Текст книги "Оранжерея"

Я одновременно потрясена, ошеломлена дерзостью мысли автора этой убийственной инсталляции и напугана тем, что тот, кто это сотворил, все еще может скрываться на месте преступления. Поэтому иду на единственную разумную, социально целесообразную реакцию, которая приходит мне в голову, – кричу во все горло.

От первого парня, который забегает в часовню, толку мало – он бросает взгляд на импровизированный маятник Фуко, сгибается пополам, и его обед выплескивается прямо поверх кровавых луж. Вторым на месте происшествия оказывается Мартин, один из добровольцев, хоронивших Фила и Эстер.

– Рив? С тобой все в порядке?

Я киваю и делаю всхлипывающий вдох. Чувствую себя ирреально, мое зрение затуманивается.

– Смотри. – Я показываю пальцем. – Лучше позови Фиоре. Он знает, что делать.

– Я позвоню в полицию. – Мартин осторожно обходит лужу крови и рвоты и берет телефонную трубку, прикрепленную к стене у входа в ризницу. – Алло? Оператор? – Он щелкает переключателем на верхней части телефонной трубки. – Странно…

Мой мозг потихоньку снова начинает работать.

– Что странно?

– Телефон молчит. Не работает.

Я шмыгаю носом, вытираю сопли рукавом куртки и смотрю на него.

– Это не просто странно, а какое-то плохое дерьмо. Пошли на улицу.

Эндрю – парень, которого тошнит, – почти закончил и теперь издает сдавленные, всхлипывающие звуки. Мартин тянет его за руку, и мы вместе идем на улицу. На крыльце растет толпа любопытных, желающих узнать, что происходит.

– Кто-нибудь, вызовите полицию! – кричит Мартин. – Позовите преподобного, если сможете его найти!

Люди проталкиваются мимо него, чтобы заглянуть в дверной проем, кричат, визжат и выходят.

Кто-то так адресует нам, прихожанам, послание, надо полагать? Я спотыкаюсь и сажусь на траву. С обеспокоенным видом ко мне подбегает Сэм.

– Ты был со мной во время службы, – говорю я. – Был рядом со мной все это время. И знаешь, где я была, так?

– Ну… да. – Он выглядит озадаченным. У меня вид наверняка не лучше. Я совсем не уверена, зачем пристала к нему, но…

– Я быстренько переговорила с Джен, потом услышала звон колоколов, увидела, что часовня не заперта, и пошла посмотреть. Потом я закричала. Я была внутри всего несколько секунд, так?

Сэм, кажется, понимает, чем пахнет дело. Он весь напрягается.

– Там что… что-то плохое случилось?

– Там… Майк.

Я тихо ахаю – и у меня заканчиваются слова. Я не могу продолжать, но смотрю против своей воли и вижу, как убийца привязал Майка к веревке звонка за лодыжки и разрезал их, чтобы пропустить толстый конец веревки через щель в мясе, между костью и толстым сухожилием. Я наполовину боюсь, что, когда его срежут, обнаружится, что сначала его изнасиловали, пока он был парализован, а уже потом убийца вздернул его, да так и оставил болтаться, словно тушу на крюке.

Мгновение спустя я прислоняюсь к плечу Сэма и рыдаю. Он не отстраняется, молча держит меня, в то время как вокруг толпа пульсирует и шумит. Я видела много ужасных вещей в своей жизни, но в том, что сделали с Майком, просматривался жестокий судебный оппортунизм, слепая уверенность в правоте и громкое возглашение морального превосходства. Я точно знаю, кто это сделал, хотя провела всю службу рядом с Сэмом; потому что часами напролет лежала без сна и фантазировала о том, как сделаю с Майком это, – в ночь после того, как мы отобрали у него Касс.

* * *

– Что ж, миссис Браун, очень приятно видеть вас здесь! Кажется, вы всегда в центре событий.

Его святейшество улыбается, становясь похожим на Смерть. Сэма, сидящего рядом со мной, еле заметно передергивает, но в остальном он спокоен. Никто не перечит епископу, особенно когда становится очевидно, что его хорошее настроение фальшиво и непостоянно, совсем как бабочка, порхающая над раскаленной печью. Конечно, внутри него кипит гнев – из-за инцидента, который испортил ему воскресенье.

