Текст книги "Не предать время своё"

Зашли в дом. Плюхнулись рядом на мягкий диван. Темнокожая женщина с широкими чёрными глазами и пухлыми губами, вроде бы азиатка, но не похожая на саха, хлопотала, расставляя приборы на столе.

– Она иностранка, филиппинка, – пояснил хозяин. – Да, из таких вот дальних стран они приезжают зарабатывать!

Сели за стол. Джур достал из холодильника бутылку заморского вина с яркой этикеткой и поставил на стол.

– Каким ты буржуем стал, – сказал Эркин. – А ведь не было комсомольца пламеннее тебя. Рейды у нас делал, шмоны…

Джур расхохотался. Вспомнили о том рейде, когда Эркин попался в день своего рождения за распитием бутылки красного вина, посмеялись оба. Вспомнили ребят, с которыми вместе жили в общаге.

– Правильно говорят, что и чёрная ворона может побелеть, а белая почернеть… – У Джура развязался язык, он начал рассказывать о себе. Говорил, что главное – не засидеться, надо меняться вместе со временем. После окончания института он был назначен в район третьим секретарём комитета комсомола. Собирался сделать карьеру, пойти на повышение и устроиться в городе. В это время начались перемены.

– Есть такое понятие: быть в обойме, – Джур разошёлся не на шутку. – Знаешь про автомат Калашникова? Сколько мы с ним возились на «военке», у него в магазине тридцать патронов – вот это обойма, попадёшь туда – уже не выпадешь, будешь идти от должности к должности… Но против перестройки я ничего не имею. Иначе бы вот этого всего не было, – и он махнул рукой, указывая на свой дом-дворец.

Кажется, они подошли к сути дела. Лицо Джура стало серьёзным, он несколько раз кашлянул.

– Я хочу взять тебя в свою команду, Эркин. До каких пор ты собираешься блуждать между небом и землёй?.. Со мной у тебя будет всё – и деньги, и дом, и женщины… Костюм на тебя наденем, галстук повяжем – станешь парнем хоть куда…

– А что за работа у меня будет? – недоверчиво посмотрел на него Эркин.

– Нужно выполнять мои задания, ездить в Москву, Владивосток, Хабаровск, – Джур поднялся и принялся ходить взад-вперёд. – Ты никого не подводил, себя в обиду не давал, этим ты мне нравишься.

– Откуда тебе известно, где как я себя вёл?

– Да мы всё знаем, всё видим. Такие уж мы люди, – Джур наигранно захохотал.

– Джур, моя судьба тебе известна. Я должен доказать свою правоту, продолжить учёбу и получить диплом.

– Тьфу ты!.. Это мы мимоходом решим.

– Мне надо подумать, – сказал Эркин.

Златозубый Эрилик отвёз его домой.

Проснувшись следующим утром, Эркин лежал и обдумывал вчерашний разговор.

Джур изменился. Совсем другой человек. Это какую работу надо выполнять, что сделать, чтобы так быстро разбогатеть?.. Точно неизвестно, чем он занимается. Надо было вчера прямо, по-мужски отказать…

Вечером, когда пил чай в столовой, непонятно как перед ним снова возник Эрилик.

– Здоро́во! – снова при его ухмылке на свете лампы сверкнуло золото на зубах. – Что решил? – прямо, без обиняков, спросил он.

– Передай Джуру мою благодарность. У меня свой путь. Как-нибудь сам проживу…

– Ты, думаю, знаешь, что таким людям просто так не отказывают? – облик Эрилика резко изменился: он нахмурился и покраснел, словно получил пощёчину.

С грохотом отодвинув стул, встал и ушёл не оглядываясь.

Эркин проработал на разгрузке машины до полуночи. Переоделся. Пропитанную по́том рабочую одежду – спортивные штаны и футболку – запихал в сумку.

Автобусы уже не ходят. От базы до его жилища неблизко, надо пройти несколько кварталов улиц и переулков.

Город затих во сне. Вот бродячая собака перебежала дорогу. Эркин шёл по безлюдной улице. Сзади показались три человека. Спешат, словно гонятся за кем-то. Эркин сразу догадался: сейчас что-то произойдёт. Когда они чуть приблизились, на мгновенье глянул краем глаза. Один из них – плотный сутулый мужик ростом под два метра. Обе руки засунул в карманы кожаной куртки. Двое чуть пониже, но коренастые.

