Текст книги "Знак четырех. Собака Баскервилей"

– Отпечатки ног?

– Да.

– Мужчины или женщины?

Секунду доктор Мортимер мерил нас загадочным взглядом, а потом, понизив голос чуть ли не до шепота, ответил:

– Мистер Холмс, это были лапы гигантской собаки!

Глава III
Загадка

Признаюсь, от этих слов у меня по спине пробежал мороз. Голос доктора дрогнул, выдавая, что и сам он потрясен сказанным. Холмс резко подался вперед, глаза его загорелись холодным блеском – как бывало всегда, когда он испытывал острый интерес.

– Вы их видели?

– Так же отчетливо, как вижу вас.

– И промолчали?

– Что толку, если бы и сообщил?

– Как получилось, что больше никто их не видел?

– Следы находились ярдах в двадцати от тела, никому и в голову не пришло туда глянуть. Я бы и сам не обратил внимания, если бы не знал легенду.

– По пустоши бродит много пастушьих собак?

– Конечно, но тут они ни при чем.

– Говорите, эта была большая?

– Огромная.

– Но к телу она не приближалась?

– Нет.

– Какая в ту ночь была погода?

– Сырая и промозглая.

– Но дождя не было?

– Нет.

– Что собой представляет эта аллея?

– Два ряда тисовой изгороди, плотной и непролазной, двенадцать футов в высоту. Посередине дорожка шириной футов восемь.

– А между изгородью и дорожкой что-то есть?

– Да, газон шириной около шести футов, с обеих сторон.

– Как я понял, на аллею есть доступ через калитку?

– Да, она выходит на пустошь.

– Других проходов нет?

– Нет.

– Значит, на аллею можно попасть либо из дома, либо, со стороны пустоши, через калитку?

– Еще через летний домик в дальнем конце.

– Сэр Чарльз до него дошел?

– Нет, упал ярдах в пятидесяти.

– А теперь, доктор Мортимер, ответьте на важный вопрос: эти самые следы были на дорожке, не на траве?

– На траве их было бы не разглядеть.

– Они находились с той же стороны дорожки, что и калитка?

– Да, на краю дорожки, с той же стороны, что калитка.

– Чрезвычайно интересно. И вот еще. Калитка была закрыта?

– Закрыта и заперта на висячий замок.

– Какой она высоты?

– Примерно четыре фута.

– Перелезть возможно?

– Да.

– А около калитки что были за следы?

– Никаких особенных.

– Боже! Неужели никто не поискал?

– Я поискал.

– И ничего не нашли?

– Все было перепутано. Сэр Чарльз, похоже, простоял там минут пять-десять.

– Откуда вы это знаете?

– С сигары дважды упал пепел.

– Блестяще! Чем не коллега нам с вами, а, Ватсон? Но следы?

– Весь пятачок истоптан ногами сэра Чарльза. Других следов я не различил.

Шерлок Холмс с досады шлепнул себя по коленке:

– Как жаль, что меня там не было! Случай крайне интересный – он дает настоящий простор для деятельности научного эксперта. Чего бы я только не считал с этой гравийной страницы, а теперь там давно все смыл дождь и затоптали сабо любопытных селян. Эх, доктор Мортимер, доктор Мортимер! Что же вы сразу меня не пригласили! Вам нет прощения.

– Тогда тайное сделалось бы явным, мистер Холмс, а я уже объяснил, почему мне этого не хотелось. А кроме того… кроме того…

– Отчего вы замялись?

– Существует область, где бессилен даже самый умный и опытный сыщик.

– Вы намекаете на сверхъестественное происхождение этой твари?

– Этого я не утверждаю.

– Но, несомненно, думаете.

– Со дня трагедии, мистер Холмс, до меня доходили слухи о происшествиях, которые трудно соотнести с естественным порядком вещей.

– Например?

– Перед страшной смертью сэра Чарльза народ видел на пустоши существо, похожее на проклятие Баскервилей; во всяком случае, науке такие животные неизвестны. Все сходятся в том, что это было подобие призрака – гигантская жуткая тварь, и она светилась. Я подробно опросил свидетелей: трезвомыслящего поселянина, кузнеца и фермера с пустоши. Их рассказы о призраке в точности соответствуют легенде об адской собаке. Поверьте, вся округа дрожит от ужаса и ни одному смельчаку не придет в голову выйти на пустошь после захода солнца.

