Текст книги "Исповедь Сатурна"

ОЛД-ТАУН.
ДЕНЬ ВТОРОЙ

Я постарался рассказать Косте обо всем, что произошло до его приезда. Разумеется, в общих чертах. Ему не нужно знать, о чем именно я просил нашего старого знакомого, все последние годы сообщавшего мне, как живет моя бывшая семья. Конечно, десять тысяч долларов я сразу перевел и даже узнал, что ему удалось сыграть в том числе и на корысти моей бывшей жены. Он убеждал сына, что тот должен поехать к отцу-миллионеру и устроить свою жизнь, а затем вызвать мать. Когда знакомый рассказывал мне эти подробности, я понял, почему Костя сразу позвонил. Она, конечно, не могла упустить такой шанс. Даже спустя столько лет хотела меня достать! Она ведь знала, что я не женат и что удочерил девочку. И понимала, что если Костя останется со мной, то рано или поздно и она, мать моего сына, формально со мной не разведенная, может объявиться в Америке на законных основаниях.

Нужно каким-то образом решить и эту проблему. Ведь я указал в своих въездных документах, что не женат. А фактически не оформил развода, поэтому моя бывшая жена может шантажировать меня в любое время, если только узнает столь интригующие подробности. Но я надеюсь никогда ее не увидеть. Тем не менее Косте я объяснил ситуацию. Он должен исчезнуть вместе с Сашей, чтобы я мог нормально действовать.

Через несколько дней я уже был в Монреале вместе с Барлоу и начал присматриваться к своему «клиенту». Внешне он выглядит неплохо. Красивый, импозантный мужчина. Наверное, решил обмануть всех, в том числе и мафию, поэтому и подставился. Я сколько раз убеждался, что политики часто пытаются обмануть всех, в том числе и самих себя. Наверное, он думал, что сумеет объяснить, почему поступил так, а не иначе. Ему трудно понять, что, когда речь идет о миллионах долларов, никакие объяснения в расчет не принимаются. Мафия руководствуется только одним движущим стимулом – жаждой наживы. И если вы отнимаете у нее деньги, то должны быть готовы к крупным неприятностям. Лучше всего вообще не связываться с мафией, но какой политик может себе такое позволить? Если ты решил играть в политику, если решил завоевывать голоса людей, то лучшего помощника, чем мафия, тебе не найти. И не важно, какая это мафия. Государственная или состоящая из бандитов. В конечно счете, мафия – это сообщество людей, которые действуют в своих интересах и плюют на сограждан и законы собственной страны. В России это называлось «Семьей», членом которой был и бывший Президент; в Италии – «Коза ностра», с которой сотрудничал бывший премьер Андреотти; во Франции – сын Миттерана занимался незаконными поставками оружия. Везде одно и то же. И никакого просвета.

В общем, убрать моего «клиента» было несложно. Два амбала, которые были рядом с ним, выполняли лишь представительские функции. Вообще-то охранники часто нужны, чтобы отпугивать зевак и любопытных. На серьезное дело они не годятся. Почему-то считается, что телохранители должны быть высокого роста и с квадратными плечами. Такой компонент, как голова, у них должен отсутствовать напрочь. На самом деле все далеко не так. Фильм «Телохранитель» помните? Костнер играл обычного профессионала, все замечавшего и все просчитывавшего. Вот таким и должен быть настоящий специалист. А эти двое рядом с бывшим премьером были лишь «атлантами» для поддержания престижа бывшего государственного деятеля.

Я понял, что премьер обречен. Даже если я в последний момент откажусь от своей партии, то у мафии всегда найдется запасной вариант. Я помнил, какие глаза были у советника, когда я с ним разговаривал. В его одурманенном наркотиками мозгу могут рождаться самые невероятные комбинации. Еще какоето время наркотики будут стимулировать его умственные процессы, а потом начнется период «полураспада», когда он станет на глазах превращаться в инвалида и довольно быстро убьет себя сам. Но пока он и мистер Барлоу могут придумать очень неприятные для меня комбинации, к которым я должен быть готов.

