Текст книги "Темнее дня"

25.

Яна чувствовала, что всю свою жизнь сражалась, защищая Себастьяна. Вышел у нее краткий отпуск, волшебная пара недель с Полом Марром. А затем ЛВС «Ахиллес» выполнил свой пертурбационный пролет через верхние слои атмосферы Юпитера, и Яна внезапно вернулась к своему прежнему занятию.

– Почему ты это сделал, Себастьян?

Яна уже в сотый или в тысячный раз задавала этот вопрос – правда, до этого у себя в голове, где никаких шансов получить ответа не было. Теперь она не ожидала более удовлетворительного результата, но просто не знала, что ей еще делать.

Они по-прежнему находились на Ганимеде, проживая в секции всего в четырех уровнях под наружной поверхностью спутника. Секция эта называлась изолятором научно-исследовательского центра, но насколько понимала Яна, для Себастьяна это была тюрьма. Ему не позволялось оттуда выходить. Неясно было, позволят ли ему вообще когда-то оттуда выйти.

Яна располагалась отдельно. Пол настойчиво предлагал ей отправиться вместе с ним, пообедать в ресторане «Чрево кита», а затем совершить обзорную экскурсию по пещерам Ганимеда. Он подчеркнул, что никто и никак не критиковал ее поведения, и что пока не будет принято решение о том, направятся они с Себастьяном на метеорологическую станцию в системе Сатурна или нет, она была вправе делать то, что ей заблагорассудится, и гулять там, где ей охота. У Пола оставалось полторы свободных недели, прежде чем «Ахиллес» уйдет в свой очередной рейс к Внутренней системе. Почему бы не провести это время вместе? Они славно развлекутся и лучше узнают друг друга.

Яна хотела развлекаться, но не могла. И не считала себя вправе. Она объяснила Полу, что пока она не узнает, что с Себастьяном не так, и не поймет, почему он пытался открыть тот люк, она просто не сможет ничем наслаждаться.

Она подумала, что Пол может попытаться ее от этого отговорить и испытала облегчение, когда он этого делать не стал. Но Яна знала, хотя никто из них об этом не сказал, что если она теперь уйдет, с их романом будет покончено.

Когда она сказала Полу, что отправляется в тот изолятор, где держат Себастьяна, он какое-то время сидел молча. Затем он взял ее ладони в свои.

– Я понимаю тебя, Яна. Делай, что должна. Но не забывай, что у тебя тоже право на жизнь имеется. Ты слишком редкостна и драгоценна, чтобы вот так собой бросаться.

«Право на жизнь». Воспользуется ли она им когда-нибудь? Яна как можно скорее рассталась с Полом, прежде чем он успел ее на прощание поцеловать, прежде чем она смогла бы передумать.

А теперь, оказавшись рядом с Себастьяном, она наконец задала вопрос напрямую.

– Почему ты это сделал, Себастьян? Почему ты попытался тот люк открыть?

Он уставился на нее с мечтательным выражением на круглом лице.

– Не знаю, Яна. Не помню. Наверно, я хотел на облака посмотреть.

– Но ведь ты в любом из смотровых окон мог эти облака увидеть. Если бы открыл люк, ты бы погиб. И другие бы тоже погибли.

– Я знаю. Но Яна, я не хотел никому вредить.

Это была правда. Себастьян никогда никому сознательно не вредил и никогда бы не стал. Но старый страх пожирал Яну. У Себастьяна были серьезные проблемы, и на борту «Ахиллеса» они чуть было не стали фатальными.

– У нас здесь все медицинские документы. – Вальния Блум сидела рядом с Яной. Она больше, чем когда-либо, походила на изможденный труп. – Доктор Криста Мэтлофф, которая тестировала вас в медицинском учреждении на земной орбите, выслала весь набор копий. Итак, Себастьян, мы намерены повторить все тесты, которые были проделаны там, плюс еще ряд других. Ты не против?

