Текст книги "Всюду третий лишний"
Автор книги: Бен Хетч
Жанр: Современная проза
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)
– Уверяю тебя, никакой я не сектант. Все, что я говорю, не отличается от того, что проповедует любая другая церковь.
– Но только ваша счастливо уверовала в то, что конец света наступит в 2013 году.
– Всем остальным неизвестно, когда наступит конец света. Они никогда и не говорят, что им это известно, – как бы оправдываясь, ответил Дэнни, но на следующую мою реплику ответа у него не нашлось.
– А вам это известно, и поэтому пин-код твоей телефонной карты 2013? Дэнни, а я-то думал, что ты в своей квартире займешься немецким или чем-либо еще, ведь у тебя столько свободного времени. Ладно, оставим это, давайте поговорим о чем-нибудь другом. Венди, не обращай внимания, он отлично понимает, что все это сущая чушь и ничего больше.
– Да пошел ты в задницу, Кит, и не забудь прихватить с собой свои паскудные поучения и советы!
Следующей темой, которую мы начали обсуждать, был гомосексуализм. Дэнни принимал участие в кампании за то, чтобы снижение возраста совершеннолетия для геев до шестнадцати лет решалось путем свободного голосования, поэтому мы и коснулись этой проблемы. Стоило нам заговорить об этом, как Дэнни мгновенно пустил в ход всю свою страстность и способность убеждать.
– Это же смешно. Это противоестественно. Засовывать свой стручок в задницу такого же сопляка. В шестнадцать лет!
Я поначалу растерялся, а Венди, которой обычно подобного рода дискуссии были по душе, спросила, что здесь противоестественного, если это происходит по взаимному согласию партнеров.
– Конечно, противоестественно, – стоял на своем Дэнни. – Твой новый дружок тоже имеет тебя в задницу? Нет. Ну а почему?
– Потому что я не хочу, чтобы он это делал, Дэнни.
– Ну хорошо, пусть так. А тогда ответь мне, будет ли естественным заниматься сексом с хомячком, если он согласен? Так ответь же, я серьезно спрашиваю.
– Дэнни, ну это же смешно, – вмешался я.
– Нет, не смешно. Если хомячок мог бы сказать «да», вы считали бы, что все в порядке? Отвечайте. Это было бы естественно? Если хомячок кивает головой и говорит «да»?
– Во-первых, – ответила Венди, стараясь сдерживать себя и говорить как можно мягче, – хомячок никогда не смог бы сказать «да», поскольку, Дэнни, он не обладает даром речи; и, во-вторых, если говорится «да», то смысл сказанного должен быть подтвержден тем фактом, что хомячок обладает достаточно развитым мозгом, чтобы говорить «да», когда это будет соответствовать и его желаниям, и чувствам. Скажи, а почему ты вообще так себя ведешь?
– Не могу поверить, что ты не занимаешься сексом с хомячками, ведь говоришь об этом с полным знанием дела.
Я рассмеялся, а Венди рассердилась и, как-то сразу сникнув, сказала, что никогда прежде не слышала от Дэнни ничего подобного. Он весь кипит ненавистью к гомосексуалистам, добавила она, и ей хотелось бы узнать, что является причиной этого.
– Черт возьми, я совсем не испытываю к ним ненависти. Я просто думаю, что это противоестественно, только и всего. Почему я не могу иметь свою собственную точку зрения? А вот ты защищаешь этих педерастических трахальников. А я, по-твоему, пылаю к ним ненавистью?
Посидев некоторое время в неловком молчании, мы перешли к обсуждению прежней теории Дэнни о двух видах людей на земле – тех, кто обладает чувством юмора, и тех, кто его лишен, – ведущих между собой борьбу за верховенство.
– Моя цель – это убедиться в том, что в этой борьбе победим мы, – заявил Дэнни, когда обсуждение подошло к концу. При этих словах я рассмеялся, потому что Дэнни вновь стал таким, каким был прежде, а Венди с задором в голосе сказала:
– А, так вот к какому виду людей ты теперь принадлежишь. Ты ими руководишь, да, Дэнни? Ты знаешь, Дэнни, я слышала обо всем этом миллион раз и поверь – это навевает смертную тоску.