Он бы спрятался где-нибудь между домов, но бегать Эркин не любит. Бегство не вписывается в принципы его жизни. Привык решать все проблемы лицом к лицу.

– Эй, парень, остановись-ка! – долговязый почти догнал его, даже слышно было, как он тяжело дышит.

Эркин резко обернулся и двинул кулаком верзиле под дых, а когда он со стоном «о-ох» согнулся, зарядил ему прямо в ухо. Сразу повернулся ко второму. Тот оскалил зубы и замахнулся увесистой деревянной битой. Эркин быстро подставил руку, что-то громко треснуло, и предплечье словно полоснуло огнём… От второго, третьего безжалостных ударов парень потерял опору. Пятясь назад, свалился на грунтовую дорогу.

Его тренированное тело было привычно к подобным передрягам, и он, прикрывая лицо рукой, попытался сжаться в комок. Озверевшие подонки, страшно матерясь, принялись бить его ногами. Теряя сознание, Эркин услышал гул машины, чьи-то крики и топот ног…

Туйаарыма Куо

Татыйык готовится к завтрашнему уроку.

Хозяйка, неутомимая работница, которая встаёт рано утром вместе с солнцем, давно уже спит. В комнате только тиканье часов, тишина и Татыйык…

Мы часто не обращаем внимания, но ведь часы с каждым «тиком» крадут одну секунду нашей жизни… «Хорошо, что рано закончила с проверкой тетрадей. А теперь надо составить план на завтра. Не на один урок, надо распределить весь день. Где побывать, что сделать… Это похоже на сценарий фильма».

Но беда в том, что жизнь не признаёт твоего сценария. Всё равно готовит непредвиденные события, нечаянные встречи, неожиданные разговоры. Однако тем и интересна жизнь…

Татыйык больше всего радует то, что она начинает находить общий язык с учениками, особенно со своим классом. Вспомнила первые дни…

Вася Мандысов, со спадающими на глаза нестрижеными волосами, в пиджаке нараспашку с завёрнутыми рукавами, заявил: «Татьяна Федосеевна, после школы я мечтаю стать ветеринаром. Если я, зайдя в хотон, скажу коровам “Бонжур, мадам”, то не могут ли они вздрогнуть от испуга и засадить мне копытом по носу?» – и насмешливо посмотрел на неё, склонив голову набок.

А сейчас он в поте лица оттачивает французское произношение, чтобы сыграть дʼАртаньяна… Всё потому, что Татыйык нашла новый метод обучения: чтобы заинтересовать ребят, она ставит на уроках небольшие сценки. Дети очень любят играть, а поэтому нынче долговязый, многословный Сеня Долгунов в образе Арамиса и медлительный увалень Айгын Петров в роли Портоса готовы переплюнуть настоящих французов.

Татыйык налила себе в стакан холодного чаю. А не слишком ли она ушла в работу – прямо с головой?.. Есть же ещё девичья доля, женское счастье. «И счастья в личной жизни!» – обязательно пишут в любом поздравлении, подумалось ей. Она знает, что парни Сырдык Сысыы побаиваются её, думая, что такая молодая и культурная учительница иностранных языков не посчитает их за ровню. Много раз от людей слышала…

А Гера… Первое время писал часто. Открытки и письма словно белые чайки летели из великого города Москвы. Но подобно тому, как с наступлением осени птиц на небе становится меньше, они стали приходить всё реже и постепенно пропали совсем.

Татыйык на это не обижается. Когда только знакомились, она почувствовала, что Герина мать не посчитала её достойной их семьи, и после этого у неё не осталось надежды на дружбу с Герой. Как говорится, лягушки – к лягушкам, жуки – к жукам.

В обществе всё равно нет равенства. Когда она училась, дети городской интеллигенции – крупных руководителей, профессоров, преподавателей, городская молодёжь, свободно говорящая на двух языках, – держались особняком. Будто была какая-то невидимая глазу черта, граница, через которую нельзя переступить. Но говорить об этом вслух тоже было не принято…

После урока Татыйык заполняла в учительской журнал, когда постучалась маленькая вихрастая девочка и сказала, что «Татьяну Федосеевну вызывает директор».