Теперь предстояло решить проблему детей. После того как я рассказал Косте о моем плане, он должен был понять, насколько серьезно мое положение. «Хонду», дежурившую ночью, утром сменила другая машина. Они даже не прятались, понимая, что деваться мне некуда. Теперь нужно было спрятать Костю. С ним не должно быть проблем – ведь он не обязан ходить в школу или на работу. Он может весь день проводить дома, ничего не делая. Но мне было важно, чтобы он время от времени появлялся во дворе и его видели наблюдатели. Они должны успокоить Барлоу, объяснив этому поганцу, что я и не думаю скрывать сына.

Вечером позвонил Кервуд, пригласил нас в гости. Отказаться было невозможно, и мы, переодевшись, поехали втроем. Я решил поехать на своем «Крайслере конкорде» и заранее выставил машину из гаража, чтобы наши наблюдатели могли ее рассмотреть. Мне совсем не хотелось, чтобы в нас начали стрелять, когда мы поедем в гости к Кервуду. Но едва мы выехали со двора, зазвонил мой мобильный телефон.

– В чем дело, Келлер? – спросил меня Барлоу, которому, очевидно, доложили о нашем коллективном отъезде. – Что случилось? Куда вы направляетесь?

– Нас пригласил в гости конгрессмен Кервуд, наш сосед, и мы едем к нему на ужин, – коротко ответил я этому мерзавцу.

– Приятного аппетита, – пожелал он. – Возвращайтесь скорее, мистер Келлер, а то мои люди иногда нервничают. После того как вы избили наших ребят в Гринленде и оторвались от преследования на несколько часов, мы можем подумать все что угодно.

– Если бы я хотел сбежать, то давно бы сбежал, – заметил я.

– Возможно, – согласился Барлоу. – Только кому вы нужны в Америке без дома и без своих миллионных счетов в банках? И куда вы побежите? Будете искать работу? Камни таскать с вашим протезом? Или станете фокусником? Вы все просчитали верно, бежать вам не стоит. Поэтому и не сбежали. А насчет моих людей вы явно погорячились, и мне стоит больших трудов их сдерживать.

– Объясните им, что во всех их неприятностях виноваты только вы, – посоветовал я Барлоу. – И пусть они набьют вам морду.

Он отключил свой аппарат. Костя взглянул на меня.

– Опять они? – тихо спросил он.

Я молча кивнул. Саша, сидевшая на заднем сиденье, уже знала, что у меня большие неприятности, поэтому ей нужно быть готовой к любым неожиданностям.

– Может, нам не ездить к мистеру Кервуду? – неожиданно произнесла она. – Если у тебя неприятности…

Я посмотрел на притихших детей. Мужчина должен уметь защищать свой дом, свое потомство, свое будущее. Это нормально. Напрасно Барлоу и его головорезы думают, что меня можно испугать. Напрасно они полагают, что я так просто сдамся.

– Едем, – решительно сказал я, прибавляя газу, – и будем веселиться.

Дом Кервуда находился в самом центре города. В этот вечер у него в гостях собрался весь цвет городка. Был и наш местный шериф, и судья, приехавший из Огасты, и даже помощник губернатора. Все произносили тосты за успех Кервуда на будущих выборах. Он в паре с новым губернатором собирался баллотироваться в вице-губернаторы штата. Учитывая, что у нас были очень сильные позиции республиканцев, успех ему был почти гарантирован. Не знаю почему, но все приехавшие из бывшего Советского Союза эмигранты всегда голосуют за республиканцев – за партию белых состоятельных людей с определенными принципами. В лозунгах демократов есть нечто демагогическое. Весь сброд Америки всегда за них. Все эти негры, пуэрториканцы, мексиканцы, китайцы, вьетнамцы. Я не расист, конечно, но неприятно, что все, кто плохо говорит по-английски и имеет другой цвет кожи, как правило, предпочитают демократов. Плюс сексуальные меньшинства. Полный набор. А сам Клинтон, хоть и обеспечил Америке неслыханное процветание, тоже не был идеальным образцом для подражания. Завравшийся аферист с красным лицом, который всех обманывал, бабник, который готов был осчастливить любую сучку. Нет, я за республиканцев, за твердые принципы в семье и в государстве. Хотя, откровенно говоря, избранный после Клинтона Буш оказался таким пустым местом, что многие пожалели о своем выборе.

