Автор книги: Борис Ничипоров
Жанр: Религия: прочее, Религия
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Я свободе, как закону,
Обручен, и потому
Эту легкую корону
Никогда я не сниму
(О. Мандельштам)
Вхождение в состояние свободы – вот духовная сверхцель. Вот единственный плод молитв и постижений. Три реки впадают в основную реку-Свободу: Истина, Добро и Красота. Как они воссоединятся – не знает никто.
Христос говорит о свободе и истине: Истина сделает вас свободными. (Ин. 8,32). Истина сопряжена со своим аналогом – правдой. Правда – результат прорыва через двуличие и лживость. Стремление к правде невозможно без мужества. Мужество – волевая установка личности на преодоление препятствий на пути к правде. Сцилла и Харибда мужества: с одной стороны – малодушие, с другой – жестокость, дерзость, упрямство. В упрямстве нет пластики, гибкости (красоты) и доброты. В дерзости нет благородства. Дерзить, значит нарушать благодатный темп общения, врываться со своим хамством в запретные зоны не моего, чужого «Я».
В жестокости нет жертвенности и любви. При всякой, даже казалось бы привычной для нас лжи, душа глубинно болеет, душа страдает. «Ты» всегда знаешь, если лжешь. Знаешь не в информативном, а в самом подлинном глубинном смысле. Ложь как укоренившаяся личностная установка есть лицемерие и фарисейство.
Истина, добро и красота – не только схоластические понятия, но предикаты подлинной жизни и свободы. В них, как говорил Иоанн Златоуст, жизнь жительствует.
Вхождение в пространство своей внутренней жизненной правды дает: исцеление души; обретение своего пути; радость и игру освобожденной личности.
В.С. Соловьев говорил о Ф.М. Достоевском: «В своих воззрениях он никогда не отделял истину от добра и красоты… Три живут только своим союзом… Добро, отделенное от истины и красоты, есть только неопределенное чувство, бессильный порыв, истина отвлеченная есть пустые слова, а красота без добра и истины есть кумир»[52]52
В.С. Соловьев. «Великий инквизитор и его последователи». С. 64.
[Закрыть].
Свобода – страшный дар. Тот же Достоевский говорил, что никогда и ничего не было для человека и для человеческого общества невыносимее свободы. Вне нравственного закона свобода оборачивается произволом, по выражению А.С. Пушкина, «безумством гибельной свободы». Видимо, об этом пишет и ап. Павел: К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти, но любовью служите друг другу (Гал. 5,13).
На соотношение закона и свободы обращает наше внимание Иван Ильин: «Свобода веры не есть свобода изуверства. Свобода любви не есть право на разврат или извращение. Свобода творчества не есть свобода лени или безответственного произвола. Свобода исследования не есть свобода шарлатанства, лжи и фальсификации… и т. д.» [53]53
И. Ильин. «За национальную Россию». – Слово, 1992, № 5–7.
[Закрыть]
Итак, свобода есть реализованное триединство истины, добра и красоты. Сама свобода не есть лишь понятие. Свобода есть «мой» опыт. Кто не испытывал свободы и полетности, тот и не знает ничего о ней. Свобода – это умудренная, непотерянная с годами детскость души и сердца.
Глава III
Нормальная онтологическая психология
1. Интуиция телаТело – форма (или идея) души.
(Святитель Григорий Нисский)
О. Мандельштам писал:
Дано. Сразу хочется спросить: кем или Кем?! По крайней мере, уже у эмбриона есть задатки будущего строения нашего тела, его частей. Объективация налицо: тело пресуществлено душе Богом, природой, наследственностью, всей историей… Произошло таинственное воссоединение души и тела.
