Текст книги "Шерлок Холмс и железнодорожный маньяк"

20
УБИЙСТВО НА КЛЭПЭМСКОЙ ПУСТОШИ

Мне казалось, что информация Берона заставит Холмса, нацепив на себя очередной маскарадный костюм, провести праздники в Дептфорде, но он напомнил мне о том, что в Рождество булочник будет занят своим основным ремеслом, и ему придется отложить свои неофициальные контакты. Так вот и вышло, что в новогоднюю ночь мы по-прежнему были вместе, распили бутылочку вина в последние часы уходящего года и подняли бокалы за наступающий 1911-й, уповая на мир и благополучие в Новом году.

Что нам недолго блаженствовать в мире и покое, выяснилось достаточно быстро: открыв газеты за второе января, мы обнаружили, что вечером первого новогоднего дня на Клэпэмской пустоши был найден убитый – и этим человеком оказался Леон Берон!

Полицейский нашел тело, которое оттащили и спрятали в кустах. Берона сбили с ног на асфальтовой дорожке неподалеку. Полиция полагала, что он был убит около трех часов утра ударом по голове каким-то инструментом, предположительно ломиком или воровской фомкой. Его часы и цепочка с золотыми пятифунтовыми монетами отсутствовали, так же как и его бумажник из замшевой кожи, который всегда был наполнен соверенами и приколот к внутреннему карману плаща, и полиция, похоже, считала, что мотивом явилось ограбление.

– Что вы об этом думаете, Холмс? – спросил я, когда он просмотрел сообщения.

– Это не ограбление, Ватсон, – заключил Холмс. – Берон почти наверняка информировал полицию об ограблении в Хаундсдитч и нашел для меня Питера Хаана. Теперь его обнаружили мертвым, по некоторым признакам от рук предполагаемых воров. Совпадение, Ватсон, это услужливый помощник ленивого ума. Нет, беднягу Берона убили не за несколько соверенов, а потому что он был шпионом. Это подтверждают ножевые отметины!

– Ножевые отметины? – удивился я.

– Он скончался от ударов по голове, но на теле есть также раны от режущего предмета и ножевые отметины на лице. На каждой щеке острием ножа вырезана буква S. Что это означает?

– Понятия не имею.

– Я рискнул предположить, что это начальная буква слова «spy» [13]13
  Шпион (англ.).


[Закрыть] или, может быть, его русского эквивалента – шпик («spic»). Кроме того, дважды повторяющаяся буква на каждой щеке может обозначать «Secret Service».[14]14
  Секретная служба (англ.).


[Закрыть]

– Вы полагаете, что он был убит за донесения полиции? Или вам? – тут же уточнил я.

– Либо то, либо другое, Ватсон. Кто-то заманил его на Клэпэмскую пустошь. Почему он туда пошел? Он был столь же привержен своим привычкам, как и Майкрофт, а может, даже больше. У Майкрофта три места обитания. У Берона было всего два – комнаты, где он жил, и ресторан «Варшава». Кто же вытащил его на пустошь глухой ночью и под каким предлогом?

Холмс колдовал над газетами весь день, но более никакими умозаключениями не делился. Уже давно стемнело, когда на моей двери пронзительно зазвенел колокольчик. В состоянии полного смятения появилась моя экономка:

– Доктор, в прихожей какой-то господин, говорит, что хочет видеть продавца книг в синих очках! Я сказала, что тут нет никакого продавца, но он настаивает!

Холмс засмеялся:

– Проводи его к нам, Луиза.

Едва она успела повернуться к двери, как та распахнулась и вошел молодой человек с пронзительными черными глазами. Одет он был изысканно, но изрядно взъерошен и заметно возбужден. Он шагнул в комнату, глаза его в волнении блуждали по сторонам. Взгляд наконец остановился на нас с Холмсом, и по лицу пробежала волна смущения и непонимания.

– Где старик – торговец книгами? – резко произнес он.

– Я – торговец книгами, – ответил Холмс, и в его голосе появился простуженный скрип. – Возьмите стул, Морри, и спокойно расскажите, что вас сюда привело.

Морри опустился на стул, разглядывая Холмса.

