Текст книги "Фрекен Жюли"

Фрекен Жюли

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Фрекен Жюли, 25 лет.

Жан, лакей, 30 лет.

Кристина, кухарка, 35 лет.

Действие происходит на графской кухне в Иванову ночь. Просторная кухня; боковые стены скрыты занавесом. Задняя стена слева направо косо перерезает сцену, ближе к левому углу на этой стене – две полки, уставленные медной, железной и цинковой утварью и украшенные по краям бумажными кружевами; правей на три четверти видны большие сводчатые двойные стеклянные двери, а за ними – фонтан с амуром, сирень в цвету и стройные пирамидальные тополя. Слева – угол большой кафельной печи и часть дымохода. Справа выступает край большого соснового стола для челяди и несколько стульев. Плита убрана березовыми ветками; по полу разбросан можжевельник. На краю стола – большая японская ваза с сиренью. Ледник, кухонный столик, раковина. Старинные часы с боем над дверьми, а слева от них – телефонная труба. Кристина стоит у плиты и что-то жарит; она в светлом ситцевом платье, в фартуке; входит Жан в ливрее, вносит сапоги со шпорами для верховой езды и ставит их на пол.

Жан. Сегодня фрекен Жюли опять помешанная какая-то; совсем помешанная!

Кристина. А-а, ты тут уже?

Жан. Я проводил графа на станцию, шел обратно мимо гумна, зашел туда потанцевать, вижу – фрекен с лесничим танцует. Замечает меня, бросается прямо ко мне и приглашает на вальс. И как танцевала! В жизни я такого не видывал. Нет, она помешанная!

Кристина. Да она и всегда такая была, а уж последние две недели особенно, вот как помолвка-то расстроилась.

Жан. Кстати – что за история? Он же славный малый, хоть и не из богатых. Ах! Все у них тонкости разные. (Присаживается к столу.) Но все-таки удивительно – чтобы барышня – хм – решилась остаться дома, с людьми, когда отец звал ее вместе поехать к родне – а?

Кристина. Небось появиться стесняется, когда с женихом у нее такая катавасия вышла.

Жан. Может, и так! Зато уж он показал себя молодцом. Ведь знаешь, Кристина, как все у них было? Я же видел, только говорить не хотел.

Кристина. Ишь как – видел?

Жан. Ну да! Были они вечерком в конюшне, и фрекен его тренировала – так это у нее называлось. Хочешь знать, как она это делала? Заставляла его через хлыст прыгать, вроде собачонки. Два раза он прыгнул, и оба раза она вытянула его хлыстом, ну а уж на третий раз он вырвал у нее хлыст, разломал на мелкие кусочки и был таков.

Кристина. Вот ведь как! Подумать!

Жан. Да, вот так-то! Ну, Кристина, чем же ты меня вкусным попотчуешь?

Кристина (что-то накладывает со сковородки на тарелку и ставит ее перед Жаном). Вот тебе – немного почек, я их из жареного теленка вырезала!

Жан (понюхав). Прелесть! Обожаю! (Щупает тарелку.) Только отчего тарелка не подогрета?

Кристина. Ишь капризничает – чище графа самого. (Ласково треплет ему волосы.)

Жан (сердито). Ой, не тяни ты меня за волосы! Сама знаешь, я человек чувствительный!

Кристина. Ну ладно, ладно, небось ведь я это любя!

Жан принимается за еду. Кристина откупоривает бутылку пива.

Жан. Пиво – в Иванову ночь? Благодарю покорно! У меня найдется кое-что и получше. (Открывает ящик стола и достает оттуда бутылку красного вина с желтой сургучной печатью.) Видишь – желтая печать? Дай-ка мне бокал. На тонкой ножке, конечно, для благородного вина!

Кристина (возвращается к плите, ставит на нее кастрюльку). Боже сохрани от такого муженька! Экие капризы!

Жан. Не болтай лишнего! Сама рада-радешенька такого парня подцепить; и, думаю, ты не в обиде, что меня твоим женихом называют! (Пробует вино.) Славно! Очень славно! Только чуть-чуть переохладилось! (Греет бокал в ладонях.) Мы его покупали в Дижоне; по четыре франка литр без посуды; а ведь еще пошлина! Что это у тебя там за стряпня? Запах убийственный!

Кристина. Чертовщина разная, которой фрекен Жюли кормит Дианку.

Жан. Следила бы ты за своими выражениями, Кристина! Но почему это ты в канун святого праздника должна готовить варево для сучки? Больна она, что ли?

Кристина. Больна, как же! Снюхалась с барбосом дворовым – течка у нее – фрекен про это и знать не желает.

