Текст книги "Внешнеполитическая программа А. Л. Ордина-Нащокина и попытки ее осуществления"

Однако к Марселису приходили из Гданьска известия, «что не чают, что сейм добрым совершиться, и что учиненои покой постоянен», а 11 декабря он получил подтверждение правильности этих предположений. В этот день он получил грамоту от Б. Гелленфельдта, в которой говорилось, «что без денег в том деле делать нечево»[481]481
  См. об этом в письме П. Марселиса Б. Гелленфельдту (РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № З. Л. 166).


[Закрыть]. Это прямое предложение предоставления Любомирскому субсидий явно для продолжения войны побудило Марселиса к действиям. 16 декабря он отправил в Любомирскому Леонтия, «чтоб он царского величества подвижностью и добрым намерением князя обнадеживал». Любомирский встретился с Леонтием, но отложил решение вопроса до возвращения Б. Гелленфельдта из Вены[482]482
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 3. Л. 164–165.


[Закрыть], куда тот поехал просить императора о поддержке Любомирского и его сторонников[483]483
  О поездке Б. Гелленфельдта см.: Nagiehki M. Rokosz… S. 72–73.


[Закрыть]. Видя в Гелленфельдте человека, способного повлиять на решения гетмана, П. Марселис обратился к нему с письмом, предлагая, чтобы гетман послал в Москву «верного человека» для заключения соглашения. «Буде князь позволит послать, – заверял он корреспондента, – и за денгами не станет». «Никогда князю, – писал он, – лутчего случая не будет к вспоможенью впредь деньгами, как при сем случае». С посланцем можно отправить «переводные листы для денег»[484]484
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 3. Л. 164, 166–168.


[Закрыть]. Такие заявления делались, вероятно, не только Гелленфельдту, но и самому гетману, что, конечно, способствовало успешному окончанию переговоров.

1 января 1666 г. П. Марселис уже мог написать А. Л. Ордину-Нащокину на основании новых сообщений Леонтия, выехавшего к Любомирскому 24 декабря, что Любомирский «во всем склонен его царскому величеству всякою приятною службою»[485]485
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 3. Л. 159–160.


[Закрыть]. 8 января он уже мог сообщить своему русскому корреспонденту, что Любомирский направляет в Москву посланца со всеми необходимыми полномочиями через Пруссию и Курляндию[486]486
  См. его письмо А. Л. Ордину-Нащокину (там же. Л. 171–173).


[Закрыть].

Посланец Любомирского, один из его офицеров, Якуб Магнифик, приехал в Москву в конце февраля 1666 г., и здесь состоялись его переговоры с главой Приказа тайных дел думным дьяком Дементием Башмаковым[487]487
  Это еще одно свидетельство тайного характера переговоров.


[Закрыть]. Высказывания полковника дают представление о планах Любомирского и о том, чего он ожидал от соглашения с Россией.

На переговорах посол Любомирского выступил с планом создания международной коалиции, чтобы не допустить на польский трон французского принца Конде, кандидатуру которого поддерживала королевская пара. Необходимость создания такой коалиции он аргументировал тем, что с приходом на трон французского кандидата Речь Посполитая начнет агрессивную политику по отношению к соседям – у России станет пытаться отобрать Малую и Белую Русь, у шведов – Ливонию, у бранденбургского курфюрста – Пруссию. При этом будут использоваться добрые отношения между Францией и Османской империей[488]488
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 16. Л. 9–10, 20–21.


[Закрыть].

Поскольку, по свидетельству посланца, император и курфюрст уже помогают Любомирскому, то речь шла о присоединении к ним царя, которого посланец просил «всякими способами учинить соединенье со шведами без всякого мотчанья»[489]489
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 16. Л. 13.


[Закрыть].

Но дипломатическим содействием дело не должно было ограничиться. Ссылаясь на данные обещания, посланец просил денег, так как Любомирскому «ратным людем за службу платить стало нечим»[490]490
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 16. Л. 16.


[Закрыть]. На этом дело не ограничилось, посланец намечал и возможности взаимодействия русских войск и сторонников Любомирского. Одним из таких районов должно было стать Великое княжество Литовское. На первом этапе гражданской войны оно встало на сторону Яна Казимира и выслало войско ему на помощь. Гетман стремился не допустить повторения такой ситуации. Поэтому его посланец призывал царя послать войска в Литву, «чтоб литовским войскам королю ходить на помочь» литовские магнаты и шляхта «запрещали». Посланец пояснял, что царю не следует опасаться польского войска, так как оно будет занято войной с Любомирским. «И ныне, – утверждал посланец, – время пристойное, чтоб ему, великому государю, послать войска свои на польского короля, а лутчи, де, того времени быть не мочно»[491]491
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 16. Л. 13–14, 22.