Прежний Дэнни, услышав такое, рассмеялся бы, но сейчас его ответ был совсем иным:
– Если люди, не обладающие чувством юмора, притворяются, что оно у них есть, они тем самым признают важность обладания этим чувством, что и подтверждает их неполноценность. Поэтому в соответствии с законами естественного отбора такие люди вымрут. Как вы думаете, почему люди наводняют шутками Интернет? А вы заметили, что среди них не найти ни одного, кто обладал бы здоровым чувством юмора? Нет! – сказал Дэнни и с торжеством посмотрел на нас. – Два – ноль в мою пользу. Совокупление хомячков – вздор, а вот люди без чувства юмора – это сегодняшние приматы. Еще по пиву, Кит? Я думаю, нам надо заказать что-нибудь еще.
Когда официант, приняв заказ, ушел, Венди сказала: «Дэнни, я переслала тебе эти бородатые шутки, которые сама получила от кого-то, – ты ведь их имел в виду? Мне просто хотелось дать тебе несколько горошин. Ну с чего ты так завелся сегодня? Честно говоря, я даже и не знаю, нравишься ты мне еще или уже нет.
К концу вечера Дэнни помрачнел. К тому времени мы пропустили по меньшей мере по восемь кружек пива, и пока Венди и Люси беседовали между собой, он сообщил мне, что, когда получил свою первую прибавку к жалованью, первое, что пришло ему в голову, было то, о чем говорилось на собрании христадельфианистов. А услышал он вот что: проповедник, ведущий занятия в группе по изучению Библии, сказал Дэнни, что, если он появится на каком-либо собрании и окажется, что на нем никто не присутствует, это не повергнет его в расстройство – это будет просто означать, что всех изгнал Иисус и что всеобщий апокалипсис неотвратим. Еще проповедник сказал, что перед тем, как это случится, настанет «время изобилия». Я слушал Дэнни, а он, рассказывая мне это, выглядел донельзя взволнованным, причем волнение его было абсолютно искренним. Я спросил, верит ли он во все это, ни на мгновение не сомневаясь, что он ответит «нет», а он снова сжал челюсти и заиграл желваками.
– Прибавка к жалованью, которая мне положена за работу в Германии, составляет что-то около семи тысяч фунтов в год, – сказал он после минутной паузы, как бы подтверждая этим предсказание проповедника о «времени изобилия».
Все стало еще хуже, когда мы вернулись в квартиру Дэнни. Венди вся в слезах из-за чего-то, сказанного Дэнни, улеглась в постель, а когда Люси пошла к ней, намереваясь ее успокоить, Дэнни, склонившись над перилами балкона, сказал, обращаясь ко мне:
– Венди спросила, было ли мне весело сегодня. Когда вы с Люси выходили впереди нас из ресторана, она вдруг пожелала выяснить, почему мы никогда не занимались любовью, когда куда-нибудь ездили. Ну как, черт возьми, можно серьезно относиться к такой особе?
Мне следовало хоть что-то ответить, но тут неожиданно появилась Люси.
– Ну что ты творишь, Дэнни? Иди и поговори с Венди. Она думает, что ты относишь ее к низшему сорту людей, и все из-за этих шуток, что она послала тебе по Интернету.
На следующее утро мы уехали очень рано потому, что Венди необходимо было вернуться к назначенному часу из-за каких-то срочных дел, и надо сказать, что нас и не задерживали.
6 декабря 2000 года
Дорогой Том!
Мы все еще в Эль-Пасо. У меня для тебя важная новость: я был прав – у них что-то назревает. Карлос постепенно склоняется к тому, чтобы прямо, без иносказаний и намеков, попросить меня оставить их. Точкой воспламенения наших отношений можно считать ругань, разгоревшуюся из-за того, какой сыр выбрать для сегодняшнего пикника. Я сказал, что не буду есть нарезанный ломтиками оранжевый сыр («Интересно, как ты можешь определить вкус сыра по цвету?» – спросила Доминик). Она в свою очередь сказала, что не будет есть моццарелла, потому что он вязнет на зубах («Ну а как ты можешь определить вкус сыра по его виду?» – спросил я). И пошло, и пошло, сразу вспомнились постоянно увеличивающиеся расходы на арахис, а затем, когда мы остановились на берегу и она снова стала звонить своему бывшему мужу, между Карлосом и Доминик вспыхнула ожесточенная ругань, закончившаяся тем, что Карлос бросил Доминик в озеро Ли поплавать и остыть.
