Текст книги "Нежное прикосновение"

Глава 8

Здесь и нашли их Даймонд и Морган Кенвуд, остановившись через несколько минут на краю поросшего травой ручья, чтобы напоить своих лошадей. Ни девушка, ни Кенвуд ничего не сказали по поводу маленькой царапины Робби, и это значило, что они ее просто не заметили. Робби то и дело бросал на Беара умоляющие взгляды, призывая его к молчанию. Но Беар не нуждался в предупреждениях. Он чувствовал, что лучше сохранить это происшествие в тайне.

– Робби, с тобой все в порядке? – спросила девушка, заметив необычную покладистость кузена.

– Конечно, – хмуро отозвался мальчик, потом взглянул на Беара и энергично почесал в затылке. – Просто мне хочется опять сесть на лошадь и покататься, вот и все.

Когда они снова тронулись в путь, Даймонд не стала дожидаться, когда Морган начнет диктовать правила верховой езды. Она настояла на том, чтобы Робби ехал рядом с ней. Беар остался сзади, вместе с раздраженным Кенвудом.

Мужчины ехали молча, не желая вступать в разговор, который мог легко перейти границы светскости. Только когда впереди показались конюшня, Кенвуд обернулся к Беару.,

– Мне кажется, вам следует знать одну вещь, Макквайд. Хочу заранее избавить вас от неловкости… Видите ли, мы с мисс Вингейт достигли своего рода взаимопонимания. Через несколько недель, на своем дне рождения, она сделает некое объявление.

– Вот как?

Беар окинул взглядом Кенвуда, чья подчеркнуто гордая поза в седле делала его похожим на бронзовое изваяние в центре парка. Так и казалось, что на голову ему усядутся голуби. «Черта с два! – подумал Беар. – Женщина не станет стремиться покинуть комнату, где находится ее жених». Видимо, Кенвуд, который чувствовал угрозу своим брачным планам со стороны Беара, был в отчаянии.

– С удовольствием вас поздравлю, – проговорил Макквайд с убийственной серьезностью, – когда это объявление состоится.

К тому времени, когда они вернулись в конюшню Грейсмонта, Робби едва держался в седле. Даймонд видела, как он поеживается в своем новом костюмчике и чешется, чешется… На ней самой тоже был шерстяной костюм, но не такой теплый. Девушка не на шутку встревожилась, глядя на его раскрасневшееся лицо и унылый вид. Что же с ним такое? Спешиваясь, он зацепился ногой за стремя, упал на землю и остался лежать.

– Робби! – Она бросилась к нему и усадила. – В чем дело? Ты плохо себя чувствуешь? – Мальчик обмяк в ее объятиях. – Робби? – Она пощупала его лоб. Он был горячим и потным. – Робби… посмотри на меня. У тебя что-нибудь болит?

– К-как жарко! – Он вяло провел рукой по мокрым волосам. – У меня зудит… все тело.

Даймонд подняла голову. Морган и Макквайд стояли рядом.

– Что-то случилось. Помогите мне отнести его в дом. – Морган тут же взял инициативу на себя, оттеснил Макквайда плечом в сторону и сгреб Робби в охапку. Войдя в дом, он прямо с порога заявил, что сам отнесет мальчика в его комнату. Даймонд шла рядом, поглаживая Робби по голове и уверяя его, что все будет хорошо. На нижней площадке парадной лестницы Кенвуд обернулся к Беару.

– Я останусь здесь с мисс Вингейт и мальчиком. Будьте так любезны, Макквайд, позовите доктора Макгована. Его кабинет на Чарльз-стрит.

Даймонд умоляюще посмотрела на Бартона. Тот нахмурился и кивнул. Оглянувшись, девушка увидела, как Макквайд надевает свою шляпу и широким шагом направляется к парадным дверям. Опять этот человек будет ее спасать! Скоро он вернется с доктором Макгованом. При мысли об этом она почувствовала облегчение.

Следующий час тянулся невыносимо долго. С помощью миссис Каллен Даймонд уложила Робби в постель. Раздевая мальчика, они обнаружили сыпь: на шее, животе и даже у корней волос виднелись красные прыщики. Однако, как заметила миссис Каллен, еще неизвестно, что означает эта сыпь: Робби неистово расчесал все тело.