[Закрыть].

Другой район совместных действий – Украина. По утверждению Любомирского, Ян Казимир «Украину всю, то есть Малую Русь, Киев с товарыщи отдал татаром, чтоб они ему учинили помочь». К татарам здесь присоединяются казаки. Гетман предлагал прислать в Москву своего младшего сына Александра. Вместе с «полковниками» и другими «начальными людьми» он принес бы царю присягу и получил от него войско, с которым отправился бы «на Украину против татар и бунтовщиков казаков». Так это войско помешало бы татарам прийти на помощь к Яну Казимиру. Характерно, что к этому гетман присовокупил пожелание, чтобы Александру было передано «староство Нежинское и Переяславское», некогда принадлежавшее ему самому[492]492
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 16. Л. 12–16.


[Закрыть]. Это пожелание говорит о стремлении вернуть себе часть утраченных владений и о полном непонимании реальной ситуации на Украине. Очевидно, каковы были бы последствия, если бы русское правительство попыталось поступить так с главными центрами Левобережья.

Польские исследователи неоднократно ссылались на сообщения французского посла Пьера де Бонзи, что после смерти Любомирского в его бумагах был найден план возведения Алексея Михайловича на польский трон при содействии Австрии и Бранденбурга[493]493
  Wójcik Z. Traktat andruszowski… S. 213–214; Nagielski M. Rokosz… S. 34.


[Закрыть], однако следует отметить, что в переговорах с Магнификом этот вопрос вообще не затрагивался.

Исследователи, знакомые с предложениями Любомирского по их краткому изложению в «Истории» СМ. Соловьева[494]494
  Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. VI. М., 1961. С. 173.


[Закрыть], справедливо отмечали, что такие переговоры со страной, с которой Речь Посполитая находилась в состоянии войны, нельзя квалифицировать иначе, как акт государственной измены. После того как выяснилось, что он призывал русские войска к активным военным действиям против своего государства, это становится совсем очевидным. То, что с такими предложениями выступал человек, воспринимавшийся политически активной частью общества Речи Посполитой, как главный защитник «шляхетских вольностей» от попыток «учинить монархию самодержавным владеньем»[495]495
  Именно так определял Якуб Магнифик намерения короля Яна Казимира и его сторонников (РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 16. Л. 8).


[Закрыть], и пользовавшийся в этом качестве поддержкой значительной части армии, магнатов и шляхты, говорило о глубоком кризисе социально-политического строя Польско-Литовского государства. Это было серьезное свидетельство начавшегося внутреннего разложения той державы, на союзе с которой А. Л. Ордин-Нащокин хотел строить русскую внешнюю политику. Как показала его последующая деятельность, этого серьезного сигнала он не воспринял.

Русские собеседники (дьяки Дементий Башмаков и Федор Михайлов) задали Магнифику только два вопроса. Один из них был понятным и естественным. Дьяки спрашивали полковника, какую «службу» может ожидать царь от Любомирского, оказывая ему помощь. Посланец ответил, что когда Любомирский вернется в состав сената, он «вести всякие писать станет», будет содействовать заключению мира между Россией и Речью Посполитой и способствовать тому, чтобы «поляки были впредь в замыслех своих невысоки и чтоб соединитца на бусурман»[496]496
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 16. Л. 1–2, 21–22.


[Закрыть]. Как представляется, это было примерно то, чего ожидали в Москве, но обращает на себя внимание очень общий характер ответа, отсутствие упоминаний о каких-либо обязательствах и гарантиях. Особый интерес представляет другой вопрос. У Магнифика спрашивали, может ли гетман «царского величества под высокую руку в подданство привесть Княжество Литовское без крови»[497]497
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 16. Л. 5.


[Закрыть]. Заключение сепаратного русско-литовского соглашения, установление русско-литовской личной унии было одной из главных целей русской внешней политики во второй половине 1650-х гг., когда русские войска занимали бо́льшую часть территории Великого княжества Литовского. После военных неудач 1660 г. эти проекты были отодвинуты на задний план. В обстановке, когда в Речи Посполитой началась гражданская война, они снова ожили. Вместе с тем вопрос, заданный Магнифику, говорил о слабом знании внутриполитической ситуации в Польско-Литовском государстве. Дьяки основывались на сообщениях Г. Богданова, что шляхта любит Любомирского, что за него «стоит» первый литовский сенатор Павел Сапега, что войско недовольно руководителем «прокоролевского» лагеря в Литве польным гетманом М. Пацем и что ему «конечно от войска быть побитым»[498]498
  РГАДА. Ф. 79. 1665 г. № 5. Л. 187, 193–194.