Фиоре откашливается.

– Она не под подозрением, – сухо заявляет он.

– Что? – Юрдон как-то по-змеиному поворачивает голову в его сторону. Полисмены-неписи зримо напрягаются, нервничают, кладут руки на дубинки, прицепленные к поясам.

Прошло полчаса с того момента, как я открыла дверь в часовню. Полиция окружила кладбище и никого не отпустит, пока Юрдон не даст на это разрешение. У него явно плохое настроение. Никогда прежде нашему сообществу не приходилось иметь дело с чем-то столь неприятным, как хладнокровное убийство. Если мы хотим сохранить дух эксперимента, должны понимать, что убийство – такое же серьезное преступление для наших предков, как кража личных данных или уничтожение реляционных баз для нас. Тут-то и проявляются недостатки нашей небольшой общины – у нас нет ни настоящего начальника полиции, ни подготовленных следователей. Это единственная причина, по которой епископ вынужден лично заботиться о своей пастве.

– Я видел, как она приехала с мужем и присутствовала на службе. Многочисленные свидетели подтвердят, что она вошла в ту дверь и почти сразу закричала. Пробыла одна максимум десять секунд. И если вы думаете, что за это время она успела бы совершить преступление…

– Мне потребуется твоя помощь лишь в том случае, если я буду слишком ленив, чтобы принять решение сам, – говорит Юрдон; его щека дергается. Мгновение спустя он переключает внимание на Мартина так резко, что я чувствую, как у меня подгибаются колени. С меня снимается невидимый груз. – Эй, ты. Да, ты. Что ты видел?

Откашлявшись, Мартин нерешительно сообщает о том, как нашел меня кричащей перед трупом, когда к Фиоре подходит полицейский и что-то шепчет ему. Юрдон бросает яростный взгляд на своего подчиненного:

– Может, хватит уже шушукаться?

Фиоре морщится.

– У меня есть новая информация, ваше превосходительство.

– Вот как? Не тяни! Я не хочу здесь торчать до конца дня!

Фиоре, этот напыщенный, высокомерный шут-священник, который ничего не любит больше, чем отыгрывать роль господина и хозяина перед паствой, кукожится, будто в нем сделали пробоину.

– Похоже, предварительная судебно-медицинская экспертиза обнаружила следы ДНК, оставленные убийцей.

Юрдон презрительно фыркает.

– Почему мы давно не создали спецгруппу следователей? Можешь не отвечать, идиот, – говори, что там, не трать мое время!

Фиоре берет записку от полицейского.

– Контрольные оттиски, согласующиеся с… ладно, это можно опустить… в общем, исследование показывает, что найденный отпечаток пальца совпадает… с моим отпечатком. Второго такого нет во всей политии Юрдона—Фиоре—Хант.

Епископ выглядит разъяренным.

– Хочешь сказать, это ты повесил его там, чтобы он истек кровью?

Фиоре нужно отдать должное за попытку твердо держать свою позицию.

– Нет, ваше святейшество. Я хочу сказать, что убийца играет с нами.

Я прислоняюсь к Сэму, чувствуя тошноту. Это ведь была моя фантазия, не так ли? О том, как бы я обошлась с Майком. И я никогда никому об этом не рассказывала. А это значит, что я, должно быть, убийца! Только я ничего плохого не совершала. Что же такое творится?

– Ладно. – Юрдон потирает руки. – План на сегодня. Вы, преподобный Фиоре, будете координировать свои действия с доктором Хант – вам на пару предстоит выбрать, обучить и вооружить главного констебля полиции. Который в свою очередь будет уполномочен принять четырех граждан в полицию на позиции сержантов. Позже вы также обсудите со мной выбор судьи, процедуры предъявления обвинений преступникам в суде присяжных и назначение палача. – Он свирепо смотрит на священника. – Потом, я надеюсь, вы вернете свою часовню в первозданное состояние, в котором она была до того, как я доверил ее вам, и позаботитесь пастырской заботой о своей пастве, в которой многие отчаянно нуждаются в руководстве! – Он разворачивается на каблуках и скользит к своему длинному черному лимузину, за которым следует трио полицейских-неписей с примитивным, но эффективным автоматическим оружием. Я свешиваюсь через плечо Сэма, но он держит меня прямо. Фиоре ждет, пока епископ захлопнет дверь, глубоко вздыхает и грустно кивает.

