Текст книги "Космогон"

Битва

– Оух-х! Амброзиях-х! Оух-х! – хрипел УПС.

Раздувал брюхо, глотал дымы, витая около, головешка его пылала пуще прежнего.

Затяжелел от гнева Космогон-Огородник, сгустился и со словами: «Тварь подлая, страстолюбец извилистый!» – поймал продолговатого мерзавца за хвост. Стиснул так, что тело Верховного скукожилось, в пашню его вогнал с размаху и дотоле втаптывал, пока не сровнял с коркою синего шарика. Лишь тогда отступился, когда воды покрыли место упокоения усердного помощника садовода.

– Был ты Верховный, а стал низменный! – захохотал Космогон, опьянённый победой, и вывалился прочь из параллельности, чтобы обозреть, много ли потерь от битвы с обманщиком. «Одна гряда разорена всего-навсего. Шарик покривился и боком вращается. Ну, да не велика потеря. А мятежники… Мрак с ними, туда им и дорога, страдникам. Нечего побеги устраивать».

– Побеги устраивать нечего! – повторил он вслух. – Кто посмеет пойти против меня, Космогона-Огородника, душу выдушу!

Прозрение

– Чего развоевался, селянин? – загремел над излучиной ручья Орионова трубный голос, подобный силикатному рокоту.

Дрогнул огородник от неожиданности, обернулся и видит – тело подкралось тихою сапою – полномерное, официальнее некуда.

«Это УПСС из соседней провинции», – признал Космогон и решил понапрасну не ссориться. Мало ли что полагается за втаптывание в грядку Верховного.

– Пошто снова пожаловал, господин соседний управляющий? – удачно изображая недоумение, спросил огородник. – Гостинцы твои получил я сполна, больше не надобно. Закарбонил ты мне…

– Что? – взъярился управляющий. – Как ты смеешь, деревенщина, тыкать? Какой я тебе соседний? Не признаёшь наместника?! Я?! Тебе?! Гостинцы?! Закарбонил?! Да я тебя!..

«Охти мне! Со мною водородица светлая! – ужаснулся огородник – А ведь и вправду не признал на радостях. Больно они друг на дружку похожие».

– Не извольте гневаться, господин управляющий, – среднечастотно, как бы из глубины души, прогудел огородник. – Сгоряча я, не отошедши после брани с вредителем.

– Что ты врёшь? Нету в Молочной провинции вредителей, а были бы, так я бы их вывел.

– Этот из соседней провинции.

– Засланец? – подозрительно осведомился УПСС. Поостыл от почтительного обращения до малиновых крапин, солидно приблизился и спросил с начальственной скукою:

– Где он?

– Задушил я гадину, ваше светлейшество, в пашню вбил за то, что темнотный этот выползок посягнуть осмелился на моих думотериев, испоганил их и предал мучениям, и питался, изверг, их страданиями.

– Питался страданиями? – интимно приблизившись, переспросил управляющий. – А Верховным не назывался этот выползень?

– Точно так! Но теперь не называется. В пашню я его втоптал, с твоего позволения.

– Уа-ха-ха! – загрохотал УПСС, обминая пашню по орбите. – Ох, не могу! И куда ж затоптал, показывай.

Смутился Космогон-Огородник: «Как-то странно пресветлый насмехается. Обидно даже». Но виду не подал, указал на потравленную гряду со словами:

– Вот туточки он, в этой параллельности, придушенный.

– Уо-ха-ха! – рассмеялся УПСС, лениво удаляясь за околицу. Вернувшись, заговорил холодно:

– Горе с вами, с пустоумными селянами. Своими руками заразить делянку вредителем! У тебя, я вижу, есть чем поживиться Верховному, так и кишат вялодумцы, так и прыгают. Его теперь оттуда ничем не выманишь, будет жрать их, червь, пока всех подчистую не выжрет. Сперва крупнотелых, а после за мелкоту примется. Что ж мне делать с тобою за почвовредительство?

Очищение

«Вот тебе и раз, – опечалился огородник. – Делянка вредителем заражена, а этот вместо помощи ещё и домогается».

– Ты бы хоть отъединил параллельность, где вредитель обретается, устроил бы заграждение, – снисходительно молвил УПСС, заметив собеседника рассеянность.

