Текст книги "Не предать время своё"

Наверное, из-за того, что стояла пора, когда всё общество искало пути к своему будущему, конкурс красоты взволновал народ, вызвал много обсуждений и споров.

В институте, в одном из залов для заседаний, собрались писатели, учёные, представители различных общественных организаций, студенты.

От объединения «Хотой» («Орёл») выступил человек весьма деятельного вида. Начав со слов о судьбе якутской женщины, в конце до того раззадорил, взвинтил и накрутил себя, что начал кричать о природной скромности и нежности девушки саха, что не пристало её нравственному облику гнаться за заморскими красавицами, выставляя на всеобщее обозрение голые ляжки, и надо запретить подобные состязания.

Среднего возраста миловидная женщина с загорелым лицом и большими глазами, в которых навсегда затаилась какая-то тревога, рассказала о своей судьбе. Худощавая, маленького роста, но с неподходящими для такой внешности широкими ладонями… У неё трое детей, живёт недалеко, в одном из центральных улусов. Когда в жизни произошли перемены и разрушился строй, кормивший селян, совхоз развалился, и сотни человек в деревне остались без работы и без денег. Совсем не стало возможности прокормить своих детей. Муж был электриком, просила его поехать в город искать работу, придумать что-нибудь, но он говорил, что бесполезно, и валялся без дела, якобы от безнадёжности стал пить горькую. По примеру других она взяла кредит и стала возить на продажу товары из Китая.

– Слава богу, прокормила детей, обула-одела, старшая в вуз поступила… – женщина глубоко вздохнула, словно сбросила с плеч тяжёлую ношу, даже лицом посветлела.

Самолёт из Якутска во Владивосток летает два раза в неделю. В основном ездят женщины. Матери и бабушки, старшие или младшие сёстры в семействах, чтобы прокормить детей и родных, возят на себе тяжёлые сумки по пятьдесят килограмм. Зимой в 60-градусный мороз, летом в самый зной стоят на рынке под открытым небом.

Всё это заставило Татыйык задуматься о судьбе якутской женщины. В мире много народов. А чем она отличается от их девушек?

С тех пор, как молодая учительница стала известной персоной, она словно шагнула на высшую ступень своей жизни и стала задумываться о будущем. Многие считают, что раз она завоевала такой успех на конкурсе, то ей надо украшать собой мир, превращаясь в избалованную, кокетливую красотку, знающую себе цену. Но Татыйык с этим не согласна. Ей хочется участвовать в важном, нужном для народа деле. К тому же и в стране жизнь круто изменилась: повеяло свободой, и ей не хочется оставаться в стороне.

В народе чувствуется духовный подъём. Если не найдёт себе достойного места, то вернётся в школу или займётся научной работой.

И в это время девушка услышала о том, что в департамент по подготовке кадров требуются работники, владеющие иностранными языками. Она решила сходить туда и узнать, что и как.

Новый департамент находился в Доме правительства. В кабинете сидел крупного телосложения человек с зачёсанными назад гладкими волосами и гремел голосом, разговаривая по телефону. Собеседник всё не мог чего-то понять, и он раз за разом повторял одно и то же. Оказывается, он спрашивал об учёбе получающих образование где-то в далёкой стране якутских студентов.

– Вот беда-то какая, не знать иностранного языка! Это я балакал с представителем Оксфордского университета, – Начальник департамента положил трубку, вытащил из кармана платок и вытер пот со лба, указывая рукой на стул: – Садитесь.

Татыйык представилась, сказала, что она учитель иностранных языков и пришла по объявлению. Начальник от радости вскочил со стула и заходил взад-вперёд по кабинету.

– Прекрасно! Мы очень нуждаемся в таких людях. По указу нашего президента мы начали большую работу ради будущего молодёжи. Вся земля Саха будет компьютеризирована. Наши дети учатся в лучших учебных заведениях России и всего мира. Тысячи студентов отправили в Россию, Англию, Америку и Европу. Через несколько лет они вернутся на родину и будут развивать республику. И вот нам нужны люди, которые будут ездить по городам и вести переговоры, улаживать дела по устройству жизни студентов.

Оба были безмерно рады, что пришли к взаимному согласию.

