Текст книги "Не предать время своё"

Ну и… они же мужчины, а потому не ходят с пустыми руками: у них всегда прибережено ружьё – летом украдкой охотятся на выводок уток, к осени – на зайцев.

Тимир не знал, сколько бы продолжалась такая привольная жизнь… но однажды завёл с ним разговор работающий в их газете корректор. Всегда чисто и опрятно одетый, в очках, Роман Данилович был подлинным якутским интеллигентом. Он выпустил небольшую книгу стихов, в своё время в Якутске общался и дружил с писателями и учёными саха.

– Ты бы о будущем подумал, Тимир… – сказал он однажды.

Тимир удивился. Ему казалось, что он неплохо работает и вроде всё здесь его устраивает.

– Тебе надо расти, – Роман Данилович поправил очки. – У тебя есть способности, можешь хорошо писать, творить… Село оно и есть село, хочешь по-настоящему развиваться – надо ехать в город, там простор для возможностей. Большие изменения наступают в нашей жизни. Для пишущего человека это будто начать с чистого листа…

Слова старого журналиста были близки сердцу Тимира, он воспринял их как благословение.

Великая долина Туймаада, куда вечно рвалась душа саха, – дорогой наш город Якутск! Испокон веков люди из сельской местности в поисках работы и счастья стремились сюда.

Но найти себя в большом городе с кипящей бурной жизнью подобно выигрышу в лотерее. Кому повезёт, кому нет. Это понимает каждый, кто хоть однажды поднимался на высокую сопку Чочур-Мурана. Оттуда сверху видно, как, опираясь на берег извивающейся матушки-реки Лены, далеко, на сколько хватает взгляда, простирается зелёная долина. Это Великая Туймаада, где расположился город Якутск.

Длинные улицы. Большие каменные и деревянные дома. Широкие площади. Тянущиеся в небо толстые столбы дыма. Административные здания с высокими потолками. Школы – начальные, средние и высшие. Дорогие магазины, полные изделий из серебра и золота. Банки с неисчерпаемыми средствами. Столовые, кафе, рестораны. Высокие суды и тюрьмы. Гирлянды ночных огней. Люди: добрые, злые, жадные. Нарядные женщины с накрашенными губами. Руководители и чиновники с толстыми папками. Богатые и бедные. Писатели – поэты и прозаики. Битва умов, конфликты интересов. Гонка за временем. Бег за счастьем. Неутомимая энергия. Песни и танцы, веселье и смех…

Это и есть Город.

От того, какую партию ты сыграешь на этой чёрно-белой шахматной доске, какими фигурами будешь двигать, то есть от тебя самого, от твоих мыслей, возможностей, умений, талантов, терпения – и, конечно же, от превратностей судьбы – зависит вся твоя жизнь. Это уж как фортуна улыбнётся… Можешь приехать сюда с чемоданчиком в руке, и через лет пять никто тебя не узнает: будешь разъезжать на дорогой иномарке, жить в каменных хоромах, иметь движимое и недвижимое имущество. А можешь, как это написано у нашего классика Алампы, проиграть свою последнюю корову и пойти по миру…

Город встретил Тимира кипучим котлом жизни. Якутск похож на развороченное пчелиное гнездо. То и дело устраиваются митинги и собрания, создано множество ассоциаций и общественных движений, объединяющих людей с разными взглядами. Часто слышатся слова «свобода», «демократия», «суверенитет».

В Доме печати Тимира радостно приветствовали давно ему знакомые ребята – журналисты Стас и Дима: «Вот и хорошо, будем вместе работать!»

Устроился корреспондентом во вновь создаваемую газету. Высокий для саха, очень спокойный и мягкий главный редактор газеты Гаврила Васильевич, подписывая приказ, сообщил:

– Вопрос с жилплощадью будет самым сложным, большинство наших работников не имеют собственного жилья. Во всём остальном будем помогать.

Работа не заставила себя ждать.

На следующий день их со Стасом отправили на большое собрание демократических сил. Широким шагом они прошлись по улице Ленина до места предстоящего собрания и переступили порог просторного зала.

