Текст книги "Снежинск – моя судьба"

Внимательно слушал я и выступление Б. Н. Ельцина, которое было посвящено главным образом конкретным делам и проблемам Свердловской области, хотя и он не мог обойтись без восхвалений в адрес Центрального Комитета «и лично Леонида Ильича Брежнева». На эту часть речей делегатов уходило порой по несколько минут. Но рекордсменом в этом отношении оказался руководитель советского комсомола Борис Пастухов. Вот начало его выступления (привожу по тексту из стенографического отчёта о съезде):

«Уважаемые товарищи! Комсомольцы, все советские юноши и девушки с огромным воодушевлением встретили 26-й съезд КПСС, с глубочайшим вниманием и заинтересованностью изучают (уже изучают? – Б. Ем.) Отчетный доклад Центрального Комитета. Пронизанный революционным, ленинским духом, этот доклад, с которым выступил Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Леонид Ильич Брежнев, поражает глубиной диалектического анализа, новаторским подходом к назревшим проблемам, масштабностью выдвигаемых задач, каждой строкой зовет к действию.

Сорокамиллионный Ленинский комсомол, советская молодежь безраздельно одобряют и поддерживают политику партии, деятельность Центрального Комитета КПСС, Политбюро ЦК во главе с выдающимся продолжателем дела Ленина, пламенным борцом за мир и коммунизм, замечательным другом нашей молодежи Леонидом Ильичом Брежневым». И ещё – несколько дальше:

«В нынешнем году исполняется 50 лет с того дня, когда в ряды Коммунистической партии вступил Леонид Ильич Брежнев. Живым свидетельством эпохи сошлись в Вашей биографии, дорогой Леонид Ильич, страницы борьбы за социалистическое преобразование сельского хозяйства и становление советской индустрии, дороги Великой Отечественной и возрожденные промышленные центры, просторы целины и освоение космоса, маршруты коммунистического созидания и неустанная борьба за мир на земле. Словно на Красном знамени Отчизны, нерасторжимо соединились в Вашей жизни священные символы – молот рабочего, серп крестьянина и звезда солдата. Всегда молодо Ваше сердце, как молодо революционное дело, которому Вы беззаветно служите. Тысячи живых, трепетных нитей связывают с Вами Ленинский комсомол, в котором Вы, Леонид Ильич, состоите с 1923 года. Учебником жизни стали для комсомольцев, юношей и девушек Ваши труды, замечательные книги „Малая земля“, „Возрождение“, „Целина“. Огромное счастье для нашей юности иметь такого мудрого и заботливого наставника. Огромное счастье жить, учиться и работать под руководством Коммунистической партии!» (не могу не отметить: выступая в мае 1982 года с отчётным докладом 19-му съезду комсомола, Б. Пастухов упомянул имя Брежнева около 40 раз!)…

Через два дня съезд приветствовала группа молодёжи, пионеров и октябрят. Это было грандиозное представление! Под сводами Дворца звучали бодрые, заряженные небывалым энтузиазмом, голоса молодых и совсем юных о достижениях, любви к родине и благодарности за заботу о подрастающем поколении Партии и лично Леониду Ильичу Брежневу. Позднее я узнал, что в числе приветствующих делегатов были лётчик-космонавт Ю. Романенко, чемпионка Московской олимпиады в спринте Л. Кондратьева, строитель из Западной Сибири, механизатор из Казахстана, токарь из Москвы, поэт из Белоруссии, а также заслуженная артистка РСФСР Елена Драпеко, игравшая в замечательном кинофильме «А зори здесь тихие» Лизу Бричкину. А недавно я обнаружил в Интернете книжку Павла Гутионтова «Игры на свежем воздухе застоя» (1990 г.), работавшего в те годы в «Комсомольской правде», в которой описывается, как готовилось это приветствие.

В течение целого месяца до съезда в конференц-зале ЦК ВЛКСМ с отобранной группой молодёжи работали «преподаватели театральных вузов столицы, ставили им дыхание, учили технике сценического движения», оттачивали мастерство декламации подготовленных текстов и стихов. Занятия были, по-видимому, весьма напряжёнными, если даже Лена Драпеко жаловалась в конце репетиций, что никак не может поймать нужную интонацию и даже похудела от переживаний…

Забавный казус произошёл во время вручения детьми букетов цветов членам президиума съезда. Это случилось после заключительных стихов, с большим чувством прочитанных одной из девочек (привожу их по стенограмме съезда):

 
Я от всей души хочу
Пожелать с любовью
Леониду Ильичу
Доброго здоровья!
Подарить букет цветов
Цвета огневого
И обнять от всей души,
Как отца родного!
 

