Текст книги "День, когда мы встретились"

Глава 11

Она улыбалась. Не только губами. Глаза, щеки, ресницы – все в ее лице излучало радость, и Конору хотелось верить, что хотя бы часть этой радости связана с ним.

Он вскочил, чуть не сбив с ног ни в чем не повинную официантку.

– Ты уже здесь! – воскликнула Мэгги таким счастливым голосом, что Конору захотелось рассмеяться от счастья – и пусть бы все смотрели на него как на идиота.

Другая женщина хотя бы для приличия была бы сдержаннее в выражении своих чувств – но не Мэгги. У той все было написано на лице.

– Я немножко раньше… – начал Конор. В этот момент он чувствовал себя подростком.

– Я знаю, – перебила она. – На целый час. – Мэгги выглядела такой довольной, словно он ждал ее с того самого момента, как они договорились о встрече. Ради того, чтобы видеть ее такой счастливой, Конор был готов ждать ее сколько угодно.

Они стояли посреди прохода, улыбаясь друг другу. Затем – Конор сам не помнил как – они оказались за столом друг против друга. Он не мог быть рядом с ней и удержаться от того, чтобы не поцеловать ее. И он поцеловал ее, жадно вдыхая запах ее волос, ее кожи.

Конор подумал о том, каково будет сидеть с ней за столом каждый день. Неужели это когда-нибудь надоест? Может быть, и да, но сейчас Конору совершенно не верилось в это. Ему казалось, что каждый день с ней рядом будет как праздник.

– Ненавижу сидеть по одну сторону стола! – Мэгги поморщилась, и Конор впервые заметил мелкие веснушки у нее на переносице. – Когда сидишь напротив, лучше видишь друг друга.

– Я тоже хочу лучше тебя видеть. – Он потянулся через столик и взял ее руки в свои. – Я рад, что ты здесь.

– Я тоже, – улыбнулась она.

– Я видел, как ты сидела в машине. На какую-то секунду я испугался, что ты передумаешь и повернешь обратно.

– Признаться, я думала об этом. Я боялась обнаружить, что это был сон, что между нами больше ничего нет.

– Я не знаю, что это, но это не сон. Мэгги посмотрела на него:

– Я рада, что ты так думаешь.

– Я скучал по тебе.

– Я тоже скучала. Странно, не правда ли? Еще неделю назад мы ничего не знали друг о друге, а теперь мы… – Она не закончила фразу.

– А теперь мы любовники, – закончил за нее Конор.

– Да, – повторила она. – Любовники. – Оба рассмеялись.

– Когда ты уезжала в воскресенье, – признался он, – я уже готов был поехать за тобой в погоню.

– Что ж не поехал?

– Я бы еще, чего доброго, сбил твой лимузин, и меня бы арестовали.

– Ну, я думаю, тебя бы скоро отпустили. У тебя наверняка полно влиятельных друзей в полиции.

– Сто одиннадцать, – сказал он, посмотрев на часы.

– Что «сто одиннадцать»?

– У нас на все осталось сто одиннадцать минут. – Она поморщилась:

– Зря ты это сказал. Я хотела бы думать, что у нас впереди весь день и вся ночь.

Конору самому хотелось бы так думать. Ему хотелось не торчать здесь, в ресторане, а пойти с Мэгги к себе домой, разжечь, как тогда, огонь в камине, заняться любовью, слушать ее истории, рассказывать ей свои – и так до бесконечности. Может быть, через год или два такой жизни он наконец поверил бы, что это на самом деле, потому что боялся, что в один далеко не прекрасный момент он проснется и обнаружит, что это был всего лишь сон…

Мэгги чувствовала себя переполненной эмоциями, возбужденной, напуганной тем, что все происходит так неотвратимо быстро. Это было похоже на полет фантазии, но происходило наяву. Это было совершенно новым для нее и в то же время таким естественным, словно она наконец вернулась после долгих странствий домой.

Они оба решили ограничиться лишь сандвичами и кофе – им было не до еды, обед был только поводом для встречи.

Мэгги рассказала Конору о поручении, которым нагрузил ее отец Роурк.

– Я думала, что буду лишь печатать и отвечать на звонки, – говорила она, в то время как он гладил ее запястье.