Людей было много. В первых рядах отдельными группами расселись руководители партий и общественных объединений. Вот коммунисты: словно пленные японские солдаты, они скромно заняли места с краю. По их внешнему виду и поведению этого не заметно, но над ними, словно туман, витает дух их пленённой идеологии и веры. А как иначе?.. Огромная всесильная армия, целый Советский Союз, властвовавшие семьдесят лет убеждения в одночасье были разрушены, и настало смутное время, когда непонятно, что будет дальше и куда теперь повернёт жизнь.

Между рядами скамеек уверенно прохаживался стройный, выше среднего роста якут и раздавал бумаги – видимо, тезисы своего доклада.

– Это Тимофей Васильев, вице-президент объединения «Саха омук», большой патриот, болеющий за свой народ, – показывал Стас товарищу присутствующих.

Светловолосый симпатичный русский парень, человек с большим носом, в очках и при галстуке, бойкий на вид молодой саха и похожий на кавказца черноволосый худощавый мужчина склонили друг к другу головы и о чём-то совещались.

– Неформалы. Наверняка затеют какое-то противостояние и спор! – не заставил себя долго ждать комментарий Стаса.

В боковую дверь вошёл невысокий человек, похожий на корейца или маньчжура, одетый в серый свитер, с еле заметными под носом редкими усами, и неторопливо двинулся к передним рядам. Это был Степан Афанасьев – учёный, продвигающий традиционные верования саха, опубликовавший множество газетных статей на эту тему.

Один за другим в зал входили лучшие представители якутского народа, самые вольнолюбивые и смело мыслящие. «Наверное, и во времена Октябрьской революции было так же. Время перемен всегда выводит на передний край самых отважных и непреклонных», – размышлял Тимир.

Разговор и споры велись о будущем Якутии. СССР распадался, союзные республики одна за другой начали выходить из его состава, заявлять о суверенитете, создавать отдельные государства. Земля Саха тоже должна решить свою судьбу…

Начались выступления. Вышел лидер коммунистов и привычным «ораторским» голосом заговорил о том, что в республике живёт много разных народов и игры в суверенитет могут развалить всю Россию. Нашлись и те, кто заявлял – поскольку появилась возможность стать свободным государством, надо требовать независимости. Вскочили радикалы. Выкрики с мест переросли в перебранку.

В это время сообщили, что выступит председатель Верховного Совета ЯАССР.

Крепкого телосложения человек с чёрными вьющимися волосами уверенно, неторопливой походкой поднялся на трибуну. Твёрдо оперся о неё двумя руками, несколько мгновений постоял молча, оглядывая зал. При этом бурлившие ряды, где до этого все шумели и кричали, стали успокаиваться и постепенно затихли. «Вот это глыбища! Какая воля и сила – одним своим появлением угомонил весь зал…» – с восхищением подумал Тимир.

– У нас с Россией одна неделимая судьба, – докладчик говорил медленно, уверенно. – Но со времён Сэсэна Аржакова[57]57
  Сэсэн (Алексей) Аржаков – один из лидеров якутского самоуправления, в XVIII веке отстаивал интересы северного края на высшем уровне перед царской властью Российского государства.


[Закрыть] самоуправление является глубоким чаянием, мечтой и целью нашего народа. Если мы придём к взаимопониманию и претворим в жизнь разделение властных полномочий, Россия станет только сильнее, и её ждёт великое будущее!..

Тимир уходил с собрания с чувством сопричастности к изменяющим век большим событиям, с воодушевлением и просветлёнными глазами…

Написанные Тимиром Поповым репортажи, интервью и аналитические статьи замелькали на страницах газеты.

Город богат на темы для публикаций. С радостью ездил и в командировки на село. Кроме того, в его планах значилось встретиться с известными людьми саха, поговорить и записать беседы с ними. Журналисту это всегда пригодится, мелькала и мысль, что когда-нибудь удастся выпустить книгу.

Первым делом узнал адрес и отправился к любимому писателю саха Амме Аччыгыйа[58]58
  Амма Аччыгыйа (Николай Егорович Мординов) – народный писатель Якутии, известен также как автор книг для детей, публицист, переводчик.


[Закрыть], который жил в одной из квартир каменного дома в центре города, возле Дома охотника, построенного в виде урасы.

Когда Тимир позвонил в дверь и вошёл, молодая женщина (кажется, дочь хозяина) собиралась уходить на работу. Она проводила гостя в дальнюю комнату.

