Текст книги "Затерянный мир. Отравленный пояс. Когда мир вскрикнул (сборник)"

Занятый этими мыслями, я взбирался вверх по склону и достиг уже примерно середины пути, когда странный звук сзади вернул меня к действительности. Он был низким, глубоким и угрожающим, что-то среднее между храпом и рычанием. Неподалеку от меня явно находилось какое-то странное существо, но, оглянувшись, я ничего не заметил и поэтому пошел еще быстрее. Я преодолел примерно полмили, когда этот звук послышался снова, по-прежнему позади меня. На этот раз он был более громким и зловещим. Сердце мое буквально замерло, когда я вдруг осознал, что это животное, кем бы оно ни было, преследует именно меня. От этой мысли я похолодел, и волосы мои встали дыбом. То, что эти чудовища рвали друг друга на куски, было частью их странной борьбы за существование, но то, что они могут переключиться на современного человека, намеренно идти по следам и охотиться на человеческое существо, находящееся по развитию выше их, показалось мне ошеломляющей и страшной мыслью. Словно видение с самого глубокого круга Дантова «Ада», я снова вспомнил перепачканную в крови морду, которую мы рассмотрели при свете факела лорда Джона. С трясущимися от страха коленями я остановился и, повернувшись, стал всматриваться в освещенную луной тропинку позади меня. Все было абсолютно неподвижно, как во сне. Все, что мне удалось увидеть, – лишь серебристые прогалины и темные пятна кустов. Затем в полной тишине, неотвратимо и грозно, вновь прозвучало низкое, гортанное хрипение, но уже намного громче и ближе, чем до сих пор. Теперь никаких сомнений не оставалось: кто-то шел по моему следу, приближаясь с каждой минутой.

Я стоял, словно парализованный, пристально глядя назад. Внезапно я что-то заметил. В кустах на дальнем конце поляны, которую я только что пересек, наметилось какое-то движение. От деревьев отделилась большая тень и выпрыгнула на освещенное луной место. Я умышленно сказал «выпрыгнула», поскольку животное это передвигалось, как кенгуру, прыгая в вертикальном положении на своих мощных задних лапах, тогда как передние были согнуты. Оно было громадным по размеру и явно очень сильным, словно стоящий на задних ногах слон, но движения животного, несмотря на массивность, были очень осторожными. В первый момент, увидев эту фигуру, я понадеялся, что это игуанодон, который, как мне известно, довольно безобиден; но каким бы невежественным в этих вопросах я ни был, я тут же понял, что это совсем другое существо. В отличие от благородной оленьей головы большого трехпалого поедателя листьев морда у этого чудища была широкой и приплюснутой и напоминала жабью, как у того животного, которое приходило к нашему лагерю. Свирепый крик и дикая энергия во время преследования убедили меня в том, что это, безусловно, один из больших хищных динозавров – самых ужасных созданий, которые когда-либо ступали по этой планете. Продвигаясь вприпрыжку вперед, этот гигантский зверь то и дело опирался на передние лапы и через каждые двадцать ярдов припадал носом к земле. Он явно вынюхивал мой след. Иногда казалось, что чудовище на мгновение потеряло его. Но оно тут же находило след и быстро двигалось вдоль тропинки, по которой прошел я.

Даже теперь, когда я вспоминаю этот ночной кошмар, на лбу у меня выступает холодный пот. Что мне оставалось делать? В руках у меня по-прежнему было бесполезное в данном случае ружьишко для охоты на куропаток. Что толку в нем сейчас? В отчаянии я оглянулся кругом в поисках какой-то скалы или дерева, но я стоял посреди местности, заросшей кустарником, и ничего выше молодого деревца поблизости не было; к тому же я знал, что это животное в состоянии сломать и большое дерево, словно тростинку. Мой единственный шанс заключался в бегстве. По изрытой ямами и трещинами земле я не мог двигаться быстро, но, безнадежно оглядываясь вокруг, я заметил впереди себя хорошо утоптанную тропу. Во время наших походов мы встречали много таких троп, оставленных дикими животными. По этой дороге я вполне мог бы и припустить, потому что я хороший бегун, да к тому же в прекрасной форме. Отбросив в сторону бесполезный дробовик, я промчался следующие полмили так, как не бегал никогда, ни раньше, ни впоследствии. Ноги мои гудели, грудь лихорадочно вздымалась. Мне казалось, что мое горло просто разорвется от недостатка воздуха, а я все бежал, бежал и бежал, подгоняемый страхом. Наконец я остановился, не в состоянии двигаться дальше. На какой-то миг мне показалось, что я оторвался от преследования: на тропинке позади меня было тихо. Но уже в следующее мгновение сквозь звук ломающихся и раздираемых веток снова послышался топот гигантских ног и шумное дыхание монстра. Он опять догнал меня, и я понял, что пропал.