В общем, эти республиканцы заранее праздновали победу в доме Уильяма Кервуда, а мы с детьми были участниками большого праздничного ужина в семейном кругу, посвященного решению хозяина дома выдвинуть свою кандидатуру на пост вице-губернатора. Интересно, что думали наблюдатели мафии, которые следили за нами. Или их представители были среди приглашенных гостей? Я вглядывался в лицо каждого, пытаясь определить, кто из них мог оказаться собеседником Барлоу или его шефа. Но передо мной сидели респектабельные состоятельные люди, совсем не похожие на бандитов. Хотя, наверное, главари мафии тоже не похожи на обычных бандитов.

Ужин закончился поздно, и мы возвращались домой, когда Костя заметил фары идущего следом автомобиля. Он осторожно коснулся моей руки.

– Они едут за нами, – показал он на машину, идущую позади.

– Почетный эскорт до нашего дома, – пошутил я. – Ничего страшного. Они останутся на холме и в дом не въедут.

Мы проехали дальше, а машина свернула к месту, откуда они обычно вели наблюдение за нашим домом.

Костя усмехнулся.

– Почему ты это терпишь? – спросил он. – Позвони шерифу или в полицию. И через пять минут их арестуют. А потом выйдут на главарей. Или возьми винтовку и перестреляй сволочей, чтобы не торчали у нашего дома.

– Нельзя просто так стрелять в людей, если они находятся на приличном расстоянии от твоего дома, – пояснил я. – Ни один суд не признает это самообороной. Это во-первых. А во-вторых, если даже я позвоню шерифу и он заберет обоих наблюдателей, их отпустят уже через час. Что можно поставить им в вину? Наблюдение за моим домом? Но это не уголовное преступление. Остановку в неположенном месте? Но там разрешена стоянка автомобилей. А мои слова будут против слов двух свидетелей. В этой стране мало только моих показаний. Чтобы арестовать свободных граждан свободной страны, нужны еще показания других людей. Это тебе не Питер, где у них выбили бы признания. Через час приедет их адвокат, и шериф выпустит обоих под залог до суда. Вот и все, что может случиться. А потом они приедут ко мне и возьмут дом штурмом. И пока сюда приедут шериф и полиция, на месте дома останутся одни головешки.

– Убедил, – удрученно согласился Костя, – ну и паскудная у вас, миллионеров, жизнь.

Он вышел из машины и пошел в дом. Саша хотела выйти следом, но я задержал ее за руку.

– Когда Костя пойдет спать, спустись в подвал, – попросил я ее, и она молча кивнула.

Едва мы вошли в дом, как позвонил Барлоу.

– Через три дня мы встречаемся в Монреале, – сухо сообщил он мне. – У вас ничего не изменилось?

– Ничего. Вам, наверное, уже доложили, что мы, все трое, вернулись домой. Думаю, что ваши люди имеют приборы ночного видения и могут удостовериться, что мы все вернулись.

– И правильно сделали, – сказал Барлоу. – Вы настоящий отец. До свидания.

На этот раз я отключил телефон не попрощавшись. Этот тип еще смеет говорить мне такие вещи! Когда Костя поднялся к себе, Саша спустилась в подвал. Я прошел следом.

– Ты помнишь все, о чем я тебе говорил? Она прикусила губу от волнения. Совсем маленькая девочка, которую я подвергаю риску. Хотя она считает себя в тринадцать лет уже взрослой. Как она говорит, «тинейджером».

– Костя тоже поедет со мной? – спрашивает она.