Писатель, подаривший народу светлый, немеркнущий в веках роман «Весенняя пора» с его искромётным языком, сидел за столом. Маленького роста, худощавый и скромный на вид, в простой серой рубашке. За ним в шкафу выстроились ряды тонких и толстых книг.

Он обрадовался гостю, оживился, одарил искренней улыбкой. Видно было, что скучает без собеседников.

– Здравствуйте, Николай Егорович, я журналист… – Тимир подошёл к любимому народом саха человеку, пожал его руку и мягко обнял за плечи.

Бедный старик ничего не слышал, был уже совершенно глух. Но поговорить хочет, догадался, что пожаловал корреспондент. Высоким, резким голосом, не дожидаясь просьбы, начал рассказывать.

– С тех пор, как ушли мои сверстники и собратья Семён Данилов, Болот Боотур, Кюннюк Урастыров[59]59
  Семён Данилов, Болот Боотур, Кюннюк Урастыров – якутские литераторы времён СССР.


[Закрыть], мне стало так одиноко, совсем вот ослаб… – Он заметно загрустил. Затем безо всякого вступления начал рассказывать об Ойунском[60]60
  Платон Ойунский (Платон Алексеевич Слепцов) – писатель, учёный-филолог и общественный деятель, основоположник якутской советской литературы.


[Закрыть]. – Вот, дружище, как-то раз Платон Алексеевич неожиданно влетел в мою комнату, увидел на моём столе портрет Маяковского и спросил: «Ой, а зачем ты поставил здесь этого дурака?» А я ему: «Что ты говоришь, Платон Алексеевич, это же наш великий пролетарский писатель!» – «Кто он, если не дурак, раз задумал покончить с собой?» – не задумываясь заявил Ойунский.

Тимир долго сидел, с интересом слушая рассказы Аммы Аччыгыйа.

Была в жизни Тимира ещё одна незабываемая встреча: он побывал в гостях у Сомоготто[61]61
  Сомоготто (Семён Иванович Николаев) – создатель угро-самодийской теории происхождения народов Якутии. Псевдоним образован от слова «сомоҕо» (якут.) – «цельный, единый, сплочённый».


[Закрыть] – крупного учёного, этнографа, имевшего особый взгляд на происхождение якутов.

Этот выдающийся представитель народа саха обладал таким же несгибаемым характером, как и выбранный им псевдоним. Его научный взгляд об автохтонности населения земли Саха – что оно ниоткуда не прибывало и образовалось здесь – в советские времена никак не вписывался в официальную идеологию. К тому же, если будешь отстаивать свою точку зрения и спорить, ты мог стать изгоем. А когда против тебя идёт и давит своей мощью не один-два оппонента, а целая система… разве можно сосчитать, сколько талантливых и смелых мыслью людей это сломало и согнуло?..

Выгоняли с работы, задвигали, не печатали. Что может быть страшнее для человека творческого, с исследовательской жилкой?.. Тимир обо всём этом знает лишь понаслышке. Но хотя он никогда не увлекался наукой и был мало знаком с этой темой, его заинтересовала судьба этого самобытного учёного, интересной личности.

Городская семья, живущая в обыкновенной хрущёвке. Коренные якутские интеллигенты… Светлолицый, стройный человек высокого роста и, как говорят саха, «чистой внешности», вышел из комнаты. Он оказался очень приветливым и весьма разговорчивым. Его жена Варвара Николаевна, немолодая женщина, в облике которой явно проглядывали высокая культура и хорошее воспитание, пригласила в пустую комнату и создала все условия для беседы и работы. Тимир включил диктофон.

Семён Иванович давно ослеп на оба глаза, но продолжал писать и заниматься научной работой. Книги не выходят, статьи не печатают. Единственная отдушина, через которую можно «выйти в народ», – радио. Когда идёт какой-нибудь прямой эфир с вопросами по телефону, он пользуется возможностью высказать своё мнение. Да и то если редакторы это пропустят…

Когда заканчивали разговор, Варвара Николаевна позвала в гостиную, где накрыла богатый стол, ему даже налили рюмку вина. Тимиру как корреспонденту приходилось бывать во многих учреждениях и солидных домах, но не помнит такого гостеприимства… Только потом, много после, он понял, как дорог был для учёного, отстранённого от профессии, взгляды которого были запрещены, интерес к его идеям и работам хотя бы одного человека. И это была благодарность его семьи за внимание.