В кабинете Давида Ильича сидела начальник районного отдела культуры Пелагея Никитична. Видно, что разговаривали о чём-то важном, до того они были серьёзны.

Татыйык раньше видела Пелагею Никитичну. Слышала, как она выступала с речью на каком-то празднике. Высокая, всегда хорошо одетая приветливая дама, на неё всегда приятно посмотреть. Кажется, раньше она пела, танцевала или была актрисой: в речах и манере держаться проглядывало её непосредственное отношение к искусству.

– Ну, я пойду. Вы, девушки, сами здесь поговорите, – директор собрал бумаги в большой кожаный портфель и вышел.

– Татьяна Федосеевна, я к тебе с важным предложением. От имени района…

Две молодые женщины встретились глазами.

– Мы хотим отправить тебя в город, на конкурс «Туйаарыма Куо». Это конкурс красавиц.

Татыйык вздрогнула от неожиданности.

– Что вы, Пелагея Никитична, я же педагог… Как я в глаза своим ученикам посмотрю?

В её воображении замелькали образы из иностранных фильмов. Полуголые кокетливые девицы на сцене… Мужчины в чёрных костюмах с жадными бегающими взорами… Рестораны, огни, веселье… И разбитые судьбы женщин.

– Нет, нет, нельзя… Я отказываюсь.

Пелагея Никитична встала с места. Подошла и села рядом с Татыйык.

– Татьяна, ты думаешь по-старому. А жизнь развивается и идёт вперёд. Якутская девушка известна в мире своей красотой. Кроме того, она умна, жизнерадостна и шагает в ногу со временем. Мы должны показать это. Вот поэтому и назвали «Туйаарыма Куо» – в честь легендарной народной красавицы. Ты такая нежная, изящная… К тому же хороший работник с широкими познаниями. Мы за тобой следим и всё это знаем, потому и выбрали тебя. Была бы я помоложе, сама бы отправилась! – С этими словами начальница отдела культуры встала и шутливо проделала несколько грациозных танцевальных движений.

Расстались, всё же не найдя согласия.

Но недаром Пелагею Никитичну называют деятельной: этот разговор погрузил Татыйык в глубокие раздумья. К тому же слух о том, что Татьяна Федосеевна будет участвовать в конкурсе красавиц, уже сорвался с чьих-то уст и побежал от двора к двору, словно белый заяц, который в поисках спасения вырвался из леса на простор алааса.

Такова особенность деревенской жизни: ни от кого не спрячешься, ничего не утаишь. Говорят – «и стены имеют уши», но здесь не только у людей, здесь, кажется, у каждого окна, стола, дома, амбара, даже у каждой растущей в лесу лиственницы, берёзы или осины торчат уши и пялятся глаза.

В наслеге уже создали комиссию. В школе коллеги-учителя проходу не дают, завалили советами, у всех оказались такие широкие познания в этом деле, будто раньше всех их набрали сюда исключительно на конкурсах красоты.

Но особенно пошатнула её твёрдость поддержка учеников: «Татьяна Федосеевна, на прошлом конкурсе первое место заняла девушка, похожая на вас. А вы ещё лучше, поэтому обязательно победите!»

Кажется, будто поднялось всё село Сырдык Сысыы. В школьной мастерской ночами не смолкают стук и звон. Под началом учителя труда Алексея Прокопьевича старшеклассники мастерят из мельхиора илин кэбиhэр[67]67
  Кэбиhэр (якут.) – женское нагрудное украшение: плоская трапециевидная пластина, к которой крепятся длинные цепочки с подвесками.


[Закрыть], бегех[68]68
  Бегех – браслет из серебряной цилиндрической пластины с гравированным орнаментом.


[Закрыть], бастынга[69]69
  Бастынга (начельник) – кожаный или металлический обруч на голову, к которому с двух сторон крепятся длинные цепочки-подвески.