– Нет, конечно. – Похоже, вопрос его удивил. – Все, что вы захотите сделать, мне годится.

Вальния Блум бросила косой взгляд на Яну.

– Тесты будут как физическими, так и умственными. Они не будут болезненными, но займут долгое время.

– Я останусь. – Яна ответила на незаданный вопрос. К ее великому облегчению, никто не поставил под сомнение разумность того, что им с Себастьяном вообще позволили покинуть Землю.

Что же с ним все-таки было не так? Не было ли это связано со странными функциями медиатора внутри его головного мозга? Вполне возможно, однако это также могло иметь отношение к тем крошечным неорганическим узелкам, что были обнаружены в его лейкоцитах. И не были ли обе эти особенности связаны с ранним детством Себастьяна, когда он беспомощно бродил среди диких тератом по опустошенному ландшафту северного полушария Земли?

К удивлению Яны Вальния Блум протянула руку и похлопала ее по ладони.

– Не теряйте надежду, – сказала она. – Мы непременно все выясним. Поверьте, я испытываю не меньший интерес к разрешению этой загадки, чем вы или сам Себастьян.

Доктор Блум говорила с уверенностью, однако трое суток спустя надежда Яны почти что испарилась. Не имея других занятий, она без конца торчала в лаборатории, где тестировали Себастьяна. Вальния Блум, должно быть, поговорила с сотрудниками, поскольку Яне позволяли изучать любые результаты и отчеты.

Большинство из представляли собой сложные мозговые записи и сканирования, в высшей степени сложные образы, которые ни для кого, кроме специалистов, ровным счетом ничего не значили. Самым ощутимым свидетельством аномальности оставались любопытные темные узелки внутри лейкоцитов. Яна прочла целую стопку отчетов. Хотя узелки были неорганическими и не выполняли никакой очевидной функции, они никогда из тела Себастьяна не выделялись. Когда клетка, в которой они находились, умирала, крошечные шарики невесть каким образом реабсорбировались и соответственно занимали свое место в новой клетке. Автор одного отчета предположил, что эти узелки могут присутствовать в теле Себастьяна, не меняясь по форме и числу, с самого раннего детства.

В отчете также задавался вопрос, почему эти аномалии не были обнаружены давным-давно. Яна могла на этот вопрос ответить. Когда их с Себастьяном спасли и переправили в лагерь для перемещенных лиц в Гусвике, на уме у обитателей измочаленной Земли были совсем другие материи. Например, борьба за жизнь.

В дополнение к химическому анализу несколько образцов аномальных телец были разделены надвое. Яна взяла сильный микроскоп и вгляделась в разрез на одном из узелков. Он образовывал идеальную сферу, и эта сферическая природа распространялась на всю его внутреннюю часть. Концентрические оболочки материала, призматически поблескивающие под ярким освещением микроскопа, переливались разными цветами точно крошечные колечки самоцветов.

Яна не в силах была понять большую часть технических комментариев по поводу образцов, которые она изучала, но в одном из отчетов Вальнии Блум имелись необычно прямые и точные итоговые замечания: «Структура всех узелков идентична, проста и четко определена. Они представляют собой сферы, радиально пронизанные тонкими канальцами, идущими до самого центра. Химический состав узелков был проанализирован и точно установлен. Возможные их функции остаются загадкой».

Яна так долго и упорно вглядывалась в микроскоп, что ее зрение стало затуманиваться. Она подняла голову, плотно зажмурилась и принялась яростно тереть глаза.

Она по-прежнему этим занималась, когда вдруг почувствовала, что кто-то трогает ее за плечо. Яна резко развернулась, пульс ее участился. Она почему-то была уверена, что это Пол.

Это оказалась Вальния Блум. Изможденная покойница увидела выражение лица Яны и покачала головой.

– Извините. Хотите, чтобы я ушла?

