Текст книги "Оранжерея"

Какова предыстория твоей миссии?

Я, увы, не смогу рассказать тебе много. Наши записи ужасно неполны и в основном состоят из результатов поиска по мусорным данным, где внезапно упоминаются имена Юрдона, Фиоре и Хант – в одних и тех же местах.

Во время Войны Правок Король в Желтом заразил практически все А-ворота, что имелись в Насущной Республике. Мы не знаем, кто и зачем выпустил его. Похоже, он был создан с единственной целью – стирать все воспоминания и данные, относящиеся к какому-то неустановленному явлению или человеку в прошлом. Проникнув в ассемблеры, Король в Желтом сделал так, что каждый нуждающийся в медицинской помощи, еде, материальном обеспечении или просто в любой вещи первой необходимости вынужденно подвергался цензурированию. Нет смысла говорить, сколько нашлось людей, не согласных с таким положением дел, – и последующая гражданская война, в результате которой Насущная Республика распалась на нынешнюю систему государств, отгороженных друг от друга брандмауэрами, привела к значительной потере данных по некоторым важным областям и дисциплинам. Также были нарушены ключевые услуги, предоставляемые по всей Республике, – единые временные рамки и возможность свободной аутентификации личности. Ситуация осложнилась тем, что Король в Желтом обзавелся «свитой»: администраторы отдельно взятых осколков Республики умело воспользовались программным обеспечением червя, чтобы насадить собственные пагубные идеологии и властные структуры. В возникшем хаосе потерялось еще больше критических сведений.

Среди вещей, о которых мы очень мало знаем – например, бэкграунд ряда военных, которых Король в Желтом нанял в качестве спящих агентов, когда осознал, что подвергся нападению диссидентов, вооруженных чистыми, построенными на скорую руку А-воротами. То же относится к опасным оппортунистам, которые воспользовались возможностями Короля, чтобы создать собственные карманные империи. Юрдон, Фиоре и Хант попали в поле нашего зрения в связи с организацией психологической войны для минимум восемнадцати местечковых когнитивных диктатур. Это чрезвычайно опасные люди, но в настоящее время они недосягаемы для нас, поскольку, говоря прямо, оказывают какие-то услуги военным структурам Невидимой Республики.

О «спящих ячейках» мы знаем следующее. В последние несколько мегасекунд войны, до того, как Альянсу удалось разрушить, а затем обезвредить последние оставшиеся сети Короля в Желтом, высокопоставленным людям из некоторых диктатур пришлось скрыться в подполье. С момента окончания войны прошли почти две гигасекунды, и большинство людей теперь отвергают концепцию реваншистов Короля как фантазию. Однако я не буду игнорировать возможную угрозу лишь потому, что она звучит надуманно. Если Король в Желтом взаправду создал «спящие ячейки», вторичные очаги инфекции, предназначенные для повторного заражения спустя долгое время после подавления первоначальной волны, то наша коллективная неспособность выявлять их – катастрофический фактор. И я особенно обеспокоен из-за того, что некоторые аспекты устава эксперимента Юрдона—Фиоре—Хант в том виде, в котором он был опубликован, звучат тревожно и слишком явно наводят на мысли как раз о той зловредной подрывной деятельности, которую мы силимся остановить.

Главная причина, по которой я хочу, чтобы ты подвергся глубокой чистке памяти перед инфильтрацией в эксперимент, заключается в следующем – я подозреваю, что, когда новоприбывшие подопытные получают новые тела, они проходят через А-врата, зараженные «живой», исправно функционирующей копией Короля в Желтом. Поэтому упреждающее редактирование воспоминаний – единственный надежный способ обойти защиту зараженных врат: они попросту не идентифицируют тебя как угрозу, которую их владельцы должны устранить.