– Нет, Костя поедет в другое место, – от волнения у меня дрожит голос. – Сейчас, Саша, я скажу тебе об одной вещи, об этом не должен знать никто. Никогда и никто. Ни один человек на земле, кроме Бога. Даже во сне ты не должна этого говорить. Я скажу тебе, где спрятаны мои деньги. Если со мной что-нибудь случится, ты должна их оттуда взять, когда тебе будет очень плохо. Но никому не говори о них.

Она кивает, и я рассказываю ей о спрятанном миллионе долларов, называю код шифра и объясняю, как получить ключ. Она может сказать, что потеряла ключ. В договоре, который я подписал с банком, значится, что ключ не имеет особого значения. К сейфу можно допустить только того, кто назовет мой личный пароль и сумеет набрать нужную комбинацию цифр. Только этот человек имеет право получить два ключа и открыть сейф. Теперь я рассказываю об этом Саше. Она внимательно слушает. Саша – настоящая американская девочка. При разговоре о больших деньгах она становится деловитой, собранной, сосредоточенной. Может, американцы правильно считают, что самое главное в жизни – деньги? Может, они верно воспитывают своих детей в уважении к этим зеленым бумажкам? Мы всегда презирали деньги. Для нас был важен пафос, энтузиазм, идеология. Пусть плохо оплачиваемая работа, зато интересная. Пусть пошлют в глухомань или тайгу, зато на живую работу. Даешь БАМ, где нет ничего человеческого и все нужно обустраивать самим. Даешь Афганистан, куда мечтали попасть сотни молодых офицеров, подавая рапорты. Интересно, что те, кто отправлял нас на БАМ, сами туда не спешили и становились послами и министрами, забывая о дураках, уехавших в Сибирь. А кадровики и штабисты, которые делали карьеру в Москве, пачками штамповали приказы о наших переводах в Афганистан и, наверное, посмеивались над нашим глупым энтузиазмом. Американцы перевели все на деловой лад. За все нужно платить. И хорошо платить. Мерилом любого труда являются деньги, которые ты за него получаешь, а все эти почетные грамоты можешь использовать в сортире.

Наверное, я становлюсь циником. Или уже давно им стал. Наверное, со мной трудно теперь разговаривать. Ведь я, поселившись в Америке, невольно стал немного похожим на своих соседей. Прагматичный, рациональный, немного верящий в Бога, а еще больше в Доллар, я стал таким же, как они.

– Я все поняла, – успокаивает меня Саша, – ты не переживай. Я все сделаю, как нужно. Только плохо, что тебя не будет рядом со мной.

Она прижимается ко мне и целует меня в щеку. Врешь, старый поганый Франклин, ничего у тебя не получилось. Деньги – не самое главное в жизни. Даже услышав про миллион долларов, который она получит, эта девочка подумала прежде всего об отце, с которым она может не увидеться. Врете, сволочь Барлоу и вся ваша компания. Ничего у вас не выйдет. Бог сильнее дьявола. Бог сильнее вашего Доллара. Бог сильнее всех.

Я закрываю глаза и прижимаю девочку к себе. Я действительно люблю ее, как дочь. Столько дней и ночей мы провели вместе. Мы сильно привязались друг к другу. Как я мог подумать, что деньги могут заменить моей дочери отца? И почему я так плохо думаю об американцах? Это неправда. Когда нужно, они рискуют своими жизнями, спасая детей, попавших в огонь, или бросаются в реку, чтобы вытащить тонущую собаку. И не все здесь поклоняются Доллару. Если бы это было так, не было бы такой великой страны, как Америка. Для них свобода прежде всего, а уже потом этот поганый Доллар, который, конечно, их сильно портит. А кого он не испортил?

Мы сидели в подвале целых двадцать минут. Саша призналась, что ей нравится один молодой человек, но она не знает, как об этом с ним заговорить. А теперь ей приходится уезжать.

– Ничего, – сказал я с тяжелым сердцем. – Может, это ненадолго. Может, ты скоро вернешься.

