Текст книги "Моя леди Джейн"

– Вы не думаете, что ей уже приходилось заниматься целительством? – спросил он.

– Не знаю. Она же ваша жена, – отвечал пожилой селянин.

Тут Джейн подняла голову и заметила, как Ги неотрывно следит за ней. Она улыбнулась и бросила ему несколько льняных бинтов.

– Займись-ка делом!

Так они перевязывали и обеззараживали раны, мыли, кормили и утешали, а вокруг потихоньку полз ропот недовольства. Не ими, конечно, а королем.

– Стая становится все сильнее и наглее, а король ничего не делает.

– При старом короле дело бы никогда до такого не дошло.

– Старый король был львом. А Эдуард – мышонок.

Было видно, что эти слова глубоко оскорбили Джейн, и это заставило Ги опять задуматься о ее подлинных чувствах к монарху.

А сетования меж тем продолжались:

– Во всем виноваты эти грязные эзиане.

– И как нам защищать себя, если они умеют так коварно менять свою внешность? Всех их нужно изловить и посадить под замок, чтобы страна наконец вздохнула свободно.

Джейн бросила на Ги обеспокоенный взгляд. В ответ он улыбнулся, как ему показалось, ободряюще, и весело перекинул ей несколько чистых бинтов.

Через пару часов все раны были перевязаны, все порезы промыты, очищены и обернуты материей.

Джейн с Ги собрались уходить, и множество благодарных губ целовали на прощание руки двух благодетелей, пожелавших остаться неизвестными.

Джейн все еще пребывала в скверном настроении из-за крестьянских нападок на короля и эзиан, поэтому Ги старался поднять ей настроение разговорами о том, что бы сделал он, если бы правил страной, и в конце концов жена включилась в игру. Вскоре они уже на два голоса выкрикивали проекты указов, которые они приняли бы, став во главе английского королевства.

– Никто больше не будет голодать! – предложила Джейн.

– Доступная медицина для всех! В том числе – чудодейственные настойки! И микстуры, которые еще надо настаивать! – подхватил Ги.

– Уголовное преследование всех, кто охотится на слабейших! – не унималась Джейн.

– Неисчерпаемые фонтаны бесплатного эля!

Тут жена нахмурилась.

– И еще… субсидии на образование для женщин, – поспешно добавил Ги.

Этот проект на какое-то время, очевидно, успокоил юную даму.

Когда они вернулись домой, у Ги оставалась лишь пара часов до метаморфозы. Войдя в спальню, Джейн аккуратно положила на пол возле кровати подушку и одеяло.

– Джейн, я не могу позволить вам спать на полу, – галантно возразил муж.

Она улыбнулась.

– Подушка и одеяло – для вас, милорд.

– Ах, вот как! Разумеется.

Ги медленно опустился на жесткий деревянный пол, а Джейн, забравшись в постель, задула свечи и укуталась в пышные одеяла.

Ни он, ни она не проронили больше ни слова. Но каждый заснул, прислушиваясь к дыханию другого.

Глава 10
Эдуард

«Мой дорогой Эдуард!

Я хотела зайти к тебе сегодня утром, но, явившись во дворец, узнала, что ты никого не принимаешь. Должна сознаться: я удивлена и разочарована тем, что ты не захотел видеть даже меня, но понимаю – у тебя наверняка были на это серьезные причины. Подозреваю, эта добровольная самоизоляция означает, что твоя болезнь берет свое. Я очень тебе сочувствую, дорогой братик, и, поверь, отдала бы все за то, чтобы ты снова почувствовал себя лучше.

Наверное, тебе интересно узнать, зачем я приходила к тебе сегодня – всего лишь через несколько часов после свадьбы. Дело в том, мой дорогой кузен, что именно о замужестве я и хотела поговорить с тобой. Точнее, о моем новообретенном супруге.

Гиффорд – конь.