Что мне делать с ним? Это хороший вопрос. Во-первых, раз он возникает, то это значит, что я хотя бы отчасти, но властвую над ним. Но есть и иная проекция: тело есть крест. Тело бренно, оно болеет, устает, предает. А телесный облик – это визитная карточка личности. Не всегда и не всем приятно, что именно это тело – визитка. Недаром одно из чудес в русских сказках – «шапка-невидимка». «Я» есть, а тела вроде и нет…
Таким единым и таким моим. Тело едино в своих частях и элементах. Осип Эмильевич, произнося это, имел в виду, по-видимому, некий замысел гармонии, единства и завершенности творения. И наконец, тело – мое. Все теоретики психологии самосознания еще со времен У. Джемса относят тело к сознанию «моего» – моя рука, мои волосы.
Если тело есть форма души, то тогда весь человек, его сложное единство и физико-психологический синтез не есть случайность. Не какое-то тело сочетается с какой-то душой, а мое тело с моей душой. Это есть единственное и уникальное «бесподобное» сочетание. И может быть так и только так! Мы говорим очевидные вещи. Но это так лишь на первый взгляд, ибо есть психопатология, где эта очевидность подвергается испытанию.
Итальянский психиатр Эн. Морзелли в конце XIX века впервые описал разновидность патологии, названной дисморфофобией.[55]55
Коркина М.В., Морозов Н.В. «Дисморфофобические расстройства». (Обзор литературы). // Журнал невропатологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. М. 1979, № 1. С. 29.
[Закрыть]
Он описал больного, страдавшего от неприятных ощущений в области рубца на носу, вызывавших у него навязчивое представление о том, что его нос имеет шаровидную форму. Это в сочетании с идеями отношения (т. е. убежденностью в том, что «все на него смотрят» и «видят» его дефект) не позволяет больному выходить из дома. Кроме того, появилась также патологическая убежденность в том, что у него особым образом торчат лопатки. Чтобы скрыть этот «дефект», больной постоянно ходит с выпяченной грудью.
Э.Морзелли выделил также и симптом зеркала у этих больных. Они постоянно смотрятся в зеркало, чтобы проверить, остается ли их лицо или иная часть тела «таким» или есть изменения. С.С. Корсаков ввел понятие «идеи собственной метаморфозы». В.М. Бехтерев в 1900 г. написал работу, название которой говорит само за себя: «Непереносимость чужого взгляда». В данном случае, боязнь чужого взгляда сочетается с боязнью покраснеть, с навязчивой улыбкой. Гартенберг (1904) описал фобию «стыда тела». Для этих больных характерно стремление скрывать свое лицо. Они никогда первыми не входят в помещение, любят уединяться в слабо освещенных углах. Мужчины закрывают лицо газетой, а женщины веером или вуалью, носят темные очки. Все это на фоне прирожденной робости характера.
Н.Е. Осипов рассказал о больной, убежденной в том, что у нее слишком высокий рост и «крайне уродливая нижняя часть лица», по поводу чего она упорно добивалась хирургического вмешательства. Это сочеталось с мыслями о самоубийстве и идеями отношения. М.В. Коркина ввела типическую триаду дисморфофобического синдрома:
– бредовая идея физического недостатка;
– идеи отношения («все смотрят на мой ужасный нос»);
– депрессия с суицидальными тенденциями.
В качестве возможных симптомов могут быть: «симптом зеркала», стремление к радикальной хирургической коррекции дефекта.
Исследования последствий хирургических операций в косметологических клиниках показывают, что после устранения мнимого недостатка (горбинка на носу, широкие скулы и прочее) психопатология остается. Больные, как правило, бывают недовольны качеством операции, воспроизводятся идеи отношения, суицидальные тенденции. В нозологическом плане данная патология имеет отношение, как правило, к шизофрении.
Надо заметить, что так называемая рациональная психотерапия бессильна в отношении этой группы больных. Особенности внешнего облика не выходят у больных за рамки нормальной человеческой внешности. Просто сказать: «Посмотри на себя – ты симпатичный парень. Все у тебя в порядке», – значит ничего не сказать. При постижении этого феномена нам прежде всего надо остановиться на слове убежденность. Это слово из нашего обыденного лексикона: есть убежденность политическая, идеологическая, религиозная. Но убежденность бредового больного – это такое энергийное состояние, когда сама воля, как говорит Григорий Нисский, в своем изломе отдана, а само «я» погружено в сферу демонической энергийности. И это есть тайна личности. Вопрос: «Почему так у него, а не у другого», – вопрос к бездне – бездне непостижимости.