Она взглянула на меня, но ничего не сказала. Дети интуитивно чувствуют, когда вы врете. А может, я просто не сумел убедительно соврать. В другие времена у меня это лучше получалось. Мы поднялись наверх, и я пожелал ей спокойной ночи. Потом поднялся в комнату Кости. Он уже спал, разметавшись по постели. Укрыв его одеялом, я еще раз полюбовался им. Каким красивым молодым человеком стал мой сын! Столько лет я провел без него, и теперь какие-то бандиты хотят отобрать у меня последнюю надежду. Я просидел у его постели целый час, укрывая его, когда он раскрывался. И только потом пошел вниз. Мне нужно было подготовиться и немного отдохнуть. Следующий день должен был стать самым главным в моей жизни.

НЬЮ-ЙОРК. ЮЖНЫЙ МАНХЭТТЕН.
ДЕНЬ ВТОРОЙ

Когда Джулио начинает сердиться, лучше с ним не разговаривать. Чезаре Кантелли всегда помнил, кому он был обязан своей успешной карьерой и обеспеченной жизнью. Но когда Джулио начинал багроветь, хватая губами воздух, Чезаре знал, что вслед за этим из уст его патрона прозвучит некое определение в адрес человека, которого после этого можно считать покойником. И теперь подобное определение могло прозвучать в адрес самого Чезаре.

– Почему мы столько ждем, Чезаре? – зло спросил Джулио после того, как поговорил с кем-то из знакомых.

Когда он вернулся после обеда, Чезаре понял, что шеф явно не в духе. Очевидно, ему высказали, что думают по поводу его «успехов» в Барселоне и негласной договоренности в Милане. Откровенничать Джулио не умел и не хотел. Оправдываться было невозможно. Оставалось выслушивать порицания, переходящие в оскорбления.

– Маурицио сообщил, что у них все в порядке, – сразу доложил Чезаре, – можно не беспокоиться. В ближайшие несколько дней…

– Мне надоело ждать, Чезаре, – зло прервал его Джулио. – Неужели нужно так много времени, чтобы найти исполнителя? И если они не могут решить такой легкий вопрос, может, вообще не стоило с ними разговаривать?

– Они уже нашли исполнителя, – пробормотал Чезаре, понимая, что еще больше раздражает собеседника.

– Хватит! – прервал его Джулио. – Мне надоело слушать об их успехах. Наши друзья в Европе потеряли сотни миллионов долларов из-за упрямства одного чиновника, к тому же бывшего. И мы не можем решить такую простую проблему! Что будут думать о семье Анчелли? Решат, что с нами нельзя иметь дело. Мы будем опозорены на весь мир, Чезаре! И все потому, что я послушался тебя. Мне нужно было самому взяться за это дело.

– По моим сведениям, они долго искали подходящего человека, – выдохнул Чезаре. – Нужен такой специалист, который не вызывал бы сомнений у наших «друзей». Его нашли, но он долго отказывался. Пришлось объяснить ему, что нельзя пренебрегать подобными предложениями, иначе он может потерять своих детей.

– У него есть семья?

– Двое детей.

– Это хорошо. Когда у человека есть семья, он привязан к своему дому, к близким. Тогда он не делает глупостей. Я думаю, они правильно поступили, напомнив ему о семье. Он согласился?

– Да, конечно.

– Вот видишь, Чезаре, как важно вспомнить о семье в нужный момент, – удовлетворенно сказал Джулио. – И когда они думают, наконец, приступать?

– Они уже были в Монреале. Думаю, что через несколько дней все будет в порядке.

– Значит, на следующей неделе ты меня обрадуешь, – твердо решил старик. – И учти, Чезаре, что это ты предложил мне вариант с «русскими». Я никогда с ними не работал и не собираюсь этого делать впредь. Мы всегда имели дело только с членами нашей семьи. Или с нашими друзьями, которым можем верить.

– Я понимаю.

– Скажи Маурицио, чтобы был готов действовать. Как только они выполнят наш заказ, он должен убрать всех, кто знал о нашей встрече. Всех, Чезаре. И передай ему, что я разрешаю пока оставить в живых только двоих. Один из них ты.

– Спасибо, – пробормотал Чезаре, – а кто второй?