Я уверена, ты все знал. Ведь именно это ты имел в виду, когда говорил о «его особенности» и предполагал, что мне она покажется интересной. Чего я не могу постичь, так это – почему ты не сказал мне прямо? Мы ведь всегда были друг с другом абсолютно откровенны, разве не так? Я считаю тебя своим доверенным другом, самым дорогим и любимым. Так почему же ты не посчитал нужным упомянуть об этой существенной детали? Совершенно непонятно.

Но, возможно, как я теперь думаю, и для этого у тебя была важная причина.

Надеюсь, у нас еще будет возможность поговорить об этом подробнее, когда я вернусь из-за города после медового месяца.

Твоя любящая Джейн».

Эдуард вздохнул. Он аккуратно сложил письмо и положил его на прикроватный столик. За последние три дня он прочел послание от Джейн не меньше сотни раз, и всякий раз чувствовал себя так, будто она сидит здесь, рядом. Попрекает его, конечно, но это неважно.

Король закрыл глаза и стал мысленно сочинять ответ. Получалось что-то вроде:

«Дражайшая Джейн!

Прости, что я заставил тебя выйти замуж за коня. Твой свекор хочет меня убить. На помощь!»

Но Эдуард понимал, что Джейн не придет ему на помощь. Любое письмо о его трудном положении или о коварных замыслах лорда Дадли относительно нее самой и судьбы королевства наверняка будет перехвачено герцогом. Даже если такое сообщение каким-то чудом и вырвется за пределы дворца, оно, скорее всего, попадет в руки Гиффорда, а у короля имелись все основания предполагать, что муж Джейн – заодно со своим отцом.

Вот так вот, значит. Король в беде, или, как выражались в те далекие времена, попал как кур в ощип.

Он опять вздохнул. В ту ночь, когда Пэтти обратилась в девушку, Эдуард вместе с Питером Баннистером (ну, и вместе с Пэтти, конечно, хотя она, благослови Господи ее золотое сердечко, не слишком разбирается в вопросах дальней стратегии) придумали план, как вызволить короля из собственного дворца. План был хорош. Во-первых, Эдуард должен немедленно исключить дальнейшее поглощение ядовитых продуктов. Затем, когда тот яд, что он уже невольно принял, выведется из организма, когда монарх хоть немного восстановит силы и сможет хотя бы ходить, не падая на каждом шагу, он потребует, чтобы его выводили в сад подышать свежим воздухом. (Свежий воздух обладает волшебными целительными свойствами – это общеизвестный факт.) Тогда, в одну из таких прогулок по саду, рядом неожиданно окажется Питер Баннистер с запряженной лошадью наготове и поможет Эдуарду сесть на вышеозначенную лошадь. И король будет таков.

На деле, однако, все складывалось не так.

За последние три дня Эдуард не съел ни кусочка из того, что не прошло «обонятельного контроля» со стороны Пэтти. Для проведения такого контроля приходилось всякий раз дожидаться момента, когда над ним никто не нависает (а такие моменты в нынешних обстоятельствах сделались редки), быстро опускать тарелку с едой на пол у кровати (ведь больше король не позволял Пэтти спать на постели – это ему теперь казалось как-то неправильно) и дожидаться, пока она завиляет хвостом. Этот кодовый сигнал обозначал: дурных запахов нет, можешь спокойно уплетать.

На первых порах яд ему подавали только раз в день, в ягодах и выпечке с ягодами, но потом матушка Пенн заметила, что юноша как будто потерял вкус к ежевике, и ядовитый аромат вскоре проник во всю остальную пищу. А потом и в вино.

Так что неожиданно король оказался на диете из воды и ломтей хлеба с сыром, которые Питеру Баннистеру иногда удавалось тайком ему сунуть. Такими темпами опасность смерти от яда могла скоро смениться угрозой гибели от голода…

Слово «истощение» теперь приобрело для Эдуарда совершенно новый смысл. Он вдруг поймал себя на том, что во сне видит исключительно себя самого, сидящим за столом, который ломится от пирогов с мясным фаршем, жареной ягнятины и бесконечных блюд со спелой сладкой ежевикой.