А психологическим содержанием, корнем этой патологии является глубинный протест против установленного порядка вещей на земле.
Дано мне тело. Но больной протестует: «А с какой стати оно мне дано?!» Поэт называет тело «единым» и «моим». Но и это по сути отрицается. «Во-первых, если и моим, – как бы говорит больной, – то лучше и не жить. А во-вторых, уж конечно, не единым, ибо эта самая часть тела (нос, рот, оттопыренные уши) – не то, не то и еще раз не то». Вообще здесь есть и еще более серьезный богоборческий вызов: больной своей жизнью протестует против самого факта, что человек явлен миру через тело.
Все это звучит вроде бы странно, но именно рефлексия этого расстройства как раз и выводит нас на многие интересные моменты постижения тайны тела.
Данная патология не есть следствие просто капризного личностного эстетства или искаженной, невротичной утонченности. Это не так, поскольку дисморфофобия имеет отношение к эндогенной патологии шизофренического генеза в девяносто девяти случаев из ста. Больной имеет не просто ошибочное представление о своем облике, но тотальное, глубинное отрицание себя «таким, какой есть». Это не просто психологическая установка личности! Это вопрос прежде всего энергийный, вопрос владения, о-владения волею, силой иного качества.
В Библии сказано: И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою (Быт. 2, 7). Господь связывает неразрывными узами землю и человека.
Важнейшим моментом жизнеустройства человека на земле является история со строительством Вавилонской башни: На всей земле был один язык и одно наречие (Быт. 11, 1). И далее: И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес; и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли (Быт. 11, 4). Но за строительством башни последовало разделение народов, «языков». Впрочем, где гнев, там и милость.
Об этом И.И. Ильин пишет: «Каждый народ имеет свой инстинкт, данный ему от природы (а значит, от Бога и дары Духа, изливаемые в него от Творца всяческих). У каждого народа инстинкт и дух живут по-своему и создают драгоценное своеобразие. Так, каждый народ по-своему вступает в брак, рожает, болеет и умирает; по-своему женится, трудится, хозяйствует и отдыхает; по-своему горюет, плачет и отчаивается; по-своему улыбается, смеется и радуется… По-своему строит дома и храмы; по-своему молится и геройствует… У каждого народа иной и особый душевный уклад и духовно-творческий акт…
Так нам всем дано от Бога… И это прекрасно – и никогда не было осуждено в Писании. Различны травы и цветы в поле. Различны деревья, воды и облака… И каждому народу подобает и быть, и красоваться, и Бога славить по-своему. Мысль – погасить это многообразие хвалений, свести все к единообразному штампу, к “униформе”… – могла зародиться только в больной душе… Христианство подарило миру идею личной бессмертной души, индивидуальной по-своему дару».
Есть красивые параллели образа тела и земли. Выше говорилось о понятии телесного образа, но точно так же есть и лицо земли. Земля – это неповторимая природа, ландшафт, это и то, что сотворил сам народ на этой земле: дворцы, храмы, сады, поля, дороги…
Эпицентр человеческой души есть сердце, в его эмоционально-волевом смысле, но историческая земля также имеет свои эпицентры. Для отечества нашего, если следовать отцу Павлу Флоренскому, этих святынь две: Троице-Сергиева Лавра и Кремль. Но я бы назвал еще храм Христа Спасителя.
У каждого человека есть свой путь, но ведь также и у каждого народа.
Есть люди, которые любят и чувствуют святыню своей земли. И тогда они свои на этой земле. Так же и человек, умеющий войти в сокровище своего сердца, знает себя и владеет собой. Так рождается понятие Родины и понятие «я сам» – сам у себя дома.
