Текст книги "Ночь Пса"

– Никто и не говорит о прекращении следствия! – резко, не оборачиваясь, выкрикнул он. – Мы будем полными идиотами, если не вытряхнем из Гопника всего, что этот пройдоха...

– Господа Ротмистров и Кречмарь имели неосторожность поручиться перед этим проходимцем... Эти сентиментальные славянские души... – запыхавшийся Ваальде покосился на Кима. – Слово офицера и все такое...

– Офицерские погоны господа Ротмистров и Кречмарь сняли перед тем как сесть в министерские кресла! – зло отрубил Азимов, сходу вылетая на финишную прямую. – И поручились они только за то, что за господином Гопником не будет установлена слежка! Никто не мешает господам Роше и Яснову развивать работу по своему направлению...

– Ну и каков же прогноз господ Роше и Яснова? – осведомился полковник, косясь на спутников и стараясь не сбиться с рыси.

– Прогноз могу сообщить вам я! – господин секретарь явно вознамерился пробить дверь своего кабинета круто опущенным лбом, но автомат успел сдвинуть дубовую панель в сторону, прежде, чем получилось что либо худое. – Фокусы! – означил он свое видение ситуации, влетая в кабинет.

Навстречу ему, со стола, заливался мелодичной трелью видеофон.

– Фокусы, фокусы и еще сто раз фокусы! – рубил секретарь Азимов свое пророчество, хватая трубку. – Гонсало Гопник будет изводить нас фокусами и под занавес – смоется с денежками!

Он выслушал нечто, окончательно наполнившее его душу исключительно едким и сладостным ядом, и швырнул трубку на стол, как совершеннейшее доказательство своей правоты.

– Вот! – удовлетворенно воскликнул он. – Началось! Адвокат Гопник, видите ли, недоволен тем, что госбесопасность не выполняет условий переговоров. За ним, изволите ли видеть, ведется слежка!

– Где он находится сейчас? – деловито поинтересовался Роше, решительно двигаясь к столу господина секретаря.

– Хотел бы я это знать! – господин секретарь энергично воздел руки в жесте полного недоумения. – Ведь за ним же действительно не велось наблюдения! А сейчас наши умники не могут с ним связаться.

Уже почти как час – покуда мы там препирались в бункере – как Гонсало Гопник изволили убыть. И теперь Гонсало Гопник изволит не выходить на связь – он, видите ли, обиделся, что кто-то якобы сел ему на хвост! Гонсало Гопник изволит мудрить!!!

* * *

Гонсало Гопник в означенный момент и впрямь мудрил. Только совсем не в том смысле, что придавал этому слову господин секретарь. Мудрил он вовсе не на предмет денег – о них уже и речи не было – Гонсало спасал свою жизнь.

– Как Бог свят, клянусь: не знаю я, как зовут этого типа на картинке! Сколько можно не по делу долбить человека такими вот вопросами?! – как можно более убедительно простонал он, стараясь заглянуть в глаза человеку с удочкой, меланхолично сидевшему на полузаброшенном причале одясную от того места, где – мордой в озерную влагу – пребывал он сам, придерживаемый двумя коротко стриженными ребятами в положении «на четырех костях». Еще двое парней крутого вида – еле заметные в темноте почти беззвездной ночи – старательно изображали рыбаков-любителей в дюжине метров по ту и по другую сторону от места проведения беседы. Только далекие молнии подсвечивали их силуэты. Еще двое дежурили у флаера. Человека с удочкой звали Геннадием Фигманом. И кличка у него была, естественно, – «Кукиш».

– Не по делу, говоришь? – задумчиво спросил Кукиш, разглядывая тлеющий кончик сигареты, словно антикварную вещицу времен Второй Демократии. – Ребята, обслужите-ка клиента еще раз – ему полезны водные процедуры... Ты не бойся, Седой: второй раз – за счет заведения...

Оно и верно – пакет с наличностью, что Гонсало честно собирался доставить своим партнерам, был у него изъят. Изъят был и бумажник.

Так что было только справедливо, что за продолжение этого времяпрепровождения, каким бы оно ни было – плохим или уж и вовсе ужасным – платил не он.