– Нет-нет. Все в порядке. Я просто подумала… что это не вы. – Яна знала, что ее глаза, должно быть, страшно покраснели от растирания. – Со мной все хорошо, – продолжила она. – Просто я слишком много времени в микроскоп глазела. На эти маленькие сферические фигульки.

– Я тоже. И все мы. – Не дожидаясь приглашения, Вальния Блум села рядом с Яной. – Я не хотела вас пугать или прерывать ваших занятий. Тем не менее, нам с вами нужно поговорить.

Сердце Яны снова запрыгало, но уже от других эмоций.

– С Себастьяном все в порядке?

– Это смотря что иметь в виду под порядком. Физически он в превосходном состоянии – здоровее любого из нас. Но я предвижу проблемы.

Сегодня Вальния Блум носила кроваво-красный головной платок, который еще больше подчеркивал ее острые скулы и мертвенно-бледное лицо.

– Пока мы были заняты в лаборатории, – продолжила она, – служба безопасности Ганимеда проделала поминутную реконструкцию того, что произошло на борту ЛВС «Ахиллес» во время приближения к Юпитеру и атмосферного пролета.

Результаты получились просто пугающие. Сотрудники вычислили, что если бы у Себастьяна была возможность поработать с третьей пломбой еще десять секунд – а они не увидели никаких оснований предполагать, что он собирался остановиться, – он вскрыл бы этот люк. Обычно пробой люка не может уничтожить целый корабль. Переборки автоматически задраиваются, когда чувствуют потерю давления, и большая часть отсеков остается герметичной. Но обычно корабль летит в вакууме. Мы же скользили сквозь верхние слои атмосферы Юпитера, а там сплошной водород. Статический заряд на «Ахиллесе» мог вызвать кислородно-водородный взрыв, достаточно серьезный, чтобы проделать пробоину в корпусе. После этого весь корабль взорвался бы и рухнул к более глубоким слоям Юпитера. Сомнительно, чтобы кто-то на судне успел понять, что случилось. «Ахиллес» погиб бы слишком быстро для любого аварийного сигнала.

Яна знала, что была близка к смерти, но только теперь она впервые осознала, насколько близок к катастрофе был весь корабль. Страшась этого вопроса, она все же спросила:

– Себастьяну предъявлено официальное обвинение?

– Нет, не предъявлено. – Вальния Блум чуть ли не до крови кусала свои тонкие губы. – И не будет предъявлено. Официальное заключение таково, что Себастьян не может быть ни в чем обвинен, ибо он умственно отсталый, а следовательно, не отвечает за свои действия.

– Но он не умственно отсталый. Я хочу сказать, он не глупый. Если они говорят, что он умственно отсталый, то это неправда.

– Согласна. Если помните, еще на Земле я вас обоих тестировала. В то же самое время я оказалась в невыносимом положении. Я не смогла объяснить следственной бригаде, почему Себастьян столь очевидно шел на самоубийство. Также я обязана была сказать им об особенностях мозговой структуры, обнаруженных доктором Кристой Мэтлофф еще до того, как вы покинули земную орбиту.

– Они ничего не значат. Я знаю Себастьяна с тех пор, как мы были детьми. Он думает так же хорошо, как и все остальные, просто по-другому, чем большинство людей.

– По-другому, и в некоторых отношениях лучше. Его интуитивное восприятие поведения сложных гидродинамических систем просто поражает. Это с самого начала меня заинтриговало и дало первичный импульс тому, чтобы одобрить перемещение вас обоих во Внешнюю систему. Тем не менее, проблема у меня по-прежнему остается. Существует еще один шаг, который я хотела бы предпринять с Себастьяном и на который он уже согласился. На самом деле он кажется совершенно безразличным ко всему, и это не может не беспокоить.

– Да, Себастьян такой. Он никогда не волнуется.

– Судя по всему, никогда. Однако, ввиду официального заключения о неспособности Себастьяна отвечать за свои действия, я не могу перейти к чему-либо, основываясь только на его согласии и на моем ощущении, что это может пойти ему на пользу. Вы расцениваетесь как самый близкий ему человек.