Даймонд прилегла на кровать рядом с кузеном, крепко держа его за руки, как будто боясь, что он может сбежать. Мальчик казался совсем маленьким и хрупким в этой просторной кровати, а его лихорадочно блестевшие глаза казались пугающе беззащитными.

– Почему же ты ничего не сказал, Робби? – спросила она.

– Я… не хотел упустить возможность покататься на настоящей лошади.

В последние дни мальчик только об этом и говорил: хотел научиться ездить верхом и получить собственного коня.

– У тебя еще будет время покататься, когда ты поправишься, – утешила Даймонд, хоть и не была в этом так уверена.

Крикнув, чтобы принесли тазик с холодной водой и полотенца, она начала обтирать ему лицо и руки, пытаясь облегчить его состояние. Он погрузился в прерывистый сон, время от времени постанывая от мучительного зуда.

Морган кругами ходил по комнате, то и дело подходя к кровати и напуская на себя расстроенный вид. Иногда он останавливался, опускал руку на плечо Даймонд и поглаживал ее по спине. Каждый раз ей хотелось дать ему хорошую затрещину. В конце концов он не выдержал, нагнулся и прошептал:

– Знаешь, милая, я беспокоюсь, как бы забота о кузене не подорвала твое здоровье.

Она молча посмотрела на него снизу вверх.

– Я буду оберегать тебя любой ценой… даже от твоего же собственного мягкосердечия, моя ненаглядная Даймонд, – добавил он.

Иными словами, она не в состоянии сама решать, что правильно, а что нет? Что хорошо, а что плохо? Да как он смеет! Они даже не обручены, а он берется ее воспитывать!

Всю жизнь она пыталась взять свою судьбу в собственные руки, борясь с теми силами, которые противостояли ее воле и желаниям… с чрезмерной опекой отца, с удушающим гнетом богатства, с постоянными ожиданиями и требованиями других людей. Теперь, когда она наконец-то должна была получить полный контроль над своим состоянием и устроить свою жизнь, ей меньше всего хотелось, чтобы кто-то вмешивался в ее планы. А уж тем более оберегал ее от порывов собственного сердца!

К тому времени, когда появился старый доктор Макгован, тяжело отдуваясь после быстрого подъема по лестнице, Даймонд была уже вне себя от волнения. Сыпь и зуд Робби усилились. Добрый доктор внимательно осмотрел мальчика, то и дело озабоченно хмыкая себе под нос.

Наконец врач обернулся и снял очки. Даймонд задержала дыхание.

– Я полагаю, – сказал он, – что мы с вами имеем здесь обыкновенный случай ветряной оспы.

– Так это ветрянка? Не оспа и не дифтерия?

– О Господи, нет. – Доктор улыбнулся. – Самая заурядная ветрянка. Большинство детей болеют этой болезнью. И выздоравливают через несколько дней. Останется лишь немного оспинок… но и их можно избежать, если вы сумеете удержать его от расчесывания. Смазывайте прыщики каламином или содовой пастой – это поможет снять зуд. Мальчик поправится через… через несколько дней. – Доктор усмехнулся и надел очки. – Скажите спасибо, что он заболел ветрянкой в детстве.

– Сказать спасибо? – вдруг встревожившись, спросил Морган. – Почему?

– Потому что дети легко переносят эту болезнь, – объяснил доктор Макгован. – А если заражается взрослый, то это уже совсем другая история. Все может быть очень серьезно.

Кенвуд отодвинулся от Даймонд.

– Успокойся, Морган, – насмешливо сказала она, – ветрянкой нельзя заразиться дважды. – Доктор согласно кивнул, но это, похоже, не сильно его утешило. – А я уже ею переболела.

– Зато я нет, – пробормотал Морган, напрягаясь всем телом. – У меня никогда не было ни ветрянки, ни свинки, ни… – Руки его взлетели к шее и груди, нащупывая признаки заболевания.