И под ценные указания – «Тщательней, ребята, тщательней...» голова Гонсало – действительно седая – была вновь погружена в прохладные воды Ближнего озера на время, потребное для того, чтобы все остальные части тела адвоката пришли в конвульсивное движение, свидетельсвующее о его окончательной готовности расстаться с бессмертной – хотя и порядком грешной – душой.

Вообще-то душой этой Гонсало кривил даже в эту жутковатую минуту. В том, что утопят его не в этот раз, он был уверен – не полные же дурни с ним работали. И изображая ужасные мучения, он тщательно нащупывал языком болтающиеся у него во рту капсулы. Обе они вылетели из контейнера-коронки еще тогда, когда он попытался уйти из рук ребят, блокировавших его кар на выезде из Центра. Теперь главной его задачей было не перепутать проклятые фитюльки. Обе содержали весьма сильнодействующие комбинации хитрых веществ. Только действие имели совсем разное. Обошлись они Гонсало в целое состояние, но в таком деле, которым выпало ему заниматься всю жизнь, скупиться на средства безопасности не приходилось.

Железная рука, удерживавшая его голову под поверхностью воды, наконец, выдернула ее на свет Божий и рывком перевела в положение, благоприятствующее продолжению беседы.

– И ты будешь мне рассказывать сказки о том, что не знаешь, зачем человечек этот прилетел к нам на Прерию? – устало спросил Кукиш, не отрываясь от изучения кончика сигареты.

В промежутках между вспышками молний тьма кругом стояла – хоть выколи глаза. И только еле заметное зарево на западе напоминало, что не более чем в полусотне километров отсюда разгорается ночная жизнь столицы и, вообще, о том, что раскаленная, еще не начавшая остывать после тридцати с лишним часов палящего зноя Степь не проглотила все мироздание вокруг. Это убивало всякую надежду.

– Господи! – как можно более внятно выговорил Гонсало. – Ну почему вы не можете мне задавать такие вопросы, на которые я могу хоть что-то вам ответить? Почему вы меня не спрашиваете кто послал меня, где прячут этого чудака, когда и как собираются его передавать властям с рук на руки?

– А ты вот так просто и собираешься мне все это рассказать? – иронически заломил бровь Фигман. – Так вот запросто и сдашь своих клиентов?

– По-вашему это называется запросто? – Гонсало попытался пожать плечами, что удалось ему не без труда. – Да вы думаете: хоть один дурак может такое подумать, что я – я! – буду отдавать жизнь за какие-то его – дурака этого – секреты? Я, простите, на это никогда не подписывался...

– Нет, – согласился Фигман. – Таких дураков нет.

– Ну так чего тогда и болтать – «сдашь не сдашь»?.. Мне одно нужно – как можно скорее с вами попрощаться. Желательно – живому... Это, кстати, для вас куда как больше желательно, может, чем для меня со всеми моими болячками и при том, что вы меня по миру начисто пустили

Он шевельнул густой бровью с явным намерением распорядиться о повторении полезной для клиента водной процедуры, но Гонсало торопливо встрял в процесс созревания роковой команды:

– А с того, что человечек ваш сейчас находится в гостях у вам небезызвестного Адельберто Фюнфа и...

– У Мепистоппеля? – с искренним удивлением осведомился Кукиш.

– И у Энтони Пайпера... – торопливо добавил Гонсало. – У Счастливчика... – уточнил он для ясности. – И, поверьте мне, они его очень хорошо принимают... Во всяком случае, вам без моей помощи до него не добраться...

– Ты, Седой, всерьез меня напугал, – иронически скривился Кукиш. – Ну конечно – найти Счастливчика на пару с Мепистоппелем, это просто неразрешимая задача! Эти двое только и умеют, что у народа под ногами путаться... Теперь еще и в это дело влезли!

– Вы, конечно, можете думать о господах Пайпере и Фюнфе все, что вам заблагорассудится, но без меня вам на них не выйти, – воспользовавшись предоставленным ему послаблением, Гонсало с четверенек перешел на корточки. – По крайней мере, до тех пор, пока товар не уйдет... – добавил он с трудом ворочая языком.

Чертовы капсулы были на ощупь похожи, как две капли воды, и мысль о том, что шансов у него ровно пятьдесят на пятьдесят сковывала Гонсало, не давала ему решиться на что-то определенное. Он тянул время и мямлил – благо невнятность произношения его мучители относили за счет расквашенных ударом рукояти «Кольта» губ и не додумались заглянуть ему в рот.

