Текст книги "Призраки"

Глядя в прошлое
Стихи о миссис Кларк

– Вы готовите для себя преемника, – говорит миссис Кларк, – чтобы он занял ваш опостылевший за долгие годы пост.

Когда растите и воспитываете ребенка.

Миссис Кларк на сцене, руки скрещены под грудью, так чтобы локти лежали в ладонях – чтобы поддержать бюст, на который отважилась та, другая женщина, которая была смелее.

Та, которую было труднее сломить.

Эта грудь – напоминание об ошибках, которые, как она очень надеялась, станут ее спасением.

Ее веки обведены ярко-оранжевым: самый писк моды для перманентного макияжа лет двадцать назад; губы, закачанные силиконом до размеров и формы больших присосок.

Выкрашены в перманентный, давно забытый оттенок заиндевелого персика.

Ее прическа и стиль одежды застыли на той отметке из прошлого.

Когда она потеряла уверенность и отказалась от дальнейших рискованных экспериментов.

На сцене вместо луча прожектора – фрагменты из фильма:

кадры семейной хроники.

Девчушка в бумажном колпаке, с резиной под подбородком, задувает пять свечек на торте.

– Прежде, чем тебя спишут в утиль, – говорит миссис Кларк, – ты учишь этого маленького человечка:

Не трогай! Там горячо!

Убери ноги с дивана!

И еще: ни в коем случае не покупай вещи с пластмассовой молнией.

Делая подобные замечания, ты волей-неволей оглядываешься назад, на каждый сделанный тобой выбор.

На каждое звено в длинной цепи уроков за всю свою жизнь.

И глядя в прошлое, вспоминая прожитые годы, ты начинаешь осознавать, как мало ты знаешь, как скуден твой жизненный опыт, как ограничена твоя жизнь.

Жизнь, где все было мелким:

и присутствие духа, и любопытство.

Не говоря уже о стремлениях.

Миссис Кларк на сцене, от вздоха вздымаются груди, огромные, как горы суфле, или большие буханки хлеба, а потом опускаются, оседают, ложатся на место.

Она говорит, что, наверное, лучший совет, который ты можешь ей дать, – это то, что нельзя говорить своим детям:

Не потеряй убеждения, что ты пуп Земли,

Не слушай ничьих идиотских советов,

Ты сама знаешь, что делать,

Ты – непогрешимая,

Ты – всеведущая.

Ныне, и присно, и во веки веков, каждый день:

Пользуйся контрацептивами.

На завершающем этапе
Рассказ миссис Кларк

Тесс и Нельсон Кларк. Первые пару дней они еще жили, как будто ничего не случилось. Это значит, что утром они вставали, собирались на работу, садились в машину. Ехали в офис. По вечерам молча сидели на кухне. Что-то ели.

И что с того?

Им звонили из проката, просили вернуть видеооборудование.

Нельсон был дома, с Тесс, или его не было.

На третий день она встала с постели, только чтобы сходить в туалет. Даже не потрудилась позвонить на работу и сказать, что заболела. Ее сердце все билось и билось, что бы она ни делала. Это не значит, что она что-то делала.

Не стоило тратить усилий на то, чтобы начинать пить или высчитывать длину шланга, чтобы он дотянулся от выхлопной трубы до окна у водительского сиденья. И уж конечно, не стоило тратить усилий на то, чтобы идти на прием к врачу и выдумывать правдоподобную ложь, чтобы он выписал ей рецепт на хорошее, сильное снотворное. А все остальное, что она могла сделать: скажем, взять бритву и перерезать себе вены, – это казалось очередным глупым планом, который все равно не решит все проблемы.

Камера и прожекторы так и стояли вокруг кровати.

Самоубийство – это был просто очередной радикальный план, чтобы исправить жизнь. Если включить прожекторы и камеру, ее смерть запишется на пленку. Снафф-фильм в двух сериях. Минисериал. Еще один Грандиозный Проект. Если она решится покончить с собой, это будет всего лишь: Тесс Кларк слишком рьяно взялась за работу. Еще одно начало, середина и конец.

Ходить на работу казалось безумием. Заставить себя что-то съесть, и даже не прямо сейчас, а вообще – это так же бессмысленно, как сажать тюльпаны под сенью падающей атомной бомбы.