Жан. Фрекен иной раз бывает чересчур заносчива, а иной раз у нее не хватает гордости, вся в покойную графиню. Та любила побыть в людской да в конюшне, зато уж ездила только цугом, ходит, бывало, в грязных манжетах, а непременно чтобы с графскими коронами на запонках. Фрекен, кстати говоря, совсем за собой не следит. Я бы даже сказал, не хватает ей благородства. Вот когда в риге танцевали, она ж просто вырвала лесничего у Анны и сама его пригласила. У нас такого не водится. Когда господа корчат из себя простых – так уж до того делаются просты! Зато она стройная! Дивно! Ах! Плечи! И так далее!

Кристина. А, ладно тебе! Я-то слышала, что Клара говорит, а Клара ее одевает!

Жан. Ха! Клара! Все вы друг дружке завидуете! Я же с нею вместе верхом ездил… А танцует она как!

Кристина. Послушай-ка, Жан! А со мной-то ты потанцуешь, как вот я тут управлюсь?

Жан. О, разумеется.

Кристина. Обещаешь?

Жан. Обещать? Раз сказано, значит, так и будет! А за еду тебе спасибо. Дивно угостила! (Затыкает бутылку пробкой.)

Фрекен (появляется в дверях и кричит кому-то наружу). Я сейчас! Подождите меня!

Жан сует бутылку в ящик стола; почтительно встает со стула.

Фрекен (входит и, стоя у зеркала, обращается к Кристине). Ну? У тебя все в порядке?

Кристина знаком показывает ей, что здесь Жан.

Жан (учтиво). У дам, кажется, свои секреты?

Фрекен (бьет его платком по лицу). Какой любопытный!

Жан. Ах, как нежно пахнуло фиалками!

Фрекен (кокетливо). Бессовестный! Он, оказывается, и в духах разбирается? Танцевать – это он, правда, умеет… ну, нечего на меня смотреть! Уходите вон!

Жан (бойко, учтиво). Уж не варят ли дамы колдовской напиток по случаю Ивановой ночи? Чтобы не упустить свою счастливую звезду и свою судьбу не проглядеть?

Фрекен (резко). Для этого главное – иметь хорошее зрение! (Кристине.) Слей в бутылку да получше закупори. А теперь пожалуйте со мною на экосез, Жан…

Жан (в неуверенности). Не хочется быть невежей, да только этот танец я уж пообещал Кристине…

Фрекен. Ну она еще с кем-нибудь потанцует; да, Кристина? Ты ведь мне даешь Жана взаймы?

Кристина. Наше дело маленькое. Раз уж фрекен кого почтила, негоже ей отказывать. Иди-ка с нею. Да благодари за честь.

Жан. Говоря откровенно, и чтобы вас не обидеть, может, не следовало бы фрекен Жюли два раза подряд с одним кавалером танцевать, особенно если учесть, как здешний народ скор на всякие пересуды…

Фрекен (вспылив). Какие еще? Какие еще пересуды? О чем вы?

Жан (кротко). Ежели фрекен не угодно меня понять, выскажусь определенней. Нехорошо это отличать одного из своих подданных, когда и другие ожидают подобной же редкостной чести…

Фрекен. Отличать? Ну и мысли! Я в изумлении! Я, хозяйка дома, оказываю своим людям честь, присутствую на их танцах, но если уж мне в самом деле хочется потанцевать, ясно – я буду танцевать с тем, кто умеет водить, чтоб не оказаться смешной.

Жан. Как прикажете, фрекен. Я к вашим услугам.

Фрекен (нежно). Не считайте это приказаньем! Сегодня все мы празднуем и веселимся и никаких нет чинов и отличий! Ну, дайте же мне вашу руку! Не тревожься, Кристина! Я не отниму у тебя жениха!

Жан подает фрекен руку и уводит ее.

ПАНТОМИМА

Исполняется так, будто актриса и впрямь одна на сцене; когда надо, поворачивается к публике спиной; не смотрит на зрителей; отнюдь не спешит и нисколько не боится наскучить публике. Кристина одна. В отдалении тихие звуки скрипки. Экосез. Кристина подпевает, убирает со стола, моет тарелку после Жана, вытирает, ставит в шкаф. Потом снимает фартук, вынимает из ящика стола зеркальце, прислоняет к вазе с сиренью; зажигает свечу, греет на пламени спицу, подвивает локоны надо лбом. Потом идет к дверям, прислушивается. Возвращается к столу. Обнаруживает забытый платочек фрекен, подносит к лицу, нюхает; потом, будто забывшись, разворачивает платочек, разглаживает, складывает вдвое, вчетверо и т. д.