«А что? – и уйдет, ведь, – озабоченно подумал Фигман, разглядывая слабо подсвеченную фонариком физиономию Гопника. – И, ведь, что самое подлое, так это то, что уйдет, вполне возможно, к тем самым заказчикам, на которых горбатимся тут мы... Задешево уйдет!» В слух он поинтересовался только, не принимает ли его Гонсало за дурака?

– Если это так, и ты собираешься водить меня за нос со своими засранцами, – уведомил он адвоката, то я и не подумаю свернуть тебе шею... Нет. Я тебя, милый мой, отпущу на все четыре стороны... Только перед этим звякну Рваному Руди – просвещу старика на предмет того, кому он обязан тем, что денежки «Лотос-инвеста» ушли налево...

Гонсало передернуло.

Кукиш тем временем воткнул удилище в щель утлого покрытия причала, вытянул из набрюшной сумки плоскую трубку блока связи и, почтительно набрав доверенный ему номер канала, с совершенным почтением сообщил кому-то невидимому:

– Рамон, рыбка готова... Спеклась. О, да – не так-то просто... Да нет, обошлось без сыворотки, но намучиться пришлось... Крепкий, скажу тебе, Рамон, орешек – эта наша рыбешка... Как и быть с нею дальше не знаю...

Рыбешка горько усмехнулась явным передержкам, имеющим место в описании ее – рыбешки – сопротивляемости мерам дознания, и напряглась, чувствуя приближение решающего мгновения.

* * *

Далеко от заброшенного причала, в просторном кабинете старого особняка Рамон – импозантный и корректный, словно метрдотель хорошего ресторана слегка поморщился. Потом выпустил к резного дуба потолку еле заметный клуб дыма от легчайшей сигареты. Провожая его взглядом, чтобы не встретиться глазами с тем, кто сидел напротив, он осведомился в трубку:

– А по делу – тебе нечего мне сказать?

– По делу – все очень смешно, Рамон, – тоном уверенного оптимизма сообщил Кукиш.

Он чересчур сильно напирал на то обстоятельство, что ему позволено называть шефа по имени.

– Товар забрали два пентюха из мелкоты, – объяснил он. – Можно брать тепленькими хоть сейчас...

– По именам, пожалуйста, – бархатным тоном попросил Рамон, не проявляя ни малейших признаков нетерпения, но жестко прерывая ненужный треп. – Не бойся, мы болтаем по кодированному каналу...

– Рамон, вам приходилось когда-нибудь слышать о таком Мепистоппеле? И о Счастливчике Тони... Господин Толле гостит именно у этих господ...

Услыхав истинное имя Гостя, Гонсало внутренне одревеснел. Так его еще не подставляли никогда!

В десятке километров от Ближнего Рамон резко выпрямился в кресле.

– Запомни! – голос его стал резок. – Рамону приходилось слышать об этих людях. – И никогда – ничего хорошего! У Адельберто Фюнфа – дурной глаз! С чего это он занялся киднеппингом?!

– Седой, – поинтересовался Фигман у Гонсало, – шеф хочет знать: с чего это Мепистоппель занялся киднеппингом?

– Он мне не докладывал, – хрипло ответил Гопник. – Думаю – не от хорошей жизни. Он сильно погорел на своей затее с «домашними любимцами».

Кукиш отрапортовал шефу.

– Шеф спрашивает: с какими любимцами? – ядовито улыбаясь, снова спросил он «рыбку».

– С домашними!!! – чуть не подавившись от злости капсулами, сдавленным голосом ответил Гонсало. – Не в этом дело! Денег у Фюнфа нет, вот и пошел он необычным ходом...

– С домашними, – передал Кукиш шефу. – А пес их знает! Короче говоря, денег нет у Мепистоппеля – вот он и выкинул номер.

* * *

Тот, кто сидел напротив Рамона, положил наушник на стол.

– Нет денег... – сказал он в пространство. – Купи у него гостя. Тогда у Мепистоп... пеля будут деньги. Все будет хорошо. Не надо много насилия. Дай ему много кредиток... Большое количество...

