лилией из-за тебя.

– Что?

– Ну, чтобы нам с тобой было что есть и где спать. Ты, как всегда, недогадлив, Рысь!

Я хотел спросить, любит ли она его. Но не решился. «Конечно, она его любит, – сказал язвительный голос в моей голове. – Как можно не любить такого, как Гепард! Стала бы она с ним встречаться, если бы он ей не нравился. Она звезда и может выбрать любого».

– Гепард… – спросил я охрипшим от напряжения голосом. – Почему ты никогда не злишься на меня и все мне прощаешь?

Он посмотрел на меня долгим взглядом, а затем сказал:

– Как я могу на тебя сердиться? Когда я смотрю на тебя, твоими глазами на меня словно глядит наша матушка.

Он отвернулся. Видимо, ему стало неловко от такого признания. Мы какое-то время помолчали.

– Так что будешь делать с подарком? – спросил он как бы между прочим, указав на коробку. – Если не отправишь обратно, значит ты его принял. А раз принял, то будет совсем по-свински не явиться к ним. В десять раз хуже, чем то, что ты сбежал с собеседования.

Я запустил пальцы в волосы и подпер голову руками. Мне совсем не хотелось решать это прямо сейчас.

Но тут к нам в дверь постучали. Заметив, что я в каком-то трансе, Гепард отворил дверь. Это был Носорог Колсби, из местных ремесленников. (Колсби был таким большим оборотнем, что едва проходил в нашу дверь. В зависимости от породы оборотни бывают крупными и не слишком – смотря от какого животного они произошли. Мы с братом, к примеру, не особо крупные. Хотя люди так не считают.) А пришел он сообщить удивительную вещь. Уже несколько дней подряд к нему приезжают люди из города, а иногда даже оборотни, и спрашивают «рубаху, как у Рыси Танэльса». Все хотят себе такие же рубахи!

– Но это еще куда ни шло, – сказал Носорог. – Они и амулеты, как у тебя, спрашивают.

Мы с братом подняли головы. Амулеты? Это было уже слишком. Для оборотней амулеты – не просто украшения. Это наша связь с предками и кланом. Чтобы не сбиться с пути, чтобы не забывать, кто ты. Нельзя было, чтобы люди их носили для развлечения.

– И что ты им сказал? – спросил Гепард.

– Да то и сказал, – ответил басом Носорог, – что амулеты каждый род делает для себя. Их никто не изготовляет на продажу. Но я не уверен, что кто-нибудь из менее честных ремесленников не сделает копии наших амулетов, чтобы содрать с людей денег.

Я нахмурился. Но тут мне пришла в голову одна мысль.

– Гепард, – сказал я брату, – что, если я схожу к Шанхольцам и попрошу их повлиять как-то на общественное мнение, чтобы люди не смели носить наши амулеты? Они смогут это сделать?

– Ну вот, кажется, ты начинаешь понимать, как устроено высшее общество. Думаю, у Шанхольцев достаточно влияния и связей, чтобы это осуществить.

«Что ж, наверное, все-таки придется учить их невоспитанную внучку», – подумал я с досадой. Сама судьба направляла меня в эту семью.

Глава 9

Тут, пожалуй, стоит пояснить кое-что о моем характере. С самого детства я чувствовал, что как-то не так воспринимаю мир, и особенно сказанное мне, нежели другие оборотни. Брат и его друзья, мои родственники и знакомые, наши родители – все они как будто общались с помощью зашифрованного языка. А я из него понимал только какую-то часть знаков. Остальную притворялся, что понимаю… С переменным успехом.

Часто мне казалось, что я не улавливаю сказанное между строк, само собой разумеющееся. Поэтому Гепард говорит, что я недогадливый, – в этом он прав.

Но у этой моей особенности есть другая сторона. Возможно, в каких-то ситуациях это может быть преимуществом. Ну то есть… Вот большинство разумных существ мыслят согласно установленным канонам (я эти каноны не до конца понимаю, поэтому не мыслю как они). А я не раз замечал, что мое мышление работает как-то иначе. Часто от этого мне бывало неловко. Как будто на тебя накатывает ноющее осознание собственной ненормальности. Но! Бывали ситуации, когда я предлагал какие-то идеи, а окружающие говорили, что это гениально, и не могли поверить, что я до этого сам додумался.