Практически в любой духовной культуре есть форма сопряжения человека с землей. Это поклон. Есть сугубый поклон, он называется земным поклоном, поклоном до земли. Земной поклон – это отождествление с землей в ее смирении и приятии всего.
Силу самой ткани жизни человека мыслители описывают через понятие либидо или эроса. Но и земля жива и плодоносна тогда, когда она по древнему присловию «мать сыра земля».
В «Голубиной книге» говорится:
Как расплачется и растужится
Мать сыра земля перед Господом
«Тяжело-то мне, Господи, под людьми стоять,
Тяжелей того людей держать,
Людей грешных, беззаконныих,
Как творят грехи тяжкие:
Досады чинят отцу, матери,
Убийства и татьбы деют страшныя…»
Отвещает земле Иисус Христос:
«О, мати, ты мати сыра земля,
Всех ты тварей хуже осужденная,
Делами человеческими оскверненная»[56]56
«Русские народные духовные стихи XI–XIX вв.» – М. 1991. Стр. 214.
[Закрыть]
В одном естественнонаучном журнале я много лет назад прочитал об одном исследовании химических реакций, которые происходят в листочке березы, если к нему подходить в состоянии гнева, радости, или, скажем, с намерением сорвать его. И это оказались разные реакции по интенсивности и качеству. Прочитав это, я понял, что я всегда это мистически знал: вся природа жива и вся она до своих глубин чувственна, непосредственна, глубинно откликаема, диалогична… Она в свою меру печалится и страждет, веселится и играет на солнышке. В.П. Зинченко совершенно верно назвал всю живую природу антропоподобной. Не может не быть разумной идеи творения, ибо любое творение осмысленно и красиво: листочек, воробей, человек, Вселенная… Но ведь это и есть по сути признание Творца и Бога…
И в таком контексте совершенно понятны слова Библии о том, что Соломон знал языки муравьев, животных и демонов.
Вот собственно из этих знаний и возникают усвоенные веками правила: не плюй на землю, не сквернословь, береги землю, хлеб, Волгу и т. д. Отсюда вырастает понятие родного края, малой Родины. Освоению ребенком духовной и исторической тайны родного края и должны быть подчинены главные наши педагогические устремления. Когда человек освоил, восчувствовал свой родной край, тогда он понял всю Землю. Японцы любят Ф.М. Достоевского потому, что он был великим русским мистиком, но и мистиком общечеловеческого, вселенского масштаба. Мы любим Агутагаву, потому что он вселенский японец.
Вхождение в универсальное общечеловеческое пространство Духа лежит не через отрицание своего, родного, родимого, а как раз через вживление и глубинное погружение в духовный и исторический мир Родины. Погружение без кликушества и политизации…
С. Цвейг пишет о поэте Г. фон Клейсте: «Нет ветра, который не носил бы его, мятежного, нет города, в котором бы он, вечный странник, не побывал… Почти всегда он в пути. Из Берлина в грохочущей почтовой карете мчится он в Дрезден… внезапно его тянет в Вюрцбург… потом попадает в Париж. Он решает остаться там на год, но спустя несколько недель уже бежит в Швейцарию… Прошел день – и его гонит дальше. Он хочет убежать от себя, обогнав самого себя, он меняет города, как больной в жару полотенца… но нет очага для гонимого демоном, нет для него приюта. Так бродит по разным странам Рембо, так Ницше меняет города… Все они гонимы неведомой силой и навек обречены пребывать в ее власти… Они должны погибнуть сами, чтобы погубить своего врага, своего властелина и демона»[57]57
С. Цвейг. Собр. соч. в 7-ми томах. – М. 1963. Т. 6, стр. 211.
[Закрыть].
Еще один немецкий страдалец и несчастный поэт Гельдерлин писал точно об этом состоянии: «Несется воле вопреки он к рифу от рифа, руля лишенный, тоскою непонятной к безднам влекомый»[58]58
Там же, т. 6, стр. 182.
[Закрыть].