[Закрыть]. Это позволяло предполагать, что в Литве Любомирский пользуется серьезным влиянием. В действительности, однако, хотя первоначально некоторые литовские сенаторы (в их числе и Павел Сапега) сочувствовали Любомирскому, в конфликте Великое княжество Литовское последовательно выступало на стороне короля, и на принятые здесь решения гетман не смог повлиять[499]499
  Nagielski M. Rokosz… S. 140, 173 in.


[Закрыть]. Характерно, что, говоря о связях с Любомирским многих польских политиков, в том числе и тех, которые «при короле живут и с Любомирским тайно совет держат», посланец одновременно отметил, что «литовские, де, сенаторы при короле все»[500]500
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 16. Л. 5–6.


[Закрыть]. Неудивительно, что на заданный ему вопрос Магнифик ответил, что «говорить ему о том не наказано»[501]501
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 16. Л. 5.


[Закрыть].

Переговоры закончились 2 марта[502]502
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 16. Л. 18.


[Закрыть], а уже 6 марта гонец передал предложения гетмана А. Л. Ордину-Нащокину чтобы тот высказал о них свое мнение[503]503
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 3. Л. 196.


[Закрыть]. Свои соображения дипломат изложил в отписке, отправленной в Приказ тайных дел[504]504
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 3. Л. 197–201.


[Закрыть]. Если до этого он сам был инициатором переговоров с Любомирским, то теперь он выступил против того, чтобы давать субсидии мятежнику. Чем же объяснить такое изменение его взглядов? Решение обратиться к Любомирскому было связано с проявившейся на переговорах 1664 г. резкой неуступчивостью комиссаров, нежеланием королевского двора искать мира. В Любомирском и его сторонниках видели силу, способную содействовать заключению мира. В грамоте, посланной царю, гетман цитировал обращение Марселиса, который предлагал отправить в Москву его представителя, чтобы договориться о «постановлении покоя и унятии с обоих сторон крови християнской»[505]505
  См. перевод грамоты Е. Любомирского из Вроцлава от 20 января н. ст. 1666 г.: РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 16. Л. 23–24.


[Закрыть]. Возможно, для Любомирского это были пустые слова, но в Москве действительно стремились к миру. К началу 1666 г. положение существенно изменилось. В позиции официальных кругов Речи Посполитой произошли перемены, обозначилась и с их стороны тенденция к поискам мира. С другой стороны, стало ясно, что Любомирский выступает с инициативой организации коалиции европейских государств, которые должны силой препятствовать возведению на польский трон французского кандидата. Тем самым Россия должна была принять участие в крупном международном конфликте. Перспективы его были неясными, но было очевидно, что такое участие явно отдалит заключение мира[506]506
  На это правильно указывал И. В. Галактионов (Галактионов И. В. Из истории… С. 87).


[Закрыть]. Оценивая предложения Любомирского, А. Л. Ордин-Нащокин писал царю, что «такому промыслу ныне быть не к делу», следует «во всех мыслях конец приводить, чем бы скорее к миру». Он, правда, предлагал ответить согласием на просьбу Любомирского принять в Москве его сына Александра, но связывал этот шаг с тем, что такой шаг «полякам будет к страху» и тем самым послужит «к большой помочи мирного промыслу», то есть заставит комиссаров скорее согласиться на заключение мира.

Чем закончились переговоры, точно не известно. В грамоте, отправленной Е. Любомирскому 16 марта, было лишь сказано, что ответ на его предложения дан полковнику «словесно»[507]507
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 16. Л. 30. Посланца «отпущал» Д. Башмаков «с того ж числа в ночи».


[Закрыть]. Поскольку переговоры не получили продолжения, очевидно, ответ соответствовал предложениям А. Л. Ордина-Нащокина.

Следует особо отметить, что, возражая против предоставления субсидий Любомирскому, советник предостерегал царя, что в этом случае «ратные люди всшумят, что в чюжую землю казна послать, а в порубежных городех… и хлебом, и денгами скудно»[508]508
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 3. Л. 199.