Возле дверей Семён Иванович сказал:

– Сынок, не потеряй то, что записал на этой кассете. Когда-нибудь мои работы вернутся к жизни, тогда ты продашь это и станешь миллионером…

Конечно, это было сказано в шутку, но сквозь слова явственно проглядывала непоколебимая вера учёного в свою правду.

Освобождение

Эркин вышел со двора колонии и полной грудью вдохнул воздух свободы. Накрапывал холодный весенний дождик, и он с наслаждением подставил ему лицо.

Его охватило волнение. Никто не встречал, переодеться было не во что, поэтому вышел прямо в пропахшей потом рабочей одежде. Начальник лагеря, подписав бумагу об освобождении, вручил ему со словами: «Больше не нарушай закон. Чтоб ноги твоей впредь здесь не было!» Эркин хотел было огрызнуться: «А вы расскажите мне, в чём была моя вина!» – но радость освобождения переборола чувство обиды, и он смолчал.

Тихо дребезжа, автобус въехал в город, покатил к центру.

…Новая жизнь. Новые люди. Новый город. Из окна автобуса было видно, как везде стремятся ввысь многоэтажные современные дома, как много нового появилось на улицах. Если бы Эркина отвезли и оставили в каком-нибудь из микрорайонов, он бы точно заблудился. До того Якутск изменился, не узнать!.. Как много, оказывается, значат пять лет в жизни человека… Если бы всё это время он был на свободе, сколько всего удалось бы достичь! Однокурсники, наверное, все окончили университет, трудятся, давно уже завели семьи, детей…

Первым делом Эркин решил привести себя в порядок, купить нормальную одежду. Побродил туда-сюда в городской толпе, обходя магазины, взбираясь по высоким лестницам, открывая и закрывая разные двери. Приобрёл новую рубашку, брюки, туфли, лёгкую куртку. Грязную тюремную робу выкинул в мусорный ящик за магазином.

В примерочной изучил свою внешность. Из зеркала на него смотрел много повидавший в жизни мо́лодец с загорелым лицом и дерзкими чёрными глазами, в которых затаилась непреходящая то ли печаль, то ли обида. Еле заметный шрам над бровями и жилистые, сильные руки свидетельствовали о том, что он прибыл из мест, куда мало кто рвётся по доброй воле.

В городе чуть ли не на каждом углу появились небольшие кафе с летними беседками и террасами, где можно посидеть и выпить чай, пиво или напитки покрепче, поговорить. В одном из них Эркин нашёл свободное место и устроился подальше от входа. Заказал еды – мясо, рыбу, чай и салат, вынул из-за пазухи купленные в киоске свежие газеты, решив отдохнуть и собраться с мыслями. Готовясь к долгому ожиданию, откинулся назад на спинку стула.

«Саха сирэ», «Сахаада», «Кэскил»[62]62
  «Кэскил» (якут.) – «Будущее».


[Закрыть]… Газеты нового времени. И новости, и настроение поменялись в корне. Всюду мелькают набранные кричащим чёрным шрифтом слова «свобода», «демократия», «перестройка». Вокруг за столами уходят и приходят люди. Кто-то обедает, кто-то беседует, кто-то смеётся, прихлёбывая пиво. Не обращая на них внимания, Эркин сидел, погружённый в нелёгкие думы.

Надо подумать о будущем. Куда идти?.. Чем заняться?.. С чего начать?.. Как он в таком виде поедет на родину?.. У самого в голове никак не укладывается, что один из самых перспективных представителей молодёжи наслега Кюн Кербют, спортсмен, отличник учёбы может явиться туда в обличье зэка… Надо как-то найти правду, доказать свою невиновность.

Эркин вспомнил судьбу одного из лучших педагогов саха – Алексеева[63]63
  Михаил Андреевич Алексеев – якутский педагог. Народный учитель СССР, основатель первой в Якутии школы с углублённым изучением основ физики и математики, инициатор и вдохновитель физико-математического движения в республике.


[Закрыть].