– А вот я, – заявил Макквайд с порога, где стоял, привалившись плечом к дверному косяку, – болел ветрянкой в юности. – Он улыбнулся Моргану, но в этой улыбке не было ни тени сочувствия. – У меня были прыщи по всему телу. Я знаю одного парня из Карсона – ему тридцать лет, – так у него обсыпало все ступни, все ноги и весь… э… скажем так, он не мог без боли отправлять свои естественные надобности. Он просто сходил с ума от боли. Не мог ни ходить, ни есть…

– В ушах? Во рту? – Морган округлил глаза.

– Это были большие, уродливые болячки. Похожие на фурункулы. Они надувались и лопались. Гной, зуд… все тело пекло, как в адском огне. – Макквайд покачал головой. – А потом, когда они покрылись корочкой и подсохли, несколько парней слегло с опоясывающим лишаем. Их кожа покрылась чешуйками и покраснела. Появились трещинки, струпья…

С губ Моргана сорвался приглушенный стон. Он посмотрел на Даймонд взглядом, лишенным прежнего достоинства, и поспешно попятился к двери.

– Мне надо ехать домой. Я только что вспомнил… я обещал маме отвезти ее в город. – С этими словами он выскочил из комнаты.

Доктор Макгован ушел следом за ним, покачав головой в ответ на столь бурную реакцию Моргана. Миссис Каллен проводила его до парадных дверей и, по просьбе Даймонд, сообщила о состоянии Робби Хардвеллу и Анне, которые гостили у Массейсов – как обычно, играли в канасту.

– Мистер Макквайд, вы немного сгустили краски, не так ли? – спросила Даймонд, скрестив на груди руки и пытаясь скрыть то мстительное удовольствие, которое ее охватило при виде позорного бегства Моргана.

– Я всего лишь сказал правду, мисс Вингейт, – отозвался он, явно довольный собой.

– Даймонд? – раздался с кровати хриплый голосок Робби, и она поспешила к нему. – Он сказал правду? У меня появятся такие большие фурункулы, что я не смогу писать?

– Нет, успокойся! – Она с укором покосилась на Макквайда. – Ты же слышал, что сказал доктор Макгован. Мальчики твоего возраста переносят ветрянку легче, чем взрослые.

– Но у меня все чешется! – Глаза Робби наполнились слезами.

Девушка села на край кровати и погладила кузена по лицу.

– Я знаю, тебе сейчас плохо, Робби, но ты поправишься. Я тоже болела ветрянкой, когда была маленькой.

– И я. – Макквайд подошел с другой стороны кровати. Даймонд подняла голову и увидела, что он стоит и смотрит на мальчика, а в глазах его блестят озорные искорки. – К тому же ты слишком резв, чтобы умереть, Вингейт. Я тоже. – Макквайд ткнул большим пальцем себе в плечо. – Во всяком случае, так я думаю. Такие парни, как мы… не умирают от невинной детской ветрянки. Мы умираем стоя… в ковбойских сапогах, заляпанных грязью, под градом пуль… летящих из дверей салуна…

– Макквайд! – Даймонд сердито глянула на него, и он засмеялся, смешно приподняв брови.

– Твоя кузина попала бы в большой переплет, если он сейчас заразилась ветрянкой. Милые молодые дамочки вроде нее… обычно чахнут и погибают от подобных вещей. – Он взглянул на Даймонд, и ее бросило в жар. – Хорошо, что она уже переболела этой болезнью и, как видишь, выжила. Потому что в то время она была еще достаточно резва.

– Макквайд! – Даймонд села прямо, пытаясь напустить на себя грозный вид.

– У этой ветрянки вот в чем вся штука: самое главное – выбрать, где чесаться, а где нет. После расчесов остаются оспины… и тебе надо найти такие места, которые можно чесать, чтобы потом не сделаться рябым… например, ноги, бока и живот. Нельзя расчесывать лицо, руки и грудь – ведь ты должен вырасти красавцем мужчиной. Таким, как я. – Он подмигнул, и Робби расплылся в веселой улыбке. – Уж не знаю почему, но женщинам не нравятся рябые лица. Сейчас ты, наверное, не сильно нуждаешься в дамах, но поверь мне, они тебе еще пригодятся в будущем.

– Послушайте, мистер Макквайд! – Даймонд снова нахмурилась, но не нашлась что сказать. Робби был в восторге.

