Текст книги "Записки врача общей практики"

Третье поколение

Спускающаяся от Монумента[3]3
  Колонна в память пожара 1666 года.


[Закрыть] к Темзе улица Скадамор-лейн по вечерам тонет в тени двух нависших над редкими газовыми фонарями пугающе огромных черных стен. Тротуары здесь узкие, а проезжая часть вымощена круглым булыжником, так что бесконечные подводы грохочут, как морской прибой. Среди деловых зданий стоят несколько старомодных домов, в одном из них, с левой стороны, примерно в середине улицы, развернул свою обширную практику доктор Хорэс Селби. Конечно, для столь крупного специалиста место странное, однако заслуживший европейскую репутацию врач может позволить себе жить там, где ему угодно, тем более что, учитывая его специализацию, пациенты далеко не всегда рассматривают уединение как недостаток.

Часы показывали десять вечера. Весь день доносившийся с Лондонского моста шум транспорта наконец-то стих, превратившись в смутный гул. Шел сильный дождь, тусклый свет с трудом пробивался сквозь мокрое стекло газовых фонарей и рисовал на блестящих камнях мостовой небольшие круги. Воздух наполняли разнообразные звуки непогоды: шелест и плеск водяных струй, стук падающих с карнизов тяжелых капель, бульканье и журчанье несущейся по двум крутым сточным канавам и проваливающейся сквозь канализационные решетки воды. В этот час на улице Скадамор-лейн можно было заметить лишь одну фигуру: принадлежала эта фигура мужчине, стоявшему возле двери доктора Хорэса Селби.

Человек только что позвонил и теперь ждал ответа. Пробивавшийся сквозь фрамугу яркий свет падал на мокрые блестящие плечи и поднятое лицо. Лицо выглядело бледным, чувствительным, четко очерченным, с едва заметной странностью в выражении. Взгляд, отдаленно напоминавший взгляд испуганной лошади, сочетался с детской беспомощностью худых ввалившихся щек и безвольно опущенной нижней губы. Именно по испуганному лицу открывший дверь слуга сразу определил, что незнакомец пришел за медицинской помощью. Как часто на крыльце доктора Хорэса Селби появлялись люди со страхом в глазах!

– Доктор дома?

После короткого замешательства дворецкий ответил:

– Он обедает в компании друзей, сэр. Доктор Селби не любит, когда его беспокоят в личное время.

– Передайте, что мне необходимо немедленно с ним встретиться. Скажите, что дело чрезвычайно важное. Вот моя визитная карточка. – Трясущимися пальцами посетитель вытащил из бумажника кусочек глянцевого картона. – Мое имя – сэр Фрэнсис Нортон. Передайте доктору, что сэр Фрэнсис Нортон из Дин-Парк должен безотлагательно с ним встретиться.

– Хорошо, сэр. – Дворецкий крепко сжал в пальцах карточку и сопровождавшую ее монету достоинством в половину соверена. – Если вас не затруднит, сэр, повесьте плащ здесь, в прихожей. Уж очень он мокрый. Извольте подождать в приемной. Не сомневаюсь, сэр, что мне удастся убедить доктора выйти к вам.

Молодой баронет прошел в просторную комнату с высоким потолком. Пол покрывал такой мягкий и толстый ковер, что шаги оставались неслышными. Две газовые лампы светили вполсилы, а наполнявший воздух слабый аромат придавал комнате религиозную атмосферу. Баронет опустился в стоявшее возле тлеющего камина просторное кожаное кресло и угрюмо осмотрелся. Две стены комнаты занимали книги – толстые, увесистые, с поблескивающим золотым тиснением на корешках. Белую мраморную полку высокого старомодного камина загромождали ватные тампоны, бинты, мензурки и разнообразные маленькие пузырьки. Один из них, с широким горлышком, содержал медный купорос, другой – с горлышком более узким – был наполнен чем-то, напоминавшим обломки курительной трубки. Правда, красная этикетка гласила, что это каустическая сода. Повсюду – на каминной полке, на занимавшем центр комнаты большом столе и на письменном столе – в художественном беспорядке хранились термометры, шприцы для подкожных инъекций, скальпели и шпатели. На самом видном месте, на письменном столе справа, лежали экземпляры пяти книг, написанных доктором Хорэсом Селби по прославившему его вопросу, а слева, на толстом медицинском справочнике, красовалась огромная, размером с репу, модель человеческого глаза. Глаз открывался, демонстрируя хрусталик и две камеры.

