Текст книги "Квантовая теология"

Иаков и Эсав

Особое, кульминационное положение среди этих братских конфликтов занимает столкновение между братьями-близнецами Иаковом и Эсавом. Причем этот конфликт возводится Писанием еще к материнской утробе: «И молился Ицхак Господу о жене своей, потому что она была бездетна, и Господь выполнил просьбу его, и зачала Ривка, жена его. И толкались сыновья в утробе, и она сказала: если так, то зачем же я? И сказал Господь ей: два народа во чреве твоем, и два народа из утробы твоей разойдутся, и народ от народа крепнуть будет, и больший будет служить младшему. И настало время ей родить: и вот, близнецы во чреве ее. И вышел первый: красный, весь как плащ волосатый; и нарекли ему имя Эсав. А потом вышел брат его, держась рукою за пяту Эсава, и наречено ему имя Иаков» (Бытие, 25.21–26).

Итак, у Иакова-Израиля не просто был брат, но брат, который по естественному праву как раз и должен был стать отцом избранного народа.

Комментаторы уделяют много внимания вопросу, почему Всевышний благословил младшего – Иакова. Между тем этому вопросу должен был бы предшествовать другой, а именно: зачем Всевышний вообще расщепил избрание? Зачем Он зародил двойню, а не одного ребенка, как это происходит обычно?

Как понимать, что у уникального, неповторимого избранника имелся близнец? Что вообще значит «близнец»? Какова социальная и психологическая природа этого явления?

Как отмечают психологи, взаимоотношения близнецов отличаются от взаимоотношений других братьев и сестер. Они разнятся, во-первых, сильным взаимным соперничеством и, во-вторых, чрезвычайной взаимной зависимостью. Спаренность близнецов в определенном смысле сродни брачной. Близнецы ощущают себя частью друг друга – хотят они этого или не хотят.

Эсав и Иаков были близнецами разнояйцевыми, это означает, что они не были отягощены дополнительным внешним сходством, но зато во всей полноте выявили те природные особенности, которые влечет возрастное тождество. Как пишет американский психолог Аллан Фромм: «При появлении первых различий в способностях и характере разнояйцевых близнецов мы невольно пробуем разделять их и почти неизбежно оказываем предпочтение одному из них. Вот тогда-то и возникает между близнецами соперничество – но с каким трудом и с каким комплексом вины! Каждый близнец знает, чего мы ждем от него: он должен жить в согласии с другим. Взаимозависимость близнецов сильно страдает именно из-за скрытой враждебности, какую они испытывают друг к другу. Взаимоотношения эти к тому же нередко неверно оцениваются окружающими, которые видят в них признак верности и любви друг к другу, тогда как на самом деле каждый близнец просто чувствует себя в отсутствие другого как бы половинкой личности. Хотя это обстоятельство и учит их жить в согласии и не расставаться, ни один из них не может порадоваться независимости и самостоятельности» [71, с. 25].

Итак, братья, связанные единым актом рождения, особенно если их воспитание было типичным для такого случая, обречены на присутствие у них сложных специфических комплексов. А воспитание Эсава и Иакова было в этом отношении именно «типичным»: «Ицхак любил Эсава… а Ривка любила Иакова» (Бытие, 25.28).

Однако ситуация в действительности еще сложнее. Двойник – это, в сущности, враг, это тот, кто посягает на самое сокровенное в нас. Мы хорошо помним историю «Железной маски» – историю, когда один из близнецов правил великой страной, а другой был лишен лица и томился в тюрьме. Эти близнецы не могли сосуществовать рядом, один вынужден был уничтожить другого. Но в действительности это не редкий, исключительный случай, а пример некоего общего правила, общего проклятия.

Французско-американский исследователь Рене Жирар пишет в своей книге «Насилие и священное»: «Во многих первобытных обществах чрезвычайный страх внушают близнецы. Иногда уничтожают одного из них, чаще – и того, и другого. В этом есть загадка, давно испытывающая догадливость этнографов… Мотивы, заставляющие людей уничтожать кого-то из своих детей, безусловно, дурны, но легковесными они быть не могут. Между близнецами нет ни малейшего различия в плане культурного порядка, и часто есть чрезвычайное сходство в плане физическом. А там, где отказывает различие, – там возникает угроза насилия. От биологических близнецов очень недалеко до близнецов социальных, начинающих множиться, как только начинается кризис различий. Поэтому не нужно удивляться, если близнецы вызывают страх: они напоминают и словно возвещают главное бедствие всякого первобытного общества – неразличимость в насилии» [72, с. 73].