Теперь все это – воспоминания, ретроспективные эпизоды, но именно Нельсон следил за состоянием их сберегательного счета. Именно Нельсон сказал, что единственный способ скопить достаточно денег, чтобы можно было завести ребенка – это снять видео для взрослых.

– Однажды это случится, – говорит миссис Кларк, – и тогда, буквально в одно мгновение, на тебя вдруг навалится такая тяжесть, как будто ты прожил на свете лет на сто больше, чем нужно…

Четыре дня они просто лежали в постели, и на пятый день уже были готовы поклясться, что живут целую вечность. Когда ты просто лежишь в постели, изо дня в день, и вообще ничего не делаешь, тебе начинает казаться, что ты понимаешь, как должны себя чувствовать вампиры. Представьте, что вы живете на свете уже несколько тысяч лет и продолжаете совершать все те же глупые ошибки. Уже несколько тысяч лет вы почти каждый вечер ходите в бары и клубы и вполне искренне полагаете, что замечательно проводите время. Вам представляется, что вы – центр внимания. У вас есть муж, на ваш взгляд – настоящий красавец. Вы уверены, что вы оба – крутые донельзя.

Кларки были уверены, что многие пары разбогатели на производстве фильмов для взрослых. Домашнее видео популярно лишь потому, что порновидео создало спрос. Все пары – все, кроме них – уже давно «подрабатывают» в свободное время. Другие женатые пары не тратят секс зря; а зря растраченный секс – это секс, неувиденный и неоцененный по достоинству посторонними. Они возьмут на прокат камеру и видеомонтажный пульт. Потом найдут дистрибьютора для фильма. Нельсон сказал, что поскольку они женаты, это даже не будет грехом.

Сейчас уже нет никакого смысла вставать с постели и стирать запись на пленке. Это было бы все равно что разбить зеркало – за то, что оно показывает тебе правду. Все равно что убить посланца, который доставил дурную весть.

– Когда ты просто лежишь в постели, изо дня в день, – говорит миссис Кларк, – ты понимаешь, что вампиров убивают не деревянные колья. Их убивает эмоциональный багаж, все эти неоправдавшиеся ожидания, которые они носят с собой век за веком.

Каждому хочется думать, что он умнеет с годами. Становится интереснее и мудрее. Пока ты прикладываешь усилия, ты на пути к своей Великой победе. Наверное, что-то похожее чувствуют и вампиры, в первые пару сотен лет. А потом выясняется, что у тебя нет вообще ничего, кроме все тех же неудачно сложившихся отношений, помноженных на двести.

И что с того?

Беда с вечной молодостью заключается в том, что ты начинаешь откладывать все на потом. Тянешь время. Кларки принялись изучать всякие тонкости, как снимать порновидео. В том числе: Нельсон сбрил волосы вокруг основания члена, чтобы тот зрительно увеличился. Тесс сделала операцию по увеличению груди – насколько мог выдержать позвоночник. Буквально за пару часов ей заделали грудь, какая бывает только в порнухе. Ей переделали губы, закачали их мягким пенистым наполнителем, придав им «рабочую припухлость минетчицы» на всю жизнь. Оба Кларка ходили в солярий: по двадцать минут, два раза в день. Они читали друг другу по очереди – как каждый кадр отмечают специальным тайм-кодом, чтобы потом по нему монтировать фильм.

Каждому мгновению на пленке дается код, состоящий из часа, минуты, секунды и точного номера кадра. Код 01:34:14:25 означает: первый час, тридцать четвертая минута, четырнадцатая секунда, двадцать пятый кадр. Даже когда монтируешь порно, ты создаешь притворную реальность. Тебе надо составить единое действие, расположив эпизоды в определенном порядке. Сложить такую последовательность, которая переводила бы зрителя от одного акта к другому. Создать иллюзию непрерывности. Чтобы фильм был не просто набором бессмысленных эпизодов.

Орального секса они отсняли до 10:22:19:02.

Различного генитального материала – до 25:44:15:17.

Немного околоанального и околовлагалищного – до 31:25:21:09.

И закончили съемки анальным сексом – ровно на 46:34:07:15.

