Текст книги "Ракеты и люди. Фили-Подлипки-Тюратам"

НЕКАТАСТРОФИЧЕСКИЕ АВАРИИ

Обдумывая события последних месяцев, я про себя решил, что мы проделывали ученическую работу. Однако какими мелкими показались огорчения от потери двух первых «Марсов» по сравнению со страшным известием о катастрофе 24 октября!

Возвратившись после ноябрьских праздников на полигон, мы не спешили разъехаться с аэродрома к себе в гостиницы на «двойке». Всем составом прилетевших посетили свежую братскую могилу. На уже засохшие цветы положили привезенные из Москвы букеты красных гвоздик и роз. Обнажив головы, в долгом молчании стояли у покрытого венками холма. В такие минуты каждый думает о чем-то своем и неизбежно о всеобщем. Здесь лежат наши товарищи по оружию. Их уничтожила ракета Р-16, конкурент нашей Р-9. Но Р-16 была тоже нашей ракетой. Она создавалась для нашей страны, для защиты меня, моей семьи, моей Москвы. Дорогу в космос прокладывали боевые ракеты.

Мог ли я тогда представить, что спустя тридцать три года, на научно-техническом совете Российского космического агентства буду участвовать в защите проекта использования ракеты «Циклон» для вывода в космос сразу шести спутников разработанной нами системы связи. Современный «Циклон» – ракета-носитель, созданная уже без Янгеля на базе последующих модификаций Р-16. Тем более не мог думать, что докладывать я буду в России, в Москве, но не в Советском Союзе.

На очередной пуск корабля-спутника 1К № 5 слетелись все «первые лица». Шестерка первых главных была представлена в полном составе. После катастрофы каждый считал нужным подать пример личного участия в подготовке пуска. Каждый главный конструктор был уверен в компетентности и преданности делу своих специалистов, командируемых на летные испытания.

Но должность, положение, общее чувство ответственности заставляло вникать в такие детали, которыми у себя в КБ обычно главный не интересуется, полностью доверяя своим подчиненным.

Исаев в предыдущих командировках обычно основное время проводил в гостинице, используя свободное время для сна и чтения.

На этот раз он дотошно экзаменовал своих подчиненных и даже меня допрашивал по тонкостям электрической логики управления ТДУ. Он не изучал электрических схем, но его вопросы иногда ставили меня в тупик. Я приглашал Карпова или Шевелева, чтобы вместе разобраться, где, когда и какое реле какую команду выдает и от каких ложных команд защищает. Исаев был очень доволен тем, что загонял меня в угол, но еще более тем, что получал исчерпывающие доказательства надежности схемы.

Подготовка корабля началась еще до нашего прилета и проходила на этот раз спокойно. После марсианского круглосуточного напряжения рабочий режим казался щадящим.

Председателем Госкомиссии вместо погибшего Неделина был назначен Руднев. На заседаниях Госкомиссии Руднев призывал всех к особой бдительности, осторожности, безопасности и дисциплине. Призывы были не очень нужны. Солдаты, офицеры и все гражданские специалисты получили столь наглядный урок, что работали с особым вниманием и докладывали о малейшем замечании.

Однако две бедные собачки, разместившиеся в удобном контейнере, не подозревали, что «собака зарыта» совсем рядом. В спускаемый аппарат был заложен заряд тротила. Система АПО – аварийного подрыва объекта – должна сработать в том случае, если приземление прогнозируется вне территории Советского Союза. Чтобы спускаемый аппарат не попал во враждебные руки, он должен быть разрушен еще до входа в атмосферу. По пути к Земле атмосфера окончательно уничтожит его и все возможные государственные тайны. Это было придумано только для беспилотных кораблей. Что касается собак, то их в данном случае приравнивали к прочему секретному оборудованию корабля.

Пуск состоялся 1 декабря 1960 года. О нем торжественным голосом Левитана сообщили все радиостанции Советского Союза. Судьба собачек по кличке Пчелка и Мушка в равной степени волновала взрослых и детей. Во многих школах после удачного полета Белки и Стрелки проводились специальные уроки хорошего отношения к беспородным собакам. Рассказывали, что на Птичьем рынке в Москве во много раз увеличился спрос на беспородных щенков.

На борту все проходило в соответствии с программой. В сеансах связи разработчики убеждались в надежной работе всех систем, а телевидение давало возможность наблюдать вполне довольных усиленным питанием собак дворовой породы.

