Текст книги "Не предать время своё"

С той стороны прибежал человек лет шестидесяти с криками:

– Ребята, готовьте зажигательные смеси, сейчас прорвутся. Там лужи крови… Гады они… Фашисты, фашисты, бейте их! Не жалейте! – а у самого слёзы текут.

К нему подбежали ребята-афганцы, схватили за грудки, чуть не побили за то, что панику разводит.

Пришла старушка. В руках две иконы. На одной – Богородица, на другой – Иисус Христос. Православные все выстроились в очередь, чтобы принять благословение. Целуют иконы. После этого все немного взбодрились, словно у них прибавилось сил.

С той стороны, где происходят столкновения, идут депутаты. Лица у них напряжённые. У молодого, высокого и худощавого человека с бакенбардами в чёрном плаще, депутата, сломали зубы и погнули рупор. Проходя мимо, он сказал: «Держитесь, сейчас они прорвутся». В такой момент бывает трудно сохранить выдержку…

Вдруг люди резко устремились вперёд. Никто не останавливал их. Гера тоже двинулся со всеми. Там народу было ещё больше. Крики. Ужас. Одна из боевых машин перевернулась: попыталась сдвинуть троллейбус, но не осилила. На земле лужа человеческой крови…

Люди закричали: «Танки!» – и сплошным потоком побежали в сторону улицы Чайковского. Цепи военных встали на их пути. Когда толпа остановилась, увидели, как в их сторону на полном газу мчится пикап. Не сбавляя скорости, он развернулся на ходу прямо перед людьми, из него высунулся человек, крикнул: «Танки наши!» – и умчался обратно. С криками «ура» народ побежал к танкам.

Их было всего два. Разговорились с танкистами. Гера попытался поговорить с парнем-узбеком. В это время подошёл мужчина вроде бы в штатском, но с фуражкой на голове, и с металлом в голосе обратился к танкистам:

– Кто ваш командир?

Вышли двое молодых людей, отдали честь. Спросив о том о сём, мужчина приказал им вернуться к месту дислокации. Парни сказали: «Есть!», завели танки и умчались.

Скоро опять послышался крик: «Танки!», люди снова встали поперёк улицы.

Гера оказался на самом переднем крае, в середине цепи. Танк нёсся на полном ходу, словно бешеный. Всё ближе и ближе, не сбрасывая скорости. С каждым метром среди стоящих в цепи людей усиливалось смятение.

Когда он приблизился настолько, что мог начать давить людей, толпа рассыпалась. Осталось четыре-пять человек, крепко держащихся за руки.

«Что же это такое? Неужели нам конец?» – подумал Гера.

– Мужики, куда?! – крикнул кто-то.

Тут же несколько человек вернулись и встали в цепь. Танк приблизился вплотную и тормознул прямо перед их носом.

– Это уже не танки, это тягач! – послышался крик. И в самом деле: у него не было пушки.

Открылся люк, высунулся парень и сказал, что он едет буксировать сломанную машину. Когда люди закричали, что никуда не пустят, пусть возвращается обратно, не то самого захватят в качестве трофея, танкист беспрекословно развернулся и уехал.

Всё произошло за несколько мгновений…

После этих событий люди прикатили захваченные до этого машины и установили в три ряда. Все полезли на них, кричали: «Ура!». В небе посветлело. В воздухе чувствовался дух победы.

Гера смертельно устал, сил уже не было никаких. Направился в сторону дома, с большим трудом доплёлся до метро…

Дома сразу рухнул на кровать.

Когда проснулся в два часа дня, все уже говорили только о том, что началось преследование членов несостоявшегося ГКЧП.

Доширак

Избитый, покалеченный Эркин пролежал в больнице больше десяти дней.

Сняли гипс на сломанной руке. Зашили открытые раны. Хорошо, что лицо не задели и внутренние органы – печень, почки вроде в сохранности. Но двигаться ему и сейчас тяжело. Сломанные рёбра плохо заживают. Каждое движение доставляет дикую боль.

Выписавшись из больницы, поехал в гостиницу, в которой до этого жил. Нужно было забрать вещи и поговорить об оплате.

Когда открыл дверь и вошёл, дежурная гладила постельное бельё. Она с удивлением посмотрела на Эркина, со стуком отставила в сторону утюг.

