Текст книги "Затерянный мир. Отравленный пояс. Когда мир вскрикнул (сборник)"

Глава III
Он абсолютно невыносимый человек

Опасениям (или надеждам) моего друга не суждено было сбыться. Когда я пришел к Генри в среду, меня ждало письмо с почтовым штемпелем Западного Кенсингтона, на котором почерком, скорее напоминавшим завитки колючей проволоки, было нацарапано мое имя. Содержание письма было следующим:

«ЭНМОР-ПАРК, ЗАПАДНЫЙ ЛОНДОН

Сэр, я своевременно получил ваше письмо, в котором вы утверждаете, что разделяете и поддерживаете мои взгляды, хотя они не нуждаются ни в вашей, ни чьей-либо еще поддержке. Вы соизволили употребить слово „рассуждения“ относительно моих утверждений о сути дарвинизма, и я хотел бы обратить ваше внимание на тот факт, что это слово в данной связи является в некоторой степени оскорбительным. Контекст вашего письма, впрочем, убедил меня, что вы употребили его скорее из-за невежества и бестактности, чем по злому умыслу, и поэтому я согласен не обращать на это внимания. Вы процитировали отдельную фразу из моей лекции, и у вас, видимо, есть проблемы с ее пониманием. Я склонен полагать, что не уловить значения сказанного мог только крайне неразвитый человек, но если фраза действительно нуждается в каких-то пояснениях, я готов встретиться с вами в указанное время, хотя любого рода посетители для меня чрезвычайно неприятны. Что же касается вашего предположения о том, что я мог бы пересмотреть свое мнение, то я хотел бы вам заметить, что не в моих правилах делать это после взвешенного изложения сложившейся у меня точки зрения. Убедительно прошу вас, когда придете, показать конверт этого письма моему слуге, Остину, поскольку ему приказано предпринимать все меры предосторожности, чтобы оградить меня от этих назойливых жуликов, именующих себя журналистами.

С уважением,

Джордж Эдвард Челленджер».

Это письмо я и прочел Тарпу Генри вслух – он специально пришел пораньше, чтобы узнать, чем закончилось мое рискованное предприятие. Реакция его оказалась для меня несколько неожиданной:

– Говорят, что недавно открыли средство для быстрого рассасывания синяков, которое действует даже лучше, чем арника[26]26
  …арника… – Род многолетних трав семейства сложноцветных. Некоторые из них используются в медицине как кровоостанавливающее средство. (Коммент. канд. филол. наук доцента А. П. Краснящих)


[Закрыть]; называется «кутикура» или что-то в этом роде. – Некоторые люди обладают довольно своеобразным чувством юмора.

Я получил письмо в половине одиннадцатого, но такси доставило меня на встречу почти вовремя. Автомобиль остановился перед внушительным особняком с портиком; тяжелые дорогие занавески на окнах также свидетельствовали о том, что этот грозный профессор был человеком состоятельным. Дверь открыл странный смуглолицый сухой человек неопределенного возраста, одетый в темную кожаную куртку, как у пилотов, и коричневые краги, тоже кожаные. Позднее я узнал, что это шофер, выполнявший к тому же обязанности дворецкого вместо целого ряда своих сбежавших предшественников. Слуга испытующе оглядел меня голубыми глазами с ног до головы.

– Вас ожидают?

– У меня назначена встреча.

– Письмо с вами?

Я протянул ему конверт.

– Все верно! – Похоже, человек он был немногословный.

Когда я следовал за ним по коридору, меня внезапно перехватила миниатюрная женщина, появившаяся из-за двери, ведущей, видимо, в столовую. Это была привлекательная, живая леди с темными глазами, с внешностью скорее французского, чем английского типа.

– Одну минутку, – сказала она. – Подождите нас, Остин. Пройдите сюда, сэр. Могу ли я спросить вас: вы встречались с моим мужем ранее?

– Нет, мадам, не имел чести.

– Тогда я заранее прошу у вас извинения. Должна сказать вам, что он совершенно невыносимый человек – абсолютно невыносимый. Я хочу предупредить вас об этом, чтобы вы были подготовлены и смогли принять это во внимание.

– Мадам, это весьма предусмотрительно с вашей стороны.

– Быстро покиньте комнату при малейшем намеке у него на приступ ярости. Не ожидайте, пока у вас с ним начнется спор. Несколько человек от этого уже пострадали. После такого, к тому же, обычно разгорается общественный скандал, который бросает тень на меня и всех нас. Надеюсь, ваша встреча не связана с Южной Америкой?

Я не мог солгать даме.