– А что ты будешь делать лет через тридцать? – спросил он. – По-прежнему будешь жить в этом городе?

– Надеюсь, – ответила она. – По сути, я провела всю свою взрослую жизнь на чемоданах. Пора уже где-нибудь пустить корни.

На минуту они замолчали – официантка принесла кофе и сандвичи.

– Съешь ты, я этого не хочу, – сказала она, машинально отправляя ему в рот кусочек соленого огурца со своего сандвича, но вдруг осознала, что делает, и смутилась. – Извини, – попыталась объяснить Мэгги, – я настолько привыкла ухаживать за детьми… Помню, однажды на званом обеде я сидела рядом с одним почтенным генералом и совершенно машинально порезала ему ростбиф, как привыкла резать сыну, когда он был маленьким. Генерал оказался очень приятным человеком, поблагодарил, но мне было так стыдно, что я готова была залезть под стол.

– Это еще что! Помню, однажды за столом моя сестра так увлеклась разговором, что стала кормить меня с вилки, причем не в рот, а в ухо.

Мэгги живо представила себе эту сцену и рассмеялась.

– А сколько у твоей сестры детей? – спросила она.

– Шестеро. Последняя девочка, Кэтлин, родилась как раз в тот день, когда Сиобейн исполнилось сорок.

Глаза Мэгги округлились, но затем она вспомнила, что ей самой не так уж далеко до сорока.

– Я всегда хотела, чтобы у меня было много детей, – вздохнула она, размешивая сахар в кофе. – Но поскольку мы все время переезжали с места на место, я не решилась завести больше двух.

– Я и сам всегда хотел иметь целую баскетбольную команду, – отозвался он. – Не важно, мальчиков или девочек, лишь бы дом был полон детей.

Мэгги зауважала его еще больше.

– Представляю тебя с твоей командой! Я думаю, ты был бы строгим тренером.

– Самым строгим.

– Но с золотым сердцем. – Конор подмигнул ей:

– Не говори никому! Это разрушило бы мой имидж.

– Буду молчать, как могила! – пообещала она.

Мужчина, который не был сумасшедшим, но хотел иметь большую семью… Где еще такого встретишь? Мэгги мысленно поблагодарила судьбу за то, что та оказалась к ней так благосклонна.

– Мои сестры считают, что я родилась не в ту эпоху, – сказала она. – Мне бы жить где-нибудь в прошлом веке, быть женой владельца ранчо и шить приданое дочерям.

– А ты сама как думаешь?

Мэгги перевела дыхание и посмотрела ему прямо в глаза:

– Я не знаю, в каком веке мне лучше жить, но я знаю одно – я хотела бы жить в кругу семьи, среди близких мне людей.

Конор ничего не сказал. Пауза, как показалось Мэгги, длилась целую вечность. Лучше было это выяснить сейчас, пока все не зашло слишком далеко.

– Я сам очень привязан к семье, – наконец нарушил молчание Конор, и Мэгги почувствовала большое облегчение.

– Обе мои сестры, – сообщила она, – живут от меня в пяти минутах езды. Да и остальные родственники в общем-то неподалеку.

– Такие, как мы, – вымирающая порода. Большинство семей, как правило, разбросано по всему свету. – Его лицо помрачнело.

– Ах да! Я и забыла, что твой сын живет в Калифорнии.

– Может быть, поэтому я и стараюсь быть ближе к тем, кто остался здесь.

– Мой бывший муж не понимает этого.

– Моя бывшая жена тоже.

Они забыли о своих сандвичах и кофе. Они забыли о времени. Они забыли обо всем, кроме друг друга. Они держали друг друга за руки и говорили шепотом, чтобы никто не слышал. Официантка дважды подходила к ним, недвусмысленно поглядывая на неоплаченный чек, но они не обращали на нее внимания. Они компенсируют это большими чаевыми.

Наконец Мэгги высвободила руку и посмотрела на часы:

– Господи! Уже больше двух! А у меня занятия в три! Я опаздываю!

Конор расплатился. Мэгги добавила некую сумму к и без того слишком большим чаевым. Конор проводил ее к фургону.

– Я не хочу, чтобы ты опаздывала.

Она вставила ключ в замок дверцы машины.

– Поверь, я чертовски не хочу уезжать, но надо. – Он обнял ее за плечи и повернул к себе:

– Поужинаем вместе в пятницу? – Она колебалась.