Раздались продолжительные аплодисменты, зазвучала музыка, и пионеры побежали по проходам зала к сцене вручать цветы. Я помню, как проворный мальчишка устремился вдоль переднего ряда президиума, и когда поравнялся с Брежневым, тот решил, что он направлялся именно к нему и стал обнимать пионера, но он неожиданно вырвался, цепко держа букет, и двинулся дальше. Цветы, предназначенные Леониду Ильичу, через какие-то мгновения, вручила девочка. Наблюдая за случившимся, я не мог понять, почему всё так произошло: какая разница, кто кому вручит букет? Выяснилось это из очерка Гутионтова. Оказывается, сцена с цветами тоже тщательно отрабатывалась с детьми на специально изготовленных макетах, поэтому каждый из них твёрдо заучил не только лицо, но и имя-отчество своего «подопечного» (как, по-видимому, и место, где он сидел). Об этом рассказал журналисту знакомый ему отец одной из девочек, участвовавших в той акции: она чётко знала, что должна отдать букет в руки Арвида Яновича Пельше…

Съездовские заседания приближались к завершению. Беспокойный А. П. Литовченко по-прежнему ежедневно связывался с Магниткой. Почти каждый вечер мы ходили в театры, а однажды попали и на хоккей, на матч ЦСКА – Трактор, закончившийся, к сожалению, крупным поражением наших земляков. 28 февраля для делегатов был дан ещё один концерт мастеров искусств – теперь в самом Дворце съездов.

2 марта на вечернем заседании состоялись выборы руководящих органов партии, которые и мне, и Литовченко представлялись довольно обыденным делом, не сулящим ничего особенного. На самом деле всё оказалось не так просто.

Списки кандидатур для тайного голосования по выборам членов ЦК КПСС, кандидатов в члены ЦК и членов Центральной Ревизионной Комиссии КПСС зачитывали А. П. Кириленко, К. У. Черненко и М. С. Горбачев. У делегатов списков не было, приходилось все фамилии воспринимать на слух, и вот тут началось! Кириленко нескольких кандидатов из списка повторял по два – три раза и всё равно спотыкался, а фамилию Радюкевича так и не смог выговорить. Черненко зачитывал фамилии с каким-то придыханием, невнятно, и приходилось постоянно напрягать слух, чтобы его понять. Чётко зачитал свой список – членов Ревизионной Комиссии – только Горбачев. Невольно подумалось: зачем надо было поручать эту миссию больным людям, неужели нельзя было поручить это другим? Оказалось, это были ещё только цветочки: главный сюрприз нас ожидал впереди.

Когда был объявлен перерыв для голосования, мы с Алексеем Потаповичем пошли в фойе амфитеатра, где выдавали бюллетени со списками зачитанных кандидатур. Поднимаясь по ступенькам, Литовченко решительно заявил, что кое-кого обязательно вычеркнет и в первую очередь – Кириленко. Я подошёл к своему столу, передал сидящему за ним члену комиссии мандат, на обратной стороне которого после выдачи мне списков был поставлен штампик, и огляделся по сторонам: никаких кабин для голосования нигде не было. Вдоль стены и направо, и налево стояли по спортивному подтянутые молодые люди. Я решил отойти куда-нибудь подальше, чтобы выразить свою волю избирателя, но после нескольких шагов ко мне подошёл один из стражей и очень вежливо произнёс: «Вам надо в зал: урны находятся там». Я сделал попытку что-то объяснить этому человеку, придумав про запас вариант с туалетом, но он ещё раз, уже достаточно определённо, указал направление, по которому я должен двигаться. Зайдя в зал, я решил где-нибудь присесть, чтобы вычеркнуть из первого бюллетеня Кириленко и Брежнева, но как только повернулся к креслам, около меня сразу же оказался такого же вида, как и в фойе, человек и объяснил мне, неразумному, что урна находится подальше в проходе, показал на неё рукой и добавил: «Вам туда!». Окончательно осознав, что все иные пути отрезаны, подавляя отвратительное настроение, я подошёл и опустил все три списка в широкую щель большого фанерного ящика. Шагая по ступенькам, я, к своему удивлению, заметил слева от прохода сидящего в одном из кресел пожилого мужчину и невольно подумал: «Неужели кто-то перехитрил бдительных стражей – может, он сослался на какое-нибудь недомогание?».