– И вы, человек науки, верите в эти россказни?

– Я не знаю, чему верить.

Холмс пожал плечами:

– До сих пор я ограничивал свои расследования посюсторонним миром. В меру скромных сил боролся со злом, но на самого прародителя зла не замахивался. Возможно, было бы самонадеянностью брать на себя такую задачу. Но вы должны признать, что следы лап были вполне материальны.

– Собака из легенды была достаточно материальна, чтобы перегрызть человеку горло, и все же она явилась из ада.

– Вижу, вы присоединились к лагерю тех, кто верит в сверхъестественное. А теперь, доктор Мортимер, скажите мне вот что. Если вы придерживаетесь таких взглядов, то почему пришли ко мне за консультацией? Вы утверждаете, что расследовать смерть сэра Чарльза бесполезно, и тут же просите меня этим заняться.

– Я не просил вас об этом.

– Тогда чем я могу вам помочь?

– Советом. Скажите, что мне делать с сэром Генри Баскервилем, который прибывает на вокзал Ватерлоо… – доктор Мортимер справился по часам, – ровно через час с четвертью.

– Это наследник?

– Да. После смерти сэра Чарльза мы стали наводить справки и выяснили, что Генри Баскервиль держит ферму в Канаде. Все дошедшие до нас отзывы говорили об одном: молодой человек во всех отношениях безупречен. Сейчас я говорю не как врач, а как доверенное лицо и душеприказчик сэра Чарльза.

– Других претендентов на наследство, как я понимаю, нет?

– Нет. Единственный, чью судьбу мы смогли проследить, – это Роджер Баскервиль, младший из троих братьев. Сэр Чарльз был старшим. Генри приходится сыном среднему отпрыску, который умер молодым. Младший, Роджер, слыл в семье паршивой овцой. Он унаследовал фамильный деспотический нрав и, как мне говорили, выглядел живой копией портрета старого Хьюго. Он не поладил в Англии с правосудием и бежал в Центральную Америку, где в тысяча восемьсот семьдесят шестом году умер от желтой лихорадки. Генри – последний из Баскервилей. Через час и пять минут я буду встречать его на вокзале Ватерлоо. Мне сообщили по телеграфу, что он нынче утром прибыл в Саутгемптон. Так вот, мистер Холмс, как вы посоветуете с ним поступить?

– Почему бы ему не водвориться в фамильном гнезде?

– Да, это кажется самым естественным. Однако примите во внимание, что всех живших там Баскервилей ждала злая участь. Думается, если бы сэр Чарльз мог поговорить со мной перед смертью, он бы запретил мне везти наследника своих богатств и последнего отпрыска старинного семейства в это проклятое место. С другой стороны, нельзя отрицать, что благополучие всего нашего нищего и унылого края зависит от того, будет ли там жить сэр Генри. Если Баскервиль-Холл останется пустовать, пойдут прахом все добрые начинания сэра Чарльза. Очевидно, что я лицо заинтересованное, потому и представил это дело на ваш суд.

Холмс ненадолго задумался.

– Говоря простыми словами, обстоятельства таковы. По вашему мнению, земли Дартмура не самое безопасное место для любого из Баскервилей и виной тому силы зла. Правильно?

– По крайней мере, есть свидетельства в пользу этой мысли.

– Именно. Однако если верна ваша теория о сверхъестественном вмешательстве, то опасность может грозить молодому человеку не только в Девоншире, но и в Лондоне. Трудно себе представить, чтобы власть дьявола была очерчена теми же границами, что и власть приходского управления.

– Доведись вам, мистер Холмс, столкнуться с тем, с чем столкнулся я, вы не говорили бы об этом деле столь легкомысленно. Но если я вас правильно понял, вы считаете, что молодому человеку в Девоншире грозит не бóльшая опасность, чем в Лондоне. До его прибытия осталось пятьдесят минут. Что вы порекомендуете?

– Рекомендую, сэр, нанять кэб, позвать вашего спаниеля, который скребется в мою парадную дверь, и ехать на вокзал Ватерлоо за сэром Генри Баскервилем.

– А дальше?