– Это запросто! – обрадовался Космогон. – За совет спасибо, ваше светлейшество! Чем могу служить за наставление и за…

– Можешь, – поспешно перебил УПСС, отворотившись от Центра. – Можешь пособить мне в провинции очищении. Мусора скопилось у меня видимо-невидимо, а ввиду того, что почва в огороженной моим велением параллельности всё равно заражена вредителем, мусор тот сгружу я на вышеуказанную делянку. Пришлю с гостинцами.

– А как же…

– И за то возведу я тебя в ранг Очистителя, – добавил светлейший. Приблизился, волоча за собою мантию. Ледяные полы её от корнесвета притаяли, и белёсый хвост потянулся за управляющим.

«Мрак с ней, с этой параллельностью. Окучу её, чтоб выползок не выбрался, а если неладно выйдет, вовне выкину вместе с мусором и вредителем. Главное что? От управляющего избавиться. Только бы он не замусорил мне иные параллельности».

– Идёт? – скрипя ледяною корой, спросил управитель Молочной провинции.

– Идёт, – решительно молвил Космогон-Огородник. – Мусор твой приму. Только чтобы выгрузил точнёхонько в загаженную параллельность. Промахнёшься, отцу пожалуюсь.

– Вот и ладненько, – захихикал, удаляясь, управляющий. Издали выкрикнул: – Жди гостинцев, селянин!

Выдохнул Космогон-Огородник с облегчением и заметил вдруг, что за делами бранными и политикой день прошёл в Молочной провинции и ночь минула.

Утром дня четвёртого стал Космогон-Огородник потравленную параллельность огораживать. Не до отдыха, с работой поспеть бы до прибытия мусора. Тяжела работа Очистителя и высока ответственность перед провинцией, но тем слаще, исполнив должное, возлечь у ручья излучины, ожидая слияния думотериев.

Трудности перевода. Интермедия

– Всю ночь просидел? – спросила жена, задёргивая на веранде римские шторы.

Солнечные полосы скользнули по палубным доскам пола.

– М-м! – ответил я, отрываясь от реконструкции альтекского периода марсианской истории.

– Глаза у тебя, как у белого кролика.

Я сморгнул. Глаза слезились, но не настолько это мешало мне, чтобы бросать работу, как раз когда что-то наклёвывается, хоть и непонятно ещё, что именно. Исследуя текст о Космогоне, я заметил, что альтекские хроники прекрасно укладываются в выстроенную по переводу «Космогона» хронологическую таблицу.

– Может, прервёшься? – с надеждой спросила жена. – Не сбегут никуда твои альтеки, а вот завтрак…

– Сбегут?! – выкрикнул я, отрываясь от записей.

С минуту мы смотрели друг на друга. Потом я понял, что если буду и дальше так пучить глаза и шевелить губами, супруге моей снова захочется позвать на помощь медиков. Надо было как-то её успокоить. Я поцеловал ей обе руки, пробормотал: «Знаешь, ты права, как всегда, похоже, это было именно бегство», – и вернулся к первой записи реконструкции. Там была ссылка на монографию Ф. С. Швыдкого, в третьей главе которой Федя убедительно доказывал, что альтекская цивилизация не могла развиться на Марсе, равно как и на любой другой планете Солнечной системы, кроме Земли.

Я услышал краем уха обречённый вздох, через некоторое время передо мною появилась тарелка с какой-то едой, и я стал есть, укладывая известные факты в новую схему и по ходу дела сверяясь с обеими временными таблицами.

Цивилизация альтеков не зародилась на Марсе, не явилась с какой-либо другой планеты нашей системы, а на Земле, где единственно и могла она развиться, никаких материальных следов не оставила. Переселение из другой звёздной системы – нонсенс, средств для этого в распоряжении альтеков не было. Что получается? Явились они на Марс чуть меньше миллиарда лет назад из ниоткуда, приступили к терраформированию, и тут, как на грех, случился катаклизм, в результате которого все четыре Большие Машины были разрушены, а цивилизация в одночасье уничтожена. В послесловии к монографии Федя робко намекнул, что альтеки – это мы сами, спасшиеся бегством из будущего. Аргументировал он эту гипотезу тем, что уж очень они похожи на нас, эти альтеки, как генетически, так и по цивилизационным признакам. За намёк сей Федю на учёном совете распяли, да я и сам не раз над ним подшучивал, когда надо было унять восторги ареопалеолога относительно свеженького артефакта, обнаруженного на альтекских развалинах.