– Не знаю, должна ли я… Я хочу сказать, что я всего лишь уехала на выходные, а в результате получилось…

«Перестань ломаться, Мэгги! Николь пятнадцать лет, Чарли тоже не маленький. В конце концов, у тебя есть родные, друзья, они присмотрят. Имеешь же ты право на личную жизнь!»

– Да, – кивнула она, и затем снова: – Да! Да-да-да-да-да-да! – выпалила она на одном дыхании, и оба рассмеялись.

– Ничего, – заверил он. – Мы найдем способ встречаться чаще.

– Ты слишком много говоришь. Поцелуй меня. Поцелуй был таким долгим, что его впору было заносить в Книгу рекордов Гиннесса. Некоторые мужчины считали поцелуй чем-то вынужденным, дежурным – но не Конор. Его поцелуй словно проникал во все существо Мэгги. Они были так близки, что их ресницы соприкасались, а дыхания сливались в одно. Мэгги едва преодолевала искушение послать школу к черту, залезть с Конором в свой фургон и заниматься любовью до умопомрачения.

– Твои занятия, – напомнил он, оторвав губы от ее рта. – Ты опоздаешь.

– Плевать! – махнула рукой Мэгги, подставляя губы для нового поцелуя, который все равно должен был кончиться, потому что она была самая занятая женщина на свете. Занятия в школе проходили по вторникам и четвергам, но сегодня у нее было дополнительное занятие с соученицей.

– Я позвоню тебе вечером, – пообещал он, когда она садилась в машину. – Когда тебе удобнее?

Мэгги задумалась на минуту. Чарли по вечерам, как правило, резался в компьютерные игры, а Николь обзванивала с полдюжины подружек.

– В пол-одиннадцатого, – решила она. – К этому времени телефон уже, думаю, будет свободен.

– В пол-одиннадцатого, – повторил он, поцеловав ее в последний раз, и она захлопнула дверцу и завела мотор.

Он смотрел ей вслед, пока фургон не скрылся за поворотом.

Она знала это, так как видела его в зеркале заднего обзора.

– Конор? Каким ветром, старик? – удивился Джо Войтович, когда тот возник на пороге полицейского участка. – Я думал, раз ты в отпуске, то наверняка прохлаждаешься где-нибудь за сто миль отсюда!

– Какое там прохлаждаться! – усмехнулся Конор, пожимая руку старому приятелю, с которым был знаком с первого дня службы. – Съездил на пару дней в Атлантик-Сити, только и всего.

Эти два дня на самом деле изменили всю жизнь Конора, но сейчас у него не было настроения делиться этим даже с таким закадычным другом, как Джо.

– А я вот все никак в отпуск не вырвусь, – пожаловался тот. – Прямо хоть с работы увольняйся.

Конор промолчал и лишь сочувственно фыркнул.

– Так каким ветром? – повторил Джо свой вопрос. «Слушай, Джо, не задавай глупых вопросов! – хотелось сказать Конору. – Ты отлично знаешь, зачем я здесь. Чтобы окончательно убедиться, что двери этого заведения теперь закрыты для меня».

– Да так. – Конор пожал плечами. – Проходил мимо, дай, думаю, зайду, просмотрю свою почту, может быть, кое-кому позвоню.

– Ну ты даешь, старик! Меня сюда в отпуск и силком не затащишь!

– Слушай, Джо, ты же отлично знаешь, что я не в отпуске! «Отпуск» действительно был не совсем отпуском. Как объяснил Конору начальник, было решено, что пока идет процесс об убийстве Бобби, Конору «лучше отдохнуть».

– Послушай. – Джо серьезно посмотрел на Конора. – Я не уверен, что это хорошая идея. Может, тебе лучше подождать со своими звонками недельку-другую?

– Ты хочешь сказать, что мне здесь не рады? – Конор произнес это немного резче, чем следовало бы. Джо здесь был ни при чем. Джо лишь пытался помочь ему.

– Я этого не говорил. – Джо выглядел таким смущенным, что Конор снова пожалел о своей резкости. – Я лишь хотел сказать, что ветер теперь дует не в твою сторону. В пятницу здесь была Дениз. Ей обещали установить мемориальную доску на месте…

– … гибели Бобби, – закончил за него Конор. – Ты можешь говорить прямо. Я там был. Я все видел.