– Здесь кредитки не принимают – сколько раз объяснять, – Рамон надавил глушилку на своей трубке. – Кредитки – там, в Большом Космосе. А здесь – штуки и лимоны. Как на Святой Анне. А там – у них – все как на их любимой Древней Руси, при Демократии. Причем, в лимоне вовсе не сто штук, как обычно у нормальных людей устроено с деньгами, а тысяча. Это ты тоже все время путаешь...

– Нет, – подумав, сказал тот, что сидел напротив, – при Демократии в Древней Руси были рубли. И копейки. А при Республике – штуки. И лимоны. Так назывался фрукт...

– Он и сейчас так называется! – с досадой остановил речь собеседника Рамон. – Могу угостить.

– Очень хорошо. Значит, дай Мепис... топ... пелю большое количество лимонов. Только не таких, которыми угощают. Таких не надо... У вас все очень запутано...

– Очень, – согласился Рамон.

Отпустил глушилку и продолжил – в трубку:

– Слушай, я думаю – не надо крови... Просто передай Фюнфу, что Рамон заплатит вдвое против господ акцизных – и все...

– Лады, – с некоторым разочарованием вздохнул Кукиш. – Значит так: запускаю к Мепистоппелю нашу рыбку...

Рыбка облегченно вздохнула.

* * *

Тот – напротив – снова положил наушник на стол.

– Не надо запускать рыбку, – сказал он Рамону. – Не надо много свидетелей.

Рамон потер лоб.

– Не надо... – сказал он Кукишу. – Не надо большого количества свидетелей... Тьфу...

– Как? – переспросил Кукиш. – Каких свидетелей?

Рамон вздохнул.

– Лишних. Я говорю – лишних свидетелей не нужно... Ты сам только что говорил, что можешь брать эту компанию тепленькими. Сам с ними и поговоришь... Без посыльных рыбок.

Лик Кукиша омрачился. Но голос не дрогнул.

– Без проблем. Ну, рыбку тогда – что? Рыбку тогда прикопаем. В лесополосе...

Гонсало дернулся и раскусил капсулу. Наугад.

– Шеф, – прервал Кукиша один из подручных, – у вас клюет...

Он кивнул на почти невидимый во мраке поплавок.

– Ишак, – сухо заметил Фигман. – Это я не вам, шеф...

Он придавил глушилку.

– Там наживки – никакой, дубина!..

* * *

Рамон задумчивым взглядом провожал к потолку еще одно невесомое колечко легчайшего табачного дыма. Он не спешил с санкцией на захоронение адвоката Гопника в пригородном лесонасаждении. Как всякий опытный руководитель он избегал принимать решения, ведущие к необратимым результатам.

* * *

– Все равно – клюет... – настаивала на своем упрямая шестерка.

И впрямь: поплавок демонстрировал все признаки наличия клева.

Все уставились на него как загипнотизированные.

Адвокат Гопник с облегчением прислушивался к тому, как по его телу разливается неприятное, покалывающее тепло. Он раскусил ТУ капсулу.

– Здесь раньше корейцы карпа разводили... – задумчиво заметил второй из подручных. – Глупая, между прочим, рыба... Пузырь ставлю...

* * *

– Решай сам... – определил Рамон свой вердикт.

Запоздав на две-три десятых секунды.

* * *

Не дожидаясь, пока ее прикопают в лесополосе, рыбка резко – и совершенно неожиданно – сиганула головой вниз – под мостки, солидно обдав брызгами всех присутствующих.

– Стрелять? – осведомилась первая шестерка, утираясь и держа пушку на готове.

– Нет, зараза – глаза таращить!!! – заорал Кукиш, всаживая в потревоженную воду заряд за зарядом из своего армейского бластера.

Проклятое оружие, к сожалению, работало почти бесшумно и не давало никакой психологической разрядки. Только вода вскипала там, куда ударял заряд – громадными пузырями – да выброшенный из них пар туманом стлался по-над темной гладью.

Вся компания сосредоточенно расстреливала поверхность Ближнего минуты три-четыре, и всю дорогу Рамон интересовался по блоку: что там у них происходит. Потом Кукиш махнул стволом самому мрачному из своих ассистентов и тот полез под мостки причала. Долго там сопел, светил фонариком и матерился. Кукиш, тем временем, приглушенно объяснялся по блоку с шефом, используя по инструкции иносказания – код кодом, а все-ж береженого Бог бережет... Ясности выдаваемому им тексту это не прибавляло.

