Текст книги "Знак четырех. Собака Баскервилей"

– Ага, так он тоже ошибался! – воскликнул Джонс с явным удовлетворением. – Даже лучших из нас порой нетрудно сбить с толку. Это, конечно, может оказаться ложной тревогой, но мой долг как представителя закона – не упускать ни единого шанса. Постойте, кто-то идет. Возможно, это Холмс.

Визитер с трудом взбирался по лестнице, грузно ступая и хрипло втягивая воздух из-за тяжелейшей одышки. Раза два он останавливался, словно подъем был ему не под силу, но наконец доковылял до двери и вошел. Внешность его вполне соответствовала тому, что мы слышали. Это был старик в потрепанном матросском бушлате, наглухо застегнутом до самого подбородка. Он был согнут в три погибели, колени у него ходили ходуном, а дыхание выдавало неизлечимую астму. Он застыл на месте, опершись на толстую дубовую палку, и плечи его заколыхались от попыток вдохнуть поглубже. Шею окутывал цветной платок, а лица почти не было видно: различались только темные острые глаза под мохнатыми седыми бровями и длинные кустистые бакенбарды. В целом старик выглядел достойным уважения морским волком, на склоне лет впавшим в нищету.

– Что вам угодно, приятель? – спросил я.

Посетитель по-стариковски огляделся – медленно и придирчиво.

– Мистер Шерлок Холмс дома? – спросил он.

– Нет, но вместо него я. Можете рассказать мне все, что собирались сообщить ему.

– Ни с кем другим я говорить не стану! – заявил старик.

– Говорю же вам, что я его замещаю. Вы пришли насчет катера Мордехая Смита?

– Да. Я знаю, где он. И знаю, где те, кого ищет мистер Холмс. И где сокровище – тоже знаю. Мне все известно.

– Так расскажите мне – и я передам ваши слова Холмсу.

– Нет, ни с кем другим я говорить не стану! – твердил посетитель со старческим упрямством.

– Хорошо, тогда дождитесь его.

– Ну уж нет! Терять целый день неизвестно зачем? Если мистера Холмса нет дома, пусть мистер Холмс докапывается до всего сам. Мне все равно, кто вы такие, и больше ни словечка от меня не услышите.

Гость зашаркал к выходу, но Этелни Джонс преградил ему дорогу:

– Постой-ка, приятель, постой! У тебя важные сведения, и просто так мы тебя не отпустим. Хочешь или не хочешь, а придется тебе дождаться нашего друга.

Гость рванулся было к двери, но Этелни Джонс прислонился к ней своей широкой спиной, и старик понял, что сопротивление бесполезно.

– Ничего себе обращение! – крикнул он, стукнув палкой об пол. – Я пришел повидаться с джентльменом, а эти оба два, которых я сроду в глаза не видел, хватают меня почем зря и вот так вот со мной обходятся!

– Ничего мы вам не сделаем, – успокоил я старика. – А за потерянное время вознаградим. Сядьте на софу, долго ждать вам не придется.

Визитер угрюмо пересек комнату и устроился на софе, подперев голову руками. Мы с Джонсом снова взялись за сигары и продолжили разговор. Внезапно нас перебил голос Холмса:

– Могли бы предложить сигару и мне.

Оба мы чуть не свалились с кресел. Перед нами сидел Холмс, явно довольный произведенным эффектом.

– Холмс! – воскликнул я. – Вы здесь! А где же старикан?

– Вот он, ваш старикан! – Холмс протянул копну седых волос. – Вот он весь целиком – парик, бакенбарды, брови и прочее. Я считал свою маскировку удачной, но никак не ожидал, что она выдержит подобное испытание.

– Вот чертяка! – восхищенно крякнул Джонс. – Из вас вышел бы актер, каких мало. Кашляли в точности как обитатель работного дома. А за дрожащие ноги не жалко и десяти фунтов в неделю. Впрочем, глаза блестели как-то знакомо. Но улизнуть от нас так запросто вам, как видите, не удалось.