Сэр Фрэнсис Нортон никогда не отличался особой наблюдательностью, однако здесь и сейчас с огромным вниманием рассматривал все мелочи обстановки. От острого взгляда не укрылась даже разъеденная кислотой деревянная пробка на одном из пузырьков, и баронет спросил себя, почему доктор не использует стеклянные. Отражавшие свет крохотные царапины на столе, небольшие пятна на кожаной поверхности письменного стола, написанные на этикетках химические формулы – ни одна даже самая мелкая подробность не избежала целенаправленного, преувеличенного внимания. Слух также заметно обострился: в ушах болезненно отдавалось тяжелое тиканье стоявших на камине массивных черных часов. И все же, несмотря на громкий отсчет времени и даже вопреки толстым старомодным деревянным панелям на стенах, баронет улавливал доносившиеся из соседней комнаты голоса и даже разбирал обрывки разговора.

– Второй игрок должен был принять…

– Но ведь ты сам взял последнюю карту!

– Как я мог пойти дамой, зная, что у него в запасе туз?

Из неясного гула общей застольной беседы выбивались разрозненные фразы. А потом внезапно послышался скрип двери, за ним последовали шаги по коридору, и, вздрогнув от нетерпения и ужаса, сэр Фрэнсис понял, что приближается переломный момент его жизни.

Доктор Хорэс Селби оказался высоким дородным человеком импозантной наружности. Крупный нос и твердый подбородок свидетельствовали о силе характера, однако в целом черты лица выглядели одутловатыми и лучше гармонировали бы с париком и шейным платком ранней георгианской эпохи, чем с короткой стрижкой и черным сюртуком конца девятнадцатого века. Он был чисто выбрит – очевидно, для того, чтобы оставить на виду редкой красоты рот – крупный, подвижный, с прячущейся в уголках губ доброй снисходительной улыбкой. Эта улыбка и пара полных сочувствия карих глаз заставляли пристыженных грешников выдавать свои самые сокровенные тайны. Искусно подстриженные небольшие густые бакенбарды начинались ниже ушей и, поднимаясь валиками, уходили в густые пряди начинающих седеть волос. Одна лишь внешность и величественное поведение этого человека уже вселяли в пациентов уверенность и надежду. В медицине, как и среди военных, благородная осанка и уверенные манеры убедительно свидетельствуют о прошлых победах и обещают победы будущие. Лицо доктора Хорэса Селби дарило утешение, как и большие, мягкие, белые руки, одну из которых он протянул посетителю.

– Прошу прощения за то, что заставил ждать. Конфликт обязательств, видите ли: с одной стороны, долг хозяина перед гостями, а с другой – долг врача перед пациентом. Но вот наконец я в вашем полном распоряжении, сэр Фрэнсис. Но, Боже мой, до чего же вы холодный!

– Да, замерз.

– И весь дрожите. Ну-ну, так никуда не годится! Этот дождливый вечер окончательно вас заморозил. Может быть, немного чего-нибудь согревающего…

– Нет, спасибо, доктор. Пожалуй, не стоит. Да и дрожу я вовсе не от холода. Просто очень нервничаю.

Доктор слегка повернулся в кресле и похлопал молодого человека по колену точно так же, как похлопал бы по шее встревоженную лошадь.

– В чем же дело? – спросил он, глядя через плечо в бледное лицо с испуганными глазами.

Сэр Фрэнсис Нортон дважды открыл рот, собираясь заговорить, но так и не издал ни звука. Вместо этого быстро нагнулся, поднял правую штанину, спустил носок и показал голень. Доктор взглянул и несколько раз щелкнул языком.

– Обе ноги?

– Нет, только одна.

– Внезапно?

– Сегодня утром.

– Хм…

Надув губы, доктор Селби задумчиво провел по подбородку большим и указательным пальцами.

– Можете чем-нибудь объяснить? – спросил он быстро.

– Нет.

Большие карие глаза приняли суровое выражение.

– Полагаю, незачем говорить, что без абсолютной искренности…

Пациент порывисто вскочил.

– Клянусь Богом! – воскликнул он горячо. – Мне абсолютно не в чем себя упрекнуть! Неужели вы думаете, что я настолько глуп, чтобы прийти к вам и лгать? Так вот, раз и навсегда: мне не о чем сожалеть.