Боже, как ему не хватало ежевики.

Однако несмотря на то, что целых три дня королю в рот не попадало ни капли яда, ему не становилось лучше. Он едва мог сам стоять, не то что ходить – даже чтобы добраться до ночного горшка, ему требовалась помощь. Кашель не унимался – более того, приступы повторялись чаще. На носовом платке Эдуарда белого пространства оставалось уже меньше, чем красного. Мысли его бóльшую часть времени оставались затуманены.

А Дадли тем временем начал что-то подозревать.

– Вам надо есть, государь, – увещевал он короля, между тем как матушка Пенн совала ему чашу куриного бульона, а тот отпихивал ее от себя. Слава богу, куриный бульон не вызывал у него особого аппетита, но приступ слюноотделения возникал даже при виде этой маслянистой золотистой субстанции. Эдуард изо всех сил старался не вдыхать ее аромат – а то вдруг безрассудный голод возьмет верх, он схватит чашу и опорожнит ее, невзирая на угрозу отравления.

– Вы должны хотя бы попробовать, ваше величество, – настаивал герцог.

На несколько секунд Эдуарду пришлось заставить себя стиснуть зубы, прежде чем он снова вполне овладел собой.

– Зачем мне пробовать? – ответил король. – Что, куриный бульон спасет меня от смерти?

– Нет, государь, – поджал губы Дадли.

– Так зачем и напрягаться? – Эдуард слегка приподнялся на постели. – Ведь ваш вожделенный указ уже подписан, не так ли? Я вам больше не нужен. И если мне предстоит умереть, позвольте мне сделать это, как мне заблагорассудится.

Однако если все это хитроумная политическая игра, то он необдуманно раскрывает свои карты, подумалось королю. Надо бы соблюдать осмотрительность. Впрочем, ему все равно… Он устал чувствовать себя беспомощным.

Герцог, сузив глаза, внимательно посмотрел на Эдуарда, словно изучая его лицо. Затем холодно произнес:

– Как вам угодно, государь, – и выскользнул из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Матушка Пенн, все еще держа в руке чашу с бульоном, поцокала языком в знак неодобрения.

Эдуард представил себе, как крохотную фигурку старой няни растянут на дыбе, а он будет насильно заталкивать отравленные ягоды ей в рот.

Пэтти глухо заворчала из-за полога кровати. Матушка Пенн опасливо покосилась на нее и вместе со своим варевом покинула комнату.

У Эдуарда заурчало в животе. Он застонал.

Собака заскулила и лизнула его руку. Он едва смог найти в себе силы погладить ее.

Затем король взял со стола письмо Джейн и перечел его.

– Мой доверенный друг, – пробормотал он, – самый дорогой и любимый…

Интересно, суждено ли им когда-нибудь еще увидеться?

Чуть позже полудня навестить его пришли сестры – одни, без Дадли и матушки Пенн и даже без кого-либо из слуг.

Он просто не мог поверить такой удаче. Во всей этой суматохе он как-то даже забыл о сестрах, и вот они перед ним, Мария и Бесс, у каждой в руке коробка с какими-то подарками. Обе отводят глаза, будто не в силах вынести его угасающего вида.

Наконец-то пришла помощь, подумал король.

Ведь у сестер, особенно у Марии, есть связи. Ее дядя – император Священной Римской империи, которого Эдуард, правда, всегда держал почти за врага, но в отчаянные времена надлежит прибегать к отчаянным мерам. Мария может собрать для него целую армию – ну, или хотя бы отряд. Она способна изгнать лорда Дадли, если уж на то пошло.

А Бесс невероятно умна. Если ему не изменяет память, она изучала труды по медицине и лекарственным травам. Возможно, ей удастся найти какое-нибудь верное противоядие.

– Я очень рад вас видеть, – со слабой улыбкой выдохнул он.