Много испытал он и в фашистском плену, а затем в советском исправительно-трудовом лагере. После освобождения учитель в старой телогрейке приплыл на барже и высадился в селе Даркылах. Увидел, что туда-сюда снуёт много машин, разной другой техники, но никто из местной молодёжи не работает на ней… И тогда он поклялся себе, что забудет обо всех обидах на советскую власть и будет упорно трудиться, добиваясь, чтобы его сородичи овладели техникой и наукой.

Алексеев открыл в школе на своей родине специализированный физико-математический класс и работает там дни и ночи. Обучает множество ребят и добивается их поступления в высшие учебные заведения России, выводит на широкую дорогу. Но всё равно находятся недоброжелатели: они пишут жалобы – мол, предатель, побывавший во вражеском плену, не должен учить советских детей, требуют уволить с работы… В отчаянии учитель пишет в Москву: «Я невиновен, прошу о пересмотре моего дела…»

Эркин знает эту историю. Когда он был студентом, об этом много говорили. Жестокая судьба… Непреклонный дух… Стремление к жизни…

Размышляя обо всём, он просидел здесь долго. Посетителей в кафе заметно поубавилось, летнее солнце клонилось к закату, наступала вечерняя прохлада. В газетных объявлениях Эркин нашёл адрес, где сдаются комнаты, и отправился на поиски.

На первом этаже старого панельного дома нашёл нужную дверь: здесь из четырёхкомнатной квартиры устроили гостиницу.

Выбрал себе комнату с единственной кроватью и столом. Хозяйка принесла чистое постельное бельё, объяснила общие правила. «Душ и туалет общие, будешь аккуратно платить – живи сколько тебе требуется».

Вот и ладно, в лагере он кое-что заработал, запросто хватит на три-четыре месяца, можно пожить спокойно.

Эркин зашёл в душ, разделся и встал под прохладные струйки. Вспомнил, как в детстве купался на речке и брызгался водой. «Говорят, что она всё очищает. Смой с меня всё недоброе – обиду, печали и горести, пусть прошлое закроется тучами и забудется!» – шептали его губы, когда он с наслаждением стоял под свежими брызгами.

Стало намного легче. Он улёгся в чистую постель и крепко уснул.

Утром Эркин встал и пошёл в Дом печати: нет больше места, где он мог бы попросить совета и помощи…

Открыл первую попавшуюся дверь – там сидел парень его возраста в летней рубашке в клетку; то и дело наклоняясь и прищуриваясь, он читал написанное в небольшом блокноте и выстукивал на пишущей машинке.

– Мне нужно дать срочную информацию в этот номер, посиди здесь, подожди немного, – сказал парень и указал на стул. Несколько раз куда-то выходил, а затем, наконец-то освободившись, отодвинул в сторону машинку и устремил взор на Эркина.

Очень внимательно выслушал его рассказ.

– Дело знакомое, – сказал корреспондент. – Случай-то тогда был резонансный. Жизнь изменилась. Осудившей тебя советской власти сейчас нет, но к делам, касающимся суда и закона, всё равно подход непростой. Будет трудно… Тебе надо написать в прокуратуру и добиться пересмотра дела. Придётся обивать пороги государственных органов, стучаться в двери к депутатам…

Молодые люди быстро нашли общий язык и долго разговаривали. Новый знакомый обещал написать статью об Эркине.

– Если меня оправдают, я бы продолжил учёбу… Хотя бы на заочном отделении. Получил бы диплом, – поделился заветным желанием Эркин.

Выйдя из Дома печати, направился в сторону Сергеляха, – вернее, ноги сами понесли его туда. Пришёл к общежитию, где прожил четыре счастливых года.

У входа нет прежней вахтёрши, о которой по-доброму вспоминают все студенты, – сидит другая, весьма строгая женщина: помоложе, с упрямым взглядом.

– Я здесь четыре года жил. Разрешите зайти взглянуть на свою комнату, – попросил Эркин.

– Здесь по четыре-пять лет жила половина земли Саха, – сурово ответила вахтёрша. – Я не могу всех их пропускать и выпускать!

Эркин отошёл в сторону и стал читать объявления и надписи на стенах. Заходят и выходят юные девушки и парни. Все очень нарядные и светятся от радости. Когда-то Эркин был такой же, как они… Весёлые, озорные, задорно поддразнивая друг друга, сколько раз они с ребятами проходили здесь туда и обратно?..