– Послушайте, мисс Вингейт. – Беар посмотрел на нее в упор. – Я только выполняю свой христианский долг перед мастером Робертом… успокаиваю его и все такое. – Он удостоил мальчика самым серьезным взглядом. – Ну, как у меня получается? Ты чувствуешь успокоение?

Робби кивнул, догадываясь, что Макквайд затеял с ним какую-то игру. И игра эта казалась ему еще веселей от того, что Даймонд сердилась и не принимала в ней участие.

– Выпей воды, – сказал Беар, показывая на стакан, стоявший на ночном столике у кровати. – От всей этой болтовни у мужчины пересыхает в горле. Кстати, о жажде… Ты знаешь, нет ничего лучше стакана холодной воды. Не которые любят пиво или виски. Но я не из их числа. Я предпочитаю воду. Чистую, холодную воду прямо из горного ручья. Ты когда-нибудь бывал в горах, Роберт? – мальчик сказал «нет», и Беар покачал головой. – Так я и думал. Ты не похож на человека, которого застигал снегопад на горной тропе или которому приходилось есть кожу собственных ботинок, чтобы выжить. А настоящие горы не увидишь, пока не побываешь в Рокисе. Ручьи в Рокисе чистые, как хрусталь, холодные и сладкие…

Даймонд видела, как Бартон Макквайд очаровывает ее кузена, и понимала, что он «задабривает»и ее. Черт бы побрал этого нахального красавца! Кто бы мог подумать, что он обладает таким даром рассказчика! И… Ее неугомонный юный кузен настолько отвлекся, что почти совсем забыл про свой зуд.

Но беда состояла в том, что очарован был не один лишь Робби.

Ей следовало возмутиться тем грубым способом, которым Макквайд развлекал ее впечатлительного подопечного. Но она ни за что на свете не заставила бы себя прервать поток его красноречия. Как ни горько ей было признаваться даже самой себе, но она с удовольствием разыгрывала испуганную даму-опекуншу. Это давало отличный повод наблюдать за выразительным лицом Макквайда. О Господи, в нем и впрямь таилось какое-то волшебство! Когда он говорил, у нее покалывало в кончиках пальцев. Когда он появлялся в поле зрения, у нее учащался пульс.

– Расскажи мне про Монтану, Беар, – попросил Робби, уютно устраиваясь на подушках.

– Беар? – Даймонд посмотрела на мальчика, потом на Макквайда.

– Да, на Западе его зовут Беаром… потому что однажды он обогнал медведя, – объяснил Робби. Макквайд поднял вверх палец, и он вспомнил остальное. – А еще потому, что он хмурый, как гризли, когда просыпается по утрам.

– Довольно близко, – похвалил Макквайд.

– Я вижу, ты неплохо осведомлен о мистере Макквайде, – сказала девушка, обратив на пришельца с Запада подозрительный взгляд.

– Он не знает и половины, – вмешался Макквайд, скрестив на груди руки и сделавшись вдруг задумчивым. – Я был на техасских перегонах скота, меня заставали в горах бураны, я курил трубку мира с индейскими вождями…

– Правда? – Робби округлил глаза. – Они взяли тебя в плен?

Макквайд расхохотался.

– Не совсем так. Мы вели торговые переговоры, и я… стыдно признаться… проторговался. Эта трубка с табаком дорого мне обошлась. – Он ткнул мальчика пальцем в грудь. – Будет тебе хорошим уроком, Вингейт: держись подальше от табака.

– Ура! – вскричал Робби. – Расскажи мне про ковбоев… и про револьвер. Я хочу услышать про твой револьвер.

Вскоре Макквайд сидел, прислонившись спиной к изножью кровати, вытянув перед собой длинные ноги и скрестив их в лодыжках, и рассказывал Робби про места, в которых бывал, и про людей, с которыми встречался в своих путешествиях по Западу. Даймонд тоже слушала, одергивая Беара каждый раз, когда его рассказы становились чересчур подробными, и напуская на себя подобающе возмущенный вид.

– Послушайте, мистер Макквайд…

– Беар, – напомнил ей Робби, – зови его Беар.