Жан (входит, один). Ей-богу, она сумасшедшая! Так отплясывать! А люди стоят на пороге и над ней потешаются! Что скажешь, Кристина?

Кристина. Так ведь месячные у нее, да она и всегда-то чудная. Ну, а со мною пойдешь танцевать?

Жан. Ты ведь не сердишься, что я тебя бросил…

Кристина. Нет! Нисколечко. Да ты и не думаешь, будто я сержусь. Я-то свое место знаю…

Жан (обнимает ее за талию). Ты, Кристина, понятливая, из тебя славная жена выйдет…

Фрекен (входит; она неприятно поражена; прикидывается веселой). Очаровательный кавалер – вдруг убегает от дамы.

Жан. Напротив того, фрекен Жюли, я, как видите, поспешил к покинутой!

Фрекен (меняет тему). Знаете, а ведь вы танцуете как никто! Только зачем такой вечер – и в ливрее? Сейчас же снимите!

Жан. Но тогда я должен просить фрекен отлучиться на минуточку, мой черный сюртук висит вон там… (Показывает направо)

Фрекен. Это он стесняется? В сюртук при мне переодеться! Ну, так идите к себе и возвращайтесь! А то останьтесь, я отвернусь!

Жан. С вашего дозволения, фрекен! (Идет направо; видна его рука, когда он переодевается.)

Фрекен. Послушай-ка, Кристина; Жан, видно, правда твой жених, раз вы так накоротке?

Кристина. Жених? Ежели угодно. Мы так его называем.

Фрекен. Называете?

Кристина. Ну, у фрекен и у самой был жених…

Фрекен. Мы-то были помолвлены…

Кристина. Ан ничего и не вышло…

Входит Жан; он в черном сюртуке и черной шляпе.

Фрекен. Très gentil, monsieur Jean! Très gentil! [10]10
  Очень мило, мсье Жан! Очень мило! (фр.).


[Закрыть]

Жан. Vous voulez plaisanter, madame! [11]11
  Вы изволите шутить, мадам! (фр.).


[Закрыть]

Фрекен. Et vous voulez parler français! [12]12
  А вы изволите говорить по-французски! (фр.).


[Закрыть] Где вы ему выучились?

Жан. В Швейцарии, я там официантом служил, в Люцерне, в самом шикарном отеле!

Фрекен. Но вы в этом рединготе истинный джентльмен! (Присаживается к столу.)

Жан. О, вы мне льстите!

Фрекен (оскорбленно). Льстить? И кому!

Жан. Природная моя робость не позволяет мне поверить, что вы от души говорите любезности такому, как я, а потому я и позволил себе допустить, что вы преувеличили, или, как это обыкновенно называют – что вы мне льстите!

Фрекен. Где это вы научились так изъясняться? Верно, часто бывали в театре?

Жан. И там бывал! Где я только не бывал!

Фрекен. Но родом вы из наших мест?

Жан. Мой отец был статаром у прокурора тут неподалеку, и я видывал фрекен еще девочкой, хотя фрекен меня не замечала!

Фрекен. Неужто?

Жан. О! И особенно, помнится, однажды… нет, не могу этого касаться.

Фрекен. Ой! Скажите! Ну! В виде исключения!

Жан. Нет, в самом деле, не могу. Может быть, в другой раз как-нибудь.

Фрекен. Не надо мне вашего другого раза! Почему нельзя сказать теперь же? Что тут страшного?

Жан. Страшного ничего, но лучше отложить. Поглядите вон на нее. (Показывает на Кристину, которая задремала на стуле у плиты.)

Фрекен. Милая женушка будет! Верно, она и храпит вдобавок?

Жан. Она не храпит, зато говорит во сне.

Фрекен (цинично). Почем вы знаете, что она говорит во сне?

Жан (нагло). Сам слышал.

Пауза. Они разглядывают друг друга.

Фрекен. Отчего вы не сядете?

Жан. Не могу себе этого позволить в вашем присутствии.

Фрекен. Но если я прикажу?

Жан. Мне останется повиноваться.

Фрекен. Сядьте же! Нет, погодите! Не дадите ли вы мне сперва чего-нибудь выпить?

Жан. Не знаю, что тут в леднике найдется. Думаю, пиво одно.

Фрекен. Пиво – это вовсе не дурно! Вкус у меня такой простой, что я даже предпочитаю пиво.

Жан (достает из ледника бутылку пива, откупоривает; ищет в шкафу стакан и тарелку, подает все это ей). Угощайтесь!

Фрекен. Благодарю. А вы?

Жан. Я до пива не охотник, но уж как прикажет фрекен!