Поскольку все эти фильмы всегда кончаются одинаково, весь сюжет строится исключительно на одном: достижение Большого оргазма – вот что самое главное. Оргазм, просто формальность. Стандартная концовка.

Что еще нужно иметь в виду: средняя продолжительность каждого плана в фильмах для взрослых – от восьми до пятнадцати секунд. Тесс и Нельсон должны заниматься друг другом примерно двадцать секунд за раз. Потом надо встать и нажать кнопку «ПАУЗА». Поставить камеру под новым углом и вновь отснять тот же фрагмент. Еще двадцать секунд. Они не так долго прожили в браке, и секс по-прежнему был для них удовольствием, но после первого дня съемки, единственное, что заставляло их продолжать – это мысли о деньгах. О деньгах и о ребенке.

– Мы были как те дрессированные собаки, – говорит миссис Кларк, – которые танцуют за угощение.

Тесс и Нельсон, когда они делали этот фильм, оба выглядели потрясающе. Как никогда. И это было хуже всего. Почти неделю они каждый день возвращались в спальню. Пусть и кусками по двадцать секунд, они занимались сексом в общей сложности почти двое суток. Горячий свет прожекторов вытягивал пот из их загорелых тел.

Для того чтобы поддерживать возбуждение, они поставили за кадром телевизор и сами смотрели порно во время съемки. Это был их телесуфлер. Визуальные подсказки, которые можно было скопировать. Так же, как и сами Кларки, люди, снимавшиеся в этих фильмах, всегда как будто смотрели куда-то в сторону, на телевизор за кадром. Эта цепочка вуайеризма: Кларки наблюдают за кем-то, наблюдающими за кем-то, наблюдающими за кем-то, – это было волнующее ощущение. Видео, которое смотрели Тесс с Нельсоном, снимали лет пять назад, если не больше. У мужчин были длинные бачки, у женщин – сережки-висюльки и синие тени на глазах. Можно было только догадываться, сколько лет было фильмам, которые смотрели те люди, но Тесс и Нельсону было легче от мысли, что они не одни такие, что существует какая-то связь времен.

Эти люди на видео, на экране им было примерно столько же лет, сколько Кларкам, но теперь, надо думать, они уже приближаются к среднему возрасту. На экране они были крепкими и молодыми, с подтянутыми телами, с мускулистыми, стройными ногами, но они делали все слишком быстро, словно за кадром стояли часы, с которыми они постоянно сверялись.

Чтобы не забыть, как улыбаться, Тесс и Нельсон по очереди говорили друг другу, что они сделают со своими деньгами.

Купят дом.

Съездят в Мексику.

Станут снимать настоящие фильмы. Художественное кино. У них будет собственная независимая киностудия, и они больше уже никогда не будут работать на чужого дядю, никогда в жизни.

Если у них будет дочка, они назовут ее Касси.

Если сын – Бакстер. Когда придет время, вместо старого видеофильма про роды, они покажут своему ребенку, как мама с папой его зачинали. Бакстер увидит, какими чувственными, раскрепощенными и современными были его родители. Им казалось, что это очень прогрессивный подход.

И после этого им уже никогда не придется заниматься сексом, никогда в жизни.

Дальше – больше. Когда стало уже совсем плохо, их надежды на будущее сделались еще радужнее. Им приходилось выдумывать для себя все грядущие блага жизни, чтобы терпеть эту боль, которая с каждым разом была все сильнее: боль от прикосновений к саднящей коже, боль, когда ты ложишься на холодный, пропитанный потом матрас. Их лица болели от улыбок. Покрасневшая кожа горела от ласк. Марафон продолжался, и их награда должна была быть запредельной.

А потом все закончилось – быстрее, чем врач сообщит пациенту о том, что его болезнь неизлечима, быстрее, чем судья зачитает смертный приговор.

Кларки сделали друг с другом все, что можно было вообразить. Осталось только смонтировать пленку.

Предполагалось, что это будет забавно.

Разница между тем, как человек выглядит на самом деле и каким он себя представляет, может быть просто убийственной.

Может быть, вампиры живут вечно, потому что не могут увидеть себя в зеркалах или на фотографиях.