– Послушайте, мистер Беар, – сказала она, сделав строгое лицо, – я не думаю, что в ближайшее время Робби придется свежевать бизона. По-моему, вам можно пропустить все эти анатомические детали.

– Ну уж нет! – возмутился Робби. – Я хочу слышать все… про кишки и про то, что ты делаешь с глазными яблоками…

– Хорошо. – Даймонд встала и расправила свою жокейскую юбку. – Но если сегодня ночью тебе приснятся кошмары, Роберт Вингейт, не прибегай ко мне плакать. – Тут она обернулась к «Беару» Макквайду. – Я вижу, мое присутствие здесь излишне. Пойду распоряжусь насчет обеда. Вы остаетесь?

– Вы приглашаете меня на обед? – спросил он с насмешливым удивлением.

– По-моему, именно это я только что и сделала.

– Что ж, весьма любезно с вашей стороны, – протянул он, окидывая девушку взглядом, который заставил ее покраснеть, – И что же у вас на обед?

«Какой нахал! – думала она, спускаясь в центральный вестибюль и направляясь к черной лестнице, ведущей на кухню. – Можно подумать, что он не остался бы обедать, узнав, что у нас в меню нет бизоньих отбивных и пирога из обувной кожи!»

Это был легкий обед – всего четыре блюда, говядина, простое белое вино и малиновый крем на десерт. Даймонд, не изменившая своей давней привычке переодеваться к обеду и сидеть на обычном месте во главе стола, была в нежно-голубом платье, отделанном французским кружевом «ришелье».

Макквайд ел, как целая голодная армия. Хотя, по правде сказать, ей было приятно видеть его здоровый аппетит. Наверное, нужно очень много пищи, чтобы насытить это крупное, сильное тело…

Мысленно одернув себя, Даймонд заметила, что он так и остался в жилете и рубашке с закатанными рукавами, не потрудившись надеть к обеду пиджак. Это должно было вызвать в ней праведный гнев. Но когда он откинулся на стуле и закрыл глаза, смакуя вино, она не чувствовала в душе ни капли возмущения.

Беар вдруг вскинул голову и нахмурился.

– Кажется, звонят в дверь? – спросил он.

– Это телефон.

– Что?

– Телефон. Вы наверняка его видели. Такой ящичек с проводом, в него говоришь и общаешься с людьми, которые находятся за много миль от тебя. У Филипа Вассара в банке тоже есть телефоны.

– Я слышал про них, – сказал Беар, – но ни разу не видел.

В столовую вошел Джефрис.

– Прошу прощения, мисс. У мистера и миссис Хамфри возникли какие-то затруднения с каретой. Они говорят, что могут взять карету у Массейсов, если им надо срочно вернуться домой. Если же нет, им придется подождать, пока конюх Массейсов починит колесо.

– Я сама с ними поговорю, – сказала девушка, вставая и направляясь к двери. На пороге она остановилась, заметив, что Беар Макквайд тоже встал из-за стола. – Можете пойти посмотреть, если хотите.

Он прошел следом за ней в вестибюль и поднялся по винтовой лестнице в темную библиотеку. Даймонд задержалась в дверях и тронула что-то на стене. Послышался легкий щелчок, и комнату вдруг затопило светом. Это был яркий, бриллиантово-белый свет, который не имел ни свиста, ни желтого оттенка газовых ламп. Беар поднял голову к потолку и увидел хрустальную люстру. Над каждой бывшей газовой форсункой крепился прозрачный стеклянный плафон с горящей золотой нитью накала, похожей на те, что светились в уличных фонарях богатых кварталов Балтимора.

Пока он с восхищением созерцал электрический свет, девушка подошла к большому столу в центре библиотеки и поднесла к уху телефонную трубку. Макквайд приблизился к Даймонд, внимательно разглядывая устройство в ее руке. Это была деревянная трубка с двумя черными конусами на концах, одним уплощенным и другим слегка изогнутым, которые она держала возле уха и рта. Устройство соединялось проводом с полированным ящичком из вишневого дерева, снабженным рычажком наподобие вращающейся ручки кофемолки.