Сидя за столом для пикника, я просматривал путеводитель «Одинокая планета», стараясь найти что-либо подешевле из еды на вечер, когда он подошел и, сев рядом, обратился ко мне со словами:
– Ты, наверное, так или иначе скоро отправишься домой, – когда он говорил, его губы все больше становились похожими на автомобильную камеру. – Я думаю, нам надо разделиться. Ты согласен?
– Что ты имеешь в виду? – спросил я, думая что он, возможно, хочет провести нынешний вечер вдвоем с Доминик, дабы сгладить то, что произошло между ними.
– Разделиться здесь, в Америке. Сейчас, ну, может быть, завтра, – ответил он. – Я считаю, что нам надо продолжить путешествие порознь.
Он сказал, что парикмахер в торговом центре «Айлворт» предупреждал его о том, что такое может случиться: «Возможно, – сказал парикмахер, – все кончится тем, что вы потеряете и девушку, и приятеля», – а на следующий день, когда мы поругались из-за того, как он вел машину, его вдруг осенило, что слова парикмахера начинают сбываться. Они с Доминик ругаются постоянно. А теперь и мы с ним ругаемся тоже.
– Мы довезем тебя до ближайшей автобусной станции здесь или в Тусоне и возместим тебе твою долю оплаты за прокат машины. Тебе с лихвой хватит и на чипсы. Извини меня, друг. Но я так решил. И никто не повлиял на мое решение.
Карлос встал, обошел вокруг стола, крепко обхватил меня руками; такая бесцеремонность и развязность мне не понравились. Оскалившись в улыбке, он несколько раз приподнял меня и снова опустил на скамейку, приговаривая «Кит, мой мальчик», а потом отправился к озеру поделиться новостью с Доминик. Я чувствую себя в дерьме по самую макушку.
Кит
Том!
Прошел час, а мы все еще на озере. Я все время думаю о произошедшем, и мне кажется, что со мной обошлись также, как ты обходился с девушкой, которая переставала тебя интересовать, – начинал относиться к ней настолько пренебрежительно, что она уходила от тебя, то есть делала все сама, а ты был как бы ни при чем. Все время, пока мы ехали по Америке, Карлос не переставая твердил, что уж в следующем-то городе мы оттянемся как следует: «Вот уж в Атланте, Кит! Вот уж в Далласе, Кит!..в Эль-Пассо, Кит». И его не сильно тревожило то, что Доминик делала при этих словах пренебрежительные гримасы: одиночество она переносит более спокойно, чем мы. Видимо, дело в том, что он не хочет оставаться со мной наедине, а почему? Потому что он думает, что я изменился. А чего ради я должен меняться? Возможно, из-за Дэнни. Тогда интересно, какие именно дружеские побуждения заставляют его так поступать?
Но тем не менее изменился-то Карлос. Он уже не смеется по-прежнему. Что-то он утратил после того, как снова сошелся с Доминик. Где его чувство юмора? Ведь раньше мы смеялись до колик, и всегда над собой и над тем, какие мы недотепы и раззявы. Теперь он над этим уже не шутит. Если я напоминаю ему какую-либо забавную историю, произошедшую в школе или на Тринг-роуд, он вспоминает ее совершенно по-иному, а может быть, просто прикидывается, поскольку Доминик рядом. «Какими идиотами мы тогда были», – со вздохом говорит он, а я думаю: «Шел бы ты в задницу со своими томными вздохами. Кем-кем, но идиотами мы не были никогда».