Подарок мастера

Исполнилась мечта Тимира, которую он лелеял с детства, и он, как говорится в народе, не имеет только крыльев, чтобы взлететь от счастья!..

В командировках объездил столько дорог, увидел столько мест… Ему повезло: большинство творческих сотрудников его редакции люди степенные, в возрасте, им не всегда охота покидать тёплые дома и ехать в далёкие дали.

Когда на планёрке редактор, сообщив, что надо съездить в Анабар и привезти материал для репортажа с алмазодобывающей фабрики, поправляет очки и обводит вопросительным взглядом кабинет, головы всех собравшихся (более десятка человек) дружно поворачиваются к Тимиру. А парень только рад этому!..

Ну, Анабар – место ему знакомое. В первый раз он по незнанию без осторожности вышел из самолёта и чуть не был сбит с ног ураганным ветром, даже сейчас он вспоминает это со стыдом. Или взять Абый. Пролетая на вертолёте над тайгой, он увидел бег стада лосей почти в шестьдесят голов, и это зрелище впечатлило его до глубины души.

Родная земля Саха! Ты радуешь любое сердце, волнуешь каждую душу, очаровываешь взоры… А сколько песен и стихов про тебя сложено!

Так-то оно так, но слишком суровая здесь зима и короткое лето, скажете вы. Вот в награду за это божества и одарили эту землю такими красотами, которых не увидишь больше нигде. Какие у нас большие и широкие реки со степенным течением и могучими волнами! Одно это может воодушевить сердце человека. Горы, которые летом покрываются щедрым разноцветьем, когда проезжаешь между ними зимой, напоминают город изо льда и снега, серебряные дворцы которого нависли над твоей головой. А алаасы… В летний вечер, на закате, когда засыпает ветер и опускается вторая волна прохладного тумана, они простираются вдаль и затихают, словно шепча какую-то тайну, невыразимую человеческими словами…

В ночь перед поездкой Тимир от волнения даже не может заснуть – до того ему нравится ездить в новые, незнакомые места. Сельские жители все для него друзья и товарищи, как родные люди. Куда бы ни приехал человек саха, он всегда «окармливает» местность, просит помощи у природы. Он думает так: где бы ты ни был, хозяевами этих мест являются их уроженцы, и проявление уважения к ним служит и знаком почтения к этой земле.

Для жителей села главная проблема – отсутствие дорог. Трудно бывает добраться до нужного места. Всё зависит от природы.

В дождливые годы на всех направлениях прекращаются поездки по земле. Все дороги превращаются в лужи и болота. Машины добираются до города в течение трёх-четырёх дней. На больших трассах можно увидеть, как десятки машин – автобусы, уазики, «Нивы», КАМАЗы застряли в грязи и несколько дней и ночей ждут, когда прибудет трактор и вытащит их. Бурные северные речки выходят из берегов и превращаются в озёра и моря, на многие недели отсекая от остального мира деревни и сёла, в которых живут тысячи людей.

В такие времена спасает одномоторный Ан-2. Он берёт двенадцать человек, немного почты и груза, маленький самолёт выручает своей простотой и неприхотливостью, трудясь без остановки. Настоящий якутский самолёт! Можно и так сказать о нём – как и о «якутской песне», «якутской корове», «якутском счастье».

Для ожидающих его сначала в небе слышится тихое гудение. Все жители – путники и домоседы, старики и ребятня – бегут на зелёное поле с деревянной оградой на краю села. Это называется «аэродромом».

Воздушное судно садится на поле и, взбрыкивая, словно разгорячённый жеребец, пробегается туда-обратно, затем успокаивается и останавливается, с разведёнными в махе крыльями похожее на готового к прыжку кузнечика.

Проходит немного времени, на железные сиденья рассаживают лицами друг к другу и детей, и женщин, самолёт заводится, словно трактор, и вздрагивает. Пропеллер, вращаясь, поднимает вокруг пыль и вместе с ней разметает в стороны народ, собравшийся встречать прибывших, послушать новости и просто поглазеть на людей, с рокотом поднимается в небо и улетает между облаками.