Фрекен. Прикажет? Я полагаю, как любезный кавалер, вы должны составить даме компанию.

Жан. Это вы верно заметили! (Откупоривает еще бутылку, берет стакан.)

Фрекен. Выпейте же мое здоровье!

Жан в нерешительности.

Он, кажется, робеет?

Жан (опускается на колени, пародийно-рыцарски; поднимает стакан). Здоровье моей повелительницы!

Фрекен. Браво! А теперь целуйте туфельку, и все будет прелестно.

Жан колеблется, потом дерзко хватает ее ногу и легонько целует.

Фрекен (встает). Превосходно! Вам бы актером быть.

Жан (встает). Так больше нельзя! Фрекен! Вдруг войдут и увидят.

Фрекен. Ну и что?

Жан. Пойдут болтать, только и всего! А если бы фрекен знала, как они уже распустили языки…

Фрекен. Ну например? Что же они говорят? Перескажите! Да сядьте же вы наконец!

Жан (садится). Не хочу вас огорчать, но они употребляют выражения… и высказывают соображения такого рода, что… да вы же сами можете понять! Вы уже не маленькая, и если даму застают, когда она пьет наедине с мужчиной – пусть даже с лакеем – ночью – так уж…

Фрекен. Что – так уж? Да мы и не наедине к тому же, Кристина тут.

Жан. Да – спит!

Фрекен. Так я разбужу ее. (Встает.) Кристина! Ты спишь?

Кристина (во сне). Э-э-э!

Фрекен. Кристина! Вот соня!

Кристина (во сне). Сапоги графу почищены… поставить кофе… сейчас, сейчас – ох-ох – пф…

Фрекен (дергает ее за нос). Да проснешься ли ты наконец?

Жан (строго). Нельзя беспокоить спящего!

Фрекен (резко.) Что такое?

Жан. Кто весь день простоял у плиты, может и утомиться к ночи. И сон надо уважать…

Фрекен (меняет тон). Высокая мысль и делает вам честь! Благодарю! (Протягивает Жану руку.) Пойдемте в сад, и вы нарвете для меня сирени!

Во время последующего разговора Кристина встает и, сонная, идет налево, чтоб лечь в постель.

Жан. Я – с вами, фрекен?

Фрекен. Со мной!

Жан. Невозможно! Никак невозможно!

Фрекен. Не пойму я ваших мыслей. Неужто вы что-то вообразили?

Жан. Нет, не я. Люди.

Фрекен. Что же именно? Что я влюблена в лакея?

Жан. Я человек не заносчивый, однако же ведь бывали примеры. Да и для людей нет ничего святого!

Фрекен. А вы аристократ, как я погляжу!

Жан. Да, аристократ.

Фрекен. Я лучше снизойду…

Жан. Не снисходите, фрекен, вот мой совет! Никто вам не поверит, что вы сами решили снизойти; всегда скажут, будто вы пали!

Фрекен. Я лучше вас думаю о людях! Идемте же, испытаем их! (Долго смотрит на него.)

Жан. А вы знаете, что вы очень смешная?

Фрекен. Возможно! Но ведь и вы тоже! Впрочем, все на свете смешно! Жизнь, люди – все ведь это одна грязь, и она плывет, плывет по воде, пока вдруг не начнет тонуть, тонуть! Мне часто снится один сон; вот отчего-то вспомнилось. Будто я взобралась на высокий столп, а спуститься нет никакой возможности, как гляну вниз – сразу голова кружится, а мне надо вниз, и броситься не хватает духу; держаться мне не за что, и я даже хочу упасть, да вот не падаю. И я не могу успокоиться, пока не спущусь вниз, вниз, на землю! А если спустилась бы вниз, на землю, мне сразу захотелось бы в нее зарыться… Бывало с вами такое?

Жан. Нет! Мне часто снится, будто я лежу под высоким деревом в темном лесу. И меня тянет вверх, вверх, на вершину, и чтоб оттуда оглядеть светлую округу, залитую солнцем, и разорить птичье гнездо, где лежат золотые яйца. И я взбираюсь, взбираюсь, а ствол такой толстый и скользкий, и до веток так далеко. Но я-то знаю, что мне бы только уцепиться за первую ветку, и там уж я поднимусь до самого верху легко, как по лесенке. Пока еще мне не случалось туда забираться, но я заберусь непременно – хотя бы во сне!

Фрекен. Но что это я? Стою тут и с вами о снах болтаю… Идемте же! Скорее в сад! (Берет его под руку, и оба идут к дверям.)

Жан. Эх, выспаться бы на девяти разных травах в Иванову ночь – и сбудутся все мечты! Фрекен!