Я вижу себя, пишущего это письмо самому себе. Я читаю его так ясно, словно оно выгравировано на моей собственной плоти. Но я не вижу никаких следов на бумаге, потому что мое прежнее «я» забыло обмакнуть перо в чернила и давно опустилось до того, что царапает невидимые бороздки на грубых листах. Мне кажется, я стою у него за плечом, хотя его головы нет в поле моего зрения, и пытаюсь крикнуть ему: «Нет! Нет! Так нельзя!» Но ничего не выходит, потому что это сон, и, когда я пытаюсь схватить ручку, моя рука проходит прямо через его запястье, а он продолжает писать на моем обнаженном мозге своими чернилами из крови и нейротрансмиттеров.

Я начинаю паниковать, потому что пребывание в этой камере вместе с ним вызвало наплыв воспоминаний, которые он хитроумно подавлял, чтобы не дать Королю в Желтом меня обработать и отцензурить. Это передвижное шоу ужасов, полотно жизни, сочащееся исступлением и паранойей. Его слишком тяжело вынести, удар по памяти дико тяжелый, и теперь я вспоминаю остаток моего предыдущего сна о мечах, доспехах и резне на борту условно-освобожденной жилой зоны. Я помню, как наши А-ворота дали сбой и отказали в конце спасательной операции, когда мы собирались бросить последнюю из отрубленных голов в их пасть, и как Лорал повернулся ко мне и сказал «Ну и звиздец» голосом, полным усталости от жизни и отвращения; и как я ушел, понимая, что надо очистить память от всего этого звиздеца, потому что, если я этого не сделаю, – о здоровом сне можно будет надолго забыть…

…потом я проснулась. И даже успела добежать до туалета как раз вовремя, прежде чем мой желудок конвульсивно сжался и опорожнился через рот.

Я не могла поверить, что когда-то была такой. Что совершала все эти преступления. Но резня стояла перед глазами – будто произошла вчера. И если эти воспоминания ложные, то истинна ли остальная часть меня?

Не по случайному совпадению на следующий день я впервые бегу с сумкой через плечо. Сумка начинала свою жизнь как прямоугольная зеленая виниловая вещица. Теперь у нее черная нейлоновая подкладка, которую я сшила с большим количеством ругательств и сосанием оттопыренных кончиков пальцев, чтобы скрыть блестящее медное плетение, приклеенное к ее внутренней стороне. Она выглядит как сумка для покупок, пока я не откину внутренний клапан. В данный момент в ней лежит коробка очень крепкого молотого эспрессо, рожок для фильтра и несколько мелких предметов, которые по отдельности безобидны, но в совокупности, если вы знаете, на что смотрите, могут стать сущим проклятием. Хорошо, что сумка такая неброская, потому что, если у меня нет галлюцинаций, следующая вещица, которая перекочует с работы ко мне домой в этой таре, будет гораздо менее безобидной, чем кофе.

Я прихожу на работу в обычный ранний час и застаю Яну в комнате для персонала – на ней лица нет.

– Утренняя тошнота? – спрашиваю я.

Она кивает.

– Сочувствую. Может, посидишь здесь? А я пока разберусь с возвратами. Вытяни ноги, отдохни. Если возникнет проблема, которая мне не по плечу, я тебя позову.

– Спасибо. Так и сделаю. – Она приваливается спиной к стене. – Меня бы здесь не было, если бы сегодня не приходил Фиоре…

– Оставь его мне, – говорю я, стараясь не выглядеть удивленной. Не ожидала, что он нагрянет так рано. С другой стороны, у меня есть чудо-сумка, так что…

– Ты уверена? – спрашивает Яна.

– Да. – Я ободряюще улыбаюсь. – Не беспокойся обо мне. Просто запущу его и дам спокойно заниматься своими делами.

– Хорошо, – говорит она с благодарностью, и я приступаю к работе.

Сначала складываю на тележку вчерашние возвраты и распихиваю их по полкам, подбивая колодки так быстро, как могу. Это занимает у меня всего несколько минут. Большинство заключенных здесь не понимают, что чтение – развлечение, а регулярно берет книги не так много народу. А возложенную на меня сегодня уборку грязи и пыли я пропускаю. Вместо этого беру сумку из-за стойки администратора, бросаю ее на дно тележки и направляюсь к полкам в справочном отделе рядом с комнатой, где хранятся документы экспериментаторов.