Утром 3 марта председатель счётной комиссии Д. Ф. Устинов после короткой преамбулы сообщил о результатах голосования, торжественно объявив, что «Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Леонид Ильич Брежнев избран в новый состав Центрального комитета единогласно!». Раздались продолжительные аплодисменты и возгласы «Ура!». Затем он стал зачитывать итоги голосования. Оказалось, что кое-кто всё-таки сумел добраться до списков ещё до урны. Насколько помню, по нескольким претендентам в члены ЦК голосование не было единодушным. Больше других минусов получил Кириленко – 8 или 9. Обмениваясь потом мнениями, мы с Литовченко пришли к твёрдому убеждению, что наверняка были голоса и против Брежнева…

В последний день работы съезда председательствующий на заседании М. А. Суслов предоставил слово Брежневу. Леонид Ильич был в прекрасном и даже несколько игривом настроении. Взойдя на трибуну, он объявил результаты только что прошедшего пленума ЦК: все руководящие органы партии избраны единогласно. Также единогласно, скромно отметил Леонид Ильич, пленум «избрал Генеральным секретарём ЦК КПСС товарища Брежнева Л. И.». Раздались бурные аплодисменты. Все встали. Назвав всех избранных на пленуме членов и кандидатов в члены Политбюро, секретарей ЦК, а также председателя Комитета партийного контроля при ЦК КПСС Пельше А. Я. и Ревизионной Комиссии КПСС Сизова Г. Ф., Брежнев выступил с заключительной речью. В ней он выразил уверенность в достижении дальнейших успехов в социалистическом строительстве, как и в том, что «высшая цель наша также будет достигнута, коммунистическое общество будет построено!».

После объявления съезда закрытым делегаты и гости дружно спели партийный гимн «Интернационал». Захваченный необыкновенным пафосом этой величественной мелодии, я, как, наверное, и другие, испытывал в эти минуты искренний душевный подъём…

По возвращении домой мне, первому в истории города партийному работнику, ставшему участником столь высокого форума, пришлось неоднократно выступать с рассказами о съезде. Аудитории были разные: партийные и комсомольские активы, ветераны войны и труда, читатели городской библиотеки, трудовые коллективы и др., но чаще всего я бывал в школах. Как и до этого, не обошло меня вниманием и городское радио. Интервью со мной вела его руководитель и прекрасный журналист Маргарита Сергеевна Васильева, благодаря чему оно получилось очень удачным.

В целом с рассказами о съезде я выступал более 30 раз. Это было не просто, так как к каждой встрече надо было готовиться, учитывая характер аудитории, но всё прошло хорошо. Я был рад, что справился с нелёгкой задачей, но полного удовлетворения не испытывал. Главной причиной моих переживаний, о которых я не мог говорить открыто, была та негативная сторона съезда, о которой я рассказал выше. Размышлял я и о реальном значении съезда: ведь по существу на нём, впрочем, как и на предыдущих съездах, невозможно было говорить об истинном положении дел и в партии, и в народном хозяйстве. В такие минуты мне вспоминался журнал «Проблемы мира и социализма», который я выписывал в 70-е годы. Меня привлекло тогда уже само его название. Он курировался ЦК КПСС, но редакция его была международной (находилась она в Праге), поэтому в нём появлялись порой непривычные для нас суждения о сложившейся модели социализма, а иногда обсуждались и её недостатки и противоречия. Особенно откровенные, критические оценки высказывались порой итальянскими и французскими авторами. Но это были лишь отдельные проблески свободомыслия, и вскоре я перестал интересоваться этим изданием. Наша действительность неумолимо приводила к раздвоению личности: о серьёзных вещах на кухне говорили одно, а в официальной обстановке – то, что положено было говорить. «Болезнь» эта возникла давно. Вот что, например, написал об этом, рассказывая о поэте Николае Тихонове начала 30-х годов, Вениамин Каверин (книга «Эпилог», 1989, с. 276):

«Между „подумать“ и „сказать“ с каждым годом (если не с каждым месяцем) возникала все расширявшаяся пропасть. Из человека, который говорит то, что он думает, Тихонов, так же как десятки и сотни других людей искусства (и не только искусства) превращался в человека, который думает одно, говорит другое. Как ни странно, его жизненной задачей стала необходимость убедить себя в том, что он думает действительно то, что говорит». А далее (с. 277) Каверин подчеркивает: «Пора заметить, что эта книга – не обвинительный акт. Биография Тихонова – это биография времени».