– Вы – торговец книгами?! – воскликнул он и вгляделся повнимательнее. – И правда! Не зря Берон называл вас умнейшим человеком во всем Лондоне!

– Некоторое преувеличение, я полагаю, – отозвался Холмс своим обычным голосом. – Я всего лишь с особым вниманием отношусь к некоторым особенностям поведения. Но вы пришли сюда не для того, чтобы обсуждать мою репутацию – вы пришли в связи со смертью Берона.

– Кто вы? – Морри все еще смотрел с подозрением.

– Я – Шерлок Холмс, а это мой друг и коллега доктор Ватсон. Теперь было бы весьма небесполезно представиться нам полностью!

– Шерлок Холмс! – воскликнул молодой человек. – А я – Моррис Стейн. А также Стейни Моррисон. Вы должны помочь мне, мистер Холмс!

– Погодите, – охладил его пыл Холмс. – О какой помощи идет речь?

– Они говорят, это я убил Берона! Говорят, что я увел его на Клэпэм и избил до смерти!

– А вы этого не делали? – уточнил Холмс.

– Нет, мистер Холмс, клянусь вам! Берон был моим другом. Он платил мне, давал работу. Зачем бы мне его убивать?

– Так почему они утверждают, что вы его убили?

– Мы вместе были в «Варшаве» в новогоднюю ночь. Ели, разговаривали, потом я ушел. А теперь все говорят, что я вернулся и что мы вместе ушли в полночь. Этого не было, мистер Холмс. Я ушел… у меня было назначено свидание с одной молодой дамой.

– Насколько я понимаю, Берон вообще редко покидал ресторан внезапно? – продолжал расспрашивать Холмс.

– Да, – откликнулся Моррисон. – Он бы никуда не пошел без особой надобности, особенно так поздно.

– Это, должно быть, кто-то, кому он доверял так, как доверял вам, мистер Моррисон!

– Это не я, мистер Холмс! Я думаю, кто-то обманным путем вытянул его на Клэпэм.

– Каковы могут быть причины?

– В ресторане «Варшава» каждый хотел бы знать, кто натравил полицию на анархистов. Берон жил как раз по соседству с их клубом. Они убили его, потому что считают, что он за ними шпионил, и пытаются обвинить меня, потому что я работал на него!

– Кое-что, пожалуй, проясняется, – согласился Холмс, – но почему я должен помогать вам?

– Потому что я не убивал его, мистер Холмс! – воскликнул Моррисон и замолчал.

Холмс ничего не ответил, и спустя несколько мгновений молодой человек добавил:

– И потому что я могу быть вам полезен!

– Ха! – воскликнул Холмс. – И чем же это?

– Я могу сказать вам, куда Питер Хаан посылает информацию и откуда он получает распоряжения!

Глаза Холмса заблестели.

– Я буду с вами достаточно откровенен, Моррисон, – начал он. – Я не знал, вы ли убили Берона, когда вы только что появились, но у меня к тому моменту уже сложилось мнение, что его убили за передачу информации. У вас не было причин делать это. С вашей стороны, убивать Берона и оставлять отметины на его трупе, чтобы разоблачить его как шпиона, было бы отъявленной глупостью, так как это привлекло бы внимание и к вашим делам. И тем не менее вы могли бы быть одним из предполагаемых убийц. Если я и помогу вам, то только потому что верю в вашу невиновность, а не из-за того, что вы можете мне рассказать о Питере Хаане.

– Почему вы думаете, что он невиновен? – вмешался я.

– Потому что он мог бы явиться сюда сегодня вечером и сказать, что снабдит меня кое-какой информацией, если я ему помогу, но он этого не сделал. Он просил меня помочь ему, потому что он не виновен.

Он опять обратился к Моррисону:

– Я не гарантирую, что помогу вам избежать облавы, которая на вас начнется, но я сделаю все возможное.

– Не смею просить о большем, мистер Холмс.

– Теперь расскажите, что вы знаете о Питере Хаане.

– Я временно, на рождественских заказах, поработал у него. Довольно скоро я заметил, что это не обычная булочная. Он каждый день получал письма со всех концов страны.

– Что за письма? – спросил Холмс.

