Текст книги "История советской литературы"
Автор книги: Борис Леонов
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
168
– Однажды, – рассказывал Василий Петрович Росляков, – мы шли с Павлом Филипповичем Нилиным по Дому литераторов. Вижу у окна в фойе стоит Семен Шуртаков, с которым мы недавно ездили в Германию по приглашению тамошних писателей.
Спрашиваю Нилина, знаком ли он с Семеном Ивановичем Шуртаковым. Нет, отвечает, не знаком.
– Так давайте же я вас познакомлю.
Подвожу Нилина к Шуртакову и представляю:
– Вот познакомьтесь, Павел Филиппович, это Семен Иванович Шуртаков.
– Очень, ваще, рад. Сегодня, ваще, у меня именины сердца. Лично познакомился с самим Семеном Ивановичем Шуртаковым!..
У нас ведь в литературе нынче, ваще, как? Сартаков, Баруздин и сразу Шуртаков! Ваще очень, очень рад…
169
Поэт Владимир Кириллович Карпеко многожды рассказывал самые разные истории из своей литературной жизни. В частности, запомнился его рассказ о том, как Михаил Аркадьевич Светлов публично заявил, что о нем, о Владимире Карпеко, еще Александр Блок писал. Удивленной аудитории Светлов сказал:
– Ну, как же?! Неужели не помните:
Ночь, улица, фонарь, Карпеко.
Карпеко, улица, фонарь…
На сей раз Владимир Кириллович вспомнил про поэтический вечер в Твери, тогдашнем Калинине.
В одном из самых больших залов города собралась огромная толпа любителей поэзии.
Когда на сцену вышли приехавшие из Москвы поэты, и когда жаждущие с ними встречи молодые люди не узрели среди вышедших Евгения Евтушенко, заявленного в афише, они тут же стали скандировать: «Евтушенко давай!», «Евтушенко давай!»
Владимир Карпеко вышел из-за стола «президиума» к краю сцены и начал читать:
Обидели.
Беспомощно мне, стыдно.
Растерянность в душей моей
не злость.
Обидели усмешливо и сыто.
Задели за живое.
Удалось…
Но публика продолжала требовать: «Евтушенко давай!»
Тогда он вновь стал читать:
Я был жесток.
Я резко обличал,
о собственных ошибках не печалясь.
Казалось мне —
людей я обучал
как надо жить,
и люди обучались…
А голоса вновь: «Евтушенко давай!»
Владимир Карпеко выдержал паузу и сказал:
– Так это же все – Евтушенко!
И зал затих. Вечер поэзии начался…
170
Писатель-сатирик Владимир Поляков, автор сценариев известных кинокомедий «Мы с вами где-то встречались» и «Карнавальная ночь», вспомнил, как в детстве его родители мечтали сделать из него музыканта.
Когда ему было шесть лет, мама сказала:
– Володя, ты должен брать уроки музыки. С завтрашнего дня с тобой будет заниматься известный композитор Майкапар.
Ответные слезы не спасли Володю.
На следующий день в их доме появился пожилой дядя в пенсне, с узкой бородкой. Это и был известный композитор Майкапар.
Володю усадили на табуретку перед пианино.
Севший рядом с ним на стул композитор спросил:
– Ты любишь музыку?
– Люблю…
– А что ты любишь из музыки больше всего? – поинтересовался Майкапар.
– Я чистосердечно признался, – улыбнулся Владимир Поляков, – что люблю больше всего «По улицам ходила большая крокодила».
– Мда… – Композитор задумался. Потом произнес: – А теперь проверим твой слух.
Он стал ударять пальцем по клавишам, а от меня требовал, чтобы я голосом воспроизводил ему нужную ноту. Когда я это делал, композитора буквально передергивало.
Наконец, он спросил у мамы:
– А сколько лет вашему мальчику?
Мама тут же откликнулась:
– Шесть… В этом возрасте Моцарт уже сочинял прекрасную музыку.
– Учтите только, что это был Моцарт, – тактично уточнил Майкапар.
– Но дело же не в фамилии, – сказала мама.
Больше композитора Майкапара Владимир Поляков в жизни не встречал…
171
Сергей Владимирович Михалков вспоминал о том, как они, сотрудники редакции газеты Южного фронта «Во славу Родины» – Владимир Поляков, Илья Френкель и приехавший к ним из Москвы Борис Горбатов оказались в Одессе в гостинице «Лондонской». Тут они встретили знаменитого автора «Трех толстяков» Юрия Карловича Олешу, который сразу заявил им, что ему необходимо идти на фронт.