– Господи! Это самая опасная из всех возможных тем. Вы не поверите ни единому его слову – и, честно говоря, я этому не удивлюсь. Но только не признавайтесь ему в этом, иначе он придет в бешенство. Сделайте вид, что вы поверили, и тогда, Бог даст, все и обойдется. Помните, что сам он твердо верит в то, о чем говорит; в этом вы можете не сомневаться. Профессор Челленджер исключительно честный человек, таких еще поискать. А теперь идите, а то он может что-то заподозрить. Если почувствуете, что он становится опасен, – по-настоящему опасен, – звоните в колокольчик и до моего прихода держитесь от него подальше. Даже в самых критических ситуациях мне, как правило, удается обуздать его.

С этими ободряющими словами женщина передала меня молчаливому Остину, который в течение нашего короткого разговора благоразумно ожидал в отдалении, стоя неподвижно, как бронзовая статуя, после чего проводил меня в конец коридора. На стук в дверь донесся какой-то бычий рев, и я оказался лицом к лицу с профессором.

Он восседал на вращающемся кресле за широким столом, заваленным книгами, картами и графиками. Когда я вошел, Челленджер резко крутанул кресло и повернулся ко мне лицом. От его вида у меня перехватило дыхание. Я ожидал встретиться с по-своему странным человеком, но не настолько подавляющей внешности. Больше всего поражали его габариты – габариты и величественная осанка. Голова у него была просто громадной, я таких еще никогда не видел. Держу пари, что, если бы я когда-либо рискнул надеть его шляпу, она накрыла бы меня полностью, по самые плечи. Лицо и борода Челленджера вызывали у меня ассоциации с ассирийским быком[27]27
  …ассирийским быком… – Среди множества ассиро-вавилонских богов быки занимали особо почетное место. Обычно их изображали с крыльями и человеческой головой, украшенной огромной волнистой бородой. (Коммент. канд. филол. наук доцента А. П. Краснящих)


[Закрыть]: лицо раскраснелось, а иссиня-черная борода в форме широкой лопаты волнами спускалась на грудь. Прическа была необычной: на массивном лбу лежала прилизанная изогнутая прядь. Из-под густых черных кустистых бровей смотрели серо-голубые глаза; взгляд их был ясным, испытывающим, очень властным. Над столом также виднелись огромные плечи и широкая, как бочка, грудь; картину дополняли две здоровенные руки, покрытые длинной черной шерстью. Все это в сочетании с ревущим грохотом его голоса и составили мое первое впечатление о пресловутом профессоре Челленджере.

– Итак? – сказал он, смерив меня надменным взглядом. – Что теперь?

Мне не следовало сразу раскрывать свой обман, в противном случае на этом бы наш разговор и завершился.

– Вы были настолько любезны, что назначили мне встречу, сэр, – робко сказал я, протягивая конверт его письма.

Профессор посмотрел на него и положил на стол перед собой.

– А, так вы тот самый молодой человек, который не знает простого английского языка? Но, насколько я понимаю, мои общие рассуждения вы все-таки соизволили одобрить?

– Полностью, сэр, полностью! – с жаром откликнулся я.

– Слава Богу! Теперь мои позиции можно считать нерушимыми, не так ли? Ваш возраст и внешний вид делают такую поддержку ценной вдвойне. Но вы, по крайней мере, все же лучше, чем это стадо свиней в Вене, чье дружное хрюканье, впрочем, не более оскорбительно, чем отдельные попытки какого-то английского борова. – Сейчас, глядя на меня, он и сам очень напоминал одного из представителей этого вида животных.

– Видимо, они действительно повели себя с вами отвратительно, – сказал я.

– Уверяю вас, что я в состоянии сам постоять за себя и не нуждаюсь в чьем-либо сочувствии. Если спину надежно прикрывает стена, то для Джорджа Эдварда Челленджера нет большей радости, чем остаться один на один с противником. Ладно, сэр, давайте-ка сделаем все возможное, чтобы побыстрее завершить этот ваш визит, который вряд ли может быть приятным для вас и является исключительно раздражающим для меня. Насколько я понимаю, предполагается, что у вас были какие-то комментарии относительно некоторых положений, высказанных в моем докладе.

Жесткая прямота в его манере разговора очень осложняла дальнейшее увиливание, но я должен был продолжать вести свою игру и ждать удобного случая. Со стороны это выглядело довольно простой задачей. О, моя ирландская сообразительность, неужели ты не выручишь меня и на этот раз, когда я так нуждаюсь в твоей помощи? Челленджер сверлил меня острым взглядом своих стальных глаз.

– Ну же, давайте! – проворчал он.

– Конечно, я пока всего лишь простой студент, – сказал я с глупой улыбкой, – который, можно сказать, только начинает искать ответы на серьезные научные вопросы. Но мне в то же время кажется, что вы слишком суровы по отношению к Вейсману и его теории. Разве полученные с тех пор общие доказательства не… ну, не укрепляют как-то его позицию?

– Какие еще доказательства? – с угрожающим спокойствием в голосе спросил профессор.