Я докажу им, что я больше путешественник, чем они. Это чушь собачья, что у меня в одиночку ничего не получится. Они вернутся домой перед Рождеством, а я вернусь через много лет, бородатый и изнуренный, а мои руки до локтей будут унизаны браслетами, подаренными друзьями. «Карлос, ты спрашиваешь, откуда этот браслет – его подарил мне Огненная Вода. Да, я жил с ирокезами в их резервации в Вайоминге три года. Там я женился, и там у меня родился ребенок, настоящий маленький мужчина, смельчак; сейчас он, должно быть, уже может скакать на лошади без седла».
В то время, как я буду рассказывать о том, как красивы Скалистые горы, и о том, как меня похитили эмиши,[35]35
Эмиши – религиозная община, живущая в Пенсильвании. По правилам, принятым в общине, нельзя пользоваться механическими предметами и приспособлениями.
[Закрыть] Доминик будет потчевать своих слушателей рассказами о том, какие удобства ждут путешественников в сортирах и туалетных комнатах кемпингов: «В этом кемпинге душ очень хороший, а туалетная бумага мягкая, словно пух. Я думаю, что это был самый лучший кемпинг из всех, где мы останавливались. Да, в самом деле, самый лучший».Черт с ними!
Я думаю, что я непроизвольно играл роль некоего связующего элемента между Доминик и Карлосом, не позволяя им разбежаться. Лишившись в моем лице своего общего врага, они раздерутся между собой, как югославы после крушения коммунистического режима. Карлос заявится домой один, безработный, эмоционально раздавленный и невообразимо тучный, и он никогда не простит себе, что не испытал всей глубины и значимости того, что испытал и через что прошел я.
Признаюсь, моей единственной проблемой является трусость; все-таки здесь страшно. Я боюсь, что вдруг начну просто селиться в мотелях, торчать перед телевизором до тех пор, пока не кончатся деньги, и с упорством психопата смотреть только фильмы с драками и поножовщиной. В хронике сообщали, что четверых людей застрелили вчера в закусочной в Калифорнии. Мужчина скончался от ножевого ранения в Мериленде, а во Флориде прямо в машине, остановившейся у светофора, застрелили туриста.
А ведь мы намеревались побывать на родео – вот еще один пункт туристической программы, который пройдет без моего участия.
Кит
P. S. Я должен кое в чем тебе признаться. Ты знаешь, что выделывал Дэнни с игральными картами? Ты наверняка подумаешь, что это несколько странно, но я тоже начал делать то же самое. Это отдает какой-то чертовщиной, но ты способен отождествлять лицо каждого с какой-либо игральной картой. В начале нашего путешествия я трижды снял колоду на карте Люси, что означало доброе предзнаменование, но потом много дней подряд мне ни разу не посчастливилось снять колоду на этой карте, и сейчас, после того, как мы поругались, меня это тревожит. Ты когда-нибудь чувствовал, что Дэнни как бы общается с тобой на расстоянии? Когда снимаю колоду, тогда я как бы могу чувствовать его присутствие. Это мысленное ощущение, но я думаю о его лице, когда снимаю колоду, и, как мне кажется, всегда снимаю именно на той карте, которую задумал. Ну, почти всегда. Ты должен это попробовать. Это получается почти у каждого. Ты, к примеру, пятерка пик. Черные волосы (пики ведь тоже черная масть), пятерка – потому что у тебя высокий лоб, как вертикальная линия вверх от цифры 5. Загнутый хвостик цифры – это твой рот, который и вправду часто бывает по-идиотски разинут.
Запись в дневнике № 11
Дэнни не рассчитывал встречать прошедшее Рождество дома, поскольку уже на следующий день он должен был быть снова в Германии, чтобы заменить кого-то из своих коллег в вечернем шоу. Дэнни нравилось проводить долгие часы, обдумывая и записывая стишки и сценарий каждого своего шоу, и он сильно нервничал из-за того, что, если приедет домой, у него не будет достаточного времени на подготовку. Недавно его ознакомили с весьма нерадостными оценками, данными аудиторией его передачам, – в городе Хемлине, к примеру, радиослушатели по каким-то причинам нашли его передачи слишком уж поучительными, – но я убедил его, что все будет в порядке и мы будем придумывать шутки вместе.