– Мы подумали, ты сбежал, не расплатившись. Живой, оказывается…

– Живой, – ответил Эркин и прошёл в комнату.

Всё осталось как было, даже постель не поменяли…

– Могли бы в дни моего отсутствия пускать пожить других…

– Вещи твои остались, это значит, что постоялец ещё не выселился, – ответила женщина и с жалостью посмотрела на Эркина.

– Денег нет, можете всё это забирать, – он показал на сложенные ящики.

Дежурная вытащила сотовый телефон, позвонила кому-то и доложила:

– Он предлагает расплатиться товаром.

Выйдя в зал, ещё долго о чём-то разговаривала. Вернулась и попросила показать, что у него есть. Эркин начал перебирать груду ящиков.

Два ящика рыбных консервов «Сайра», печенье, четыре коробки лапши «Доширак», немного растительного масла, четыре китайские футболки… Вот и всё богатство, что заработал за лето…

Женщина всё это перечислила по телефону. Опять что-то обсудили с собеседником.

– Хозяин согласен, – вернувшись, сказала она. – Можешь это оставить вместо денег.

Эркин распечатал один ящик и наполнил спортивную сумку «Дошираком». Взял магнитофон, кассеты и вышел.

Во дворе сел на притулившуюся между высоких каменных домов скамейку. Это оказалась детская площадка.

Лучшие дни лета прошли. Солнце, словно убегая, светит издалека, и его ласковое тепло ослабело. В построенном для детей маленьком домике-теремке с серьёзным видом возятся мальчик с девочкой лет четырёх-пяти. Кажется, играют в семью. Пухлогубый мальчонка изображает «папу» – подражая своему отцу, что-то верещит с грозным видом. Поодаль на другой скамейке молодая женщина читает книгу, держа в левой руке, а правой качает коляску со спящим младенцем.

Эркин просидел довольно долго. Ему некуда вот прямо сейчас встать и идти. У него нет даже нормальных документов, с полной сумкой «Доширака», магнитофоном «Весна» один между небом и землёй…

Хуже всего, что он не выполнил своих планов. Думал, что за целое-то лето подсуетится и докажет свою невиновность, и что в итоге? Вызов из прокуратуры пришёл как раз тогда, когда он попал в больницу. Тот парень-корреспондент тоже, наверное, вернулся из отпуска. И с ним в условленное время Эркин не встретился…

Из кармана сумки вытащил кассету. Включил магнитофон на малую громкость и вслушался в мелодию.

 
Бывают дни, когда опустишь руки,
И нет ни слов, ни музыки, ни сил,
В такие дни я был с собой в разлуке
И никого помочь мне не просил.
И я хотел идти куда попало,
Закрыть свой дом и не найти ключа.
Но верил я – не всё ещё пропало,
Пока не меркнет свет, пока горит свеча…
 

«Добрый молодец в один день – под брюхом, в другой – на холке у коня», – гласит народная мудрость саха.

«Главное – не падать духом, где-нибудь да пробьёмся», – подумал Эркин. Надо потерпеть ещё неделю. Когда боль в боках пройдёт, опять в грузчики. Может, и хорошую постоянную работу найдёт…

В этот момент в магнитофоне зазвучала песня Максима Леонидова «Девушка-виденье». Она тоже очень нравится Эркину: напоминает его заветную мечту. Когда-то одна прекрасная девушка со светозарной улыбкой тоже пронеслась редкостным видением и оставила в его сердце непреходящую грёзу и стремление к жизни.

Делать Эркину нечего, поднялся и пошёл бродить по улицам города.

К вечеру небо затянуло облаками. Заморосил мелкий дождик.

Асфальт промок и сразу заблестел, словно зеркало. Прохожие на улице ускорили шаг, женщины раскрыли разноцветные зонтики.

На автобусной остановке Эркин издали увидел Елизавету. Они с дочкой спрятались от дождя под навесом. У Валюши новые туфли, короткое светлое пальто. «Значит, зарплату выдали, или продала товар, что я ей дал», – парень обрадовался, что у них всё хорошо.

Но не подошёл. Куда ему с таким видом?.. Вот вылечится, устроится на работу и зайдёт к ним в гости, поддержит чем может.

Эркин проголодался. В животе заурчало. У него полная сумка «Доширака», но чтобы его приготовить, нужен кипяток.