Очередное коммюнике ТАСС о полете третьего советского корабля-спутника сообщило: «К 12 часам по московскому времени 2 декабря 1960 года третий советский корабль-спутник продолжал свое движение вокруг земного шара…

По получении необходимых данных была подана команда на спуск корабля-спутника на Землю. В связи со снижением по нерасчетной траектории корабль-спутник прекратил свое существование при входе в плотные слои атмосферы.

Последняя ступень ракеты-носителя продолжает свое движение по прежней орбите».

Что же за таинственная нерасчетная траектория, которая прекратила существование корабля? Естественный вопрос: а если с человеком корабль пойдет на спуск по нерасчетной траектории?

Наши корреспонденты были хорошо воспитаны и подобных провокационных вопросов не задавали. На вопросы иностранных журналистов отвечали ученые Института космических исследований, которые сами не знали, что же случилось с кораблем в действительности.

А случилось вот что. Команда на спуск была вовремя подана с Земли, и в соответствии с ней на корабле была включена ТДУ Исаева. Во время работы ТДУ корабль должен быть стабилизирован так, чтобы струя вылетающих из сопла газов была направлена строго по вектору орбитальной скорости. Это условие из-за дефекта системы стабилизации не было соблюдено. Результирующий импульс для торможения оказался существенно меньше расчетного. Траектория спуска получалась сильно растянутой, и спускаемый аппарат вошел в атмосферу позднее расчетного времени и летел за пределы Советского Союза. Вот тут начинала работать логика системы аварийного подрыва. При получении команды на спуск запускались часы бортовой «адской машины». Часы должны были выдать команду на подрыв через установленное время, если от датчика перегрузки не поступит сигнал о входе в атмосферу.

В расчетное время спасительный сигнал, разрывающий электрическую цепь взрывателя, не поступил и спускаемый аппарат в верхних слоях атмосферы превратился в тучу мелких осколков. Так погибли Пчелка и Мушка. Полное удовлетворение получили только разработчики системы АПО. Это был тот редкий случай, когда систему удалось проверить в реальных условиях и подтвердить ее надежность. Для пилотируемых кораблей она, конечно, не применялась. Но была доказана ее эффективность для будущих секретных кораблей-разведчиков.

Следующий экспериментальный пуск корабля-спутника состоялся 22 декабря. Это была последняя попытка закончить 1960 год еще одним космическим успехом. На корабле 1К № 6 в полет были отправлены собаки Шутка, Комета, мыши, крысы и другая мелкая живность. В начале участка третьей ступени отказал двигатель. Система управления выдала команду на отделение корабля, и спускаемый аппарат по расчетам баллистиков следовало искать в Якутии. Цел ли он, как приземлился после аварии на активном участке, что с собаками, которые должны были быть выброшены катапультой в своем неутепленном контейнере на якутский мороз? Ответы на эти вопросы были очень нужны.

Королев настоял, и Госкомиссия отправила в Якутию поисковую группу во главе с Арвидом Палло. Этот ветеран ракетной техники воистину прошел через «огонь, воду и медные трубы» с Королевым еще в РНИИ, потом с нами во время войны в Билимбае, со мной и Исаевым в Германии, снова с Королевым в Подлипках. Теперь ему предстояло найти в безлюдной Якутии при 40°С ниже нуля остатки космического корабля. В его группу входил специалист по обезвреживанию заряда АПО и, на всякий случай, представитель Института авиационной медицины. Местные власти и авиация выполняли с большой готовностью все требования Палло. Вскоре поисковые вертолеты обнаружили по указанной им трассе недалеко от городка Тура цветные парашюты.

Спускаемый аппарат лежал невредимый.

Группа Палло с большой осторожностью приступила к открытию люков и разъединению всех электрических цепей, памятуя поговорку, что «сапер ошибается только один раз». Катапульта не выбросила контейнер с собаками из спускаемого аппарата. Этот случайный отказ спас жизнь собакам – внутри защищенного теплоизоляцией СА они себя отлично чувствовали, несмотря на четырехдневное ожидание при сорокаградусном якутском морозе.

Собаки были извлечены, завернуты в тулуп и срочно отправлены в Москву как самый ценный груз. Палло еще несколько дней руководил эвакуацией спускаемого аппарата с помощью вертолетов.

По поводу этого пуска никаких официальных публикаций не было. Шутка и Комета, несмотря на героическое поведение при аварийной посадке, не удостоились триумфа Лайки, Белки и Стрелки. Идея установки памятного обелиска на месте приземления Белки и Стрелки была отклонена в аппарате ЦК. Кто-то, не потерявший чувства юмора, заметил, что «лучше поставить памятник всем собакам, которых вы загубили, и на мраморе высечь черные даты аварийных пусков».