– Это не принесет никакой пользы, – бормочет он в нашу сторону, обращаясь к нам, прямым свидетелям, и полицейским, которые осторожно нас обступают. – Полицейских прошу разойтись. Прихожане – прислушайтесь, пожалуйста, к своей совести. По крайней мере, один из вас точно знает, что произошло здесь перед мессой, и молчание не принесет пользы.

Полицейские-неписи расходятся, за ними следуют толпы любопытных граждан. Я осторожно подхожу к Фиоре, сильно нервничая. Момент может быть неподходящим, но…

– Как дела, дитя мое? – Он прищуривается и благосклонно улыбается.

– Отец, вы можете просто поверить мне на слово? – нерешительно спрашиваю я.

– Конечно. – Фиоре бросает взгляд на полицейского. – Ступай в часовню, возьми швабру, ведро, немного чистящего средства и начинай мыть там пол.

– Все дело в… – Я запинаюсь. История с Яной меня очень беспокоит, но я не знаю, как поступить. С другого конца кладбища в меня летят взгляды – любопытные и недоумевающие. О чем она говорит с Фиоре? Она же простая прихожанка, как и все мы.

– Ты знаешь, кто это сделал? – спрашивает Фиоре прямо.

– Нет. Я хотела поговорить с вами о Яне. В последнее время она ведет себя странно…

– Думаешь, Яна убила его? – Его темные глаза изучают меня из-под внушительных, заросших кустистой растительностью надбровных дуг, разделенных патрицианским носом, смахивающим на волнорез, – носом, сильно дисгармонирующим с фистулами жира, что колышутся у Фиоре под подбородком. – Это твоя версия?

– Эм, нет…

– Тогда нам придется отложить наш разговор, – отрезает он. Прежде чем я понимаю, что он собирается выгнать меня, Фиоре окликает другого полицейского: – Эй, там! Сходи к гробовщику, пусть принесут один ящик к часовне. – Он семенит прочь с крайне неожиданной для человека его комплекции скоростью – ряса с посвистом подметает пол.

– Пойдем, – говорит Сэм. – Пошли домой прямо сейчас. – Он берет меня за руку. Я закатываю глаза, чтобы не заплакать.

– Да. Пойдем.

Он ведет меня через парковку к стоящему в очереди такси.

– Что ты хотела сказать Фиоре? – мягко спрашивает он.

– Ничего. – Если ему взаправду так важно это знать, мог бы не молчать в моем присутствии все оставшееся время, не заставлять меня терзаться чувством ненужности.

– Я тебе не верю, – говорит он. Сидя в такси, мы оба держим рот на замке.

– Не веришь – не верь, – парирую я, когда мы оказываемся у дома, а автомобиль за нашими спинами отбывает вдаль.

– Рив… – Его взгляд донельзя серьезен. Серьезнее всех былых серьезностей.

– Ну что?

– Пожалуйста, не заставляй меня ненавидеть тебя.

– Слишком поздно, – горько отвечаю я. И сейчас, в этот самый момент, это – правда.

17. Миссия

Когда я проснулась на следующий после убийства день, шел дождь. Такой же дождь – нежно накрапывающий, но настойчивый – никуда не делся и послезавтра, что как нельзя лучше соответствует моему настроению.

У меня есть работа по дому, которую нужно выполнять, доктор Хант велела мне не переутомляться, в библиотеке меня пока никто не ждет, так что рано или поздно все у меня наладится. Я решила попробовать обрести здесь счастье, не так ли? Но, кажется, я наломала дров с Сэмом, и вокруг меня действуют темные, пугающие подводные течения – где-то здесь есть люди, которые сделали выбор, противоположный моему, и могут в любой момент избрать меня следующей жертвой, если я не проявлю осторожность. Теперь, когда есть время все обдумать, я очень рада, что Фиоре не уделил мне время, когда я попыталась рассказать ему о Яне. Жизнь дешевеет с каждой неделей, и здесь нет бесплатных воскрешений – домашних ассемблеров для ежедневного резервного копирования.

Неужели этот дикий случай так сильно меня взволновал?

О да! Еще как.