После долгих сомнений он зашёл в подъезд ближайшего многоквартирного дома и осторожно постучал в одну из квартир.

Дверь открылась. Показалась дородная женщина саха с бигудями на голове, в домашнем халате.

– Кого надо? – увидев незнакомца, удивлённо спросила она.

– Пожалуйста… не найдётся ли у вас стакана кипятка? – от смущения Эркин затоптался на месте.

– А что, разве тебе негде и воды вскипятить? – Женщина изменилась в лице.

– Так и есть… трудности у меня.

– Петя, тут один воды просит! – крикнула она кому-то в комнате.

– Прогони его. Здесь не пункт водоснабжения!

Дверь со стуком закрылась.

«…И никого помочь мне не просил…» – Эркин был раздосадован сам на себя.

Слабак, сопляк, ещё к людям в дом постучался…

На улице распечатал сухую лапшу, отломил кусок и с хрустом прожевал. И без воды оказалось съедобно. Пошёл вперёд, то и дело засовывая руку в сумку, отламывая кусочки от пачки и отправляя в рот.

Речной порт. Зал ожидания. Здесь Эркин провёл несколько дней.

У старушки-диспетчера берёт кипяток из титана и питается своей лапшой. Боль в рёбрах всё не проходит. После ночи, проведённой сидя на жёсткой деревянной скамейке, к утру тело коченеет так, что трудно сделать вздох.

Речной порт живёт своей, особенной жизнью.

Белые пароходы с густыми клубами дыма и резким воем, нагруженные дополна медлительные баржи, рассекающие волны стремительные «Ракеты». Бесконечная толчея многочисленных пассажиров… Кроме того, порт состоит из витающих в воздухе радости и горести от встреч и расставаний, из манящих в таинственную даль мечтах о невиданных доселе странах…

А Лена-бабушка, не обращая внимания на мелочи жизни, не отвлекаясь на наши нескончаемые споры, течёт, дышит, волнуется, не сбавляя заданного ещё многие тысячи веков назад темпа.

Днём, когда солнце поднялось высоко и воздух потеплел, Эркин по берегу реки отошёл подальше от порта, постирал рубашку, разложил сушиться на камне и сел, наблюдая за синими волнами.

Со стороны зданий на берегу показался человек, который шёл в его сторону.

Когда к якуту приходит гость, хозяин наблюдает за ним в течение всего трёх-четырёх минут, пока тот сойдёт с седла, привяжет коня к коновязи-сэргэ, зайдёт в дом и снимет верхнюю одежду, и за это время успевает определить всё: кто этот человек, откуда родом, что у него за нрав и с какой целью прибыл…

У идущего были не по размеру большие сапоги на ногах, старая нестираная рубаха, на макушке матерчатая кепка, он заметно сутулился.

«Одет неважно. Значит, он такой же, как я, бездомный бродяга…» – начал домысливать про себя Эркин. Начнёт сейчас деньги просить… Кому и для чего он ещё нужен?

Незнакомец подошёл и сел на камень рядом. Из кармана вытащил пачку папирос «Беломорканал», прикурил и выпустил струйку густого и горького дыма.

– Куда едешь, брат?

– Я тебе чем-то помешал? – недовольно отозвался Эркин.

– Мне ты не мешаешь, а вот другим глаза мозолишь. Вчера участковый Чириков у меня спрашивал – мол, что за человек.

Эркин только сейчас вспомнил, что видел этого мужчину, когда по утрам он в фартуке веником подметал каменные полы на вокзале, выгребал из урны мусор. «Не испытываю особого желания общаться с милицией», – рассудил про себя Эркин.

– Ночевать мне негде. Когда заживут рёбра, пойду искать работу. Надо пару-тройку дней…

– Я догадывался, – ответил мужчина, – что не от хорошей жизни ты здесь. На вид ты парень толковый. Не похож на опустившегося пьяницу. Я отведу тебя к Басылаю. Отлежишься у него недельку, в человеческий вид себя приведёшь…

Эркин знать не знал того Басылая, однако другого выбора у него нет. Поднялся с места, оделся и последовал за незнакомцем.

Ехали долго в переполненном автобусе и вышли на конечной остановке, на самом краю города, под сопками. Дальше пошли пешком. По шоссе взобрались на горку и, пройдя довольно большое расстояние, свернули по тропинке в лес.