С моей стороны было настоящим безумием пуститься наутек так поздно! До сих пор динозавр ориентировался по запаху и двигался медленно. Но когда я побежал, он увидел меня. Теперь ему помогало зрение, поскольку сейчас уже тропа показывала, куда я двигаюсь. Вот он появился из-за поворота, перемещаясь громадными скачками. Лунный свет отражался в его больших выпученных глазах, на ряде длинных зубов в раскрытой пасти, на жутких когтях на коротких и мощных передних лапах. С криком ужаса я повернулся и вновь бросился бежать по тропе. Позади меня все громче и громче слышалось свистящее дыхание чудовища, его тяжелые шаги звучали уже совсем близко. В любой момент я ждал, что вот-вот оно схватит меня за спину. Внезапно раздался какой-то грохот – я почувствовал, что куда-то падаю, и все вокруг меня покрылось мраком.

Когда я снова пришел в себя, – думаю, что я не мог оставаться без сознания дольше нескольких минут, – я ощутил ужасный, резкий запах. Протянув руку в темноту, я наткнулся на что-то, напоминающее на ощупь огромный кусок мяса, тогда как другая рука схватила большую кость. Прямо надо мной сиял круг звездного неба, благодаря чему я понял, что лежу на дне глубокой ямы. Я медленно поднялся на ноги и ощупал себя. Все тело, от головы до пят, болело, но зато конечности были целы и все суставы работали. Когда в моем сознании восстановились обстоятельства падения, я с ужасом поднял глаза, ожидая увидеть на тусклом фоне ночного неба силуэт страшной головы. Однако монстра видно не было, и сверху не доносилось ни звука. Я принялся медленно двигаться по кругу, пытаясь на ощупь понять, что это за странное место, куда я так своевременно свалился.

Как я уже сказал, это была яма с крутыми стенами, имевшая в поперечнике примерно двенадцать футов. Все дно ее было усеяно громадными кусками мяса, большинство из которых находилось на последней стадии разложения. От жуткого, ядовитого смрада я едва мог дышать. Постоянно спотыкаясь об эти гниющие глыбы, я вдруг наткнулся на что-то твердое – это был вертикальный шест, прочно закрепленный посередине провала и настолько высокий, что я не смог дотянуться до его верхушки рукой. Похоже, что он был смазан жиром.

Внезапно я вспомнил про жестяную коробочку с восковыми спичками, лежавшую у меня в кармане. Чиркнув одной из них, я смог наконец-то составить мнение о месте, в которое я упал. Никаких сомнений о его природе быть не могло: это явно была западня, причем сделанная руками человека. Шест в центре, длиной около девяти футов, был заострен сверху. Он весь почернел от застывшей крови животных, которые на него падали. Разбросанные вокруг останки представляли собой фрагменты тел жертв, расчлененные на куски, чтобы освободить место для следующего зверя, который мог упасть на этот кол. Я вспомнил заявление Челленджера, что человек не может жить на этом плато, поскольку своим немощным оружием он не в состоянии защитить себя от обитающих здесь чудовищ. Но теперь стало понятно, как все было устроено. Убежищем для аборигенов, кем бы они ни были, служили пещеры с узким входом, куда не могли проникнуть огромные доисторические ящеры, а развитый ум помогал людям строить такие вот закрытые сверху ветками ловушки на звериных тропах, способные убить любое животное, несмотря на его силу и ловкость. Люди и здесь оставались хозяевами положения.