Энциклопедия сексуальных табу, доступная только в читальном зале, лежит в сумке; по какой-то причудливой интерпретации обычаев темного века, библиотекам не разрешается выдавать такие вещи. Это мое прикрытие на случай неудачи, если меня на горячем поймают – что-то непристойное, но достаточно тривиальное. Паркуя тележку в одном месте, я кидаю сумку на нижнюю полку одного из стеллажей, где она не бросается в глаза. Возвращаюсь к стойке регистрации с потными ладошками. Фиоре должен посетить архив – значит, планы придется корректировать по ходу дела. Яна с ним всегда управлялась, но ее состояние ухудшается… Ладно, нет смысла увиливать от неизбежного. В любом случае у меня готовы все отговорки. В последнее время я почти не могу заснуть из-за того, что репетирую их в голове.

Около полудня подъезжает черная машина и паркуется перед главным входом библиотеки. Я откладываю книгу, которую читаю, и встаю, чтобы подождать за стойкой. Зомби в ливрее выходит из машины и открывает заднюю дверь, стоя с одной стороны, пока из нее вылезает пухлый мужчина. Темные жирные волосы Фиоре блестят в дневном свете. Белая полоса его канцелярского воротничка придает лицу оторванный вид, будто оно не принадлежит к тому же миру, что и тело. Фиоре поднимается по ступенькам к входной двери, толкает ее и открывает, затем подходит к столу.

– Специальный справочный отдел, – говорит он резко. Затем смотрит на мое лицо. – О, Рив. Раньше я вас здесь не видел.

Мне удается выдавить улыбку.

– Я библиотекарь-стажер. Яна сегодня утром плохо себя чувствует, так что я за нее.

– Плохо чувствует? – Он щурится на совиный манер. Я щурюсь в ответ. Фиоре выбрал себе тело физически внушительное, но уже подползшее к Рубикону дряхлости, в состоянии, которое древние люди называли «средний возраст». Он тучен до степени ожирения, приземист, широк и едва ли выше меня. Его бурдюк-подбородок ходит ходуном, когда он говорит, а капилляры на носу очень заметны. Сейчас его ноздри раздуваются, он подозрительно нюхает воздух, а его кустистые брови сходятся, когда он осматривает меня. От него пахнет чем-то затхлым и органическим, будто он слишком долго пролежал в компостной куче.

– Да, у нее утренняя тошнота, – бесхитростно говорю я, надеясь, что он не спросит, где она.

– А, женское недомогание – понимаю, понимаю. – Угрюмость мигом улетучивается из его взгляда. – Жаль, что всем нам порой тяжело. – Его голос так и сочится скользким сочувствием. – Я уверен, вы понимаете ее, как никто другой. Просто отведите меня в хранилище, и я вам больше ничем не помешаю, дорогая.

– Конечно. – Я направляюсь к воротам со стороны станции. – Следуйте за мной, прошу вас. – Он точно знает, куда нужно идти, старая жаба, но любит игру в приличия. Я веду его к закрытой двери читального зала. Фиоре вытаскивает связку ключей и, что-то бормоча, открывает замок.

– Как насчет кофе или чая? – неуверенно спрашиваю.

Он останавливается и снова смотрит на меня взглядом мертвой рыбы.

– Это не против правил? – уточняет он.

– Вообще-то да, но вы будете не в самой библиотеке, – щебечу я, – а в архивах, к тому же вы тут главный, вот я и подумала…

– Пусть будет кофе. С молоком, без сахара. – Фиоре исчезает внутри, оставляя ключи в замке.

Мое сердце бьется быстрее. Я иду в комнату отдыха. Яна дремлет, когда я открываю дверь. Она вскакивает, испуганная и бледная.

– Рив…

– Ничего-ничего, – говорю я, подходя к чайнику и наполняя его водой. – Пришел Фиоре, и я его впустила. Слушай, почему бы тебе не пойти домой? Ты плохо себя чувствуешь, к чему оставаться здесь?