Попутчик заметно утомился. Сел на старый пень и закурил. Эркин вдохнул полной грудью свежий лесной воздух. Как не хватало ему, оказывается, живой природы!..

Высокие зелёные сосны, лиственницы и берёзы с разлапистыми ветвями. Изумрудные листочки брусники расстилаются красочным ковром. Ягода ещё не поспела и на вкус кисловата. Из-за поваленного дерева выскочил бурундук, испугался, увидев людей, и, позыркав глазами, взбежал вверх по стволу, подняв трубой пушистый хвостик.

Пришли в спрятавшуюся в лесу усадьбу, огороженную прибитыми от деревца к деревцу досками. В ней два дома. Один, с квадратными остеклёнными окнами, построен из обтёсанных топором брёвен. Второй, с высокой железной трубой, похож на летний, стены обшиты досками. Во дворе сложены в поленницу дрова, отдельно лежат груды старых горбылей.

В доме перед печкой сидел русский старик с давно не видевшими ни ножниц, ни расчёски длинными седыми волосами, вопреки сезону одетый в серую телогрейку. Он что-то мастерил, строгая деревяшку якутским ножом.

– Подожди здесь. Басылай где-то недалеко. Я только хлебну стакан чая и бегу, с работы ещё выгонят… – Спутник Эркина налил себе чаю, быстро выпил и выскочил из дома.

Хорошо, что вода была горячая. Эркин достал из сумки последнюю пачку «Доширака», налил в него из чайника кипятка и отложил в сторону завариваться.

На улице послышался звук мотора, подъехала машина, остановилась, хлопнула дверь.

Вошёл крепкий, выше среднего роста мужчина саха в волосяной шляпе[72]72
  Волосяная шляпа – распространённый у якутов мужской головной убор из конского волоса.


[Закрыть].

– Басылай! – представился он и протянул руку.

– Эркин. Я… – парень только открыл было рот, чтобы что-то сказать, как хозяин прервал его, сказав, что всё знает: встретил по пути Хасыма.

Понюхал лапшу, которую ел Эркин, сморщил лицо.

– Гадость какая! Разве это пища, друг? – Взял и выкинул в мусорное ведро. – Я рыбу привёз. Сейчас уху сварим.

Рюкзак Басылая оказался полон карасей. Только что выбранные из сетей жирные рыбины с золотистой чешуёй, вываленные в ведро, забили хвостами. Принесли дров, затопили печь. Басылай почистил штук десять карасей, удалил желчь и поставил их вариться на медленном огне. Скоро вкусный запах свежесваренной рыбы наполнил весь дом.

Хозяин оказался городским жителем, всю жизнь работал на стройке. Выйдя на пенсию, чтобы помогать детям, построил в лесу эту заимку, устроился в лесную охрану, понемногу охотится, собирает ягоды и сторожит близлежащие дачи.

– Ты наверняка знаешь 17-й квартал в городе, вот там-то мы и работали, много домов построили, – рассказывал Басылай. – Наш бригадир, Май Петрович, должен был получить звезду Героя Труда, но власть поменялась… – от досады он хлопнул ладонью по колену.

Выложили рыбу на тарелки, уселись за стол обедать.

– В городе жизнь беспокойная, во всякие передряги попадает якутская молодёжь, – продолжил рассказ Басылай. – Недавно парень из Татты приехал за продуктами и всё пропил, оказался в компании таких же неприкаянных типов. Я его в страшном обличье бродяги поймал и привёл сюда. За несколько дней вправил мозги, дал денег на проезд, сам посадил на паром. Некоторые не выдерживают, – сокрушался хозяин. – Выспятся за несколько дней, отъедаются и сбега́ют.

А у старика Шмакова другая история. Он родом с Колымы, и беды его настоящие. Два года назад Басылай спас, когда его в тёмном переулке избивали хулиганы, и привёл сюда. Он живёт здесь круглый год. Оказался очень искусным мастером, из дерева вырезает красивые фигурки разных животных. Басылай отвозит их в город и сдаёт на рынке торговцам на продажу, на эти деньги покупает и привозит старику чай, курево и бутылку «красного» пару раз в месяц.

Эркин за несколько дней хорошо выспался. Вдоволь надышался свежим таёжным воздухом. Талантливый человек талантлив во всём: старик Шмаков оказался способен и к целительству. Он вправил Эркину сломанные рёбра, поил отваром из трав, которые сам собрал и высушил.