– Так вы уже на фронте, – сказал ему Борис Горбатов.
Кто-то предложил Олеше идти к ним в редакцию газеты.
– Я хочу написать о Буденном… Он ведь сейчас здесь, – предложил Олеша.
– Это здорово. Пишите срочно. Через день дадим в номер, – загорелся Борис Горбатов.
– А как тут жизнь, в гостинице? – поинтересовался Михалков.
– На весь коридор двое жильцов – Паустовский и я. Живем, как королевские особы, – ответил Олеша, запахивая легкое пальто. В нем было прохладно.
Товарищи достали ему настоящую армейскую шинель. Она ему была велика. Большеголовый, невысокий, в шинели он выглядел довольно странно. И, наверное, подозрительно. Потому как приметивший его на улице какой-то пацан закричал:
– Смотрите, шпион!
Олешу задержали.
И неизвестно, что бы произошло со «шпионом», если бы не сотрудники редакции, которые выручили Юрия Карловича.
В знак благодарности за «спасение» Олеша вскоре принес в редакцию обещанный очерк о Буденном…
172
Жил в Москве замечательный артист, знаток книги и писатель Николай Павлович Смирнов-Сокольский. Одной из самых его интересных книг были «Рассказы о книгах», куда он включил воспоминания о его собирательской деятельности, о его дружбе с великими и малыми людьми, страстью которых также была любовь к книге.
В студенческие годы я нередко бывал на его выступлениях и слушал не только его особые, неповторимые фельетоны, в основе которых опять же чувствовалась опора на великую литературу, но и его общение с ушедшими и живыми классиками.
Бот один из таких рассказов Николая Павловича, услышанных и записанных мною по памяти…
Он дружил с поэтом Демьяном Бедным – Ефимом Алексеевичем Придворовым, автором до сих пор известной песни «Проводы», написанной в 1919 году.
В основе их дружбы было служение сатирическому цеху в литературе и на эстраде. И, конечно же, любовь к книге. Демьян Бедный был исключительным знатоком старой книги, его библиотека считалась лучшей у самых избранных библиофилов.
Так вот однажды Николай Павлович пришел к Бедному посоветоваться, стоит ли ему покупать книгу Радищева «Житие Ушакова» в издания 1789 года.
После продолжительной паузы Бедный спросил:
– Где это тебе предлагают Радищева?
– В Лавке писателей, – ответил Николай Павлович. – Только вроде дороговато просят. Это же не «Путешествие из Петербурга в Москву»?!
Так как, – уточнил Смирнов-Сокольский, – стоит покупать или нет?
Ничего не ответил поэт…
Наутро Николай Павлович «созрел»-таки и решил купить книгу Радищева. В полдень он появился в Лавке, но был крайне удивлен: книгу уже продали.
– Кому? – поинтересовался он.
Оказалось, что с раннего утра возле Лавки писателей дежурил Демьян Бедный. И как только магазин открылся, он тут же купил «Житие Ушакова».
Спустя несколько часов Бедный выговаривал расстроенному Смирнову-Сокольскому:
– Может быть, я поступил нехорошо, не совсем этично. Но собиратель, который смеет советоваться, брать ему «Житие Ушакова» Радищева или нет, не имеет права обладать этой книгой…
Прошло несколько лет.
Смирнов-Сокольский тоже стал известным книголюбом. И уже к нему стали обращаться за консультациями библиофилы. Среди них и Демьян Бедный.
Однажды тот позвонил и спросил, нет ли у Николая Павловича книжечки 1827 года «Фемиды», в которой были собраны судебные узаконения тех лет по женскому вопросу. Ему она понадобилась для работы над фельетоном, который заказала газета «Правда».
– Десять лет ищу эту книжку – не попадается. У тебя нет ли?
– У меня ее нет, Ефим Алексеевич. Но у одного знакомого моего собирателя она есть. Правда, собиратель-то какой-то чудной: насобирал гору книг и не знает, какие у него есть, а каких нет.
– Кто же это безграмотное чудовище?
– Да вы его знаете, Ефим Алексеевич! Это известный поэт Демьян Бедный. Книга эта стоит у него в четвертом шкафу на второй полке, а он, видите ли, ее десять лет разыскивает у своих знакомых…
Наградой за эту справку было «Житие Ушакова» с надписью:
«Уступаю Смирнову-Сокольскому с кровью сердца! Демьян Бедный».
173
Какой-то неведомый стихотворец встретил в Доме литераторов Михаила Аркадьевича Светлова и буквально заставил его выслушать свои новые стихи.