– Дальше вы ничего ему не скажете, пока я не разберусь в этом деле.

– И сколько времени вам надобно, чтобы разобраться?

– Двадцать четыре часа. И вы меня очень обяжете, доктор Мортимер, если явитесь сюда завтра к десяти, причем прихватите с собой сэра Генри Баскервиля: это пригодится мне на будущее.

– Непременно, мистер Холмс.

Записав время встречи на манжете, доктор Мортимер все с тем же рассеянным, отсутствующим видом поспешил за порог. У самой лестницы Холмс его остановил:

– Последний вопрос, доктор Мортимер. Вы говорите, перед смертью сэра Чарльза Баскервиля несколько прохожих видели на пустоши привидение?

– Трое.

– А впоследствии – видели?

– Насколько мне известно, никто.

Холмс вернулся к своему креслу. Умиротворенное выражение лица говорило, что наконец-то перед моим другом встала задача, достойная его ума.

– Собираетесь куда-то, Ватсон?

– Если вам не требуется моя помощь.

– Нет, дружище, к вам я обращаюсь за помощью в тех случаях, когда нужно действовать. Но это дело – просто находка; во многих отношениях оно уникально. Когда будете рядом с Брэдли, не попросите ли прислать мне фунт самого крепкого табака? Спасибо. Если вы не против, гуляйте себе на здоровье до самого вечера. А когда вернетесь, обменяемся соображениями по поводу интереснейшей загадки, попавшей нынче нам в руки.

Я знал, что наступило то время, когда моему другу требуется остаться в одиночестве, дабы, предельно сконцентрировав свои мысли, взвесить все свидетельства, выстроить и сравнить возможные версии, решить, какие обстоятельства существенны, а какие нет. Поэтому я провел день в моем клубе и вернулся на Бейкер-стрит только вечером. В гостиную я вошел, когда время близилось к девяти.

В первую минуту мне показалось, что в комнате пожар: из-за плотного дыма лампа на столе была едва видна. Впрочем, когда мне в ноздри шибанул едкий запах грубого табака, от которого я закашлялся, стало понятно, что ничего страшного не произошло. Сквозь марево я с трудом различил Холмса: одетый в халат, с черной глиняной трубкой во рту, он сидел, свернувшись калачиком, в кресле. Вокруг лежало несколько свернутых в трубочку листов бумаги.

– Простыли, Ватсон? – спросил он.

– Нет, просто воздух спертый.

– Да, душновато; теперь, когда вы сказали, я тоже заметил.

– Душновато? Да здесь дышать нечем!

– Тогда откройте окно! Вижу, вы целый день провели в клубе.

– Мой дорогой Холмс!..

– Я прав?

– Конечно, но как вы?..

Видя мою растерянность, он засмеялся.

– Иногда, Ватсон, вы бываете восхитительно наивны, и потому я получаю особое удовольствие, демонстрируя вам мои скромные способности. Джентльмен уходит на улицу; погода дождливая и промозглая. Вечером он возвращается; шляпа и ботинки блестят как ни в чем не бывало. Следовательно, он не бродил по улицам, а где-то сидел. Близких друзей у него нет. Так где же он мог быть? Разве это не очевидно?

– Да, пожалуй, очевидно.

– В мире полно очевидных вещей, которых никто никогда не замечает. Как вы думаете, где я провел день?

– Тоже сидели на месте?

– Напротив. Я побывал в Девоншире.

– В духе своем?

– Вы правы. Плоть оставалась в кресле и даже, как это ни печально, употребила в мое отсутствие целых два кофейника кофе и немереное количество табака. После вашего ухода я послал к Стэнфорду за военно-геодезической картой этого участка пустоши, и мой дух весь день витал над ним. Без ложной скромности могу утверждать, что теперь неплохо там ориентируюсь.

– Наверное, крупномасштабная карта?

– Очень. – Холмс развернул на колене кусок карты. – Вот участок, который нас интересует. А вот, в самом центре, Баскервиль-Холл.

– В окружении лесов?