– У тебя кости неправильно срастались, – объяснил он. – Если бы я не поправил, всю жизнь бы тёрлись одна об другую!

Эркин провёл у Басылая несколько дней. Рёбра постепенно зажили, и здоровье восстановилось. В тишине и на свежем воздухе даже мысли прояснились. Не лежать же ему лежнем, из сложенных старых досок выбрал подходящие, прострогал и обновил ступени на крыльце, соорудил навес от дождя. Со стариком Шмаковым они поладили. Мастер на все руки, единственный у него недостаток – не очень разговорчив. Но если раскроет уста при случае, то и рассказчиком оказывается неплохим. Дитя тех самых лихих и безжалостных времён, которые вихрем разметали судьбы тысяч и миллионов и обнесли колючей проволокой весь север Якутии.

Его мать, жительницу одной из центральных областей, совсем юной 17-летней девушкой привезли на Колыму в женскую тюрьму. Об этом, о тех временах он и рассказывает. После войны к юбилею Сталина готовились всем городом. По учреждениям проводили ремонт, восстанавливали здания, мыли их и чистили. В школе, где училась Глафира, тоже затеяли ремонт. Чтобы освободить помещение, решили портреты руководителей партии и правительства, которые находились в учительской, до конца работ перенести на квартиру к завучу. Огромные портреты, прибитые к шестам, взялись отнести Глафира с подругой.

На беду, в тот день лил сильный дождь, вся улица была полна луж и грязи. Девушки шли по тротуару, когда Глафира поскользнулась и с портретами в руках упала в лужу. Подружка хотела подать руку, но тоже не смогла удержать груз и упала вслед за ней. Прохожие увидели это и помогли встать. Портреты вождей оказались испачканы грязью.

Одна из женщин, увидевших это, донесла куда надо, что девушки нарочно мыли портреты в луже. Были тогда и такие люди с тёмной душой. Девушек вызвали к следователю. «Они это сделали нарочно», – не унималась женщина и стояла на своём. В итоге за то, что испортили лики пятерых руководителей – Берии, Андреева, Кагановича, Молотова и Микояна, девушкам дали каждой по пять лет.

Ничего хорошего не видел в жизни и сын, повторивший судьбу матери: тюрьмы да колонии – вот и вся его среда. Толком и не учился. В горных работах, на стройке – трудился на самой чёрной работе. Ни семьи, ни дома, затянула его бродяжья стезя. Перебивался грузчиком в речном порту, пока, на своё счастье, не встретил Басылая.

В один из вечеров Эркин по радио услышал объявление, что в Якутске пройдёт рок-фестиваль «Табык»[73]73
  Табык – якутский ударный мембранофон, является многотоновым музыкальным и ритуальным символом.


[Закрыть], на который приедет группа «Аквариум».

С тех пор у него пропал сон. Он должен обязательно увидеть своих кумиров!

Басылай на стареньком «запорожце» отвёз его к месту проведения мероприятия, в Центр культуры.

Было ещё рано. Дверь заперта. Ярко разрисованные манящие буквы и фото на афише фестиваля зазывают народ издалека. Эркин медленно прохаживался возле здания. Он немного волновался: надо как-то раздобыть входной билет. А денег нет…

По одному, по двое начали подходить ранние зрители.

В сторонке стоят три парня, курят, разговаривают, смеются. Все, словно подражая друг другу, отрастили длинные, закрывающие уши волосы и одеты в блестящие куртки из чёрной кожи. У одного из них очки с тёмными стёклами.

– Ребята, а где можно найти билеты? – подошёл к ним Эркин.

Парни, кажется, не приняли за своего не по-рокерски просто одетого незнакомца. Сначала промолчали, затем невысокий парень в очках ответил:

– Это недёшево… За пять тысяч можно поискать.

– Меняю… – Эркин вытащил свою единственную ценность, самую дорогую для него вещь – магнитофон «Весна».

Парни взяли его в руки, щёлкнули кнопкой, и громко зазвучала песня «Аквариума». Получилось кстати.

– Голос Гребенщикова на живого Гребенщикова! – рассмеялись и вручили ему двухдневный билет на «Табык».

Начали впускать зрителей. Люди стали рассаживаться по своим местам. Большинство из них – весёлая городская молодёжь. Эркину досталось место в заднем ряду.

