Текст книги "Психоз планеты Земля"

«Великий эксперимент Эйнштейна»

Как-то Томас Таунсенд Браун раздобыл рентгеновскую трубку, чтобы узнать, какими свойствами обладают исходящие из неё лучи. Он подвесил трубку на чувствительном «балансире» и подключил её к электрической сети. Как не раз бывало в истории науки, обнаружилось совсем не то, что ожидал исследователь: каждый раз, когда включался электрический ток, трубка слегка покачивалась. Рентгеновские лучи были здесь ни при чём, и Браун подумал о другом виде энергии. Чтобы проверить догадку, он изменил условия эксперимента. Специально сконструированный прибор был положен на весы и подключён к источнику тока в 100 киловольт. Стоило замкнуть электрическую цепь, как прибор, в зависимости от полярности, терял или прибавлял около одного процента своего веса. Тогда Томас Браун подумал, что он ухватил за хвост неуловимую до сих пор гравитацию, и назвал свой прибор «гравитор». Хотя об изобретении сообщило несколько газет, никто из учёного мира на него не откликнулся, быть может, потому, что автор в то время был учащимся средней школы.

Завершив образование в 1926 году, Браун работает сначала в Лаборатории военно-морских исследований в Вашингтоне в области физики поля, а в 1939 году поступает на военную службу. Он – лейтенант ВМС, ответственный сотрудник по магнитным и акустическим исследованиям Корабельного бюро. Позже Браун переводится на работу в Норфолк. Здесь наряду с исследовательской деятельностью, уже в чине капитана второго ранга, возглавляет Радиолокационную школу Атлантического флота ВМС США. В декабре 1943 года по настоянию врачей подаёт в отставку. В одной из американских газет промелькнуло тогда сообщение о том, что Томас Браун, выдающийся физик, комиссован по болезни, явившейся следствием его участия в Филадельфийском эксперименте.

Как раз в 1940-х годах начинается бум с «летающими тарелками», всё чаще публикуются сведения, указывающие на возможность их внеземного происхождения. И Браун полностью отдаётся изучению феномена. По мере того как учёный знакомится с темой, у него зреет убеждение, что движущей силой НЛО является электрогравитация. Прирождённый изобретатель, Браун задумывает дерзкий эксперимент. Сначала в серии опытов повышает подъёмную силу своего гравитора настолько, что тот поднимает вес, превышающий свой собственный. Потом придаёт аппарату дисковидную форму и заключает в него конденсатор. И вот диск около метра в диаметре, при подаче электрического тока, отрывается от пола и начинает летать по кругу, издавая при этом жужжание и испуская зеленоватое свечение. Когда в 1953 году Браун продемонстрировал свой летательный аппарат военным, изобретение сразу же засекретили, а со всех присутствующих взяли расписку о неразглашении…

Не странно ли, сделано открытие величайшей важности (гравитация!), открытие, способное совершить революцию в технике, улучшить быт людей, придать стремительный взлёт наукам, а оно по сей день остаётся без применения?! Об открытии не говорится не только в учебниках по физике, но оно никоим образом не отмечено даже в технических словарях и энциклопедиях. Тому может быть лишь два объяснения: либо имелись какие-то причины, чтобы энергию гравитации «законсервировать» на долгие времена, либо изобретение не имело ничего общего с гравитацией. На вторую причину указывали некоторые физики, приписывая подъёмную силу браунова прибора электрическому ветру. Но ведь кроме свойства летать, «тарелка» обладала и другими свойствами, присущими НЛО: она жужжала и испускала зеленоватое свечение.