– Я проработал в этой маскарадной личине весь день, – отозвался Холмс, зажигая сигару. – Дело в том, что в преступном мире я очень уж многим примелькался, особенно с тех пор, как наш друг взялся публиковать отчеты о кое-каких моих расследованиях. А потому вынужден выходить на тропу войны, только переменив внешность, пускай и столь незатейливо. Вы получили мою телеграмму?

– Да, потому я и здесь.

– Как подвигается ваше расследование?

– Зашло в полный тупик. Пришлось освободить двух арестованных, против двух остальных улик тоже нет.

– Не огорчайтесь. Взамен получите от нас парочку других. Но вы должны подчиниться моим указаниям. Успех дела будет всецело принадлежать вам, однако действовать вам нужно в соответствии с моим планом. Согласны?

– Согласен безоговорочно, если с вашей помощью мы захватим этих негодяев.

– Что ж, тогда в первую очередь мне нужен быстроходный паровой катер полиции. К семи часам у Вестминстерского причала.

– Это легко устроить. Там всегда дежурит служебное судно. Однако мне лучше для верности перейти дорогу и позвонить по телефону.

– Далее: два крепких сотрудника – на случай, если нам окажут сопротивление.

– Найдем двух или трех. Что еще?

– Когда захватим преступников, сокровище окажется у нас в руках. Полагаю, моему другу будет приятно вручить ларец юной леди, которой по праву принадлежит половина богатства. Пусть она первой откроет ларец. А, Ватсон?

– Для меня это будет огромной радостью.

– Это нарушение процедуры, – покачал головой Джонс. – Впрочем, вся эта история ни в какие процедуры не укладывается, так что, думаю, можно будет закрыть на это глаза. Затем клад должен быть передан властям для завершения официального следствия.

– Разумеется. Это совсем нетрудно. И еще вот что. Мне бы очень хотелось услышать некоторые подробности из уст самого Джонатана Смолла. Вы знаете, что я люблю составлять полную картину своих расследований – от и до. Не будет возражений, если я расспрошу его в частном порядке – здесь, у меня, или где угодно, при надежной охране?

– Как скажете: вы – хозяин положения. Правда, у меня нет никаких доказательств, что этот самый Джонатан Смолл вообще существует. Однако если вы его изловите, не вижу резонов, чтобы отказать вам в просьбе.

– Тогда по рукам!

– По рукам! Что-нибудь еще?

– Единственное, на чем я настаиваю, – вы должны отобедать с нами. На стол подадут через полчаса. Есть устрицы, пара куропаток и кое-какой выбор белых вин. Ватсон, вы до сих пор не оценили по достоинству мои таланты домоуправа.

Глава X
Конец островитянина

Отобедали мы в прекрасном настроении. Холмс, если этого желал, был несравненным собеседником, а в тот вечер просто блистал красноречием, – по-видимому, сказалось нервное возбуждение. Не помню, когда еще он говорил так много и подробно, легко переходя с одной темы на другую: о средневековой керамике и о мираклях, о скрипках Страдивари, о буддизме на Цейлоне и о военных кораблях будущего. Обо всем этом Холмс рассуждал со знанием дела, словно специально изучал каждый из предметов. Отменное расположение его духа было, вероятно, реакцией на мрачную подавленность, которая владела им в предыдущие дни. Этелни Джонс в свободное от службы время оказался компанейским сотрапезником и управлялся с обедом точно заправский бонвиван. Мне тоже передался приподнятый настрой Холмса, и меня очень воодушевляла мысль о скорой развязке нашего дела. В продолжение всего обеда никто и словом не обмолвился о причине, которая собрала нас вместе.

Как только убрали со стола, Холмс взглянул на часы и наполнил портвейном три бокала со словами:

– Выпьем за успех нашей вылазки. Пора отправляться. У вас есть пистолет, Ватсон?

– В ящике стола лежит мой старый боевой револьвер.

– Захватите его с собой. Надо быть готовым ко всему. Вижу, кэб уже прибыл, я заказал его на половину седьмого.

В начале восьмого мы высадились на Вестминстерском причале, где нас ожидал катер. Холмс окинул его придирчивым взглядом.

– Есть тут какой-то знак, указывающий на принадлежность катера полиции?

– Да, сбоку зеленый фонарь.

– Уберите его.