– Торопиться не стоит, – сказала она в один из конусов. – Мы протираем Робби холодной водой и смазываем каламином от зуда. Врач сказал, что ему просто необходимо переболеть этой болезнью. – Глаза ее сузились, и она отвела от уха слуховую часть аппарата. Беар удивленно услышал доносившийся оттуда дребезжащий смех. Спустя мгновение она опять приложила конус к уху, произнесла отрывисто: – До свидания, Хардвелл, – и положила телефонную трубку на металлический рожок. Беар как зачарованный смотрел на полированный ящичек и трубку на столе.

– Вы и впрямь можете разговаривать с людьми по этому ящику с проводами, – он потер подбородок. – Я читал о таких штуках в газетах, пока ехал в поезде. Но я и понятия не имел, что у вас здесь есть телефон.

– Балтимор – очень прогрессивный город. Мы можем созвониться с любым из двух тысяч человек, причем постоянно тянутся новые линии. Совсем недавно мы наладили связь с Камберлендом, Фростбергом, Аннаполисом и Фредериком…

– Мы?

– Я… выступаю в роли инвестора. Наши Чесапикские и потомакские телефонные акции растут в цене. – Она опустила взгляд на хитрый аппаратик. – Хотите с кем-нибудь поговорить?

Единственный человек, с которым он хотел – и должен был – поговорить, находился с ним рядом. Но расстояние не самая главная преграда в общении. Ему надо было столько всего сказать, а он стоял как истукан и безмолвно следил за золотистыми отблесками в ее волосах.

– Может, позвоним вашему другу Кенвуду и спросим, не покрылся ли он сыпью?

Даймонд подняла глаза, и он заметил, что она с трудом сдерживает улыбку.

– У него еще нет телефона… и сыпи тоже.

На полках библиотеки, тянувшихся от пола до потолка, стояли дорогие тома в кожаных переплетах. Несколько книг было выставлено стопками на пол с помощью каких-то механических предметов, не поддававшихся определению. Беар обогнул заваленный бумагами стол, стоявший в центре комнаты, и прошел мимо кожаного дивана, усыпанного развернутыми документами и юридическими листками, к ряду самодельных полочек под окнами.

Здесь его встретило поразительное многообразие хитроумных приспособлений и поделочных материалов. Он покрутил в руках нечто, похожее на выбивалку для ковров, с металлической чашечкой на палке, заглянул в пару стеклянных цилиндров, наполненных красной жидкостью и скрепленных витой медной трубкой, и осмотрел аппарат, похожий на маленький металлический рожок, – он торчал из оловянного ящичка, к которому крепились оголенные медные провода.

– Что это такое?

– Прогресс. – Даймонд подошла ближе, улыбнувшись при виде его удивленного лица. – Или шаги на пути к нему. Здесь стоят изобретения, которые я купила… то есть приобрела права на их промышленное производство.

Беар вспомнил изобретателя, донимавшего ее на вечеринке у Вассаров, и, нахмурившись, поднял с полки «выбивалку для ковров».

– Вы что, в самом деле собираетесь это производить?

– Я полагаю, что это скорее инвестиция в изобретателя, чем в изобретение.

Обернувшись, Беар увидел у стены возле двери пару на – стоящих колес от локомотива. Скрепленные ведущей осью, они стояли на куске стального рельса.

– Черт возьми, что здесь делают эти штуки? – Он подошел поближе и провел рукой по полированным округлостям. – Похоже на болдуиновские колеса.

– Это они и есть, – сказала девушка, вставая рядом с ним. – Мистер Болдуин прислал мне эту пару колес, когда я…

– Можете не продолжать. Вы инвестировали средства в его компанию по производству двигателей. – Она кивнула, и у него засосало под ложечкой. О Боже, «Болдуин инджин компани»! Похоже, она владела всем на свете!

Он уставился на колеса, чувствуя, как колотится его сердце.

Рядом с массивными колесами, на краю ближайшей книжной полки, стоял миниатюрный пассажирский вагон на кусочке железнодорожного полотна, имитирующем пути. Беар нагнулся, чтобы получше рассмотреть модель, провел пальцами по контуру крыши и заглянул в окошки. Интерьер был элегантно отделан богатым зеленым бархатом и полированным красным деревом. Каждая деталь была воспроизведена с безукоризненной точностью, вплоть до крошечной медной пепельницы и спальных мест с миниатюрными простынями и подушечками. Он взглянул на золоченые буквы над окошками.