Так заканчивался високосный 1960 год.

Всего три года прошло с начала космической эры. За последний год мы осуществили девять попыток космических пусков: две по Луне, две по Марсу, пять по программе будущего «Востока».

Только в трех из девяти мы вывели аппараты в космос и только в одном из девяти пусков можно считать выполненной предусмотренную программу без серьезных отклонений. Шесть неудач по вине ракет-носителей, одна по вине земного руководства (это первый корабль-спутник) и одна из-за дефекта в системе управления корабля при торможении.

Итоги года обсуждались на различных административных и партийно-хозяйственных уровнях. В отчетном докладе на своем активе я приводил в стиле жесткой критики большой перечень наших ошибок. При этом называл фамилии виновных и ответственных руководителей.

В те годы самокритика была лучшим методом профилактики от партийной и административной критики сверху. Но в нашем коллективе, собравшем действительных энтузиастов и даже фанатиков, преобладала атмосфера взаимного доверия и быстрого реагирования на все происшествия. В ответ на мою критику посыпались не жалостные оправдания, а совершенно конкретные сообщения о том, что уже сделано, чтобы было «лучше, надежней и безопасней». Сыпались предложения по укреплению приборного производства, обвинения в адрес смежников, критика проектантов, справедливые требования дать время для наземной отработки.

Никакой растерянности и пессимизма! После каждого совещания, сопровождавшегося острой полемикой, расходились с уверенностью, что дальше все пойдет хорошо.

Впереди были годы побед и тяжелых поражений.

НОВЫЕ ЗАДАЧИ И СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ

Создание кораблей-спутников оказалось не только технически, но и организационно новой и сложной задачей.

В течение первого ракетного десятилетия не менее 90% научно-технических проблем находились в компетенции первого Совета главных конструкторов. Вокруг этого Совета образовалась своего рода замкнутая «ракетная каста» ученых, инженеров, производств, баллистических центров, испытательных полигонов. Приступая к разработке программы пилотируемого полета, мы поняли необходимость существенного расширения нашей кооперации.

Программа создания космических аппаратов для полета человека была разработана в ОКБ-1. В разработке программы участвовало много людей, но душой – фактическим автором – был Королев.

Для реализации задуманного плана отработки аппаратов и всех обеспечивающих систем по этой теме было тщательно подготовлено и выпущено в мае 1959 года первое постановление правительства. В постановлении были перечислены основные исполнители.

Исполнители не всегда принимали наши предложения с энтузиазмом. Приходилось иногда прилагать немало усилий, чтобы нужный главный конструктор был записан в постановление правительства.

Космические пуски 1957-1959 годов, первые лунники показали, что новые задачи выходят за сферу деятельности интересов и возможностей первой исторической шестерки главных.

Прорыв монополии «большой шестерки» совершили первыми молодые радиоинженеры. Конкуренты по радиотехническим проблемам, не признававшие монополию НИИ-885, воспользовались обилием новых задач и смело вторглись в сферу деятельности Рязанского, который не имел возможности своими силами охватить быстро расширяющийся фронт работ.

Алексей Богомолов, приняв от академика Котельникова руководство радиоколлективом МЭИ, организовал ОКБ, которое приступило к созданию новых систем телеметрии и контроля траектории.

Для передачи на борт третьего спутника, а впоследствии и всех кораблей-спутников, многочисленных радиокоманд управления потребовалась специальная помехозащищенная командная радиолиния. Эту задачу решал в НИИ-648 главный конструктор Армен Мнацаканян.

Космическое телевидение обзавелось своей собственной радиолинией и превратилось в необходимую принадлежность всех космических кораблей. Директор НИИ-380 Игорь Александрович Росселевич и два главных разработчика, Валик и Брацлавец, были обязательными подотчетными и ответственными лицами в каждом телевизионном сеансе.

НИИ– 695 и его главный конструктор Юрий Быков получили все права на создание специальной радиопереговорной линии, наземные станции которой со времен полета Гагарина известны всему миру позывными «Заря». Быков разработал коротковолновую систему оперативной телеметрии «Сигнал» и пеленгацию для поиска спускаемого аппарата. Каждая из радиосистем оснащала своими станциями наземные пункты командно-измерительного комплекса.