Несколько лет назад мне довелось обнаружить любопытное высказывание Александра Сергеевича Есенина-Вольпина (между прочим, – сына Сергея Есенина): «В России нет свободы слова, но, слава богу, есть свобода мысли». Слова эти сказаны, очевидно, от отчаяния, но всё же, хоть как-то успокаивают душу. А недавно, просматривая Конституцию Российской Федерации, я сделал для себя неожиданное открытие, наткнувшись на статью 29. В ней записано, что «каждому гарантируется свобода мысли и слова». Раньше я не особенно вникал в этот текст, а теперь задумался: оказывается, я имею «узаконенное» право свободно мыслить? А если бы этого слова в Конституции не было? Я не мог понять, чем руководствовался законодатель, даруя гражданам России такую гарантию. Спустя какое-то время у меня возникло совсем уж крамольное предположение: а может в будущем и мысли научатся читать?..

На съезде профсоюзов

В 1982 году, видимо, как первого секретаря горкома, меня избрали делегатом 17-го съезда профсоюзов СССР. Произошло это – опять-таки без предварительного разговора со мной – в феврале указанного года на 9-м съезде профсоюза работников атомной энергетики и промышленности. Всего от нашей отрасли было избрано 32 делегата. Я, конечно, был рад такому вниманию ко мне со стороны президиума ЦК профсоюза и его председателя Анатолия Назаровича Каллистова, но не был уверен в правильности такого решения, поскольку ничего особенного для профсоюзной организации города я не сделал, а членом ЦК отраслевого профсоюза стал лишь недавно.

17-й профсоюзный съезд состоялся в марте 1982 года в уже знакомом мне Дворце съездов. Проходил он примерно в том же стиле, как и партийный форум, но более буднично, хотя обслуживание делегатов, в том числе, культурное, было на высоте.

В нашу делегацию входили как руководители, так и рядовые представители различных предприятий министерства. Каждый из нас получил пакет с сувенирами, среди которых выделялся своими необычными размерами и качеством оформления массивный многостраничный фотоальбом «Леонид Ильич Брежнев. Страницы жизни и деятельности».

Накануне съезда, 15 марта, делегатов принял у себя в кабинете наш министр Ефим Павлович Славский. Участником этой встречи была и председатель профсоюзного комитета сотрудников министерства Назарова. Коротко рассказав о достижениях отрасли, Славский попросил присутствующих задавать вопросы. Атмосфера была очень доброжелательной, поэтому все вели себя раскованно, никакого регламента не было, и наш разговор с уникальным, всеми уважаемым человеком, оказался интересным и полезным.

Утром 16 марта после открытия съезда и избрания его руководящих органов председатель ВЦСПС Шалаев предоставил слово Л. И. Брежневу. В его выступлении были отражены не только задачи профсоюзов, но и международные отношения, обострившиеся после недавних событий в Польше. Острие критики было направлено против политики Соединенных Штатов, присваивающих себе «право» командовать одними, судить и «наказывать» других“. Брежнев подчеркнул также, что „будущее видится нам не в плане безграничного накапливания гор оружия, а в плане достижения разумных договоренностей с другой стороной о взаимном снижении уровня военного противостояния“. Затем он огласил новые инициативы СССР по обузданию гонки вооружений и предотвращению угроз мировой войны, и несколько предложений, облегчающих достижение „справедливого соглашения о крупном сокращении ядерных средств обеих сторон в Европе…». Эта часть выступления Брежнева вызвала у нашей делегации наибольший интерес.

Съезд принял резолюцию по отчётному докладу ВЦСПС, а также постановление «О частичных изменениях и дополнениях в Уставе профессиональных союзов СССР».

Сразу после завершения работы съезда я прилетел в Свердловск. На первый госэкзамен в ВПШ я опоздал (он прошёл 19 марта), и сдавал его «в одиночку». В ставшей уже родной группе меня встретили с таким радушием, какого я никак не ожидал. Некоторые на меня смотрели как на пришельца с другой планеты: их товарищ по учёбе побывал на двух всесоюзных съездах! А 8 апреля 1982 года, когда мы сдали заключительный экзамен, мне подарили красивый альбом о московской олимпиаде 1980 года с надписью «Нашему старосте Борису Михайловичу Емельянову» и стихами:

 
«Последний бокал наполни,
Нам доброе слово скажи,
Лица наши запомни
И в памяти отложи.
Случайные встречи нередки,
Их надо только ждать:
Нам радостно будет крепко
Руку тебе пожать».
 