– Ну, мне, разумеется, известно, что нет ничего такого, что вы могли бы признать определенными доказательствами. Я просто имею в виду тенденцию современной научной мысли и общую научную точку зрения, если можно так выразиться.

Лицо его стало серьезным, и он весь подался вперед.

– Я полагаю, вам известно, – сказал Челленджер, загибая палец на руке, – что черепной индекс является фактором постоянным?

– Естественно, – ответил я.

– И что статус телегонии[28]28
  Предполагаемое влияние предшествующего спаривания на потомство, полученное от последующего спаривания. (Примеч. пер.)


[Закрыть] по-прежнему все еще не определен?

– Безусловно.

– И что плазма эмбриона отличается от партеногенетического яйца?[29]29
  …партеногенетического яйца? – Партеногенез (от греч. parthenos – девственница – и genesis – рождение) – размножение, при котором развитие зародыша в материнской яйцеклетке происходит без оплодотворения. Встречается у некоторых видов растений и животных (например, у пчел). Здесь и до этого профессор Челленджер перечисляет Мэлоуну несколько наукообразно звучащих, но бессмысленных утверждений, с которыми тот соглашается, чем и выдает себя с головой. (Коммент. канд. филол. наук доцента А. П. Краснящих)


[Закрыть]

– Понятное дело! – воскликнул я, испытывая гордость от собственной наглости.

– Но что это все доказывает? – спросил он тихим вкрадчивым голосом.

– Да, действительно, – пробормотал я, – что это все доказывает?

– Так мне сказать вам? – проворковал он.

– Да, прошу вас.

– Это доказывает, – проревел Челленджер во внезапном приступе ярости, – что вы – самый гнусный обманщик во всем Лондоне, подлый и жалкий журналистишка, который смыслит в науке еще меньше, чем в соблюдении правил приличия!

Когда он вскочил с кресла, в глазах его пылал безумный огонь. Даже в такой напряженный момент я успел изумиться тому, что профессор оказался совсем не высокого роста и макушка его едва доходила до моего плеча – низкорослый Геркулес, чья огромная жизненная сила пошла вширь, вглубь и на развитие ума.

– Абракадабра! – прокричал он, опираясь руками на стол и подавшись вперед. – Все, что я только что говорил вам, сэр, было полной абракадаброй с научной точки зрения! И вы рассчитывали провести меня! Вы, с вашим мозгом величиной с грецкий орех! Вы ведь считаете себя всемогущими, вы, грязные бумагомаратели! Считаете, что ваша похвала может поднять человека, а порицание – сломать его? Мы все должны вам кланяться, стараясь добиться вашей благожелательности, не так ли? Этого мы поддержим, а этого – смешаем с грязью, да? Я знаю вас, жалкие мерзавцы! Что вы о себе возомнили? Раньше вы вели себя тихо, а сейчас потеряли всякое чувство меры! Презренные пустомели! Я найду способ поставить вас на место! Да, сэр, вам не удастся провести Джорджа Эдварда Челленджера, он не позволит командовать собой. Он предупреждал вас, но вы все равно пришли, и, видит Бог, вы знали, на что идете. И вы поплатитесь за это, мой любезный мистер Мэлоун! Вы затеяли довольно опасную игру и, сдается мне, проиграли!

– Послушайте, сэр, – сказал я, пятясь к двери и на всякий случай открывая ее, – вы, конечно, можете браниться, как вам заблагорассудится. Но всему есть предел. Нельзя же так набрасываться на человека.

– Ах нельзя? – До этого профессор медленно угрожающе надвигался на меня, но теперь остановился и сунул свои большие руки в боковые карманы короткого пиджака, который на нем выглядел как-то по-мальчишески. – Я уже вышвырнул нескольких из ваших коллег из этого дома. Вы будете четвертым или пятым. В среднем получается по три фунта пятнадцать шиллингов штрафа за каждого. Дороговато, конечно, но это просто необходимо было сделать. А теперь, сэр, почему бы вам не последовать вслед за вашими собратьями по перу? Я, например, полагаю, что вы просто обязаны это сделать. – С этими словами он продолжил свое пугающее и неумолимое продвижение вперед, аккуратно отводя носки в стороны, словно учитель танцев.

Я мог бы тут же броситься к двери в коридор, но такое бегство было бы слишком унизительным. К тому же во мне тоже потихоньку начал разгораться огонь праведного негодования. До этого момента я был безнадежно неправ, но угрозы со стороны этого человека развязывали мне руки.

– Не вздумайте махать кулаками, сэр. Я этого не потерплю.

– Да что вы говорите! – Его черный ус приподнялся, и презрительная улыбка обнажила белый клык. – Неужели не потерпите?