* * *

– Парень, кажется, вконец спятил, – сказал в пространство Рамон и, морщась, положил трубку на стол. – Но так или иначе, Гопника они, видимо, только что угрохали. При попытке...

Сидевшему напротив это было совершенно безразлично.

* * *

Первая шестерка озабоченно наклонилась над темной водой.

– Во, какая херня вышла... – задумчиво сказал мордоворот. – Кажется, и впрямь, утоп...

Кукиш зло рванул из настила удилище. Здоровенная рыбина описала в ночном воздухе широкую дугу, грянулась в пучину вод и там исчезла.

– Сорвалось... – констатировал положение дел мрачный «водолаз».

Небо прорезала ослепительная молния и на землю Прерии обрушился дождь.

* * *

Короткая гроза уже сходила на нет, когда запыхавшийся и мокрый Тони подоспел к «Фольксвагену» в котором, приняв максимально скептический вид, его поджидал Адельберто Фюнф. «Фольксваген» был припаркован в заброшенном дворике полуобитаемого и давно намеченного под снос квартала.

– Контрольное время кончилось, – доложил Счастливчик, – и в контрольном месте Гонсало не появился...

– Значит, ложимся на дно, – сухо распорядился Адельберто.

– Ключи от «Проката» у тебя? – деловито спросил Тони, хлопая себя по карманам.

– У меня, – пожал плечами Мепистоппель. – На кой черт они тебе сдались? Там нам сейчас и носу показывать не стоит...

– Понимаешь... – Тони смущенно почесал в затылке. – Кисет у меня там остался. А в кисете – Трубочник...

– Совсем ты рехнулся с этими бабушкиными сказками! – фыркнул себе под нос Адельберто.

Однако ключи все-таки кинул на сиденье. Суеверия своего партнера он таки уважал.

– Если завалишься, я тебя, дурака, вытягивать не стану... – сварливо предупредил он.

И, подумав, добавил:

– Напрасно мы его одного оставили... Хоть и под замком, а все же...

– Бинки его держит под контролем не хуже, чем мы оба вместе взятые... – скорее предположил, чем уверенно заявил Счастливчик.

– Знаешь, – тоскливо глядя в пространство, продолжал Адельберто, – мне кажется, что он – наш гость – напрочь не представляет себе своего положения... Он и в самом деле воображает, что он у нас в гостях... И потом... Не обижайся, Тони, но у меня такое впечатление, что... Что Бинки на него как-то не так реагирует... Это аномалия какая-то... Я имею ввиду этого чудака... У него, вроде, что-то вроде общего языка с собаками...

Словно вспомнив о чем-то, Тони вытянул из наплечной кобуры свою «пушку», проверил глушитель и, прицелившись в мелкое архитектурное излишество на глухой стене напротив, нажал спуск. Револьвер послушно и сравнительно тихо пукнул, и цементная финтифлюшка разлетелась в пыль. В стенке осталась здоровая – в палец – дыра.

Адельберто вздрогнул.

– Что за идиотские шалости? – спросил он зло.

– Так... – задумчиво ответил Тони, вертя револьвер в руках. – Ничего... Просто, похоже, наш Гость имеет общий язык не только с собаками... Ну ладно, я пошел. Скоро вернусь.

* * *

Дождь рушился на лобовое стекло кара, в котором, нахохлясь, сидели двое удрученных выпавшей им задачей сыщиков, гудел по его крыше, с плещущим шелестом заливал все пространство вокруг. Бледными пятнами проглядывали сквозь него огни уличных фонарей, усилиями муниципальных служб в изобилии понатыканные окрест.

Провал миссии адвоката Гопника, точнее – его исчезновение с вверенными деньгами и секретами, снова взвалило на плечи Кима и усатого комиссара ответственность за немедленное разыскание Гостя.

Это, само по себе, было достаточным поводом для кручины – и не малой.

И, все-таки, что-то еще мучало Кима – что-то, вроде, совершенно постороннее и, в то же время что-то такое, что занозой сидело в его подсознании еще с момента разговора с блаженным доктором Кушкой. Нет – это началось где-то раньше – еще до того, как его вызвали пред светлые очи господ министров.

Ким энергично потер лоб, помял в ладонях уставшее лицо.

Вспомнил.