Вслед за монополией на радиосистемы была нарушена и монополия Глушко на разработку двигателей. Первым это сделал Алексей Исаев, создав двигатель для ракеты Р-11. Тогда, в 1954 году, Глушко не обиделся. Но уже на Р-7 в его двигательную систему вклинивается ученик Исаева – Михаил Мельников, разработавший рулевые двигатели. Затем появляется Косберг, разработчик двигательной установки третьей ступени, и снова Мельников, осиливший двигатель для четвертой ступени той же Р-7 («изделие 8К78»).

Как только королевское ОКБ-1 начало проектировать пилотируемый аппарат, возникла проблема тормозного ракетного двигателя. Тяга тормозного двигателя должна быть направлена против вектора орбитальной скорости космического аппарата. Только после выдачи двигателем тормозного импульса аппарат сойдет с орбиты и войдет в атмосферу. Тормозящее действие атмосферы уберет остальную часть энергии, которую ракета-носитель передала аппарату при выводе его в космос. Для разработки системы возврата пилотируемого аппарата на Землю необходимы были еще два главных конструктора – тормозной двигательной установки и парашютной системы приземления.

Новые главные конструкторы, новые организации быстро вовлекались в нашу кипучую деятельность, соблазнившись увлекательной перспективой. Если не было доброй воли, действовала дипломатия Королева и только в крайних случаях принуждение сверху.

В те годы Королев не имел модного впоследствии звания Генерального конструктора. Он был главным среди остальных главных. Его авторитет держался не на звании и не на должности.

Начиная эру пилотируемого космоса, он обязан был, не разрушая старого Совета из шестерки главных, привлечь к работе с правом решающего голоса по крайней мере еще 15 человек, в том числе Келдыша, главных конструкторов новых систем, руководителей командно-измерительного комплекса, баллистических центров, Института авиационной медицины, командование Военно-Воздушных Сил.

Большая сложная система, которую теперь мы называем ракетно-космическим комплексом, нуждалась в своей космической системе управления. Главный конструктор первых систем управления ракетой Пилюгин в самом начале космической эры не проявил стремления возглавить создание такой системы.

Времени на поиски единого для всех систем управления нового главного не оставалось. Королев умудрился, никого не обижая, прибрать к рукам техническое руководство всем комплексом, распределив ответственность между своими непосредственными заместителями, каждый из которых взаимодействовал со своими «смежными» главными конструкторами.

Бушуев, Тихонравов, Феоктистов, руководившие проектированием всех космических аппаратов, теперь отвечали не только за себя. Они формировали требования к системам ТДУ, обеспечения жизнедеятельности, приземления, медицинского контроля и даже питания в космосе. Непосредственную ответственность за разработку каждой из этих систем несли главные конструкторы других организаций.

По системам управления космическими аппаратами «на стороне» нового главного не нашлось.

Отказ Пилюгина от разработки систем управления космическими аппаратами не испугал Королева. Он понимал, что на первом этапе надо иметь в прямом подчинении весь комплекс проблем управления космическим полетом. Королев производит меня вслед за Мишиным в первые заместители и поручает координировать работы по всему комплексу проблем управления новыми космическими аппаратами, включая и все радиотехнические проблемы.

Разработка систем своими силами и координация работ других главных тесно переплетались. Трудно было определить, чему следует уделять больше внимания.

Объединение с ЦНИИ-58 и перевод из НИИ-1 коллектива Раушенбаха настолько усилили потенциальные возможности ОКБ-1, что мы не дрогнули, не испугались новых сверхсложных задач.

Во вновь организованных отделах молодые инженеры принимали на себя ответственность за создание новых систем со смелостью и энтузиазмом, которые объяснялись еще и непониманием степени риска. Впрочем, это свойственно всем пионерам и первопроходцам. Если бы каждый из них знал, что его ждет впереди, возможно, не было бы многих открытий.

В течение 1959-1961 годов сложилась структура организации работ по созданию бортовых систем управления полетом космических кораблей, сохранившаяся на многие последующие годы. Более того, с появлением новых космических организаций главных конструкторов Челомея, Бабакина, а затем Козлова и Решетнева был перенят наш принцип: система управления космическим объектом создается самим головным КБ в кооперации со специализированными НИИ и КБ, которые возглавляются главными конструкторами, входящими в общий Совет главных. Я, таким образом, отвечал за создание всего комплекса управления. Ответственность внутри нашего ОКБ-1 распределилась без особых споров и конфликтов. Раушенбах возглавил разработку систем ориентации и управляемого спуска. Юрасов отвечал за систему управления приземлением, стабилизацией на участке работы ТДУ, разработку бортового электрооборудования. За Калашниковым оставались конструкторские отделы, испытание приборов, вся электромеханика, рулевые машины носителей и насосы системы терморегулирования. В своем прямом подчинении я оставил радиотехнический отдел Шустова, антенную лабораторию Краюшкина и отдел наземного испытательного оборудования Куприянчика. Главные конструкторы, с которыми нам, «управленцам», в те годы довелось работать, делились условно на три категории.