– Не глупите, профессор! – воскликнул я. – На что вы, собственно, надеетесь? Я вешу двести десять фунтов, я в хорошей форме и каждую субботу играю центрфорвардом за сборную лондонских ирландцев по регби[30]30
  …играю центрфорвардом за сборную лондонских ирландцев по регби. – О том, что А. Конан Дойл был знаком с регби не понаслышке, узнаем из его воспоминаний: «‹…› я какое-то время был форвардом в команде Эдинбургского университета‹…›». И еще: «Если бокс – лучший мужской вид спорта для одиночки, то регби – лучший для коллектива. Сила, мужество, скорость и изобретательность – великие качества, и все они сошлись в одной игре» (Конан Дойл А. Воспоминания и приключения… – С. 220). (Коммент. канд. филол. наук доцента А. П. Краснящих)


[Закрыть]. Я не тот человек, чтобы…

В этот момент он ринулся на меня. Хорошо, что я открыл дверь, потому что в противном случае мы бы ее вынесли. Сцепившись, мы кубарем вылетели в коридор. По пути мы каким-то образом зацепили стул и теперь катились к выходу вместе с ним. Борода Челленджера забилась мне в рот, тела наши переплелись; мы крепко сжимали друг друга руками, да еще постоянно натыкались на ножки этого чертова стула. Предусмотрительный Остин распахнул перед нами входную дверь, и мы кувырком слетели по ступенькам крыльца. Я как-то видел, как двое шотландцев пытались выделывать подобные штучки в цирке, но перед этим они определенно немало тренировались, чтобы не свернуть себе шею. В самом низу стул разлетелся в щепки, и мы с профессором наконец отцепились друг от друга и свалились в сточную канаву. Он тут же вскочил на ноги, размахивая кулаками и сопя, как астматик.

– Ну что, довольно с вас? – задыхаясь, прохрипел он.

– Сумасшедший хулиган! – крикнул я в ответ, приводя себя в порядок.

Мы чуть было не сцепились снова, поскольку профессор все еще находился в пылу схватки, но, к счастью для меня, глупейшая ситуация разрядилась сама собой. Рядом с нами стоял полисмен с блокнотом в руках.

– Что все это значит? Как вам не стыдно! – возмутился он. Это было самое здравомыслящее замечание из всего, что я слышал в Энмор-парке до сих пор. – Итак, – настойчиво продолжил полисмен, поворачиваясь ко мне, – что здесь происходит?

– Этот человек набросился на меня, – ответил я.

– Вы действительно набросились на него? – спросил полисмен.

Челленджер тяжело дышал и ничего не ответил.

– А ведь это с вами уже не в первый раз, – сурово заметил полицейский, качая головой. – В прошлом месяце у вас были такие же неприятности. Вы поставили этому молодому человеку синяк под глазом. Пострадавший, вы предъявляете обвинение в этой связи?

Но я уже успокоился.

– Нет, – сказал я, – не предъявляю.

– А, собственно, почему? – спросил полисмен.

– Я сам в этом виноват. Я пришел к нему в дом без приглашения. К тому же он честно предупредил меня.

Полисмен захлопнул свой блокнот.

– Вы должны прекратить такое постыдное поведение, – сказал он. – А ну-ка, расходитесь! Расходитесь! – Это относилось уже к посыльному из мясной лавки, к горничной и нескольким прохожим, успевшим собраться на месте происшествия. Полисмен тяжелой поступью двинулся вниз по улице, оттесняя эту небольшую толпу. Профессор взглянул на меня, и в глубине его глаз мелькнула веселая искорка.

– Пойдемте! – сказал он. – Мы еще не закончили.

Слова эти прозвучали несколько зловеще, но я, тем не менее, последовал за ним в дом. Слуга Остин с лицом деревянного истукана молча закрыл за нами дверь.

Глава IV
Это самое великое открытие!

Едва входная дверь за нами закрылась, как из столовой вылетела миссис Челленджер. Маленькая женщина была вне себя от возмущения. Она преградила дорогу своему мужу, словно разъяренный цыпленок бульдогу. Было очевидно, что миссис Челленджер видела, как я уходил, но не знала, что я вернулся.

– Ты настоящий зверь, Джордж! – воскликнула она. – Как можно было побить такого милого молодого человека?!

Профессор показал большим пальцем себе за спину.

– Да вот он, позади меня, жив и невредим.

Она смутилась, но не слишком.

– Простите, я вас не заметила.

– Все в порядке, мадам, уверяю вас.

– Господи, что у вас с лицом! О Джордж, ты невыносим! Каждую неделю обязательно какой-нибудь скандал. Все ненавидят тебя, ты делаешь из себя посмешище. Все, довольно. Терпение мое лопнуло.

– Не стоит перебирать грязное белье при посторонних, – проворчал он.