В последний момент он все-таки принял решение приехать, и я думаю, что из-за того, что недавно купил новую «БМВ». Он решил приехать на машине, совершив пятисотмильную поездку через четыре страны, чтобы доставить радость отцу. Отец всегда относился к предрождественским периодам с каким-то паническим чувством – ведь ночи становились длиннее и темнее – и предложил оплатить стоимость авиабилетов, но Дэнни ответил, что дело не в деньгах, а просто ему хочется посидеть за рулем в машине.
Подготовка к Рождеству шла, как мне казалось, обычным образом. После моего возвращения из Германии в нашей с Дэнни переписке по электронной почте, как и в телефонных разговорах, обсуждались в основном его новое шоу и оскорбительная оценка его передач, данная жителями Хемлина («Они думают, что я говорю с ними свысока – так они же из Хемлина. А на что они, черт бы их подрал, еще рассчитывают? Если они не одумаются, я куплю дудочку и уведу их ублюдочных детей в горы»), и, конечно же, его новая машина. Он купил ее спустя неделю после того, как узнал о помолвке Венди. Об этом сообщил мне Карлос, который к тому времени уже вернулся с Доминик в Испанию, а мне пришлось обрушить эту новость на Дэнни, и, делая это, я прежде всего хотел вразумить его не искать способов продолжать отношения с ней. Я понимал, что покупка машины – это своего рода восстановительная терапевтическая процедура, которая, кажется, принесла ожидаемый эффект, поскольку он буквально бредил такой машиной. Дэнни всегда был неравнодушен к машинам; эта страсть зародилась в нем с того времени, когда мы, будучи детьми, собирали проспекты автомобильных фирм. Он рассказывал мне о ее скоростных возможностях; он рассказывал мне, насколько дешевле стоила его машина по сравнению с британским моделями такого же класса; он рассказывал мне о том, что для установки верха машины применяется специальная система с электроприводом; он однажды звонил мне из машины для того, чтобы рассказать о глобальной системе спутникового ориентирования, к которой подключена его машина.
– Ты не представляешь себе. Кит, до чего это здорово! Чтобы доехать до дому, мне нужно всего лишь ввести с клавиатуры свой адрес, а бортовой компьютер абсолютно точно укажет мне, как ехать, по какой дороге, где повернуть. Я чувствую себя «Рыцарем дорог»,[36]36
«Рыцарь дорог» (Knight Rider) – популярный сериал об автомобилях с электронным управлением и обратной связью с водителем по имени Майкл; система управления автомобилем воспринимает голосовые команды водителя.
[Закрыть] так и жду, что она подобострастно обратится ко мне, назвав Майклом.
Во всяком случае, казалось, что его состояние сейчас намного лучше – он, по всей видимости, слегка поостыл к христадельфианской религии, хотя, возможно, это только показалось, поскольку мы, общаясь после встречи в Германии, избегали касаться этой темы. Я знал, что он все еще был увлечен Венди, однако все-таки полагал, что, возможно, есть и другая причина его приезда домой: может, он просто захотел покрасоваться перед ней на новой машине.
Дэнни приехал в самом конце дня накануне Рождества, и мы сразу же вместе с Люси, которая проводила Рождество с нами, отправились навестить Тома, а заодно и что-нибудь выпить. Том, Дэнни и я обычно вместе отправлялись куда-нибудь, чтобы посидеть за стаканчиком накануне Рождества, – это стало традицией после того, как мы повзрослели настолько, что нам было разрешено употреблять спиртное. Каждый год мы направлялись в один и тот же паб «Брикис» на Уолтон-стрит – вдруг случится встретить там кого-либо из прежних одноклассников, а может, если повезет, то и увидеть Никки Олдбридж, которую мы однажды уже встретили здесь с дружком.