А вот магнитофонная запись с рассказом Альенде: «…Итак, вы хотите услышать о великом эксперименте Эйнштейна, да? Знаете ли, я действительно погрузил руку по локоть в его уникальное силовое поле, которое струилось против часовой стрелки вокруг этого маленького подопытного корабля – „ДЕ-137”. Я… ощущал давление этого силового поля на мою руку, которую держал в его гудящем давящем потоке. Я видел, как воздух вокруг корабля очень легко, очень постепенно… становился темнее, чем остальной воздух… Через несколько минут я увидел, как облаком поднимается молокообразный зеленоватый туман. Думаю, это был туман из элементарных частиц. Я видел, как после этого „ДЕ-137” быстро стал невидимым для человеческого глаза… Если попытаться описать звук, сопровождающий это силовое поле, когда оно кружило вокруг „ДЕ-137”… ну, сначала был такой жужжащий звук, который быстро превратился в гудящее шипение…

…Поле имело вокруг себя оболочку из чистого электричества. Этот поток был таким сильным, что почти выбил меня из равновесия. Если бы всё моё тело находилось внутри этого поля, меня бы наверняка швырнуло бы на… палубу моего собственного корабля. К счастью, не всё моё тело было внутри этого силового поля, когда оно достигло максимальной силы и плотности – я повторяю, плотности, так что меня не опрокинуло, но моя рука была вытолкнута тем полем… Люди из УМИ до сих пор не знают, что в тот раз произошло. Они говорят, что поле было „перекручено”…»

Сходство физических эффектов, присущих НЛО, с физическими эффектами, которые, по описаниям Альенде, сопровождали Филадельфийский эксперимент, вряд ли может быть случайным. По всему выходит, что сведения, изложенные в письмах Альенде, – не выдумка, что результаты теоретических работ Эйнштейна легли в основу Филадельфийского эксперимента, а его инициаторы воспроизвели (совершенно случайно) физические характеристики поля, которые используются во внеземной технологии. Очевидно также, что результатами Филадельфийского эксперимента позже воспользовался Томас Браун при создании модели «летающей тарелки».

…Как выглядела бы наша жизнь, если бы, скажем, не было электричества? Такое, конечно, трудно представить. Кроме всего очевидного, надо полагать, что тогда запоздали бы многие другие открытия и технологии, основанные на электричестве, и наша цивилизация выглядела бы сегодня совсем иначе.

«Я не верю в возможность использования атомной энергии в ближайшие сто лет», – как-то произнёс Альберт Эйнштейн. Великий физик ошибся: не прошло и четверти века, как появились атомные реакторы, генерирующие сегодня более двадцати процентов всей потребляемой человеком энергии. Спрашивается, насколько своевременным было освоение энергии атомного ядра? Правомерность такого вопроса очевидна – не высвободи учёные атомную энергию, не было бы трагедий Хиросимы и Нагасаки, не было бы постоянного страха их повторения.

Эйнштейн считал, что для уничтожения немецкого фашизма все средства хороши, и сам приложил руку к проекту «Манхэттен». «Я ясно понимал страшную опасность, которую несёт человечеству осуществление нашего предложения, – писал позже Эйнштейн. – Но то, что немецкие физики, работающие над этой же проблемой, могут добиться успеха, вынудило меня сделать этот шаг». Когда же учёный узнал об уничтожении Хиросимы, у него так сдавило горло, что он мог только произнести: «О, горе!» Впоследствии Эйнштейн предостерегал: «Наш мир стоит перед кризисом, всё значение которого ещё не постигли те, кому дана власть выбирать между добром и злом. Освобождённая от оков атомная энергия всё изменила; неизменным остался лишь наш образ мыслей, и мы, безоружные, движемся навстречу новой катастрофе…»

Эти слова оказались пророческими. Несмотря на международные соглашения о нераспространении оружия массового уничтожения, угроза атомной войны не исчезла. Учёные стоят в растерянности перед проблемой утилизации отходов атомной технологии. Катастрофически возрос радиоактивный фон на планете, «допустимые» уровни радиации не раз пересматривались, ибо оказывались недопустимыми. Бог знает, что ещё готовит нам Чернобыль: в заключённом в бетонный саркофаг реакторе протекает неуправляемая термоядерная реакция; существует реальная опасность, что однажды произойдёт взрыв сильнее предыдущего! В этом смысле открытие энергии атомного ядра, конечно же, можно считать преждевременным. Многие учёные сравнивают атомную энергию с джинном, выпущенным из бутылки.