Зря я, выходит, смеялся над Фёдором Семёновичем. То есть бегство из будущего – чушь, конечно, несусветная, а вот бегство из соседней параллельности – нет, не чушь. Если предположить, что утро третьего дня в заметках Космогона – описание реальных событий, имевших место (я сверился по таблице) восемьсот миллионов лет назад, одиночники светломатерчатые, уничтоженные при нападении Верховного на «шарик рыжей масти», – альтеки, спасшиеся из параллельной реальности в нашу. Они попытались обосноваться на Марсе, начали подстраивать под свои нужды гравитацию, для чего и возвели Большие Машины, но стали добычей Верховного. Почему выбрали для поселения Марс, а не Землю? Вероятно, узнали каким-то образом, что третий шарик в каждой параллельности под надзором, и решили спрятаться от обрезки. Нисколько их за это не осуждаю, я на их месте поступил бы так же. А заодно бы и станцию эту гадскую раздавил бы к чёртовой матери во всех параллельностях.

– Спокойно! – приказал я себе вслух, потирая ушибленную руку.

– Вот именно, – сказала жена, убирая со стола чудом уцелевшую тарелку.

Кулаком стучать по столу каждый дурак может. Обычно это делают от бессилия. Насекомому разрешается выражать негодование, топотать всеми шестью лапками, источать ненависть к убийце, но это не остановит поднятую для удара тапку. Нужно хладнокровно разобраться с новой информацией.

Итак, я убедился, что опасения переводчика за судьбы человечества не беспочвенны. Четырёхмерный пространственно-временной лист, в котором находится наша планета, изолирован от прочих параллельностей стараниями Космогона-Огородника, чтобы смешанный с почвой Верховный, когда пища для него на Земле кончится, не осквернил собою соседние листы. Приятная новость.

По соглашению Космогона с управляющим, в нашу параллельность собираются сбросить мусор, чуть ли не по всей галактике собранный. Или уже сбросили? Спасибо, конечно.

«Верить в такое не хочется, – думал я. – С другой стороны, может, их мусор для нас манна небесная? Надо бы выяснить. Нет, не о том я. Верить не хочется в такое к нам отношение. Ни благости, ни милосердия. Сначала планету заразили какой-то гадиной, которая питается нашими страданиями, а после, раз уж всё равно Земля загажена, ещё и назначили параллельность нашу баком для мусора. А обрезка? Как вам такое понравится? Нет, чтобы в это поверить, нужно окончательно потерять к себе уважение. Какие есть у меня доказательства? Текст, полученный от переводчика, альтекские артефакты, домыслы Феди, мои собственные умопостроения – всё непрочно, всё двусмысленно. Свидетельства Вавилова Ильи Львовича тоже вызывают сомнения. Есть, конечно, показания капитана Росса и стенограммы переговоров диспетчеров «Moon Attraction»…

– Да, надо бы ознакомиться, – сказал я, прекрасно понимая, что попросту оттягиваю миг, когда станет ясно, откуда исходит угроза, кто враг и с кем предстоит заключить соглашение.

Отогнав нехорошее предчувствие, я разбудил задремавший компьютер и нашёл папку под названием «Аттракцион-1».

Побег второй. Аттракцион-1

Капитан

Джошуа Росс держался за сияющий медью поручень, чтобы не висеть посреди пассажирского салона, как воздушный шар. Вот-вот должна была отъехать дверь лифта-шлюза, изумрудный столбик индикатора дополз до верхнего деления шкалы. Повернётся стенка «стакана», и капитану придётся деликатно втаскивать на борт клипера первого из четырёх пассажиров. Джошуа Росс приосанился.

По роли ему следовало выглядеть респектабельно, вести себя уверенно и с достоинством, как и положено капитану туристического судна экстракласса. Кто-то из высшего руководства «Moon Attraction» в юности, похоже, отдавал предпочтение приключенческим романам о южных морях, поэтому «Актеон» приказано было именовать клипером, а претендентам на капитанскую должность в центре подготовки пришлось заучивать морскую терминологию. По той же причине белоснежный скафандр капитана напоминал маскарадный костюм – золотопогонный, с аксельбантами, с двумя рядами бесполезных пуговиц. Увидев это чудо впервые, Джошуа, человек сдержанный и не склонный к юмору, спросил инструктора:

– А кортик мне не полагается?

Инструктор фыркнул в сторону, но тут же овладел собою (в помещениях центра подготовки велось видеонаблюдение) и ответил:

– «Актеон» – туристическое судно, а не военный корабль. Зачем вам кортик?

– На случай абордажа, – мрачно буркнул Джошуа. – Да мало ли что? Вдруг пассажиры взбунтуются. С такими погонами и без кортика… А фуражка?