[Закрыть] с блистающим солнцем…

Якутский костюм заказали у Маайи-швеи. Побывав у неё, Татыйык была поражена. Старинное шитьё, одежда саха – всё как есть сохранилось в первозданном виде. Вековое засилье западной одежды и моды не смогло здесь победить. Не могла же будущая участница конкурса сама сидеть, нагрузив других заботами! Каждый вечер Татыйык приходит к Маайе помогать, учится якутскому шитью: осваивает разные швы, работает с бусинками…

Маайе уже за восемьдесят, дети взрослые и разбрелись кто куда, живёт с единственной незамужней дочерью Ерюной. Из-за больных ног ходит медленно, вразвалку. Одна из её «изюминок» – старинная, отлитая из металла трубка с деревянным мундштуком. Когда портниха с седыми, поредевшими на висках волосами, морщинистым, но умильным лицом с выдающейся беззубой челюстью, вытянув донельзя губы, сидит перед печкой и пускает клубы густого-прегустого дыма, её ничем не отличить от показываемых в американских фильмах почтенных индейских старейшин.

И всё время рассказывает про старину. Раньше здесь люди жили в алаасах по одной усадьбе в каждой, а в больших – по три-четыре семьи. Пару раз в год женщины собирались на так называемые шитейные дни: собирались в балаганах и шили, пели, играли на хомусе.

– Бедная моя матушка в такие дни возвращалась очень счастливая, всё время бубнила себе под нос песни.

В старину саха очень берегли девушек. Каждая из них имела передаваемую из поколения в поколение богатую одежду: отороченные бобровым мехом якутские шубы, шапки-джабака, покрытые искусными узорами, имеющими значение.

– Чтобы девушка жила в достатке, стала гостеприимной хозяйкой и матерью семейства в светлом и чистом доме, наносят узор благословения – алгыс. – Маайа сосёт свою трубку и выпускает длинную струйку густого дыма, от удовольствия зажмуривая глаза. В ноздри Татыйык бьёт запах дыма, щекочет в носу, она откашливается. Но ей до того всё интересно, что она не обращает внимания и ещё больше навостряет уши. – С правой стороны шапки, чтобы у этой молодухи было много детей и она стала родоначальницей сильного, растущего рода-племени, делают знаки материнства и окружают их знаком-оберегом…

Вот так они и работали из вечера в вечер, словно бабушка с внучкой…

Пелагея Никитична поехала с Татыйык в город, помогать в чём понадобится.

Первый этап – отборочный смотр. Режиссёр, человек смешанных кровей, знания и энергия которого выплёскивались через край, безостановочно сыпал словами, размахивая руками во все стороны.

– Вы должны представлять, как грациозно выходят весной стерхи[70]70
  Стерх – вид журавлей, часть фауны северных территорий России; птицы находятся под угрозой исчезновения и внесены в Красную книгу России.


[Закрыть] на пригорок. При помощи танцев, песен, курлыканья они выясняют, кто из них краше. Такими их создала сама природа. У женщин тяга к прекрасному и доброму в крови. Вот и каждая из вас должна думать, что нет девушки изящнее, умнее, образованнее вас, и раскрыть все свои внутренние возможности.

На отборочный тур собралось много девушек. Большинство улусов отправило своих красавиц, кроме них были представительницы городских организаций и те, кто участвует по личной заявке, – все одна краше другой. Татыйык стало страшно: неужели она может быть лучше их всех?.. Переволновалась. Когда представляла себя жюри, голос еле заметно дрогнул.

– Отлично! – Пелагея показала большой палец, дождавшись девушку за кулисами. – Хорошо себя представила. Якутский костюм и украшения лучше, чем у других.

Это было похоже на экзамен. От волнения ночью не спала.

Утром отправились во дворец и увидели список десяти девушек, вышедших в финал. Среди них и Татыйык. Обрадовались. Там же увидели участниц – кто-то плачет, кто-то досадует, кто-то прыгает от радости. Как же в девичьем племени сильно это стремление – быть самой лучшей, красивейшей из всех красивых…

Татыйык плохо представляла себе организацию такого конкурса, оказалось, что это целая кампания. Тебя готовит большая команда, начиная от хореографа до стилиста, музыканта и филолога. Хорошо, что рядом была Пелагея Никитична: она отыскала своего партнёра, с которым когда-то танцевала в студенческом ансамбле, и тот научил девушку, как себя вести на сцене, как правильно ходить, записали фонограмму для песни. Просидели всю ночь, оттачивая слова, которые нужно говорить, искали новые идеи.