На сцену вышли музыканты. Зазвенели гитарами, настраивая их. Резкий писк неправильно включённой аппаратуры ударил в мозг до мурашек на коже. Первые удары в барабан задали сердечный ритм.

И зал разом взорвался. Концерт начался.

Весь первый день выступали местные якутские группы. Эркин сидел и поражался увиденному. Как далеко ушла жизнь!.. Простые ребята из сельских клубов – рабочие, кочегары, учителя, врачи – взяли в руки гитары, забили в барабаны, да так, что выглядело ничем не хуже западных групп.

Вышли парни из Майи и с задором выдали про «Чёрную ворону». Деревенская музыка, панк-рок. Зал подскакивал вместе с ними. Из далёкой Колымы приехала группа «Сээдьэ». Одетые в эвенскую одежду молодцы с красивой девушкой-солисткой вышли на сцену. Их руководитель Эдуард Клепечин подошёл к микрофону.

– Мы приехали из тундры. По пути в пурге потеряли синтезатор.

Зал захохотал. Эдуард Клепечин – большой патриот. Болея за судьбы малочисленных народов, он установил урасу перед Домом правительства и там ночевал. И в музыке ансамбля тоже слышались северные мотивы.

Одна за другой выступили «Кэрэх» из Чурапчи, «Айтал» из Сунтара, «Дуулага Джусаал» из Верхоянска, «Мюрючэна» из Усть-Алдана. К концу вечера напряжение возросло. Все ждали выступления «Чолбона»[74]74
  «Чолбо́н» («Утренняя звезда») – российская рок-группа из села Хомустах (Намцы) Верхневилюйского улуса Республики Саха, основанная в 1986 году. Музыка представляла собой сплав шаманских музыкальных традиций, авангарда, прогрессивного рока и хард-рока в стиле 1970-х, песни исполнялись на якутском языке.


[Закрыть].

Когда супер-рок-группа «Чолбон» вышла на сцену, показалось, что с их песнями и музыкой явилась сама природа. Загремел гром, завыла буря, застучал дождь. Можно, оказывается, иногда передать звуками то, что невозможно сказать словами, и понять с помощью мелодии то, что не смог угадать разумом.

Вот такой оказалась музыка «Чолбона». Она словно выворачивала наизнанку плачущую и поющую душу саха. Наши предки в состязании с природой терпели много трудностей, мёрзли и голодали… Когда одинокий охотник в тайге, много дней без добычи и смертельно усталый, встречает огромного лося и валит его, тем самым находя возможность спасти от голода детей и родных, из его горла вырывается крик ликования… Стон матери-Земли, когда её недра разворочены в поисках золота и алмазов… Всё это было слышно в той музыке.

На второй день Эркину посчастливилось увидеть вживую своего кумира Бориса Гребенщикова.

Давно виденный на картинах и постерах Гребенщиков ничем не отличался от своих фото, когда со знакомой улыбкой вышел с гитарой.

 
Полковник Васин приехал на фронт
Со своей молодой женой,
Полковник Васин собрал свой полк
И сказал им: «Пойдём домой.
Мы ведём войну уже семьдесят лет.
Мы считали, что жизнь – это бой.
Но по новым данным разведки
Мы воевали сами с собой…»
 

По окончании концерта на сцену вызвали организаторов фестиваля.

По одному стали выходить люди, имеющие отношение к этому большому событию и якутскому рок-движению.

– Васильев Гавриил Егорович – «Техас»! – объявил ведущий.

И на сцену вышел… Ганя Техас собственной персоной. От неожиданности Эркин сам не понял, как вскочил с места.

Техас очень изменился. Совсем не тот, что раньше. Волосы подстрижены. В белой сорочке с галстуком и в светлом костюме. Солидный стал. Из зала слышались крики: «Техас! Техас!», из чего можно было понять, что его рейтинг в среде молодёжи и сейчас высок.

Эркин решил обязательно встретиться с Ганей и после концерта остался ожидать у боковой двери, откуда выходили артисты.

Ожидающим оказался не он один. Стояла целая делегация с букетами цветов. Кроме того, собрались модно одетые девушки и парни, кажется, фанаты «Аквариума». Среди них были и те парни, у которых Эркин обменял магнитофон на билеты.