Однажды Тимир, прохаживаясь по каменным улицам города, заметил в толпе, как навстречу ему стремительным шагом идёт парень – в очках, в серой, выцветшей на солнце футболке, светлых синих джинсах и лёгких кедах, с чёрной сумкой на плече.

Его внешность и походка показались давно знакомыми. В мире много людей, но всё равно каждый из них имеет свою особенность, и не бывает двух человек, в точности похожих друг на друга. Так и есть: это оказался его сокурсник по Сергеляху, с которым они по-братски, дружно жили в общежитии, – Бааска Тюрк собственной персоной.

Давно не виделись, и радость их встречи была большой. Бааска Тюрк, живой и многословный, был одним из заметных парней в Сергеляхе. Он много знал, и молодёжь всегда тянулась к нему.

– Вот, посмотрите на меня. У настоящего тюрка должно быть такое лицо, – говорил он и с озорным видом снимал очки, демонстрируя смуглую, симпатичную физиономию с большим носом и чёрными глазами.

Кажется, это было совсем недавно. И в самом деле, в те времена студенты сильно увлекались историей тюрков. Алтай, Сибирь, пазырыкская культура. Хунны, проносящиеся по степи, словно ураган. Скифы. Аттила. Чингисхан… Самым удивительным было то, что похожие на их оружие, посуда, узоры, религиозная утварь каждый раз обнаруживались в археологических памятниках Якутии. Всё это вдохновляло разум и сердце, загадочные тайны, ещё недоступные науке горизонты увлекали к поискам, исследованиям, научным занятиям. И поэтому фамилии учёных, которым были доступны эти познания, – Гоголев, Константинов, Антонов, Зыков – в комнатах общежития произносились с тихим благоговением, словно имена святых. Многие из парней-историков с тех пор летом ездили не в стройотряды, а в качестве чернорабочих в научные экспедиции. Осенью, когда собирались, все разговоры, обсуждения и споры разгорались вокруг этих тем.

Бааска Тюрк, оказывается, с однокурсниками организовали отдельную экспедицию и начали работу. В этом году ездили в Мегино-Кангаласский улус.

– Ну, рассказывай, друг, какое открытие сделал, есть ли что новое в науке?

– А вот и есть! – и Бааска показал большой палец. – Приходи вечером, удивлю. Захвати с собой подушку. А то затылок себе разобьёшь… – и дал адрес.

По указанному другом адресу Тимир нашёл четырёхэтажный дом в центре города.

Войдя внутрь, обнаружил весьма необычное для себя место. Как и в общежитиях, на каждом этаже длинные коридоры с рядами дверей по обеим сторонам. Но в отличие от студенческого жилья возле каждой двери сложены хозяйственная утварь, ящики для картофеля, детские коляски и рядами выстроилась снятая обувь: туфли, тапочки, кроссовки. Пяти-шестилетние карапузы бегают вверх-вниз по лестницам и коридорам, играют, орут. Кажется, влюблённая парочка: стоят, шепчутся и милуются парень с девушкой.

Вот таким оказалось место, где сосредоточилась молодая якутская интеллигенция, – здесь селятся работники институтов, кандидаты, аспиранты. Холостые живут вскладчину по четверо-пятеро в комнате, семейные с детьми спят на двухъярусных кроватях. Но видно, что живут дружно. Из некоторых комнат слышны смех и музыка.

Когда Тимир зашёл в комнату с названным ему номером, парень лет тридцати лежал и читал газету. Сразу видно, что человек скромный, культурный и добродушного нрава. Встал, оказался высокого роста. Знакомясь, чуть смутился. Назвался Софроном. Сказал, что Бааска Тюрк вышел в магазин, это недалеко.

Скоро товарищ вернулся, весь светясь от радости. Выложил на стол буханку чёрного хлеба, две банки рыбных консервов и бутылку вина. С ним пришёл молодой учёный, выпускник института в Иркутске, представился Сидором Петровичем.

Расселись вокруг стола. Поговорили о том, кто кем стал, у кого как повернулась судьба. Затем дошли до любимой темы – вопроса о происхождении якутского народа. Поспорили, поделились соображениями. Вдруг Бааска вскочил с места и направился к деревянному шкафу. «Ну вот, сейчас увидим что-то интересное», – обрадовался Тимир.