– Сразу стало понятно, что нас не спасет никакой монтаж, – говорит миссис Кларк.

Никакие активные занятия аэробикой, никакая пластическая хирургия никогда не сделают их такими, какими они представляли себя до того, как увидели эту пленку. Там, на пленке, двое почти безволосых животных, с голой розовой кожей, и совершенно не теми пропорциями, как это часто бывает с дворняжками: короткие ножки, длинная шея и туловище, как бочонок, без четко выраженной талии, – то и дело украдкой поглядывали в камеру, чтобы убедиться, что кто-то еще обращает на них внимание. Они улыбались друг другу, только это была не улыбка, а какой-то звериный оскал. Они втягивали животы.

Но больше всего их добило даже не собственное будничное уродство, а это наглядное доказательство, что они оба уже стареют. Их тонкие губы лепились друг к другу наподобие присосок, кожа висела мешковатыми складками, и вокруг всех отверстий казалась какой-то скомканной. Их насаженные друг на друга тела двигались, словно какой-то старый, кошмарного вида автомат, запущенный на предельной скорости – чтобы работал на полную мощность, пока не развалится.

Эрегированный член Нельсона казался каким-то корявым и грязным, как будто его достали из мусорного бака за китайской бакалейной лавкой. Огромная грудь и большие губы Тесс смотрелись как реквизит для второсортного порно, красные шрамы по-прежнему выделялись на коже.

И что с того?

Тесс Кларк плакала, глядя на себя с мужем в разных позах, под разным углом. Вся их анатомия, от стоп до макушек, потайные местечки у них между ног, волосы, спрятанные в подмышках, – они смотрели на это все, пока не кончилась пленка, и они не остались сидеть в темноте.

Это были они. Точно такие, какие есть.

После этого не помогли даже слезы. Всякое проявление чувств казалось глупым и бессмысленным. Они все видели сами. От правды уже не уйдешь. Всякое действие было бы просто началом очередных идиотских мечтаний, обреченных на провал.

Да, можно было бы снять еще один фильм. Основать собственную киностудию. Только теперь они знали: что бы они ни делали, это все ненастоящее. Никогда им не быть такими, какими они себя представляли.

Как ни старайся, сколько денег ни сделай, все равно они оба умрут.

За двое суток под взятой напрокат видеокамерой они полностью исчерпали свою норму интереса друг к другу, отпущенную им на всю жизнь. В них не осталось уже ничего загадочного друг для друга.

Им продолжали звонить из проката, просили вернуть камеру и прожекторы. Кларки задолжали прокатной компании такую сумму, которой у них даже не было на счету.

В тот день, когда Нельсон Кларк встал с постели и упаковал камеру и прожекторы, чтобы отвезти их обратно в прокат, – в тот день он уже не вернулся домой.

Муж не пришел. А еще через неделю у миссис Кларк не пришли месячные.

– Эта огромная грудь, – говорит миссис Кларк, – предполагалось, что это будет удержание налога.

Просто видимость чего-то большого и по-матерински уютного. А теперь оказалось, что у нее будет ребенок.

Нельсон Кларк так и не вернулся домой. В таком большом городе это не редкость. Мужья уходят. Дети сбегают из дома. Жены бросают мужей. Люди пропадают. Сотнями. Каждый год.

И что с того?

Тесс Кларк сожгла пленку, но стоит только закрыть глаза, и запись включается в голове. Каждый раз. Даже теперь, шестнадцать лет спустя. Когда ее дочь родилась, выросла и умерла. Этот ребенок, которого Тесс назвала: Кассандра.

9

Миссис Кларк находит Директрису Отказ в холле, обставленном в стиле итальянского ренессанса. Директриса лежит на массивном столе из какого-то темного дерева. Кровь капает на пол со всех четырех сторон. Липкая кровь, уже припорошенная кошачьей шерстью. Запястье Директрисы Отказ перетянуто скрученным нейлоновым чулком. Мясницкий нож воткнут в столешницу. Кисть Директрисы над жгутом из нейлонового чулка – такая бледная на темно-красном фоне.

На полу под столом Кора Рейнольдс жует отрезанный указательный палец.