– Ближе меня у него никого нет. И не было.

– Поэтому было решено, чтобы я попросила вашего согласия.

– На что?

Вальния Блум сделала жест в сторону микроскопа.

– Вы изучали те маленькие неорганические сферы, что рассеяны по всему телу Себастьяна?

– Я как раз их разглядывала, когда вы вошли. И еще я прочла ваш отчет. Я не знаю, что они из себя представляют. Но вы тоже.

– Если выразиться более точно, мы знаем, что они из себя представляют, но мы понятия не имеем о том, каковы их функции. Однако, поскольку они остаются химически инертными, никакой роли в общем обмене веществ они не играют. Я бы хотела выяснить возможность промывки Себастьяна.

– Чего-чего?

– Извините, это обычный медицинский термин. Я бы хотела, чтобы вы обдумали перспективу полного удаления этих загадочных узелков из его тела. Всех до единого.

– Но зачем, если они не причиняют никакого вреда?

– Я не уверена, что они его не причиняют. Я только сказала, что они не играют никакой роли в обмене веществ. Но мозг очень тонкий орган, и его работа зависит от циркулирующих внутри него микроскопических электрических токов. Узелки также и там присутствуют, и они определенно обладают электромагнитными свойствами.

– Вы думаете, именно из-за них результаты неврологических тестов Себастьяна такие необычные?

– Я бы не стала делать столь сильных заявлений. Я бы лишь сказала, что разрушение и удаление этих узелков – предполагая, что это можно проделать – устраняет один возможный источник изменчивости. Я не вижу, как это может повредить Себастьяну, зато это может ему помочь.

Звучало все довольно неплохо, но Яна за долгие годы выучилась быть осторожной. В прошлом разные люди слишком много раз предлагали для Себастьяна различные «терапии», чтобы «сделать его более нормальным». Некоторые из этих терапий, невзирая на протесты Яны, были проведены. Ни одна не внесла ни малейшего изменения.

– Как вы это проделаете и сколько времени это займет?

– Я могу ответить на ваш первый вопрос, но не на второй. Разрушение этих узелков внутри тела Себастьяна, чтобы затем их удалить, станет тонкой операцией. Нам придется впрыснуть в него целый набор заранее изготовленных нан. Они будут предназначены для обнаружения узелков, инкапсулирования каждого и разрушения. Затем наны перенесут каждую капсулу сквозь стенку клетки в кровоток и направят в почки.

– Это будет безопасно?

– Абсолютно. Дело в том, что каждая обволакивающая капсула совсем крошечная и при температуре тела химически инертная. Себастьян просто выделит их вместе с мочой.

– А сколько это займет времени?

– На этот вопрос я пока что ответить не могу. Во-первых, нам нужен набор специально изготовленных нан, предназначенных для решения именно этой специфической задачи. Ничего подобного пока не существует, но я уже разговаривала с главным нанодизайнером. Гарольд Лониус считает, что при нынешних возможностях решение данной задачи вполне осуществимо. Его оптимальная прикидка составляет три-четыре недели на разработку и тестирование.

– А пока все это будет проделываться?

– Себастьян останется здесь. Вы вправе приходить и уходить, когда пожелаете, а я буду максимально возможное время с ним работать. С ним и для него.

Итак, Вальния Блум по каким-то собственным причинам весьма высоко ценила умственное и физическое здоровье Себастьяна.

– Скажите, доктор Блум, – спросила Яна, – а если тесты пройдут хорошо, что тогда?

– Тогда Гарольд Лониус введет в Себастьяна партию заранее изготовленных нан. Эти наны будут самовоспроизводящимися и запрограммированными на прекращение данной операции, как только они достаточное число раз себя скопируют. Далее они станут выполнять задачу инкапсулирования, разрушения и выделения, пока все узелки не выйдут из тела Себастьяна. В этот момент наны сами сделаются нефункциональными и в свою очередь будут выделены посредством нормальных телесных функций. Вся операция, согласно Лониусу, займет не более недели с момента первоначальной инъекции до окончательного выделения нан. Естественно, мы выполним весь набор сканирований и биопсий, чтобы убедиться в том, что все узелки действительно исчезли. Затем мы снова проведем весь комплекс мозгового сканирования и прочих тестов, надеясь, что на сей раз результаты Себастьяна окажутся больше похожи на результаты других людей.