– Она под шлем не поместится, – с трудом сохраняя серьёзность, ответил инструктор.

– Плевать, – холодно заметил капитан Росс, влезая в скафандр. – Я бы носил поверх.

Он хотел добавить ещё кое-что про аксельбанты, которые наверняка будут цепляться за всё подряд в тесных корабельных отсеках, но смолчал. Инструктор не виноват, а с руководством Джошуа не собирался ссориться. Пусть хоть чучелом Гая Фокса обрядят, лишь бы дали корабль, и главное – чтобы не прогорели, как международная программа лунной колонизации, и не забуксовали, как марсианская миссия.

До поступления в «Moon Attraction» с карьерой у Росса не ладилось. Вины его в этом не было, просто слишком быстро менялись правила игры, а Джошуа, с его прямолинейностью, такое не подходило. Да и кому понравится после лётной школы и четырёх лет в Колорадо-Спрингс узнать, что пилотируемая военная авиация дышит на ладан, и скоро даже опытным лётчикам придётся крутить хвосты беспилотникам или уходить из профессии. Как раз тогда Джошуа стало известно о наборе добровольцев в лунную колонию. Он прошёл отбор, переподготовку, лётную практику, ещё один отбор, – четыре года потратил, между прочим! – и тут – нб тебе! Лунная программа свёрнута как бесперспективная. После этого Джош на некоторое время утратил вкус к пилотированию, однако после шести лет нуднейшей работы в Хьюстоне судьба снова поманила его миражем мечты.

Марсианская миссия! Джошуа получил приглашение и, конечно же, изъявил желание. Снова отбор, переподготовка – ионный привод всё-таки, – практика, испытания… И тут вдруг – представьте! – к исходу третьего года сверху просачиваются слухи, что ионный привод использовать не будут и ожидается полная модернизация миссии.

Джошуа не поверил сначала, но через пару дней его вызвали для конфиденциальной беседы, в ходе которой (в присутствии какого-то плюгавого гражданского типчика) сообщили, что ему, Джошуа Россу, предлагается перевестись в службу наземного обеспечения, поскольку в группу переподготовки он не попадает по возрасту. Сорок четыре года – не шутка. Реакция не та, хуже со зрением. Кроме того, новый привод ещё не апробирован, когда ещё закончатся испытания…

Росс взбрыкнул. Сказал, глядя в упор на гражданского мухомора: «Я пилот, а не клоун и не подтирка для начальственной задницы. Идите вы сами… бумажки с места на место перекладывать». Сказавши это, он вышел, громыхнул дверью, но в коридоре его нагнали.

– Погодите, господин пилот! – услышал он сзади.

– Чего? – нелюбезно осведомился он, обернувшись на голос.

Звал тот самый гражданский. И вот что выяснилось к великому удивлению Джошуа: тот, кого он считал если не причиной очередного своего падения с небес на землю, так соучастником, – оказался на поверку избавителем и благодетелем. Предложил работу по специальности – водить туристический корабль с ионным двигателем по маршруту от орбитальной станции «Moon Door» к Луне и обратно.

Всё показалось странным капитану Россу в компании «Moon Attraction». Притом, что она вовсю эксплуатировала ресурсы НАСА, штаб-квартиру имела в Хьюстоне и пользовалась, по-видимому, протекцией федеральных властей, явной связи с государственными структурами не имела, публично считалась частной, да ещё и с иностранными инвестициями, коммерческой организацией. Кричала о себе на весь мир, хотя в широкой клиентуре не нуждалась – развлекательные космические туры не по карману тем, на кого реклама может подействовать. Кричать-то она кричала, и всё же часть своей деятельности скрывала с тщательностью, достойной разведывательного управления, – договор о неразглашении, подписанный Джошуа Россом вкупе с контрактом и страховыми документами, похож был на аналогичное соглашение с национальным космическим агентством, как брат-близнец.

Но это ещё что! Больше всего Джошуа удивился, узнав, что на переподготовку пилота новое руководство отводит всего лишь два месяца. До первого пробного вылета не верилось, что такое возможно, но, оказавшись после шестинедельных курсов на посту управления ионолёта, капитан Росс поверил в чудо.