Бааска Тюрк порылся между книг и одежды и вытащил завёрнутую в тряпьё железку. Когда снял обёртку, в его руках заблестел блестящий бронзовый меч с обоюдоострым клинком в форме листа и искусно разукрашенной рукояткой с крестовиной.

– Вот, взгляните! – От непомерной гордости Бааска Тюрк засиял не хуже своего меча. – Этот меч нашёл не я, но мы работали на месте обнаружения, нашли новый материал. Сэндэлинский меч. Находка, способная перевернуть историю, все старые взгляды на неё…

Раздались возгласы удивления и восхищения. По своей древности, глубине возраста сэндэлинский меч ничем не уступал золотым кладам великих скифов, найденных в курганах Алтая, Тувы и Украины.

– Скифское изделие… Привезли со стороны Алтая, Енисея, откуда ещё такое могло оказаться в Якутии шесть тысяч лет назад? – Сидор Петрович вертел меч в руках и никак не мог поверить увиденному.

– Вот тут-то ты не прав! – Тюрк вошёл в раж. – Это местное изделие, наше, собственное. Кузнецы саха издревле владели секретами выплавки железа, литья из меди и серебра, делали подобные вещи. Доказать это обязаны мы, археологи.

Разговор повернул на тему кузнецов.

– Это может быть правдой: железо упоминается со времен появления олонхо, вся терминология в нём присутствует, – будучи филологом, Тимир поделился своими знаниями. И по памяти начал речитативом:

 
Тяжёлые железные штаны,
Тяжёлую железную рубаху,
Ноговицы[77]77
  Ноговицы – специальные гетры, выполненные из кожи дикого животного, напоминающие сапоги, но без ступни.


[Закрыть] из железной крицы[78]78
  Крица – рыхлый ком размягчённого губчатого железа в смеси со шлаком и частицами несгоревшего угля.


[Закрыть],
Торбаса[79]79
  Торбаса́ – мягкие сапоги из оленьих шкур мехом наружу.


[Закрыть] из кручёного железа
Блестящие он надел…
 

Так в олонхо «Джырыбына Джырылыатта» описывается богатырь-айыы[80]80
  Айыы – божества традиционной религии якутов: жители Верхнего мира, прародители народа саха.


[Закрыть] Тойон Джеллют. «Выплавил он тридцать криц железа и выковал короткий крепкий нож», – говорится в преданиях. Если это верно, то наши кузнецы наверняка знали секреты дамасской и булатной стали, – заключил Тимир.

Поговорили о мастерстве якутских кузнецов. О гибких ножах с гнущимися до рукояти клинками – для выдалбливания нутра деревянных ковшей и чоронов, которыми резали железо, словно масло или олово. Слово за слово, Тимир рассказал о том, как несколько лет назад специально ездил к Великому Мастеру.

Стояло позднее лето. В один прекрасный день Тимира вызвал редактор и сказал, что нужен хороший материал из села, дал задание съездить в любой из заречных улусов на свой выбор и написать статью о том, как у селян проходит сенокос, какую работу наслеги провели для подготовки к зимовке.

Тимир выбрал Ботурусский. Недолго думая, взял в кассе деньги на проезд и отправился на самолёте в улусный центр.

Работалось хорошо. Выезжал в крестьянское хозяйство неподалёку и сделал репортаж о сенокосных работах, посмотрел, как готовят к зиме школу и детский сад. А потом решил, раз представился случай, съездить к Сатал Уусу, проживающему в самом дальнем наслеге. Его имя уже тогда было известно далеко за пределами улуса, в городе были нарасхват сделанные Саталом ножи.

– Да, друг, смелый ты человек! – посмеялась редактор местной газеты Люция Александровна. – Это место находится на самых верховьях, дороги там неважные, а после этих дождей их и совсем, наверное, нет, только пешком можешь добраться. – И обещала по возможности подвезти на машине.

Его сверстники, ребята-корреспонденты Сашка и Пётр, накормили Тимира досыта в столовой, принесли ему болотные сапоги и куртку с капюшоном для защиты от комаров. Когда хотел отказаться, они посмеялись: «Не строй из себя городского пижона, друг, там ходят только медведи с волками, всё равно никто не поймёт твоей моды». И то верно – Тимир был в купленных недавно у коммерсантов остроносых блестящих туфлях германской фирмы.