Это было сделано, мы сошли на палубу, и катер отчалил. Мы втроем – Холмс, Джонс и я – устроились на корме. Один служака стоял у руля, второй занимался топкой, а впереди расположились двое ражих полицейских.

– Куда мы? – спросил Джонс.

– К Тауэру. Велите остановиться напротив Джейкобсон-Ярда.

Наше судно оказалось очень быстроходным. Мы пронеслись мимо рядов нагруженных барж, как будто те стояли на приколе. А когда мы поравнялись с речным пароходом и оставили его позади, Холмс с довольной улыбкой заметил:

– Так мы сможем настичь кого угодно.

– Это вряд ли. Однако мало кто способен с нами потягаться.

– Нам нужно догнать «Аврору», а она славится своей резвостью. Обрисую вам ситуацию, Ватсон. Помните, как меня бесила помеха, сама по себе ничтожная?

– Помню.

– Так вот, я решил дать голове полный отдых и занялся химическими опытами. Один из наших величайших государственных деятелей сказал, что лучший отдых – перемена занятия. Чистая правда. Когда мне удалось наконец разложить один углеводород, я вновь обратился мыслями к нашей проблеме с семейством Шолто и еще раз подверг разбору всю эту историю. Мои мальчишки обрыскали всю Темзу вверх и вниз по течению – без малейшего толку. «Аврора» будто сгинула: ни на одной пристани ее не заметили, но и на родной причал она не возвращалась. Едва ли ее затопили, дабы скрыть следы, хотя на всякий случай это предположение нельзя было исключать. Примитивной хитрости у этого Смолла хватает, но изощренных уловок от него ждать не приходится. Для этого нужно какое-никакое образование. Далее: он наверняка некоторое время провел в Лондоне – нам ведь известно, что он постоянно наблюдал за Пондишерри-Лодж. И покинуть страну немедленно не мог бы: чтобы уладить дела, нужно время – пускай даже один только день. Так или иначе, вероятность этого довольно велика.

– А мне представляется, что не очень, – возразил я. – Куда вероятней, если Смолл уладил все свои дела до того, как отправился в эту экспедицию.

– Нет, не думаю. Смолл слишком дорожит своим логовом, где при опасности можно затаиться, и откажется от него, только уверившись, что пользоваться им больше незачем. Но меня осенило и другое соображение. Джонатану Смоллу, конечно, было ясно, что экзотическая внешность его компаньона, как бы он ее ни маскировал, непременно вызовет толки и пересуды – и, не исключено, кто-то свяжет эту личность с трагедией в Норвуде. Догадливости на это ему хватило. Оба отправились из своего штаба под покровом ночи, и Смоллу хотелось бы вернуться обратно затемно. Однако, судя по словам миссис Смит, отчалили они только в четвертом часу утра. Уже совсем рассвело, вскоре всюду появился бы народ. Поэтому я заключил, что далеко уйти они не могли. Смиту, лишь бы он помалкивал, денег они не пожалели, катер его наняли для окончательного бегства – и поспешили с ларцом к себе в убежище. Спустя день-другой, узнав из газет, что пишут об убийстве и кого в нем подозревают, они – опять-таки под покровом ночи – пробрались бы до Грейвзэнда или махнули в сторону Даунса. А там, не сомневаюсь, сели бы на заранее выбранное судно, идущее в Америку или в колонии.

– Но катер? Неужели они прихватили его с собой в берлогу?

– Разумеется, нет. Я предположил, что «Аврора», хотя и невидимая, находится где-то поблизости. Поставил себя на место Смолла и оценил ситуацию его глазами. Скорее всего, он прикинул, что если полиция взяла след, то отослать катер обратно или оставить его на какой-либо пристани рискованно. Где же тогда спрятать «Аврору» – но так, чтобы в случае надобности она была под рукой? Я задался вопросом, как поступил бы, окажись я в его шкуре. И увидел один-единственный способ: оставить катер где-нибудь на верфи или в ремонтном доке для устранения пустячной поломки. Он будет скрыт от посторонних глаз, а я, как только захочу, смогу заполучить его почти сразу.

– Как просто!