К первой группе относились разработчики элементов, входящие в системы, разрабатываемые в ОКБ-1. В нее входили Хрусталев (оптические датчики для систем ориентации), Кузнецов и Антипов (гироприборы), Иосифьян (все виды преобразователей электроэнергии), Лидоренко (солнечные батареи и химические источники тока), Чачикян (бароблоки системы приземления).

Вторую группу составляли главные по космическим радиосистемам: Богуславский, Богомолов, Быков, Мнацаканян, Росселевич. Они шутили, что являются слугами трех господ: Королева, перед которым отвечают за все, Чертока, который ставит их аппаратуру на борт, делает антенны и дает электропитание, и военных, которые заказывают и обслуживают наземные станции на огромной территории Союза.

В третью группу главных входили все, кто нуждался для своих систем в командах управления, электропитании и телеметрии. Они имели в ОКБ-1 своих шефов-кураторов, но без наших «управленцев» обойтись не могли.

Поговорка гласит, что «и на Солнце есть пятна». Если мне сегодня потребуется вспомнить о «пятнах» главных, с которыми мы вместе начинали эру пилотируемого космоса, я окажусь в очень затруднительном положении. Память, записки, документы сохранили много интересного. Но среди этой массы нет ни единого факта, бросающего тень на компетентность, деловые и человеческие качества главных конструкторов космической когорты тех первых лет. Были ошибки незнания. Опыт приходил с каждым новым пуском. Мы вместе учились в наших космических университетах. Порой эти уроки были очень дорогими и жестокими. Иногда в узком доверительном кругу мы ворчали, что «железный занавес» не позволяет нам общаться с заокеанскими специалистами. Но мы верили в свои силы.

В этой связи расскажу о двух эпизодах приобщения к пилотируемой космонавтике главных конструкторов Исаева и Быкова.

При обсуждении проблемы возврата из космоса разгорелась дискуссия по поводу выбора ТДУ. Королев предложил срочно заказать твердотопливный двигатель и по этому поводу консультировался с Победоносцевым, который уже давно переключился на твердотопливную тематику. Мишин, Бушуев и Мельников возражали. Управлять величиной импульса ЖРД гораздо проще, чем РДТТ. Баллистики посчитали, и оказалось, что твердотопливная ТДУ приводит к разбросу относительно расчетного места приземления в четыре-пять сотен километров. Для ЖРД возможные ошибки в десять раз меньше.

Королева в конце концов убедили. Он поручил Мишину и Мельникову срочно встретиться с Исаевым и уговорить его разработать специальный ЖРД для ТДУ. Исаев наотрез отказался. Королев не отступил. Зная о моей с Исаевым старой дружбе, он попросил меня заехать с утра в КБ Исаева и во что бы то ни стало привезти его на встречу. Исаев встретил меня в позиции активной обороны. Он был действительно загружен работами по двигателям для ракет Лавочкина системы ПВО. С большим трудом осваивалась технология крупносерийного производства, требовались сотни надежных двигателей. Появился новый главный конструктор ракет – Грушин. Он обосновался в Химках на месте бывшего завода № 293 – нашей «альма-матер». Ему срочно нужны новые двигатели для ракет ПРО!

– Берии давно нет, – сказал Исаев, но дело его живет. – Третье главное управление мне выворачивает руки. Я каждый день срываю какой-нибудь график. Ракеты для подводных лодок тоже ждут двигателей. На серийном заводе не технологи, а бандиты. На них нет никакой управы. А ты с Королевым хочешь еще одну петлю накинуть мне на горло. Когда взрывается двигатель у Лавочкина или Грушина, никто об этом не знает и мне плевать. А если из-за меня человек не вернется на Землю? Останется только пулю в лоб! Нет, Королев меня не уговорит. Лучше идем в цех, я тебе покажу новую идею. Мы хотим сделать двигатель-»утопленник». Он будет в топливном баке подводной ракеты.