Старый редакционный уазик отвёз на несколько вёрст и высадил его у опушки леса, где начиналась разбитая тракторами и машинами дорога с наполненными грязью и водой колеями.

– Ну вот, дальше тебе придётся мучиться самому, – Парень-водитель попинал колёса и уехал.

Тимир остался один среди глухой тайги. Больше часа он прошагал по таёжному хребту, когда начались мари с ивами и тальником. Дорога стала получше. Затем перед ним раскинулся просторный алаас. Сначала показалось, что сенокосное поле, но это были выпасы.

«Пасутся коровы, вокруг всё огорожено. Значит, место обжитое, зайду хоть воды попить», – подумал он.

Это был летник-сайылык. Два старых титиика[81]81
  Титиик (якут.) – летний хлев, лёгкий загон для скота.


[Закрыть] и большой дом, где живут доярки. Прямо во дворе с машинкой в руках упал на траву и заснул уставший от игры мальчонка лет четырёх-пяти, его лицо и рот были испачканы землёй, словно он охотился на водяную крысу.

Когда Тимир вошёл в дом, в ноздри ударил вкусный запах оладий. Пожилая дородная женщина в белом платке жарила их на электрической плитке. В брёвна деревянной стены забиты гвозди, на которых наколоты в ряд стопки газет «Саха сирэ», «Сахаада», журналы «Ровесник», «Советский экран».

Балбаара-делегат с мужем, пастухом Доропууном-шашистом, младшей дочерью, невесткой и ещё двумя доярками колхоза выехали сюда на лето с сотней с лишним дойных коров. Все были рады гостю. Побеседовали, Доропуун вынес из комнаты гремящие в коробке шашки и предложил «двинуть по разочку, пока готовится еда», но Тимир оказался слабым соперником, чем весьма опечалил хозяина. Когда сидели за чаем, открылась дверь и вошла стройная как стебель камыша, светловолосая нежная девушка в красном платье. Она вся светилась от радости. Когда сняла с головы спасающий от зноя платок, густые длинные пряди рассыпались и струйками дождя пролились на плечи.

Тимир был очарован. Он не мог понять: то ли эта красавица украшает собой сайылык, то ли в сайылыке созревает такая красота. Увидев Тимира, девушка застеснялась, потупила взор и прошла прямо в комнату. Она ходила собирать землянику, и весь дом наполнился сладким запахом. «Какие настоящие якутские красавицы живут в таких глухоманях!» – подумал Тимир.

– А вот увези её с собой в город, не то так и останется без образования в этом хотоне, – Доропуун не упустил случая закинуть словечко.

Все рассмеялись. Эх, милые селяне, как Тимиру нравится их весёлый нрав, острый язык и приветливая душа!.. «Как хорошо, наверное, здесь, на лоне природы, в разгар лета ловить рыбу на сети, осенью ходить на уток, собирать ягоды…» – думал парень, покидая сайылык.

Время было за полдень. Путник отправился дальше.

Прошёл довольно много. Оставил за собой несколько небольших алаасов. Везде старые усадьбы с покосившимися балаганами и сэргэ перед ними.

Чем дальше, тем глуше становилась природа. Одинокие высохшие деревья с раскидистыми ветвями по краям дороги даже пугают своим видом. Особенно если на них сидит ворона или ворон. Всё ему словно говорит: «Ну, парень, ты находишься на великих землях, всё здесь имеет глубинный смысл, всюду издревле жили люди, везде остались духи-хозяева, и во всём таятся древние легенды».

До посёлка добрался затемно. Света там не было. Шёл наугад по незнакомой улице, когда навстречу, слепя фарами, прикатил мотоцикл. Остановил, сказал, что направляется к Сатал Уусу. К его радости, незнакомец беспрекословно отвёз его куда надо.

Люция Александровна из улуса предупредила хозяев о нём, и те не спали: ждали его, приготовили ужин.