– Конверты по большей части надписаны от руки, некоторые иностранцами – во многих цифра «один» на адресе с хвостиком, как пишут на континенте, в других встречались неправильно написанные слова.

– Откуда они приходили? – уточнил Холмс.

– Со всей Англии, – ответил Моррисон, – а иногда из-за границы – из Амстердама, Дублина, Нью-Йорка…

– Вы хоть сколько-нибудь представляете, о чем они?

– Я заметил, что Хаан никогда на них не отвечает, а пишет всего по письму в день. Несколько раз я предлагал свои услуги, но он всегда отправлял письма сам. Однажды вечером, когда он улегся спать, а нас оставил работать, я заглянул в его кабинет.

– И что вы там обнаружили?

– Письма, которые пришли в то утро, мистер Холмс, – доклады германских агентов со всей страны и тетрадь с копиями бумаг!

– Тетрадь с копиями! – воскликнул Холмс. – Неужели он так глуп!

– Они весьма методичны, эти немцы, они все записывают, все хранят. В его тетради содержались копии отчетов, которые он посылал своему хозяину. У меня хватило времени узнать, кому отправлялись эти отчеты. – Он вытащил из кармана листок бумаги и вручил его Холмсу.

Холмс пробежал глазами по строчкам и просиял.

– Просто замечательно! – закричал он. – Вы великолепно справились с делом, и в знак благодарности я сделаю для вас все, что только смогу.

Он отослал Моррисона, наказав ему затаиться, а мы на следующее утро поспешили в контору Майкрофта. К нашему изумлению, его там не было, но спустя некоторое время он нашелся в заново отстроенной комнате для посетителей в клубе «Диоген», где тем же вечером мы просмотрели газеты.

В меблированных комнатах на Сидней-стрит в Степни полицией была обнаружена и окружена преступная банда анархистов. Анархисты тотчас открыли огонь, и было решено прибегнуть к помощи армии. Окруженные семью сотнями солдат, те продолжали сопротивляться даже тогда, когда против них применили пулемет «Максим».

При сем лично присутствовал министр внутренних дел мистер Уинстон Черчилль и, когда дом загорелся, приказал пожарной бригаде не вмешиваться и дать ему догореть.

В развалинах обнаружили тела двух анархистов, но Элиасса, или «Художника Питера», как называли его газеты, нигде не было. Полиция, по всей видимости, не знала его настоящего имени, поскольку, назначая за его поимку вознаграждение в пятьсот фунтов, называла его «Питер Пятков». Пока все безрезультатно и бандит по-прежнему на свободе.

Это чрезвычайное событие в самом центре Лондона произвело настоящий взрыв возмущения и привлекло повышенное внимание общественности к убийству Берона. Теперь Моррисон был официально признан человеком, которого видели вместе с Бероном последним.

Холмс приветствовал брата улыбкой:

– Так ты был в Ист-Энде, дорогой братец?

Майкрофта это ничуть не позабавило.

– Если у кабинета министров хватает ума подставлять себя под пули убийц, я не понимаю, почему департамент гражданской службы должен подвергаться столь безрассудному риску. Да, я действительно был в Ист-Энде, а теперь ты хочешь сказать мне, что этот Моррисон не убивал Леона Берона?

Холмс удивленно поднял брови.

– Я вижу, опасность не повлияла на твою способность рационально мыслить, – заметил он. – Да, именно поэтому я здесь и нахожусь.

– С чего ты взял, что я могу чем-нибудь помочь? – спросил Майкрофт, вытаскивая табакерку.

– Мне кажется, вопрос заключается не в том, что ты мог бы, Майкрофт, а в том, что ты должен. Даже из газетных сообщений ясно, что он является жертвой политических интриг.

– Но с этими интригами скоро будет покончено. Двое из анархистских лидеров убиты, за остальными охотятся по всему Ист-Энду. Есть дела и поважнее, чем судьба какого-то Стейни Моррисона.

– Все было бы так, если бы врагами Моррисона являлись анархисты, – возразил Холмс, – но если, как я считаю, Берона убили за связь со мной, тогда Моррисон по-прежнему в смертельной опасности.

Видно было, что Майкрофт размышляет.