Яне по-прежнему не нравилась идея введения в Себастьяна чужеродных телец и позволения им поднимать бунт по всему его телу.

– А как насчет закона Фишеля? Не окажутся ли эти наны слишком умны?

– Никоим образом не окажутся. Вам не следует беспокоиться, что они выйдут из-под контроля. Они буду предназначены для выполнения одной-единственной функции и не смогут выполнить какую-либо еще.

– Предположим, я не соглашусь на это пойти. Какой у нас еще остается выбор?

Вальния Блум старательно избегала глаз Яны.

– Вообще-то я надеялась, что вы не станете задавать этот вопрос. Но я могу на него ответить. Никакого реального выбора у нас нет. Если только не будет проделано что-то наподобие промывки всего тела, и если мы не сможем доказать ее эффективность, служба безопасности Ганимеда никогда не выпустит Себастьяна на свободу. Он останется здесь или в каком-то схожем закрытом учреждении и проведет под строгим надзором всю оставшуюся жизнь.

– Выходит, у меня нет никакого выбора, не так ли? Ради самого Себастьяна я должна позволить вам продолжать.

– Очень хорошо. Поскольку данная встреча записывается, с вашей стороны нет необходимости в каких-либо других действиях. Однако, должна сказать вам еще одно. Это уже относится не к благополучию Себастьяна, а к вашему собственному.

– Да? – Яна мгновенно насторожилась. Люди что-то делали для тебя только за тем, чтобы продвигать собственные программы.

– Вы, исключительно по вашей собственной воле, с самого детства заботились о Себастьяне. Я уверена, что вы хотели для него только хорошего, однако ваши действия имели неблагоприятный побочный эффект. Себастьян так и не развил в себе способности принимать собственные решения.

– Нет! Вы все с ног на голову поставили. Я заботилась о нем, потому что он не мог за собой следить.

– Это вы так считаете. А я придерживаюсь иного мнения. Ранее я сказала, что пока наны будут разрабатываться, вы будете вольны приходить и уходить, когда пожелаете. Это мое заявление остается в силе. Однако я убедительно настаиваю, чтобы вы держались подальше от Себастьяна. Позвольте нам выяснить, как он ведет себя без вашего постоянного руководства.

Яна ощутила прилив гнева, сильного и иррационального.

– Вы имеете в виду, давайте выясним, как Себастьян ведет себя без ВАШЕГО постоянного руководства. Вы думаете, что он теперь ваш – с тех самых пор, как мы Землю покинули.

Краска, которая прилила к щекам Вальнии Блум, превратила ее из безжизненного трупа в уязвимого человека.

– Я думаю о нем как об объекте моих исследований. – Голос ее задрожал, и она встала. – Себастьян Берч для меня только экспериментальный объект, и никогда ничем большим не будет. А вот о вас я этого сказать не могу. Себастьян Берч – ваша навязчивая страсть. Позвольте мне дать вам совет: найдите себе жизнь! Совершенно очевидно, что в данный момент вы таковой не имеете.

Вальния Блум ушла, прежде чем Яна смогла ответить. Несколько мгновений спустя Яна поняла, что ответить ей по большому счету нечего. Фраза «найдите себе жизнь» от доктора Блум по сути просто повторяла чуть более раннее замечание Пола: «Не забывай, что у тебя тоже право на жизнь имеется».