– Именно. Как мне представляется, тисовая аллея, хотя она здесь не названа, тянется вдоль этой линии. Пустошь, как видите, находится правее. Вот эта небольшая группа строений – деревушка Гримпен, вотчина нашего приятеля доктора Мортимера. В радиусе пяти миль вокруг нее все жилища можно сосчитать по пальцам одной руки, и стоят они вразброс. Вот упомянутый доктором Лафтер-Холл. А в этом доме, скорее всего, живет натуралист Стейплтон, если я правильно запомнил его фамилию. Вот две фермы – Хай-Тор и Фаулмир. В четырнадцати милях оттуда – большая каторжная тюрьма Принстауна. Пространство между всеми этими пунктами занято дикой, безжизненной пустошью. Такова сцена, где была разыграна недавняя трагедия, обстоятельства которой мы, возможно, сумеем воссоздать.

– Безотрадное, должно быть, место.

– Да, обстановка самая подходящая. Если дьяволу вздумалось вмешаться в дела человеческие…

– Выходит, вы тоже предполагаете сверхъестественное вмешательство?

– Разве дьявол не может взять себе помощников из плоти и крови? Для начала перед нами встают два вопроса. Первый – идет ли вообще речь о преступлении, а второй – какого рода это преступление и как оно было совершено? Разумеется, если доктор Мортимер прав и мы имеем дело с силами, неподвластными обычным законам природы, то это кладет конец нашему расследованию. Но прежде чем обратиться к этой гипотезе, надо исключить все остальные. Если не возражаете, окно уже можно бы закрыть. Как ни странно, я заметил, что концентрированный воздух способствует концентрации мысли. Я еще не дошел до того, чтобы забираться для размышлений в ящик, но такой вывод из моей теории напрашивается сам собой. Вы уже обмозговали это дело?

– Да, днем я долго о нем размышлял.

– И к чему пришли?

– Оно очень запутанное.

– Безусловно, в нем есть своеобразие. Примечательные черты. К примеру, эти изменившиеся отпечатки ног. Что вы о них думаете?

– Мортимер сказал, что этот отрезок пути сэр Чарльз прошел на цыпочках.

– Он просто повторил то, что на дознании заявил какой-то болван. С чего кому-то ступать по аллее на цыпочках?

– Что же тогда?

– Он бежал, Ватсон, отчаянно бежал, спасая свою жизнь, бежал, пока не разорвалось сердце, а потом рухнул ничком.

– От чего он бежал?

– Эту загадку нам и предстоит решить. Судя по некоторым признакам, он пустился бежать, потому что был смертельно напуган.

– Откуда вы знаете?

– По-моему, то, что напугало сэра Чарльза, приближалось со стороны пустоши. Если это предположение верно (а оно весьма правдоподобно), то нужно было потерять со страху разум, чтобы бежать не к дому, а от него. Если принять на веру показания цыгана, то получается, что сэр Чарльз с криками о помощи бежал как раз туда, где меньше всего мог надеяться эту помощь получить. Опять же, кого он ожидал этой ночью и почему в тисовой аллее, а не у себя дома?

– Вы думаете, он кого-то ждал?

– Сэр Чарльз был человек немолодой, слабого здоровья. Вечерняя прогулка – почему бы и нет? Однако дорога была сырая и погода ненастная. Не странно ли, что он проторчал на месте пять или даже десять минут, как остроумно исчислил по сигарному пеплу доктор Мортимер, от которого я никак не ожидал подобной проницательности?

– Но он постоянно прогуливался по вечерам.

– Вряд ли он каждый вечер надолго задерживался у калитки. Напротив, согласно свидетельствам, он не любил приближаться к пустоши. Но в ту ночь он кого-то ждал. На следующий день он собирался в Лондон. История начинает складываться, Ватсон. Она становится связной. Могу я попросить, чтобы вы передали мне скрипку? Все дальнейшие гадания отложим до завтрашнего утра, когда доктор Мортимер и сэр Генри Баскервиль почтят нас визитом.

Глава IV
Сэр Генри Баскервиль

Позавтракали мы рано, и Холмс, одетый в халат, стал ждать обещанных посетителей. Наши клиенты проявили точность: с десятым ударом часов в гостиную вступил доктор Мортимер, за которым следовал молодой баронет. Последний оказался невысок, подвижен, темноглаз, с густыми черными бровями, по виду лет тридцати, очень крепкого сложения; на лице его были написаны энергия и дерзость. Он был одет в кирпичного цвета твидовый костюм и имел внешность человека, который много времени проводит на открытом воздухе; однако твердый взгляд и спокойная, уверенная манера держаться безошибочно обличали в нем джентльмена.