– О, Эдди, малыш, нам так жаль, что тебя постиг весь этот ужас. – Мария положила свою коробку на маленький столик в углу спальни и присела на край кровати, Пэтти с трудом выбралась из-под ее пышных юбок.

Мария не обратила на собаку никакого внимания. Она судорожно схватила Эдуарда за руки и с искренне опечаленным видом склонилась к нему.

– Хочу, чтобы ты знал: я сумею как следует позаботиться об Англии, – произнесла она слишком громким, раскатистым голосом, словно обращаясь к целой толпе. – Я верну нашей стране утраченную славу. Выкорчую кощунственные реформаторские идеи, которые распространил наш отец, чтобы оправдать собственный греховный образ жизни. Мы вырвем с корнем эзианскую заразу и начнем с этой ужасной Стаи, о которой столько говорят. Все они сгорят на кострах. Очистимся от отцовской скверны. Клянусь!

Что ж, по крайней мере, в этом Дадли не ошибался: Мария ненавидит эзиан, подумал король. Но сейчас его терзали более срочные заботы.

Он взглянул на Бесс, которая, в свою очередь, пристально его изучала. Затем снова на Марию.

– Послушайте, вы обе. – Он набрал воздуху в легкие. – Я не страдаю никаким грудным недугом. Все это время меня пытался отравить лорд Дадли.

Мария отстранилась от него.

– Эдди, – произнесла она успокаивающим голосом. – Никто не пытается причинить тебе вреда. И герцог в последнюю очередь.

Он отчаянным усилием попытался сесть в кровати.

– Нет! Пытается! Вы должны немедленно его арестовать!

Мария нахмурила брови.

– Эдди, дорогой мой мальчик. Лорд Дадли много лет служил тебе верой и правдой, ты доверял ему.

– Он хочет захватить власть в стране, – настаивал Эдуард. – И для этого ему нужно убрать меня.

На несколько минут воцарилось тяжкое молчание.

– Откуда ты знаешь, что лорд Дадли пытается отравить тебя, Эдуард? – мягко поинтересовалась наконец Бесс.

– От собаки, – выбившись из сил, прошелестел король, утомленный собственной горячностью. – Моя собака учуяла в ежевике яд.

Обе принцессы повернулись к Пэтти, сидевшей по другую сторону комнаты. Та неуверенно поднялась на ноги.

Мария брезгливо поморщила нос.

– Эдди, прошу тебя. Сейчас не время для шуток.

– Я вовсе не шучу, – запротестовал он. – Никогда в жизни я еще не был так серьезен. Спросите у собаки. Правда, Пэтти?

И король взглянул на борзую с мольбой.

Та вопросительно повернула к нему голову.

– Давай же, Пэтти. Все в порядке. Покажи им, – настаивал он.

Все одновременно уставились на собаку.

– Ты полагаешь, она умеет разговаривать? – медленно проговорила Бесс.

– Да. Она… – Он хотел было сказать эзианка, но в последний момент проглотил это слово. Ведь Мария только что так страстно распространялась о своем намерении очистить Англию от эзиан.

Пэтти заскулила и улеглась на пол. В ее карих глазах застыла тревога.

Мария покачала головой.

– Эдуард, – сказала она еще более торжественно, чем обычно, – ты не в себе.

Она встала и подошла к столу, на который ранее положила свою коробку, развязала ленточку и открыла ее.

– Лорд Дадли относится к тебе как к родному сыну. Он страшно подавлен тем, что с тобой происходит.

Король, окончательно сбитый с толку, откинулся на подушки. Больше он не мог придумать ничего, что могло бы убедить их.

– Герцог сказал, что ты ничего не ешь, – произнесла Мария таким тоном, как будто о только что случившейся вспышке все уже забыли. – Я тут кое-что тебе принесла.

И она достала из коробки… ежевичный пудинг.

– Твой любимый, – жизнерадостно добавила она.

Сладкий запах ягод заполнил ноздри Эдуарда. У него даже свело живот.

– Вы что, не слышали, что я говорил? – воскликнул он.