Например, еще когда мы жили в Алисси́и, при сильном урагане на дорогу повалило огромное дерево. Оно было очень прочной породы, и его было сложно распилить. Все ломали головы, как убрать дерево с дороги, ведь даже не было понятно, на чем его можно увезти, не распилив. А я сказал: «Так а почему бы не вырыть ров вдоль дороги размером с это дерево и не закопать его там?» Все пришли в восторг и сделали как я предложил. И таких историй было немало.

Но все-таки большую часть времени эта моя необычность меня беспокоила. Я часто думал: «А смогу ли я сойтись с этим оборотнем?», «А что, если я что-то не так пойму или странно себя поведу?».

Дело в том, что когда я веду себя странно, то я не понимаю, как это смотрится со стороны. Поэтому мне нужны существа вроде моего брата или Саниты, которые ко мне хорошо относятся, прощают мне чудачества и скажут, если я зайду слишком далеко. Я на них полагаюсь.

Такие мысли одолевали меня, когда я шел в назначенный час на обед к семейству Шанхольц. Еще я немного думал о Водной Лилии, хотя и старался выбросить ее из головы. Думал о том, что если она узнает, какой я на самом деле чудак, то точно не захочет меня больше видеть. Поэтому я не собирался давать ей шанс узнать меня получше.

Дверь у Шанхольцев мне открыла все та же горничная. Она была как-то более приветлива, чем в прошлый раз. Они все словно боялись меня спугнуть.

На этот раз меня не просто позвали на собеседование, а пригласили к обеду. Такое ощущение, что теперь не они меня, а я их оценивал, решая, подойдут ли они мне. Смех да и только.

На обед подали множество разных блюд и довольно сильно меня этим смутили. Я оборотень простой, чрезмерных изысков не понимаю. Ну то есть… У людей есть преклонение перед тем, что редкость. Если что-то является редким – например, какой-нибудь фрукт или овощ, – люди будут его друг другу дарить, подавать к столу на праздники и всячески нахваливать, даже если эта штука не слишком-то и вкусная.

Из всех блюд только два мне по-настоящему понравились: сырный пирог с какой-то пряной зеленью и запеченная с морковью рыба. Остальное было на вид и запах подозрительно, так что я ни к чему более не притронулся.

На обеде также присутствовали Тед и Грейс Шанхольц, родители Софи. Я уже смотрел на них через призму того, что о них рассказала Лили. Они правда оказались учтивыми и вежливыми. Много расспрашивали меня о времени, когда мы жили в Алисси́и. Я смотрел на них, и они почему-то напоминали мне о Водной Лилии, словно это она нас познакомила. От этой мысли мне становилось приятно.

Мари тоже была на обеде. При своих родных она была иной: больше была похожа на бабушку и члена семьи, чем на работодателя. После обеда она позвала меня «поговорить» в отдельную гостиную. Там она еще раз повторила, как ей неловко из-за поведения Софи. Спросила, может ли Софи передо мной извиниться. Я не возражал.

Привели Софи, которая на этот раз глядела спокойно и казалась вполне здравым ребенком.

– Софи, извинись перед господином Танэльсом за то, как некрасиво ты себя вела в прошлый раз, – сказала бабушка.

– Извините меня, пожалуйста, – сказала Софи, опустив глаза в пол. – Я больше никогда не стану себя так вести. – Она даже сделала реверанс.

«Вот может же она вести себя нормально, если захочет», – подумал я.

Софи тихонько села на диван с узором в каких-то золотистых кренделях и уставилась на свои лакированные, начищенные до блеска туфли. Видимо, ей было сказано впредь при мне вести себя хорошо и не болтать лишнего. Я, конечно, подозревал, что трудный ребенок так просто не исправится, но против нынешней Софи у меня возражений не было.

Мари снова озвучила просьбу преподавать Софи алисси́йский.

– Вы можете выбрать удобное для вас расписание, – сказала она. – Можете приезжать в первой половине дня или во второй – как хотите. Мы компенсируем вам расходы на дорогу. Кроме того, за каждый урок вы получите двести пятьдесят реалов.

Я, конечно, удивился, услышав такую сумму, Мне нужно полтора-два месяца работать подмастерьем в горной пустоши, чтобы столько заработать. А здесь это плата за всего лишь один урок! Мне, конечно, не терпелось сбросить с себя звание ни на что не годного младшего брата, но прежде я должен был заявить Мари о своем условии.

– Я соглашусь на одном условии, – сказал я.

– И что же это?