Вообще-то, это – то, что пришло ему на ум – было «совсем из другой оперы», но все-же... Агент на Контракте положил руки на руль и тронул кар в направлении Ратуши. Роше, устроившийся на заднем сидении, не выразил никакого возражения против такого вот выбора маршрута – он, похоже, вообще задремал в тепле и скупом уюте салона полицейской «тачки». Или – может быть – впал в глубокую задумчивость.

На подъезде к Ратуше Ким уже собирался окликнуть своего напарника – тому не мешало глотнуть еще кофе и просушить шляпу в мало-мальски удобном кабинете, но тот вовремя встрепенулся сам и даже подал повелительный жест, показывая, что причалить к тротуару стоит поближе к служебному входу. Ким и в самом деле позабыл, что на Прерии не штрафуют полицию за нарушение правил парковки.

* * *

Пустынные ночные коридоры Ратуши встретили их готической, таинственной тишиной, заполненной, сочившимся извне шелестом дождя и неистребимым – тонким и прогорклым – ароматом присутственного места ночью. Единственный служащий, кемаривший в стеклянном загончике у пульта электронной охраны, откровенно удивился столь позднему появлению господ из полиции, так не к стати аккредитованных во вверенных его заботам аппартаментах. Такого в Ратуше, судя по всему, отродясь не видали.

Отперев кабинет, Ким крепко почесал в затылке и решительно направился к сейфу и принялся вытаскивать из него унылые папки распечаток по делам прошлых лет – те самые, которые он надеялся позабыть на те несколько дней, которые – о Господи, как давно это было – господин секретарь столь любезно предложил ему провести в компании высокого Гостя планеты.

Роше некоторое время не без любопытства наблюдал за ним, потом, не задавая вопросов, прикрыл дверь кабинета, сунул себе в усы свою «носогрейку» и, раскочегарив ее, занял позицию у окна, с живейшим интересом наблюдая низвергающуюся вниз по стеклам Ниагару.

– Заварите кофе, комиссар, – бросил ему через плечо Ким. – Не стесняйтесь, – вытаскивайте пакет из моего стола... Я вот только разберусь с этой канителью...

Тут, наконец, искомая папка попалась ему в руки.

«Дополнительные материалы, – было означено на потертой этикетке, – к представлению Прокурора Объединенных Республик, Председателю Высшей Комиссии по вопросам аппеляций и ужесточений. Тема: Предприятие „ШЕСТЬ ПОРТОВ“ – судебный процесс над.» Папка эта – точнее, ее содержимое – в свое время поразили Кима только тем, что никакого отношения к порученному ему архивному розыску не имели и иметь не могли. Киму платили за то, что он проводил анализ дел полувековой давности по причине предъявления потомками невинно пострадавших имущественных претензий к Федеральному Управлению Расследований, как к правоприемнику какого-то филиала Имперской ГБ. «Дополнительным же материалам» было от силы лет пять-шесть. Ну – семь.

Вообще, трудно было сказать, к чему они могли иметь отношение – уровень допуска на папке «Дополнительных материалов» был означен как восьмой, уровень допуска Кима на тот момент, когда папка легла на его стол был означен как пятый, а сам процесс предприятия «Шесть портов» здешние особисты загнали аж под третий уровень доступа, и в тот момент, ознакомиться с сутью дела у Агента на Контракте было значительно труднее, чем узнать лично у Бога точную дату Апокалипсиса и Страшного Суда. То, что архивный робот отоварил его еще и этой папкой было типичным примером бюрократического маразма: где-то – как и полагается в таких случаях – на предпоследней странице – в «Доп. материалах» ни к селу ни к городу упоминался невинно осужденный – за сорок лет до того – Клаус Мильштейн, и вот – извольте, господин Агент, перелопатить триста девятнадцать страниц под копирку отбитого неразборчивого текста, чтобы сообразить, что непосредственной причиной твоим трудам послужила всего-навсего идиотская фигура красноречия в записи «особого мнения» адвоката Александра Пареных. Чтоб ему ни дна ни покрышки!

Пареных... Так – хорошо, что он запомнил эту забавную фамилию. Это где-то здесь... Так... Так – вот оно:

«...Материалы, относящиеся к контактам подсудимого, имевшие место непосредственно на планете Чур, в частности его контакты с представителем Оружейного Цеха Толле...»

Того самого Толле?