Иными словами, там, где отсутствует различие, зарождается рознь, и близнецы являются эмблемой этого общего правила. В браке различия столь велики, что они стабилизируют пару, половая асимметрия порождает продуктивную дополнительность. Но там, где радикальных различий нет, где двойники претендуют быть одной и той же личностью, там открыт путь к вражде.

Однако близнецы могут прийти к исключительно тесному сотрудничеству, если сумеют добиться отчетливого различия. Они способны прийти к отношениям дополнительным, и если это произойдет, тогда союз их будет крепок как никакой другой. Такова «природа» этого явления, взаимоотношений близнецов.

Но если Всевышний зародил во чреве Ривки два плода, то, следовательно, Он желал как-то использовать эту природу, каким-то образом желал подчеркнуть через нее Свой замысел.

Итак, в том, что у избранника Всевышнего – Израиля – имеется брат-близнец, таится глубокая духовная тайна. Теперь остается только добавить, что традиционный иудаизм в своем «фольклорном» сознании отождествляет Эсава… с христианской Церковью!

Прямыми потомками Эсава являются эдомитяне, которые во II веке до н. э. были обращены в иудаизм царем Иохананом Гирканом. Однако вскоре после этого мудрецами Талмуда имя Эдом было присвоено Римской империи. Рим – и только он – с некоторых пор стал ассоциироваться в еврейском мире со словом «Эсав». Когда же Римская империя распалась, а на ее месте образовалась общность христианских народов, то имя Эдом, по существу, закрепилось в еврейской традиции за христианской цивилизацией.

Многие еврейские авторы по-разному объясняли эту преемственность Эсава с Римом. Р. Давид Кимхи (Радак) настаивает на этнической связи римлян и эдомитян. Рамбам и Абрабанель считали, что внук Эсава, Цафо, правил там, где впоследствии образовалась Римская империя. Р. Авраам Ибн-Эзра считал, что эдомитяне-иудеи были в числе первых распространителей христианства, и именно они обратили Рим в христианскую веру. Однако в любом случае важно подчеркнуть, что под Эсавом (Эдомом) в еврейской традиции понимается не только и не столько «этнос», сколько «этос». Эдом – это прежде всего духовная религиозная община.

Например, в предисловии к книге пророка Овадии Абрабанель пишет: «Ты должен знать, что не только земли Эдома, граничащей с землей Израиля, касается это пророчество, но и народа, который вышел из нее и распространился во всем мире, и в наше время это христианский народ – он потомок Эдома» (Абрабанель. Предисловие к книге «Овадья»).

В своем комментарии к этой же книге р. Меир Лейбуш бен Йехиэль Михаль (Мальбим) поясняет, что, после того как в Римской империи распространилась христианская вера, «все придерживающиеся этой религии стали именоваться Эдом».

Итак, хотя понятие «Эдом» достаточно широкое и может подразумевать самые различные аспекты культуры и цивилизации, возникших на руинах бывшей Римской империи, в узком значении слова «Эдом» – это «христианский народ», христианская община, церковь.

Поэтому, рассмотрев, как еврейская традиция воспринимает Эсава, мы поймем, как она воспринимает Церковь.

Традиция последовательно демонизирует брата Иакова. Так, слова Всевышнего, обращенные к Аврааму, «в доброй старости будешь ты погребен» (Бытие, 15.15)Раши поясняет следующим образом: «Ты увидишь, как Ишмаэль вернется к Всевышнему, но как твой внук Эсав пойдет дурным путем – ты не увидишь». Комментируя стих «И было, после смерти Авраама…» (Бытие, 25.11), тот же Раши сообщает, что Авраам не соглашался благословлять Ицхака, предвидя, что от него произойдет Эсав.

Если Эсав возвращается «с поля усталый» (Бытие, 25.29), то, значит, усталый «от кровопролития». Даже то, что Ривка больше не рожала и осталась бесплодной, Мидраш объясняет происками Эсава, нарочно повредившего ее чрево во время внутриутробных потасовок с Иаковом. Каббала, в свою очередь, признает Эсава духовным патроном демонического мира.

Однако той же традиции знаком и альтернативный подход. Рождение близнецов книга Зогар признает судьбоносным: «Поскольку Иаков – близнец Эсава, Тора дана была в месяце, знак которого Близнецы».