Длинное, словно морда гончей, лицо Джо вытянулось еще сильнее.

– Ты не единственный, кто скорбит о смерти Бобби, – сказал он. – Мы все его любили.

Слова старого приятеля резанули Конора по сердцу. Да, он был не единственным, кто скорбел о Бобби. Но другие не были виноваты в его смерти.

– И как держалась Дениз? – спросил он, чтобы хоть как-то извиниться перед Джо. – Дети были с ней?

– Нет, она оставила их с матерью. Но держалась она неплохо. Даже немного улыбалась.

«Не так, как на похоронах», – хотел, должно быть, сказать Джо.

Тогда, на похоронах, Дениз в лицо назвала Конора трусом и убийцей.

– Так вот почему капитан отправил меня в отпуск! – догадался он. – Не хотел, чтобы я встречался с Дениз.

– Откуда я знаю, что там хотел капитан?! – поморщился Джо. – Спроси у него.

Когда Бобби был жив, Дениз всегда приглашала Конора на все семейные торжества – от Рождества до дней рождения. Он даже был крестным их второго ребенка, Дженнифер Мэри. С тех пор как Конор в последний раз видел свою крестницу, прошло уже месяцев восемь.

– Пожалуйста, поймите ее правильно, – говорила ему мать Дениз. – Дени просто слишком тяжело видеть вас. Ей все время кажется, что Бобби сейчас выступит из-за вашей спины.

Итак, он ушел в тень. Дениз ясно изложила свою позицию, а Конор слишком уважал вдову Бобби, чтобы пойти против ее воли, хотя это еще больше усугубляло его потерю.

Они все говорили, что не винят его в смерти Бобби, что верят, что он не мог остановить эту проклятую пулю. Но Конор все равно чувствовал, что все уже не так, как прежде. Старые друзья отворачивались или в лучшем случае ограничивались дежурными приветствиями. Повсюду он встречался с мрачными взглядами. И если раньше он думал, что всеобщее раздражение направлено против того дегенерата, который стрелял, сейчас ему все больше казалось, что оно направлено против него.

Это не должно было удивлять Конора. Он это заслужил. Он совершил ошибку в самый ответственный момент, и эта ошибка стоила его напарнику жизни. И этого ничем не искупить, кроме чувства вины на всю оставшуюся жизнь.

Смерть Бобби Ди Карло потрясла всю округу. Он был единственным полицейским за всю стодесятилетнюю историю городка, погибшим на службе. Никто не ожидал, что такое может случиться в их сонном уютном городишке. Местные репортеры весь прошлый год, казалось, только и делали, что смаковали эту историю во всех подробностях, и Конор знал, что она уже успела выйти далеко за пределы штата, если не страны. Кокору иногда начинало казаться, что скоро он начнет бояться каждого шороха, ожидая, что в любой момент к нему в дом ворвутся назойливые репортеры со своими тенденциозными вопросами и на следующий день его лицо будет «красоваться» во всех газетах.

Мэгги! Конор почувствовал, что на лбу его выступает холодный пот. Мэгги ничего не знала об этом. Иначе эта история в ее сознании непременно ассоциировалась бы с ним. Она не могла не заметить, что его что-то гнетет. Она спросила его об этом в первый же день. И он уже чуть было не поведал ей, как, словно последний трус, позволил своему напарнику погибнуть.

– Мэгги! – Голос Джанни был резок. – Может быть, мне не стоит рассказывать, если ты все равно меня не слушаешь?

Мэгги заморгала и попыталась сосредоточиться на словах подруги.

– Извини, – пробормотала она. – Что-то я и впрямь сегодня какая-то рассеянная…

Ее сознание снова «прокручивало» все подробности поцелуя с Конором. Сей предмет казался ей куда более занимательным, чем «Основы менеджмента в кризисных ситуациях».

– Может быть, нам стоит перенести занятие? – предложила Джанни. – Не знаю, как у тебя, а у меня и без того куча дел.

– Нет, – не согласилась Мэгги. – Я буду внимательной. Обещаю.

– Хорошо. – Однако по тону Джанин Мэгги поняла, что та не очень ей верит. – Позанимаемся еще полчаса, а потом как хочешь, а мне надо уходить.