Яна уставилась на микроскоп. Рядом также лежал озадачивающий набор мозговых сканирований и отчетов. Что она делала в этой лаборатории? У нее не было должной квалификации, чтобы здесь находиться. Конечно, ее присутствие терпели – но все прекрасно знали, что ей нечего предложить. Яна не была научным сотрудником или медицинским специалистом. Любое лечение, которое она предложила бы для Себастьяна, могло убить его с той же вероятностью, что и вылечить.

Яна встала. Как там назывался ресторан, о котором упоминал Пол? «Чрево кита»? Почти наверняка было уже слишком поздно. Оставался крайне мизерный шанс, что она его там найдет. С другой стороны, Яне совсем не обязательно было искать его именно там. Кто-нибудь на «Ахиллесе» сможет подсказать ей, где его найти.

А потом?

А потом Яна была намерена основательно подурачиться. Быть может, именно в этом заключался смысл слов «найдите себе жизнь».

26.

Решение Совы было принято несколько недель тому назад. Теперь же, по мере того, как время отбытия на Ганимед все приближалось, его нежелание покидать Совиную Пещеру непрерывно усиливалось.

Сова бродил по всей длине главного зала, видя там не столько те артефакты, которые были собраны, а те, которых недоставало. Вот было свободное место для капсулы жизнеобеспечения с грузового корабля под названием «Океан». Из фрагментарных и перепутанных записей Сова был убежден, что с полдюжины тех капсул по-прежнему существует, плавая где-то в космосе со своим человеческим грузом. Он, кстати говоря, сильно сомневался, что тот груз был мертв. Но так или иначе, сама капсула стала бы редким сокровищем.

Следующее свободное место вызывало куда больше вопросов. Существование данного артефакта поддерживалось лишь тонкой паутинкой непрямых свидетельств. Если, согласно слухам, разум КБЭ все-таки был создан, это событие должно было произойти лишь в самые последние дни Великой войны.

И куда он мог деться? Продолжительное существование конденсата Бозе-Эйнштейна необходимого объема, разумного или нет, требовало поддержания его при температурах, находящихся в миллиардных долях градуса от абсолютного нуля. Никакая природная среда во вселенной не предлагала ничего холоднее микроволновой фоновой радиации с 2,7 градуса Кельвина. Разум КБЭ потребовал бы специальной искусственно охлаждаемой установки, размещенной, скорее всего, внутри одного из природных тел, что плавали за орбитой Нептуна. Оружейники Пояса, как доподлинно знал Сова, оборудовали далеко в той внешней тьме по меньшей мере две научно-исследовательских лаборатории. В один прекрасный день, по мере того, как границы цивилизации равномерно расширяются, эти лаборатории будут обнаружены. А тогда, если они и впрямь содержат в себе разумный КБЭ, его обнаружение вызовет настоящую баталию в среде коллекционеров реликвий Великой войны – если только сам этот разум не окажется способен представить собственные аргументы на предмет продолжения независимого существования.

Третей трепетно ожидаемой святыней являлось неизвестное абсолютное оружие Надин Селасси, предмет недоказанного существования и неизвестной природы. Глазея на пустое место, Сова попытался представить себе его содержимое, но тут по всему залу прозвучал индивидуальный сигнал Морда.

– Я сейчас с вами буду. – Со всеми звонящими Сова мог сообщаться устно из любой точки Совиной Пещеры, однако визуальная связь требовала его присутствия в одном из двух коммуникационных центров. – Выбор времени очень удачен. Через восемь часов я покидаю Пандору и отправляюсь на Ганимед.

– Куда вы клялись никогда в жизни не возвращаться. – Единственное презрительное фырканье Морда служило эквивалентом дюжины циничных замечаний.

– Определенная гибкость воззрений служит признаком исключительного разума.

– Ага. А не вы ли несколько недель тому назад говорили мне, что признаком гения служит способность сосредоточиваться на одной-единственной идее в течение многих месяцев и лет?