В ожидании даже немного продрогли, когда распахнулась дверь и вышли радостные организаторы и музыканты. Гребенщиков, как и подобает философу, серьёзен, одет в чёрное пальто, то и дело поглаживает свою бородку. Раздав автографы набежавшей молодёжи, они сели в ожидающий их автобус. Ганя Техас не стал садиться, остался среди толпы.

– Ганя, здравствуй!

Тот обернулся и долго вглядывался в Эркина.

– Я Эркин. Когда-то в изоляторе вместе сидели…

Техас наконец-то его вспомнил, улыбнулся. Парни обнялись.

– Я всё время вспоминаю тебя. Куда тебя занесло?.. Как сложилась твоя судьба?

– Почему с ними не поехал? Банкет, наверное, будет?

– Устал я очень… Поедем лучше ко мне.

На улице остановили такси.

В двухкомнатной Ганиной квартире все уже спали. Из комнаты, легко ступая, вышла симпатичная женщина в накинутом поверх ночной рубашки домашнем халате, с распущенными густыми волосами.

– Ну, как прошло мероприятие? Гости довольны? – спросила она.

Техас молча показал большой палец.

– Жена моя, Айта, – познакомил он.

Айта прошла на кухню и засуетилась: разогрела жаркое с картошкой, оставшееся от ужина, приготовила чай. Дети спали.

Ганя уже снял с ноги протез и переоделся, вышел из комнаты, опираясь на костыли, закрыл дверь. Вынул из холодильника бутылку.

Так и не спали. Просидели до рассвета. Говорили о многом.

Хозяин рассказал, какое он имеет отношение к фестивалю «Табык». С конца 80-х годов в республике развернулось рок-движение. Никто не хотел отставать от новых веяний, якутские парни в каждой деревне начали создавать группы. Появились коллективы с особенным репертуаром, с понастоящему живыми, истинно якутскими по духу музыкой и песнями. И тогда Ганя, для которого Москва была как дом родной, стал стучать в разные двери. Через знакомых ребят пришёл к знаменитому музыкальному критику Артемию Троицкому с кассетой в руках. По его словам Артемий, послушав, чуть не свалился со стула. В «Программе А», которую он вёл и где обсуждал рок-музыку, назвал «Чолбон» лучшей рок-группой Советского Союза. С тех пор началось время славы этих парней, они с триумфом прошлись по многим рок-фестивалям России.

Эркин рассказал самому близкому сейчас, понимающему его человеку про свою жизнь.

– Надо мне съездить на родину, – заключил он.

Техас поднялся из-за стола. Взял костыли и прошёл в спальню. О чём-то пошептался с женой. Вернулся и снова сел рядом.

– Вот тебе немного денег, друг. Двадцать тысяч.

Эркин вскочил с места.

– Нет, Ганя, не возьму!.. Слишком большие деньги. У тебя дети, вам самим нужно.

– Ну ты же вернёшь… скажем, через год.

Эркин подумал о том, как без денег он поедет на родину, что ему там придётся есть и во что одеваться.

– Спасибо, друг, я обязательно верну… Отплачу тебе вдвое.

Он обнял Техаса, пряча от него навернувшиеся на глаза слёзы.

Департамент

– Здравствуй, сеструха! Меня зовут Савва Халгаров. Я двукратный чемпион России, – в телефоне послышался грубый голос самонадеянного, не следящего за своими словами человека.

От неожиданности Татыйык совершенно растерялась и еле выдавила из себя «здравствуйте».

– Я видел конкурс. Ты мне очень понравилась… Хорошая ты девчонка! И фигурка у тебя что надо!..

– И что из этого? – всё ещё не могла опомниться девушка.

– Ты видела стоящий возле клуба чёрный «мерс»? Это мой. В городе всего две таких машины. Со мной не пропадёшь… Никто тебя не тронет.

– А что, кто-то должен меня тронуть?..

– Всякое бывает, – человек в трубке громко расхохотался.

У Татыйык ёкнуло сердце.

– Больше мне не звоните. Я учительница, не девка гулящая, я заявлю на вас в милицию! – в негодовании она бросила трубку.

Опечаленная случившимся, стала прохаживаться по комнате.