– Это и так уже ни для кого не секрет! – воскликнула миссис Челленджер. – Об этом знает вся наша улица, – да что там улица, весь Лондон. Остин, оставьте нас, вы нам пока не нужны. Как ты думаешь, что об этом говорят люди? Где же твое чувство собственного достоинства? А ведь ты мог бы стать профессором королевской кафедры[31]31
  …профессором королевской кафедры… – Королевские кафедры учреждены английским королем Генрихом VIII (1491–1547) в Оксфордском и Кембриджском университетах. (Коммент. канд. филол. наук доцента А. П. Краснящих)


[Закрыть] в каком-нибудь большом университете, где тысячи студентов почитали бы тебя. Где же твоя гордость, Джордж?

– А как насчет твоей гордости, дорогая?

– Ты слишком долго испытывал мое терпение. Ты превратился в заурядного скандального грубияна!

– Успокойся, Джесси.

– Неуемный свирепый хулиган!

– Ну все, довольно с меня! Отправляйся на место покаяния! – сказал Челленджер.

К моему удивлению, он наклонился, поднял жену на руки и посадил на стоявший в углу холла постамент из черного мрамора. Постамент был высотой более двух метров и такой тонкий, что миссис Челленджер с трудом удерживалась на нем. Трудно представить себе более нелепую картину, чем женщина с перекошенным от гнева лицом, восседающая подобным образом, болтая ногами и сжимаясь от страха и обиды.

– Немедленно сними меня! – завизжала она.

– Скажи «пожалуйста».

– Это свинство, Джордж! Сейчас же опусти меня!

– Пойдемте в мой кабинет, мистер Мэлоун.

– Нет, сэр, действительно!.. – начал я, глядя на бедную женщину.

– Мистер Мэлоун просит за тебя, Джесси. Скажи «пожалуйста» и сразу же окажешься внизу.

– Какой же ты негодяй! Ну, пожалуйста! Пожалуйста!

– Ты должна вести себя пристойно, дорогая. Мистер Мэлоун – представитель прессы. Завтра он напечатает все это в своей газетенке, да еще продаст лишний десяток экземпляров среди наших соседей. «Странности одной высокопоставленной особы» – на этом постаменте ты действительно можешь считаться поставленной достаточно высоко, не так ли? Далее идет подзаголовок: «Беглое знакомство с жизнью одной супружеской четы». Мистер Мэлоун ведь питается падалью и отбросами, как и вся эта братия, – porcus ex grege diaboli – свинья из дьявольского стада[32]32
  …porcus ex grege diaboli – свинья из дьявольского стада. – Это латинское выражение отсылает к Евангельской истории о Гадаринском бесноватом: «И пришли на другой берег моря, в страну Гадаринскую. И когда вышел Он из лодки, тотчас встретил Его вышедший из гробов человек, одержимый нечистым духом, он имел жилище в гробах, и никто не мог его связать даже цепями ‹…› и, вскричав громким голосом, сказал: что Тебе до меня, Иисус, Сын Бога Всевышнего? заклинаю Тебя Богом, не мучь меня! Ибо Иисус сказал ему: выйди, дух нечистый, из сего человека. И спросил его: как тебе имя? И он сказал в ответ: легион имя мне, потому что нас много. И много просили Его, чтобы не высылал их вон из страны той. Паслось же там при горе большое стадо свиней. И просили Его все бесы, говоря: пошли нас в свиней, чтобы нам войти в них. Иисус тотчас позволил им. И нечистые духи, вышедши, вошли в свиней; и устремилось стадо с крутизны в море, а их было около двух тысяч; и потонули в море» (Марк 5:1-13). (Коммент. канд. филол. наук доцента А. П. Краснящих)


[Закрыть]. Я все правильно говорю, мистер Мэлоун?

– Вы действительно абсолютно невыносимы! – с жаром воскликнул я.

Челленджер расхохотался.

– Похоже, вы уже готовы вступить в коалицию, – пророкотал он, поглядывая то на жену, то на меня. Затем его тон внезапно изменился. – Простите нам эту фривольную семейную сценку, мистер Мэлоун. Я предложил вам вернуться вовсе не для того, чтобы продемонстрировать наши маленькие домашние шалости, а по гораздо более серьезному поводу. Беги, маленькая женщина, и не сердись. – Он положил свои громадные руки на плечи миссис Челленджер. – Все, что ты сказала, – чистая правда. Я был бы гораздо лучше, если бы следовал твоим советам, но это был бы уже не я. Есть масса более достойных мужчин, но Джордж Эдвард Челленджер – только один. Так что ты уж постарайся с ним поладить. – Внезапно он звонко поцеловал ее, что сбило меня с толку даже больше, чем его недавняя жестокая выходка. – А теперь, мистер Мэлоун, – продолжил профессор с большим достоинством, – будьте любезны следовать за мной.