Тот же Зогар сообщает, что продажа первородства за похлебку не была сиюминутной данью чревоугодию, но что эта сделка явилась результатом длительных переговоров. По сути, это означает, что Иаков годами донимал брата просьбами уступить ему первородство, и тот однажды, возможно, даже не совсем всерьез, согласился на это.

Вероятно, ни один суд в мире не признал бы подобную сделку правомочной, и когда Иаков обманом получил причитавшиеся брату благословения, Эсав сказал, что Иаков «обманул его дважды» (27.36). Однако при этом он все же не попытался аннулировать соглашение, что свидетельствует о его порядочности. Более того, он даже не пожелал отнять у Иакова украденные благословения. Он лишь сказал: «Неужели, отец мой, одно благословение у тебя? Благослови и меня, отец мой!» (27.39). В порыве гнева Эсав, правда, пожелал убить Иакова, но потом он чистосердечно простил его, и когда через много лет после бегства Иакова в Месопотамию братья вновь встретились, они оба плакали друг у друга на груди. Комментаторы признают, что чувства Эсава были в эту минуту вполне искренними (см., например, комментарии Сфорно на Бытие, 33.4). При этом Иаков сказал Эсаву: «Я увидел лицо твое, как увидел лицо Божие, и ты был благосклонен ко мне» (33.1–11). Рав Авраам Ицхак Кук пишет по этому поводу: «„Видел я лицо твое, как лицо Божие (ангела)“ – так сказал про Эсава Иаков, человек истины и простоты. И его слова не останутся напрасны» (р. Авраам Ицхак Акоэн Кук. Послания. Арайя, 112).

Из того, что рассказано в Торе, мы видим, что Эсав наделен положительными чертами: он предан отцу, он верен данному слову, он умеет уважать чужие интересы, и, наконец, он ценит братские отношения. В отличие от моавитян и аммонитян, Тора позволяет эдомитянам входить в «общество Господне» и провозглашает при этом: «Не гнушайся эдомитянином, ибо он брат твой» (Втор., 23.8). Сам факт массового обращения эдомитян в иудаизм во II веке до н. э. также говорит о многом.

Традиция считается с этим. Так, Эсав не объявляется порочным по своей природе. Наоборот, Раши утверждает (Бытие, 32.23), что если бы Иаков решился дать в жены Эсаву Дину, то тот исправился бы. А Мальбим на стих (27.3)говорит, что, по плану Ицхака, потомки Эсава и Иакова должны были стать одним народом, в котором сыны Иакова выполняли бы функцию священников, а сыны Эсава заботились бы о хозяйстве и безопасности.

Комментируя историю о том, как Эдом «не согласился позволить Израилю пройти через границу его» (Числа, 20.14–21), Раши утверждает, что по первоначальному замыслу Всевышнего и Иаков, и Эсав должны были вместе сойти в Египет. В конце концов, эта миссия была возложена исключительно на Израиль, однако при этом Эсав все же мог бы разделить труд своего брата, если бы дал ему пройти через свою землю.

Согласно Мидрашу, голова Эсава погребена в пещере Махпела вместе с праотцами еврейского народа, а тем самым европейский рационализм как бы удостаивается высочайшего «фольклорного» признания.

Наконец, рабби Нафтали Цви Иегуда Берлин (Ханацив) из Воложина (1817–1893) в своем комментарии к Торе «Хаэмек давар» (на слова «и плакали», Быт., 33:4)пишет: «То, что они плакали оба, учит тому, что также Иаков проникся в тот час чувством любви к Эсаву. И так же в последующих поколениях: когда потомки Эсава в чистоте духовной признают семя Иакова и величие его, тогда и мы признаем Эсава, потому что он брат наш».

В последние десятилетия Эдом стал ассоциироваться в еврейском мире не только с Римом, не только с Церковью, но и вообще со всей европейской культурой, которую евреи так или иначе ценят. Действительно, ортодоксальный иудейский мир не только пользуется благами демократии и технического прогресса, он сознает свою сопряженность с европейской цивилизацией и обычно вспоминает в этой связи слова Ицхака: «голос Иакова, руки Эсава» (Бытие, 27.22), то есть вера – Иакова, технологии – Эсава.

Как бы то ни было, никто не станет отрицать, что Эсав появился на свет от провиденциального брака, появился как плод молитвы («И молился Ицхак Господу о жене своей», 25.21–23). Эсав явился в мир по воле Создателя, за ним стоит безусловная моральная и духовная сила. Более того, Иаков и Эсав вместе произошли от Ицхака, который считается принесенным в жертву своим отцом (во всяком случае, пепел того всесожжения, которому подвергся овен, считается пеплом самого Ицхака). Оба брата-близнеца происходят из одного посвященного Богу источника, оба они, произошедшие из этой чистой жертвы, наделены одинаковым духовным потенциалом.