И в самом деле, её жизнь резко изменилась. До сих пор не может понять и привыкнуть к тому, что с ней случилось. Ещё вчера она в Сырдык Сысы учила детей в маленькой деревянной школе, воевала с ними каждый день, доила коров в хотоне, и вот – та же самая девушка за несколько дней стала известна всей земле Саха, её обсуждают, хотят быть похожими на неё. Каждый день фотографии в газетах, интервью, приглашения на разные встречи…

Опять зазвонил телефон. Татыйык вздрогнула.

Оказалось, что это Пелагея Никитична. Спасибо ей, что в такое время она очень выручает, находясь рядом в качестве подруги, советчика и старшей – эджий[75]75
  Эджий (якут.) – старший брат, наставник.


[Закрыть].

– Ну, красавица, как спалось?.. Не вскружил голову успех? – зазвенел её высокий голос.

– Не очень-то и рада я этому успеху, – ответила Татыйык, – всякие люди звонят. Устала я… Соскучилась по школе и своим ребятам… Кажется, мне пора возвращаться.

– Эх ты, девочка… Перед тобой открывается новая дорога. Ты должна только радоваться этому. Схватиться за поданный тебе канат удачи и взобраться на новые вершины, расти и развиваться – об этом ты сейчас должна думать… Понимаешь?.. Мне звонили из министерства: гость конкурса «Туйаарыма Куо», известный продюсер из Москвы, захотел встретиться с тобой и приглашает в «Тыгын Дархан»[76]76
  «Тыгын Дархан» – популярный в Якутске ресторан, получивший название по имени якутского героя-богатыря.


[Закрыть].

– Мне обязательно туда идти?..

– Не строй из себя капризного ребёнка, из многих девушек он приглашает именно тебя. Что бы там ни было, ты должна встретиться и хотя бы выслушать его предложение, – на правах эджий начальница отдела культуры по-простому разрешила её сомнения.

В ресторане её ждал хорошо одетый стройный, высокий мужчина в белой сорочке с галстуком и тёмно-синем костюме.

– Я Игорь Щербаков, продюсер из Москвы, – представился он.

Татыйык не знала, как вести себя с такими солидными людьми, о чём говорить, она и слова «продюсер», «менеджер» слышит впервые и только догадывается об их значении.

– Якутские девушки очень красивы и обаятельны, – сделал комплимент Щербаков, накладывая салат в её тарелку.

– Они похожи на японок? – спросила Татыйык, наслышанная о мировой славе красавиц из Страны восходящего солнца.

– Нет, у японок красота картинная, без тепла, а у якутских девушек красота пышет изнутри. Когда радуются, делают это сердцем, когда печалятся, это идёт из глубины души. Как у самой природы. Я работаю в большой фирме… – Щербаков начал выкладывать свои планы. – Сотрудничаю со многими зарубежными продюсерами, помог нескольким девушкам из России выйти в Европу. Вас тоже хочу пригласить в Москву.

Татыйык очень понравился салат из морской рыбы с орехами и капустой, под китайским соусом. Но наедаться в такой ситуации казалось неудобным. Она аккуратно подцепила немного на кончик вилки и положила в рот. Прикоснулась губами к солнечного цвета апельсиновому соку в высоком звенящем бокале.

– Игорь, – сказала Татыйык, – я думаю, что у якутской девушки другая судьба…

От удивления у продюсера округлились глаза:

– А разве есть особое понятие якутской девушки?.. Мне кажется, что во всем мире есть единые стандарты: «красивая женщина», «красивая девушка»…

– Мы немногочисленный народ, поэтому живём одной семьёй. Вы сами знаете, как бывает в семье: старшие братья и сёстры думают не только о себе, но и о младших, о матери с отцом. О том, как бы им помочь. Вот я, например, участвовала и выиграла титул в конкурсе не для того, чтобы прослыть красавицей для показухи, а чтобы развиваться самой и быть полезной родным людям…

Татыйык в ожидании ответа взглянула на собеседника. Игорь молча смотрел ей в глаза.

Да, это удивительно… Татыйык восхищается сдержанностью образованных людей из Москвы, Европы, вообще всех иностранцев. У них нет такого, чтобы сразу ляпнуть то, что у них на уме, всегда держатся с достоинством, не выдают в разговоре своих эмоций, взвешивают каждое слово, оттачивают его в уме и выкладывают перед тобой, словно драгоценный перл. Это и есть, наверное, знак высокой культуры и цивилизованности?..