– Исключительным разумом можно считать тот, который способен одновременно объять множество несовместимых фактов и теорий. – Сова добрался до большого мягкого кресла и с довольным кряхтением там устроился. Вот и ответ на один важный вопрос. Что бы еще он ни оставил на Пандоре, кресло определенно отправлялось с ним. – Это просто визит вежливости, или вы о каком-то прогрессе желаете сообщить?

– С визитом вежливости пусть к вами марсианские волки нагрянут. – Гневный взор косых глаз Морда обжег Сову из дисплея. – Я кое-какой материал нашел. И не без трудов тяжких. Пришлось червем сквозь крутые брандмауэры и системы охраны данных пробираться. Хотите о тайной половой жизни земного министра по экономическому планированию узнать?

– Не хочу. Что же касается ваших трудностей, то ничто достойное никогда не добывается малым трудом. Вы определили местоположение медицинских архивов в отношении детей, спасенных из северного полушария Земли в течение нескольких месяцев или лет после окончания Великой войны?

– Терпение, Мегачипс, терпение. Если бы я только это раздобыл, я бы обычной почтой воспользовался. Да, у меня есть медицинские архивы. Несколько сот детишек были в нужной возрастной группе, но никто из них не находился в том, что можно было бы назвать нормой. Большинство видело, как членов их семей сжигают, взрывают или съедают, и все они прошли через ад. Стандартной терапией было опустошать их мозги, и вы сами можете понять, почему. Но это, а также неполнота архивов, делают невозможным проследить медицинскую историю до времени перед их обнаружением. Да и те медицинские архивы, которые были найдены, тоже не особенно помогают, потому что Земля по-прежнему почти с восемью миллиардами погибших справлялась. В лагерях для перемещенных лиц просто считали руки и ноги, убеждались, что дети могут дышать – и, по большому счету, все.

– Короче говоря, тупик.

– Я уже вам сказал – если бы мне случилось на этом застрять, я бы вам открытку послал. Поскольку я был внутри банков данных, я решил пойти другим путем – вперед во времени. Как можно ожидать, все службы на Земле постепенно восстанавливались, и те дети, которые считались перемещенными лицами, пока росли, проходили регулярные медицинские осмотры и терапию. Если вы готовы загружать, я готов передать вам полные геномы для каждого.

– Думаю, да. – Сова медленно кивнул. Он сидел в неподвижности, с закрытыми глазами. – В терминал Невода. Я потом распоряжусь насчет их соответствующего хранения в Цитадели. Пожалуйста, продолжайте.

– Солидное число выросло физически поврежденными или умственно отсталыми, а некоторые умерли от долгосрочных последствий войны. Но ни один из них не проявил ничего, что связывало бы его с астероидом Геральдик или с Надин Селасси. Они слились с остальным населением Земли, и те, кто мог, устроились на нормальную работу. К тому времени, как я оказался в пределах пяти лет от настоящего времени, я уже был убежден, что двигаюсь в никуда. Но что такое время, когда славно развлекаешься? Я продолжал чесать до самого конца. И знаете, что? В архивах менее чем трехмесячной давности я наконец наткнулся на золотую россыпь.

– Аномалии?

– Пусть будет единственное число. Одна аномалия – зато какая! Далеко за вашей отсечкой «четыре-сигма». Двое детей из перемещенных лиц, теперь уже взрослые, трудились в качестве простых подсобных рабочих, ничего такого особенного, на платформе по добыче метана, принадлежащей «Глобальным минералам». Они проторчали там лет десять или больше, но недавно решили использовать свои навыки для Внешней системы. Идею, как я подозреваю, подала женщина, потому что мужчина проходит в архивах как малость заторможенный и более чем странный. Таким образом, они прошли тесты и прочую ерунду, и теперь мужчина уже начинает выглядеть более интересно. Он способен предсказывать результаты работы гидродинамических систем, особенно планетных атмосфер, достаточно сложных, чтобы все компьютерные модели с ними спасовали. Он не знает, как он это делает. Говорит, они ему вроде как снятся – и он потом просто результаты рисует.