Мэгги твердо решила не только внимательно слушать, но и задавать вопросы, чтобы у подруги не осталось сомнений, что она ее действительно слушает. Но вопросы Мэгги, как оказалось, говорили об обратном – обычно она все схватывала на лету, а на этот раз по десять раз переспрашивала о самых простых, казалось бы, вещах. Мысли ее были далеко – в воображении она оборвала, должно быть, уже несколько дюжин ромашек, гадая: любит – не любит? Джанин она, должно быть, казалась полной идиоткой, и та, наверное, пожалела, что действительно не перенесла занятия на другой день. Интересно, как среагировала бы она, если бы Мэгги вдруг открыла истинную причину своей невнимательности?

– Да что с тобой, Мэгги? – Джанин казалась не на шутку встревоженной. – Ты здорова?

– Со мной все в порядке, – заверила ее Мэгги. – Просто я познакомилась с мужчиной.

Лицо Джанин, за минуту до того мрачнее тучи, вдруг просияло.

– Мэгги! – Она обняла подругу. – В самом деле? Где? Когда? Кто он? Черт побери! Мэгги!

– Мы познакомились в эти выходные. Он полицейский. Сначала мы увидели друг друга на стоянке, затем в холле гостиницы, потом в ресторане. Он подошел ко мне и пригласил на танец. – Она вздохнула от счастья. – Короче, оказалось, мы вполне подходим друг другу.

– Он не женат? Не женат, я надеюсь? Мэгги усмехнулась:

– Нет, не женат.

Джанин снова сжала ее в объятиях:

– Я так рада за тебя! Тебе надо встряхнуться. Небольшой романчик не помешал бы…

«Я думаю, Джанин, здесь нечто большее, чем небольшой романчик!» – усмехнулась Мэгги, направляясь к своей машине.

Ей захотелось рассказать о своем счастье еще кому-нибудь. Но только не матери и не сестрам. Рита, мать Мэгги, была замужем дважды – первый раз вполне удачно, а второй – так, что не пожелаешь и врагу, и этот опыт раз и навсегда отбил у нее желание прочных связей. Нет, романы у нее были – но лишь мимолетные.

– Мужчины, – говорила она, – как книги из библиотеки: чтобы наслаждаться ими, не обязательно иметь их в вечном пользовании.

Клер и Элинор пошли в этом отношении в мать. Ни та ни другая не верили в то, что смысл жизни для женщины – в браке, и предпочитали связи, ни к чему не обязывающие партнеров. Неудачное второе замужество матери, а потом и развод старшей сестры еще больше убедили их в этом – напрасно Мэгги пыталась внушить им, что ее брак с Чарлзом не был ошибкой, а просто исчерпал свой срок. Но главное было не в этом. Главное было в разнице между выгодным замужеством и духовной близостью, чего ни мать, ни сестры не понимали.

А Мэгги всегда хотелось иметь не просто мужа, а духовно близкого человека.

Несмотря ни на что, она продолжала верить в счастливое замужество.

Теперь, казалось ей, она встретила такого человека.

Глава 12

– У меня будет свой телефон? – Николь посмотрела на мать так, словно та обрилась наголо или вставила серьгу в нос. – Мама, ты серьезно? Свой собственный?

Мэгги старалась смотреть на дочь спокойно.

– Ну, не совсем собственный. Тебе придется делить его с Чарли, но не думаю, что он будет часто звонить. Просто я думаю, ты уже взрослая, настала пора…

Она еще что-то говорила о каком-то экономном тарифе, но Николь уже не слушала ее, У нее будет свой телефон! Теперь она сможет болтать с подружками сколько угодно, и никто не будет требовать, чтобы она повесила трубку. Николь обняла мать, что было не очень удобно, так как в свои пятнадцать она уже успела дорасти до пяти футов десяти дюймов, в то время как Мэгги едва набирала пять футов.

– Здорово! – повторяла Николь. – Я не могу поверить… Мэгги слегка похлопала ее по спине. Николь вспомнила, как любила она этот жест, когда была маленькой. Ей сразу становилось так спокойно и уютно. Она давно забыла это чувство – по крайней мере со времени развода родителей. Большую часть времени она чувствовала себя неуютно, словно в первый день в новой школе.