Закончив чтение, спросил:
– Ну, как?
– Вы великий человек, – сказал Светлов, и тут же добавил: – Торричелли!
– Не понимаю, – растерялся стихотворец.
Михаил Аркадьевич пояснил:
– Пустота…
174
Перу поэта Д'Актиля Анатолия Адольфовича принадлежат не забытые до сих пор тексты песен «Мы конница Буденного», «Марш энтузиастов», «Пароход».
Так вот о нем рассказывали, что он страшно любил авторские авансы, которые он получал в редакциях и издательствах. Его даже в шутку звали «дедушка русского аванса».
Однажды, когда собирались открыть театр миниатюр в помещении бывшей католической церкви, он получил аванс в виде церковного шкафа.
Братья-поэты по этому случаю создали на маршаковский манер такие стихи:
Д'Актиль получил, как аванс,
Диван, самовар, чемодан-с,
Картину, корзину, картонку
И маленькую собачонку.
Собачонка эта исчезла при перевозке. И Д'Актиль якобы за это ругал шофера, а тот в ответ говорил:
«Не лезьте, пожалуйста, в драку.
В авансах вы съели собаку».
175
Известный сатирик Владимир Соломонович Поляков рассказал историю своего проникновения в МХАТ на премьеру «Анны Карениной». Жил он тогда в Ленинграде, а в дни премьеры «Анны Карениной» оказался в Москве и захотел во что бы то ни стало попасть на спектакль. Билетов в кассах уже не было. У перекупщиков они шли по баснословной цене.
Тогда отправился он к своему знакомцу – главному режиссеру цирка – Юрию Сергеевичу Юрскому в надежде на его помощь в приобретении билетов.
Как на грех, того на работе не оказалось. Поляков решил оставить ему записку, которую сочинил в своем «юморном» стиле. Когда заканчивал ее, появился Юрский. Нужда в записке отпала, и он сунул ее в карман.
Но оказалось, что и Юрский не может ему оказать содействие с билетами.
Тогда Владимир Соломонович решил обратиться к администратору МХАТа Михальскому. Тот лишь посочувствовал начинающему драматургу из города на Неве:
– Когда билетов нет, тогда их нет. К сожалению, ничем помочь не могу.
– А кто может?
– Только Владимир Иванович…
– Я понял, что речь идет о самом Немировиче-Данченко, – уточнил Владимир Поляков…
– Поблагодарив Федора Николаевича, я вышел из здания театра, зашел в Театральное кафе, сел за столик и на листке бумаги, вырванного из блокнота, написал уважительное и восторженное письмо великому современнику с единственной просьбой помочь попасть на премьеру «Анны Карениной».
Узнав в Мосгорсправке адрес Немировича-Данченко, я отправился к нему на дом. По пути купил конверт, сунул туда письмо и написал адрес «Народному артисту Советского Союза…»
И вот он перед дверью квартиры Владимира Ивановича.
Позвонил.
Дверь приоткрылась и, видимо, жена артиста на приветствие посетителя сухо сказала:
– Владимир Иванович отдыхает.
– Тогда передайте ему письмо, – попросил Поляков… Минуты три он ждал ответа. Вдруг дверь резко приоткрылась, жена бросила в щель конверт со словами:
– Владимир Иванович вас не знает и не желает знать…
Ничего не понимая, Поляков раскрыл конверт, адресованный народному артисту СССР, вынул вчетверо сложенный листок с письмом. И… О, ужас! Обнаружил в конверте записку к Юрию Сергеевичу Юрскому следующего содержания: «Здравствуй, старый черт! Если ты не достанешь мне одно место на премьеру „Анны Карениной“, я вырву тебе бороду. Твой Володя Поляков».
– Вы не можете себе представить, что я пережил в этот момент, признался Владимир Соломонович. – И все мои переживания вылились в безудержный смех. Потом спохватился: а вдруг я еще раз встречусь с Владимиром Ивановичем?! Надо же объяснить, что произошло. Я вырвал еще один лист из блокнота и написал, что случилась путаница: в конверт по рассеянности вложил записку другу-режиссеру Юрскому.
Тут же вложил в конверт письмо, предназначаемое уважаемому Владимиру Ивановичу. Вновь вызвал звонком жену, попросил передать в очередной раз письмо адресату и стал ждать…
И что же вы думаете?
Дверь отворилась и в ней стоял улыбающийся Владимир Иванович, произносящий:
– Проходите, дорогой мой!