Алексей светился новым увлечением, и я пошел с ним в цех. Но поручение я выполнил и Исаева к Королеву привез. В приемной он попросил меня подождать, уверяя, что через пять минут Королев выставит его из кабинета. Но прошло не пять, а сорок пять минут. Исаев вышел от Королева сильно покрасневший и растерянный. Увидев мой вопросительный взгляд, он развел руками и только сказал:

– Ну артист! Великий артист!

Потом, не спеша, закурил «Беломор» и добавил:

– Но имей в виду, я договорился с Королевым, что вся электрика за тобой.

В результате этой исторической встречи всех космонавтов возвращают на Землю двигатели Исаева. Коллектив Исаева стал монополистом по двигателям для космических аппаратов.

Теперь о Быкове. Возвращались с полигона в Москву мы без высокого начальства. У всех было отличное настроение после благополучного вывода в космос Белки и Стрелки. Каждый использовал восемь часов пребывания на борту Ил-14 по своему усмотрению. Уставшие спали, Воскресенский организовал компанию преферансистов. Я оторвал Юрия Быкова от чтения и предложил обсудить проблемы радиосвязи с кораблями на ближайшие пуски, в предвидении человека на борту.

С Быковым мы были знакомы еще по довоенным временам. Оба мы окончили МЭИ, но учились на разных факультетах и познакомились, уже став инженерами. Быков окончил радиофизический факультет и был увлечен радиотехникой. Познакомил нас в 1940 году мой школьный товарищ Сергей Лосяков. Об этом я уже писал.

В 1944 году мы с Быковым и Лосяковым разрабатывали устройства подавления радиопомех от системы зажигания на новых типах самолетов-истребителей. В 1945 году вместе со Смирновым и Чистяковым я был командирован в Германию и работал с ними в Большом Берлине. После многих реорганизаций судьба разбросала бывшую радиокоманду профессора Левина по разным местам. Чистяков стал профессором Института связи. Смирнова я нашел в Ленинграде. В 1964 году он был главным инженером новой радиофирмы, которой мы навязали разработку одного из вариантов радиосистемы управления сближением. Позднее профессор Смирнов занял должность заведующего кафедрой Ленинградского электротехнического института. Профессора Виктора Мильштейна, автора классических трудов по электрическим измерениям, в расцвете сил сразил беспощадный рак. Лосякова и Быкова очередные реорганизации забросили в НИИ-695 на Большую Калитниковскую в Москве близ знаменитого Птичьего рынка. Здесь Быков работал в должности главного конструктора самолетных радиостанций. С прежним юношеским увлечением он ухватился за предложение разработать систему радиосвязи для человека в космосе. После разговоров с директором института Гусевым работа закипела не только в лабораториях, но и в правительственных канцеляриях. Появилось постановление, коим Быков назначался главным конструктором систем связи и пеленгации для нашей программы по выводу человека в космос.

Обсуждая с Быковым в самолете новые идеи, мы легче переносили сильную болтанку. Он рассказал об идеях отработки и испытаний линии радиопереговорной связи.

Лосяков, руководивший в НИИ-695 отделом радиоприемных устройств, предложил проверить надежность связи методом ретрансляции. Для этого он разработал бортовой приемник, который должен принимать передачи обычных широковещательных радиостанций, с тем чтобы их ретранслировать, уже через штатный бортовой передатчик радиотелефонной связи будущего космонавта. Я тогда усомнился в целесообразности этой идеи, имея в виду, что радиодиапазоны широковещательных станций не рассчитаны на проникновение в космос. Но Быков убедил меня простым доводом: эксперимент дешевый – что получится, то получится.

На одном из беспилотных кораблей-спутников этот эксперимент был поставлен. Прием речи на Земле после ретрансляции был неразборчив. Музыка искажалась шумами и пропаданием приема до полной неузнаваемости популярных песен. Вероятно, этот эксперимент послужил поводом итальянским радиолюбителям в 1960 году сообщить, что они принимали из космоса несвязную речь, стоны и вопли.

Королев вначале присматривался к Быкову, оценивая его как будущего партнера по прямой телефонной связи с космонавтами. Его настораживала подчеркнутая корректность, внешняя и внутренняя интеллигентность Быкова. Не дрогнет ли он в решающий и трудный миг, когда на карте может оказаться жизнь космонавта, престиж страны? Вскоре эту настороженность Королев не только отбросил, но своим явным расположением и полным доверием к Быкову вызывал ревность других главных – участников пилотируемых пусков