С. Цвейг пишет о необъяснимой магической силе, которая притягивала людей к Г.Клейсту. Хотя при этом: «Вильгельмине фон Ценге, своей невесте, неумолимостью нравственных требований он испортил молодость. Ульрику, любимую сестру, лишил состояния. Марию фон Клейст, искреннего друга, оставляет обездоленной и одинокой. Генриетту Фогель тянет за собой в могилу». С. Цвейг утверждал, что «это вовсе не душевно больной, не ипохондрик». Сам Г.Клейст называл это «скорбью, с которой я не могу совладать». [59]59
Там же, стр. 216, 225.
[Закрыть]
И в завершение еще одна жуткая особенность личности: «…с самого детства, в мгновения высшего экстаза, он предлагает каждому, кого он любит, умереть с ним».[60]60
Там же, стр. 264.
[Закрыть] Это все тип камикадзе, о котором говорилось выше. И здесь две черты: нераскаянность и как следствие – неприкаянность, бездомность, неукорененность.
В Православии мы видим две традиции: паломническую (странничество по святым местам) и, напротив, «сидение на одном месте». Обе традиции не противоречат друг другу. Но нередко старцы советовали: «Сиди на этом месте и здесь тебе все откроется». Монаху дается совет: «Не уходить из монастыря, если явно не гонят».
Практика «сидения на одном месте» – это практика вхождения «внутрь своего сердца».
Оптинский старец Лев привлекал к себе много людей, приходивших и приезжавших к нему из разных мест. Это вызывало нередко зависть начальства. В связи с этим старца Льва переводили из одной кельи в другую. И всякий раз он брал в руки икону Божией Матери и с радостью шел туда, куда велели.
Видимо про это у О. Мандельштама:
Есть часто неосознанное «вживление» души человека в эту местность, в этот ландшафт с этим жарким, холодным или сырым климатом. Мы знаем и разную реакцию людей на то или иное время года. О последнем красиво у А.С. Пушкина:
Теперь моя пора: я не люблю весны;
Скучна мне оттепель: вонь, грязь – весной я болен.
…
Дни поздней осени бранят обыкновенно,
Но мне она мила, читатель дорогой,
Красою тихою, блистающей смиренно…
…
Унылая пора! очей очарованье!..
Приятна мне твоя прощальная краса.
У Пушкина осенью
Циклические депрессии бывают у людей, живущих в соответствии с натуральным календарем. Духовная практика молитвы выводит индивида из натурального календаря, из космологической зависимости в иное энергийное измерение. Бог – есть Бог и звезд тоже.
Я прожил в Москве двадцать с лишним лет, а затем стал священником в сельском приходе Тверской области. На тверской земле много простора, полей, речушек, мелких лесов, болот. Мне было трудно внутренне войти в это пространство. Но спустя много лет начал свыкаться. Процесс самосоотнесения собственной души с ликом земли происходит (неважно, сознательно или неосознанно) у всякого человека.
Осип Мандельштам это хорошо понимал:
О, этот медленный, одышливый простор! —
Я им пресыщен до отказа, —
И отдышавшийся распахнут кругозор —
Повязку бы на оба глаза!
Уж лучше б вынес я песка слоистый нрав
На берегах зубчатой Камы…
* * *
2. Таинство брака и семьи: космология домостроительства
И сказал Господь Бог:
не хорошо быть человеку одному.
(Быт. 2, 18)
В этой главе речь пойдет не о том, какие случаи бывают в семьях. В наших семьях, как известно, случаи бывают разные. Речь пойдет об онтологичности и архетипичности брака, о домостроительстве семьи не только как исторического, но и внеисторического, вечного установления.
И ввел ее Исаак в шатер Сарры, матери своей;
И взял Ревекку, и она сделалась ему женою,
и он возлюбил ее;
И утешился Исаак в печали но матери своей.
(Быт. 24, 67)
В истоке, в начале любого брака лежит встреча. Встреча юноши и девушки, мужчины и женщины. Встреча – абсолютно не случайное, но промыслительное событие в жизни двух людей.