[Закрыть]. Эти замечания следует сопоставить с разобранными выше соображениями А. Л. Ордина-Нащокина, что решение о выплате денежной компенсации Речи Посполитой должно быть принято на земском соборе, чтобы не вызвать сопротивления со стороны общества. Эти свидетельства показывают, что в сознании русских политических деятелей этих лет сохранялось представление о том, что в стране после долгой и тяжелой войны сложилось напряженное положение, что население (не только крестьяне и горожане, но и «ратные люди») может воспротивиться новым налогам, связанным с ее продолжением.

В Москве отказались от соглашения с Любомирским, но сделанные им предложения ясно указывали на то, что в скором времени гражданская война в Речи Посполитой возобновится. О том, что Любомирский готовится к войне, поступала информация и из других источников. Так, в марте А. Л. Ордин-Нащокин сообщал пришедшие с Украины известия, что у «Любомирского с казаки ссылка есть, чтоб при нем против поляков и хана стояли»[509]509
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 3. Л. 229.


[Закрыть].

В таких условиях завершалась подготовка к мирным переговорам. Полученные в феврале инструкции не удовлетворили А. Л. Ордина-Нащокина, так как в них «на чем и на каких статьях вечному миру или перемирью в постановлении быть, не написано»[510]510
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 3. Л. 251.


[Закрыть]. Настойчивость А. Л. Ордина-Нащокина достигла определенного результата. 6 апреля царь отправил ему указания, касающиеся главного вопроса на переговорах – территориального. Указания эти были краткими: «1. Киева здешнюю з заднепрскою стороною не уступать. 2. Смоленска со всеми 14 городами не уступать. 3. Полоцка и Витебска, и Диноборка не уступать». Однако, «по конечной мере», когда комиссары «похотят разъехатца», можно было бы уступить Полоцк, а затем – Витебск. «А Диноборка, – указывалось в инструкциях, – конечно не уступать»[511]511
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 3. Л. 264.


[Закрыть]. Все это было близко к условиям мира, которые предлагались на переговорах в Дуровичах в 1664 г., с той лишь разницей, что тогда речь шла о заключении «вечного мира», а теперь аналогичные условия предлагались для соглашения о перемирии на длительный срок.

В эти условия было внесено одно, но важное изменение. Если в более ранних документах неоднократно говорилось, что на территории Украины граница между государствами должна пройти по Днепру, то теперь А. Л. Ордин-Нащокин должен был добиваться, чтобы и Киев отошел к Русскому государству. В инструкции не было никаких пояснений, почему вопрос о Киеве оказался поставлен именно в это время. Представляется, что это было связано с опасениями того, какая будет реакция казачества на договор о разделе территории Украины между Россией и Польско-Литовским государством. Очевидно, когда возникла реальная перспектива скорого заключения мирного договора, в Москве уяснили, что при проведении границы по Днепру к Речи Посполитой отойдет Киев – не только столица Древней Руси, «мать городов русских», но и важный центр Левобережного гетманства, и отдача этого города вызовет резкую реакцию левобережного казачества.

Получив инструкции, А. Л. Ордин-Нащокин и ими вполне не был удовлетворен и запросил указаний, какие территории вокруг Киева следует требовать «и по какие урочища»[512]512
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 3. Л. 306.


[Закрыть]. Соответствующие указания он получил из Москвы вскоре после начала переговоров[513]513
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 3. Л. 351–355.


[Закрыть]. Он должен был добиваться уступки всего Киевского воеводства с территориями Черкасского, Чигиринского, Каневского, Корсунского, Белоцерковского, Переяславского полков. Кроме того, следовало заявить, что «те все полки без Запорожья быти не могут, так ж и Запорожье теми ж полками наполняетца». Если бы добиться этой уступки не удалось, следовало бы добиваться уступки части Киевского воеводства «по Тетерев реку с одное стороны Киева от Подлесья, з другую – по реку Роси» с такими городами, как Белая Церковь, Корсунь, Канев. Эти указания позволяют предполагать, что «рокош» в Речи Посполитой, уход польских войск с Украины и резкое ослабление польского присутствия вызвали появление расчетов на то, что, может быть, в этих условиях удастся добиться отказа Речи Посполитой не только от Левобережья, но и от значительных территорий на Правобережье. Вместе с этими указаниями А. Л. Ордину-Нащокину были отправлены «Истинные примеры из Кроник Гвагвина о русскои земли и о границах ея от начала монархии Рускои славянского народа»[514]514
  Упоминание о посылке текстов см.: там же. Л. 357.