Мы вновь вошли в ту же комнату, которую покинули столь бурно всего каких-то десять минут назад. Профессор тщательно прикрыл за нами дверь, усадил меня в кресло и сунул под нос коробку сигар.

– Это настоящие «Сан-Хуан Колорадо», – сказал он. – Легковозбудимые люди, вроде вас, весьма подвержены действию наркотиков. О Господи, ну кто же откусывает кончик! Его нужно только отрезать – сигара требует уважения! А теперь откиньтесь на спинку кресла и внимательно послушайте то, что я соблаговолю вам сообщить. Не перебивайте меня, и если у вас появятся какие-либо вопросы, приберегите их на потом. Прежде всего, что касается вашего возвращения в мой дом после такого совершенно справедливого изгнания… – Здесь он вытянул шею и вызывающе посмотрел на меня, словно приглашая возразить. – …после, как я уже сказал, вполне обоснованного изгнания. Причина этого заключается в вашем ответе этому строгому полисмену, где, как мне показалось, содержались проблески некоего доброго отношения; так или иначе, обычно это не свойственно людям вашей профессии. Признав, что вина за этот инцидент лежит на вас, вы продемонстрировали признаки определенной внутренней непредвзятости и широты взглядов, что и привлекло мое благосклонное внимание. Тот подвид человеческой расы, к которому вы имеете несчастье принадлежать, всегда находился вне моего умственного кругозора, а благодаря вашим словам вы оказались в поле моего зрения. Вы заставили посмотреть на вас серьезно. По этой причине я и попросил вас вернуться со мной, поскольку мне захотелось познакомиться с вами поближе. Если вас не затруднит, стряхивайте, пожалуйста, пепел на небольшой японский поднос, который стоит на бамбуковом столике у вашего левого локтя.

Все это Челленджер выдал на одном дыхании, словно на лекции перед студентами. Повернувшись на вращающемся кресле ко мне лицом, он сидел, надувшись, словно огромная лягушка, откинув голову немного назад и высокомерно прикрыв глаза. Неожиданно он повернулся ко мне боком, и теперь мне были видны только его спутанные волосы с выступающим из них красным ухом. Он принялся копаться в каких-то бумагах, беспорядочно разбросанных на столе, после чего снова повернулся ко мне, держа в руках записную книжку довольно потрепанного вида.

– Я хочу рассказать вам о Южной Америке, – заявил профессор. – И прошу вас, без комментариев. В первую очередь, я хочу, чтобы вы поняли: все, что я сейчас вам сообщу, запрещается предавать какой-либо огласке без моего особого разрешения. А такого разрешения, по всей видимости, я никогда не дам. Надеюсь, все понятно?

– Это очень сложно, – сказал я. – Разумеется, непредвзятое изложение…

Он снова положил записную книжку на стол.

– Тогда на этом и закончим, – сказал Челленджер. – Желаю вам всего наилучшего.

– Нет-нет! – вскричал я. – Я принимаю любые ваши условия. Насколько я понимаю, выбора у меня нет.

– Ни малейшего, – подтвердил он.

– Что ж, тогда я обещаю вам это.

– Слово чести?

– Слово чести.

Он с сомнением посмотрел на меня надменным взглядом.

– С другой стороны, что мне известно о вашей чести? – произнес он.

– Ну, знаете, сэр! – Я был просто в ярости. – Вы слишком много себе позволяете! Меня никогда еще так не оскорбляли!

Моя вспышка вызвала у Челленджера скорее любопытство, чем раздражение.

– Голова круглая, – пробормотал он. – Брахицефальный тип[33]33
  Брахицефальный тип… – Брахицефал (от греч. brachys – короткий – и kephalē – голова) – коротко– или круглоголовый, в противоположность долихоцефалу – длинноголовому. (Коммент. канд. филол. наук доцента А. П. Краснящих)


[Закрыть], глаза серые, волосы черные, некоторые черты негроида… Вы – кельт[34]34
  …кельт… – См. т. 1, комментарий на с. 378. (Коммент. канд. филол. наук доцента А. П. Краснящих)


[Закрыть], я полагаю?

– Я ирландец, сэр.

– Чистокровный ирландец?

– Да, сэр.