Встреча – это не первое знакомство, хотя эти два события могут и совпадать – любовь «с первого взгляда». Встреча – это некое уязвление, зарождение чувства, это начало откровения, которое мы и называем любовью. Встреча в ее мистико-психологическом смысле может состояться после многих лет знакомства.
Если брак строится на правильных духовных основаниях, то момент встречи, как переживание постоянно обновляющегося чувства, всегда присутствует у супругов. Как это хорошо показано в «Старосветских помещиках» у Н.В. Гоголя. Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна, а за ними и многие тысячи вполне реально существовавших и существующих семей, на самом деле опровергают слова С. Надсона: «Только утро любви хорошо».
Завершением встречи является брак. Но это не всегда так. У Дж. Джерома есть удивительно правдивый рассказ об английском семействе, где муж и жена, как сейчас говорят, «уважали друг друга». Но совместные скорби и труды открыли им друг друга, встреча произошла спустя много лет.
Известно, что в браке необходимо избегать грубых несоответствий в возрасте, образовании, внешних данных. Это верно, но чудо брака состоит еще и в том, что Бог часто соединяет, казалось бы, несовместимое.
Два человека – мужчина и женщина, юноша и девушка, сочетавшиеся браком в Боге, не могут не полюбить друг друга. У Данте Алигьери есть такие слова: «Истинная любовь не может не быть взаимной». И если они и далее не оставят путь духовного самораскрытия, то они обязательно будут любить друг друга все больше и больше. (Все же не будем максималистами и повторимся: случаи бывают разные). Есть абсолютное тождество между встречей, которая состоялась как бы случайно и такой, например, о которой повествуется в житии преподобного Серафима Саровского:
«Один молодой офицер посетил о. Серафима и просил у него благословения поступить в монахи. Выслушав его, прозорливый старец сказал: “Ты не ходи в монахи, – тебе надо жениться, и невеста твоя здесь. Ступай сейчас же в монастырскую гостиницу, нам найдешь мать и дочь; вот эта дочь и есть твоя невеста. А от меня ты им скажи, чтобы они поскорее ко мне пришли”. И офицер не только поверил словам преподобного, но и беспрекословно отправился искать свою невесту. Не найдя в гостинице никакой матери с дочерью, он пошел по дороге и вдруг увидал приближающуюся к обители дорожную карету, в которой сидели две дамы. Они подъехали к монастырской гостинице, и офицер, следивший за ними, удостоверился, что это мать с дочерью. Твердо веря словам о. Серафима, офицер решил отправиться к прибывшим, передать им поручение святого старца и кстати взглянуть на свою будущую невесту.
Дамы были поражены, когда неизвестный им офицер передал, что старец приглашает их к себе, однако немедленно отправились к нему. О. Серафим приветливо встретил пришедших, благословил их, потом взял и соединил руки дочери и офицера, говоря: “Господь вас благословит”, а обернувшись к матери, сказал: “Это жених твоей дочери”. Все трое были крайне изумлены, но подчинились и поступили согласно указанию прозорливого старца». Это, хотя и отчасти, приоткрывает нам то, что браки заключаются на небесах. И еще неизвестно (а вернее известно), какие узы крепче: те, которые «средь шумного бала», или те, которые по благословению старца.
Событие узнавания бесподобного и уникального образа Божия в супруге и вообще в человеке называется откровением. Этот процесс всегда взаимный. Откровение и любовь есть тождество. Не может быть познания и откровения вне любви. Вне любви порождается ложное знание. Откровение может сужаться или сглаживаться вовсе, а любовь исчезать, если супруги сходят со стези обновления.
Откровение есть отблеск вечности.
Есть мера предельной высоты и одухотворенности, благочестия относительно таинства семьи и брака. Это полнота осознания того, что мистически, духовно муж и жена всегда один (одна). Иные варианты также возможны и приемлемы…
Христианская моногамия – это подлинный возврат в духовно-душевный Эдем, снятие прародительской греховной немощи.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