Он стоял посреди комнаты с закатанной до колена штаниной и застывшим в глазах безысходным ужасом, представляя собой жалкое, одновременно трагическое и гротескное зрелище. Из соседней комнаты, где играли в карты, донесся очередной взрыв хохота. Доктор и пациент молча переглянулись.

– Сядьте, – строго приказал доктор. – Вашего заверения вполне достаточно. – Склонившись, он провел пальцем вниз по голени, а потом слегка приподнял ногу.

– Хм, серпигинозная сыпь, – пробормотал тихо и покачал головой. – Другие симптомы присутствуют?

– Зрение немного ослабло.

– Позвольте посмотреть зубы. – Доктор заглянул в рот и снова издал легкий щелкающий звук сочувствия и осуждения.

– Теперь глаза. – Он включил стоявшую у локтя пациента лампу, взял небольшое увеличительное стекло, чтобы сконцентрировать свет, и наискось провел по глазам пациента. При этом на полном выразительном лице возникло выражение глубокого удовлетворения – точно такого же энтузиазма, какое испытывает ботаник, найдя и положив в свой оловянный короб редкое растение, или астроном, наконец-то увидев в телескоп желанную комету.

– Весьма типично. Да-да, крайне типично, – заключил доктор, поворачиваясь к письменному столу и набрасывая на листке бумаги кое-какие заметки. – Что интересно, я как раз пишу монографию по данному вопросу. Просто поразительно, что вы смогли представить настолько четко дифференцированный случай.

Радуясь яркости симптомов, он совсем забыл о пациенте и едва ли не поздравил обладателя столь ценного материала. Но сэр Фрэнсис попросил разъяснений, и доктор снова обрел человеческое сочувствие.

– Мой дорогой сэр, – проговорил он утешительным тоном. – Нам с вами незачем вдаваться в сугубо профессиональные подробности. Например, если скажу, что наблюдаю паренхиматозный кератит, вам станет легче? Присутствуют также отчетливые признаки зобного диатеза. Говоря в общих словах, можно отметить, что заболевание системное и наследственное.

Молодой баронет без сил откинулся на спинку кресла. Голова упала на грудь. Доктор Селби проворно вскочил, подбежал к небольшому столику в углу комнаты, налил полстакана бренди и поднес к губам пациента. Тот медленно выпил, бледное лицо слегка порозовело.

– Возможно, я высказался чересчур резко, – заметил доктор, – но вы ведь наверняка знали природу своего заболевания. Иначе зачем вы ко мне пришли?

– Помоги мне Господь, именно это я заподозрил, но только сегодня, когда увидел ногу. Точно такая же нога была у отца.

– Значит, это от него?

– Нет, от деда. Слышали о знаменитом повесе, сэре Руперте Нортоне?

Доктор много читал и обладал цепкой памятью. Имя тотчас оживило в сознании порочную репутацию своего обладателя – известного светского персонажа тридцатых годов, погрязшего в распутстве игрока, дуэлянта и пьяницы. Сэр Руперт Нортон пал так низко, что даже самые близкие друзья, когда-то с готовностью разделявшие увеселения, в ужасе отдалились и обрекли его на мрачную старость в обществе жены-барменши, на которой кутила женился в пьяном угаре. Глядя на обреченно поникшего в кожаном кресле молодого человека, на миг доктор увидел за его спиной смутный образ развратного старого денди в широком шейном платке, с темным порочным лицом и множеством звенящих на цепочках печатей. Во что он превратился? В кучку костей в покрытом плесенью ящике. Но его прегрешения продолжали жить и гноить кровь в венах безвинного человека.

– Вижу, что вы о нем слышали, – проговорил молодой баронет. – Насколько мне известно, дед умер ужасно, но все-таки не менее ужасно, чем жил. Мой отец – его единственный сын: человек трудолюбивый, любивший науку, канареек и тихую сельскую жизнь. Однако целомудрие его не спасло.

– Полагаю, симптомы были кожными.

– Да. Даже дома отец носил перчатки: это мое первое воспоминание. Затем – шея и ноги. Он очень часто расспрашивал меня о здоровье, и тогда я считал его излишне мнительным, потому что не понимал причины тревоги. А еще отец постоянно за мной наблюдал: думал, что я не замечаю его пристального взгляда. И вот теперь я понял, чего он со страхом искал.

– А братья или сестры у вас есть?

– Слава богу, нет.

– Что же, случай очень печальный. К сожалению, в моей практике весьма распространенный и типичный. Так что, сэр Фрэнсис, страдаете вы не в одиночестве. Многие тысячи мучеников покорно несут тот же крест.