– Помни, ты должна делиться телефоном с братом. Я надеюсь, ссор по этому поводу у вас не будет. – Мать казалась Николь счастливой и глупой, словно она была еще моложе ее.

– Как здорово! Я сейчас же позвоню Мисси, надо ей рассказать.

Мэгги покосилась на будильник, стоявший на тумбочке.

– Уже поздно, почти пол-одиннадцатого. Расскажешь ей завтра в школе.

– Ничего, Мисси поздно ложится спать. – Николь была рада новости, но ей казался подозрительным странный взгляд матери – счастливый и возбужденный одновременно. Ей никогда раньше не приходилось видеть у нее такого взгляда.

– Не сейчас, родная. Просто я жду звонка.

Николь вдруг все поняла. Так вот зачем мамаше понадобился второй телефон! А она-то, дура, подумала было, что мать для нее старается…

– Уж не от того ли мужика, что звонил тебе вечером в воскресенье? – напрямик спросила она.

– От него, родная, – как можно мягче постаралась сказать Мэгги, хотя тон дочери бесил ее.

– Кто он?

– Его зовут Конор.

– Это я знаю. Он из твоей школы? – спросила Николь, хотя догадывалась, что вряд ли матери понадобилась бы такая конспирация, если бы Конор был просто ее одноклассником.

– Нет.

– Где же ты его встретила? – На работе вряд ли. Кого там можно встретить, разве только какого-нибудь древнего священника.

Мать ответила не сразу. Она смотрела в сторону, словно тщательно обдумывала ответ.

– Я познакомилась с ним в прошлые выходные, – произнесла она наконец.

– Ты подцепила этого типа в Атлантик-Сити? – Голос Николь был таким высоким, что мать поморщилась.

– Да, в Атлантик-Сити. – Мэгги пыталась сохранять спокойствие. – В чем здесь проблема?

– Ты даже не знаешь его, а дала ему наш телефон! Если бы это сделала я, ты бы меня убила!

– Мне не нравится твой тон, Николь.

– Плевать! Папа не хочет, чтобы ты давала наш телефон посторонним.

– Папа здесь не командует! – вырвалось у нее. Она постаралась взять себя в руки. – Я уверена, что Конор нам плохого не сделает, я его уже знаю, – сказала она уже мягче.

Голос матери дрожал. Это говорило о том, что Николь вывела ее из себя. Николь тоже была задета, но кому до этого было дело? Кто вообще когда-нибудь спрашивал ее мнение, кому было дело до того, что она чувствует? Никто не советовался с ней, ни когда родители разводились, ни когда мать переехала в Нью-Джерси, ни когда отец решил завести новую семью. Словно она пустое место.

Конор и Мэгги провисели на телефоне вечером в понедельник четыре часа, а во вторник – аж целых семь. Решение Мэгги приобрести второй телефон оказалось гениальным. Теперь она могла общаться с Конором все свободное время. Они рассказывали друг другу о своем детстве, о своих триумфах и неудачах. Конор рассказал ей, как он был горд, когда первая красавица их класса согласилась с ним дружить, и как переживал, когда она через две недели предпочла ему лучшего баскетболиста школы. Мэгги рассказала, как однажды на школьной вечеринке никто из парней так и не пригласил ее на танец и как ей хотелось спрятаться в школьной раздевалке и проплакать весь вечер. Конор сказал, что он бы пригласил ее не раздумывая. Мэгги уверила его, что она не променяла бы его ни на какого баскетболиста. Казалось бы, ничего не значащие разговоры – но от них они с каждой минутой становились все ближе друг другу.

– Пообедаем сегодня вместе? – предложил он в среду, когда рассвет уже начинал золотить верхушки деревьев.

– Не могу, – с сожалением отказалась Мэгги. – Работа.

– Встретимся до твоей работы, – сказал он.

Мэгги нравилась его настойчивость. Никто никогда не упрашивал ее так настойчиво.

– Увы, не могу.

– Почему?

– У меня сейчас гостит мама. Вернулась вчера вечером из карибского круиза. Сегодня за завтраком она наверняка собирается показать мне фотографии и все такое, так что придется уж мне быть дома.

– А сейчас она спит?

– Спит.