Фрекен и Жан оборачиваются в дверях. Жан трет рукою глаз.

Фрекен. Дайте-ка посмотреть, вам что-то в глаз попало?

Жан. О – пустяки. Соринка. Сейчас пройдет.

Фрекен. Верно, это я вас рукавом задела; сядьте, сейчас я вам помогу! (Тянет его за руку и сажает на стул; берет в свои ладони его голову и запрокидывает ее назад; кончиком платка старается выудить из глаза соринку.) Тихо же, не шевелиться! (Бьет его по руке.) Слушаться, я сказала! Что это? Такой сильный, большой – и дрожит? (Щупает ему плечо.) С такими плечами!

Жан (предостерегающе). Фрекен Жюли!

Фрекен. Да-да, мсье Жан?

Жан. Attention! Je ne suis qu'un homme! [13]13
  Будьте осторожны. Все-таки я мужчина! (фр.).


[Закрыть]

Фрекен. Будете вы тихо сидеть или нет! Ну вот! И вытащила! Целуйте ручку! Благодарите!

Жан (встает). Фрекен Жюли! Послушайте меня! Кристина ведь ушла и легла в постель! Вы в состоянии слушать?

Фрекен. Сначала целуйте ручку!

Жан. Послушайте!

Фрекен. Сначала ручку!

Жан. Ну, так пеняйте же на себя!

Фрекен. За что?

Жан. За что? Не ребенок же вы – в двадцать пять лет! Неужели вы не знаете, что играть с огнем опасно?

Фрекен. Мне не опасно; я застрахована!

Жан (смело). Нет, не застрахована! А если бы и так – рядом с вами легко воспламеняющийся предмет!

Фрекен. То есть вы, надо полагать?

Жан. Да! Не в том дело, что именно я, но поскольку я мужчина и молод…

Фрекен. И хорош собою… Какое, однако, богатое воображение! Быть может, вы Дон Жуан? Или прекрасный Иосиф! Да-да, я уверена, он прекрасный Иосиф!

Жан. Вы уверены?

Фрекен. Даже почти боюсь!

Жан смело подходит к ней и пытается обнять и поцеловать.

Фрекен (дает ему пощечину). Не сметь!

Жан. Вы это в шутку? Или серьезно?

Фрекен. Серьезно!

Жан. Стало быть, и раньше серьезно было! Слишком уж вы серьезно играете, смотрите, это опасно! А мне играть надоело, и прошу меня уволить, я должен вернуться к моим обязанностям. Надо вовремя подать сапоги графу, а сейчас давно уже за полночь.

Фрекен. Оставьте вы эти сапоги!

Жан. Нет! Это моя служба, и я обязан ее нести, да я никогда и не метил к вам в развлекатели, и не буду никогда, я слишком хорош для этого!

Фрекен. Вы гордый!

Жан. В иных случаях да, в других – нисколько.

Фрекен. Любили вы когда-нибудь?

Жан. У нас это слово не в ходу, но мне многие девушки нравились, а один раз в жизни я даже просто заболел из-за того, что одна девушка для меня была недоступна. Заболел, знаете ли, прямо как эти принцы из «Тысячи и одной ночи» – не ел, не спал от любви!

Фрекен. И кто же была она?

Жан молчит.

Кто же была она?

Жан. А вот этого вы не заставите меня сказать.

Фрекен. Но если я прошу вас, как друга, как равного? Кто была она?

Жан. Это были вы!

Фрекен (садится). Прелестно!

Жан. Да, если угодно! И даже смешно! Это, понимаете ли, та самая история, которой я не хотел касаться, но теперь уж я все расскажу! Знаете ли вы, каким кажется мир, если смотришь на него снизу? Нет, откуда ж вам знать! Он кажется чем-то похожим на соколов и ястребов, у которых не видно спин, ведь они парят в вышине! Я рос в доме ста-тара, нас было семеро детей, и одна свинья на сером поле, где не стояло ни деревца! Но из окошка я видел стену графского сада и яблони за нею. Как райский сад. И злые ангелы с огненными мечами его стерегли. Я да и другие мальчишки тоже нашли, однако же, путь к древу жизни – вы презираете меня?

Фрекен. Ах, мальчишки вечно яблоки таскают.