Работа над теорией единого поля, казалось, не таила в себе никаких опасностей, она касалась преимущественно основ мироздания. Речь в ней, по сути, шла о космологии, о том, как устроена наша Вселенная. (А Эйнштейну рисовалась такая Вселенная, в которой вибрации силовых полей обусловливают всё, что в ней происходит.) Световые скорости и парадоксы времени, гравитация и искривление пространства – всё это представлялось сугубо академическим, не имеющим отношения к практике. Но за сухими абстрактными формулами скрывались вполне реальные силы, силы поистине космические. Может, тогда уже Эйнштейн узрел в своих формулах джинна пострашнее атомного.

Если верить Альенде, джинна однажды выпустили на свободу, но потом его удалось загнать обратно в бутыль: теорию единого поля объявили незавершённой, а Филадельфийский эксперимент – выдумкой журналистов. Между тем реальность события огромной практической значимости могли бы подтвердить те математические уравнения, из которых вытекает возможность самого эффекта телепортации. Но существовали (существуют) ли такие уравнения в природе? В связи с этим интересно узнать, как далеко продвинулся Эйнштейн в математическом обосновании своей теории.

Год 1927. Эйнштейн публикует в немецком журнале статью, в которой обосновывает связь между силами гравитации и электромагнетизмом; то были, по сути, предварительные результаты единой теории поля.

Год 1938. Эйнштейн пишет другу юности, Соловину, что в настоящее время он работает «со своими молодыми людьми над чрезвычайно интересной теорией».

Год 1942. Из письма Эйнштейна Гансу Мюзаму, врачу, проживающему в Израиле: «Я стал одиноким старым бобылем… Но работаю ещё фанатичнее, чем раньше, и лелею надежду разрешить уже старую для меня проблему единого физического поля».

Год 1944. Мюзаму: «Может, мне суждено ещё узнать, вправе ли я верить в свои уравнения…»

Как-то Карл Зелиг, биограф Эйнштейна, задал физику вопрос о его последних теоретических работах. «…Как только была создана общая теория относительности, – отвечал письмом Эйнштейн, – сразу же возникла следующая проблема: эта теория естественным путём привела к теории чистого гравитационного поля… С того времени я старался в первую очередь найти наиболее естественное релятивистское обобщение закона гравитации в надежде, что такой обобщённый закон будет служить общей теорией поля… К моему глубокому удовлетворению, мне удалось получить необходимые уравнения…»

Эти строки были написаны 25 марта 1953 года. Но уже через несколько месяцев (14 сентября) Эйнштейн, как бы спохватившись, пишет к ним дополнение: «…Математическая обоснованность теории неоспорима. Однако вопрос о её физическом смысле выяснен ещё не полностью, поскольку для сравнения с опытом необходимо найти численные решения уравнений поля, что не всегда удаётся. Такое положение может, вероятно, длиться долгое время… Мало надежды, что я добьюсь успеха в те немногие годы, пока ещё смогу работать».

Вчитываясь в это второе послание Эйнштейна, трудно отделаться от ощущения, будто учёный пожалел, что поторопился сообщить о полученных им «необходимых уравнениях». Необходимых – для чего? Для выяснения вопроса об их физическом смысле? На этот вопрос как раз и можно ответить соответствующим экспериментом. На такой эксперимент, вероятно, и возлагал надежды Эйнштейн: «Может, мне суждено ещё узнать, вправе ли я верить в свои уравнения».

Если уравнения теории единого поля существовали уже в 1943 году, то они, вне сомнений, легли в основу Филадельфийского эксперимента. В таком случае вполне правдоподобно звучит утверждение Альенде, что работу, послужившую теоретической базой для столь опасного эксперимента, объявили незавершённой. Объявили скорее всего по рекомендации или даже по настоянию самого творца теории, очевидно, посчитавшего эксперимент преждевременным. Эйнштейна мучило осознание своей (хотя и косвенной) причастности к созданию атомной бомбы, и естественно думать, что он не хотел брать ещё один грех на душу.

Мог бы Эйнштейн по гуманным соображениям уничтожить плоды своего полувекового труда? Разумеется, мог, не замедлили бы ответить люди, знавшие его лично. Нельзя, однако, исключить и то, что страницы, на которых рукой великого учёного выведены уравнения поля, по сей день хранятся под грифом «секретно» в бронированном сейфе одного из военных ведомств США.