– Сэр Генри Баскервиль, – представил гостя доктор Мортимер.

– Ну да, – кивнул тот, – а самое странное, мистер Шерлок Холмс, что, если бы мой друг доктор меня сюда не привел, я бы явился к вам и без приглашения. Как я понимаю, вы занимаетесь разгадыванием головоломок, а мне этим утром попалась такая заковыристая, что самому никак не одолеть.

– Прошу садиться, сэр Генри. Если я правильно понял, с вами после прибытия в Лондон произошло нечто необычное?

– Ничего уж такого важного, мистер Холмс. Похоже, просто шутка. Такое вот письмо, если это можно назвать письмом. Пришло сегодня утром.

Сэр Генри положил на стол конверт, и мы все над ним склонились. Конверт был самый обычный, сероватый. Адрес: «Сэру Генри Баскервилю, отель „Нортамберленд“» – был нацарапан неровными печатными буквами, на почтовом штемпеле значилось: «Чаринг-Кросс» – и дата отправки: вчера вечером.

– Кому было известно, что вы остановитесь в отеле «Нортамберленд»? – спросил Холмс, пристально глядя на посетителя.

– Никому. Насчет отеля мы решили, когда встретились с доктором Мортимером.

– Но конечно же, доктор Мортимер там уже жил?

– Нет, я остановился у приятеля, – вмешался доктор. – Ничто не указывало, что мы выберем именно этот отель.

– Хм! Похоже, ваши передвижения кого-то очень интересуют.

Холмс вынул из конверта половинку стандартного листа бумаги, сложенную дважды, и расправил ее на столе. В середине располагалась одна-единственная фраза, которая состояла из наклеенных печатных слов. Она гласила: «Если вам дороги жизнь и разум, держитесь подальше от верещатников». Чернилами было написано только слово «верещатники».

– Так вот, мистер Шерлок Холмс, – произнес сэр Генри Баскервиль, – быть может, вы мне объясните, какого черта все это значит и кто так интересуется моими делами?

– А вы что думаете, доктор Мортимер? Согласитесь: во всяком случае ничего сверхъестественного в этом нет?

– Нет, сэр, но вполне допускаю, что автор послания объясняет всю эту историю сверхъестественным вмешательством.

– Какую такую историю? – резко отозвался сэр Генри. – Сдается мне, джентльмены, вам известно о моих делах куда больше, чем мне самому.

– Покидая это помещение, сэр Генри, вы будете знать столько же, сколько и мы. Обещаю, – заверил Шерлок Холмс. – Но пока, с вашего разрешения, мы займемся этим интереснейшим документом, который, как я вижу, был подготовлен и отправлен по почте вчера вечером. Нет ли у вас вчерашней «Таймс», Ватсон?

– Она вот там, в углу.

– Будьте так добры, дайте ее мне… внутреннюю полосу, пожалуйста, с передовицами. – Холмс быстро проглядел сверху донизу все колонки. – Отличная статья о свободной торговле. Если позволите, я процитирую. «Вам внушают, будто протекционистский тариф положительно скажется на вашем бизнесе? Держитесь подальше от этих мыслей, ведь разум подсказывает вам, что, если принять подобные законы, в долгосрочной перспективе они приведут к тому, что импорт сократится, дороги Англии опустеют и жизнь страны в целом значительно ухудшится». Ну, Ватсон, что вы об этом думаете? – Холмс радостно потер себе руки. – Не правда ли, замечательно сказано?

В устремленном на Холмса взгляде мистера Мортимера выразился профессиональный интерес, меж тем как темные глаза сэра Генри с недоумением смотрели на меня.

– Я мало чего знаю о тарифах и всем прочем, – проговорил он, – но, что касается истории с запиской, сдается мне, мы малость сбились со следа.

– Напротив, по-моему, сэр Генри, мы как раз вышли на след. Мой друг Ватсон лучше вашего знаком с моими методами, но, боюсь, даже он не смог оценить значение этого пассажа.

– Признаюсь, не вижу никакой связи.