«...включены в материалы Процесса необоснованно. Более того, лица, инициировавшие расследование таких контактов должны быть подвергнуты административному наказанию в связи с прямым нарушением действующего Дипломатического Протокола по Цивилизации Чур и распоряжений Аппарата Президента от...»

Так. Это – мура. Дальше... Где еще упоминается этот Тор-Оружейник?

«...Имеется прецедент – более, чем тридцатилетней давности – речь идет о приснопамятном процессе Дорна, Мильштейна и Кучкина – когда подобного рода некомпетентное расследование повлекло за собой...»

Вот оно – дурацкое упоминание о несчастном Клаусе...

«...В этой связи, в обвинительном акте следует сохранить лишь формулировку, характеризующую деятельность подсудимого как...»

Так – про Тора больше ни слова, только про подсудимого... Как этого-то хоть зовут? Или звали... Нигде в «Особом мнении» – как это они ухитрились? Кстати – резолюция премьера... Отменно неразборчиво.

Глава кабинета министров мог бы писать по-понятнее... Ага – расшифровка:

«Особое мнение адвоката Пареных принять ко вниманию, дело направить на повторное слушание в ВС».

Надо до господина адвоката непременно добраться... Надо! Так как все-таки зовут подсудимого? Ведь – Черт возьми! – читал же тогда... Какая-то скандинавская фамилия, простая очень... Нет – лучше склероз, чем такая память! Ищем в других распечатках... Подсудимый, подсудимого, подсудимым, о подсудимом... Блин! – Ведь зовут же его как-нибудь!?

Или звали... – снова та же мысль... Ага – вот: «Обвиняемый П. Густавссон...» Обвиняемый и подсудимый – это одно и то же лицо? Или разные? А информационная сеть нам на что? У нас теперь доступ могучий...

«– SUBJ 1: Густавссон П.,

SUBJ 2: Предприятие «Шесть Портов»,

SUBJ 3: Процесс по делу – см предыдущий.

SUBJ» – ВАШ ДОПУСК, СЭР?»

На тебе мой допуск, скотина!..

Ким откинулся в кресле, ожидая ответа Сети. Заинтересовавшийся его занятием комиссар подрулил к нему сзади, имея на вооружении объемистую чашку с кофе и булочку. Значит успел не только заварить кофе, но и потревожить буфет-автомат в коридоре. И когда только?

– На «Дело „Шести Портов“ вышли? – поинтересовался он у Кима. – Темное было дело. В духе Имперских политических процессов. Такое тогда было м-м... поветрие... Народу посадили – тьму. И пресса – ни гу-гу. У нас могут заставить молчать, когда надо...

«– ГУСТАВССОН ПЕР»

Сеть выдала дату рождения, номер сертификата страховки и прочие стандартные параметры по личностному запросу:

«СПЕЦИАЛЬНОСТЬ – ОБОРОННАЯ ФИЗИКА. ДОКТОР ФИЛОСОФИИ.

ОСУЖДЕН ЗА РАЗГЛАШЕНИЕ ГОСУДАРСТВЕННЫХ СЕКРЕТОВ ОБЪЕДИНЕННЫХ РЕСПУБЛИК ПРЕРИИ-2 В КОРЫСТНЫХ ЦЕЛЯХ (ШПИОНАЖ) НА ПРЕБЫВАНИЕ В ИСПРАВИТЕЛЬНОМ УЧРЕЖДЕНИИ СВОБОДНОГО ТРУДА СРОКОМ 10 ЛЕТ. В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ ОТБЫВАЕТ НАКАЗАНИЕ В ИУСТ N 45/812. ПОВЕДЕНИЕ – ПРИМЕРНОЕ, N ЗАКЛЮЧЕННОГО П-1414.

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СВЕДЕНИЯ: ПРИНИМАЯ ВО ВНИМАНИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ПСИХОХИМИЧЕСКОЙ ОБРАБОТКИ («СТИРАНИЕ ПАМЯТИ») ПРИМЕНЕННОЕ К SUBJ НЕПОСРЕДСТВЕННО ПЕРЕД АРЕСТОМ И ПОВЕДЕНИЕ SUBJ В МЕСТАХ РЕАЛИЗАЦИИ СВОБОДНОГО ТРУДА SUBJ ПЕРЕВЕДЕН НА ОБЛЕГЧЕННЫЙ РЕЖИМ СТ – АГРОТЕХНИЧЕСКИЕ РАБОТЫ.»