– Это не так-то просто, брат, – наконец произнес он. – Общественность знает, что на Моррисона объявлен розыск. Свидетели от Скотленд-Ярда утверждают, что видели их вместе с Бероном на пути к Клэпэмской пустоши, а сегодняшние события подхлестнули недовольство и волну протеста против политических группировок. Эта организация то и дело выкидывает всякие фокусы; боюсь, я не в силах предотвратить арест и суд над Моррисоном!

– Эх, Майкрофт! – вздохнул Холмс. – Арест и суд не такая уж напасть. Куда хуже, если его повесят после всего этого! Надеюсь, это ты можешь предотвратить!

– Мне нужно тщательно все обдумать, – ответил Майкрофт. – Дай мне немного времени.

К какому соглашению пришли братья, я так и не узнал, поскольку не присутствовал на их следующей встрече. Знаю только, что после этого Холмс дал сигнал Моррисону, чтобы он выходил из укрытия. Через неделю после Нового года его арестовали за завтраком в кафе в Ист-Энде и обвинили в убийстве Берона.

Судебный процесс против него был беспрецедентен. Огромное количество свидетелей в один голос утверждало, что они с Бероном покинули ресторан «Варшава» вместе, что у Моррисона был с собой тяжелый сверток и что на улице их видели тоже вместе. Какой-то кебмен говорил, что довез обоих до Клэпэмской пустоши, а обратно взял одного только Моррисона. Появилась также девушка, которая видела Моррисона после убийства с золотыми монетами Берона, и юноша, который видел Моррисона с пистолетом, правда, оба они отозвали свои показания. После суда магистрата на кебмена (который один раз уже менял свои показания) напали три головореза, которые были приговорены к каторжным работам, хотя никто так и не смог разобраться, в чью пользу они пытались воздействовать на свидетеля.

В марте суд закончился признанием Стейни виновным и вынесением смертного приговора. Апелляция была отклонена, но в такой форме, что двенадцатого апреля министр внутренних дел смягчил приговор и заменил его пожизненным заключением. Холмс хитро улыбался, когда читал об этом в газете.

– Не понимаю, чему вы так рады, Холмс, – заметил я. – Вы говорили, что верите в невиновность Моррисона. А теперь бедняга обречен на пожизненное заключение.

– Мой дорогой Ватсон, – ответил Холмс. – Публика, которая шумит и толпится на Олд-Бейли[15]15
  Олд-Бейли – улица, где находится Центральный криминальный суд Англии.


[Закрыть], жаждет посмотреть сенсационный процесс по делу об убийстве и готова ждать всю ночь, чтобы увидеть вывешенный сертификат на смертную казнь, но тотчас теряет всякий интерес к человеку, приговоренному к пожизненному заключению. Начиная с сегодняшнего дня, где бы ни находился Стейни Моррисон, его судьба будет покрыта мраком полной безвестности.

Я не понял его ответа ни в то время, ни несколько лет спустя, но некий намек на объяснение дал мне случайно встреченный Этэлни Джонс. Он окликнул меня в пивной и за стаканчиком рассказал, что теперь служит в подразделении контр-разведки министерства обороны (тему эту, мне кажется, ему не следовало бы обсуждать, а особенно в пивной). Не зная ничего об участии Холмса в клэпэмском деле, он осторожно намекнул, что Моррисон, вместо того чтобы отбывать пожизненное заключение, на самом деле находится где-то на севере Англии и раскрывает там заговор против премьер-министра!

21
ГОРА РУДЫ И КРУПИЦА ЗОЛОТА

После публичного завершения дела Моррисона Холмс вернулся в Суссекс, предварительно сообщив, что информация Стейни, вероятно, поможет ему исключить еще нескольких подозреваемых. Как обычно, я ждал известий о его действиях и, как обычно, почти ничего не получал. Из случайных записок стало ясно, что мистер из Уиллесдена был низеньким и толстым, и что доктор Бэртон находился в Бельгии во время железнодорожных крушений. Господин из Уэст-Райдинг не говорил по-испански, а был женат на испанке. Что касается двоих южноамериканцев, то внешность мистера Перейра подтвердила подозрения Холмса, но об Альваресе он долгое время не мог получить никакой информации.