– О Господи, – говорит миссис Кларк, глядя на окровавленный обрубок, который Директриса заматывает куском желтого шелка. Кровь проступает сквозь желтую ткань. Миссис Кларк подходит – хочет помочь, затянуть шелк потуже. Она говорит. – Это кто же вас так?

Директриса Отказ еще туже затягивает свой нейлоновый жгут и говорит миссис Кларк:

– Вы.

В этот момент каждый думает, что ему сотворить над собой.

Нам всем хочется подчеркнуть свою роль. Чтобы, когда нас спасут, именно наш персонаж вышел на первый план.

Плюс к тому, это решение проблемы, чем кормить кота.

Тот, кто вытерпит больше страданий, предъявит больше рубцов и шрамов, тот и выйдет на первое место в сознании публики. Если нас спасут прямо сейчас, Директриса Отказ станет самой великой жертвой – с обрубками пальцев, выставленными напоказ, она без труда завоюет симпатии зрителей. Получит ведущую роль. Блок А на любом теле-шоу.

А мы будем просто командой поддержки.

Нам достанутся роли второго плана.

Не желая, чтобы его обошли, тощий Святой Без-Кишок попросил нож у Повара Убийцы и отрубил себе большой палец на правой руке. Радикальная пальце-эктомия.

Не желая оставаться на вторых ролях, Преподобный Безбожник попросил нож и отрезал себе мизинцы на обеих ногах.

– Чтобы прославиться, – сказал он, – и носить потом по-настоящему узкие туфли.

Зеленые обои и шелковые занавески в холле, обставленном в стиле итальянского ренессанса, все забрызганы кровью, которая в электрическом свете отливает черным. Пол такой липкий, что кажется: ты сейчас сделаешь шаг, и ботинок останется на полу, на ковре.

Недостающее Звено говорит, что потеря пальца – отличное средство отвлечься от мыслей о еде. Недостающее Звено – в полном епископском облачении. Черные волоски выбиваются из-под белого парчового воротника, обшитого по краям золотой нитью. Из-за напудренного парика его квадратная голова и всклокоченная борода кажутся еще больше.

Герцог Вандальский, с собранными в хвост волосами, жует свою никотиновую жвачку. На нем – штаны и рубаха из оленьей кожи. Все швы отделаны длинной бахромой. Мать-Природа ковыляет по комнате, в сандалиях на высоченных каблуках, демонстрирующих, что у нее тоже отрезаны пальцы на ногах. Ожерелье из колокольчиков позвякивает при каждом неловком шаге. Она ходит по комнате и объедает ароматерапевтическую свечу с ароматом гвоздики и мускатного ореха.

Чтобы не мерзнуть, мы надеваем романтические рубахи с оборками, в стиле лорда Байрона. Или длинные платья а-ля Мэри Шелли, с бессчетными нижними юбками. Плащи а-ля Дракула, с красной атласной подкладкой. Тяжелые франкенштейновские ботинки.

Примерно на этом этапе Святой Без-Кишок спрашивает: а можно я буду героем, который влюбился?

В каждой истории непременно должна быть любовная сюжетная линия, говорит он, поддерживая штаны рукой. Для того чтобы история хорошо продавалась, нам нужны парень и девушка, которые любят друг друга безумно, отчаянно – но жестокий злодей не дает им быть вместе.

Святой Без-Кишок и Мисс Апчхи, они сидят – разговаривают друг с другом, в этом холле, отделанном в стиле итальянского ренессанса, с его украшенными вышивкой креслами и драпировками зеленого шелка между высокими окнами из зеркал. Весьма подходящее место для зарождения большой любви.

– Я думал влюбиться в Товарища Злыдню, – говорит Святой Без-Кишок.

Рядом с ними – огромный мясницкий нож, воткнутый в стол: призрак мистера Уиттиера ждет следующей жертвы.

Мисс Апчхи вытирает нос пальцем и спрашивает у святого – а он говорил с самой Злыдней насчет того, что у них будет большая любовь? Потому что, когда нас спасут, в ходе маркетинговой и рекламной раскрутки, этим двоим, которые так отчаянно боролись за то, чтобы быть вместе, надо будет хотя бы изобразить, что они влюблены. Что они делают здесь – это никого не волнует, но когда двери откроются, им надо будет целоваться и обниматься всякий раз, когда на них смотрит камера. Люди будут ждать свадьбы. Может быть, даже детей.