Мы проделывали это перед каждым Рождеством, несмотря на недовольство папы, Джейн и Софи и скандалы, которые они затевали из-за этого. По их мнению, то, что мы делали, было не чем иным, как святотатством по отношению к семье. На какие только ухищрения не пускался отец, чтобы в такие дни удержать нас дома: бутылка особого портвейна, которая торжественно открывалась в нашем присутствии, либо семейная игра типа «Монополии». Несколько лет назад он придумал устроить соревнование по рождественским шуткам и приколам и вовлечь в него нас. Однако такого рода тактические приемы лишь возбудили у нас чувство вины, и мы в конце концов решили притворяться, дабы внушить им, что без нашего общества им будет много лучше и комфортнее. Им троим будет легче и свободнее общаться, а папа наверняка скажет: «Да пусть делают что хотят. Отстаньте от них, раз им так не терпится сломать свои дурацкие шеи вместе с ногами на скользких улицах. Поль (муж Софи), а что за фильм сегодня показывают?» И когда ему говорили, какой фильм, он обычно восклицал: «Отлично!», даже если это была какая-нибудь дребедень вроде «Херби рвет и мечет».
В пабе в тот вечер мы не встретили никого из одноклассников, хотя в нескольких шутках, прозвучавших под наш смех, школа все-таки упоминалась: «Господи, смотрите, Никки… только что вошла…» «Боже мой, как вы думаете, кто это, сидя у барной стойки, шлет мне улыбки?…» «Дэнни… в жизни бы не догадалась, что это тот самый Дэнни, которого я заперла в уборной, и не признала бы в нем мальчишку, с которым беседовала после того, как он свалился с дерева».
В тот вечер мы с Дэнни почти беспрерывно смеялись, причем смех над одной шуткой, не успев затихнуть, сразу же переходил в смех над другой, что всегда привлекало всеобщее внимание. Так я смеюсь только тогда, когда бываю с Дэнни. Смех возникает как бы из ничего, продолжается секунды три и внезапно смолкает, затем почти сразу начинается вновь, как будто кто-то пытается завести мотор машины, а он сразу не заводится. Через некоторое время Дэнни пригласил нас посмотреть его «БМВ»; мы пошли на улицу, и он продемонстрировал нам, как поднимается и опускается верх. Мы уговорили его поехать покататься, и Дэнни, для того чтобы возникла необходимость задействовать глобальную спутниковую систему, сделал вид, что заблудился на грязных улицах Хедденхема.
Когда мы снова вернулись в паб, Дэнни и я незаметно приземлились в уголке и начали размышлять над тем, как бы сделать его шоу посмешнее. На Тринг-роуд фантазии били из нас ключом, и однажды мы с Дэнни придумали шоу – «Завтрак братьев», так мы собирались назвать его, – практически шоу вел Дэнни, а я как бы присутствовал при сем, исполняя, образно говоря, роль стены, от которой рикошетом отскакивали шутки и затеи. Сперва это шоу планировалось показать на радио – два брата в прямом эфире дурачат друг друга. Многие годы я собирал анекдоты специально для того, чтобы, общаясь с ним в эфире, приводить его в замешательство. Подобно тому, как это было, когда я поймал его, восьмилетнего, целующего попку нашей двоюродной сестрички на чердаке дома на Бич-роуд и притворявшегося, что он ищет кирпич с трещиной. Были и такие истории, которые я собирал специально для того, чтобы однажды, когда я буду шафером на его свадьбе, поведать их гостям.
До того, как он уехал в Германию, практически все вечера, проведенные нами в пабах, заканчивались обсуждением этого, но сейчас у Дэнни уже не было прежнего энтузиазма. А когда паб закрылся и мы вышли на улицу, Дэнни, поскольку сильно перебрал, сделался сентиментальным. Пребывая в подобном настроении, он обычно пристально смотрит на меня своими большими и влажными карими глазами, углы его рта опускаются, и он, слегка поднимая свой квадратный подбородок, держит голову так, как будто старается удержать в равновесии стоящее на ней ведро с водой. Он приник головой к моему плечу и одной рукой обхватил меня за талию, обхватил очень крепко, чтобы сделать мне больно, – ему всегда нравилось запускать пальцы мне под ребра, чтобы показать, какие сильные у него руки и что если мы вдруг подеремся, то сильнее окажется он. Потом, когда Том и Люси отошли к музыкальному автомату и занялись выбором мелодий, он сказал мне:
– Кит, ближе тебя у меня и сейчас никого нет. Мы не часто видимся. И мне иногда жаль, что жизненные пути развели нас. Но мы все такие же, верно? Мы всегда будем следить друг за другом и заботиться друг о друге, верно? Я виноват, что твой приезд ко мне получился не совсем приятным. Я вовсе не хотел избавиться от вас, ты ведь так не думаешь? Люси, наверное, считает меня законченным психом?