В конце лета 1911 года книга Холмса о пчелах благополучно попала в руки издателя, и на несколько месяцев он исчез из моего поля зрения, продолжая путешествовать по стране в поисках своих подозреваемых. Кайзер этим летом зашевелился и пытался спровоцировать кризис в Марокко. Газеты обсуждали тему войны, и я уже знал, что в конце августа имперский комитет обороны начал разрабатывать стратегию войны.

Поздней осенью пришла записка от Холмса, которая поведала мне, что он собирается встречать Рождество в Фулворте и приглашает меня к себе.

Рождество прошло без особых волнений, и на следующий день мы так отяжелели от яств Марты и содержимого погреба Холмса, что я настоял на том, чтобы потеплее закутаться и совершить небольшой моцион. Мы неторопливо прогуливались по склону небольшой возвышенности за домиком Холмса, где старая проезжая дорога, петляя между деревьями, исчезала за вершиной холма. Голые ветки чернели на фоне бледного зимнего неба, под ногами поскрипывали сучья, а Холмс рассказывал подробности о своих подозреваемых.

– Я разгадал одну маленькую тайну, Ватсон, – сказал он мне, – когда посетил магазин изделий ручных ремесел мисс Морган в Олдгейте.

– Надеюсь, она не астроном! – пошутил я.

– Нет, Ватсон, – улыбнувшись, хмыкнул Холмс, – но она возлюбленная того самого пропавшего мужа из Танбридж-Вэлса. Надеюсь, его жена уже смирилась с его отсутствием. Не хотел бы я быть тем, кто сообщит ей, что он живет теперь во внебрачном блаженстве с учительницей-социалисткой!

Мы рассмеялись, и он продолжил:

– Я исключил и некоторых других. Я встретился с сочинителем песен, он тот самый человек – слишком длинный, и лицом, и ростом. Я даже проник в тайну сеньора Альвареса. Он, как мы и думали, южноамериканец, и скрывается в своей твердыне в Хэмпстеде по причине одного небольшого дела, имеющего отношение к казне его бывшей республики. Мне удалось выяснить о шотландском капитане, только то, что он говорит с шотландским акцентом, но больше всего меня интересуют Фаллер и яхтсмен. Информация Моррисона свидетельствует о том, что надо обратить внимание именно на них.

Мы повернули назад, достигнув вершины холма, и теперь сверху видели домик Холмса с рядами ульев во дворе и высоким столбом дыма из трубы в неподвижном морозном воздухе. За ним серым листом стали поблескивал Ла-Манш.

– Кажется, нам послание, Ватсон. – Холмс указал тростью на одетого в форму юношу, удаляющегося от виллы на красном велосипеде. Мы ускорили спуск, у дверей нас уже ждала Марта с желтым конвертом в руках. Это была телеграмма от Майкрофта:

ПРЕРЫВАЮ ВАШИ ПРАЗДНИКИ ЗАВТРА В ТРИ ЧАСА ДНЯ ТЧК ДЕЛО ВЕСЬМА ВАЖНОЕ И СРОЧНОЕ ТЧК М

Холмс с улыбкой передал ее мне.

– В самом деле, Ватсон, – заметил он, – будь я на вашем месте, я бы выбрал мой дом для отдыха в самую последнюю очередь!

На следующий день экипаж со станции Фулворт доставил закутанного в дорожные пледы Майкрофта, но был не один. Рядом с ним сидел человек, чье лицо нам было хорошо знакомо по газетам, – мистер Херберт Эскуит.

– Мистер Холмс, – начал премьер-министр, когда Марта подала чай в гостиную, – ваш брат говорил мне, что уже некоторое время вы исследуете деятельность германской разведки в нашей стране.

– Это не совсем так, господин премьер-министр, – ответил Холмс. – Уже некоторое время мне известно о деятельности одного из германских агентов, человека, который в мирное время совершил чудовищные преступления в нашей стране, и значение которого для кайзера во время войны было бы трудно переоценить. Имея это в виду и действуя по прямому указанию Его Покойного Величества, я посвятил определенные усилия тому, чтобы разыскать и нейтрализовать этого человека прежде, чем война разразится.

– И вам это удалось? – спросил премьер-министр.