[Закрыть]. Однако стоит отметить, что на этих предложениях великий посол не должен был категорически настаивать. «От великие нужды» он мог согласиться на присоединение к России только Киева с окрестностями. Оценивая содержание всех этих указаний, полученных А. Л. Ординым-Нащокиным накануне и в самом начале переговоров, можно сделать общий вывод, что разговор с посланцем Любомирского о судьбе Великого княжества Литовского оказался эпизодом без последствий. Перед лицом возобновлявшейся гражданской войны в Речи Посполитой царь и его советники не стали ни разворачивать крупных военных операций, ни принципиально пересматривать выработанные ранее условия мира. Это ясно говорит об их настойчивом желании добиться мира.

Сопоставление русских условий мира с инструкцией, данной комиссарам выборными представителями сейма – высшего органа власти в Речи Посполитой, говорит о том, что еще до начала переговоров позиции обеих сторон по вопросу об условиях, на которых могло быть заключено длительное перемирие между государствами, по существу, очень сблизились. Это, однако, вовсе не означало, что переговоры могут быстро и успешно закончиться. На такие условия соглашения обе стороны могли согласиться, выражаясь словами русской инструкции, лишь «по самой конечной мере», когда все другие решения окажутся нереальными. Переговоры поэтому должны были оказаться длительными, напряженными, тяжкими для участников с обеих сторон.

Глава 6. Андрусово

Истории мирных переговоров, начавшихся 30 апреля 1666 г. в селе Андрусово на границе Смоленского и Мстиславского уездов, посвящен заключительный раздел в неоднократно цитировавшемся в данной работе исследовании З. Вуйцика. Его автор дал развернутую картину хода переговоров, использовав и русскую запись переговоров, и переписку комиссаров с Яном Казимиром, министрами, литовскими магнатами. Вместе с тем ему осталась неизвестной значительная часть переписки царя с великими послами, отложившаяся как в фондах Посольского приказа, так и в материалах Приказа тайных дел. Поэтому читателю во многом остается неясным, что происходило во время этих переговоров на русской стороне, какие выдвигались точки зрения и какими аргументами они подкреплялись, что в конечном итоге было главным при принятии окончательных решений. Материалы эти были известны саратовскому исследователю И. В. Галактионову, извлекшему из них ряд важных фактов, но ограниченный объем работы помешал ему дать полный и развернутый анализ этих источников. Таким образом, реконструкция полной картины событий, приведших к заключению Андрусовского договора, остается актуальной.

На первых заседаниях представителей сторон обсуждался вопрос о соглашении о прекращении военных действий на время переговоров. Вопрос был достаточно быстро решен, и 28 мая после консультации великих послов с царем произошел обмен соответствующими текстами[515]515
  Подробную характеристику этого начального этапа переговоров см.: Wójcik Z. Traktat andruszowski 1667 roku i jego geneza. Warszawa, 1959. S. 233–234.


[Закрыть]. З. Вуйцик подробно изложил содержание соглашения[516]516
  Подробную характеристику этого начального этапа переговоров см.: Wójcik Z. Traktat andruszowski 1667 roku i jego geneza. Warszawa, 1959. S. 234–235. Публикация текста соглашения – Полное собрание законов Российской империи. Собр. 1. Т. 1. СПб., 1830. С. 638–639.


[Закрыть], но не отметил его отличия от более ранних документов такого типа. На эти отличия справедливо обратил внимание И. В. Галактионов[517]517
  Галактионов И. В. Из истории… С. 88.


[Закрыть]. Если предшествующие соглашения были соглашениями о прекращении военных действий только в том ограниченном районе, где происходили мирные переговоры, то теперь была достигнута договоренность о прекращении военных действий на всех фронтах на все время мирных переговоров без указания точного срока их окончания. Таким образом, впервые за 8 лет, протекших после 1658 г., было, хотя и временно, прекращено состояние войны между государствами. Более того, в договор было включено обязательство польско-литовской стороны не оказывать никакой помощи нападающим на русские земли татарским войскам и содействовать установлению мирных отношений между Россией и Крымом.

З. Вуйцик излагает дело так, что обсуждение вопроса о соглашении было результатом инициативы польско-литовской стороны, а само его заключение он оценивал, опираясь на оценки комиссаров[518]518
  Wójcik Z. Traktat andruszowski… S. 235–236.


[Закрыть]. Однако следует иметь в виду, что соглашение такого характера неоднократно предлагалось русской стороной во время предшествующих переговоров, более того, еще до начала переговоров в Андрусове А. Л. Ордин-Нащокин предлагал царю заключить такое соглашение и ввести в него такое условие о Крыме, которое с некоторыми изменениями вошло затем в текст окончательного документа[519]519
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 3. Л. 248, 251.