– Разглядеть самое простое обычно бывает труднее всего. Итак, я ухватился за эту идею, вырядился безобидным старым моряком и начал обследовать все доки вниз по течению. Из пятнадцати доков я ушел с пустыми руками, зато в шестнадцатом – том самом Джейкобсон-Ярде – узнал, что два дня назад человек на деревянной ноге доставил им «Аврору» с просьбой наладить руль. «Да руль вполне исправный, – сообщил мне мастер. – Вон там этот катер стоит, с красными полосами». И кто, по-вашему, заявился в ту же минуту? Мордехай Смит собственной персоной, пропавший владелец – причем изрядно под градусом. Я бы, конечно, его не узнал, если бы не его вопли, что он – сам Мордехай Смит, хозяин «Авроры». Требовал представить ему катер сегодня вечером ровно в восемь: мол, «понадобится он двум джентльменам, которые задержки не потерпят, запомните это хорошенько!». Заплатили ему, видать, щедро: шиллинги он швырял направо и налево. Я было последовал за Смитом, но он шмыгнул в пивную, так что я вернулся в ремонтный док. По дороге мне встретился мальчишка из моей команды, и я поставил его часовым возле «Авроры». Ему предписано стоять у береговой кромки и, как только катер отчалит, махнуть носовым платком. Будем держаться поблизости, и меня очень удивит, если мы не накроем обоих негодяев вместе с сокровищем.

– Ваш план разработан весьма искусно, хотя виновны ли эти люди, неясно, – проговорил Джонс. – Если бы операцией руководил я, то отрядил бы в Джейкобсон-Ярд полицейских и арестовал их на месте.

– А вот и нет! Смолл не такой простак. Сначала он вышлет разведчика – и, если почует неладное, затаится еще на неделю.

– Но можно не спускать глаз с Мордехая Смита, и он приведет нас прямо в укрытие, – вставил я.

– Потратили бы время попусту. Один шанс из сотни, что Смиту известно, где они прячутся. Карман у него набит, выпивки хоть залейся, к чему лишние вопросы? Указания, что делать, он получает. Нет, я обдумал все возможные способы, и этот – наилучший.

Тем временем наш катер проносился под многочисленными мостами, пересекающими Темзу. Минуя Сити, мы видели, как закатные лучи солнца позолотили крест на куполе собора Святого Павла. Когда достигли Тауэра, начало смеркаться.

– А вот и Джейкобсон-Ярд! – Холмс указал на густое скопище мачт и снастей со стороны Саррея. – Курсируйте не спеша взад и вперед под этим прикрытием. – Он вынул из кармана ночной бинокль и всмотрелся в береговую линию. – Вижу моего часового на посту, но платком он не машет.

– Что, если нам спуститься немного вниз по течению и устроить там засаду? – с горячностью предложил Джонс.

Все мы теперь сгорали от нетерпения – даже полицейские и рулевой с кочегаром, смутно представлявшие нашу цель.

– У нас нет права рисковать, – отозвался Холмс. – Десять шансов против одного, что они пойдут вниз по реке, но уверенности в этом нет. Отсюда нам хорошо виден вход в док, а мы почти незаметны. Ночь будет ясная, огней много. Останемся здесь. Взгляните: улицы при свете газовых фонарей запружены людьми.

– Они расходятся по домам после работы в доке.

– На вид – перепачканное жулье, но в каждом, несомненно, таится бессмертная искорка. Трудно поверить в такую априорную вероятность – и тем не менее… Удивительная загадка – человек!

– Кто-то полагает, что человек – это душа, скрытая в животном, – высказался я.

– Уинвуд Рид неплохо в этом разбирается, – согласился Холмс. – Он как-то заметил: всякий индивид – неразрешимый ребус, но совокупность людей – это четкая математика. К примеру, поступки отдельного человека предугадать нельзя, однако поведение коллектива легко спрогнозировать. Характеры различаются между собой, но их процентное соотношение остается неизменным. Так говорит статистика. Но что это там – уж не платок ли? Машут в воздухе чем-то белым.

– Да-да! – вскричал я. – Это ваш часовой, вижу его отчетливо.