– Я подбираюсь к нему все ближе и ближе. Я не хочу спугнуть его, иначе во время войны он явится в каком-нибудь ином ужасном обличье, но у меня есть твердая уверенность в успехе.

Майкрофт с трудом откашлялся.

– Шерлок, – обратился он, – можно ли уговорить тебя ненадолго отложить поиски этого человека и посвятить свое внимание кое-чему другому?

Глаза Холмса на мгновение сделались жесткими.

– К этому должны быть причины самого серьезного свойства, – отрезал он.

– Тогда позвольте ознакомить вас, в чем они заключаются, – продолжил премьер-министр. – Когда кайзер начнет военные действия, его первой мишенью будет Франция или Россия. В обоих случаях мы связаны соглашениями, которые не позволят нам оставаться в стороне, как бы нам этого ни хотелось. В частности, мы близки к ратификации такого соглашения с французами, что, если на них нападут, наш флот будет защищать Ла-Манш и Северное море. – Он помолчал, устремив взгляд на волнующиеся за окнами волны. – Сейчас на всех парах идет подготовка к войне. Немцы наступают на пятки, строят дредноуты и цеппелины, проводят Кильский канал. Мы тоже не должны оказаться в хвосте.

– А с чем связаны такие опасения? – спросил Холмс.

– С тем, мистер Холмс, что события принимают дурной оборот – незначительные события, возможно, но важные. Несчастный случай в порту, пожар в офисе, утечка информации то тут, то там – непримечательные события, я понимаю, но все это суммируется в шпионаж и саботаж, ослабляет и сводит на нет наши усилия.

– Но департамент моего брата… – начал было Холмс.

– …активно расследует эти инциденты и знает, с чьей подачи все это происходит, – закончил за него премьер-министр.

– И с чьей же? – осведомился Холмс у своего брата.

– Есть тут один немецкий господин, который обосновался в этой стране года два назад, владеет домом в сельской местности на восточном побережье и известен в Англии главным образом в связи со своими спортивными увлечениями, – отчеканил Майкрофт.

– Герр Максимилиан фон Борк из Оукли-Грин в Эссексе, – раскрыл инкогнито Холмс.

Эффект был потрясающим. Премьер-министр едва не уронил чашку, а Майкрофт от волнения полез за табакеркой не в тот карман.

– Ты его знаешь? – почему-то усомнился Майкрофт.

– Я знаю о нем, – уточнил Холмс. – Знаю, что он ответствен за взрыв бомбы, который чуть не стоил тебе жизни, и знаю, что он стоит во главе той сети, которую сплел кайзер в Англии. Я знаю, что за обманчивой внешностью, столь импонирующей государственным чиновникам, с которыми он играет в поло, и джентльменов с гончими, с которыми он охотится, скрывается безжалостный ум главы всех шпионов. Я знаю, что каждый германский агент в этой стране подотчетен ему, даже не зная его имени.

– Если ты так много о нем знаешь, тебя могло бы заинтересовать наше предложение, – заключил Майкрофт.

– Ты, видимо, не совсем понял меня, Майкрофт, – возразил Холмс. – Я раскрыл фон Борка в ходе моих розысков железнодорожного маньяка. Он интересует меня лишь постольку, поскольку может привести к объекту преследования.

– В таком случае нет никаких препятствий, – сказал премьер-министр. – Я хотел бы довести до вашего сведения, что не в наших интересах схватить фон Борка прямо сейчас.

– Помилуйте, сэр, почему же нет? – удивился я.

– Потому, доктор, что если это произойдет, то имена тех, кто на него работает, останутся неизвестны для нас, а Берлин заменит фон Борка кем-нибудь еще. Наш план – использовать против них их же собственных агентов, установив предварительно личности.

– Проникнуть в их организацию и снабжать дезинформацией? – уточнил Холмс.

– Вот именно, мистер Холмс, – подтвердил премьер-министр.

Воцарилось долгое молчание, затем Майкрофт спросил:

– Ты сделаешь это, Шерлок?