Чудом был «Актеон» Великолепный. Никогда ещё не приходилось Джошуа водить такой совершенный аппарат. Порой возникало ощущение, что остроносый, похожий на нож клипер выполняет приказы сразу, как только они возникнут в мозгу капитана, и несколько раньше, чем изменится положение рукоятей. Ради управления подобным агрегатом можно было смириться с любыми странностями руководства компании, поэтому очередной, ещё более жёсткий договор о неразглашении Росс подписал безропотно. Странно, конечно, что нельзя обмениваться впечатлениями о корабле с другими участниками проекта, но это даже к лучшему. Лишней болтовни Джошуа не любил, и даже не будь запрета, вряд ли стал бы делиться с кем-то восторгами. После того как подмахнул бумаги, ему выдали ещё одну порцию документации – на этот раз об автоматическом предикторе-штурмане, – и приказали готовиться к очередному вылету. Маршрут – старт от станции «Moon Door», разгон, свободный полёт, торможение, движение по окололунной орбите (один виток). Затем снова разгон, полёт по возвратной траектории, торможение, стыковка со станцией «Moon Door». В программе перелёта – отработка взаимодействия с автоматическим штурманом под наблюдением инструктора.

Перед вылетом Росс, против обыкновения, волновался, пролистывал руководство по сотому разу, терзал себя вопросами: «А если…» Непонятно почему, но возникло у него чувство, что рейс на самом деле экзамен, после которого его поздравят с зачислением в штат или, наоборот – вызовут на ковёр и с постной миной предложат работу в службе обеспечения. «Отклонения не допускаются… – долдонил он, водя пальцем по строкам регламента. – Перед выполнением манёвра необходимо убедиться, что рукояти распределения тяги установлены в предписанное предиктором-штурманом положение… Голосовая фиксация обязательна…» Странная штука получалась: все переданные штурманом команды капитан должен был проговаривать вслух. «Как попугай», – Джошуа поморщился, но решил не артачиться и принять очередную странность заодно с попугайским скафандром, морской терминологией и манерой именовать космический корабль клипером.

Шестое чувство не подвело Джошуа – после рапорта инспектора в центр управления об окончании перелёта с отклонением от программы в пределах нормы старший диспетчер поздравил его с назначением на должность и впервые назвал в эфире капитаном, а не пилотом. Капитан Росс к поздравлениям отнёсся равнодушно – радость омрачило мелкое происшествие, случившееся в рейсе. На возвратной траектории, устанавливая ручку тяги в предложенное штурманом-автоматом положение, Росс услышал:

– А что будет, если вы ошибётесь на одно деление шкалы?

Инспектор, сидевший в штурманском кресле позади капитана, успел надоесть Джошуа до крайности. Нудил, давал идиотские вводные, травил тошнотворные анекдоты, как будто специально добиваясь ошибки испытуемого.

– Я никогда не ошибаюсь, – сказал, не поворачивая головы, Джошуа.

– А вы попробуйте. Поставьте позиционер распределителя на два-девять-семь-три вместо один-десять-восемь-два.

– Сорву стыковку. Придётся сделать ещё один заход.

– Это приказ.

Джошуа смолчал – приказ есть приказ, движки распределителя поставлены были два-девять-семь-три.

– Внимание, начинаю торможение перед стыковкой. Двукратная десять секунд, – машинально проговорил Росс и включил двигатель.

Проследил за таймером, зафиксировал отключение; затем, поджав губы, глянул на курсовую метку. Готовился разворачивать оглобли, ведь ясно же было: стыковка летит к чёрту, – но курсовая метка угодила точно в зелёный квадрат указателя цели. Джошуа мельком глянул на позиционер и едва удержался от ругательства.

Вгляделся – так и есть. Рукояти стоят один-десять-восемь-два. Мистика.

Сидеть с отвисшей челюстью некогда было, Джошуа провёл стыковку, выслушал похвальный отзыв, выплыл из кресла и последовал за инспектором на борт орбитальной станции. Принял поздравления сначала от ребят из обслуги, потом от диспетчера, но радости не испытал. Было уже такое с Джошем: лет пяти от роду, в Луна-парке на Кони-Айленд, он дёрнул на себя джойстик лунного модуля, хотел заложить петлю перед прилунением. И ничего из этого не вышло. Модуль как ни в чём не бывало опустился и мягко стал на все четыре лапы. «Враньё!» – негодовал пятилетний Джош, разгуливая по «лунной поверхности». Сорокапятилетний капитан Джошуа Росс не позволил себе усомниться даже мысленно, но потребовалось время, чтобы растворился неприятный осадок от происшествия. Капитан Росс решил впредь не отклоняться от указаний электронного штурмана, потому что не желал снова ощутить себя ряженым в мундир капитана шутом, дрессированным говорящим попугайчиком.