Во время подготовки девушки все перезнакомились и почти подружились. Свободно, без задних мыслей разговаривают, поддразнивают друг друга. Белокожая, с приятным, по-якутски круглым лицом девушка из Бытантая рассмешила соперниц словами: «Ну вы, красавицы, и побеждайте… А таких, как я, в каждом балагане полно…»

На таком конкурсе не всё решается при последнем выходе на сцену, организаторы во время подготовки целый месяц следят, оценивают, анализируют. Девушки сами начинают догадываться, кто какое место займёт. Но догадки догадками, а каждая из них лелеет в душе тайную надежду: «Я лучше всех, я самая красивая».

Все были почти уверены, что победит юная, только окончившая школу девушка из Заречья с длинной-предлинной косой, которая всё время светилась беззаботной радостью. Так и вышло: она заняла первое место, надела серебряную корону победительницы и накинула на плечи соболиную шубу.

Переполненный зрителями и болельщиками большой зал Дворца взорвался их радостными криками и аплодисментами. Когда девушка из Вилюя в богато расшитой якутской шубе и высокой шапке-джабака, изображая важную госпожу, низким голосом завела народную песню: «Быттык-Быттык Маарыйа ли я, бывшего князька дочка ли я…» – по залу прошлась волна одобрения. Ей достались второе место и приз зрительских симпатий.

Татыйык заволновалась, что не получит никакого приза. Но назвали её имя, и она вздрогнула.

Третье место и высокое звание самой умной и прекрасной Куо земли Саха!..

«Уф-ф!» – выдохнула про себя девушка, и всё напряжение, которое больше месяца сковывало её, вся усталость, все сомнения и волнения, навалившиеся на её хрупкие плечи, ушли, она разом ослабела. «Главное, не подвела своих земляков и весь район», – подумала она и представила радостные глаза учеников своего девятого «Б».

Музыка, аплодисменты, поздравления, яркие вспышки фотоаппаратов… На сцену выбежали Пелагея Никитична, односельчане, её болельщики. Начался праздник цветов.

«Кажется, в моей жизни настали перемены…» – подумала Татыйык.

Москва

Самолёт Ил-62, вылетающий по маршруту Якутск – Москва, долго заводился, разогревался, словно бегун на дальние дистанции, разбежался по тряской бетонной взлётной полосе, оторвался от земли и на двух распростёртых крыльях повис в воздухе… Затем, будто взбираясь по невидимым ступеням, добрался выше облаков и огромным лебедем неспешно полетел на запад.

Люди, пристёгнутые ремнями к мягким креслам, вздохнули с облегчением и начали готовиться к долгому полёту: одни вытащили журналы и газеты, другие устраивались поудобнее для сна.

Гера не привык спать в дороге. Для него это удобный повод подумать, порассуждать, привести в порядок мысли. И поэтому при покупке билета он всегда старается, чтобы досталось место у окна. Если повезёт, он счастлив: вглядывается в бескрайнее синее небо, считает висящие белыми завитками облака, – всё привлекает его восторженный взор. Для него, художника, всё на свете имеет своё содержание и значение.

Бесконечная тайга, белоглавые гряды гор, вьющиеся змейками линии рек и речек – всё сверху раскрывается перед ним гигантской картиной, написанной самой природой.

«Девятиярусное высокое небо. Там живёт Юрюнг Аар Тойон – Белый Священный Господин. Как широко и всеохватно мировоззрение саха… и на небе тоже живут они?» – думает Гера.

Земля Саха и Москва… Самая далёкая и холодная земля, лежащая у самого порога Севера. Несущие к Ледовитому морю тёплое дыхание великие реки. Стоящие день и ночь в грозном карауле горные скалы. Нежные алаасы с глубокими глазами озёр. Выжившая в борьбе с лютыми морозами, пургами и метелями, дождями и бурями особенная цивилизация с не похожими на другие знаниями, мировоззрением, духовностью и верой. И чем дальше человек от своей родины, тем больше и глубже он тоскует по ней и ценит.

И Гера вспомнил, как он стал жителем Москвы.