«Судьба – она разная. Будущее человека невозможно осветить лучиной. И этой молодёжи скоро предстоит ступить на скользкую дорогу жизни…»

С этими мыслями Эркин вышел из общежития и закрыл за собой дверь.

Человека, побывавшего в «местах не столь отдалённых», близко не подпустят к государственным учреждениям. Но Эркин, парень молодой, здоровый, разве будет сиднем сидеть? Да и деньги скоро закончатся.

Стал подыскивать временную работёнку и устроился в бригаду грузчиков.

В большинстве здесь были студенты, безработные да такие же, как он, – кому закрыты все другие пути-дороги. В основном разгружают машины. Больше нет прежней общей государственной системы поставок, частники на своих грузовиках возят разные товары из Беркакита[64]64
  Беркаки́т – посёлок городского типа в Нерюнгринском районе Якутии.


[Закрыть], Владивостока, Новосибирска, а то и из самой Москвы. Здесь Эркин узнал, что такое разгружать фуры на двадцать и сорок тонн. Одна бригада, работая ночь напролёт до самого рассвета, с трудом заканчивает разгрузку одной машины.

Первая попалась с пивом. Краснолицый, усатый, весьма упитанный коммерсант привёз с юга пиво «Балтика», у которого по порядку нумерации – «3», «5», «7», «9» – повышается градус. Всю ночь звенели бутылками, таская ящики. Под утро у Эркина онемела спина, он заметно устал. «Сколько здесь хмельного пойла, кто это всё выпьет?.. То-то в городе все магазины, киоски и кафе заполнены пивом, молодёжь на виду у всех ходит с бутылками в руках… Вот она какая, алчность, жажда прибыли», – подумалось ему.

Когда закончили, хозяин выдал немного денег и в придачу разрешил взять пива – кто сколько сможет. Парни брали ящиками, Эркин тоже взял пять-шесть бутылок.

И так каждый день они разгружают по одной машине. Денег платят мало (их сейчас у всех не хватает), чаще расплачиваются товаром. Комнатушка, где жил Эркин, стала заполняться коробками с консервами, яблоками, китайской лапшой и печеньем. Разгружая привозимые из Америки куриные окорочка, прозванные «ножками Буша», закормил ими всех в гостинице…

Однажды поздно вечером, когда Эркин ужинал в столовой, туда зашли молодая женщина с маленькой девочкой и направились к месту раздачи. Потом сели за стол рядом с Эркином.

Парень сразу заметил, что на подносе только два стакана чая да тарелка с пустым гарниром – рис без мяса.

Женщина с дочкой принялись за еду, черпая ложками с двух сторон.

Намного ли хватит одной тарелки с сухим рисом? Всё быстро закончилось. Девочка посмотрела по сторонам и начала хныкать:

– Супу хочу…

– Не капризничай, денег нет! – раздражённо бросила женщина и со стуком бросила ложку на стол – то ли от горечи, что не может накормить ребёнка, то ли от досады и усталости.

На взгляд Эркина женщина была симпатичная, выглядела опрятно, одета в когда-то модное, но поношенное светлое пальто и синие джинсы.

Девочка заплакала в голос.

Эркин не вытерпел: вскочил с места и быстрыми шагами пошёл на раздачу. Попросил две тарелки супа и две порции котлет, взял компот и пирожные. Звеня тарелками и стаканами, поставил поднос перед женщиной.

– Нет-нет, не надо! Зачем это?! – начала она отказываться.

Но рука девочки уже потянулась к тарелке с супом.

– Ничего, – ответил Эркин по-русски, – я рабочий человек, не обеднею.

Разговорились. Женщину звали Елизаветой, городская жительница, мать-одиночка с двумя детьми. Предприятие, где она работала, закрылось, и по специальности найти работу невозможно, поэтому ей каждый вечер приходится мыть полы в разных учреждениях. Зарплату задерживают по два-три месяца, работает почти задаром.

Эркин взял адрес, пообещал помогать. Девочка досыта наелась и смотрела на него с искренней благодарностью.

И правда, простым людям в городе стало трудно прожить. Раньше, в советское время, не желающих трудиться считали тунеядцами, выявляли и принудительно заставляли работать. А сейчас никого не удивишь тем, что ты безработный. Даже если имеешь работу, так зарплаты нет. Люди по полгода сидят без денег, уже забыли, как они выглядят. И голодают наверняка… Недавно в газете писали, как одинокая учительница умерла от голода. Взломали дверь, зашли в дом, а холодильник совершенно пустой…

Из своих продуктовых запасов Эркин набрал консервов, яблок, печенья, лапши «Доширак» и отнёс Елизавете.