– Не догадываешься? – покачал головой Джулио. – С годами ты стал глупеть. Второй человек, который будет знать о нашем разговоре и останется в живых, – это я. Таким образом, нас будет двое. Ты и я. Но в какой-то момент я могу решить, что двое – это очень много. Ты так не считаешь, Чезаре?

Сегодня он явно был не в настроении. Джулио никогда не разговаривал в подобном тоне со своим советником. Лучше ему сегодня не возражать.

– Я могу ехать? – поднялся Чезаре.

– Можешь, но помни мои слова. Как только в Монреале прогремят выстрелы, Маурицио должен сделать свое дело. Чисто и аккуратно. Мне не нужны лишние свидетели. Может быть, полиция и ФБР их и не найдут, но семья Салерно найдет и заставит рассказать о нашей встрече. Там было только два человека. Это не так много, Чезаре.

– Я все понял, – Чезаре выдохнул воздух и вышел из кабинета. Очевидно, он действительно недооценил это дело, если Джулио разговаривал с ним в подобном тоне. Значит, кто-то позвонил ему из Европы. И этот человек был столь влиятельным, что Джулио, проглотив все упреки, сорвался на своем советнике. А раз он сорвался таким образом, то нужно самому контролировать устранение бывшего премьера. Черт возьми, в Нью-Йорке девять из десяти людей не найдут Украину на карте, а Чезаре нужно решать проблему бывшего премьера этой страны. Но Джулио настроен решительно. Нужно будет поторопить русских, чтобы они поняли, насколько важно устранение этого чиновника.

Чезаре сел в машину и взглянул на водителя. После такого разговора он не имеет права никому доверять.

– Куда едем? – спросил водитель. Это был итальянец, член семьи Анчелли. Более того, он был личным телохранителем Чезаре. Но тот не собирался доверять даже своему телохранителю.

– Никуда, – отрывисто бросил Чезаре. – Останови машину через два квартала у телефонной будки. И посмотри, чтобы за нами не следили.

Покинув автомобиль через два квартала, Чезаре прошел к станции метро, спустился вниз и неожиданно повернул в другую сторону, выйдя с противоположной стороны. Здесь, где у стены стоял телефон-автомат, хорошо просматривался весь коридор. Если бы кто-то вздумал его подслушать, он бы наверняка это увидел. Чезаре опустил две монеты и набрал номер Ерофеева.

– В чем дело? – спросил Чезаре. – Мне казалось, что мы обо всем договорились.

– Мы готовы, – сообщил Ерофеев. – Через три дня все будет в порядке.

– Вы уверены в успехе?

– Да. На всякий случай мы подстраховались. Можете не сомневаться, все будет в порядке.

– До свидания. Я позвоню вам через три дня.

Чезаре повесил трубку, затем достал еще несколько монет и, бросив их, набрал другой номер.

– Я буду ждать тебя на углу третьего авеню, – сообщил он собеседнику, – пятьдесят вторая улица. Сядешь в мою машину.

Он снова повесил трубку и обернулся. Рядом никого не было. Выйдя к автомобилю, он приказал водителю отвезти его на третью авеню. Через двадцать минут в салон его автомобиля сел высокий мужчина со стертым лицом. Он был в шляпе и длинном плаще, несмотря на теплую погоду. Взглянув на водителя, Чезаре приказал ему выйти из автомобиля. Водитель остановил машину и вышел, закрыв дверцу. Он отошел на некоторое расстояние, чтобы оставаться рядом, если его позовут.

– Что у них? – спросил Чезаре, обращаясь к Маурицио.

– Они готовы, – подтвердил тот. – Нашли человека, проверили место. На всякий случай готовят второго.

– У тебя точные сведения?

– Я плачу хорошие деньги за точные сведения.

– Хорошо. Приготовь людей. Сразу после Монреаля, как только я передам условный сигнал, ты должен… – На всякий случай Чезаре, не произнося ни слова, провел ребром руки по шее, и Маурицио его понял, кивнув в знак согласия..– Оба участника нашей встречи. Ты понимаешь?