Как человеку тренированному, мне нетрудно было взобраться по наклонной стене ямы, но я долго колебался, прежде чем подняться наверх, где я опять оказывался в пределах досягаемости ужасного динозавра, который едва не убил меня. Откуда мне было знать, не прячется ли он за ближайшими кустами, ожидая моего появления? Однако я все же собрался с духом, потому что вспомнил разговор между Челленджером и Саммерли о повадках больших ящеров. Оба единодушно сходились во мнении, что эти чудища практически лишены мозга, что в их крошечных черепных коробках нет места ни капле разума и что, если они полностью вымерли, то, безусловно, исключительно из-за собственной тупости, которая не позволила им адаптироваться к меняющимся условиям существования.

Если бы чудовище лежало и ждало меня, это означало бы, что зверь оценил то, что со мной произошло, а это, в свою очередь, предполагало бы его способность связать между собой причину и следствие. Конечно же, вероятнее всего это безмозглое создание, руководствуясь только инстинктом хищника, прекратило преследование, когда я вдруг исчез, и после некоторого замешательства отправилось на поиски другой добычи. Я добрался до края ямы и выглянул наружу. Звезды уже начали гаснуть, небо посветлело, и в лицо мне приятно пахнýл свежий утренний ветерок. Моего врага не было ни видно, ни слышно. Я медленно поднялся наверх и еще некоторое время посидел на краю ямы, готовый спрыгнуть в свое убежище в случае опасности. Затем, успокоенный тем, что по-прежнему было тихо и при этом становилось все светлее, я собрал все свое мужество и, крадучись, двинулся назад по тропе, которая привела меня сюда. Через некоторое время я подобрал свой дробовик, а затем натолкнулся и на ручей, служивший мне ориентиром. Так, постоянно испуганно оглядываясь по сторонам, я наконец направился обратно в лагерь.

Вдруг я услышал звук, напомнивший мне о моих товарищах, которых сейчас не было рядом. В чистом и неподвижном утреннем воздухе где-то вдалеке прозвучала резкая и громкая нота одиночного выстрела. Я остановился и прислушался, но больше ничего не последовало. На мгновение меня поразила мысль, что моим друзьям могла угрожать какая-то внезапная опасность. Но затем мне в голову пришло более простое и более естественное объяснение. Сейчас уже полностью рассвело. Вне всяких сомнений, мое отсутствие было тут же замечено. Мои друзья решили, что я заблудился в лесу, и выстрелили в воздух, чтобы указать мне дорогу назад. Правда, мы ввели строгий запрет на стрельбу, но, решив, что я оказался в беде, они бы не колебались. Теперь я должен был вернуться как можно скорее, чтобы успокоить их.

Я выбился из сил, поэтому мое продвижение было не таким быстрым, как мне бы того хотелось; но в конце концов я вышел к знакомым уже мне местам. Слева находилось болото птеродактилей, прямо передо мной была поляна игуанодонов. Теперь я дошел до последней полосы деревьев, отделявшей меня от Форта Челленджер. Набрав побольше воздуха, я бодро закричал, чтобы унять страхи моих друзей. Но мне никто не ответил. От этой зловещей тишины сердце мое упало. Я бросился бежать. Передо мной появилась наша колючая ограда, невредимая, какой я ее и оставил; но ворота были открыты. Я кинулся внутрь. В холодных лучах утреннего солнца глазам моим предстала страшная картина. Наши пожитки в беспорядке валялись на земле; мои друзья исчезли, а рядом с тлеющими углями потухшего костра трава была перепачкана красным – там была ужасная лужа крови.

Я был настолько ошеломлен этим неожиданным ударом, что на некоторое время почти потерял рассудок. Смутно припоминаю, как я, словно в страшном сне, бежал через лес вокруг опустевшего лагеря, призывая своих друзей. Но мрачные тени джунглей оставались безмолвными. Ужасные мысли о том, что я могу их больше никогда не увидеть, что я могу остаться покинутым в полном одиночестве в этом жутком месте, не имея возможности спуститься в близкий мне мир внизу, что я могу прожить всю жизнь и умереть в этой стране кошмаров, доводили меня до отчаяния. От безысходности я готов был рвать на себе волосы и биться головой о стену. Только теперь я осознал, насколько привык полагаться на своих товарищей: на спокойную уверенность Челленджера, на властную невозмутимость ироничного лорда Джона Рокстона. Без них я чувствовал себя ребенком в темной комнате, беззащитным и беспомощным. Я не знал, куда повернуть и что делать дальше.