– «Пульмановский вагон». – Он сдвинул брови, рассматривая игрушку.

– Мистер Пульман любезно прислал нам модель своего личного вагона. Ее заказал мой отец незадолго до своей смерти. – Даймонд нагнулась рядом с ним и тоже заглянула в окошки. – В детстве это была моя самая любимая игрушка. В этом маленьком вагоне я совершила тысячи путешествий… Лондон, Франция, Индия, Китай… – Ее голос смягчился. Она показала на занавешенную шторками кровать в задней части вагончика и улыбнулась. – Здесь я спала. По ночам я отказывалась занавешивать окна. Мне хотелось воображать, что я лежу в кровати и смотрю на луну, которая гонится за вагоном по железнодорожным путям. Каждое утро я завтракала в разных странах и читала книги о… – Она вдруг замолчала и резко выпрямилась, в замешательстве глядя на маленький вагончик.

Секунду Даймонд боролась с собой, а когда опять заговорила, слова ее прозвучали сухо и по-деловому:

– Сколько пульмановских вагонов вы заказали для своей новой железной дороги?

Беар был все еще поглощен миниатюрной копией железнодорожного вагона и тем разительным контрастом, который он создавал вкупе с парой пятифутовых ведущих колес. Одно говорило о богатстве и решительности инвестора, а другое неожиданно приоткрывало завесу над сокровенными мечтами маленькой девочки. Он невольно покачал головой, выпрямляясь, и заставил себя вслушаться в суть вопроса. Даймонд спрашивала про его железную дорогу… его…

– Ни одного, – отозвался Беар. – Это короткая ветка. В основном грузовая. Говядина и зерно. У нас будет мало пассажиров.

Она удивилась.

– Свыше двухсот миль железнодорожных путей, которые открывают новые земли для поселений? По вашей дороге будут постоянно ездить люди – переезжать сами, перевозить свои семьи, скот и инвентарь. Вам надо закупить как минимум один-два спальных вагона, а самые лучшие – это вагоны мистера Пульмана.

Беар встретился со взглядом Даймонд, захваченный врасплох столь резкой сменой ее настроения.

– Они слишком дороги, – коротко сказал он. – Фермерам не нужны подушки и бархатные сиденья. Ветка не такая уж и длинная, чтобы спать в пути.

– И все же будет глупо с вашей стороны не добавить эти удобства. Вам в любом случае придется покупать несколько пассажирских вагонов.

Несколько пассажирских вагонов здесь, несколько пульмановских вагонов там… она рассуждала так, как будто они появятся на путях по одному мановению ее влиятельной руки: Знала бы она, сколько нужно наличных денег, чтобы снабдить железнодорожную ветку такой роскошью, как пульмановский спальный вагон! Или таким насущным, как рельсы и строительный лес. А еще подъемные краны и машинное оборудование. А еще один-два двигателя – подержанных, но в рабочем состоянии.

Он раздраженно отвернулся и заметил на соседней полке пару металлических цилиндров с ручками, прикрепленными к резиновым шлангам, и изогнутую металлическую конструкцию, снабженную поршнем.

Беар протянул руку к изогнутой части и покрутил ее в разные стороны, осматривая тонкую ручную работу и взаимодействие деталей. Тормозной башмак… с устройством нагнетания воздуха и цилиндрами. Его осенила догадка. Он никогда не видел рабочие детали воздушного тормоза Вестингауза вне железнодорожного вагона. Как, черт возьми, она приобрела эту вещь?

– Это мне прислал…

– Джордж Вестингауз, – закончил Беар.

– Совершенно верно. – Кажется, ее порадовало, что он узнал этот агрегат. – Скоро такие тормоза будут использоваться во всей железнодорожной промышленности. Они гораздо безопасней прежних. Говорят, что в ближайшее время вашингтонское правительство затребует их на все поезда.

– Чего не хватало железнодорожникам, – пробурчал он, ставя тормозной башмак обратно на полку, – так это очередного вмешательства правительства.