– Ну же, Эдди, не глупи. – Мария достала маленький серебряный ножик, фарфоровую тарелочку и отрезала брату здоровенный кусок. Затем опять присела рядом с ним на постель и поднесла к его губам вилку с ломтиком пирога.

– Съешь немного, Эдди, – попросила она. – Ради меня.

Их взгляды встретились. В ее глазах горела какая-то темная решимость, его глаза подернулись пеленой слез. В эту секунду ему все стало ясно.

Мария тоже участвует в этом грязном деле.

– Будь хорошим мальчиком, Эдди. – Она подтолкнула вилку к его губам.

– Не называй меня Эдди, – ответил он глухим голосом. Затем собрал все свои силы и протянул руку за вилкой. Взяв, он развернул ее в обратную сторону, стараясь не уронить смертоносный кусок. Его ладонь колебалась, дрожала, но он умудрился поднести зубцы столового прибора прямо к ее губам.

– Сначала ты, сестренка.

Сердце его сжималось от горечи страшного предательства. Ведь она – его сестра. Да, она – ужасная, сухая, скучная, не умеющая радоваться жизни, вероломная, кровожадная, лишенная вкуса старая дева, на двадцать лет старше Эдуарда, но сестра! Они одной плоти и крови.

Воцарилась тишина.

Мария пристально глядела на него. Бесс по-прежнему стояла в углу спальни, словно вмерзнув в пол, с непроницаемым выражением лица.

Старшая принцесса выдавила торопливую улыбку и, взяв вилку из рук короля, положила ее на тарелку.

– Боюсь, не могу, – произнесла она. – Берегу фигуру.

– От этого действительно стоит поберечься, – заметил Эдуард.

На секунду Мария закрыла глаза. Затем изобразила натянутую улыбку.

– Ах, Эдуард, вечно ты шутишь. – Она встала и отряхнула с юбки воображаемые крошки. – По крайней мере, болезнь не отняла у тебя чувства юмора.

Ему очень захотелось рассказать ей, что он завещал трон Джейн, и посмотреть, насколько забавным ей покажется это. Невозможно себе представить, чтобы Мария осталась в сговоре с лордом Дадли, если ей станет известна эта маленькая деталь герцогского плана. Однако рассказать старшей сестре о последних изменениях в линии престолонаследия – значит подвергнуть опасности в первую очередь саму Джейн. Так что вместо этого король сказал:

– Вот увидишь, этот негодяй и до тебя доберется. Как только покончит со мной.

Она напряглась.

– У тебя в голове все перепуталось, братец. Твои мысли как в тумане. Мне тебя так жалко. – Она коснулась его плеча таким движением, словно говорила искренне. – Очень жалко.

Он дождался, когда она покинет комнату, чтобы сосредоточить все внимание на Бесс. Эдуард никогда не видел вторую сестру такой бледной и подавленной. От этого ее веснушки на носу особенно выделялись. Ему вспомнилось, как однажды, когда он был еще маленьким, она позволила ему их сосчитать. Всего двадцать две, вспомнил он.

– Ты тоже думаешь, что у меня в голове все перепуталось, Бесс? – спросил король.

Она еле заметно покачала головой. Ее серые глаза горели гневом. Глаза – как у отца. И как у него, Эдуарда.

Бесс подошла поближе и поставила свой подарок на прикроватный столик, затем наклонилась и поцеловала брата в щеку.

– Я верю тебе, – прошептала она ему прямо в ухо. – И я помогу тебе. Верь мне, Эдуард.

– Ну, отдыхай, братец, – произнесла она громко, словно в комнате, кроме них, находился кто-то еще.

После ухода Елизаветы он развернул ее подарок. Коробка была поменьше, чем у Марии, но внутри он обнаружил сосуд с абрикосами, настоянными на меду, и фляжку холодной воды.

«Верь мне» – так она, кажется, сказала?