После некоторого смятения я заставил себя успокоиться и попытаться выяснить, какое внезапное несчастье могло случиться с моими друзьями. Полный беспорядок в лагере свидетельствовал о каком-то нападении, а ружейный выстрел, без сомнения, указывал время, когда это произошло. То, что имел место всего один выстрел, говорило о том, что все произошло мгновенно. Ружья остались лежать на земле, а в казеннике одного из них – принадлежавшего лорду Джону – осталась стреляная гильза. Брошенные возле костра одеяла Челленджера и Саммерли подтверждали, что они в тот момент спали. Ящики с боеприпасами и едой были разбросаны в диком беспорядке вместе с нашими злосчастными фотокамерами и фотографическими пластинками, но ничего не пропало. С другой стороны, вся распакованная провизия – а ее, насколько я помнил, было немало – исчезла. Следовательно, набег был осуществлен животными, а не туземцами, потому что последние точно бы ничего не оставили.

Но если это были животные, – или какое-то одно ужасное животное, – тогда что же произошло с моими друзьями? Правда, на земле оставалась страшная лужа крови, что говорило о жестоком применении силы. Чудовище, преследовавшее меня этой ночью, могло унести свою жертву с такой же легкостью, с какой кошка уносит мышь. В этом случае остальные бросились бы за ним в погоню. Но тогда они наверняка взяли бы с собой свои ружья. Чем больше мой уставший и сбитый с толку мозг старался разложить все по полочкам, тем дальше я был от какого-либо приемлемого объяснения случившемуся. Я обследовал лес вокруг лагеря, но не смог обнаружить никаких следов, которые помогли бы мне прийти к определенному мнению. В итоге я заблудился, и мне очень повезло, когда после целого часа блужданий я снова вышел к нашему лагерю.

Внезапно мне в голову пришла мысль, которая немного успокоила меня. Я не был абсолютно один в этом мире. Внизу, у подножия скалы, на расстоянии окрика продолжал ждать наш верный Замбо. Я подошел к краю плато и заглянул вниз. Конечно же, он сидел на корточках в своем маленьком лагере перед костром, среди одеял. Но, к моему огромному удивлению, рядом с Замбо сидел еще один человек. В первый момент мое сердце затрепетало от радости, поскольку я решил, что одному из моих друзей удалось благополучно спуститься вниз. Но уже в следующий миг надежды мои рассеялись. В лучах восходящего солнца было видно, что кожа этого человека красноватого цвета. Это был индеец. Я громко закричал и замахал носовым платком. Замбо сразу поднял глаза, помахал мне рукой и стал подниматься на утес. Вскоре он уже стоял на его вершине недалеко от меня и с глубокой скорбью слушал мой рассказ о случившемся.

– Их забрал дьявол, масса Мэлоун, это точно, – сказал Замбо. – Вы попали в страну дьявола, сэр, и он берет всех вас к себе. Послушайтесь моего совета, масса Мэлоун, и спускайтесь быстрее вниз, пока он и вас не забрал.

– Как же я могу спуститься, Замбо?

– Возьмите лианы с деревьев, масса Мэлоун. Бросьте их сюда. Я их крепко привяжу к этому пню, и у вас будет мост.

– Мы уже думали об этом. Здесь нет таких лиан, которые могли бы нас выдержать.

– Тогда пошлите за веревками, масса Мэлоун.

– Кого же я могу послать за ними и куда?

– Пошлите в индейскую деревню, сэр. Много веревок из шкур в индейской деревне. Там внизу сидит индеец, пошлите его.

– Кто он?

– Это один из наших индейцев. Другие индейцы побили его и отобрали его деньги. Он вернулся к нам. Теперь он готов забрать письмо, принести веревки – что хотите.