…После окончания училища в Якутске он успешно поступил в художественный институт имени Сурикова в Москве. Мольберт и краски, живая натура, лекции, выставки… Большого различия в обучении по сравнении с Якутском не было, но преподаватели постепенно стали его хвалить и выделять. Выставили на молодёжной выставке начатую ещё в Якутске картину «Туман», где он изобразил скукоженных в лютый морозный день людей, стоящих на автобусной остановке.

На втором курсе во время зимних каникул приехал на родину. В тот раз мать дала ему задание отвезти посылку, которую отправлял своему другу один важный человек из местного «Белого дома». Это была тяжёлая матерчатая сумка, туго обвязанная так, чтобы невозможно было её открыть. Казалось, она содержала в себе что-то очень важное и секретное.

До тех пор, пока он не уехал, мать раз десять повторила, куда её отнести и кому вручить. Гера был молод и полон сил, он схватил сумку, словно пушинку, в аэропорту отдал на взвешивание, оплатил и сдал в багаж.

В Москве он нашёл по адресу дом, отнёс посылку. Хозяева встретили его с радостью и начали накрывать на стол. Студенту только того и надо, кто же на его месте откажется от вкусной домашней еды?.. Оказалось, что хозяину дома его бывший сослуживец по партийной работе отправил охотничьи и рыбачьи трофеи – карасей, чиров, сохатину.

На радостях познакомились. Семья оказалась мирнинцами, имела отношение к алмазодобыче. Иван Данилович Омуков, сам уроженец бывшего Садынского наслега на верховьях Вилюя, был одним из тех, кто встречал первых геологов. Худощавый, но с большими руками и ногами старик обладал гулким, словно доносящимся из глубокой бочки голосом, видимо, в молодости он был пригожим и бойким добрым молодцем. Над его носом с горбинкой нависали почти сросшиеся густые длинные брови. Мать семейства, русская, работала в экспедиции, которая искала в Якутии алмазы.

К старости лет оценили их заслуги перед родиной и выделили небольшую однокомнатную квартиру на окраине Москвы. У старика астма, частенько хворает. В ветреные дни не выходит на улицу. Когда изредка привозят с родины родную пищу, радуется как ребёнок, словно сам побывал в тайге на охоте.

Застолье было в самом разгаре, когда вошла Кюннэй.

Хотя у неё якутское имя, но славянского во внешности было больше. В Якутии с первого взгляда определили бы, что эта рослая, широкоглазая, светловолосая девушка – сахалярка[71]71
  Сахаля́р – метис, потомок от брака якута/якутки и представителя иного этноса, как правило, европеоидного.


[Закрыть]: не стесняясь и не чуждаясь постороннего человека, она запросто села за стол, поздоровалась и присоединилась к разговору. Кюннэй окончила курсы экскурсоводов и только недавно устроилась на работу гидом в автобусе, который возил по городу и знакомил с Москвой гостей столицы.

Старик сказал, что очень тоскует по якутской речи, и попросил запросто приходить в гости – попить чаю и поговорить. Гера стал захаживать, они с удовольствием вели беседы. Хозяин лично знал тех, кто первым нашёл в Саха алмазы, легендарных геологов Ларису Попугаеву, Григория Файнштейна, работал с ними вместе. Рассказывал, как местные жители помогали в поисках алмазов, были их проводниками, о трагедии ушедшего под воду села Туой Хайа, о том, как строился город Мирный.

Кюннэй сначала, когда была дома, лишь пила с ними чай и участвовала в разговоре. Но ближе к весне стала брать Геру на экскурсии, они вместе гуляли по Арбату и Красной площади.

А когда он несколько раз принял участие в выставках и одна из его картин была упомянута в статьях московских критиков, в его голову стали закрадываться мысли: «А что, если я женюсь на Кюннэй и останусь жить в Москве?..»

Только много позже Гера узнал, что его судьба была решена с помощью той самой туго завязанной сумки ещё тогда, в якутском «Белом доме».