Маурицио снова кивнул. Он тоже не хотел ничего говорить, опасаясь, что ФБР может записать их разговор. Он поднял два пальца, как бы спрашивая: «Обоих?» Чезаре кивнул в знак согласия. Маурицио опустил руку и тоже кивнул в ответ.

– Как ты думаешь, у них не сорвется? – спросил Чезаре.

– Не думаю. Они приготовили два варианта. Не должно сорваться.

– Тогда договорились. Мой сигнал… – Чезаре наклонился и прошептал на ухо условный сигнал.

Разговор был закончен. Маурицио вышел из автомобиля, мягко закрыв дверцу, и подозвал водителя. Через минуту машина отъехала. Чезаре сидел мрачный. Если в Монреале по каким-либо причинам все сорвется, придется поручить Маурицио самому отправиться в Канаду и решить вопрос с этим бывшим чиновником. В конце концов, самое важное – выполнить обещание Джулио, которое он дал своим европейским друзьям, а свалить вину на кого-нибудь можно будет всегда. Если понадобится, придется пожертвовать даже самим Маурицио, лишь бы выполнить поручение, данном им из Европы.

Чезаре не знал, что в тот момент, когда он встречался с Маурицио, Семен Ерофеев докладывал Когтю о своей беседе:

– Звонил Чезаре Кантелли. Торопит нас. Спрашивает, когда мы выполним их «заказ».

– Ты бы послал его подальше, – лениво посоветовал Коготь. – Он, видимо, не представляет, как трудно найти подходящего человека. И сколько денег пришлось потратить. Ты бы ему сказал, что мы уже потратили тысяч двести.

– Ему это неинтересно, – ответил Ерофеев.

– А мне неинтересно выполнять их … заказы, – прохрипел ругательство бандит.

Ерофеев поморщился.

– Подожди, – сказал он, – не нужно так нервничать. Мы уже все подготовили. Левша должен через три дня приехать в Монреаль и там все решить. Если вдруг сорвется и он не сможет поехать, мы на всякий случай приготовили Гримасника. Он тоже будет стрелять, но его оставлять в живых нельзя. Иначе начнет рассказывать, зачем его вызвали и всякие там глупости. В общем, у нас все готово, я думаю, эти «макаронники» останутся довольны. Конечно, лучше, если будет стрелять Левша. Его можно будет потом предъявить суду присяжных, как они и просили.

– Вечно эти итальянцы пудрят людям мозги, – раздраженно проговорил бандит. – Нужно просто убрать человека. Так бы и сказали. Нет, им еще и убийца нужен, чтобы его потом на суде показать. Не страна, а сборище юристов с их вонючими законами. Не нравится мне здесь. И вообще не нравится мне эта история.

– Почему не нравится? – рассудительно спросил Ерофеев. – Они ведь объяснили причины. Им важно, чтобы бывшего украинского премьера убил кто-нибудь из наших. Не связанный с кланом Анчелли. Как раз все понятно.

– Умный ты, Сема, человек, – вздохнул Коготь, – я это всегда говорил. Только ты в колониях не бывал, в зону не ходил. И поэтому опыта у тебя нет. Думаешь, зачем Анчелли нужен убийца? Именно такой убийца, из наших? Чтобы его полиции показать? Нет, конечно. Они так от других семей отмазаться хотят. Понимаешь?

– Конечно, понимаю. Мы так и договаривались. Почему тебя это начало волновать?

– И все-таки ты не понимаешь. Знаешь, как в зоне обычно бывало? Если в бараке есть хотя бы одна сука, то начальство все равно правду узнает. И чтобы никто не узнал, нужно быть уверенным, что в бараке никого из них не осталось. Всех извели под корень. Понял?

– Нет. Я в бараках не был. Ты меня извини, но скажи прямо, чего ты беспокоишься?

– Если им так важно подставить убийцу, чтобы никто об этом не узнал, значит, им еще важнее будет потом обеспечить себе алиби. Они ведь знают, что кроме убийцы остались еще два человека, которые могут рассказать о нашем договоре. Это мы с тобой, Сема. Теперь-то ты меня понял?