[Закрыть].

Новое заключалось в том, что польско-литовская сторона, ранее твердо и последовательно такие предложения отвергавшая и тем более отказывавшаяся распространять их на Крым, теперь дала свое согласие. Объяснялось это, как убедительно показал 3. Вуйцик, тяжелой ситуацией, в которой оказалась Речь Посполитая с возобновлением «рокоша» после того, как 4 мая н. ст. сейм, на котором должно было произойти примирение сторон, был сорван. 8 мая н. ст. по решению сената новый великий гетман литовский (преемник умершего Павла Сапеги) М. Пац должен был выступить против мятежников с 8-тысячным войском[520]520
  Wójcik Z. Traktat andruszowski… S. 233.


[Закрыть]. Неудивительно, что в таких условиях соглашение о «задержании войск» было сравнительно быстро заключено. Комиссары Речи Посполитой имели основания быть довольными этим, но доволен был и глава русской делегации. В обязательствах, принятых обеими сторонами по отношению к Крыму, он видел первый шаг к заключению союза между государствами, что, как он подчеркивал, позволит укрепить мир со всеми соседями, не прибегая к войне. Он специально обращал внимание царя на то, что в преамбуле соглашения указывалось, что оно заключено «в надежду вечного покою на страх посторонним неприятелем нашим»[521]521
  См. отписку А. Л. Ордина-Нащокина царю (получена 9 мая) (РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 3. Л. 387–388).


[Закрыть].

Как бы то ни было, заключенное соглашение означало первый реальный шаг на пути к миру и союзу между Россией и Речью Посполитой. Важно было, последуют ли за этим шагом следующие.

Дело еще не дошло до обсуждения на переговорах условий мира, когда высказывания А. Л. Ордина-Нащокина вызвали резкое недовольство царя Алексея. Недовольство вызвали две отписки дипломата, отправленные царю в конце мая 1666 г., на второй из них имеется помета, что 31 мая она отослана царю в село Воробьево. В первом из этих документов он сообщал Алексею Михайловичу о своих попытках дознаться, на какие условия мира могут согласиться представители Речи Посполитой. По его словам получалось, что Великое княжество Литовское «удоволится» при заключении «вечного мира» «поступкою Полоцком и Витебском», а Смоленщина, Северская земля и Динабург отойдут к России, но «корунные комиссары Украины не уступят». В составе польско-литовской делегации были два представителя Польского королевства – Стефан Ледоховский, подкоморий кременецкий и Станислав Кожуховский, стольник калишский. Они, по словам великого посла, «страшно побранясь, одва удержались, что от литовских не поехали». Они, – говорилось далее, – «о поступке и слышать не хотят, и на то, государь, и перемирия учинят корунные, что всякими мерами вперед промысл чинить к войне, а тогда и Литва от них не отлучитца». Отписка заканчивалась настойчивым пожеланием использовать сношения с комиссарами, «чтоб нынешняго времени подлинным союзным миром их захватить»[522]522
  См. отписку А. Л. Ордина-Нащокина царю (получена 9 мая) (РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 3. Л. 428–429.


[Закрыть].

В другой отписке он указывал, что нужно заключить с Речью Посполитой «вечный мир» и союз, «а безс того миру быти невозможно»[523]523
  См. отписку А. Л. Ордина-Нащокина царю (получена 9 мая) (РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 3. Л. 434–435.


[Закрыть]. Конкретных предложений об условиях мира А. Л. Ордин-Нащокин своему монарху не давал, но царь, как представляется, хорошо знал к этому времени повадки своего корреспондента, который специально подбирал сведения таким образом, чтобы склонить Алексея Михайловича принять определенное решение. В этих отписках царь не без оснований увидел замаскированное предложение пожертвовать «черкасскими городами» – теми землями Левобережной Украины, которые в XVI – нач. XVII в. не входили в состав Русского государства, ради заключения мира и союза.