Жан. Это вы только так говорите, а сами меня презираете! Ну, да все равно! Как-то раз я пришел в райский сад вместе с матерью, лук полоть. Там, где начинался сад, стоял турецкий павильон в тени жасминов, весь в кустах жимолости. Я не знал, для чего служит этот павильон, но в жизни еще я не видывал такой красоты. В него входили, из него выходили, весь день не закрывались двери. Я заглянул внутрь и увидел на стенах портреты императоров и королей, а на окнах красные гардины с бахромой – ну, сами понимаете. Я… (отламывает ветку сирени и подает ее фрекен) в замке не бывал, ничего не видел, кроме церкви, – но тут было красивей; и куда б ни уносился я потом в мечтах, я возвращался обратно – туда. И понемногу мной овладело желание хоть разок увидеть всю эту роскошь – словом, я прокрался туда, смотрел и дивился. И вдруг кто-то входит! Для господ в павильоне был только один выход, ну а для меня сыскался другой, и мне ничего не оставалось, как им воспользоваться!

Фрекен роняет ветку сирени на стол.

Потом я пустился бегом, пробрался сквозь заросли малины, потоптал клубнику и выбежал к розовым кустам. И там увидел я розовое платьице, белые чулочки – это были вы. Я затаился в сорняках, меня колол репейник, от земли ужасно воняло. А я смотрел, как вы проходите среди роз, и думал: если и вправду разбойнику можно было взойти на небо и очутиться среди ангелов, почему же сыну ста-тара здесь, на божьей земле, нельзя войти в графский парк и поиграть с графской дочкой!

Фрекен (задумчиво). И вы полагаете, каждый бедный ребенок так же точно подумал бы на вашем месте?

Жан (сначала неуверенно, потом убежденно). Каждый бедный… да! Конечно! Конечно!

Фрекен. Страшное, вероятно, несчастье – быть бедным!

Жан (с глубокой горечью, шаржированно). Ах, фрекен Жюли! Ах! И собаке дано лежать на графской кушетке, лошади дано ощущать мордою нежную ручку юной графини, но мальчишка… (другим тоном) да-да, кое у кого и хватит духу выкарабкаться, но часто ли это бывает! Словом, знаете, что я тогда сделал? Я, как был, во всей одежонке плюхнулся в мельничный ручей; меня оттуда вытащили и отодрали. Но в воскресенье, когда отец и все домашние собрались в гости к бабушке, я устроил так, чтоб остаться дома. И тут уж я вымылся мылом и теплой водой, разрядился, как мог, и отправился в церковь, где надеялся вас увидеть! Я вас увидел и пошел домой в полной решимости умереть; но умереть красиво и удобно, без боли. И тут я вспомнил, что вредно спать под кустами бузины. У нас был большой куст бузины, и как раз она цвела. Я всю ее оборвал, натолкал в ларь с овсом и улегся там спать. Замечали вы, как гладок овес? Нежный под рукой, словно человеческая кожа!.. Меж тем я закрыл крышку и задремал; проснулся я, и точно, совсем больным. Но не умер – как видите. Сам не знаю, чего я добивался! Вы были совершенно недостижимы – но я понял, глядя на вас, что для меня нет никакой возможности выбиться из того круга, в котором я рожден.

Фрекен. А ведь вы прелестно рассказываете, знаете ли! Вы учились в школе?

Жан. Немного. Но я немало романов прочел и в театры хаживал. Вдобавок я часто слушал разговоры благородных господ и всего более от них научился.

Фрекен. Значит, вы стоите и слушаете наши разговоры?

Жан. Конечно! И чего только я, к примеру, не наслушался! Когда на козлах сижу или на лодке гребу. Как-то раз слушал, как фрекен Жюли разговаривала с подружкой…

Фрекен. Да? И что же такое услышали?

Жан. Ха-ха, об этом лучше помалкивать; я даже удивился, откуда это вы таких выражений набрались. Может, в сущности-то, между людьми различие не столь и большое?

Фрекен. Как не стыдно! Уж у нас не водится такого, как у вас, между женихом и невестой.

Жан (пристально смотрит на нее). Точно ли? Но, по мне-то, вам и незачем оправдываться…

Фрекен. Я отдала свою любовь ничтожеству.

Жан. Это вы всегда так говорите – потом.

Фрекен. Всегда?

Жан. Думаю, что всегда, поскольку много раз слыхивал такие слова при подобных обстоятельствах.

Фрекен. При каких обстоятельствах?

Жан. Как вышеозначенное! Последний раз…

Фрекен (встает). Довольно! Я не желаю больше слушать!

Жан. Вот и она не желала! Примечательно. Впрочем, прошу позволения уйти и лечь спать.

Фрекен (мягко). Спать – в Иванову ночь!

Жан. Да! Мне вовсе не хочется отплясывать в их компании.

Фрекен. Так возьмите ключ от лодки и покатайте меня по озеру; хочу посмотреть на восход!

Жан. Разумно ли это будет?