Ерофеев нахмурился. Он обдумывал услышанное и чем больше думал, тем сильнее хмурился. Наконец он произнес:

– Они на такое не пойдут.

– Еще как пойдут, если понадобится, – возразил Коготь. – Ты ведь их психологию лучше моего знаешь. Вот и поразмысли. Пойдут они на это или не пойдут.

Семен Ерофеев долго молчал. Потом неожиданно спросил:

– У тебя ничего нет? Мне, кажется, укол нужно сделать.

– Потерпишь со своим уколом, – зло прошептал Коготь. – Ты мне лучше скажи, что нам делать.

– Не знаю, – честно признался Ерофеев, – я в такие игры не играл и в зоны не ходил. Я действительно не знаю. Но выйти из игры мы не можем. Иначе нас точно уберут. И потом, не стоит переживать. Если Левша не справится, то Гримасник его заменит.

– Вот видишь, – рассудительно заметил Коготь, – иногда и моя башка на что-нибудь годится. Выходить мы, конечно, не будем. Не для того такую игру начинали. Левшу мы им обязательно подставим. Только пусть Гримасник будет запасным вариантом. И в любом случае нужно будет их сценарий немного подправить. Левша не должен остаться до суда, иначе они будут считать, что мы слишком много знаем. Я думаю, нужно сделать так, чтобы Левша погиб в Монреале. Но погиб так, чтобы все узнали о его причастности к этому преступлению. Сумеешь придумать?

– Нужно убить его сразу после выполнения нашего «заказа», – задумчиво произнес Ерофеев. – Но мы ведь готовили его для суда. И ты ему слово дал.

– Как дал, так и взял, – разозлился Коготь, – когда твоя жизнь на кону против твоего слова, знаешь, что перевешивает? Вот, вот. Поэтому ты мне не напоминай никогда про наш разговор. И потом, я правду сказал. С его детьми ничего не случится. Никто их и пальцем не тронет. А с Левшой мы тоже не виноваты. Я ведь действительно думал его подставить, как итальянцы просили. Только теперь думаю, что очень опасное это дело. Его в живых оставлять нельзя. Для нас опасно, Сема. Поэтому для всех лучше будет, если он вдруг погибнет.

– Итальянцам не понравится.

– Черт с ними. Нам главное – в живых остаться. У меня нет столько бойцов, сколько у этого Анчелли. И денег таких нет, и связей. Он, если понадобится, может на нас всю полицию напустить. И вообще из страны выслать. Поэтому нужно сделать так, чтобы ему понравилось. Ссориться с ним необязательно, но и под пули его головорезов я подставляться не хочу. В общем, решили. Позвони своему Барлоу и прикажи все обдумать. И сам подумай крепко. Нам с тобой еще пожить нужно. Мы с тобой совсем молодые люди.

– Мне укол нужен, – хмуро напомнил Ерофеев.

– Успеешь со своим уколом, – заорал Коготь. – Я тебя говорю, звони Барлоу и прикажи сюда приехать.

Вечером того же дня Барлоу вышел из дома Ерофеева и сел в свою машину. Выехав из Бруклина, уже на мосту, Барлоу, оглянувшись, достал мобильный телефон. Это был второй аппарат, зарегистрированный на чужое имя. Он набрал номер и терпеливо ждал, пока ему ответят. И когда наконец ответили, он сказал:

– Маурицио, это я. Они хотят изменить план. Не оставлять Левшу в живых. Нет, я не знаю, почему они так решили. Но у них, возможно, есть какой-то другой вариант.

Через минуту Маурицио позвонил Чезаре. Выслушав сообщение, Чезаре пожевал губами и произнес:

– Сеньор Джулио прав, Маурицио. Этим русским бандитам нельзя верить. Пошлешь своих людей в Монреаль. Пусть сделают так, чтобы убийца остался в живых. Если понадобится, пусть они его на руках к нам принесут. Только чтобы он живым остался. Ты меня понял, Маурицио? Живым!