Забрать письмо! А почему бы и нет? Возможно, ему даже удастся привести с собой помощь; но, в любом случае, индеец мог бы сделать так, чтобы жизни наши были потрачены не зря и чтобы известия о том, что нам удалось узнать для науки, достигли наших друзей на родине. У меня уже было два оконченных письма. Мне оставалось написать третье, которое охватит самые последние события, вплоть до сегодняшнего дня. Индеец сможет передать его в цивилизованный мир. Поэтому я отдал Замбо распоряжение опять прийти сюда вечером и провел остаток этого несчастливого и одинокого для меня дня за описанием моих ночных приключений. Я также написал записку, которую индеец должен передать любому белому торговцу или капитану парохода, какого ему только удастся найти; в этой записке я умолял проверить, какие веревки нам передадут, поскольку от этого зависит наша жизнь. Все эти бумаги я перебросил вечером Замбо, вместе с моим кошельком, в котором лежали три английских соверена. Их нужно было отдать индейцу и пообещать вдвое больше, если он вернется с веревками.

Так что теперь, мой дорогой Мак-Ардл, вы поймете, каким именно образом к вам попадают мои послания, а также узнаете правду о нас, на случай, если вы больше никогда не получите весточку от своего несчастного корреспондента. Сегодня вечером я слишком устал и слишком опустошен, чтобы строить какие-то планы. Завтра мне предстоит обдумать, каким образом я мог бы, не теряя возможности пользоваться защитой нашего лагеря, вести поиск следов моих пропавших друзей.

Глава XIII
Картина, которую я никогда не забуду

Когда солнце стало клониться к закату, знаменуя наступление унылой для меня ночи, на обширной равнине далеко внизу я увидел одинокую фигуру индейца; я долго следил за ним, – единственной призрачной надеждой на избавление, – пока он наконец не скрылся в розоватой от лучей заходящего солнца туманной дымке, которая отделяла меня от далекой спасительной реки.

Было уже совсем темно, когда я вернулся в наш разоренный лагерь. Последнее, что я увидел, уходя, были красные отблески костра Замбо – одинокий огонек света во всем бескрайнем мире. Этот огонек согревал мою сумрачную душу, подтверждая, что я здесь все-таки не один. Но, благодаря моим действиям после того как на меня обрушился этот разительный удар, я все же чувствовал теперь определенное облегчение: приятно было сознавать, что мир узнáет о том, что нам удалось сделать, и таким образом наши имена не исчезнут бесследно вместе с нашими телами, а будут ассоциироваться у потомков с открытиями, которые нам удалось совершить.

Спать в лагере, отмеченном злым роком, было страшно; но заснуть в джунглях все-таки было еще страшнее. Выбирать не приходилось. С одной стороны, благоразумие подсказывало мне, что я должен бодрствовать и оставаться начеку, а с другой стороны, мой изможденный организм говорил, что делать этого не нужно. Я вскарабкался на нижний сук большого дерева гинкго, но на его закругленной поверхности невозможно было устроиться безопасно: я, безусловно, свалился бы вниз и свернул себе шею, едва задремав. Поэтому я снова спустился и стал думать, что же предпринять. В конце концов я закрыл ворота, разжег три отдельных костра, расположив их треугольником, плотно поужинал и провалился в крепкий сон, пробуждение от которого было весьма странным и чрезвычайно приятным.

Лишь только забрезжило утро, как мне на плечо легла чья-то рука; я вздрогнул, нервы мои мгновенно напряглись, а сам я потянулся за ружьем. Но тут же у меня вырвался крик радости, поскольку в утренних лучах солнца я увидел присевшего рядом со мной лорда Джона Рокстона.

Это, конечно, был он – и в то же время уже не он. Когда я в последний раз видел его, это был спокойный, исполненный чувства собственного достоинства, опрятно одетый человек. Сейчас лорд Джон поражал бледностью, взгляд его блуждал; Джон Рокстон тяжело дышал, словно бежал долго и быстро. Его суровое лицо было поцарапано и испачкано кровью, одежда превратилась лохмотья, шляпы на голове не было. Я изумленно глядел на него, но он не дал мне о чем-либо спросить, а тут же принялся хватать наше имущество.

– Быстрее, юноша! Быстрее! – крикнул Джон Рокстон. – Дорога каждая минута. Берите ружья, оба. Я беру два других. Хватайте все патроны, какие только сможете унести. Набивайте ими свои карманы. Теперь – немного еды. Полдюжины банок будет достаточно. Отлично! Времени на разговоры или размышления у нас нет. Вперед, или мы все погибнем!