– Но где же справедливость, доктор? – воскликнул молодой человек, вскочив и принимаясь нервно шагать по комнате. – Если бы я унаследовал от деда не только болезнь, но и грехи, еще можно было бы как-то понять, но ведь я уродился в отца. Люблю все красивое и нежное – музыку, поэзию, изобразительное искусство. Грубое, животное начало мне претит. Спросите любого из моих друзей, и каждый уверенно это подтвердит. И вот теперь, когда навалилась эта мерзкая, грязная болезнь… Ах! Я превратился в низкое, презренное существо! Но почему и за что? Разве я не имею права задать этот вопрос? Разве я совершил что-то плохое? Разве в чем-то виноват? Разве по собственной воле появился на свет? И вот теперь пожалуйста – проклят в самом расцвете жизни. Мы говорим о грехах предков, но как насчет прегрешений самого Создателя? – Несчастный страдалец воздел сжатые в кулаки руки: застигнутый в вихре бесконечности беспомощный атом с мозгом размером с острие булавки.

Доктор встал и, положив ладони на плечи отчаявшегося пациента, заставил вернуться в кресло.

– Ну-ну, мой дорогой мальчик. Не надо так себя изводить. Вы же дрожите с головы до ног. Нервы не выдержат. Приходится принимать эти великие вопросы на веру. В конце концов, что мы такое? Плохо развитые существа в переходной стадии, более близкие скорее к медузе, чем к совершенному человечеству. Разве нашим убогим умом можно постичь целостность факта? Да, вне всякого сомнения, все это мрачно и туманно. Полагаю, знаменитое стихотворение Поупа отлично подводит итог сказанному. От себя же могу сказать, что в результате пятидесяти лет разнообразного опыта…

Однако молодой баронет прервал его нетерпеливым, полным презрения восклицанием.

– Слова, слова, слова! Ничто не мешает вам произносить их, сидя в удобном кресле. И, несомненно, думать то же самое. Вы жили и живете собственной жизнью, а я еще не успел вступить в свою. В ваших венах течет здоровая кровь, а моя кровь отравлена. И все же я так же невинен, как и вы. Чем бы помогли вам слова, если бы вы сидели на моем месте, а я на вашем? Ах, они так фальшивы и надуманны! Но не сочтите меня грубым, доктор. Не хотел оскорбить. Всего лишь говорю, что ни вам, ни какому-то другому человеку не дано осознать выпавшие на мою долю страдания. Но есть один вопрос, доктор, от ответа на который зависит вся жизнь. – В агонии мрачного предчувствия баронет до боли сцепил пальцы.

– Так задайте ваш вопрос, дорогой сэр. Я весь в сочувственном внимании.

– Как по-вашему, на мне яд истощился, или, если бы у меня появились дети, то и они тоже пострадали бы?

– Существует лишь один-единственный ответ. «Третье и четвертое поколение» – так гласит почтенный старинный текст. Возможно, вам удастся избавиться от болезни, но решиться на брак можно будет лишь через много-много лет.

– Во вторник у меня свадьба, – прошептал пациент.

Настала очередь доктора Селби прийти в ужас. А ведь за годы практики он повидал всякое, так что нервы его давно превратились в прочные канаты. В повисшей тишине из соседней комнаты вновь долетели обрывки разговоров за карточным столом.

– Если бы вы зашли с червей, нам бы пришлось отбиваться козырем.

– Мне остается только выложить туз.

Возбужденные игроки явно начинали сердиться.

– Но как вы могли? – повысив голос, сурово спросил доктор. – Это же преступление.

– Не забывайте, что я только сегодня узнал о своем состоянии. – Баронет судорожно сжал пальцами виски. – Вы светский человек, доктор Селби. Наверняка и прежде видели подобные вещи либо слышали о них. Дайте мудрый совет. Я полностью в вашей власти. Все произошло неожиданно, а оттого еще более страшно. Я недостаточно силен, чтобы выдержать этот удар.

Густые красивые брови доктора сошлись в одну линию. В глубокой задумчивости он принялся грызть ногти.

– Свадьба не должна состояться.

– Так что же мне делать?

– Не должна состояться, чего бы это ни стоило.

– Значит, я обязан отказаться от данного слова?

– Вне всякого сомнения.

Молодой человек достал бумажник, вынул маленькую фотографию и протянул доктору. При взгляде на изображение жесткое лицо смягчилось.