Как бы то ни было, с формальной точки зрения еврейская община считает христианскую общину братской, близнецовой общиной. И какой бы негативной репутацией ни пользовался Эсав в иудейской традиции, из тех цитат, которые я привел, видно, что отношение к нему, в принципе, неоднозначно и способно меняться. Братья-близнецы могут переживать по отношению друг к другу всю гамму чувств, от испепеляющей ненависти до самоотверженной любви. Но об одном сказать можно вполне определенно: они связаны одной судьбой.

Таков в целом «фольклорный» иудейский взгляд на проблему взаимоотношения Израиля и Церкви, таков взгляд с «берега» бытия.

И все же это лишь один план еврейского взгляда – «гуманитарный», «агадический». Не менее важно рассмотреть также и план «галахический», а именно: понять, как евреи могут воспринимать христиан на религиозно-практическом уровне.

Дозволенное идолослужение

Иногда иудеи утверждают, что христианство – это идолослужение. Взгляд этот основывается на постановлениях Рамбама, который достаточно благосклонно относился к исламу, но христианство относил к язычеству. Так, в Первой Мишне «Авода Зара» говорится о том, что еврею запрещено вступать в торговые сделки с идолослужителями за три дня до их праздников. Далее устанавливается, что за пределами Эрец-Исраэль запрет ограничивается самим днем праздника. Комментируя эту Мишну, Рамбам пишет: «Христиане – это идолослужители, праздники их запрещены, и на все их обычаи падают запреты Торы относительно идолослужения, а потому запрещено вступать с христианами в сделки в воскресенье» (аналогичное высказывание приводится им в «Сильной руке», Законы идолослужителей, 9:4).

Однако тот, кто хочет в своем отношении к христианству опираться на выводы Рамбама, должен принять во внимание два обстоятельства. Во-первых, важно отдавать себе отчет, что, основываясь на тех же критериях, Рамбам относил к «идолослужению» не только христианство, но и… каббалу. В частности, что он имел в виду именно каббалу, когда писал: «Так что знай, что, пока ты веришь в антропоморфизм или приписываешь Ему какое-либо из телесных состояний, ты вызываешь ревность, гнев и распаляешь огонь ярости, ты – ненавистник, враг и противник гораздо более тяжкий, чем идолопоклонник» (Рамбам. Путеводитель заблудших, гл. 36).

В «Сильной руке» он относит к еретикам, которые «не имеют удела в мире грядущем», тех, «кто утверждает, что существует единый Владыка, считая Его при этом телесным и имеющим облик», и тех, «кто утверждает, что Он не один… но звезды или планеты приданы Ему, чтобы быть посредником между ним и Всевышним» (Рамбам. Сильная рука. Законы покаяния, 3.7). Если вторая часть этого определения относится к «соучастному идолослужению», и в этом смысле – к христианам, то первая – именно к каббалистам. Чтобы убедиться в этом, достаточно открыть стандартное издание «Сильной руки», сопровождаемое комментариями знаменитого каббалиста Раавада (рабби Авраам бен Давид из Поскьеры), и убедиться, что этот выпад он принимает именно на свой счет. Раавад пишет: «Почему он назвал такого человека еретиком? Ведь многие более достойные, чем он, придерживались такого образа мыслей».

Таким образом, тот, кто привлекает авторитет Рамбама для дискредитации христиан, должен сознавать, что в одной с ними компании оказываются также и вполне ортодоксальные евреи.

Но главное даже не это, а то, что мнение Рамбама о христианах не является общепринятым в иудаизме. Согласно подходу большинства законоучителей («ришоним»), христианство язычеством не является. Галаха Рамбама никогда не была принята в Европе, где евреи испокон веков торговали с христианами по воскресеньям. Так (в комментарии к уже упомянутой Первой Мишне трактата «Авода Зара»), в отношении торговых сделок с христианами по воскресеньям р. Менахем Амеири пишет: «В наше время нет ни одного человека, который бы подпадал под запрет (торговли), даже в сам день празднества… потому что сейчас нет того идолослужения и для этой торговли нет никакого препятствия».