Спросонья, еще не совсем понимая, что все это может означать, я бешено мчался за ним по лесу, с ружьями под мышками и полными руками всяких припасов. Лорд Джон несся впереди, оббегая самые густые заросли низкорослого подлеска, пока не достиг плотной стены кустарника. Не обращая внимания на колючки, Джон Рокстон ринулся прямо в середину, увлекая меня за собой.

– Вот! – задыхаясь, произнес он. – Думаю, здесь мы в безопасности. Они, несомненно, сразу же отправятся в лагерь. Это первое, что придет им в голову. Но такой поворот событий должен их озадачить.

– Что все это значит? – спросил я, когда немного отдышался. – Где оба наши профессора? И кто за нами гонится?

– Люди-обезьяны! – воскликнул лорд Джон. – Бог мой, что за зверье! Не стоит повышать голос, потому что у них отличный слух – и острый глаз, но обоняние, насколько я могу судить, слабое, так что, думаю, они нас здесь не учуют. Где вы были, юноша? Вы так счастливо отделались от встречи с ними.

В нескольких фразах я шепотом рассказал о своих приключениях.

– Плохо дело, – сказал он, когда услышал о динозавре и о яме-западне. – Да, курортом это местечко не назовешь, верно? Но я даже не догадывался об их способностях, пока эти дьяволы не захватили нас. Однажды я попал в плен к папуасам-людоедам, но те были просто само благородство по сравнению с этой сворой.

– Как все произошло? – спросил я.

– Это случилось рано утром. Наши просвещенные друзья едва проснулись и не успели даже начать спор. Внезапно на нас посыпались обезьяны[111]111
  …троглодитов. – Троглодит (от греч. troglōdýtēs – пещерный житель) – первобытный пещерный человек. (Коммент. канд. филол. наук доцента А. П. Краснящих)


[Закрыть]. Они падали сверху, как яблоки с дерева. Думаю, что они собирались наверху под покровом темноты, пока это громадное дерево у нас над головами буквально переполнилось ими. Я попал одной из обезьян в живот, но прежде чем мы успели понять, что происходит, они уже повалили всех нас на спину. Я назвал их обезьянами, но в руках у них были палки и камни, они что-то щебетали друг другу, а затем связали нам руки лианами. Так что в этом смысле они стоят выше всех животных, каких мне приходилось встречать в моих странствиях. Люди-обезьяны – это были именно они, «отсутствующее звено», как сказали наши профессора; и лично я предпочел бы, чтобы эти существа продолжали отсутствовать и дальше. Они унесли своего раненного товарища, из которого кровь хлестала, как из недорезанной свиньи, а потом уселись вокруг нас, и на их физиономиях я прочитал наш смертный приговор. Это крупные ребята, ростом с человека, но сильнее. У них пытливые прозрачные серые глаза под рыжими кустистыми бровями. Обезьяны все сидели и пялились на нас. Челленджер – не робкого десятка, но и он был напуган. Он умудрился вскочить на ноги и завопил на них, чтобы они не тянули и покончили с нами. Думаю, что от неожиданности у профессора слегка помутилось в голове, потому что он принялся яростно проклинать их, словно одержимый. Пожалуй, даже своих любимых газетчиков он не стал бы оскорблять так грубо.

– Ну и что же они сделали? – Я был увлечен странным рассказом моего товарища, который, шепча мне на ухо, постоянно оглядывался по сторонам, сжимая в руке ружье с взведенным курком.