Мне удается продержаться до утра четверга, прежде чем я ломаюсь. Просыпаюсь с рассветом – я стала хуже спать – и слышу, как Сэм возится в ванной. Смотрю в окно на капли дождя, равномерно падающие полупрозрачной завесой на реальность, и понимаю, что больше не могу этого выносить. Я не хочу еще один день провести одна дома. Знаю, доктор Хант сказала взять отпуск на целую неделю, чтобы восстановиться, но я чувствую себя хорошо, и, если приду на работу, мне хотя бы будет чем заняться, не так ли? И с кем поговорить. Там у меня – своего рода подруга, пусть она и ведет себя странно в последнее время. Даже если я чувствую себя неловко из-за того, что скажу, увидев ее, это не повод избегать встреч совсем.

Я одеваюсь на работу, спускаюсь вниз и, как обычно, жду такси. Меня накрывает искушение прогуляться, но идет дождь, а я забыла купить водонепроницаемую накидку. Дождь на борту звездолета, кто бы мог подумать…

Я жду прямо на крыльце, пока подъедет такси, бросаюсь к нему и залезаю на заднее сиденье.

– В библиотеку, – бросаю я.

– Конечно, мэм. – Водитель трогается с места с чуть большим ускорением, чем я привыкла. – Интересно, когда эта дрянная погода сойдет на нет?

– Что? – Я трясу головой. – Что вы сказали?

– Я слышал от Джимми из отдела общественных работ, что они запустили ее, потому что обнаружили проблему с дренажной системой – надо промыть ливневую канализацию. Между прочим, меня зовут Айк. Рад свести знакомство.

Мне почти удалось легко и непринужденно прийти в себя:

– Я Рив. Давно вы водите такси?

Айк усмехается:

– С тех пор, как попал сюда. А вы библиотекарь? Я тут еще не со всем разобрался. Могу отсюда отвезти вас в центр, а потом – покажете мне, в какой квартал зарулить?

– Не вопрос, – выдавливаю я.

– Ну и отлично. – Айк выстукивает синкопированный ритм на руле, синхронизируя его со взмахами дворников, затем вдруг поворачивается прямо ко мне: – А чем библиотекарь занимается весь день, расскажите?

– А таксист – чем? – отвечаю я вопросом на вопрос, обалдело осознавая, что машина – на ручном управлении. Реального человека квалифицировали управлять этой штукой! – Люди к нам приходят, просят разные книги, а мы помогаем их найти. – Я пожимаю плечами. – Ну и еще пара услуг, совсем пустячных. В общем-то, все.

– Понял, понял. Ну а я просто раскатываю весь день. Мне сбрасывают по радио заказ – я подъезжаю и отвожу людей, куда надо, по адресу.

– Звучит скучновато.

Айк смеется:

– Поиск книг кажется мне скучным занятием, так что, думаю, мы квиты! А вот и центр. Покажете, куда поворачивать отсюда?

В центре города дождя нет.

– Высадите меня здесь, остаток пути я пройду пешком, – предлагаю я, но водитель такси упирается:

– Ну нет, мне нужно узнать, где что находится, так? Говорите, куда ехать.

Вздохнув, я подчиняюсь.

– Сейчас налево. Едем два квартала, затем сворачиваем на первом повороте направо. И там – увидите сразу…

* * *

Я заступаю на свое рабочее место потрясенной и не совсем понимаю почему. Я уже слышала, как Юрдон говорил о полицейских и судьях. Неужели мы останемся без неписей и будем делать все сами? Я прекрасно понимаю, что именно так мы могли бы запустить предельно точную социальную симуляцию темных веков, но это значит, что эксперимент разворачивается в гораздо большем масштабе, чем я себе представляла.

Я немного опаздываю – библиотека уже открыта, но посетителей нет, поэтому я подхожу прямо к стойке и улыбаюсь Яне, которая сидит уткнувшись носом в книгу.

– Привет!

Она вздрагивает от неожиданности.

– Рив? Я не ждала тебя сегодня!

– Мне надоело сидеть дома. Доктор Хант сказала, я могу прийти на работу сегодня, если захочу. Все лучше, чем просто смотреть на дождь за окном, правда ведь?

Яна кивает с равнодушным видом. Закрыв книгу, осторожно кладет ее на стол.