– Только на следующих условиях, – заявил Холмс. Майкрофт открыл было рот, но Шерлок остановил его повелительным жестом. – Нет! – сказал он. – Условия обсуждению не подлежат и заключаются вот в чем: мне должна быть предоставлена полная свобода действий, во-первых, а во-вторых, никто, кроме нас четверых, не должен знать об этой договоренности. Фон Борк платил человеку, который проник в твою контору, Майкрофт, опасность и так уже достаточно велика!

Воодушевление в связи с согласием брата на лице Майкрофта сменилось досадой при упоминании Хьюго, но затем он успокоился. Мистер Эскуит, поднявшись, сердечно пожал Холмсу руку.

Когда наши гости удалились, я в смятении обратился к великому сыщику.

– Холмс, – сказал я, – это чрезвычайно опасно! Вы же лезете прямо в пасть ко льву!

– Мой дорогой Ватсон, – заверил он, – я не собираюсь совершать глупостей и служить ему лакомым кусочком – нет, я лучше предстану перед ним как совсем иное создание, совершенное в своей беспощадности и коварное, подобно ему самому, которое он не прочь иметь своим союзником. Кроме того, это чудесная возможность выйти на нашего маньяка совсем с другой стороны. В конце концов именно фон Борк отдает ему распоряжения.

На следующий день Холмс удивил меня, сообщив, что едет в Лондон вместе со мной, но еще больше – тем, что выразил желание пригласить на ужин Эмили Нортон.

За трапезой он подробно расспросил Эмили о связях между агентами кайзера и ирландскими фениями[16]16
  Фении – члены ирландской националистической организации.


[Закрыть] в Америке.

– Благодаря банковской деятельности ваш двоюродный дядюшка должен располагать доступом ко всякого рода информации, – заговорил наконец Холмс. – Может быть, ему удалось бы выяснить имена германских агентов, которые занимаются ирландцами в Америке?

Эмили задумчиво посмотрела на него.

– Если они проводят свои деньги через американские банки, – ответила она, – дядюшка Тео наверняка что-нибудь о них разузнает. Вы хотите, чтобы я его попросила?

– Только абсолютно конфиденциально, – предупредил Холмс. – Передайте ему, что я, по его собственному выражению, свяжусь с ним. Уверен, он предоставит всю доступную для него информацию.

Я не мог не заметить, что вопросы Холмса расстроили Эмили. Когда мы вышли из ресторана, она отвела меня в сторону.

– Доктор, – прошептала она, – к чему все-таки клонит мистер Холмс? Я весьма обеспокоена, уж не связался ли он с фениями или шпионами кайзера?

– Милая леди, – ответил я, – я обещал молчать относительно этого дела. Могу сказать лишь одно: это его собственный выбор, и за тридцать лет, что мы вместе, я никогда не видел, чтобы он ставил личную безопасность превыше долга. Это самый лучший и самый отважный из всех людей, которых я когда-либо знал.

Холмс оставался в моем доме, ожидая вестей от Теобальда Д. Эванса. Он получил их через несколько дней в виде телеграммы из конторы банка в Сан-Диего. Телеграмма поставила меня в полный тупик своим содержанием:

71 115 67 50 76 16 02 62 50 06 01 74 09 08

05 09 17 03 73 118 111 08 23 50 106 19 50 121

56 68 167 118 20 09 129 07 64 08 125 42 195 128

21 65 192 127 43 196 131 03 56 195 129 167 200 134

16 68 56 08 50 09 130 04 02 203 02 17 01 144

22 70 204 111 09 02 05 85 76 205 74 18 28 28

108 72 200 17 27 17 157 167 106 201 51 28 201 02

01 133 56 58 118 19 70 02 134 09 68 129 37 56

43 78 05 41 74 32 43 25 135 31 15 21 14 03

64 07 34 19 28 16 41

– Очевидно, это шифр, – заключил я, возвращая ее Холмсу, – но как же вы прочтете, не имея ключа?

– Я уже как-то говорил вам, Ватсон, что в основе всех шифров лежат несколько простых принципов.

– Да, – согласился я, – припоминаю. Если шифр является простой заменой, например, А заменено 1, Б – 2 и так далее, то его можно расшифровать, зная частоту встречаемости определенных букв в английском языке. Это тот самый случай? Сочетание цифр 09, похоже, встречается довольно часто. Не обозначает ли оно Е?