Ответ царя, отправленный его советнику в тот же день 31 мая, был наиболее острым по форме из всех известных нам посланий царя данному лицу. Царь четко указывал ему, что он должен вести переговоры о заключении не «вечного мира», а перемирия, «по статьям», которые были посланы ему ранее. «А будет учнешь, – писал царь, – мимо сего государева указу, и та запись будет не в запись». Тем самым царь предельно ясно давал понять, что вопрос о «черкасских городах» не может быть предметом переговоров. Далее он очень резко давал понять, что сообщения о неуступчивости польских комиссаров на него не действуют: «А что пишеш клятвы и брани польских комисаров, и тебе б про то писать ко младенцем, и те тебя обесчестят за такое малодушие». А. Л. Ордин-Нащокин пользовался его доверием, но оказалось, что «не на Бога уповаеш, на свой великои, славной, переменной, непостоянной ум»[524]524
  РГАДА. Ф. 27 (Приказ тайных дел). № 128. Л. 179–181.


[Закрыть]. В устах благочестивого царя это было крайней формой осуждения.

После заключения соглашения о прекращении военных действий насущной задачей для делегаций обеих сторон стало осуществление соглашения на практике, и определенные успехи здесь были достигнуты. Так, например, литовские войска отступили от Динабурга, поставленные ими шанцы были разрушены, а гарнизон получил возможность получать хлеб из Курляндии[525]525
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 4. Л. 15, 214–218.


[Закрыть]. Не обошлось дело и без определенных инцидентов с обеих сторон (комиссары жаловались на нападения донских казаков из Великих Лук), из которых наиболее заметным был набег полковника Чернавского в район Витебска[526]526
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 4. Л. 130, 155, 168–169.


[Закрыть]. И. В. Галактионов считал этот набег «военной провокацией», которую организовали власти Речи Посполитой, «чтобы укрепить положение своей делегации в Андрусове»[527]527
  Галактионов И. В. Из истории русско-польского сближения в 50–60-х годах XVII века (Андрусовское перемирие 1667 года). Саратов, 1960. С. 88.


[Закрыть]. Это, однако, лишь предположение исследователя, которое представляется необоснованным, так как на данном этапе соблюдение соглашения было прежде всего в интересах польско-литовской стороны. Иное дело, что некоторые военачальники в пограничной полосе не желали этого понять, руководствуясь соображениями собственного престижа. Так, по словам пленного поручика из отряда Чернявского, полковник заявлял, что письма от комиссаров для него не авторитет, «а слушает он гетмана»[528]528
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 4. Л. 155.


[Закрыть]. Инциденты эти удалось уладить. Более серьезное значение имели события под Гомелем, связанные с тем, что заключение соглашения оказалось в противоречии с важными политическими планами гетмана И. М. Брюховецкого. За действ иями Брюховецкого последний исследователь переговоров в Андрусове И. В. Галактионов склонен был видеть стремление влиятельных сторонников войны в Москве добиться срыва мирных переговоров[529]529
  Галактионов И. В. Из истории… С. 90.


[Закрыть]. Однако знакомство с источниками не позволяет подкрепить это предположение какими-либо доказательствами. События под Гомелем вызвали к жизни целую переписку между комиссарами и великими послами, великими послами и царем, царем и Брюховецким. Ее изучение позволяет достаточно точно восстановить картину событий.

Переходя к ее рассмотрению, следует в предварительном порядке отметить, что в отличие от событий 1664 г. гетман не стремился к установлению контактов с «великими» послами, а те, в свою очередь, уклонялись от контактов с гетманом. Так, заключив соглашение о прекращении военных действий, они просили сообщить об этом и гетману, и киевскому воеводе П. В. Шереметеву из Москвы[530]530
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 4. Л. 5.


[Закрыть].

Положение гетмана Брюховецкого в первые месяцы 1666 г. было достаточно сложным. С началом на Левобережной Украине осуществления реформ, ограничивавших автономию гетманства, усиливалось недовольство украинского населения его политикой. В этих условиях гетман нуждался в успехах, которые бы способствовали укреплению его власти и престижа в глазах общества. Добиться таких успехов было трудно на Правобережной Украине, где П. Д. Дорошенко успешно укреплял свою власть при поддержке татарских союзников. Следовало искать других направлений для своей активности. Следивший, несомненно, не менее внимательно, чем русские политики, за развитием внутриполитической ситуации в Речи Посполитой гетман, как представляется, пришел к выводу, что в условиях «рокоша» создается благоприятная ситуация для того, чтобы попытаться распространить свою власть на земли современной юго-западной Белоруссии, привлекавшие к себе постоянное внимание украинских гетманов начиная с Богдана Хмельницкого. Такое решение Брюховецкий принял еще до начала мирных переговоров в Андрусове. 16 апреля он сообщил царю, что посылает к Гомелю черниговского полковника Демьяна Многогрешного со всем его полком, «придав… пехотные и конные с разных сторон сборные сотни»[531]531
  Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России (далее – АЮЗР). Т. 6. СПб., 1869. С. 108–109.