На следующий день Тимир ходил неотступно за Уусом. Тот поразил его своими рассказами и широкими познаниями. Спрятавшись в маленьком доме, говорили, позабыв про еду. О названиях местностей… О старинных ысыахах… О древней вере саха… Хозяин показал в кузнице, как выковать нож. Затопил горн. Раскалил железо. Ученики, два парня-помощника, застучали молотами по наковальне. Уус щипцами схватил железо и, переворачивая болванку на наковальне, рассказывает без умолку.

– Вся земля Саха в древности была страной кузнецов. Собирали речные камни и выплавляли железные крицы, ковали оружие для боотуров – наконечники стрел, копья и щиты, а также орудия труда, вплоть до кос и ножниц.

Утром встали рано, на рассвете. Школьный носатый КАвЗ собирался ехать в улусный центр.

– Дорога будет длинная, выпей это. Будет сытно! – Ерюнэ, жена Ууса, налила в кытыйа прохладной простокваши-суорат.

Дорога достаточно просохла. Автобус мчался резво, без остановок. Один за другим открывались мари, алаасы и горизонты за дальними лесами. Тимир сидел, наполненный незабываемыми впечатлениями, и сжимал обеими руками, будто боясь потерять, драгоценный подарок Сатал Ууса – якутский нож с рукояткой из капа со знаком-оберегом, изображением медведя и дарственной надписью на клинке.

Арбат

Гера был на работе – в мастерской картинной галереи восстанавливал картину неизвестного художника XIX века.

Житель старинной Москвы уставился на него с картины, словно спрашивая: «Как живёте, люди нового века?» В этом и есть сила искусства – во взгляде этого незнакомца остановилось время.

Зазвонил телефон. Увлечённый работой, Гера не брал трубку, и она начала подпрыгивать на столе, словно взбалмошная женщина. На экране высветилось имя сестры Жанны.

«Хм, – подумал Гера, – если у нас шесть часов, то в Якутске двенадцать. Что же ей на ночь глядя понадобилось?»

Когда нажал кнопку ответа, дыхание сестры послышалось в ухе совсем рядом.

– Алло, Жанна, здравствуй! Что-то случилось?

Сестра долго не отвечала. Затем начала плакать, шмыгая носом.

– Прости меня, брат. Я все деньги потеряла…

У Геры ёкнуло сердце.

Деньги за проданную родительскую усадьбу Жанна решила пустить в оборот и приумножить в два-три раза. С этой целью вложила их в частный финансовый кооператив, попростому говоря, пирамиду. Та, понятное дело, лопнула, и она осталась без копейки денег.

– Как же так, Жанна?.. Это ведь дом, в котором мы родились… Отец работал всю жизнь, все лучшие годы отдал, чтобы заработать на эту усадьбу…

Перед его глазами возникло родное гнездо, где прошло его детство. Добротный дом с большими светлыми окнами и террасой, обшитый тонкими, покрашенными в зелёный цвет досками. Растущая у забора сосна с разлапистыми ветвями. Яркие, пёстрые цветы, которые мать высаживала во дворе каждое лето…

– Ладно, не плачь, что-нибудь придумаем… – еле выдавил Гера, чтобы успокоить младшую сестру.

Сказать-то он сказал, но не знал, что можно сделать в таком случае. Лететь в Якутск? У него даже нет денег. А ведь усадьба – их совместное имущество. Со своей доли они с женой планировали расширить жилплощадь здесь, в Москве. Кюннэй только этого и ждёт…

Опечалившись, Гера сел, будто оглушённый, посмотрел в глаза немому собеседнику с картины, как бы спрашивая: «А у вас в вашем веке бывали такие проблемы?»

В последнее время его отношения с женой ухудшились, всё больше непонимания и несогласия, и пропасть между ними растёт с каждым днём.

Жизнь в столице стала совсем трудной. Гера третий месяц не получает зарплату. А Кюннэй водит туристские группы и каждый день зарабатывает «живые» деньги. Туристы ездить не прекращают. К тому же с открытием границ хлынули потоком иностранцы. Они едут со всех уголков мира: посмотреть на знаменитые Красную площадь и Кремль, узнать древнюю историю Москвы. Получается так, что Гера сидит на шее у женщины.

Он вскочил на ноги, схватил с вешалки пальто и выскочил на улицу.