– Да, думаю, ты права. – Она встает. – Хочешь чашечку кофе?

– С удовольствием! – Я отправляюсь за ней в комнатку для персонала. Очень приятно вернуться на свое место. Яна в плохом настроении, но с этим я разберусь. И у нас есть целая библиотека. Что может быть лучше в жизни? Айк пусть и дальше возит на своем вонючем небезопасном такси всяких людишек.

– Ну что ж. – Яна включает чайник и критически оглядывает меня с ног до головы. – Возможно, мне придется выйти на пару часиков. Управишься тут одна?

– Без проблем! – Я поправляю юбку. Чего она так смотрит? Я себе что, кляксу где-то поставить умудрилась?

Яна морщится, затем трет лоб.

– Пожалуйста, не так много энтузиазма в такую рань. Что на тебя нашло?

– Мне стало скучно, говорю же! – Я с трудом не срываюсь на крик. – Дома скучно, и дождь задолбал. – Я отодвигаю стул, сажусь. – Магазины надоели, уборка – в одном доме с двумя людьми ее не так и много. Телевизор – скучный. Можно, конечно, брать здесь книги, но я подумала… – И тут я замолкаю. А о чем я подумала?

– Кажется, я понимаю. – Яна еле заметно улыбается. – Как дела у Сэма?

Я напрягаюсь.

– А почему ты спрашиваешь?

Улыбка испаряется.

– Он был здесь вчера. Хотел поговорить о тебе, спросить совета… Он чувствует, что не может говорить с тобой, поэтому ему приходится делиться с кем-то другим. Рив, дело принимает скверный оборот. С тобой все в порядке? Могу я чем-то помочь?

– Да, можешь сменить тему. – Я говорю легкомысленно, но Яна от моих слов застывает столбом. – Сэм держит обиду – надо с этим разобраться, но все только между нами. – Мое нутро сжимается от гнева и вины, но я сдерживаюсь. В конце концов, Яна ни при чем. Но Сэм точно ведет себя по-свински. – Мы всё уладим сами, – добавляю я, кое-как сглаживая острые углы.

– Я… понимаю. – У Яны такой вид, будто она съела ломтик лимона. В этот момент чайник закипает, она встает, наливает горячую воду в две кружки, зачерпывает порошковые сливки, перемешивает все разом. – Пойми меня правильно, Рив, но ты изменилась с тех пор, как вышла из больницы. Ты… сама на себя не похожа.

– А? Что ты имеешь в виду? – Я дую на свой кофе, чтобы он остыл.

– Да так, пустяки. – Она поднимает бровь, глядя на меня. – Откуда ни возьмись у тебя прорезался энтузиазм. Тебя стало больше интересовать внешнее, чем внутреннее. Ну и еще – ты будто растеряла чувство юмора.

– А при чем тут чувство юмора? – Я смотрю на чашку, пытаясь не рассердиться. – Я знаю, кто я, и знаю, кем была.

– Забудь то, что я сказала. – Яна вздыхает. – Прости, не знаю, что на меня нашло. В последнее время я становлюсь по-настоящему стервозной. – Она замолкает на некоторое время. – Надеюсь, ты не возражаешь, если я оставлю тебя на несколько часов…

Мне удается выдавить из себя смешок. Проблемы Яны, строго говоря, не мое дело.

– Не проблема. Для чего еще нужны друзья?

Яна странно смотрит на меня.

– Спасибо.

Отпив кофе, она корчит гримасу.

– Это пойло – просто ужас какой-то. Худшая перспектива, которую я могу придумать, – обходиться совсем без него. Ладно, мне пора. Увидимся в обед?

– Конечно, – киваю я. Яна встает, хватает свою куртку и убегает.

Я допиваю кофе и возвращаюсь к стойке регистрации. Нужно похлопотать там кое над чем, но уборщики-неписи работают тщательно – даже не оставили мне немножко пыли на самых верхних полках. Пара скучающих офисных работников заглядывают ко мне, чтобы вернуть книги и осмотреть полки в поисках развлекушки на время ланча, но в остальном место мертвое. Я сижу за стойкой регистрации ломая голову, есть ли лучший способ организовать полку с просроченными возвратами, когда открывается дверь и входит Фиоре.