Кроме того, в Европе евреи также всегда признавали произносимую христианами клятву. В Шулхан Арух (Орех Хаим, 166), где говорится, что клятву идолослужителя принимать нельзя, оговаривается, что клятва христианина в конечном счете имеет в виду Творца неба и земли, а потому приемлема.

Более того, до эпохи крестовых походов, когда начались массовые еврейские погромы, многие раввины позволяли пить вино, изготовленное христианами [73, с. 149]. Раши, правда, этого не разрешает, но как раз с оговоркой, что «народы нашего времени не подпадают под определение идолослужителей». Он поясняет, что евреи должны избегать пить христианское вино, но не из опасения выпить идоложертвенное, а для того, чтобы избежать излишнего сближения с иноверцами, которое может завершиться свадьбой (Раши. Сборник вопросов и ответов, 327).

В наше время отношение к христианству в этом плане не изменилось. Так, рав Герцог, бывший главным раввином Израиля в пору провозглашения его независимости, в своей книге «Законы Израиля в соответствии с Торой» пишет: «Не следует забывать, что они (христиане) имеют представление о Творце мира, хотя представление это и не вполне чисто. По моему мнению… исчерпывающей здесь следует принять позицию гаона рабби Зеева Вульфа Галеви Басковича, постановившего, что сыновья Ноаха не предупреждены относительно „соучастного идолослужения“… „Соучастное идолослужение“ – это богослужение, которое, с одной стороны, обращено к безначальному единому Богу, Творцу неба и земли, а с другой – присоединяет к нему силы телесные или какую-либо из природных сил, или человека, который их воображением поставлен на божественную высоту, но так, что первый признается основой, а второй – производным. Даже если это является идолослужением для евреев, так что они подлежат за него смертной казни или смерти по воле небес, для сыновей Ноаха в этом нет ничего запретного… Христиане нашего времени, даже католики, не являются идолослужителями» (р. Герцог. Законы Израиля в соответствии с Торой. 17–19).

Итак, мы видим, что, согласно Устной Торе, «соучастное идолослужение» народам не возбраняется. Однако если принять во внимание, что, согласно вере иудаизма, Всевышний сам лишил народы Своего непосредственного водительства, что Он осуществляет его посредством ангелов, то резонно задаться вопросом: а не является ли «соучастное идолослужение», апеллирующее к «промежуточным звеньям» как к посредникам, не только дозволенным для народов, но и вообще предустановленным для них свыше?

Иудаизм считает, что если Израиль управляется самим Всесвятым, то народами Он управляет с помощью ангелов-хранителей, то есть посредников.

Так, рабби Моше Хаим Луцатто пишет: «В час, когда мир разделился, поставил Святой, благословен Он, семьдесят служителей из рода ангелов, чтобы они были назначены над этими народами, смотрели бы за ними и надзирали бы над их делами. Таким образом, Всевышний осуществляет над этими народами только общий надзор. Ангел же, назначенный над народом, будет осуществлять над ним частный детальный надзор силой, которую передал ему Господин» (Р. Моше Хаим Луцатто. Путь Творца. II, 4.8).

Но не является ли тогда обращение нееврея к посреднику даже более соответствующим замыслу Творца, нежели прямое обращение к Нему? Ведь если Израиль специально отделен Им для Себя в качестве святого, то разве не естественно ли было оставить будничное в некоторой мере связанным с природой?

Правда, есть мнение, что «соучастное идолослужение» даже хуже обычного, так как для того, кто признает Единого Бога, наделение Его свойствами других существ является проявлением гордыни. Например, подобное мнение высказывается в «Тании» (гл. 24).

Но даже если в каких-то случаях это и так, христианство явно руководствуется другим, причем вполне «кошерным» принципом, предлагаемым той же «Танией» (гл. 31): «Покорение стороны „ситра ахора“ происходит в соответствии с тем, что ей свойственно и подобно ей. Как сказали мудрецы: „Топор (то есть рукоятку его) берут из леса, который им же срубают“».

Действительно, христиане вовсе не настаивают на том, что «вочеловечивание» Бога исходно необходимо, связывая его с так называемым «счастливым грехом» (felix culpa) Адама, «счастливым» в том смысле, что именно этот грех дал им их любимого Посредника. И иудаизм вполне способен оценить это общее положение как признак, сближающий позиции двух религий.

Нельзя сказать, что вопрос причины воплощения Сына однозначно решен христианской теологией. Отцы церкви им напрямую не задавались. В Средние же века мнения богословов разделились. Например, Дунс Скотт считал воплощение главной целью творения, не зависящей от грехопадения. «Если бы грехопадение было причиной пришествия Христа, из этого следовало бы, что величайшее дело Божие было только случайностью» [74].