Моргая своими красными глазами, Мисс Апчхи говорит:

– Выбери девушку, с которой ты сможешь изображать, что влюблен, до конца жизни…

Святой Без-Кишок говорит:

– Как насчет Графини Предвидящей?

Как это видится самому Святому, выйти за него замуж – это будет покруче, чем рубить себе пальцы. Любая из присутствующих здесь женщин должна немедленно ухватиться за такой шанс.

И улыбаясь ему, придвигаясь к нему близко-близко, Мисс Апчхи говорит:

– А как насчет меня?

Святой Без-Кишок говорит:

– Как насчет Обмороженной Баронессы?

– Но у нее же нет губ, – говорит Мисс Апчхи. – То есть действительно нет.

– Как насчет Мисс Америки?

– У нее уже есть, чем прославиться: своей беременностью, – говорит Мисс Апчхи. – А я не беременная, и у меня есть губы …

Директриса Отказ уже отрубила себе пальцы. И Сестра Виджиланте – на руке и на ногах. Тем же самым ножом, который Леди Бомж брала у Повара Убийцы, чтобы отрезать себе ухо. Понятно, зачем это нужно: когда нас спасут, они поведают миру о том, как мистер Уиттиер измывался над ними, отрезая по маленькому кусочку каждый день, когда они не могли предоставить ему литературный шедевр. Или жертву кромсала миссис Кларк, а мистер Уиттиер держал несчастную, пока та кричала и билась на длинном столе из какого-то темного дерева, в холле, отделанном в стиле итальянского ренессанса.

Стол уже весь в порезах после натренированных ловких ударов, нервных ударов и успешных ударов мясницким ножом из набора Повара Убийцы.

– Ладно, – говорит Святой Без-Кишок. – Как насчет Матери-Природы?

Понятно, чего ему хочется: чтобы ему «заделали ноги». Еще один способ в коллекцию, как бы получше спустить. Новый метод усовершенствованного рукоблудия «без рук». Гораздо лучше морковки, свечного воска и бассейна за домом. Не столько любовная линия сюжета, сколько сексуальная потребность.

Уже лучше, говорит Мисс Апчхи. Она говорит:

– Кстати, ты знаешь, что Мать-Природа сделала со своим носом?

Бедная Мисс Апчхи, она по-прежнему страшно кашляет от спор плесенного грибка, которые ей приходится вдыхать, но ее страдания – ничто по сравнению с тем, что придумала Мать-Природа: позаимствовала филетировочный нож у Повара Убийцы и разрезала себе ноздри, до переносицы. Медные колокольчики у нее на ожерелье звенят, и струпья запекшейся крови летят во все стороны всякий раз, когда ей надо рассмеяться.

И все-таки нам была необходима любовная линия сюжета. Любая любовная линия.

На самом деле, это мистер Уиттиер изуродовал Мать-Природу.

– Но он мертв, – говорит миссис Кларк.

А еще до того, как умер, говорит Недостающее Звено. Раз пошло это массовое отрезание ушей и пальцев, никто не выйдет отсюда без хорошего шрама. Без обрубка, который потом можно будет показывать телезрителям крупным планом. Мистер Уиттиер разрезал нос Матери-Природе, чтобы разлучить ее со Святым Без-Кишок. Чтобы наказать их за то, что они полюбили друг друга.

В нашей версии того, что случилось, все отрезанные пальцы были съедены злодеями, которым все равно никто не поверит.

Хваткий Сват опросил всех и каждого, пытаясь найти кого-то, кто согласится отрубить ему пенис. Потому что такая пытка очень здорово подошла бы к одной старой семейной шутке.

Один взмах ножом, говорит он, и все проблемы решены. Просто отрезанный пенис в грязи.

– К тому же я все равно им не пользуюсь, – говорит Хваткий Сват и улыбается. И подмигивает.

Пока что добровольцев не нашлось. И не потому, что это противно, кошмарно и мерзко. Просто иначе он сразу же выйдет на первый план. Отрезанный пенис – это беспроигрышный вариант. И его никому из нас не превзойти.