Фрекен. Можно подумать, вы боитесь за свою репутацию!

Жан. Почему бы нет? Я не хочу, чтоб меня подняли на смех, не хочу, чтоб меня прогнали без рекомендательного письма. И кажется, у меня есть кое-какие обязательства по отношению к Кристине.

Фрекен. Ах, ну да, Кристина…

Жан. Но речь и о вас. Послушайтесь моего совета, идите ложитесь спать!

Фрекен. Прикажете вам повиноваться?

Жан. На сей раз – да! Ради вашего же блага! Прошу вас! Глубокая ночь, ужасно спать хочется, горит голова! Идите ложитесь! К тому же, если я не ошибаюсь, сюда идут, это за мной! И если нас застанут – вы погибли!

Хор голосов (приближаясь):

 
Две девушки шли по дорожке!
Тридири-ра, три-ди-ра.
Одна промочила ножки!
Тридири – ра-ра.
 
 
Болтали о мильонах!
Тридири-ра, три-ди-ра,
А ветер пел в карманах!
Тридири – ра-ра.
 
 
Тебе венок сплетаю!
Тридири-ра – три-ди-ра.
Но о другом мечтаю!
Тридири – ра-ра.
 

Фрекен. Я знаю народ и люблю его, да и они меня любят. Пусть войдут, вы сами увидите!

Жан. Нет, фрекен Жюли, не любят они вас. Они едят ваш хлеб, но они и плюют на него! Поверьте! Послушайте, послушайте только, что они поют! Нет, лучше не слушайте!

Фрекен (вслушиваясь). Да что они поют?

Жан. Песенку про вас сочинили!

Фрекен. Это гадко! Фи! Эдак исподтишка!

Жан. Сброд всегда труслив. Но нам надо бежать!

Фрекен. Бежать? Куда же? В сад нельзя! И к Кристине мы не можем!

Жан. Значит – ко мне? Нам ничего другого не остается. И вы можете положиться на меня, я же ваш истинный, верный и преданный друг!

Фрекен. Но подумайте! А вдруг вас искать начнут?

Жан. Я дверь на засов запру, а станут ломиться – стрелять буду! Идемте же. (Становится на колени.) Идемте!

Фрекен (со значением). Вы мне обещаете?..

Жан. Клянусь!

Фрекен бросается вправо. Жан спешит за нею.

БАЛЕТ

Крестьяне в праздничных нарядах, с цветами на шляпах; впереди скрипач; ставят на стол большую бочку браги и маленький бочонок водки, разукрашенные зеленью; вынимают стаканы. Все пьют. Потом встают в кружок, танцуют и поют «Две девушки шли по дорожке». Затем уходят, продолжая петь.

Фрекен входит одна; видит разгром на кухне; всплескивает руками; потом вынимает пудреницу и пудрится.

Жан (входит, возбужденно). Видите! И вы же слышали! И вы считаете, что можно здесь оставаться?

Фрекен. Нет! Я этого не считаю! Но что же нам делать?

Жан. Бежать, уехать, далеко-далеко!

Фрекен. Уехать? Но куда?

Жан. В Швейцарию, на итальянские озера; бывали вы там?

Фрекен. Нет! Там хорошо?

Жан. О, вечное лето, апельсины, лавры – о!

Фрекен. Но что мы там делать будем?

Жан. Я открою отель самого высшего разряда для самых отборных посетителей.

Фрекен. Отель?

Жан. Вот это жизнь – уж поверьте; без конца новые лица, разная речь; ни минуты свободной для тоски и нервного расстройства; не надо искать занятий – работы хватает; день и ночь звенит колокольчик, свистит поезд, приходит и отходит омнибус, а золотые так и сыплются на конторку. Вот это жизнь!

Фрекен. Да, жизнь. А как же я?

Жан. Хозяйка дома, украшенье фирмы. С вашей-то внешностью… и вашим воспитанием – о! – верный успех! Колоссальный успех! Вы, как королева, сидите за конторкой, только жмете на электрический звоночек и приводите в движение рабов; посетители проходят перед вашим троном и робко слагают перед вами свои сокровища – вы не поверите, как люди дрожат, когда берут в руки счета – уж я им их подперчу, зато вы подсластите своей прелестной улыбкой – ах, уедем отсюда! (Вытаскивает из кармана расписание поездов.) Сейчас! С первым же поездом! Мы будем в Мальмё в шесть тридцать; рано поутру, в восемь сорок, – мы уже в Гамбурге; Франкфурт – Базель – это один день, и – до Комо по Готтардской дороге, постойте-ка – три дня. Три дня!