– Я не думаю, что это можно назвать вмешательством. Просто правительство пытается внедрить новые идеи и оборудование, чтобы сделать железные дороги безопасней.

– Безопасней? – Он протянул руку и поднял один из шлангов. – Эти штуковины представляют серьезную угрозу для поездов. Давление хорошо держится только в двигателе и первых пяти вагонах, а дальше начинает падать.

Задние вагоны не тормозятся вовсе. А поскольку тормозных кондукторов, которые могли бы повернуть ручные тормоза, не хватает, вагоны несутся вперед и переворачивают передние на участках с самым незначительным уклоном. В Колорадо и Вайоминге нет ни одной канавы, в которой не побывали бы вагоны, сошедшие с рельсов из-за этих проклятых штук.

Даймонд негодующе вздернула подбородок.

– Какая нелепость! Эти тормоза в десять раз надежней, чем старые ручные. Они спасли жизнь сотням тормозных кондукторов. – Девушка подошла ближе и сняла с полки главные тормозные цилиндры. – Во всяком случае, здесь вы видите новые, улучшенные тормоза.

– Новые, улучшенные? – Он скептически фыркнул.

– Мистер Вестингауз добавил в устройство нагнетания давления новую систему клапанов, так что последние вагоны получат такую же тормозную силу, как двигатель и тендер. К тому времени, когда они будут установлены на всех новых вагонах и двигателях и заменят старые тормоза в уже существующих вагонах…

– Мистер Вестингауз еще больше разбогатеет, – закончил за нее Беар. – Послушайте… все нововведения, которые внедряют эти тупоголовые вашингтонцы, только повышают стоимость железных дорог.

– И позволяют железнодорожникам получать большие прибыли, – твердо заявила она.

Беар с трудом удержался от резких слов. Он сердито оглядел ее роскошную обстановку. При всех своих познаниях в железных дорогах она имела весьма ограниченный опыт по этой части. Возможно, видела, как могущественная компания «Би энд Оу» прокладывает колею по уже существующей мэрилендской дороге или по ровной сельской местности Тайдуотера, но она абсолютно не имела понятия о том, что значит строить железную дорогу в нецивилизованных условиях.

– Скажите мне, мисс Вингейт, – в его голосе слышались свирепые нотки, – сколько прибыли заслуживает человек, который вкладывает все свои сбережения в землю и оборудование, работает днями и ночами, прокладывая колею… летом – под палящим солнцем, зимой – на лютом холоде… по рыхлой почве и камням, которые не держат нужный уклон, а еще по враждебным холмам, врезаясь в гранитную толщу… работает, несмотря на нехватку людей и оборудования, набеги индейцев, которые не желают, чтобы на их землю пришел Железный Конь и разогнал их бизонов… работает, неделями недосыпая и не видя нормальной пищи? Борется с непогодой, стаями мух, плохой водой… орудует такими холодными инструментами, что к ним примерзает кожа… и такой горячей сталью, что ладони горят и покрываются волдырями? – Он замолчал ровно настолько, чтобы набрать в легкие воздух, и понизил голос до хрипоты. – Какая прибыль возместит человеку его кровь и пот?

Его пылкая убежденная речь не оставила у Даймонд сомнений в том, что все нарисованные им образы взяты из личного опыта. Он говорил не про какого-то абстрактного предпринимателя-железнодорожника. Он говорил про собственную борьбу с упрямой природой, враждебным населением и тяжелыми условиями труда. Она вспомнила виденную ею железную дорогу и попробовала представить себе такую же, только за тысячу миль от цивилизации… рабочие бригады из грубых, независимых парней… непроходимую местность… грозы, дефицит продуктов и длительное одиночество.

Глаза цвета расплавленной меди, смотревшие поверх ее головы, вдруг стали прозрачными, как балтийский янтарь. Она чувствовала то, что творилось в душе этого человека – гордого, упрямого и сильного, который вершил большие дела, такие как железная дорога… человека редкой породы, который, не щадя себя, прокладывал путь для своей мечты, поливая потом и кровью стальные ленты его величества Прогресса, охватившего весь континент.