– Не думал, что вы будете здесь, – говорит он, подозрительно щуря заплывшие жиром глазенки.

– Ой, правда? – Я спрыгиваю со стула и улыбаюсь ему, хотя все мои инстинкты кричат: будь осторожнее.

– Правда. – Он зачем-то принюхивается. – А вторая библиотекарша, Яна, сейчас на месте?

– Ее нет сегодня утром, но она вернется позже. – Когда я смотрю на него, у меня возникает ужасное чувство дежавю, как воспоминание о дурном сне.

– Хм. Что ж, у меня есть кое-какие дела в хранилище. – Его голос повышается без видимых на то причин: – И на этот раз я хочу, чтобы меня не беспокоили.

– Конечно. Как пожелаете. – Я невольно отступаю от него на шажок. В Фиоре есть что-то звериное, в его глазах прямо плещется дикое напряжение, и я вдруг остро сознаю, что мы здесь одни, а он весит раза в два больше меня. – Вы надолго сегодня?

Его взгляд скользит мимо моего плеча.

– Нет, это не займет много времени, Рив. – Он поворачивается и неуклюже шагает к справочному отделу и хранилищу документов, не удостоив меня даже взглядом. На мгновение я перестаю верить собственным инстинктам. В конце концов, это жест презрения, достойный Фиоре – человека, настолько погруженного в себя, что если вы проведете с ним слишком много времени, то в конечном итоге решите, будто вы – плод его воображения. Но потом я слышу, как он фыркает. Доносится скрежет ключа в замке и скрип половиц.

– А вообще, заходите, если хотите. Можем переговорить с глазу на глаз.

Я принимаю вызов.

– И на каких условиях мы с вами будем говорить? Как свидетель и следователь? Или это все из-за Яны?

Он поворачивается и впивается в меня взглядом глаз-бусинок.

– Может, и из-за нее, дочь моя.

Ответ вполне в духе Фиоре. Мне не очень хочется, но предлога увильнуть нет, так что я следую за ним через дверь и спускаюсь по ступенькам в подвал. Безнадежное напряжение гложет меня изнутри, и я все еще не уверена, есть реальный повод для беспокойства или я его придумала.

– Что вы думаете о докторе Хант? – спрашивает Фиоре внизу лестницы. Его голос звучит донельзя устало, как у крайне отягощенного заботами человека.

Я ошеломлена. У них что, есть какие-то подковерные интриги?

– Она… – начинаю я и медлю. Всеми силами разума призываю себя помнить, с кем говорю, и знать вес словам. – Она приятно прямолинейная особа. У нее добрые намерения, за пациентов она искренне волнуется. Я доверяю ей, – добавляю я импульсивно, противясь желанию ввернуть: «А вот тебе – ни капельки». Выбираю безопасную позицию спиной к полкам. Если потребуется какое-нибудь оружие…

– В этом нет ничего неожиданного, – тихо говорит Фиоре. – Что она с вами сделала?

– Она разве не сказала?

– Нет. И я хотел бы, чтобы вы описали это своими словами. – Его голос настойчивый и низкий. Что-то во мне сдается – я больше не могу притворяться, что это лишь мое воображение. Так что я пытаюсь выиграть время.

– У меня были частые провалы в памяти, и я подцепила механоидную чуму серой слизи, когда пыталась взять наскоком балластный отсек. Инфекция привела в действие мою аугментированную иммунную систему, и та начала рвать нейронные связи. Доктору Хант пришлось назначить мне антироботики и провести повторную редакцию памяти с целью остановить прогрессирование заболевания. – Я убираю руки за спину и медленно отступаю назад, подальше от него, к стене. – Я бы сказала, что она удивительно этичный практик, учитывая любовь ее коллег к теневым манипуляциям. Вам есть что на это возразить?

– Гм-м-м. – Фиоре – фальшивая насквозь жаба Фиоре – наклоняется над консолью ассемблера и набирает какой-то код. – Вообще-то, пожалуй, есть.

Пока он не смотрит, я делаю еще один шаг назад и натыкаюсь спиной на полки. Хорошо. Я мысленно готовлюсь к тому, что придется делать дальше.