– Тогда это, конечно, многое объясняет. Позвольте, вы только что пообещали не злоупотреблять моим доверием. Должен сказать, что доверие это будет далеко не полным. Но я готов сообщить несколько фактов, которые представляют интерес. Во-первых, вам, должно быть, известно, что два года назад я предпринял путешествие в Южную Америку, путешествие, которое войдет в анналы научной истории всего мира. Целью моей экспедиции была проверка некоторых выводов Уоллеса[35]35
  …Уоллеса… – Алфред Рассел Уоллес (1823–1913) – английский натуралист, независимо от Ч. Дарвина пришедший к теории происхождения видов животных и растений путем естественного отбора, автор капитального труда «Географическое распространение животных и изменения земной поверхности, на которые оно указывает». А. Р. Уоллес, как и Ч. Дарвин, был для А. Конан Дойла своего рода идеалом героя-ученого: «В духовном облике Уоллеса и Дарвина есть удивительное сходство – та же смелость, нравственная и физическая, та же спокойная настойчивость, те же всеобъемлющие познания и широчайший кругозор, та же страсть к наблюдениям над природой» (Конан Дойл А. За волшебной дверью // Конан Дойл А. Мир, полный приключений. – М.: Вагриус, 2003. – С. 355). (Коммент. канд. филол. наук доцента А. П. Краснящих)


[Закрыть] и Бейтса[36]36
  …Бейтса… – Генри Уолтер Бейтс (1825–1892) – английский натуралист, принимавший совместно с А. Р. Уоллесом участие в экспедиции в Бразилию, где за одиннадцать лет собрал огромную коллекцию насекомых, содержащую несколько тысяч новых видов. (Коммент. канд. филол. наук доцента А. П. Краснящих)


[Закрыть], что можно было сделать, только наблюдая отмеченные ими факты в тех же условиях, что и они. Если бы моя экспедиция не дала никаких других результатов, кроме названных, она все равно заслуживала бы внимания; но, когда я находился там, со мной произошел странный случай, указавший совершенно новое направление исследований.

Вам, конечно, известно, – хотя в наши полуграмотные времена вы вполне можете ничего об этом и не знать, – что земли вокруг некоторых участков Амазонки исследованы лишь частично и что в основное русло этой реки стекается масса притоков, причем многие из них даже не нанесены на карту. Моей задачей было посетить эти малоосвоенные края и изучить местную фауну, что должно было дать материал для нескольких глав моего грандиозного и монументального труда по зоологии, который является делом всей моей жизни. Когда эта работа была завершена и я находился уже на пути назад, мне пришлось заночевать в небольшой индейской деревушке, расположенной в том месте, где в реку впадает один из ее притоков, название и местоположение которого я опущу. Местные жители – индейцы кукама – дружелюбное, но деградирующее племя, с умственными способностями на уровне среднестатистического лондонца. Еще по дороге туда я дал им несколько лекарственных препаратов и произвел на них большое впечатление как личность, поэтому меня не удивило, что они с нетерпением ждали моего возвращения. По их жестикуляции я понял, что кто-то из них нуждается в срочной медицинской помощи, и последовал за вождем в одну из хижин. Когда я вошел туда, то оказалось, что человек, для помощи которому меня пригласили, только что скончался. К моему удивлению, это был не индеец, а белый человек; я бы даже сказал, очень белый, поскольку волосы у него были соломенного цвета и во внешности присутствовали некоторые характерные черты альбиноса. На нем были какие-то лохмотья. Истощенное тело свидетельствовало о том, что он перенес длительные невзгоды. Насколько мне удалось понять знаки жителей деревни, он был среди них чужаком и пришел к ним через лес один и в самой последней стадии измождения.

Рядом с покойником лежал вещевой мешок, и я изучил его содержимое. На нашивке с внутренней стороны было написано имя – Мейпл Уайт, Лейк-авеню, Детройт, штат Мичиган. Это был человек, перед которым я всегда готов снять шляпу. Достаточно будет сказать, что, когда настанет время отдать должное этому великому открытию, заслуги Мейпла Уайта будут стоять наравне с моими собственными.

По содержимому вещевого мешка стало ясно, что этот человек был художником и поэтом, отправившимся на поиски впечатлений. Там были наброски стихов. Я не берусь судить о таких вещах профессионально, но мне они показались необычайно талантливыми. Там также находились довольно банальные зарисовки речных пейзажей, ящичек с красками, коробка с цветными мелками, несколько кисточек, эта изогнутая кость, которая сейчас лежит на моем письменном приборе, книга Бакстера «Мотыльки и бабочки», дешевый револьвер и несколько патронов. Таким было все имущество этого странного представителя американской богемы. Каких-то личных вещей у него либо не было, либо он растерял их в своем путешествии.

Уже отворачиваясь от тела, я внезапно заметил что-то, выглядывавшее из обтрепанной куртки. Там оказалась вот эта записная книжка, которая уже тогда была в таком же неприглядном виде, в котором вы видите ее сейчас. Могу вас заверить, что с того момента, как эта реликвия попала ко мне в руки, к ней относились с бóльшим почтением, чем к первому изданию Шекспира. А теперь я вручаю записную книжку вам и прошу внимательнейшим образом изучить ее содержимое, страницу за страницей.

Челленджер взял себе еще одну сигару и откинулся на спинку кресла, сверля меня критическим взглядом и наблюдая за эффектом, который произведет на меня этот документ.