Мы вышли из паба после финального гонга, оставили машину Дэнни на стоянке, взяли такси, которое довезло нас до дому, а там Том и Люси сразу же пошли спать. Несколько дней назад дети Софи разукрасили дом к Рождеству. Повсюду блестела мишура, с чердака принесли скульптурную композицию на тему Рождества Христова, которую отец и мама в пору нашего детства сделали из туалетной бумаги. Дети стащили с полки тома энциклопедии, а вместо них поставили эту композицию. Я думаю, что именно она, а также и то, что Дэнни столько времени не был дома, навеяли на него столь сильные ностальгические чувства. Мы расположились в гостиной, чтобы еще поговорить. Дэнни рассказал кое-что о своей работе на радиостанции и о том, что он не прочь возвратиться в Англию, если подвернется хорошая работа на коммерческом канале; по всему было видно, что в его жизни в Германии существует многое не приятное для него, но он об этом не рассказывал.
Неожиданно ему в голову пришла очередная идея. Мы, стараясь не разбудить детей Софи, разошлись по разным местам: Дэнни пробрался в свободную комнату, где для него была подготовлена постель, а я спустился вниз, в подвальный этаж, в нашу с Дэнни прежнюю спальню, где сейчас мы спали с Люси. Мы вспомнили носки, которые в ночь перед Рождеством отец оставлял на спинках наших кроватей, чтобы в них положил подарки Дед Мороз, и поговорили о рождественских праздниках минувших времен и о том, какими дармовыми подарками, добытыми в банке, отец будет дурачить нас нынче. Каждый год отец совершал набеги на банковский шкаф с канцелярскими принадлежностями, и наши носки (это было своего рода разогревание нас перед вручением главного подарка у рождественской елки после обеда) всегда были полны блокнотами и ежедневниками с логотипом банка, ручками и карандашами.
После того, как мы просмотрели подарки, Дэнни поставил на магнитофон пленку своего недавнего шоу, которое он делал в Боснии – его командировали туда на неделю, и он работал там, ведя свои передачи для миротворческого контингента из студии, оборудованной в железном эллинге. Я слушал, а Дэнни, погруженный в воспоминания о детских годах, вслух комментировал то, что сохранила ему память («Господи, ну и дрянь же нам дарили!»). Он казался сильно подавленным.
– Ты помнишь тот год, когда мы страшно хотели получить в подарок на Рождество духовое ружье, поскольку у Карлоса такое уже было, и даже несмотря на то, что папа категорически отказал нам, ты был уверен, что он нас разыгрывает и все-таки подарит то, что мы просим? Ты тогда принял зонтик в твоем носке за ружье. Да, хороший это был год, 1990-й. Что я тогда делал? Мы тогда уже сходили с ума по Никки Олдбридж?… Кит, а ты помнишь, как мы вместе прогуливали занятия? Я был по-настоящему болен, а ты приходил ко мне в комнату и просил замолвить за тебя словечко маме, и я вертелся около нее и все время повторял: «Мама, мне кажется, что Кит тоже нездоров, у него то же самое, что и у меня», и мы целый день играли на столе в гостиной в пинг-понг ракетками, подаренными папой на Рождество, а вместо сетки мы ставили на столе ряд детских книжек в твердых обложках… Кит, ты помнишь песенку, которую мы распевали в детстве? Постои, как это? «Кит и я – мы друзья, мы друзья, как найнононопя». Что, черт возьми, означало это «найнононопя» и почему мы были именно такими друзьями? Ты-то сам не помнишь?