Фиоре неумолимо продолжает:

– Кто-то из ваших предшественников – он все еще здесь, под глубоким прикрытием, – узнал, что доктор Хант – отнюдь не ее настоящее имя. Она – вернее, оно – это существо – происходит из Асклепианской лиги.

Я смотрю на него во все глаза.

– Вы ведь помните, что это за лига? Она была Вивисектором, Рив. Членом их внутреннего клана, посвятившего себя реализации крайне специфического визионерского проекта по перекройке человечества.

– Спасибо, что напомнили, от чего я хотела у вас укрыться, – говорю я дрожащим голосом. – Всю следующую неделю кошмары гарантированы.

Фиоре поворачивается и свирепо сверкает на меня глазами.

– Ты что, совсем идио… – Он тут же приструнивает себя. – Извиняюсь. Но если по-вашему плохие сны – единственная потенциальная проблема, ваше понимание ситуации оставляет желать… – Он сердито тычет пальцем в консоль. – Вот же незадача. Я-то думал, вас будет хоть слегка заботить участь всех остальных, кто заперт здесь.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь совладать с тошнотой. Асклепианцы были еще одним диктаторским культом, морфологической лигой. Гораздо худшей, чем Нация Солипсистов. Вторгаясь в жилые зоны, они перекраивали тамошних обитателей по одному кричащему искалеченному телу зараз. Если доктор Хант – асклепианка и она работает с Юрдоном и Фиоре… будущее, которое они намерены создать, – наверняка ужасное и бесчеловечное.

– Не верю. Быть такого не может.

– А в то, что доктор-майор Фиоре – просто толстый эгоцентричный психиатр, верите? – Он невесело улыбается мне. – Бросьте, Рив, я знаю, о чем вы думаете. Доктор Хант вам основательно заморочила голову. Наверняка и согласие заставила дать в устной форме? Они ведь на формальностях помешаны, эти асклепианцы. Фиоре и Юрдон – тоже военные преступники. Черт, большинство людей здесь делали такие мерзкие вещи, что всё бы отдали, лишь бы забыть самих себя. Вы помните, почему это – экспериментальное государство?

– Помню ли?.. – Вопрос ставит меня в тупик.

– А, ну да. Твоя память, конечно, исправлена. – Когда он в последний раз касается консоли, та звенит и загорается зеленым. – Где были бы диктаторы, если бы не могли положиться на нашу амнезию? Заставь многих людей сразу потерять память – и сможешь скрыть все, что угодно. «Кто помнит сегодня об армянах», правильно? – Фиоре делает шаг от консоли. – Послушай, нам придется основательно почистить твою прошивку от дряни, которую туда нагрузила Хант.

На этот раз мой желудок сжимается по-настоящему. Меня тошнит. Он – монстр и хочет втянуть меня обратно в ту неразбериху, где я была до того, как Хант меня излечила. Я спустилась сюда сама, выхода нет. Сопротивление бесполезно. Надо бежать к епископу, просить полицейских схватить это… существо. Но это ведь номинальное предательство самой себя – так получается?

– Смерть Майка – твоих рук дело? – шепотом спрашиваю я. – И как ты оказался в этом теле, Робин?

– Тебе станет легче, если я скажу «да»? – Голос лже-Фиоре на удивление нежен. – Или так расклад, наоборот, ухудшится?

– Я… – Я делаю еще один судорожный вдох. – Просто хочу знать.

Когда фальшивый Фиоре, Робин, медленно сужает свои выпученные глаза, а потом закрывает, я напрягаюсь, но он снова открывает их прежде, чем я успеваю сообразить.

– После того как ты грохнула Фиоре, – говорит он, – я вошел в ассемблер, сделал резервную копию себя, запрограммировал слияние тел и расщепление нейронов, так что, когда вышел из ассемблера, я был в коже Фиоре, а не… – Он кивает подбородком на меня. – Я выставил двухчасовую задержку, чтобы дать тебе время навести здесь порядок, но ты тем временем выпала из реальности. Когда я очнулся в камере, обнаружил, что ты лишь частично навела порядок, а сама исчезла. Пришлось заканчивать здесь одному. Поскольку ассемблер только и делает, что плодит Фиоре, заполучить его биометрические данные для самозагрузки не составило труда. Когда другое его воплощение появилось, чтобы поймать тебя, я сказал ему, что ты только что отбыла в неизвестном направлении. Фиоре поверил мне. Он не особенно хорошо разбирается в собственных копиях. Так вот, в воскресенье утром я пошел навестить Касс в больнице и стал не первым посетителем – застукал там Майка. Этот псих жил в подвале пустого дома, воровал еду с чужих кухонь – не все местные жители достаточно осмотрительны, чтобы запереть двери в дом, не замечала? Майк заткнул Касс рот кляпом… Ты видела, что Хант сделала с ее ногами. Касс ничего не могла поделать. Она бы просто не смогла убежать – разве что уползти на руках, да и то недалеко. Он снова насиловал ее, Рив, а ты знаешь, я третьих шансов не даю.