А дальше был чай с клубничным вареньем, был вручен пропуск на два лица в МХАТ на премьеру. И были долгие шестьдесят минут, что я провел в обществе этого удивительного человека с великолепным чувством юмора. И потому я понял, почему все так и случилось, как случилось: впервые в жизни Немировича-Данченко назвали «старым чертом», но оказалось, что это была всего лишь досадная ошибка!..
176
Александр Михайлович Герасимов, известный своими картинами «Ленин на трибуне», «И.В.Сталин и К.Е.Ворошилов в Кремле», портрет О.В.Лепешинской и др. вспоминал, как будучи учеником Училища живописи оказался в гостях у Владимира Алексеевича Гиляровского. В Столешниковом переулке.
Ему было приятно, что в этой гостеприимной квартире «короля репортажей» бывали такие великие люди, как Лев Толстой, Антон Павлович Чехов, Глеб Иванович Успенский, Федор Иванович Шаляпин. И вот он тоже. Юношеское тщеславие от такого приобщения к знаменитостям трепетало в груди Александра Михайловича.
Он тихо продвигался по коридору и разглядывал вывешенные на стенах этюды, картины. Обнаружил несколько совершенно слабых работ.
И тут услышал голос Гиляровского, открывшего дверь кабинета:
– Смотришь?
На вопрос хозяина ответил вопросом:
– Кто же это, Владимир Алексеевич, дарит вам?
– Никто. Сам покупаю.
– Сами?!.. А зачем? Работы-то слабые.
– Садовая ты голова! – улыбнулся Гиляровский. – Хорошие-то всякий купит. А ты вот слабые купи.
Но Герасимов свое:
– А зачем они вам, слабые-то?
– А затем, что так денег дать вашему брату, художнику, нельзя. Обидится. А купить этюд – дело совершенно другое. И на хлеб есть, и дух поднят. Раз покупают, скажет он себе, значит, нравится, значит, умею я работать. Глядишь, больше стал трудиться, повеселел, и впрямь дело пошло лучше. Понял?!..
177
Писатель Георгий Николаевич Мунблит, написавший вместе с Евгением Петровым сценарии таких популярных в прошлом кинофильмов, как «Музыкальная история», «Антон Иванович сердится», вспоминал об одном из поэтических вечеров двадцатых годов, в котором ему довелось принимать участие. Вечер проходил в Большом зале консерватории.
И вот в самом начале вечера произошел какой-то сбой в отношении с публикой. Она стала агрессивно вести себя при объявлении каждого из выступающих. И не ведомо, чем бы закончилось это «великое противостояние», если бы не нашелся человек, которому удалось утихомирить разбушевавшийся зал.
Им оказался известный теоретик стиха, автор книги «Как писать стихи» Георгий Шенгели, который тоже нередко выступал с чтением собственных сочинений.
– Так вот он, – рассказывал Георгий Николаевич, – выйдя на эстраду, поднял руку, прося тишины и внимания. Но не тут-то было. В ответ послышался дружный гогот, хлопанье, топанье и чуть ли не улюлюканье.
А поскольку первым прогнали со сцены ведущего, то в зале не знали, кто перед ними просил слова. И тут какой-то юнец, перегнувшись через барьер амфитеатра, фальцетом крикнул: «Фамилию!», требуя тем самым выступающего назвать себя.
Этот клич понравился публике и из ее рядов послышались крики:
«Фамилию! Фамилию!»
Георгий Шенгели вновь поднял руку, потом вторую.
Зал неистовствовал в реве, шуме, смехе. И тогда, дождавшись краткого перерыва в этом гвалте, Шенгели зычным голосом гаркнул:
– Бетховен!
Публика оцепенела.
И в мгновенной, еще зыбкой тишине Шенгели начал читать свое произведение громким поставленным голосом. Это было длинное и далеко не совершенное стихотворение о Бетховене. Слушать его было бы трудно и в идеальных условиях. Но тут все шло по-другому. Когда публика опомнилась, было уже поздно.
Так вопреки всем законам, божеским и человеческим, Шенгели дочитал свое творение до конца, никто не прервал его ни возгласом, ни хлопком…
178
Рассказывают про один из вечеров Владимира Маяковского.
Оглядев собравшихся, поэт сказал:
– Вас пришло сюда много потому, что вы решили, что 150 000 000 это рубли. Нет, это не рубли. Я эту вещь отдал в Государственное издательство. А потом стал требовать назад. И все стали говорить, что Маяковский требует сто пятьдесят миллионов…
И еще «дело о миллионах».