– А вон и «Аврора»! – подхватил Холмс. – Летит, будто за ней черти гонятся! Машинист, полный вперед! Следуйте за тем катером с желтым фонарем. Ей-богу, в жизни себе не прощу, если он от нас улизнет!

«Аврора» незаметно выскользнула из дока и, скрытая двумя-тремя суденышками, успела набрать скорость, прежде чем мы ее заметили. Катер несся вниз по течению у самого берега на огромной скорости. Джонс мрачно посмотрел ему вслед и покачал головой:

– Очень уж быстро. Сомневаюсь, что мы их догоним.

– Должны – во что бы то ни стало должны! – сквозь зубы процедил Холмс. – Побольше угля в топку! Выжмите из машины все, что можно! Да пусть наш катер хоть сгорит, лишь бы их поймать!

Теперь мы приблизились к «Авроре» почти вплотную. Огонь в топке ревел, мощный механизм стучал и клацал, будто громадное металлическое сердце. Острый, крутой нос катера рассекал речную воду, посылая направо и налево две взвихренные волны. Нас подбрасывала и сотрясала дрожь – в такт неустанной машине, дышавшей, будто живое существо. Крупный желтый фонарь у нас на носу отбрасывал длинную мерцающую полосу света. Темное пятно впереди обозначало «Аврору», и водоворот белой пены за ней указывал на скорость, с которой она двигалась. Мы мчались мимо барж, пароходов, торговых судов, ныряя и выныривая из их гущи, поочередно их обгоняя. Из темноты нас окликали чьи-то голоса, однако «Аврора» не сбавляла ход, а мы упорно продолжали преследование.

– Кидайте уголь, парни, кидайте! – крикнул Холмс, заглянув в машинное отделение, и яркое пламя снизу озарило его сосредоточенное орлиное лицо. – Гоните что есть мочи!

– Кажется, нагоняем понемногу, – сказал Джонс, не сводя глаз с «Авроры».

– Точно, – поддакнул я. – Минута-другая – и мы с ними поравняемся.

Но в этот момент злой рок сыграл с нами недобрую шутку: путь нам преградило буксирное судно, тащившее за собой три баржи. Столкновения удалось избежать лишь потому, что наш рулевой круто заложил вбок, однако, когда мы, обойдя встречный буксир, взяли прежний курс, «Аврору» отделяли от нас добрые две сотни ярдов. Впрочем, ее было по-прежнему хорошо видно, а зыбкие мрачноватые сумерки сменились ясной звездной ночью. Паровые котлы работали на полную мощность; наша хрупкая скорлупка дрожала и скрипела под напором неистовой энергии, увлекавшей катер все дальше. Мимо промелькнули Пул и Вест-Индские доки, мы пронеслись по длинному детфордскому изгибу реки и обогнули Собачий остров. Смутное расплывчатое пятно впереди постепенно приобрело очертания ладно построенной «Авроры». Джонс направил на катер прожектор, так что мы отлично разглядели людей на палубе. Один сидел на корме, склонившись над каким-то черным предметом, который зажал между коленями. Рядом с ним лежало нечто темное, вроде крупного ньюфаундленда. Румпель держал подросток, а слепящее пламя топки освещало старшего Смита, обнаженного по пояс: он беспрестанно швырял в нее уголь так, словно от этого зависела его жизнь. Поначалу беглецы еще могли сомневаться, действительно ли мы их преследуем, но теперь, когда убедились, что мы повторяем за ними все зигзаги и повороты, вопросов у них больше не возникало. У Гринвича нас разделяло ярдов триста, к Блэкуоллу дистанция сократилась до двух с половиной сотен. За годы моей непростой армейской службы кого только мне не доводилось преследовать, но никогда раньше погоня не захватывала меня, как эта отчаянная, безумная гонка по Темзе. Мы неотвратимо подступали к «Авроре», ярд за ярдом. В ночной тишине отчетливо слышались пыхтение и лязганье ее механизмов. Человек на корме по-прежнему сидел скрючившись, словно бы что-то ворошил руками и поминутно прикидывал на глазок разделявшее нас расстояние. Ближе, ближе – совсем близко… Джонс крикнул, приказывая им остановиться. Оба катера летели стрелой, между нами оставалось не более чем четыре корпуса. На этом отрезке реки обычно пустынно: с одной стороны – Баркинг-Левел, с другой – тянутся унылые Пламстедские болота. После окрика Джонса человек на корме выпрямился и, размахивая в воздухе стиснутыми кулаками, принялся хрипло осыпать нас бранью. Он был отлично сложен, мускулист; стоял он, широко расставив ноги, и я заметил, что правую, от самого бедра, ему заменял деревянный протез. Заслышав его бешеные крики, темная фигура зашевелилась и выпрямилась: это был черный человечек – такого карлика я сроду не видывал, – с большой уродливой головой и копной спутанных всклокоченных волос. Холмс уже держал револьвер наготове, а я при виде безобразного дикаря выхватил свой. Дикарь был закутан не то в балахон, не то в одеяло: открытым оставалось только лицо – но этого зрелища было достаточно, чтобы надолго лишиться сна. Впервые в жизни я столкнулся с настолько явным воплощением свирепости и кровожадности. Глазки дикаря сверкали угрюмым блеском, а толстые, вывернутые наружу губы кривились в злобной ухмылке, обнажая зубы, лязгавшие в полуживотной ярости.