– И все же, дорогой Ватсон, связь есть, и очень тесная, поскольку одна фраза послужила источником другой. «Вам», «жизнь», «разум», «дороги», «держитесь подальше от». Разве не понятно, откуда взяты эти слова?

– Черт, да вы правы! Умно, ничего не скажешь! – восхитился сэр Генри.

– А если учесть, что слова «держитесь подальше от» вырезаны вместе, то все сомнения можно отбросить.

– Ага… все верно!

– Ей-богу, мистер Холмс, такого я и представить себе не мог. – Доктор Мортимер в изумлении глядел на моего друга. – Что слова взяты из газеты, еще можно догадаться, но что именно из «Таймс», причем из передовицы, – чудеса да и только. Как у вас это получилось?

– Полагаю, доктор, вы с легкостью отличите череп негра от черепа эскимоса?

– Конечно.

– Но как?

– Это как раз мое хобби. Различия очевидны. Надглазничный валик, лицевой угол, изгиб челюсти…

– А это – мое хобби. Для меня тоже различия очевидны. На мой взгляд, таймсовский боргес на шпонах не более сходен с неряшливым шрифтом какой-нибудь дешевой вечерней газетенки, чем ваш негр с вашим эскимосом. Эксперт в области криминалистики обязан различать шрифты, хотя, признаюсь, в ранней юности мне случалось путать «Лидс меркьюри» с «Вестерн морнинг ньюс». Однако передовица «Таймс» – нечто совершенно особое, и слова записки могли быть взяты только оттуда. А составили записку вчера, и это значило, что, скорее всего, источник найдется во вчерашнем номере.

– Если я вас правильно понял, мистер Холмс, – произнес сэр Генри Баскервиль, – кто-то вырезал эти слова ножницами…

– Маникюрными ножницами, – уточнил Холмс. – Как видите, лезвия у них очень короткие: на «держитесь подальше от» пришлось четыре надреза.

– Верно. Выходит, кто-то вырезал слова ножницами с короткими лезвиями, наклеил клеем…

– Камедью, – снова уточнил Холмс.

– Камедью на бумагу. Но хотелось бы знать, почему слово «верещатники» написано от руки?

– Потому что не нашлось напечатанного. Другие слова – самые обычные, их можно найти в любой газете, а вот с «верещатниками» сложнее.

– А, тогда все понятно. А не встретилось ли вам в этом послании еще чего-нибудь полезного, мистер Холмс?

– Пара указаний, не более. Отправитель сделал все, чтобы скрыть свою личность. Адрес, как видите, нацарапан неровными печатными буквами. Однако же «Таймс», как правило, не попадает в руки малограмотных людей. Следовательно, мы можем предположить, что письмо послал человек образованный, но желавший выдать себя за простого. К тому же он старался скрыть свой почерк, а значит, не исключено, что вам знакома его рука. Заметьте опять же, что слова наклеены не ровной линейкой, а как попало. «Жизнь», к примеру, явно выскочила вверх. Это может свидетельствовать о небрежности составителя или о волнении и спешке. В целом я склоняюсь ко второму предположению, поскольку очевидно, что письмо важное и вряд ли автор был просто небрежен. Если же он торопился, то встает интересный вопрос, к чему такая спешка, ведь письмо, отправленное рано утром, непременно попало бы к сэру Генри до того, как он покинет отель. Автор боялся, что ему помешают? Кто?

– Тут мы уже углубляемся в область гаданий, – заметил доктор Мортимер.

– Скажите лучше, в область оценки предположений и выбора наиболее вероятных. Здесь воображение служит науке, но все наши мысли строятся на основе фактов. Назовите это гаданием, но я почти уверен, что адрес писали в отеле.

– Бога ради, с чего вы это взяли?

– Если вы присмотритесь, то увидите, что и перо, и чернила причинили автору немало досады. В одном слове автор дважды поставил кляксы; адрес коротенький, а обмакивать перо в чернильницу пришлось три раза: чернил было на донышке. Едва ли кто-то доведет до такого состояния собственные перо или чернильницу – а уж чтобы весь прибор… Но вы ведь знаете, какие перья и чернила бывают в отелях, причем повсеместно. Да, я возьму на себя смелость сказать, что, если мы, осмотрев корзины для мусора в отелях вокруг Чаринг-Кросс, найдем изрезанную передовицу «Таймс», нетрудно будет добраться и до человека, отправившего эту странную записку. Эй-эй, и что здесь такое?