– Да я сама подумывала… – Яна качает головой. – Я порылась в карманах в поисках бумажного фильтра для заваривания кофе и поставила на подносик самую вместительную кружку, какую смогла найти. Зачерпываю кофе в бумагу с диким усердием, останавливаясь, лишь когда понимаю, что сделать его слишком крепким для Фиоре так же плохо, как и не заставить его выпить весь.

– Тебе не следует слишком много думать, Рив. Это только вредит.

– О, да неужели? – абстрактно спрашиваю я, сдирая фольгу с маленькой шоколадной таблетки, купленной в аптеке, и кроша половину в кофейную гущу, когда чайник начинает шипеть. Сворачиваю фольгу в тугой шарик и выбрасываю в мусорную корзину.

– Да, если ты думаешь о том, как выбраться отсюда, – говорит Яна.

– Я вызову тебе такси…

– Я имею в виду – отсюда. – Я оборачиваюсь и вижу, что она смотрит на меня с видом загнанного в ловушку зверя. Это один из тех моментов экзистенциальной мрачности, когда кокон лжи, который мы плетем вокруг себя, чтобы замазать трещины в реальности, крошится, и нам остается смотреть на всё неприглядное, что он скрывал. Яну, оказывается, мучает ровно то же, что и меня, – но в ее случае всё еще хуже. – Я устала это терпеть. Меня собираются положить в больницу и вытащить череп нового человека из моей дырки, хотя туда с трудом помещается не самый крупный член. А потом наверняка произойдет «несчастный случай», я истеку кровью, и они отдадут меня доктору Хант, чтобы та заразила меня своим прирученным цензурным червем. Я выйду из больницы улыбчивая – как Ивонна и Патриция, – и не останется никакой меня – только штука, которая думает, что это я, и…

Я хватаю Яну.

– Заткнись, – шиплю ей на ухо, – этому не бывать.

Она всхлипывает, внутри нее поднимается страшный вой. Если она выпустит его наружу, я в полной заднице, потому что Фиоре услышит нас.

– У меня есть план.

– У тебя… что?

Чайник закипает. Я мягко отталкиваю Яну в сторону и тянусь выключить его.

– Послушай. Иди домой. Прямо сейчас, сию минуту. Предоставь Фиоре мне. Главное – перестань, мать твою, паниковать. Чем более изолированными мы себя считаем, тем более изолированными становимся. Я не позволю им морочить тебе голову. – Я ободряюще улыбаюсь ей. – Поверь мне.

– Знаешь что? – Яна громко фыркает, затем отпускает меня и достает из коробки на столе носовой платок. – Ты… в любом случае не говори мне ничего. – Она сморкается и глубоко вздыхает. Снова смотрит на меня – продолжительным оценивающим взглядом. – Ты уже обо всем догадалась… и не собираешься сдаваться?

– Если мне есть что противопоставить – конечно, нет. – Я беру чайник и осторожно наливаю кипяток в бумажную воронку, где он увлажняет кофейный порошок, высвобождая из него ксантин и растворяя половину скрытой в нем таблетки слабительного, поднимая антрахиноны и мочегонный кофеин в чашку. Дымящийся вкусный кофе. Если повезет, Фиоре просидит в туалете десять минут после того, как выпьет. – Не волнуйся. Я, наверное, через несколько дней скажу, все ли идет по плану.

– Значит, у тебя есть план. – Она опять сморкается. – И ты хочешь, чтобы я пошла домой?

– Да. Прямо сейчас. Не попадайся Фиоре на глаза. Я сказала ему, что ты себя плохо чувствуешь.

– По рукам. – Ей удается слабо улыбнуться.

Я наливаю молоко в чашку и поднимаю ее.

– Сейчас принесу преподобному кофе, – говорю я.

– Принесешь… – Глаза Яны расширяются. – О, я, кажется, поняла. – Она снимает куртку с вешалки на двери. – На самом деле, мне лучше не беспокоить вас. Уйду черным ходом. – Яна ухмыляется. – Удачи!

И она удаляется, освобождая мне пространство для маневров. Я беру кружку с кофе и еще кое-что, лежавшее до поры в раковине, и иду к Фиоре.

* * *

Самые простые планы зачастую оказываются самыми лучшими.