– Я уже подумал, что нам пришел конец, но тут поведение обезьян изменилось. Они начали обсуждать что-то между собой на своем тарабарском языке. Затем один из них встал рядом с Челленджером. Вы, молодой человек, будете смеяться, но клянусь – выглядели они, как родственники. Я бы и сам не поверил, если бы не видел это собственными глазами. Этот старый обезьяночеловек – а он был у них вождем – был вылитый Челленджер, только рыжий, со всеми достоинствами внешности нашего друга, только слегка преувеличенными. Короткое тело, широкие плечи, круглая грудь, короткая шея, большая рыжая оборка бороды, кустистые брови, немой вопрос «Какого черта вам здесь нужно?!» во взгляде – в общем, полный набор. Когда этот обезьяночеловек встал рядом с Челленджером и положил руку ему на плечо, сходство стало полным. Реакция Саммерли была несколько истерической – он расхохотался до слез. Люди-обезьяны тоже засмеялись, – или, по крайней мере, как-то похоже закудахтали, – а затем потащили нас через лес. Они не притронулись к ружьям и другим нашим вещам, – я полагаю, решили, что они могут быть опасны, – но зато забрали всю нашу распакованную провизию. Со мной и Саммерли по дороге обращались довольно грубо, – о чем свидетельствуют царапины и состояние моей одежды, – поскольку обезьяны тащили нас напрямую через заросли ежевики, их же толстой шкуре все это было нипочем. Зато с Челленджером все было в порядке: четыре обезьяны несли его на своих плечах, и он передвигался, словно римский император. Что это?

Вдали послышался странный щелкающий звук, напоминающий стук кастаньет.

– Они идут! – сказал лорд Джон, заряжая второй двуствольный «экспресс». – Зарядите все ружья, юноша, потому что живыми мы им не дадимся, об этом можно даже не думать! Такие звуки они производят, когда возбуждены. Боже правый, им будет от чего возбудиться, если они найдут нас. Это будет настоящая «Песня о последней битве Греев». Как там поют некоторые болваны, «сжимая ружья слабнущей рукой, в кольце из вражеских тел». А теперь слышите?

– Где-то очень далеко.

– Эта небольшая группа нам не страшна, но подозреваю, что их отряды ищут нас по всему лесу. Ладно, я продолжу свой печальный рассказ. Вскоре обезьяны притащили нас в свой город – примерно тысяча хижин из веток и листьев в большой роще у подножия скал. Это где-то в трех-четырех милях отсюда. Эти отвратительные твари постоянно прикасались ко мне своими лапами, и мне до сих пор кажется, что я уже никогда от этого не отмоюсь. Они привязали нас, – парень, который тащил меня, вязал узлы, как заправский боцман, – и так мы и лежали под деревом с задранными вверх ногами, а рядом осталась стоять в карауле здоровенная обезьяна с дубинкой в руках. Когда я говорю «мы», то имею в виду себя и Саммерли. Старина Челленджер в это время сидел с ними на дереве, уплетал ананасы и вообще радовался жизни. Правда, должен сказать, что он смог принести нам немного фруктов и ослабил наши путы. Вы бы сами расхохотались, когда бы увидели, как он по-приятельски восседает на дереве вместе со своим братом-близнецом и распевает своим зычным басом: «Звони-ка громче, неистовый колокол», поскольку любая музыка, похоже, приводила этих существ в благостное расположение духа; но, как вы можете догадаться, нам тогда было не до смеха. Обезьяны явно были расположены разрешать ему делать все, что угодно, без всяких ограничений, но при этом проводили между ним и нами четкую границу. Нас очень утешала мысль о том, что вы убежали и все записи находятся у вас.

А теперь, молодой человек, я поведаю вам нечто такое, что вас, несомненно, удивит. Вы говорите, что столкнулись со следами деятельности людей: кострами, ловушками и тому подобным. А мы видели этих туземцев. Маленькие испуганные бедолаги, хотя нужно сказать, что оснований для страхов у них здесь предостаточно. Похоже, что люди занимают часть плато на той стороне озера, где вы видели пещеры, а эти обезьяноподобные создания живут на этой стороне, причем между теми и другими постоянно идет кровавая война. Так выглядит общая картина, насколько я смог ее оценить. Так вот. Вчера обезьяны захватили с полдюжины людей и привели их к себе, как пленников. Вы в жизни не слышали столько трескотни и воплей, которые тут начались. Люди, небольшие краснокожие ребята, были так избиты и исцарапаны, что едва переставляли ноги. Обезьяны тут же убили двоих из них, а еще одному просто оторвали руку – совершенно по-зверски. Мужественный маленький народ – пленники при этом даже не вскрикнули. Но зато это жуткое зрелище произвело сильное впечатление на всех нас. Саммерли просто потерял сознание, и было видно, что даже Челленджер крепился из последних сил. Вам не кажется, что они ушли?