[Закрыть]. Уже из этого письма видно, что речь шла о масштабной военной акции. Из последующей переписки выясняется, что в походе под Гомель участвовали также Стародубский и Нежинский полки[532]532
  Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России (далее – АЮЗР). Т. 6. СПб., 1869. С. 125.


[Закрыть]. Письмо Брюховецкого о походе на Гомель пришло в Москву 27 мая, а уже в начале июня здесь стало известно о заключении соглашения о временном прекращении военных действий. После этого 7 июня к гетману в соответствии с пожеланием послов был отправлен «указ» царя «войною не посылать… задоров и зачепок ни в чем чинить не велеть»[533]533
  Пересказ документа в более позднем тексте: АЮЗР. Т. 6. С. 119.


[Закрыть]. По-видимому, где-то в это же время или несколько позднее комиссары и «великие» послы совместно отправили в казацкий лагерь под Гомелем «посыльщиков» с сообщением о соглашении, которые оказались там задержаны. 18 июня комиссары сообщили «великим» послам, что осада Гомеля продолжается и казаки «шанцы подвели под город» и одновременно большие отряды казаков появились в районе Слуцка[534]534
  См. отписку «великих» послов Алексею Михайловичу (РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 4. Л. 113).


[Закрыть]. В подтверждение правильности своих сведений комиссары вручили «великим» послам письмо, присланное из Гомеля сидевшим там в осаде полковником Денисом Мурашко. Он сообщал, что посланцы с «листами» прибыли в казацкий лагерь, но их отправили к гетману, а «от города отступать не мыслят, а конечне тое крепости добывать умыслили»[535]535
  Перевод письма см.: там же. Л. 114–117.


[Закрыть].

На эти сообщения в Москве реагировали достаточно оперативно. 22 июня к Брюховецкому был направлен гонец Я. Болотников с требованием снять осаду с Гомеля и распустить войска[536]536
  АЮЗР. Т. 6. С. 119.


[Закрыть]. Одновременно и «великие» послы писали о «задержании войск» в Стародуб, киевскому воеводе П. В. Шереметеву, Брюховецкому и в лагерь под Гомелем[537]537
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 4. Л. 170–173.


[Закрыть]. В конце июня гетман ответил, что выполнил «указ» царя[538]538
  АЮЗР. Т. 6. С. 120.


[Закрыть]. Однако на деле этого не произошло. Позднее гетман объяснял, что при уходе войск из-под Гомеля на них напали из города и казаки были вынуждены возобновить военные действия[539]539
  См. об этом в грамоте Брюховецкого царю (РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 4. Л. 283–284).


[Закрыть]. Как представляется, дело было совсем не в этом, так как военные действия не только продолжались под Гомелем, но и охватили гораздо более обширную территорию. По сведениям, которые поступали в Москву, началась осада еще одного города, Кричева, отряды казаков появились в округе Слуцка, в округе Турова и Пинска[540]540
  АЮЗР. Т. 6. С. 121.


[Закрыть]. В своей грамоте царю гетман позднее упоминал, что войско вернуло добычу, взятую под Могилевом, Кричевом и Чечерском[541]541
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 4. Л. 284.


[Закрыть]. Комиссары заявили «великим» послам, что к Гомелю направляются литовские войска[542]542
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 4. Л. 220.


[Закрыть]. События принимали дурной оборот, и была предпринята новая попытка воздействия на гетмана. 7 июля к нему был направлен представитель царя – Иван Свиязев, получивший от царя полномочия произвести «сыск», чтобы установить и наказать виновных в нарушении перемирия. Ему предписывалось «рати отвести и заказ учинить под смертною казнью», чтобы до окончания мирных переговоров не было никаких «задоров и зацепок» со стороны жителей гетманства[543]543
  АЮЗР. Т. 6. С. 120–122.


[Закрыть]. Однако этого вмешательства не потребовалось, гетман отказался от своих планов еще до выезда И. Свиязева из Москвы. 6 июля к «великим» послам возвратились их посланцы к Брюховецкому, сообщившие, что гетман «войскам от Гомеля велел отступить»[544]544
  РГАДА. Ф. 79. 1666 г. № 4. Л. 296.


[Закрыть]. Быстрых успехов казацким войскам в Белоруссии добиться не удалось, а с течением времени гетман все более нуждался в русской помощи для борьбы с войсками Дорошенко и татарами.