Все, что я делаю на библиотечном компьютере, отслеживается. Как только я найду что-то интересное, все, кому нужно, об этом прознают. Вероятно, здесь имеет место быть своего рода приманка – соблазн для чрезмерно любопытных и закоренелых параноиков. И даже если дела обстоят иначе, я наверняка не найду ничего полезного – здешние старые диалоговые интерфейсы не только заумны в эксплуатации, но и слабоумны по сути.

Чтобы преодолеть эту профессиональную паранойю, нужны талант, смекалка и нестандартное мышление. И если Фиоре, епископ Юрдон и их приятели имеют слабое место, то это верность духу эксперимента. Они не станут прибегать к современным, но устаревшим методам мониторинга, когда достаточно неинвазивных методов, доступных на местном уровне развития. Таким образом, они не будут использовать информационные метаструктуры, доступные через модем, там, где можно обойтись бумажными документами и их администрированием. Или то, что доверяется бумаге, настолько секретно, что они не станут доверять компьютерным системам из-за страха быть взломанными.

Их сверхзащищенный репозиторий в библиотеке – простая комната, где стоят стеллажи, забитые папками с бумажками. Без окон и с дверью на обычном замке. А что еще нужно? Они заперли нас в оранжерее, в сети анонимных секторов орбитальной среды обитания под всепроникающим наблюдением, в неизведанных антресолях межзвездного пространства, соединенных Т-воротами, которые владельцы могут включать и выключать по желанию. Ворота дальнего следования, доступные извне, тоже под строгим контролем.

И это еще не всё. Кажется, больницей руководит мятежный хирург-храмовник. Это снимает вопрос об охранной сигнализации.

Постучав в дверь и передав Фиоре его кофе, я возвращаюсь в справочный отдел и провожу несколько минут, листая энциклопедию, чтобы скоротать время. Древние имели весьма странные представления о нейроанатомии и особенно о пластичности развития. Думаю, это объясняет некоторые их представления о гендерной сегрегации.

Так получилось, что мне не пришлось долго ждать. Епископ врывается в кабинет, затравленно оглядывается.

– Э-гх-м… где у вас тут уборная? – требовательно спрашивает он, с тревогой вертя головой по сторонам. Его лоб влажно сияет в свете люминесцентных ламп.

– Конечно. Через общую комнату во-о-от туда. – Я неторопливо вышагиваю по комнате персонала.

Фиоре короткими шажками следует за мной, тяжело дыша.

– Нельзя ли побыстрее? – ворчит он. Я отхожу в сторону и жестом указываю ему на нужную дверь. – Спасибо, – добавляет он. Через мгновение я слышу, как он там возится с засовом, затем под его внушительной тушей жалобно скрипит сиденье унитаза.

Превосходно. Если повезет, он будет заниматься своими делами до того, как начнет искать туалетную бумагу. Которой нет, потому что я ее надежно спрятала.

Я возвращаюсь к двери в хранилище документов ограниченного доступа. Фиоре оставил свой ключ в замке, а дверь приоткрыта. О-хо-хо. Я достаю брусок мыла, острый нож и пачку туалетной бумаги, которую оставила в сумке на нижней полке тележки. Какая досадная оплошность!

Придерживаю дверь, чтобы она не захлопнулась, вытаскиваю ключ и вдавливаю его в брусок мыла с обеих сторон, стараясь получить четкий отпечаток. Это занимает всего несколько секунд, затем я использую часть бумаги, чтобы вытереть ключ и завернуть брусок, который снова прячу в сумке. Ключ – обычный металлический инструмент. Хотя есть вероятность, что в него встроено устройство слежения на случай потери, он не потерялся – сдвинулся едва ли на десять сантиметров, пока Фиоре облегчался. И я совершенно уверена, что в нем нет никаких криптографических датчиков проверки подлинности – если так, зачем маскироваться под старомодный ключ от врезного замка? Механические врезные замки удивительно надежны, когда нужна защита от злоумышленников, которые привыкли иметь дело с программируемыми замками. Если и существует место, не находящееся под визуальным наблюдением, это хранилище документов Фиоре с высокой степенью защиты – в те моменты, когда он внутри. Вот цепочка предположений, на которую я поставила свою жизнь.