Фома Аквинский склонялся к обусловленности воплощения первородным грехом. В «Сумме теологии» он пишет: «Хотя Господь мог воплотиться и без появления греха, все-таки более верным представляется то, что, если бы человек не согрешил, Господь бы не воплотился, ибо в Священном Писании указывается только одна причина Воплощения – грех первого человека…» [74].

Следует отметить, что эту причину остро чувствовали постоянно соприкасавшиеся с язычеством отцы церкви. Так, папа Григорий Великий (540–604) учил, что Всевышний принял человеческий облик для того, чтобы приманить дьявола. Не ожидая встретить в человеке Бога, падший ангел «клюнул на живца» – и попался. Предельно четко формулирует эту идею епископ Кирилл Иерусалимский (315–387): «Когда ложно стали поклоняться человекообразному, как Богу, тогда Бог действительно соделался человеком, чтобы истребить ложь» [75, с. 52].

Итак, по мысли церкви, «посредник» явился для того, чтобы стать «приманкой» язычникам. Тем самым христианство невольно признает, что имеет языческую фактуру, хотя и воспринимает ее как вынужденную меру. В контексте именно этой доктрины формировался и христианский культ: древняя Церковь сознательно использовала национальные языческие обычаи и обряды для того, чтобы наполнять их новым содержанием, одновременно вытравляя старое. Например, пасхальное песнопение «смертию смерть поправ» взято из дионисийского культа («Топор берут из леса, который им же срубают»).

Повторяю: противоположный подход, согласно которому воплощение Сына не связано с грехопадением и является безусловной целью миротворения, признается Церковью допустимым. Но подход этот не имеет основания в Новом Завете, он чисто спекулятивен и с головой выдает свой эллинистический корень. Бонавентура (1221–1274), сравнивая этот подход с представлением о воплощении, вызванном грехопадением, заключает: «Оба (мнения) по различным причинам порождают в душе преклонение: первое созвучнее доводам разума, однако второе более отвечает благоговению веры. Правильнее было бы полагаться на прямые свидетельства Священного Писания, а не на законы человеческой логики» [74].

Итак, иудаизм может принять во внимание, что Церковь не обольщается на свой счет и она способна признать, что практикует «соучастное идолослужение», а не «чистый монотеизм». Однако она совершает это вынужденно, идя навстречу сознанию народов и преображая это сознание изнутри. Но тем самым она делает свое поклонение приемлемым для Всевышнего, спасает «национальные культуры». С одной стороны, сбылось пророчество: «Господи… к Тебе придут народы от краев земли и скажут: только ложь наследовали наши отцы и то, в чем никакой нет пользы» (Иерем, 16.19), а с другой – полностью сохранилась национальная самобытность. Таким образом, «нечистое» преображается в «будничное».

В пользу «соучастного идолослужения» говорит также и негативный опыт «чистого монотеизма», провозглашенного Мухаммедом. Когда сравниваешь сегодня этот «чистый монотеизм» с язычеством, невольно задумываешься: а не лучше ли было его приверженцам оставаться в прежнем заблуждении? Невозможно отказаться от мысли, что лекарство оказалось хуже самой болезни.

А ведь если принять во внимание взгляд иудаизма на ангелов – хранителей народов, то тогда все, происходящее сегодня с исламом, покажется вполне закономерным. В самом деле: если в отличие Израиля, управляемого самим Всесвятым, народы управляются ангелами, то что тогда может произойти с народом, который дерзновенно захочет уподобиться в этом евреям и пожелает управляться непосредственно Всевышним? Разве не ожидаемо, что он заменит Тору своим источником, а не станет считаться с ней как с источником «предшествующим»? Но главное – разве можно быть уверенным, что этот его источник принадлежит действительно Всевышнему, а не ангелу? Разве не естественнее было ожидать, что тот народ, который, минуя своего ангела, напрямую попытается установить контакт с Богом, до Бога на самом деле не доберется, а примет за Него своего ангела?

То, что предрассудок (но не Галаха) вменяет христианам в грех, а именно: то, что они поставили между собой и Всевышним посредника, – на самом деле является смирением, которое спасает эту религию в глазах самого же иудаизма и открывает для него дополнительную возможность диалога.

И тут мы приблизились к самому болезненному вопросу, с точки зрения иудаизма, а именно: об отношении к личности Иисуса.