– Прекрасно, Ватсон! – радостно воскликнул сыщик. – Я вижу, вы не все пропускаете мимо ушей, но это не просто замена. В подобных шифрах наиболее часто встречающийся символ обычно обозначает Е, как вы изволили заметить, и это подтверждается его присутствием в конце последовательностей из трех букв, которые являются заменой слова «the», и так далее. Здесь подобная структура отсутствует. Кроме того, чтобы заменить все буквы алфавита, нужно всего двадцать шесть символов, а здесь их намного больше.

– Тогда что же это за шифр?

– Видимо, чуть посложнее, – отозвался Холмс, – но, полагаю, мы справимся. В первую очередь здесь есть полезная для нас неровность – из двух колонок одна длиннее другой.

– Все равно ничего не понятно.

– Это обычная практика делать так, чтобы общее количество символов в сообщении делилось на несколько чисел. Тогда становится возможным записать сообщение в форме различных квадратов или прямоугольников, не обнаруживая при этом, где оно начинается и в какую сторону идет. Так, сообщение из ста знаков может быть записано квадратом десять на десять или прямоугольником двадцать на пять, или двумя колонками пять на десять. Текст может начинаться в любом углу и идти в любом направлении. Данное сообщение содержит сто тридцать три символа, что делает его делимым только на семь и девятнадцать, замечу, не самые удобные числа. Прошу вас, возьмите бумагу, Ватсон, и выпишите числа в строчку, сначала верхнее число в первой колонке слева, затем верхнее число в первой колонке справа и так далее.

– И что это даст? – не замедлил спросить я, взявшись за дело.

– Асимметричное расположение наводит на мысль, что две колонки были образованы из первоначального текста девятнадцать на семь символов, и начало находится сверху слева. В новом виде его легче будет читать.

– Итак, – продолжил он, заглядывая мне через плечо, – числа до двухсот, с несколькими повторами наводят на мысль, что в основе сего послания лежит короткий отрывок текста. В таком случае, это что-то вроде того шифра, с которым мы столкнулись в бирлстоунском деле, и его нельзя прочесть без текста, из которого он образован. Мистер Эванс вряд ли стремился к подобному эффекту, значит, это, должно быть, текст, который, он уверен, есть в нашем распоряжении. Обычные источники – Библия или Шекспир…

– …которые стоят на полке, – перебил я.

– Но это ни то ни другое, – продолжил Холмс.

– Откуда вы знаете? – изумился я.

– Здесь отсутствует несколько символов небольших чисел. Так, от 01 до 10 встречаются в некоторых случаях более одного раза, но от 11 до 14 – полностью отсутствуют. Разве это не наводит на некоторые соображения?

– Не понимаю, о чем речь, – признался я.

– Мой дорогой Ватсон! Вы не достойны ваших сегодняшних достижений! Последовательность из четырех символов – разве это не напоминает дату, например, 1066 или 1492? В Библии или Шекспире нет таких дат, а значит, придется поискать где-нибудь еще.

Он выпрямился и стал разглядывать мой книжный шкаф.

– Ну конечно же! – вдруг воскликнул он. – Эванс упоминал, что читал американские издания твоих записок. Это, должно быть, текст, который ты поместил в одно из таких изданий!

Выхватив том из шкафа, он начал быстро пролистывать страницы.

– А может быть, это одна из ваших собственных работ? – спросил я. – «Лассус», «Изучение следов» или статья о табачном пепле?

– Вряд ли, – ответил он. – Он послал телеграмму сюда. Значит, наличие этого текста он предполагал у вас, Ватсон, а не у меня.

Сыщик вытащил еще том и начал быстро листать.

– О Боже, Ватсон! Вам, похоже, нравится изображать меня чуть ли не малограмотным! – воскликнул он с раздражением.

Он почти уже засунул книгу обратно в шкаф, как вдруг застыл на месте.

– Я понял! – закричал он. – Ватсон! Берите бумагу и скорее пишите эти числа!

Вытащив еще одну книгу и раскрыв ее, он начал диктовать мне буквы и числа. Я был слишком сосредоточен, чтобы понять, что это за текст, но он казался знакомым.