– После тех статей обо мне в газетах… – Я поежился при мысли о них. – В общем… теперь многие люди ищут в нашей части города такие же амулеты, как у меня. Я подумал, что вы знаете людей из прессы. Было бы правильно им растолковать через газеты, что эти амулеты для нас священны, и для нас будет оскорбительно, если их станут носить как бессмысленные безделушки. Вы можете как-то повлиять на общественное мнение?

Мари задумалась.

– Я могу вам обещать, господин Танэльс, что мы задействуем все связи, чтобы разъяснить это в прессе и в высшем обществе. Это я вам могу обещать. Но прислушаются ли к нам люди? Этого я не могу гарантировать.

Мне понравилось, что Мари не стала давать пустых обещаний, чтобы получить желаемое. У нее определенно был стержень. Как говорил отец, «не обещай того, что не полностью от тебя зависит».

– Хорошо, – сказал я. – Спасибо.

– Однако… раз уж мы говорим об условиях… – сказала Мари. – Думаю, я должна вас предупредить, хотя мне сперва казалось, что это мелочи.

Я нахмурился.

– Все учителя в нашем доме следуют устоявшемуся регламенту, – продолжила она. – Софи будет обращаться к вам «господин учитель» или «сэр», а вы к ней – «мадемуазель Софи» или просто «мадемуазель». Также в качестве отличительного знака учителя в нашем доме носят униформу: темно-синий пиджак с золотой вышивкой. Это дает прислуге и всем остальным понять, в качестве кого вы здесь работаете. Будете ли вы согласны выполнить эти условия? – Она беспокойно на меня посмотрела.

Я задумался. Придется носить человеческую одежду. Но, в принципе, надеть пиджак не проблема. Нужно было постараться ради денег и амулетов.

– Хорошо, я согласен, – сказал я. – А где мне взять этот пиджак?

– Наш портной его для вас изготовит к вашему следующему приходу. Мы можем прямо сегодня снять мерки.

Я кивнул.

– Ну что ж! – Мари торжественно потерла руки, покрытые паутинкой мелких морщинок. – Софи, с сегодняшнего дня господин Танэльс твой учитель алисси́йского, – сказала она, обращаясь к девочке. – Теперь ты должна к нему обращаться как к другим учителям. Ты поняла?

– Да-а-а, – нехотя потянула Софи, глядя куда-то в сторону и ковыряя носом отполированной туфли мягкий ковер в гостиной.

Так для меня началась совсем другая жизнь.

Глава 10

У меня не было опыта ни в преподавании, ни в воспитании детей. Однако, приступив к работе, я заметил, что транслирую своего отца и веду себя похожим образом. В воспитании нас с братом он был сух, строг и бескомпромиссен. Возможно, поэтому общение с ним мне тяжело давалось – я всегда предъявлял сам к себе слишком высокие требования (по словам окружающих). Если прибавить к этому строгость отца, получалось слишком тяжело – порой мне казалось, что я вот-вот переломлюсь под невидимым грузом.

То ли дело была мама. Она всегда относилась ко мне снисходительно и призывала не быть к себе слишком строгим. Объясняла мои промахи неблагоприятным стечением обстоятельств. Эти ее мягкие, полные нежности слова были для меня как бальзам на душу, и я ей охотно верил, хотя в глубине души знал, что это не так. Я заметил, что теперь брат чаще транслирует в общении со мной нашу мать, так как знает, что побичевать себя я и сам могу. В день, когда я получил работу у Шанхольцев и когда их портной снял с меня мерки, я встретился с Санитой в трактире, где познакомился с ней впервые. Она предложила отметить мое назначение за кружкой эля.

– Вот видишь, я же говорила, что ты получишь работу! И была права! – сказала она, радостно нахваливая свою прозорливость. – Вот сколько работ, кроме этой, ты отверг, скажи честно?

– Не знаю.

– Ну хоть приблизительно?

– Может быть, три. Или четыре…

– Ха! Говорила же, что работы будут сами тебя искать.

Я слегка улыбнулся уголком рта. Сложно было сказать, чему больше радовалась Санита: тому, что я получил работу, или тому, что она оказалась права.

– Но, Рысь, только, пожалуйста, приведи свои волосы в порядок. – Она сделала руками жест, имитирующий зачесывание волос назад. – Вот серьезно, с такой длиннющей челкой ты напоминаешь дикого яка. Портит первое впечатление о тебе. А первое впечатление – самое главное.

Я задумался. Почему меня все донимают с этой челкой? Однако же Шанхольцы взяли меня на работу, несмотря на нее. В то же время Водная Лилия захотела со мной познакомиться после фото в газете, где я был с убранными назад волосами. Если я хочу понравиться Лили, то лучше выглядеть так? А я хочу ей понравиться? Пришлось признать, что хочу! Только странно было об этом думать, сидя рядом с Санитой. Мне стало как-то совестно.