Холмс тщательно изучал листок, поднеся его поближе к глазам.

– Ну?

– Ничего. – Он отбросил записку. – Полулист чистой бумаги, даже без водяных знаков. Пожалуй, из этого необычного послания мы извлекли все, что возможно. А теперь, сэр Генри: не случилось ли с вами за то время, что вы в Лондоне, еще чего-нибудь интересного?

– Нет, мистер Холмс, пожалуй, нет.

– Может, за вами кто-то следил, подсматривал?

– Чувство такое, словно я попал в герои бульварного романа. С какой такой стати кто-то станет за мною следить?

– К этому мы как раз подходим. Но сперва не поделитесь ли с нами чем-нибудь еще?

– Зависит от того, что вы считаете достойным внимания.

– Нашего внимания достойно все, хоть немного отличное от обыденной рутины.

Сэр Генри заулыбался.

– Ну, о том, как живут британцы, я пока мало что знаю, так как почти не выезжал из Штатов и Канады. Но надеюсь, пропажа одного ботинка у вас не относится к обыденной рутине.

– У вас пропал один ботинок из пары?

– Дражайший сэр, – вмешался доктор Мортимер, – его просто не туда положили. Когда вернемся в отель, ботинок найдется. Стоит ли отвлекать мистер Холмса подобными мелочами?

– Да, но он спрашивал о чем-то, что хоть немного отличается от обыденной рутины.

– Именно, – подтвердил Холмс, – обо всех подобных происшествиях, какими бы дурацкими они ни казались. Так вы говорите, у вас пропал ботинок?

– Ну или его не туда засунули. Вчера вечером я выставил свои ботинки перед дверью номера, а к утру нашел только один. От лакея, который чистит обувь, ничего добиться не удалось. Самое неприятное, что я только-только купил их на Стрэнде и еще ни разу не надевал.

– Если не надевали, то зачем их чистить?

– Так ведь кожаные, а их еще ни разу не ваксили. Вот зачем.

– Так, значит, вы прибыли в Лондон вчера и сразу же отправились в магазин за ботинками?

– Мне много чего пришлось купить. Доктор Мортимер меня повел. Видите ли, раз я теперь сквайр, надо и одеваться прилично, а то я у себя на Западе привык ходить в чем попало. Купил, кроме всего прочего, и коричневые ботинки, шесть долларов отдал, и вот одного уже нет, даже поносить не успел.

– Кража как будто совершенно бессмысленная, – заметил Холмс. – Признаюсь, я склонен присоединиться к доктору Мортимеру: ботинок скоро найдется.

– Ну вот, джентльмены, – решительно заявил баронет, – я вроде бы выложил все то немногое, что знаю. Пришло время вам исполнить обещание и рассказать подробно, в чем дело и чего нам ждать дальше.

– Вполне разумно, – согласился Холмс. – Доктор Мортимер, думаю, лучше всего будет, если вы сейчас изложите историю, которую мы с Ватсоном уже слышали.

Дождавшись разрешения, наш ученый приятель извлек из кармана тот же манускрипт и повторил свой вчерашний рассказ. Сэр Генри Баскервиль весь обратился в слух и только время от времени изумленно восклицал.

– Похоже, наследство мне досталось вместе с проклятием, – заключил он, когда пространный рассказ был окончен. – Конечно, я еще в раннем детстве слышал о собаке. Любимая семейная байка, но я никогда не принимал ее всерьез. Что до смерти дяди… у меня в голове все перемешалось – и ничего пока не понять. Сдается мне, вы и сами не знаете, к кому тут обращаться: к полиции или к священнику.

– Так оно и есть.

– А в придачу этот случай с письмом, которое я получил в отеле. Наверно, оно тоже часть этой истории.

– И судя по нему, кто-то лучше нас знает, что творится на верещатниках, – сказал доктор Мортимер.

– И этот кто-то желает вам добра, – добавил Холмс, – иначе зачем ему предупреждать об опасности?

– А может, кому-то нужно напугать меня, чтобы я не ехал в Баскервиль-Холл?