В тот день, когда умер отец, эта новость застала их с Бесс вместе. Эдуарду тогда едва исполнилось девять лет, а Елизавете тринадцать, но оба они немедленно поняли, что с этого момента все изменится. «Король умер. Да здравствует король!» – провозгласил их дядя лорд Сеймур, и это означало: теперь король Англии – он, Эдуард. Тогда на мальчика нахлынула волна печали и ужаса. Он разрыдался.

– Не хочу, не хочу, – повторял Эдуард, дрожа всем телом. – Я не хочу быть королем, Бесс. Я не такой, как отец. Не заставляйте меня надевать корону.

Елизавета повернулась к нему и поцеловала его руку.

– Все будет хорошо, – прошептала она. – Верь мне.

«Верь мне».

Эдуард, даже не задумываясь, съел все абрикосы и запил водой. Если их тоже отравили, то это сделала Бесс, и тогда ему, наверное, ничего не остается, кроме как умереть счастливым. Покончив с едой, он ощутил такой прилив сил, какого не помнил уже несколько недель – во всяком случае, Эдуард смог сесть на постели и проверить коробку Бесс. Там оказался еще только маленький клочок пергамента с короткой запиской цветистым почерком сестры: «Тебе угрожает опасность. Вернусь сегодня ночью».

Несмотря на реальность этой грозной «опасности», он почувствовал себя лучше. Все-таки есть еще хоть кто-то, кому можно доверять.

Проснулся король посреди ночи от рыка Пэтти. Не успел он толком сбросить с себя оковы сна, как почувствовал, что чьи-то грубые руки тянут его за плечи. Вокруг его постели толпились люди в плотных балахонах. Один из них ловко привязал одно из королевских запястий к спинке кровати. Эдуард боролся и отбивался, но все напрасно – в его ударах не было ни силы, ни энергии.

Зато у него была Пэтти. Бросившись вперед и лязгая зубами, она накрыла его своим телом. До короля донеслись приглушенные ругательства, а затем глухой удар и повизгивание. Кто-то из нападавших отбросил собаку. Вслед за этим послышался лязг стали – это меч покидал объятия ножен.

Они убьют Пэтти.

Эдуард прекратил сопротивление.

– Стойте! – крикнул он. – Я подчиняюсь. – На целую минуту его охватил приступ кашля. До измученных легких не мог добраться ни единый глоток воздуха. – Я сдаюсь, – прохрипел он снова. – Не трогайте мою собаку.

Пэтти заскулила. Один из мужчин схватил ее за загривок и завязал вокруг шеи веревку. Вдруг собака кинулась вперед и зарылась головой в плечо хозяина. Он обхватил ее свободной рукой и прошептал прямо в длинное шелковое ушко:

– Не волнуйся за меня. Найди Джейн. Расскажи ей, что случилось.

Пэтти опять заскулила, и тот незнакомец резко дернул за конец веревки. Собака беспомощно проехала боком по полу и скрылась за дверью.

Сердце Эдуарда яростно стучало где-то в ушах. Он снова закашлялся – и на этот раз прикрыть рот было нечем, поскольку и вторая рука оказалась привязана к спинке. К постели бесшумно приблизился человек со свечой. Бубу. Король обвел глазами фигуры, столпившиеся вокруг него.

– Эх вы, – едва смог прохрипеть он. – Вам понадобилось трое вооруженных головорезов, чтобы скрутить меня? Я и так умираю.

Тот, что привязывал его запястья, закряхтел и сильнее натянул узел.

– А! – с внезапной ясностью понял Эдуард. – Вы просто боитесь, что я могу превратиться во льва и сожрать всю вашу компанию?

Эх, если бы это только было возможно!

Когда король оказался окончательно обездвижен, нападавшие растворились во мраке, оставив его наедине с Бубу. Старый лекарь выглядел усталым и мрачным, словно ему непривычно было бодрствовать в такой час и эта необходимость его раздражала. Он поставил свой тусклый светильник на стол, снял со спины какого-то темного цвета сумку и достал оттуда набор ножей, острых на вид. Когда доктор взрéзал ему предплечья и кровь потоком потекла в большую оловянную чашу, король почти не почувствовал боли. Он как будто лишился чувств и парил над собой в каком-то блаженном забытьи, когда дверь снова скрипнула и ему показалось, что в проеме показался нос лорда Дадли. В полубреду он счел это очень смешным.