 
Я знал, что эти слова были искренними…
 

Клуб любителей бега

Вскоре после возвращения из Москвы я рассказал о съезде на собрании профсоюзного актива города. Необходимости в других встречах не было, поэтому удалось довольно быстро вернуться к горкомовским делам, важнейшим из которых стала подготовка к 25-летию города. К этой дате совместно с горисполкомом, горкомом комсомола и объединённым профсоюзным комитетом ВНИИП был подготовлен план праздничных мероприятий, в число которых вошло и моё предложение о проведении Дня здоровья. Я полагал, что поскольку занятия по сдаче норм ГТО не пользовались популярностью, но всё более возрастал интерес к оздоровительному бегу, надо попробовать именно эту форму приобщения горожан к здоровому образу жизни. Идею поддержали в трудовых коллективах, и 19 июня 1982 года, впервые в истории города, состоялись массовые забеги всех желающих с главной городской площади на 1, 3, 5 и 10 км. Каждый сам выбирал подходящую дистанцию, при этом старт был общим, при этом исключались и учёт времени, и определение призёров. Затея удалась, в забегах участвовало небывалое количество и взрослых, и детей. Вместе со всеми были и работники горкома – в том числе и мы с Кесаревым, а также председатель объединённого профкома Юрий Александрович Демьянов и первый секретарь горкома комсомола Валерий Поль.

Сам я занимался бегом довольно давно. Утренние пробежки и более длительные – в выходные дни – стали для меня обычным делом, поэтому, когда осенью 1982 года возникло предложение организовать в городе клуб любителей бега, я сразу же его поддержал, а затем мне удалось решить вопрос и с помещением – в цокольном этаже жилого дома поблизости от стадиона. После довольно бурного обсуждения клуб получил предложенное мною название – «Здоровье». Я считал, что его члены не должны соревноваться между собой, гнаться за результатами – ни в скорости, ни в преодолённых километрах. Основой этой формы оздоровления должны стать принципы, изложенные в книге Г. Гилмора «Бег ради жизни», а именно – разумный бег трусцой. С этим все согласились, но довольно скоро несколько человек, занимавшиеся пробежками уже давно, перешли, по существу, на спортивный бег. В передовой группе нередко оказывался и я, но вскоре пришёл к выводу, что лучше бежать в «своём» темпе. В том же году были отпечатаны хорошо продуманные Дневники самоконтроля, и каждый член клуба получил возможность регулярно записывать после забега наиболее важные контрольные параметры своего состояния. Многим это помогало находить оптимальные нагрузки и даже высчитывать их эффективность в баллах кислородного обмена по Куперу.

Вначале в клубе занимались более 80 человек, но со временем это число сократилось до 30 – 40. Число «заядлых» бегунов не уменьшалось, но интересы со временем менялись, а несколько человек стали участвовать даже в марафонских забегах – в том числе, региональных и российских. Это, конечно, уже другая история, но, к сожалению, со временем у некоторых бегающих на длинные дистанции стали проявляться проблемы с сердцем. Долгое время многие из нас не знали, что длительный бег приводит к искажению представлений о своей физической форме. Причина заключается в том, что при таких упражнениях мозг начинает вырабатывать гормоны радости, порождающие у человека чувство необыкновенной эйфории: в эти минуты тебе кажется, что можешь бежать сколько угодно долго! Подобные ощущения весьма обманчивы и могут привести к печальным последствиям. Видимо, именно поэтому через несколько лет двое моих знакомых добегались до инфарктов, а один – до сахарного диабета. Перебарщивал с нагрузками порой и я, в стремлении обязательно одолеть избранную дистанцию, которая достигала иногда 15 и более километров. Однажды на последних километрах особенно длительного забега я почувствовал сильную боль в правом тазобедренном суставе, но по глупости продолжал упорно продвигаться к цели. Впоследствии боль прошла, и я снова «вляпался» в подобную ситуацию. Как потом показало исследование, я заработал кокс-артроз правого тазобедренного сустава. Пришлось делать длительный перерыв, а потом вообще отказаться от бега и переходить на ходьбу, но в зимнее время я продолжал бегать на лыжах, так как на состояние моего сустава такого рода нагрузки не оказывали негативного влияния.