Я открыл записную книжку в ожидании какой-то тайны, хотя даже не догадывался, какой именно. Первая страничка меня разочаровала: на ней был изображен очень толстый человек в матросском бушлате, под рисунком было написано «Джимми Колвер на почтовом корабле». Затем следовало несколько страниц с зарисовками индейцев за их занятиями. Далее шел рисунок веселого полного священника, сидевшего напротив тощего европейца, с подписью: «Завтрак с братом Кристоферо в Росарио[37]37
  …Росарио… – Город в Аргентине, порт на реке Парана. (Коммент. канд. филол. наук доцента А. П. Краснящих)


[Закрыть]». Следующие несколько страниц были заняты эскизами женщин и детей, после которых следовала прекрасная серия рисунков животных с поясняющими надписями, вроде «Ламантин[38]38
  Ламантин… – Млекопитающее из отряда сирен. Обитает у морских берегов и в реках Бразилии, а также у западного побережья Африки. Похоже на моржа и тюленя, но не родственно им. Дальний потомок копытных, приспособившийся к жизни на воде. (Коммент. канд. филол. наук доцента А. П. Краснящих)


[Закрыть] на песчаной отмели», «Черепахи откладывают яйца», «Черный агути под пальмой мирити» с изображением какого-то похожего на свинью животного[39]39
  «Черный агути под пальмой мирити» с изображением какого-то похожего на свинью животного. – А. Конан Дойл допускает ошибку: агути – крупные грызуны, которые водятся в лесах Центральной и Южной Америки – похожи скорее на морскую свинку. (Здесь и далее в некоторых не обязательно отдельно оговариваемых случаях использованы научные комментарии А. К. Рождественского из издания: Конан Дойль А. Затерянный мир. – М.: Государственное издательство географической литературы, 1957.) (Коммент. канд. филол. наук доцента А. П. Краснящих)


[Закрыть]. Завершалось это двойной страницей с эскизами крайне неприятного вида ящеров с длинными мордами. Мне это ни о чем не говорило, и я признался в этом профессору.

– Это, конечно же, всего лишь крокодилы?

– Аллигаторы, милейший, аллигаторы! В Южной Америке настоящие крокодилы не водятся. Различие между этими двумя видами заключается в том…

– Я хотел сказать, что не вижу в этом ничего необычного – ничего такого, что подтверждало бы ваши слова.

Он невозмутимо улыбнулся.

– Попробуйте взглянуть на следующую страницу, – сказал профессор.

Я по-прежнему был настроен весьма скептически. Передо мной во весь разворот был грубо раскрашенный эскиз ландшафта; художники, рисующие с натуры, делают такие в качестве набросков для будущих более тщательно выписанных работ. На переднем плане была какая-то бледно-зеленая, напоминающая перья, растительность, которая уходила по склону холма вверх и заканчивалась линией темно-красных скал со странной ребристой поверхностью, как у базальтовых формирований[40]40
  …базальтовых формирований… – Базальт – черная, реже – красная горная порода. На поверхность Земли попадает в результате извержений вулканов. (Коммент. канд. филол. наук доцента А. П. Краснящих)


[Закрыть], которые мне уже приходилось видеть ранее. Далее они переходили в сплошную вертикальную стену, закрывавшую весь задний план. В одном месте высился стоявший отдельно пирамидальный утес с огромным деревом на вершине, который, казалось, был отделен от основной скалы расселиной. Позади всего этого виднелось синее тропическое небо. Верхушку рыжеватой гряды обрамляла тонкая зеленая полоска растительности.

– Ну, что скажете? – спросил Челленджер.

– Это, без сомнения, довольно любопытная формация, – сказал я, – но я далеко не геолог, чтобы заметить в ней что-то примечательное.

– Примечательное?! – повторил он. – Да это уникально! Невообразимо. Никто на земле даже не мечтал о такой возможности. Взгляните теперь дальше.

Когда я перевернул страницу, у меня невольно вырвался возглас удивления. Там на весь лист было изображено самое необыкновенное существо, какое мне когда-либо приходилось видеть. Это напоминало сон курильщика опиума, некое бредовое видение. Голова у чудища была птичьей, тело – как у раздувшейся ящерицы, стелившийся сзади хвост имел направленные вверх шипы, а искривленную спину венчала высокая зазубренная кайма, напоминавшая дюжину петушиных бородок, расположенных друг за другом. Перед существом стояла абсурдно крошечная фигурка рассматривавшего его человека, – пигмея или карлика.

– Итак, что вы скажете об этом?! – воскликнул профессор, с видом триумфатора потирая руки.

– Какое-то гротескное чудовище.

– Но что же заставило Уайта нарисовать такое животное?

– Полагаю, злоупотребление джином.