Я киваю, хватая ртом воздух. Ужас в том, что я вижу все перед своим мысленным взором: я-во-плоти-Фиоре осторожно подкрадываюсь к Майку, Касс беспомощно бьется на больничной койке – Майк, вероятно, связал ей руки, чтобы не шибко сопротивлялась, – и я-во-плоти-Фиоре убиваю его. Без осторожности и жалости, полагаясь скорее на ярость. Теперь Касс свободна, а труп ее мучителя можно использовать, чтобы послать весточку любым пограничным социопатам, которых сюда загружают пачками и у которых руки чешутся последовать дурному примеру…

Это так похоже на меня. На меня, что существовал в пограничный период – то есть не изначального (тихого, миролюбивого историка, преданного семьянина), не теперешнюю (слегка взбалмошную женщину, одуревшую от радости открытия, каково сложить оружие после борьбы, которая, кажется, длится всю жизнь), а меня – машину для убийства с холодной кровью. Но, встречаясь с Робином взглядом, я вижу в его глазах ужасную печаль и болезненное чувство вины, вполне отражающее то, что я сама чувствую, осознавая, что мне необходимо выдать его епископу. Ведь нельзя позволить доппельгангеру, убившему одного из самых уважаемых граждан симуляции, расхаживать на воле…

Я хватаю первое, что попадается под руку, – разбухшую коробку с распечатками кода Короля в Желтом на бумаге, – делаю два быстрых шага вперед и опускаю этот снаряд углом на голову Робина-Фиоре со всей силой, какая у меня есть. Он подкашивается и падает, но я не задерживаюсь, чтобы закончить работу, а поворачиваюсь и бегу к лестнице. Если смогу подняться наверх и захлопнуть дверь, он окажется заперт здесь, а я успею оповестить…

– Куда-то торопишься? – спрашивает Яна, стоя на верхней ступеньке и целясь в меня из парализатора. Ее напряженный палец белеет на спуске.

Я поднимаю руки.

– Не делай… – начинаю я.

Но она все равно делает.

* * *

Я со стоном поднимаю руку и касаюсь головы – адски болит там, где Рив врезала мне углом коробки. Кто-то хватает меня за запястье и дергает, и я открываю глаза. Это Яна. Она явно беспокоится.

– Что случилось? – спрашиваю я.

– Она чуть не сбежала по лестнице. Очень, видать, хотела куда-то успеть. Сам-то как?

– Схлопотал, как видишь. Идиот. – Оглядываясь, я ощущаю укол боли в шее. – Еще и ударился о постамент ассемблера, когда упал, кажется…

– Тогда, считай, тебе повезло, что я успела вовремя.

– Ха-ха. Там, где ты замешана, не остается пространства под понятие «удача».

– Это было в другой жизни, – протягивает она мечтательно. – С тобой точно все будет в порядке? Мне нужно закрыть библиотеку.

– Да беги уже, закрывай. – Я вздрагиваю и выпрямляюсь, тяжело дыша. Тело Фиоре обладает большой инерцией и хорошей изоляцией, но оно не создано для падений с высоты собственного роста. – Если кто-нибудь найдет нас…

– …я с ним разберусь, будь спокоен.

Яна исчезает наверху. Я сажусь. Рив чуть не сорвала нам важную операцию, и я в ужасе оттого, как близко версия меня была к тому, чтобы все пошло коту под хвост. Если бы я не выяснил, кто такая Яна, ждать помощи было бы неоткуда, а Рив убила бы меня и глазом не моргнув. Ведь такое поведение ей доктор прописал.