– Понимаю, насколько вам тяжело, особенно теперь, когда увидел вот это. Но альтернативы не существует. Придется отвергнуть даже мысль о браке.

– Но это безумие, доктор. Говорю вам, безумие! Нет-нет, простите, не стану повышать голос. Просто забылся. Но поймите же, во вторник мне предстоит жениться. В ближайший вторник, понимаете? И весь мир об этом знает. Так разве я вправе навлечь на свою избранницу публичное унижение? Это же чудовищно!

– Несколько лет назад один мой пациент оказался в подобной ситуации, – задумчиво произнес доктор Селби. – И он решил проблему весьма оригинальным способом. Намеренно нарушил закон, чем вынудил родителей молодой леди отозвать согласие на брак.

Молодой баронет покачал головой.

– Дело в том, что моя личная честь остается незапятнанной, – возразил он. – Ничего другого у меня не останется, но честь я сохраню.

– Что же, дилемма непроста, а выбор исключительно за вами.

– Может быть, предложите что-нибудь другое?

– У вас, случайно, нет собственности в Австралии?

– Нет.

– А капитал имеется?

– Да.

– Значит, можете ее приобрести. Завтрашнее утро вполне годится для совершения сделки. Достаточно тысячи акций какой-нибудь горнорудной компании. Тогда сможете написать невесте, что неотложное дело заставило вас срочно отправиться в далекую страну, чтобы инспектировать шахты. Таким образом вы выиграете по крайней мере полгода.

– Ну что же, подобный вариант возможен. Да, вполне возможен. Но подумайте о ее положении. Полный свадебных подарков дом. Гости прибывают издалека. Ужасно! А вы утверждаете, что альтернативы не существует.

Доктор Селби пожал плечами.

– Что же, в таком случае сейчас же напишу невесте, а завтра утром уеду. А? Не позволите ли присесть за ваш стол? Благодарю. Прошу прощения за то, что отвлек от гостей. Еще одну минуту.

Баронет написал короткое, в несколько строчек, послание и тут же, подчинившись мгновенному порыву, разорвал листок и бросил в камин.

– Нет, не могу вот так просто ей солгать, – проговорил молодой человек, вставая. – Нужно найти другой выход. Пожалуй, подумаю и сообщу вам о принятом решении. Позвольте удвоить гонорар: явился в столь немыслимое время. А теперь до свидания, большое спасибо за сочувствие и совет.

– Помилуйте, вы даже не получили предписание. Вот микстура. Порошки принимайте каждое утро, а по этому рецепту аптекарь сделает мазь и объяснит, как ей пользоваться. Вы оказались в жестокой ситуации, но я верю, что тучи рассеются. Когда могу надеяться получить от вас известие?

– Завтра утром.

– Очень хорошо! Какой дождь на улице! Вот ваш плащ, без него сейчас не обойтись. До свидания, до завтра.

Доктор Селби открыл дверь, и в прихожую ворвался поток холодного сырого воздуха. Однако он долго стоял на крыльце, глядя на одинокую фигуру, которая медленно миновала освещенное желтыми газовыми фонарями пространство и скрылась в кромешном мраке. Когда баронет проходил в полосе света, его сопровождала собственная тень на стене дома, однако доктору казалось, что громадное злобное чудовище молча тащит беспомощного карлика по пустынной улице.

Наутро доктор Селби действительно получил известие о своем пациенте, причем значительно раньше, чем рассчитывал. Заметка в газете «Дейли ньюс» заставила забыть о завтраке и с болью и горечью прочитать следующие строки:

«Прискорбное происшествие.

С улицы Кинг-Уильям-стрит пришло особенно печальное известие. Вчера вечером, около одиннадцати часов, молодой человек переходил через мостовую на противоположную сторону и попал под колеса тяжелого двуконного экипажа. Повреждения оказались шокирующе тяжелыми, и по пути в больницу несчастный скончался. Изучение бумажника и визитных карточек не оставило сомнений в личности погибшего. Им оказался не кто иной, как проживавший в Дин-Парк сэр Фрэнсис Нортон, только в прошлом году унаследовавший титул баронета. Несчастный случай тем более печален, что погибший недавно достиг совершеннолетия и собирался сочетаться браком с принадлежащей одной из старейших семей юга Британии молодой леди. Перед наделенным яркими талантами и значительным богатством молодым человеком открывался прямой путь к славе и успеху. Его многочисленные друзья с глубоким прискорбием узнают, что блестящая карьера оборвалась столь внезапным и трагическим образом».