Разговор состоялся в кабинете высокопоставленного работника. Товарищ Когасов вызвал его мать, работавшую в приёмной секретарём, и сказал: «Говорят, у тебя сын, подающий надежды художник, учится в Москве?.. А у моего друга Омукова дочь-красавица не замужем. Если бы они поженились, парень стал бы московским жителем. Может, и нужные пути-дороги перед ним откроются…»

И сумка с подарками закрепила этот сговор.

– Уважаемые пассажиры! Через несколько минут наш самолёт совершит посадку в аэропорту «Домодедово». Температура воздуха в Москве 20 градусов тепла…

Голос диктора оборвал мысли Геры. Заснувшие и дремавшие попутчики взбодрились и засуетились. Москва… По сравнению с Якутском совсем другой мир. Милая сердцу Якутия живёт своей жизнью с нескончаемыми ежедневными заботами. В такую даль и все мировые новости доходят позже.

Гера сразу почувствовал что здесь случились какие-то небывалые события, – по тому, как изменились у людей лица, как необычно затихли улицы.

Раздевшись и повесив верхнюю одежду, тихо прокрался на кухню. Вытащил из сумки гостинцы – копчёного чира, банку земляничного варенья – и положил их в холодильник.

– С приездом, сынок! – прикорнувшая в зале тёща Арина Николаевна проснулась и встала.

– Я привёз вашу любимую рыбу – чир.

– Ой, спасибо, Герочка, хорошо-то как! – старушка прослезилась. – А как бы Ваня радовался, если бы был с нами, – С тех пор, как не стало мужа, Арина Николаевна совсем сдала, из-за любого пустяка начинает пускать слезу.

Включили телевизор. Никаких новостей. По всем каналам идёт «Лебединое озеро» Чайковского. Под печальную музыку порхают в танце балерины, изображая лебедей.

– Что же случилось? – у Геры защемило сердце.

В Москве положение нестабильное. Каждый день митинги, противостояния, споры между политиками и партиями, перебои с продуктами и товарами. Жить людям всё труднее.

– Гера, здесь страшные дела происходят, – сказала тёща и схватилась за сердце. – Создан какой-то ГКЧП, восемь больших кремлёвских начальников объявили чрезвычайное положение, в город вводятся танки и вооружённые солдаты. Все идёт к войне, будь осторожней, – Арина Николаевна опять зашмыгала носом.

Услышав разговор, из спальни вышла жена. Гера подошёл к ней, чтобы обнять, но Кюннэй увернулась от его рук, и он ухватил пустоту.

– Что, встретил свою Татьяну, как она там поживает? – язвительно спросила она.

Ну вот, с тех пор, как он рассказал ей при первом знакомстве о Татыйык, это на всю жизнь стало ему укором.

– Ни с какой Татьяной я не встречался, я ездил продавать дом и участок. И ты это прекрасно знаешь.

– Нет, не знаю, – сказала Кюннэй и пожала плечами.

Вот так она всегда, не любит, когда муж ездит в Якутию.

Гера зашёл в комнату к любимой дочурке, пятилетней Саасчане, поцеловал её и поправил одеяло. Девочка хоть и спала, но, кажется, сердцем почувствовала, что приехал папа, и на её личике заискрилась улыбка. «Доченька моя! – с нежностью подумал Гера. – Лишь бы у неё было всё хорошо…»

Арина Николаевна быстро поджарила яичницу, разлила чай. Сели за стол.

– Убрался в усадьбе, всё помыл, почистил и выставил на продажу. Когда продадим, обменяем квартиру на большую. У мамы будет отдельная комната. – Гера рассказал свои новости.

– Нужны две комнаты… Я же говорила… – Кюннэй сначала оживилась было, но опять проявила раздражение.

– На две комнаты, наверное, пока не получится, Кюннэй, и я тебе говорил, что деньги мы должны разделить с сестрой, я не один владею этой усадьбой…

Вот так они и живут, Гера с Кюннэй.

Когда только познакомились, какая девушка была – весёлая, добрая!

С тех пор, как Гера прописался в этой квартире, отношения стали меняться. Думал, что прописка – это просто штамп в паспорте. Но оказалось, что это не так. Если печать московская, то всё меняется на корню. Ты в одночасье становишься выше каждого из почти трёхсот миллионов жителей огромного советского государства.