– Отлично! – воскликнул он. – Встретимся прямо сейчас. Перекусим, выпьем кофе, ты вернешься домой, и ни одна душа не пронюхает, что ты где-то была!

Это было глупо. Но глупым было уже то, что сейчас пять утра, а она так и не ложилась, ночь напролет проболтав с мужчиной.

Это было таким безумием, что она не могла этому противостоять.

Они договорились встретиться в одном кафе, работавшем круглосуточно. Подъезжая к стоянке, Мэгги заметила Конора, стоявшего прислонившись к своему джипу, и ей захотелось танцевать от радости. Остановив свой фургон рядом, она выпрыгнула из машины прямо в его объятия, и он с шутливо-преувеличенной галантностью проводил ее к дверям кафе.

Кафе в столь ранний час, разумеется, было пусто. Мэгги заняла место за маленьким круглым столиком у окна, в то время как Конор делал заказ. Он не спросил ее, чего она хочет, но ей почему-то казалось, что он это знает.

– Земляничные пирожные, – объявил он, поставив перед ней тарелочку с тремя пирожными. Мэгги совершенно не удивилась, хотя именно это она и хотела.

Они кормили друг друга, глядя друг другу в глаза, и не заметили, как дверь кафе открылась и на пороге возникла, высокая худощавая блондинка.

– Мэгги О'Брайен? – удивилась блондинка, не веря своим глазам. – Это ты?

О Господи! Эми Вайнтрауб, самая большая сплетница во всей округе! Что принесло ее в кафе в столь ранний час – одному Богу известно. Мэгги хотелось провалиться сквозь блестящие плитки пола. Однако вместо этого она, напустив на себя непринужденный вид, рассмеялась, коснувшись кончиков своих коротких волос:

– Что, не узнала? Значит, буду богатой!

– Гляди-ка, и постриглась! – Конечно же, было ясно как день, что Эми не так удивила стрижка Мэгги, как то, что она видит ее с кавалером. – Нет, очень здорово, но что, черт возьми, тебя подвигло?

Мэгги кратко рассказала о своем дне рождения и подарке сестер. Эми внимательно ее слушала, а сама пожирала глазами Конора.

– Ты выглядишь потрясающе! – подытожила Эми рассказ Мэгги. Она протянула руку Конору: – Простите, забыла представиться: Эми Вайнтрауб.

Он пожал ее руку:

– Конор Райли.

«Райли», – мысленно повторила Мэгги. Как ни странно, она впервые услышала его фамилию. Она протянула руку:

– Мэгги О'Брайен. Рада познакомиться. – Он рассмеялся:

– О'Брайен, значит?

– А ты, значит, Райли? – рассмеялась она в ответ.

– Охотно верю, – улыбнулась Эми, – хотя вообще-то это больше похоже на ирландскую шутку.

Мэгги почувствовала себя неловко. Что о ней подумают: сидит в кафе с мужчиной, а сама даже не знает, как его зовут?! Если бы на месте Эми был кто-то другой – еще куда ни шло, а так не пройдет и дня, как об этом узнает весь город. Мэгги лихорадочно пыталась придумать какую-нибудь правдоподобную ложь, но, как на грех, ничего не приходило в голову.

– Ну, все, – расстроилась Мэгги, глядя вслед Эми, когда та наконец покинула кафе. – Теперь о нас будет знать весь город.

– Ну и пусть.

– Тебе-то легко говорить. Ты из другого города. А я здесь выросла.

– Вот именно, Мэгги, ты уже выросла. Тебе не должно быть дела до того, кто что говорит.

Но для Мэгги это было важно. Не то чтобы она придавала значение сплетням. Просто все происходило слишком быстро, и она, по-видимому, еще не была готова к тому, чтобы о ее романе знал кто-то еще. Даже семья. Мысль о том, что ее мать, сестры и дети будут обсуждать Конора, сводила ее с ума. Лучше уж пусть ее сводят с ума цветы и шампанское. Разумеется, эта стадия их отношений продлится не вечно, но пусть она продолжится как можно дольше.

– Я думаю, нам не следует какое-то время афишировать наши отношения, – сказала она. – У меня никогда не было тайной любовной связи, и мне хотелось бы какое-то время этим понаслаждаться.

– К сожалению, мы живем не в замкнутом пространстве. – Конор дотронулся пальцем до одной из ее золотых сережек.