– Да, это тоже возможно. Премного обязан вам, доктор Мортимер, за очень интересную и неоднозначную загадку. Но прежде всего, сэр Генри, нам надо решить практический вопрос: стоит ли вам ехать в Баскервиль-Холл.

– А почему бы нет?

– Не исключено, что там опасно.

– И кого мне опасаться: людей или семейного проклятия?

– Это нам и нужно выяснить.

– О чем бы ни шла речь, мой ответ будет таков: ни один дьявол из преисподней, мистер Холмс, и ни один человек не помешает мне вернуться в дом моих пращуров, и от этого решения я не отступлюсь. – Сэр Генри сдвинул черные брови и побагровел. Было заметно, что последний представитель рода Баскервилей в полной мере унаследовал их горячий нрав. – Правда, у меня не было времени обдумать все, что вы сказали, – добавил он. – С налету все понять и решить – это мало кому под силу. Мне надо побыть одному и подумать. Смотрите, мистер Холмс, сейчас уже половина двенадцатого, и я возвращаюсь к себе в отель. Не могли бы вы с вашим другом доктором Ватсоном в два прийти к нам на ланч? Тогда я смогу сказать, как ко всему этому отношусь.

– Вам это удобно, Ватсон?

– Вполне.

– Тогда ждите нас к ланчу. Распорядиться о кэбе?

– Лучше будет пройтись пешком, а то у меня из-за этой истории нервы на взводе.

– С удовольствием составлю вам компанию, – подхватил спутник сэра Генри.

– Тогда встречаемся в два. До свидания, приятного утра.

С лестницы донеслись шаги, хлопнула входная дверь. В тот же миг Холмс преобразился: место вялого мечтателя занял человек действия.

– Быстро, Ватсон, надевайте шляпу и ботинки! Нельзя терять ни секунды!

Холмс метнулся к себе в комнату и выскочил оттуда уже не в халате, а в сюртуке. Скатившись по лестнице, мы выбежали на улицу. Доктор Мортимер и Баскервиль не успели скрыться из виду; их спины мы заметили в двух сотнях ярдах по направлению к Оксфорд-стрит.

– Догнать их и остановить?

– Ни в коем случае, мой дорогой Ватсон. Ваша компания меня более чем устраивает, если, конечно, вы ничего не имеете против моей. Наши приятели поступили мудро: таким утром приятно прогуляться.

Холмс ускорил шаги, и расстояние до сэра Генри и доктора Мортимера сократилось примерно наполовину. Далее мы, все в той же сотне ярдов, последовали за ними сначала по Оксфорд-стрит и затем по Риджент-стрит. Когда наши приятели остановились поглазеть на витрину магазина, Холмс сделал то же самое. Мгновение спустя мой друг радостно вскрикнул, и, проследив за его острым взглядом, я заметил, как медленно тронулся с места двухколесный экипаж, задержавшийся было у противоположного тротуара.

– Вот кто нам нужен, Ватсон! Идемте! Надо, по крайней мере, хорошо его разглядеть.

В боковом окошке кэба я заметил пышную черную бороду и пару глаз, смеривших нас пронзительным взглядом. Тотчас открылся люк в крыше, пассажир крикнул что-то кучеру, и кэб с бешеной скоростью понесся по Риджент-стрит. Холмс стал осматриваться в поисках другого кэба, но ни одного свободного ему не попалось. Тогда Холмс очертя голову пустился прямо посреди улицы в пешую погоню, но время было упущено, экипаж уже скрылся из вида.

– Ну вот! – раздраженно бросил запыхавшийся, бледный от досады Холмс, вынырнув из водоворота уличного движения. – Вот так невезение, да еще и глупость в придачу! Ватсон, Ватсон, если вы честный человек, вы не умолчите в своих заметках об этом эпизоде: моя карьера не состоит из сплошных успехов!

– Кто это был?

– Понятия не имею.

– Соглядатай?

– Судя по тому, что мы услышали, за Баскервилем с того самого часа, как он прибыл в Лондон, неотступно наблюдают. Иначе откуда кто-то так скоро прознал, что остановился он именно в отеле «Нортамберленд»? Я решил, что если за Баскервилем следили в первый день, то могут следить и на следующий. Вы, наверно, заметили, что я дважды подходил к окну, пока доктор Мортимер зачитывал легенду?