Она с двумя детьми ютилась в Залоге[65]65
  За́лог – старый район Якутска, расположенный в южной части города.


[Закрыть], в перекошенном от старости доме, бревенчатые стены которого почернели от времени, словно опалённые пожаром.

Когда-то Залог считался одним из богатых районов города, где окна домов были разукрашены резными наличниками, а от ярко выкрашенных заборов отскакивали лучи солнца. Но сейчас все постройки обветшали и походили на заброшенные развалины, грунтовые дороги размыты дождями и полны грязными лужами… Теперь Залог трудно назвать городской местностью: всякой пьяни и тёмных личностей развелось столько, что вечером и ночью бывает опасно здесь ходить.

Эркин стал время от времени навещать Елизавету. Отнёс ей импортные футболки-бейсболки, которыми расплачивались ездящие за товаром в Китай коммерсанты, – чтобы она продала их и на вырученные деньги собрала дочку в школу. Починил входную дверь.

Когда в один из выходных он отдыхал в своей комнате, постучалась хозяйка и сообщила, что к нему пришли. Выйдя, он увидел Елизавету.

Она совершенно изменилась. Привела себя в порядок. Накрасила губы. Ничем не отличить от нарядных городских красоток, что ходят по ресторанам и театрам.

– Получила зарплату… И сегодня у меня день рождения, пришла пригласить тебя вечером в гости! – Женщина смущённо отвела взгляд.

Когда Эркин приехал в Залог и отворил дверь, ему в ноздри ударил аромат вкусной пищи. Елизавета настряпала пирожков. Дочка-помощница подметала пол, а довольный пятилетний сынишка скакал по коридору, играя в кавалериста. В доме повеяло духом радости и счастья. Видно было, что Елизавета волнуется: щёки раскраснелись, принесла бутылку красного вина, стеклянные бокалы, поставила на стол.

Сидели долго. Разговаривали, смеялись. Порассуждали о будущем детей.

Поздно вечером Эркин собрался уходить: встал из-за стола, снял с вешалки куртку.

– Зачем ты уходишь? Остался бы… – Елизавета подошла ближе, опустила глаза.

Эркин замялся. Понимая, что ситуация вышла не из приятных, вернулся к столу и сел.

– Лиза, есть девушка, которая мне нравится… – И почувствовал в ладонях тепло руки, которую держал в своей пять лет назад на осуохае. – Воспоминания о ней помогли мне вытерпеть самую трудную пору в моей жизни. Самая большая мечта… Когда-нибудь она обязательно исполнится, я верю…

Немного посидев молча, Эркин выложил перед Елизаветой всю свою жизнь, начиная с того осуохая: как безвинно был осуждён, как страдал, мучился, таил обиду, поведал о своих планах и надеждах на будущее.

В этот раз грузчики получили заказ на перевозку вещей в новый дом. Поехали Эркин с товарищами – вчетвером.

Семья купила квартиру в новой высотке в центре Якутска. Прежняя квартира тоже неплохая, в каменном доме, но чуть тесновата и находится на окраине города.

Сделали три рейса. Вещи из старой квартиры носили со второго этажа, а в новом доме лифт ещё не работал, и поэтому поднимали всё по лестнице до самого седьмого.

Пот лился ручьём. Хозяйка, худенькая молодая женщина, от радости летала как птичка и без умолку щебетала, указывая, какие вещи поднимать в первую очередь и что куда ставить.

Эркин вошёл и оглядел квартиру. Дом современной постройки, с большими светлыми окнами, просторными комнатами и большим балконом. «Кто же те счастливчики, что в такой роскоши живут?..» – подумал он.

Массивный буфет, платяные шкафы, мягкие кресла, диван, – новая удобная мебель заносилась по одному предмету и занимала свои места. На седьмой этаж было поднято неисчислимое множество ящиков и сумок с вещами.