Я убеждаюсь, что моя сумка хорошо спрятана на дне тележки, прежде чем медленно идти обратно в комнату персонала. И я жду целую минуту, прежде чем позволяю себе услышать, как Фиоре жалобно блеет, прося туалетную бумагу.

Без Яны, как объекта для оттачивания моего остроумия, остаток дня протекает медленно. Фиоре уходит через час, бормоча себе под нос и жалуясь на желудок. Я переношу брусок мыла в дребезжащий маленький холодильник в комнате персонала, где мы храним молоко. Не хочу рисковать тем, что он растает или деформируется.

Вечером я все закрываю и иду домой на взводе. Пот приклеивает ткань блузки к спине. Это так глупо с моей стороны – знаю. Навлекать на себя разоблачение, ставить жизнь под угрозу. Но если я продолжу бездействовать, то, что произойдет со мной в долгосрочной перспективе, будет хуже, чем все, что мне устроят, если поймают с книгой, украденной из библиотечного фонда, и слепком ключа в бруске мыла. Не мне одной придется несладко. Яна знает о Короле в Желтом и боится слежки. Я не в курсе, почему и откуда, но это зловещий знак. Кто она?

Вернувшись домой, я первым делом направляюсь в гараж. Пришло время впервые опробовать уничтожитель жучков. По сути, это дешевая микроволновая печь, которую я купила несколько недель назад. Я сняла крышку и немного повозилась с ее проводкой. Эта печь – простая клетка Фарадея с мощным микроволновым излучателем. Она настроена на генерацию электромагнитной энергии с длиной волны, которая сильно поглощается водой в продуктах, помещенных внутрь. Что ж, меня это не устраивает, но с помощью творческого подхода удалось эффективно испортить магнетрон. Теперь он излучает шумящий диапазон длин волн – о готовке обедов можно забыть, но электронные схемы под его воздействием запекутся будь здоров. Я открываю дверь, выкладываю внутрь содержимое своей обшитой медью сумки и вытаскиваю из нее кусок мыла. Его мне запекать ни к чему – Фиоре заподозрил бы неладное, если бы понос случался с ним всякий раз, как он приезжал к нам.

Я закрываю дверцу духовки и облучаю книгу пятнадцать секунд. Затем нажимаю кнопку на печатной плате, которую приклеила к боковой стенке духовки.

Свет не загорается. В камере смерти ничего не слышно – похоже, я эффективно уничтожила всех жучков на корешке книги. Теперь посмотрим, что будет, когда я отнесу ее обратно в библиотеку, не так ли? Если послезавтра Фиоре пропесочит меня в церкви, буду знать, что ошиблась в ожиданиях. Но украсть непотребную книжку из библиотеки на один вечерок – не то же самое, что прибрать к рукам ключи от спецхрана.

Гипс! Я мысленно даю себе пинка – почти забыла! Дрожащими руками я засыпаю нужное количество порошка в пустую чашку из-под йогурта, затем с помощью кувшина отмеряю воду и размешиваю получившуюся массу чайной ложкой, пока смесь не становится настолько горячей, что приходится суетливо перекидывать ее из руки в руку.

Проходит десять минут, и я выстилаю противень влажной беловатой массой (гипс, гидратированный сульфат кальция). Надеясь, что та достаточно остыла, я каждой стороной несколько раз вдавливаю в нее брусок мыла. В какой-то момент беспокоюсь, что тот станет мягким и растает, поэтому делаю первый оттиск слишком рано – гипс такой мягкий и влажный, что прилипает к мылу. Но в конце концов задача худо-бедно выполнена. Накрываю тарелку марлей и иду домой. Уже почти десять часов, я голодна и измотана. У меня завтра выходной, но все равно придется идти на работу – навестить Яну и убедиться, что с ней все в порядке. Но в следующий раз, когда Фиоре посетит хранилище, я буду готова пробраться туда сразу после его ухода.

И тогда узнаю, что он там прячет.