«Психохимическая обработка...» – пробормотал Ким.

Роше многозначительно хмыкнул. Потом щелкнул в воздухе пальцами.

– Однако, тип вменяем. И еще как, если ему вкатили-таки полную десятку...

Не говоря плохого слова, Ким вызвал на дисплей своего «ноутбука» меню уже загруженного туда накануне досье на Торвальда Толле. Выбрал «трекболом» пункт «титулы» и прочитал:

«Торвальд Толле из стаи Толле, Подопечный Харра. Оружейник».

Вот так. Читать надо определения. Ким выбрал пункт «контакты» и уточнил:

«Густавссон Пер».

Без всякого промедления на экране высветился аккуратный прямоугольник текста:

«Т.Т. поддерживал постоянный контакт с П.Густавссоном в течение 10,5 лет, во время пребывания последнего в служебной командировке в Системе Чур.

Мотивировка: совместная работа по проекту «Клеймо».

В дальнейшем, активно поддерживал переписку (см. файл «Correspondence»)».

– Кто там у вас заведует Заведениями Свободного Труда? – повернулся Ким к Роше. – Надо срочно выдернуть этого Густавссона сюда...

Ким вывел на экран бланк стандартного вызова-запроса.

– Да, этот человечек может оказаться полезен... – задумчиво промычал Роше и переложил трубку из одного угла рта в другой. – Но не вздумайте посылать официальный запрос Верховному Коменданту. Тогда сдвиг крыши вам обеспечен. Потревожьте Азимова. Ему слово достаточно сказать – и вашего шведа сюда припрут спецрейсом..

– Разумно, – согласился Ким, пододвинул к себе блок связи и залпом проглотил успевший остыть кофе.

* * *

Харр остановился. Здесь было безопасно – в густых зарослях на краю невероятно огромного по его – Харра – представлениям парка. В нем только центральные аллеи были подсвечены декоративными светильниками, хитроумно спрятанными от глаз гуляющих. Гуляющих, впрочем, почти и не было.

Все в этом новом для него мире было необычно. Прежде всего, это был мир, пропитанный жизнью. Запахи тысяч живых существ пронизывали его.

Запахи неведомых трав и пыльцы неведомых цветов, запахи старых, хорошо обжитых человеческих жилищ, запахи выделанных кож и дерева – словно пропитанного прикосновениями людей. И очень мало было так хорошо ему – Харру – знакомого запаха мертвого металла, смазки и ржавчины. Оружия и ненависти. И почти совсем не было здесь радиации.

Она скорее всего просто почудилась ему пару раз – только и всего.

Это настораживало. Даже гроза и электричество грозы здесь были другими. Но он все же воспользовался случаем, чтобы подзарядить себя и почувствовал, что сил у него прибавилось.

Это был мир разрушенных стай – он понял это сразу и теперь находил этому все новые и новые подтверждения. Люди здесь бродили в одиночку и толпами, группами по двое-трое – но не стаями. И Братья – это было больнее всего – Братья: одинокие, потерянные, одичавшие и забывшие язык...

Не удивительно, что Тор потерялся в этом мире. Это была его – Харра – вина. Нельзя было давать этим здешним – вконец одичавшим – людям никакой возможности разделить их... Но ведь они были так добры...

Добры и деловиты... Вот это и должно было насторожить его – именно это! Здесь в этом мире никто – разве что малые дети были исключением – не несли в себе Подвига. Все были зараяжены Делом... И еще было странно – Тор не звал его. Если бы Тор был мертв, Харр догадался бы об этом. Нет – Тор был жив и не звал его! Он всегда был непослушлив и непредсказуем – младший Тор. Но сейчас это превысило все границы!

Харр успокоил себя, несколько раз вдохнув прохладный и очень вкусный после грозы – надо это признать – воздух чужого мира, и попробовал снова настроиться на душу непослушного Тора. Здесь это было дьявольски сложно: души жителей Прерии, похоже, вовсе не знали порядка. Все они галдели одновременно, заполняя череп Харра какой-то бестолковой, суетливой и неприятной хмарью. И каждая душа галдела по-своему и о своем. Положительно, с этим народом невозможно было иметь дело...