К окончанию работы приехал сам хозяин. В чёрном костюме с галстуком, солидный человек «в теле». Похож на начальника. Когда поворачивается, шея его неподвижна, он двигается всем телом вместе с утробой, словно пароход. Обошёл все комнаты, проверяя, в каком состоянии доставлены вещи, и приблизился к грузчикам. И только тогда Эркин увидел, что перед ним стоит Бааска Чириков собственной персоной – правда, разъевшийся до неузнаваемости. Парень с Сергеляха. Вместе они не учились, но на военных сборах три месяца служили вместе.

От неожиданной радости Эркин улыбнулся и поспешил протянуть руку. Тот тоже узнал парня: на лице отразилось удивление, несколько мгновений Бааска постоял в нерешительности, а потом, пряча глаза, отвёл взгляд в сторону.

Эркин остался с протянутой рукой.

– Ребята, вы молодцы! Сил вам не занимать, все вещи в полном порядке, – похвалил Чириков и вытащив из кармана хрустящие красные купюры, протянул каждому грузчику.

Эркина словно ударили по лицу. Он не помнил, как открыл дверь, спустился по лестнице и оказался на улице.

Широкими шагами двинулся к месту проживания. Вдруг резко остановился, вытащил из кармана полученные деньги, разорвал в клочья и выбросил в стоящую на краю улицы заплёванную урну.

Не умылся, не поужинал, не переоделся, прошёл в свою комнату и лёг. На душе стало сумрачно, как на затянутом тучами небе. Чтобы успокоиться, вытащил из ящика в углу бутылку пива, открыл и с бульканием влил себе в рот. Схватил вторую…

Ночью увидел сон.

…Идёт осуохай. Место праздника, тюсюлгэ (круг) – широкое-преширокое. В руке чувствует тепло чьей-то ладони, оно проникает до самого сердца. Оборачивается и видит улыбку той самой девушки… Эркин немного застеснялся. «Парень, ты же неправильно ступаешь!» – смеётся она. «Как мне тогда двигаться?.. Научи», – просит он. Девушка, не переставая смеяться, выходит из круга и исчезает…

Эркин проснулся в беспокойстве: что за сон такой?.. Долго лежал, разглядывая потолок.

На работу не пошёл. Полдня провалялся на кровати. Потом вышел из дома и побродил по улицам. Купил в магазине сигарет. Почувствовав голод, зашёл в столовую. Взял на поднос еды и сел.

За столом напротив сидел человек с коротко стрижеными волосами и пристально смотрел на него прищуренным, острым, как у охотника, взглядом. «Почему он так смотрит, неужели знакомый?» – подумал Эркин и глянул мужчине прямо в глаза. Тот ухмыльнулся, блеснули два золотых зуба.

Подошёл, придвинул стул, сел рядом с Эркином и протянул руку:

– Здорово! Эрилик меня зовут.

Эркин ответил и изучающе посмотрел на незнакомца.

– С тобой хочет встретиться и помочь найти работу один хороший человек…

– Надо же! Неужто остались люди, которые беспокоятся обо мне? – Эркин недоверчиво посмотрел на собеседника.

– Пойдём со мной, увидишь… Я на улице подожду.

Эркин, не доев, отнёс посуду к мойке.

На улице увидел, что его златозубый новый знакомый курит возле чёрной иномарки.

– Садись в тачку, – сказал он.

Включил зажигание, и машина стремительно понеслась по улице.

Выехав за город, по асфальтовой дороге заехали в сосновую чащу. Остановились у высокой ограды с каменными и железными колоннами. Эрилик вышел из машины и позвонил, ворота открылись. Внутри двора между сосен стоял роскошный двухэтажный кирпичный дом с большой мансардой. В сосновом лесу оказался чистый и здоровый воздух, совсем как на курорте. Залаяли собаки. Из дома вышел человек в тёмно-синем мягком домашнем халате и тапочках. Взглянув на него, Эркин узнал Джура. Со студенческих лет почти не изменился. Так же вьются чёрные кудри, так же горбится крупный нос. Старые знакомые обнялись.

– Здравствуй, друг! Закалила тебя судьба, совсем как Нюргун Боотур[66]66
  Нюргун Боотур Стремительный – богатырь, герой якутского народного эпоса, доблестный борец с чудовищами, заполонившими землю.


[Закрыть] стал, много чего в жизни узнал… – Джур с ног до головы внимательно оглядел Эркина.