– Не уникально. – Сова не был особенно потрясен. – История знает аутистических детей и взрослых, которые обладали той же способностью. Предсказание метеорологического поведения атмосферы очень далеко отстоит от абсолютного оружия Надин Селасси. Сомневаюсь, что все это удовлетворяет критерию «четыре-сигма».

– Эй, Мегачипс, вы странности просили. Я даю вам странности, а вам опять все не слава Богу. Но я еще не закончил. Дослушайте остальное, прежде чем про «четыре-сигма» болтать. Мужчину зовут Себастьян Берч, и я уже послал его идентификацию в ваш банк данных. После того, как они с женщиной прошли письменное тестирование – они, кстати говоря, как единая команда работают, – они поднялись на земную орбиту для медицинского осмотра. Женщина проскочила легко – здоровая, неглупая и абсолютно нормальная. Себастьян Берч кажется достаточно здоровым, но медицинские работники наткнулись на одно препятствие. Его лейкоциты полны каких-то крошечных шариков. Все эти шарики идентичные, неорганические и, судя по всему, химически инертные. Никакой очевидной функции они не выполняют, но, согласно всем медицинским учебникам, их там быть не должно. Никто никогда ничего подобного не видел. Медики удалили целую партию в качестве образцов для досье. Ну как, добрались мы до «четыре-сигма»?

– Да, и гораздо дальше. – Глаза Совы были широко раскрыты. – Морд, вы нашли именно то, на что я надеялся. Можете вы послать мне все подробности выполненных тестов вместе с полным набором результатов и комментариев?

– Уже это делаю, пока мы тут с вами общаемся. Впрочем, комментарии ничего хорошего вам не дадут. Все они сводятся к вопросу: «Что это еще тут за дьявольщина?» Но я опять-таки не закончил. Медики не знают, почему Себастьян Берч полон этих ерундовин, но поскольку вся эта фигня, похоже, ни ему, ни кому-то еще не вредит, они дают свое добро. В результате Берч и та женщина, Янина Яннекс, отправляются дальше на Ганимед.

– На Ганимед? Эти люди на Ганимеде?

– Вот именно. Как раз там, куда вы через несколько дней прибудете. Но они чуть было по дороге не срезались. Вы главный спец в Солнечной системе по взламыванию транспортационных документов, так что я даю вам голый костяк, а детали вы уж сами отроете. Себастьян Берч и Янина Яннекс совершали путешествие на борту ЛВС «Ахиллес». Когда корабль проделывал традиционную юпитерианскую пертурбацию для сброса скорости, Себастьяну Берчу взбрело в голову наружу выйти – в верхние слои атмосферы Юпитера. Он как раз с наружным люком заканчивал, когда его нашли и остановили. Никакого объяснения пока не предложено. Ну как, уже «четыре-сигма»?

– Да, да и гораздо, гораздо дальше. Морд, все это экстраординарно. Но на что это указывает?

– Черт побери, мне предполагалось просто вам рассказать. Я всего-навсего высокого уровня Факс, а у вас там могучий выпуклый лоб и чудовищной силы мозги. Вы просили странности, я вам эти странности дал. Но не просите меня связать все это с Надин Селасси или с оружием «темнее дня», которому предполагалось Солнечную систему уничтожить. Насколько я понимаю, все, что мы сделали, это нашли человека, который в нужное время прибыл на Землю и которому случилось иметь весьма необычное тело и мозг. Извлечь из всего этого смысл – ваша работа, не моя. Каково ваше объяснение?

Сова осел в мягком кресле, его туша аж перетекала за края. Поставив локти на пухлую от жира грудь, он опустил подбородок на сложенные чашечкой ладони.

– Вовсе не обязательно меня подталкивать. У меня нет объяснения, как вы самоуверенно себе вообразили. У вас есть еще информация?

– Ни клочка.

– Тогда мы завершим эту встречу. Я должен подумать.

– Годится. Я так или иначе надолго здесь оставаться не собирался.