И все-таки если он сделает это – и умрет от потери крови, – это значит, что гонорар распределится уже лишь на пятнадцать частей. На четырнадцать, если Мисс Апчхи поторопится и задохнется от плесени. На тринадцать, если Мисс Америка подумает о других и умрет при родах.

Кора Рейнольдс – откормленный и довольный. Все его кормят кусочками от себя.

– Если ты все-таки соберешься отрезать член, – говорит Директриса Отказ, – не корми им кота.

Она говорит:

– А то мне будет не очень приятно, когда Кора станет облизывать мне лицо…

Мы нашли эти костюмы, когда искали бинты. Мы искали какие-нибудь чистые тряпочки, чтобы разорвать их на полоски, и обнаружили целые залежи старых опереточных и водевильных костюмов. Завернутые в шуршащую бумагу, переложенные шариками от моли, в сундуках и специальных пакетах для хранения одежды, там были платья с кринолинами и древнеримские тоги. Кимоно и килты. Сапоги, парики и доспехи.

Благодаря миссис Кларк, перерезавший провод стиральной машины, вся наша одежда, которую мы взяли с собой, давно провоняла грязью и потом. Благодаря мистеру Уиттиеру, который вывел из строя печку, с каждым днем в здании становилось все холоднее. И мы принялись одеваться в эти туники, саронги и жилеты. В бархат, атлас и парчу. Шляпы отцов-пилигримов с серебряными пряжками. Длинные, до локтя, перчатки из белой кожи.

– Эти комнаты… – говорит Графиня Предвидящая в своей неизменной чалме, Графиня Предвидящая, которая рубит себе пальцы на ногах, но не срезает браслет с датчиком спутникового слежения. – Эти костюмы… вся эта кровь… – Она говорит: – У меня ощущение, словно я попала в какую-то очень страшную сказку братьев Гримм.

Мы ходили в меховых палантинах, сделанных из шкурок маленьких зверьков, кусающих друг друга за задницу. Норки, хорьки и горностаи. Мертвые звери с зубами, по-прежнему острыми.

Здесь, в холле, обставленном в стиле итальянского ренессанса, стоя на коленях перед Матерью-Природой, держа ее руку, которая вся в крови, и глядя на ее разрезанный нос, Святой Без-Кишок сказал:

– Ты бы смогла притворяться, что любишь меня, до конца своих дней?

Стоя перед ней на коленях, он надел ей на палец кольцо с бриллиантом в три карата, красное липкое кольцо, которое он снял с отрубленного пальца Леди Бомж. Святой Без-Кишок надел сверкающего покойного Лорда Бомжа ей на палец, разрисованный красной хной.

И у него в животе заурчало.

И она рассмеялась. Кровь и струпья – повсюду.

Теперь даже эти шелковые рубахи сделались жесткими от запекшейся крови. Пустые пальцы перчаток безвольно свисают. Ботинки и туфли набиты скомканными носками, вместо недостающих пальцев.

Меховые накидки, горностаи с хорьками, мягкие, как кошачий мех.

– Давайте кормите кота, – говорит Мисс Америка. – Это будет наша индейка ко Дню благодарения.

– Никогда так не шути, – говорит Директриса Отказ, почесывая толстое пузо кота. – Малыш Кора, он мой ребенок …

Мисс Америка с ее обесцвеченными волосами, которые уже отросли, так что видны темные корни – своего рода мерный шест, отмеряющий время нашего заточения, – Мисс Америка наблюдает за тем, как кот объедает мясо с очередного пальца. Она говорит, обращаясь к Директрисе Отказ:

– Если это ты взяла мое колесо-тренажер, я бы хотела, чтобы ты мне его отдала. – Мисс Америка разводит ладони на небольшое расстояние и говорит: – Оно примерно такого размера, розовое, пластмассовое. Ну, ты помнишь.

Счищая кошачью шерсть со своей липкой повязки из желтого шелка, Директриса Отказ говорит:

– А как же твой будущий ребенок?

И Мисс Америка говорит, гладя свой небольшой животик:

– Если Хваткий Сват все же решится, пусть скормит свой пенис мне. – Она говорит: – Я тут не ем за двоих…