С людским потоком полчаса продребезжал в вагоне метро от станции к станции и вышел на своей. По эскалатору поднялся вверх и оказался на улице.

Улица, на сколько хватало взгляда, полна людьми. Кричат, торгуют, как на базаре. Вдоль домов выстроились ряды столов-прилавков. Продают всё, что только можно: от импортных товаров до колбасы и сигарет. Нужда заставила выйти на улицу и просто одетых стариков, и молодёжь в бейсболках, и даже детей.

Высокого и стройного Геру в светлом плаще и отглаженных брюках многие принимали за иностранца – японца или корейца. Одна женщина позвала его к прилавку с выстроившимися русскими матрёшками, улыбнулась: «Хэллоу!» – помахала рукой. Пучеглазый и густобровый кавказец в серой кепке показал пальцем на полный баул: «Брат, чёрний икра надо?» Когда в стране объявили рыночные отношения и разрешили частную торговлю, Москва в одночасье превратилась в сплошную барахолку. Даже перед знаменитым центром культуры, Большим театром, собираются тысячи людей для всевозможной купли-продажи…

Когда Гера зашёл домой, прибежала дочка Саасчана и повисла на нём. Он взял её на руки и поцеловал. Девочка капризно надула губки. Скоро ей в школу идти, а она до сих пор маменькина-папенькина дочка.

– Когда пойдём на «Ну, погоди»? – спросила она, не прекращая дуться.

Это она о том, как они с папой гуляют по улицам, едят мороженое и заходят в кинотеатр посмотреть мультфильмы.

– Найду время, сходим, мой птенчик, – Гера осторожно опустил дочку на пол.

Прошёл на кухню и включил чайник. Есть не хочется. Кюннэй, наверное, показывает туристам вечернюю Москву. Отхлебнув чаю, положил в спортивную сумку сменную одежду, бритву и зубную щётку.

Увидев это, лежавшая в зале на диване Арина Николаевна приподнялась:

– Куда ты собрался, Герочка?.. Вечер уже, скоро Кюннэй придёт, будем ужинать.

Тёща с зятем ладят друг с другом. Когда начинаются размолвки, она защищает его, мол, скоро Гера станет знаменитым, и его картины будут продавать за сотни тысяч. Кюннэй на это только губы кривит: «Тоже мне, Пикассо…»

– Арина Николаевна, не волнуйтесь, я сегодня буду ночевать в мастерской. С Ерохой готовимся к выставке.

Старая женщина, кажется, всё поняла, и на её глазах опять заблестели слёзы.

Своя мастерская. Что ещё нужно художнику?.. Гнездо свободы. Колыбель творчества. Эту крохотную комнату площадью 14 квадратных метров они с другом Ерохой арендуют у старушки, коренной москвички.

Четыре стены. Один стол. Два стула. И мольберты, холсты в рамах, краски… На ночь стелешь матрац на пол и спишь. Они с товарищем после работы допоздна творят здесь. Иногда собираются однокурсники – девушки и парни, художники. Говорят об искусстве, смеются, веселятся.

У Ерохи голубые глаза, на макушке хвостик из длинных волос, в последнее время ещё отпустил бородку. Всегда ходит в радужных рубашках всевозможных цветов, не заправляя их в брюки. Одним словом, полностью соответствует образу творческого человека с вольной душой. И, в соответствии с внешним видом, картины его тоже абстрактные, не каждый может понять.

Гера вошёл в искусство с темой северного человека. Его работы «Туман», «Вокруг одни снега» сразу получили признание. Но в последнее время он чувствует… какую-то ограниченность. Чего-то ему не хватает, а чего – не может понять и сам. Сейчас нет прежних идеологических барьеров, и вроде бы творческим людям открываются новые дороги для поиска. Он хочет создать работу, показывающую суть народа саха, в которой есть и мысль, и тайна. Но для этого требуется что-то ещё, кроме умения держать в руках кисть или карандаш.

В общем, у Геры состояние какой-то угнетённости.

Летом, чтобы набраться новых сил и вдохновения, он с собратьями по кисти ездил на пленэр – в Рязань, на родину Сергея Есенина. Три дня ночевали в палатке на фоне замечательных пейзажей.