– Превосходно, – невнятно пробормотал Эдуард. – Как мило с вашей стороны присоединиться к нам, Джон.

– Надо же, какой обидчивый, – отозвался герцог. – Глупый мальчишка.

Бубу меж тем поднес к его рту кубок. В отличие от отвара, которым они поили его в прошлый раз, когда пришлось переписывать завещание, вкус этого был очень сладким – даже мышцы свело.

«Нечистое зелье», – мелькнуло в голове у короля.

Он попытался не глотать, но Бубу отвел его голову назад и продолжал безжалостно вливать яд ему в глотку, пока проглотить все же не пришлось. После этого врач вытер рот Эдуарда салфеткой.

– Ну, вот и все. – У короля едва доставало сил шевелить губами. – Браво, Бубу. Вы только что успешно завершили цареубийство.

Уголки глаз лекаря покрылись сеточкой морщин.

– Для меня было великой радостью служить вашему величеству.

Эдуард беззвучно захохотал. Сознание медленно, словно лодка, плывущая по течению, покидало его. Бубу отвязал ему руки, но король их не чувствовал. Он дрейфовал где-то между тенью и светом. Последнее, что Эдуард запомнил перед тем, как мир перед его глазами окончательно померк, был звук закрывающейся двери и щелчок ключа в замкé.

Его разбудил какой-то скребущий звук. Потом еще и еще. Эдуард полной грудью вдохнул воздух. Он был жив.

Но как же это возможно?

Рядом меж тем что-то скреблось все настойчивее.

– Пэтти? – сипло позвал он.

Теперь король ясно различил резкий ясный шум со стороны дверей. И сразу – кошачье мяуканье. Ничего не понятно.

Он сел на кровати. Раны от кровопускания на предплечьях пульсировали, но голова была ясна как никогда. Он попробовал пошевелиться активнее.

Возможно, даже получится встать.

Он сделал попытку. Получилось. Спотыкаясь, доковылял до двери и потянул ее на себя.

Заперто.

Мяуканье раздалось снова. В проеме под дверью мелькнул огонек.

Король покачнулся и уперся лбом в шероховатую дубовую панель, чтобы сохранить равновесие.

– Кто там? – прошептал он.

– Эдуард? – тихо отозвался знакомый голос с той стороны.

– Бесс… – выдохнул он.

– Я не могу остаться, – произнесла сестра еле слышно, так, что король едва сумел разобрать слова. – Они скоро вернутся. По их плану ты уже должен быть мертв, они придут проверить. Им нужно представить дело так, будто ты скончался от грудного недуга, и если теперь они обнаружат тебя живым, Эдуард…

– Выпусти меня отсюда.

– Не могу. У меня нет ключа. Тебе придется вылезти в окно.

– Бесс, тут почти бездна – пятнадцать метров.

– Ну и что, ты справишься, – заверила она. – В детстве ты всегда прекрасно лазал. И никогда не боялся высоты.

Эдуард фыркнул. Вот как, значит. Слезть вниз. Осторожно, пошатываясь, шаг за шагом он приблизился к окну и отдернул занавеску. Уже наступало утро, солнечные лучи робко омывали стены дворца. Прямо под ним – в зияющей пропасти – сбегал к реке внутренний двор. На равном расстоянии друг от друга стояли на часах стражники.

Хорошего мало.

– Бесс? – пролепетал он.

– Я здесь.

– Мне здесь не спуститься. Надо искать другой путь.

Ответа не было.

Он вернулся к двери и снова оперся о нее. Сейчас он чувствовал себя сильнее, чем днем, но все равно настолько усталым, что едва мог стоять.