Жителем столицы великой страны!.. Это само по себе сравнимо с почётной наградой или высокой должностью. И такой факт даёт тебе самые широкие возможности, которые не пропишешь на бумаге. И чувство своего превосходства. Но вместе с тем у Геры появилось и чувство какого-то неоплатного долга перед Кюннэй.

И не каждому нравится жизнь в огромном, гудящем день и ночь в ежедневной суете городе. Гера вспомнил суденческого товарища Ганю Тыасытова. Он приехал с Севера, поступали вместе. Парень выдержал всего полгода. Когда утром, спеша в институт, они в многотысячной толпе переходили со станции на станцию, Гане казалось, что за ним гонится огромное стадо диких оленей, которое затопчет заживо, если вдруг упадёшь, и это всех смешило.

Зазвонил телефон.

Это был Ерофей Другин – товарищ и коллега Геры. Они работают в галерее, в отделе реставрации картин, а кроме того вместе арендуют мастерскую, где занимаются творчеством. Голос у него был весьма возбуждённый:

– Ты уже прилетел? Дуй быстрее сюда! Здесь большая заварушка, коммунисты готовят переворот, я иду к Белому дому, защищать демократию!..

– Погоди, друг, мне нужно выспаться. В самолёте даже глаз не сомкнул, – ответил ему Гера.

– Ладно, когда отдохнёшь, приходи, найдёшь меня здесь.

«Демократия. Перестройка. Свобода. Надо обязательно идти и принять участие. Художник, творческий человек не должен отстраняться от таких больших событий», – подумал Гера, засыпая. Как-то в посольстве он встретил депутата из Якутии, тот рассказывал, что народ саха с большим воодушевлением встретил эти перемены: возвращаются поруганные во времена репрессий имена, восстанавливаются забытые обычаи предков.

Когда Гера вышел на станции метро «Баррикадная», и вправду показались настоящие баррикады. Большие машины перевернули поперёк улицы, натаскали десятиметровых балок, прутья арматуры воткнули стоймя остроконечным железным забором.

Перейдя через них, Гера двинулся в сторону Белого дома, когда показались военные машины. На них – российские флаги. Из проходящей многотысячной толпы бросают цветы, приветствуют. Это некоторые из воинских частей переходят на сторону защитников демократии. У Белого дома тоже стоят военные с автоматами и следят за каждым прохожим. Боятся, что будут провокации. Ночью на самом деле поймали двух снайперов. Они поднимались с винтовками в многоэтажном здании напротив, когда их заметили, выследили и схватили за шкирки.

К приходу Геры начался воодушевлённый митинг. Илья Заславский, вдова Сахарова Елена Боннэр, другие известные люди выступили с речью. Весёлый пародист Геннадий Хазанов посмешил народ анекдотами о Янаеве с компанией. Генерал Лебедь, развернувший танки Таманской дивизии, стал считаться героем. Тут же было сказано, что сегодня ожидается штурм, и призвали всех, кто может, кроме стариков, детей и женщин, прийти и встать живым щитом вокруг Белого дома.

И в самом деле: если в первую ночь строили баррикады и не опасались наступления, то сегодня ночью все ожидали решающего противостояния. Гера пытался разглядеть в толпе Ерофея, звонившего ему, но как его найдёшь в таком многолюдье?.. Однако он решил оставаться до конца с собравшимися людьми.

Идёт сильный дождь. Люди встали цепями на окружающих улицах. Чувствуется большое напряжение, все взволнованы… За их спинами, под тёмным небом, виден освещённый прожекторами Белый дом. Во всём этом кроется что-то грозное и пугающее, но одновременно и вдохновляющее, отрадное для души.

Народ собрался разный. Неподалёку стоят воины-афганцы. Юноши и девушки лет шестнадцати-семнадцати как ни в чём не бывало смеются и курят в переднем ряду. Те, кто постарше, плачут. На шее молодого мужчины повисла жена и умоляет его идти домой, привела с собой детей, мал мала меньше. Супруг пытается их прогнать. Кому смех, кому слёзы… А кто-то просто с суровыми лицами тревожно ждёт чего-то.

В это время впереди послышались резкие звуки ударов металла о металл, застрочила автоматная очередь и безудержно взвыли моторы. Оказалось, что это боевые машины таранили баррикады.