– Почему же? Мы можем создать свой тайный мир, лишь для нас двоих.

Мэгги понимала, что Конор прав, но ей не хотелось признавать это. Она по натуре не была склонна к тайным свиданиям. К тому же и сестры, и тем более Николь уже кое-что знают, а если и не знают, так догадываются. Рано или поздно ей придется раскрыть все карты.

Но пока она не была готова к этому.

Когда Мэгги вернулась, пройдя в дом черным ходом, мать уже успела проснуться и сидела за кухонным столом. В воздухе стоял аромат свежесваренного кофе, к которому примешивался едва уловимый запах сигаретного дыма. При иных обстоятельствах Мэгги отругала бы мать за то, что она снова баловалась сигаретами, но сигареты не шли ни в какое сравнение с ее тайным «грехом», и Мэгги решила промолчать. Тем не менее недовольство, должно быть, отразилась на ее лице, так как мать развела руками:

– Опять будешь говорить, что накурила, мол, не продохнешь! – Она открыла форточку. – Нашла из-за чего возмущаться. Пять минут – и дыма как не бывало!

Рита была высокой, еще сохранявшей привлекательность шестидесятилетней женщиной с большими голубыми глазами, волосами, тщательно выкрашенными в рыжий цвет, и гораздо большим количеством энергии, чем у всех ее дочерей, вместе взятых. Она была такой всегда, сколько помнила ее Мэгги. Когда-то, правда, Рита была хрупкой блондинкой, но это было в такие незапамятные времена, что казалось почти легендой. Та Рита, которую знала Мэгги, была боевой женщиной с колоссальным запасом мужества, позволившим ей пережить вдовство и неудачный второй брак и держать всю семью под контролем. В прошлом году Рита, правда, перенесла инсульт, и – потребовалась очень большая работа как с ее стороны, так и со стороны Мэгги, чтобы она снова поднялась на ноги. Но сейчас лишь редкие, небольшие заминки в ее речи, почти незаметные постороннему уху, напоминали о болезни.

– Где ты была? – спросила Рита, когда Мэгги скинула свой плащ и повесила его на спинку стула. – Я услышала примерно в полшестого, как ты заводила машину.

– Если я скажу, что у меня были кое-какие дела по хозяйству, ты поверишь?

Рита посмотрела на дочь, размешивая сахар в кофе:

– А ты хочешь, чтобы я поверила?

Мэгги села за стол и налила себе полчашки кофе.

– Хочу, если после этого ты от меня отстанешь. Рита осторожно дотронулась до ее запястья:

– Мэгги, если у тебя какие-то проблемы…

Меньше всего Мэгги хотелось, чтобы мать волновалась, тем более из-за несуществующих проблем. Лучше уж выложить все начистоту. Мэгги отпила кофе, словно надеясь, что кофе придаст ей уверенности, и, собравшись с духом, произнесла:

– Мама, я познакомилась с мужчиной. Его зовут Конор. Я думаю, это серьезно.

Рита долго молчала. Мэгги знала, что думает мать и почему.

– Из вас троих, – проговорила наконец Рита, – о тебе я всегда беспокоилась больше всего.

– Обо мне? – удивилась Мэгги. – Казалось бы, обо мне ты должна беспокоиться как раз меньше всего.

Элли была упрямой и честолюбивой, Клер – взбалмошной, словно ребенок. Мэгги же всегда была женщиной без особых претензий, покладистой и вполне предсказуемой.

– У тебя всегда были самые большие амбиции, – заявила мать.

Мэгги рассмеялась:

– Амбиции? Не знаю, может быть, со стороны виднее, но мне всегда казалось, что амбиции – это по части Элли и Клер. А я если и мечтала когда-нибудь о чем-нибудь, то лишь о хорошем браке, хорошей семье. По-моему, желания весьма скромные и вполне законные!

– Вот именно. Неудачный брак был бы для тебя слишком большим ударом.

Мэгги заерзала на стуле, чувствуя себя неуютно,

– Я не думаю, чтобы мне это грозило.

– Элли и Клер рассказывали мне что-то о каком-то пеньюаре. Сначала я было не поверила, но выходит, что это правда. Осторожней, Мэгги, ты можешь совершить большую ошибку!