Я решил: ладно, чтобы все от меня отвязались, сделаю как они хотят. Мне было комфортнее и привычнее ходить с длинной челкой. Так я чувствовал какое-то расстояние между собой и людьми. Но если жизнь меня подталкивает к тому, чтобы изменить прическу, то так и быть!

– Хорошо, – тихо сказал я в ответ на тираду Саниты.

– Ловлю тебя на слове! – она уставила на меня указательный палец.

– Ладно.

На первом занятии с Софи, мы оба словно присматривались друг к другу. В каком-то смысле она была похожа на меня в детстве – как и меня, ее невозможно было «прочесть». Открытостью и понятностью здесь и не пахло.

«Как же со мной намучились родители, должно быть», – подумал я.

Но парадоксальным образом это делало меня подходящим для нее учителем – я не воспринимал ее как «сложную». Софи была мне уникально непонятна, и мне даже было интересно в ней разобраться.

Прежде всего мне нужно было понять, что ее побуждает учить алисси́йский. Если она старалась только ради спортивного интереса или потому, что так сказала бабушка, то это было плохо.

Я также попытался понять, насколько хорошо Софи говорит на алисси́йском. Для этого я у нее спросил, что она сегодня делала до того, как пришло время нашего занятия в 15:30 пополудни.

Софи отвечала нехотя, вальяжно, словно делала мне одолжение. Произношение у нее было очень хорошее. Но в словоформах она иногда делала ошибки. «Она всегда такая или за что-то мстит мне?» – подумал я. Но каким бы ни был ответ на этот вопрос, я не мог позволить, чтобы наши занятия проходили в таком ключе. Тогда я решил сделать неожиданный ход. Не думаю, что учитель, преподающий алисси́йский по учебнику, мог бы так поступить.

– Хорошо, мадемуазель Софи. Теперь я расскажу тебе алисси́йскую сказку. Ты пока внимательно слушай, а я в какой-то момент остановлюсь и скажу, что дальше делать.

– Да, господин учитель, – пробормотала себе под нос Софи.

– Эта сказка называется «Как Лисичка стала утренней звездой Авророй». – Софи скептически уставилась на меня исподлобья, подперев щеку маленькой пухлой ручкой. – Однажды, в стародавние времена, жили в Алисси́и в прибрежных горах старик со старухой, из оборотней. Родилась у них дочка, Лисичка. Жили они дружно и весело. Старик дни напролет рыбу ловил, старуха ткала ковры, а дочка их вышивала красивыми узорами пояса. Однажды решил старик пойти на гору Юн-тинь по дрова. «Не ходи ты лучше на Юн-тинь, – сказала ему старуха. – Там нечистая сила водится». Не послушал ее старик, так как на Юн-тинь было много старых, иссохших деревьев. Набрав дров, выдвинулся он уже в сумерках к дому. Тут ему на спину запрыгнула Ара́хна – это такая женщина-паук из алисси́йских преданий. Голова у нее как у человека, а тело как у паука. Размером она с десятилетнего ребенка. Арахна вцепилась в старика своими многочисленными лапами и говорит: «Неси меня, старик, к себе домой. Теперь мы с моими тремя дочерьми станем у тебя жить». «Но у меня дома дочь и жена», – взмолился старик. «Все равно неси! – приказала Арахна. – «Иначе сейчас тебя укушу, и ты от яда моего помрешь».

Тут я заметил, что Софи как-то позабыла о своем презрении и внимательно меня слушает. Я продолжал:

– Делать нечего, принес старик Арахну к себе домой. Дом у них с женой небольшой, каменный. Арахна еще и трех своих дочерей с собой жить позвала. Дочери ее тоже, хоть и малые, – страшные чудища: наполовину люди, наполовину паучихи. У младшей из них глаза не только на голове, но даже на ладонях и на пятках. Поняла Арахна, что дом старика слишком мал для них всех. Решила она сжить старуху со свету. Поняла это старушка-Лиса и говорит своей дочери: «Если меня не станет, найди на море берег потаенный. Там место необычное, волшебное. Волны там окрашены радугой, от камней отскакивают солнечные зайчики, а из ущелья, что на берег выходит, течет золотистая вода. Ты пей почаще из этого источника, и все будет хорошо». Через пару дней, воротившись домой, Лисичка не нашла матери – отравили ее Арахна с дочерьми. Сделала она как было велено – нашла на море берег потаенный и стала часто на него ходить. Сидит на берегу, солнечные лучики в пояса вплетает, золотистую водичку из источника пьет. Увидело ее тогда Солнце и залюбовалось. Смотрит и не может глаз оторвать. Позвало Солнце Лисичку замуж. Та согласилась и стала ему невестой. Прошло время, и Лисичка превратилась в дивную красавицу. Стройная, гибкая, в густыми рыжим волосами, да еще и пояса так вышивает, что загляденье! Стала Арахна ей завидовать – она сама чудище безобразное, да и дочери ее такие же. Сказала она свои дочерям: «Проследите за Лисичкой и узнайте, как у нее получается быть такой красивой и украшать так дивно пояса». Но Лисичка же не глупая, она к обеду дочерей Арахны накормит досыта, добавит в чай сонного зелья, а сама на потаенный берег уходит. Когда Арахна спрашивает дочерей, видели ли они что-нибудь, те отвечают: «Ничего подозрительного не видели. Лисичка нас вкусно накормила, напоила и спать уложила». Тогда Арахна попросила младшую дочь, у которой глаза на ладошках и пятках, остальные глаза сомкнуть, а те, что на руках и на ногах, не закрывать. Так та и сделала. Когда сестры уснули, видит младшая дочь Арахны своими лишними глазами, что Лисичка переоделась и прочь за дверь ушла. Поползла она тогда вслед за Лисичкой и увидела, как та на волшебном берегу сидит, солнечные лучики в пояса вплетает, из золотого источника пьет и все краше становится. А Солнце ей улыбается и своей невестой называет. Не выдержала младшая дочь Арахны, побежала сразу к матери и все ей рассказала. «Ах вот как!» – рассердилась Арахна. Поняла она, что Лисичка ее дочерей скоро совсем затмит, и решила от нее избавиться. Приказала она старику Лисичку, спящую, ночью в лодку отнести и от берега веслом оттолкнуть. Старику было жалко дочку, но очень он боялся Арахну – как бы та их всех ядом не отравила. Завернул он Лисичке немного сушеной рыбы на дорожку, отнес в лодку и оттолкнул ее с тяжелым сердцем от берега. Долго ли, коротко ли плыла лодка с Лисичкой по волнам. Когда та проснулась, была ночь, и в небе сияли звезды. Лисичка была посреди моря, и не было видно берега. Тут Месяц протянул к ней лучики. Лисичка за них ухватилась и поднялась по ним на сияющее небо. Шла она, шла по небу и набрела на красивый чертог, весь в серебре. В чертоге никого не было, но каменные столы и лавки были покрыты звездной пылью. Стала Лисичка наводить чистоту и вдруг слышит – кто-то идет. Она спряталась под большим столом в углу и поставила перед ним лавку. Вошли Месяц и его братья-звезды. «Здесь кто-то был. Посмотрите, как все сияет чистотой, – сказал Месяц. – Кто ты, незнакомец? Выходи! Коль девица ты, будешь мне женой». Лисичка вышла из своего укрытия и сказала: «Прости, Месяц, не могу быть тебе женой. Я с твоим старшим братом Солнцем обручена». – Сказав это, я невольно вздохнул. – Увидев Лисичку, Месяц залюбовался ее красотой. Он не хотел уступать ее Солнцу. «Не знаешь ли ты, где мой жених сейчас?» – спросила Лисичка. «Сейчас его время быть в небе», – ответил Месяц. Он придумал хитрый план, как сделать так, чтобы Лисичка забыла о Солнце. «Чтобы к нему попасть, тебе нужно пойти к нашей матери, Земле. Я тебя отведу». И он отвел Лисичку на край неба, где был паром до Земли. Причалив, они ступили на мягкую траву. Поодаль стоял маленький домик с дымоходной трубой, покрытый зеленью. Из дома вышла им навстречу старушка, мать-Земля. Обрадовалась она такой ладной невестке. А месяц снял свой звездный пояс и закинул его на дымоходную трубу. Когда Лисичка смотрела на небо, то видела звезды и думала, что Месяц пока дома, а значит, Солнцу еще не время возвращаться.

Тут я замолк.

– А дальше? – спросила Софи. – Что было дальше?

– А дальше я тебе расскажу историю полностью на алисси́йском. – сказал я. До этого я рассказывал Софи сказку в основном на человеческом языке, иногда вставляя алисси́йские обороты, которые она, скорее всего, знала.