Рассказывают, что хозяин дома, у которого наш великий баснописец Иван Андреевич Крылов нанимал квартиру, составил контракт о найме и принес его на подпись к квартиросъемщику. В контракте, между прочим, было написано, чтоб он, Крылов, был осторожен с огнем, а то, не дай Бог, если дом сгорит по его неосторожности, то он обязан тот час выплатить стоимость дома, оцениваемого в 60 000 ассигнациями.
Иван Андреевич, подписав контракт, к сумме 60 000 прибавил еще два нуля.
Возвращая хозяину документ, Крылов сказал:
– Я на все пункты согласен. Но, чтобы вы были совершенно, обеспечены, я вместо 60 000 рублей ассигнациями поставил шесть миллионов. Это для вас будет хорошо, а для меня все равно, потому что я не в состоянии заплатить вам ни той, ни другой суммы…
179
Александр Александрович Блок показал Горькому свою пьесу о фараонах «Рамзес».
Алексею Максимовичу пьеса понравилась.
– Только вот говорят они у вас уж очень по-русски, – заметил Горький. – А надо бы… каждую фразу поставить в профиль…
180
Корней Иванович Чуковский поведал о том, что классик русской литературы Леонид Николаевич Андреев, получив от издателя Цетлина аванс за собрание своих сочинений, купил себе осла.
Друзья спросили:
– А для чего тебе осел?
Леонид Николаевич ответил:
– Очень нужен. Он напоминает мне про Цетлина. Чуть забуду о своем счастье, осел закричит и я тут же вспомню…
181
Известный поэт Илья Львович Сельвинский, долгое время руководивший поэтическим семинаром в Литературном институте имени А.М.Горького, нередко рассказывал своим семинаристам разные истории из литературной жизни двадцатых годов. В частности, об Эдуарде Багрицком. Они вместе входили в группу конструктивистов, именовавшуюся как ЛЦК /левый центр конструктивистов/. Идеологом и теоретиком этой группы был Корнелий Зелинский. Теоретическая платформа их была изложена в двух сборниках – «Госплан литературы» и «Бизнес». В частности, утверждалось, что «конструктивисты стремятся овладеть поэтическим участком фронта культурничества, понимаемого как широкий конструктивизм рабочего класса в переходную эпоху борьбы за коммунизм». Главный тезис их был такой: «зодчий революции ищет свой стиль», и стиль этот должен складываться под влиянием быстрого развития техники, быть динамичным, экономичным и емким. И еще: задача художественной литературы в том, чтобы пропагандировать американское делячество, утверждать «социалистический бизнес». Коммунизм рождается из «всего духа технической эпохи». Отсюда принцип «грузификации культуры».
Эдуарду Георгиевичу Багрицкому надоело заниматься «грузификацией», и он покинул группу конструктивистов и вступил в РАПП, куда его давно и настойчиво приглашали. Пролетарским писателям он был нужен как знаменитый в литературе тех лет поэт-«попутчик». Обращение его в «свою веру» они считали важнейшей победой на литфронте.
– Но, – рассказывал Сельвинский, – никто из вождей Российской Ассоциации пролетарских писателей и не представлял того языческого лукавства, с каким новый рапповец относился к своему переходу в их организацию.
У себя в кабинете он нередко представлял в лицах тех, кто призывал покончить со всякими Львами Толстыми, если у них есть Юрий Либединский.
Вскоре до главы и теоретика РАППа Леопольда Авербаха стали доходить слухи, что их «новобранец», сидя по-турецки на своем топчане, позволяет себе высмеивать перед собирающимися его гостями священные заповеди их ассоциации.
В частности, он якобы так комментировал очередное выступление Авербаха по поводу призыва в литературу ударников производства: «Как вам нравится этот свистун?! В своем рапповском инкубаторе он вознамерен вырастить чистопородных пролетарских писателей'»
А посмотрите, какие характеристики известных писателей слетают с его уст. Маяковский у них отягощен темным футуристическим прошлым. Федин – всего лишь колеблющийся интеллигент. Бабель – певец стихийного бунта. И так далее. Авербаха буквально все не устраивает в достойных именах талантливых художников. Он убежден, или делает вид, что убежден, будто настоящий писатель родится только между молотом и наковальней, как говорят Ильф и Петров. И настоящий, по его мнению, будет писать исключительно про бруски, про горящие буксы, про ведущие оси и другие изделия индустриального мира. А то, что такой «мастер» пишет не пером, а наковальней, на которой родился, ему это не важно…
– Видимо, – итожил рассказ Илья Львович, – не сносить бы головы ернику и еретику Багрицкому, если бы в апреле 1932 года специальным постановлением ЦК партии РАПП не был ликвидирован…
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.