Великая русская природа. Широкие, на сколько хватает глаз, просторы. Шёлковый шелест зелёных берёз. Ребята с жадностью окунулись в работу. А Гера сидел и долго раздумывал. Наложил кистью первые мазки. А затем почему-то начал рисовать девушку. Якутскую девушку, резвящуюся на бескрайнем приволье…

Долго, наверное, работал, опомнился, когда за спиной почувствовал взгляды ребят.

– Класс! Какая девушка! – провозгласил Ероха.

– И стоило тратить деньги и везти его сюда! Такое он мог создать и сидя в своей комнате, – пошутил другой товарищ, Ваня Сорокин.

С этой работой он и вернулся с пленэра.

Чтобы оплачивать аренду и заработать немного денег, Гера с Ерохой стали делать на Арбате портреты карандашом для желающих. Набрасывают за несколько минут, один рисунок за другим.

Арбат – любимое место для творческих людей и гостей столицы, известных писателей и простых романтиков. Когда, пройдя полтора километра с его начала и до Смоленской площади, увидишь, как на выставке, картины разных авторов и стилей, послушаешь вольных музыкантов – скрипачей, гитаристов, а иногда и целые рок-группы, когда встретишь знаменитых артистов и поэтов (иногда даже удаётся поговорить и взять автограф), душа так очищается причастностью к культуре и искусству, словно посмотрел хороший фильм или прочитал интересную книгу.

Между тем чувствуется и дыхание политики. Проходят люди, похожие на революционеров, полы длинных пальто которых трепещут на ветру. На днях, опираясь на трость, мимо прохромал пьяный ветеран со взлохмаченными волосами и орденом Красной Звезды на груди нараспашку. Он кричал: «Гады! Изменники! За что кровь проливали?..»

Светлолицего человека средних лет в очках и галстуке Гера заметил издалека. Тот вроде никуда не спешил. Перед каждой картиной или книгой он останавливался, наклонялся, долго и внимательно рассматривал, затем шёл дальше, засунув руки в карманы. Он остановился напротив бронзового памятника Мандельштаму, поэту прошлого века с трагической судьбой, и долго молчал, словно о чём-то раздумывая.

Когда Гера, поговорив с заказчиком, обернулся, человек уже стоял перед ним.

– Здравствуй, друг! Ты, кажется, саха?

– Да, саха, – Гера поднялся, протягивая руку.

– Давно не слышал якутской речи. Может, зайдём сюда и поговорим? – человек показал на открытые двери ближайшего кафе.

– Мы растоптали дела, которые наши матери и отцы совершили, пожертвовав многим. Куда нас теперь заведут… – Никанор Васильевич, кажется, высказал всю обиду, которую долгое время таил в себе. Избранный народом депутат, этот мужественный человек, защищая свои идеалы, не щадил жизни и не сбежал, до последнего оставаясь в здании парламента, когда по нему стреляли пушки. И об этом он рассказал…

Гера зауважал сидящего перед ним немолодого мужчину в очках. За его человеческую честность, за то, что он открыто высказывает свои взгляды. Сам он ночевал возле Белого дома, защищая его, ему нравятся перемены, открывшие новые пути для творческих людей, он думает, что это открывает широкие горизонты.

– Может, и было такое, что советская власть в чём-то угнетала и притесняла большие народы… Но для таких, как мы, малых этносов, она совершенно точно принесла прогресс и вывела на уровень развитых наций, – говорит Никанор Васильевич и приводит примеры. – А малочисленные народы Севера она и вовсе спасла от исчезновения.

Долго они проговорили: о родине, о судьбе народа.

– Есть высказывание одного известного путешественника, который где только не побывал и чего только не повидал… – Гера весь внимание, разве что не заглядывает собеседнику в рот. – «Я объездил много мест, всяких людей повидал, бывают и народы, которые перестали бороться, опустили руки. А якутов я зауважал за их тягу к жизни», – сказал он… Да, есть это качество в наших людях: не сдаваться ни перед чем. Сложные природные условия научили нас не бояться трудностей и ценить каждый миг под этим солнцем. И поэтому я совершенно не сомневаюсь в их достойном будущем…