Мы замерли и прислушались, но мирную тишину леса нарушало только пение птиц. Лорд Рокстон продолжил свой рассказ.

– Думаю, что вам чудом удалось избежать самых больших неприятностей в своей жизни, молодой человек. Именно поимка индейцев заставила обезьян забыть про вас; в противном случае они бы неминуемо вернулись в лагерь и схватили вас. Как вы уже говорили, они с самого начала следили за нами с дерева и, конечно, знали, что теперь нас на одного меньше. Однако тогда обезьяны думали только о своей новой добыче; поэтому именно я разбудил вас сегодня утром, а не дикая свора. Ну, а потом нас ожидало еще одно жуткое зрелище. Господи, что за кошмар нам пришлось пережить! Помните заросли острых ростков бамбука у подножия скалы, где мы нашли скелет американца? Так вот, они находятся как раз напротив города обезьян, и это место, куда прыгают сверху их пленные. Думаю, что если бы мы поискали там, то нашли бы горы скелетов. Наверху расположена открытая площадка, как для парадов, и обезьяны устраивают из этого целый ритуальный спектакль. Бедняги-пленные должны были прыгать по очереди, и главное развлечение для зрителей заключалось в том, чтобы посмотреть, разобьются ли жертвы или напорются на острые колья. Обезьяны и нас вытащили посмотреть на это. Все племя выстроилось на краю обрыва. Четверо индейцев прыгнули, и бамбук пронзил их тела, как вязальная спица проходит сквозь кусок масла. Неудивительно, что, когда мы нашли скелет того янки, стебли росли у него между ребрами. Это было ужасно – но, признаюсь, в то же время испытываешь и какое-то жуткое любопытство. Мы все были заворожены тем, как индейцы ныряли вниз, и это несмотря на мысли, что следующими на доске для этих прыжков можем оказаться мы сами.

Но этого не произошло. Насколько я понял, на сегодня обезьянам было достаточно шестерых индейцев, хотя, полагаю, что главные роли в этом шоу все-таки были уготованы нам. Челленджер, вероятно, мог избежать этой участи, но мы с Саммерли точно последовали бы за индейцами. Язык обезьян наполовину состоит из жестов, так что понять их было не так уж и трудно. Поэтому я решил, что пора бежать. Некоторое время я обдумывал свой план, – кое-что нужно было еще сообразить. Полагаться я мог только на себя, так как Саммерли здесь был абсолютно бесполезен, да и Челленджер – не намного лучше. Единственный раз за все это время профессора смогли поговорить и тут же стали препираться, потому что не могли сойтись во мнении относительно научной классификации этих рыжеголовых дьяволов, которые нас захватили. Один говорил, что это яванские дриопитеки[112]112
  Внезапно на нас посыпались обезьяны. – Обыгрывается английская поговорка «it rained cats and dogs», что приблизительно соответствует русской – «дождь льет как из ведра». (Коммент. канд. филол. наук доцента А. П. Краснящих)


[Закрыть], а второй – что это питекантропы[113]113
  …дриопитеки… – Дриопитек (от греч. drys – дерево – и pithekos – обезьяна; древесная обезьяна) – крупная ископаемая человекообразная обезьяна, населявшая в середине кайнозойской эры тропические леса Западной Европы, Египта и Индии. Считается предком современных человекообразных обезьян – гориллы, шимпанзе, орангутанга – и человека. (Коммент. канд. филол. наук доцента А. П. Краснящих)


[Закрыть]. Сумасшествие какое-то, так что лично я классифицировал их обоих как ненормальных. Однако, как я уже говорил, была еще пара моментов, которые мне предстояло обдумать. У этих обезьян короткие кривые ноги и тяжелые тела – вы это сами видели. Даже Челленджер мог бы дать фору в беге на сто ярдов самому быстрому из них, а уж мы с вами в их глазах были бы настоящими Шраббами[114]114
  Альфред Шрабб – выдающийся шотландский бегун начала ХХ века. (Примеч. пер.)


[Закрыть]. Еще один нюанс заключался в том, что обезьяны ничего не знали о ружьях. Не думаю, что они поняли, каким образом получил свою рану тот парень, которого я подстрелил. Если бы нам удалось добраться до своего оружия, мы могли бы сделать немало.