Фрекен. Все это превосходно! Но, Жан, ты уж подбодри меня. Скажи, что любишь! Ну, обними меня!

Жан (неуверенно). Хотел бы – да не смею! Не здесь. Я люблю вас – без сомненья – как можете вы сомневаться?

Фрекен (робко, по-женски). «Вы»! Говори мне «ты»! Какие теперь церемонии! Говори мне ты!

Жан (с болью). Не могу! Церемонии остаются, пока мы здесь, в этом доме. Есть прошлое, есть граф – а я никогда ни к кому не питал такого почтения: только увижу на стуле его перчатки – и уже чувствую свое ничтожество, только услышу звонок наверху – и сразу вздрагиваю, будто пугливый конь, и сейчас вот вижу, как стоят его сапоги – прямо, дерзко – и у меня аж мурашки по спине! (Толкает ногой сапоги.) Да, суеверия, предрассудки, которые вдолбили вам с детства, но их ведь легко и забыть. Только уехать в другую страну, где республика, и там будут пресмыкаться перед моим швейцаром, да, пресмыкаться! Но сам-то я не таков! Я не рожден пресмыкаться, во мне есть твердость, есть характер, мне только уцепиться за первую ветку – и вы увидите, как я полезу наверх! Сегодня я слуга, а на другой год, глядишь, предприниматель, через десять лет стригу купоны, а там уеду в Румынию, выхлопочу орденок и могу – заметьте, я говорю «могу», – кончить графским титулом!

Фрекен. Прекрасно, прекрасно!

Жан. Ах, в этой Румынии графские титулы продаются, так что вы будете все равно графиня! Моя графиня!

Фрекен. Зачем мне все, что я сама сейчас отринула! Скажи, что любишь – не то… не то что же будет со мной?

Жан. Скажу, скажу, еще тысячу раз скажу, но потом! Не здесь! А покамест – никаких чувств, или все пропало! Мы должны смотреть на вещи холодно, как люди разумные. (Берет сигару, обрезает и закуривает.) Сядьте вот тут! А я сяду тут, и поговорим, будто ничего не произошло.

Фрекен (отчаянно). Господи! Что же вы, совсем бесчувственный?

Жан. Я-то? Да чувствительней меня никого нет; просто я умею сдерживаться.

Фрекен. Только что целовал мои туфли – и вот!

Жан (строго). То – раньше! А теперь о другом надо подумать.

Фрекен. Не говори со мной так жестоко!

Жан. Не жестоко! Просто умно. Одну глупость сделали, и довольно. Граф может явиться с минуты на минуту, и до тех пор надо решить нашу судьбу. Какого вы мнения о моих планах? Нравятся они вам?

Фрекен. Планы неплохие, но вот вопрос: для такого большого дела требуется и большой капитал; есть он у вас?

Жан (жует сигару). У меня? Еще бы! У меня сноровка, мой неслыханный опыт, знание языков! Неплохой, я думаю, капиталец!

Фрекен. На который не купишь и железнодорожного билета.

Жан. Совершенно справедливо-с; потому мне и нужен антрепренер, который бы меня снабдил деньгами.

Фрекен. Где же его так скоро найдешь?

Жан. Это уж вам искать, если вы хотите быть моим компаньоном!

Фрекен. Нет, это я не могу, и у самой у меня ничего нет.

Пауза.

Жан. Тогда предприятие рушится…

Фрекен. Ох…

Жан. Пусть все будет по-прежнему!

Фрекен. Неужто вы думаете, что я останусь в этом доме – вашей наложницей? И буду смотреть, как в меня тычут пальцами! И осмелюсь взглянуть в глаза своему отцу! Нет! Прочь отсюда, от унижения, позора! Ох, что я наделала! Господи! Господи! (Плачет.)

Жан. Ну вот, начинается! Что вы такое наделали? Не вы первая, не вы последняя.

Фрекен (кричит, сама не своя). И вы же и презираете меня! Я падаю, падаю!

Жан. Падайте на меня, я вас приподниму!

Фрекен. Какой страшной властью меня к вам влекло? Что это было? Тяготенье слабого к сильному? Падающего к восходящему? Или то была любовь? И это – любовь? Да знаете ли вы, что такое любовь?

Жан. Я-то? О, уж не сомневайтесь! Думаете, я до вас и не был ни с кем?

Фрекен. Какие слова, какие мысли!

Жан. Так уж я учен, таков уж я есть! Ну, не будем нервничать и благородство корчить, мы ведь одним миром мазаны! Послушай-ка, милочка, иди-ка сюда, я тебя винцом попотчую! (Открывает ящик стола, вынимает вино; наливает в немытые стаканы.)