– Если он поднимет руку – стреляйте, – спокойно распорядился Холмс.

Теперь мы находились на расстоянии одного корпуса – казалось, стоило только протянуть руку. При свете прожектора я хорошо различал обоих: белый человек с широко расставленными ногами изрыгал проклятия, нечестивый урод с омерзительной рожей скрежетал желтыми зубами.

Нам повезло, что видимость была неплохая. Пока мы их рассматривали, дикарь проворно извлек из складок своего наряда короткую деревянную трубку не длиннее школьной линейки и приложил ее к губам. Наши выстрелы грянули одновременно. Дикарь крутнулся на месте, вскинул руки, захрипел, словно закашлялся, и рухнул через борт в воду. В пенистом водовороте я поймал его грозный, ненавидящий взгляд. В ту же минуту человек на деревяшке изо всех сил налег на руль, «Аврора» круто свернула к южному берегу, и мы, едва ее не задев, проскочили мимо. Мы тут же повернули следом, однако она уже достигла берега. Место было дикое и заброшенное: луна освещала бескрайнюю болотистую низину, где среди луж стоячей воды гнили какие-то растения. «Аврора» с глухим стуком уткнулась в илистую кромку: нос ее высоко задрался, а корма погрузилась в воду. Беглец соскочил на землю, однако его деревянная нога тотчас целиком ушла в вязкую почву. Сколько он ни дергался и ни корчился – все было напрасно. Смолл не мог теперь сделать ни шагу – что вперед, что назад. Он вопил от бессильной злости, яростно колотил другой ногой по топкой жиже, но от всех этих стараний деревяшка только глубже тонула в липком иле. Когда мы подошли на катере почти вплотную, Смолл так прочно встал на якорь, что мы сумели вызволить его из трясины только с помощью бечевки, накинутой ему на плечи, – словно выудили опасную рыбину. Оба Смита, отец и сын, мрачно сидели на своем катере и безропотно подчинились приказу перейти на наш. Саму «Аврору» мы сволокли с места и крепко привязали к нашей корме. На ее палубе стоял увесистый железный ларец работы индийского мастера – несомненно, тот самый, в котором хранилось сокровище семейства Шолто, навлекшее столько бед. Ключа не было; ларец оказался довольно тяжел, и мы осторожно перенесли его в нашу крохотную рубку. На обратном пути вверх по течению мы неспешно обшаривали прожектором все вокруг, однако следов островитянина не обнаружили нигде. Кости диковинного чужака покоятся где-то на темном илистом дне Темзы.

– Взгляните! – Холмс указал на деревянную дверцу люка. – Припозднились мы чуточку с выстрелом.

Сомнений не оставалось: как раз позади того места, где стояли мы с Холмсом, торчала одна из хорошо известных нам смертоносных стрелок. Видимо, она пролетела между нами в ту секунду, когда мы нажали на курок. Холмс улыбнулся и, по своему обыкновению, небрежно пожал плечами, а я, признаюсь, похолодел от мысли, что той ночью мы были на волосок от страшной смерти.