– В абрикосах было средство против яда. Но действие не продлится долго, – прошептала Бесс. – Тебе надо выбираться, Эдуард. Отправляйся на север, к бабушке[10]10
  Имеется в виду Елизавета Йоркская (1466–1503), мать Генриха VIII. Хелмсли – замок на севере Йоркшира в Англии.


[Закрыть], в Хелмсли. Она тебе поможет. Если смогу, я тоже приеду.

– Откуда ты узнала, что они явятся ко мне сегодня? – Колени Эдуарда дрожали, но он изо всех сил старался держаться прямо.

– Нет времени объяснять, – сказала она. – Тебе пора. Дорога каждая секунда.

– Я бы и рад, – проговорил король, – только есть одно маленькое затруднение. Я, видишь ли, заперт в дворцовой башне.

Она вздохнула.

– Тебе придется карабкаться вниз…

– Я слишком слаб, – перебил он, – и тут слишком высоко.

– …или изменить облик. Найти свою животную сущность.

Тут бы ему рассмеяться, но сама мысль, высказанная сестрой, поразила его.

– Животную сущность? Хочешь сказать, я эзианин?

– Отец им был, – обыденным тоном ответила она.

– Да, помню. – Его ладонь, прижатая к двери, сжалась в кулак. – Но я – не отец.

– И мать твоя тоже была эзианкой.

У него перехватило дыхание.

– Мама? – Ее он видел только на портрете – прекрасную, с золотистыми волосами и таинственной улыбкой.

– Однажды я сама видела, как она меняет облик, – сообщила Бесс. – Я была еще девочкой, но никогда этого не забуду. Она умела превращаться в птицу, Эдуард. В прекрасную белую птицу.

Он сдержал приступ кашля.

– Моя мама…

– Все это у тебя в крови, братец. Твои родители оба были эзиане, значит – и ты тоже.

Чего бы он только не отдал, чтобы это оказалось правдой. Но с ним никогда ничего подобного не случалось. Хоть он и старался изо всех сил.

– Откуда ты знаешь?

– Времени нет объяснять, – прошептала она, – они уже идут. Давай же, Эдуард. Найди это в себе. Я больше не могу тут оставаться.

Дрожащий свет снова мелькнул в щели под дверью.

– Бесс? – тихо позвал король.

Ответа не последовало.

У основания лестницы послышались тяжелые шаги.

– Проклятье, – пробормотал Эдуард.

Он снова метнулся к окну. Горизонт уже окрасился розовым светом, с каждым мгновением становилось все светлее. Порыв ветра коснулся лица короля, взъерошил волосы и наполнил легкие утренней прохладой. Он закрыл глаза.

«Я способен преобразиться», – подумал Эдуард.

Льва в нем не было. В глубине души он это знал точно. Всегда знал.

Шаги между тем приближались.

И тут его пронзила внезапная идея. Он быстро подошел к прикроватному столику, схватил перо, чернильницу и кое-как нацарапал короткую записку на оборотной стороне письма Джейн.

Она подумает, что он мертв.

Возможно, так и будет.

За его спиной в замочной скважине заелозил ключ.

Король повернулся к окну.

На сей раз они точно его убьют. Уж теперь своего не упустят.

Надо бежать.

Движением плеч он стряхнул на пол меховую мантию. Встал на подоконник.

«Найди это в себе», – так сказала Бесс.

Эдуард снова зажмурил глаза. В голове его замелькали воспоминания о том, как они с Джейн изо всех сил пытались в кого-нибудь превратиться, обнаружить внутри себя животную форму – и никогда ничего не получалось.

Он подумал о матери – прекрасной белой птице. О матери, которой совсем не помнил. Но вдруг она оставила ему этот дар в крови?..

Может, и ему удастся стать птицей?

Дверь с громким треском распахнулась, но он уже этого не слышал. Не слышал, как Дадли вбежал в комнату. Не слышал крика, который издал герцог.

Он падал.

А потом полетел.

И ветер поднял его, наполнил его крылья, и вскоре дворец остался далеко позади.