К тому времени, когда я решил идти спать, у Дэнни чуть ли не слезы текли от воспоминаний обо всех этих давно прошедших мелочах: мы поговорили о детях Софи, но говорили так, чтобы не возбуждать в себе зависть («Понимаешь, я не думаю, что когда-нибудь обзаведусь детьми»); мы позлословили Насчет жениха Венди («С ней он наверняка сопьется»); Дэнни прошелся по своему начальству («Воображения ни на грош»); обсудили Карлоса, который снова пустился во все тяжкие и постоянно изменяет Доминик – по крайней мере, именно так Дэнни представлял себе их жизнь («Ну почему женщин тянет к таким типам, как он?»). Потом он сказал, что все, о чем мы говорили, понемногу становится ему чуждым, кроме того, он чувствует себя в несколько дурацком положении, поскольку муж Софи встречает Рождество с нами, отец будет с Джейн, я с Люси, а он снова один-одинешенек.
Было что-то около трех часов ночи – прошло, должно быть, не более двух часов после того, как мы пошли спать, – и я услышал, как кто-то тихонько постучал в дверь моей спальни. Вероятно, я еще только-только начал засыпать, поскольку сразу же вскочил на ноги. Наш дом на Бич-роуд очень старый, а его задний фасад выходит на поле, где летом пасутся лошади. Он был построен в восемнадцатом веке, и когда мы были детьми, то по ночам пугались доносившихся снаружи топота и ржания животных, а также потрескивания, издаваемого балками: когда выключали отопление, они, охлаждаясь, становились короче. Я так и не мог понять, что это было: Дэнни, которому не спалось, либо обычные звуки, слышимые в доме по ночам. Будь я один, я бы непременно окликнул Дэнни по имени, но сейчас я разбудил Люси, что было откровенной глупостью, так как, растолкав ее, я только и мог, что спросить, не слышала ли она чего-нибудь.
– Что? О господи. Сколько времени, Кит? Ты перепугал меня до смерти. Все, я сплю, – сказала она и почти мгновенно заснула снова.
Я полежал немного, ожидая повторного стука в дверь, но его не было, и я задремал, не думая больше об этом. Кто это был? Дэнни? Может, он хотел сказать мне что-то? Если бы я окликнул его, изменило бы это что-нибудь? Может быть, ничего бы и не случилось? Не знаю.
Проснувшись поутру, я позабыл о ночном стуке – ведь наступил наш обычный семейный праздник Рождества. Мы отправились к пабу, чтобы пригнать со стоянки машину Дэнни, а Софи тем временем жарила яичницу с беконом нам на завтрак, после которого началось традиционное вручение подарков, разложенных на кровати в спальне отца и Джейн. Этот обычай существовал в доме с самого раннего нашего детства. Гарри, Роз и Бен – дети Софи – вошли первыми, затем Софи, Том, Люси, Дэнни и я; все встали в ряд около кровати, накрытой покрывалом; Пол забился в угол, сморщив лицо и изобразив какую-то несуразную улыбку; Джейн доставала картинки, символизирующие каждого одариваемого, а папа, приплясывая, ходил вокруг, отпуская саркастические шуточки.
– Кит, у нас нашлось немного мыла, и мы думаем, тебе оно будет очень кстати.
– Для тебя, Том, мы припасли калькулятор. Ведь ты работаешь в банке, а до сих пор не научился складывать в уме.
– Дэнни, эта вещь называется галстуком. Люди носят его для того, чтобы выглядеть посимпатичней.
– Люси, смотри на эту красную ленточку. Привяжи к ней свои ключи от машины. Может быть, после этого ты перестанешь их терять.
После вручения подарков и перед тем, как идти в церковь, началась такая же традиционная для нашего дома перепалка между отцом и Дэнни, который, ссылаясь на свою приверженность христадельфианской религии, уверял, что ему не следует идти с нами в христианский храм. Отец настаивал на том, что он должен идти, несмотря ни на что, и угрожал, что если Дэнни не пойдет, то он снимет с елки его главный подарок: «Ведь ты же не хочешь, чтобы этот большой пакет оказался за елкой, Дэнни?»
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.