Электронная библиотека » Далия Трускиновская » » онлайн чтение - страница 17


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 16:57


Автор книги: Далия Трускиновская


Жанр: Научная фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Я вдруг сообразил, что отвлекся от главного. Женщина глядела на меня огромными глазами – и вдруг, подойдя, опустилась на колени. Она поверила наконец, что речь пойдет о Нем.

Мужчина стоял, насупясь. Он еще не понимал смысла моего рассказа.

– Рагуил провел меня туда, где сидел на камне Он, рядом же стояли двое юношей, слушали Его тихую речь и следили за Его перстом, а он рисовал на песке фигуры, которые, очевидно, были необходимы для понимания, – сказал я и вспомнил очертания: круг, пересеченный линиями, две из которых образовали косой крест, и буквы «ламед» и «вов», вписанные в образовавшиеся треугольники. – Фигуры эти очень не понравились книжникам, но они пришли сюда не пререкаться из-за мелочей, а расставить Ему ловушку. Они хотели заставить Его пойти против закона Моисеева. Они придумывали эти ловушки с усердием, достойным лучшего применения…

Вспомнив былое, я невольно усмехнулся. Усердие в конце концов погубило их – вытребовав распятия для Иисуса, они своими руками обрушили свой великолепный храм, куда и сам я не раз приходил на Пасху.

– Так, привели блудницу – а дальше что? – вернул меня к рассказу мужчина. И вдруг я ощутил зависть к нему. Мы трое – Рагуил, женщина и я, – уже слышали те Его слова, уже в жизни своей руководствовались ими, как умели, ему же только предстояло услышать и принять…

– Ты что, Евангелия не читал? – возмутилась женщина, но Рагуил не допустил дальнейших выпадов, а смешно погрозил ей пальцем.

Исказился мир, подумал я, если женщина упрекает мужчину в незнании Писания… Но следовало продолжать.

– Толпа остановилась. «Сейчас Он изречет Свое решение, – сказал Рагуил. – Учись, пока не поздно. Не так уж много Ему осталось судить на земле…» – «Разве Он пришел, чтобы судить?» – спросил я, поскольку знал, какие слова уже были сказаны: «Ибо не послал Бог Сына своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него». «Он пришел, чтобы научить», – ответил мне на это Рагуил. «Знает ли он, что в толпе может не оказаться ни одного ученика, чтобы понять смысл урока?» – спросил я со вполне понятной горечью. Ведь я своими глазами видел и своими ушами слышал, как люди внимали притчам – и не понимали их смысла. «Знает. Но знает также, что ты где-то поблизости», – сообщил мне Рагуил. И тут книжники выпихнули вперед блудницу – совсем молоденькую, лет пятнадцати, не более. «Учитель! – поднятой рукой усмирив шум, обратился к нему старший из книжников, осанистый и седобородый. – Эта женщина взята в прелюбодеянии. Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями. Ты что скажешь?»

И вновь перед моими глазами возникло лицо, склоненное, полузакрытое длинными русыми волосами, разобранными на прямой ряд и свесившимися вдоль щек. На первый вопрос Он не ответил, а продолжал рисовать.

Мужчина явно не знал этого, и я описал, как книжники спросили дважды и трижды, как из толпы услужливо сообщили подробности прелюбодеяния, как, внезапно осмелев, закричала и попыталась пробиться к дочери мать, но ее поймали в охапку и не пускали сильные мужчины. Я говорил – и все отчетливее видел это утро, и полосатые груботканые плащи, и белые платки мужчин, намотанные на головы до самых бровей, и взлетавшие при взмахе рук пронзительно-голубые, более яркие даже, чем небо, полосы на белых таллитах, и зажатые в кулаках острые камни, только лиц этих людей я не видел, потому что они были сейчас единой толпой, толпа же безлика, она – зверь, и тогда, в Галилее, я, следуя за Ним по приказу Рагуила, говорил с Иоанном и употребил это сравнение. «Зверь», – повторил Иоанн, и в тот миг видел внутренним взором нечто ужасающее. Потом Иоанну было откровение, и страшный лик Зверя с его легкой руки сделался образом сатанинского богохульства.

– Продолжай, друг Даниил, – попросил архангел.

– И Он наконец сказал им: кто из вас без греха, первый брось в нее камень. Он сказал это негромко и спокойно, как отвечает разумный отец детям, что отвлекли его своими детскими заботами от важного дела. И опять, наклонившись низко, писал на земле, а двое юношей, видя его неколебимое спокойствие, нагнулись, чтобы лучше разбирать написанное. Толпа замерла. Эти люди долго бы простояли в изумлении, но у одного хватило ума бросить камень наземь и, сопроводив его словом, которое я повторять не стану, удалиться большими и быстрыми шагами.

– И все остальные тоже разбежались, – кивнул мужчина. – Обычное дело.

– Иные разбежались, а иные уходили медленно, все еще сжимая камни, – возразил я. – Но любопытно, что все эти люди молчали. Он пробудил в них мысль, и мысль малоприятную… «Его суд краток, – сказал мне Рагуил. – И Он знает, как быть с теми, кто взял на себя право судить злобно, пусть даже по древнему закону. Но это еще не все».

– Да, оставалось главное, – подтвердил Рагуил.

– Перед ним осталась стоять только женщина, которую обвиняли в прелюбодеянии. Она стояла, освещенная горячим солнцем, совсем одна, даже ее мать и тетка боялись подойти к ней. Тогда Он поднял голову. И взгляд Его был таков, что женщина закрыла лицо руками. Очевидно, она была виновна не только в том, что не закричала. И она видела, что Ему это известно. Она ждала кары более суровой, чем каменный град. И одно это ожидание кары искупило грех – так мне сказал потом Рагуил.

– Да, лучше уж сразу пулю в затылок, чем камера смертников, – согласился мужчина. Женщина метнула в него такой взгляд, что стало ясно: когда эти двое останутся наедине, он много чего услышит о пробелах в своем воспитании.

– Скажи ему, что было дальше, – попросил Рагуил, но не меня, а стоявшую передо мной на коленях женщину.

Она помнила те слова наизусть, хотя придавала им какое-то иное, а какое – мужчинам не понять, значение.

– «Но Иисус, восклонившись и не видя никого кроме женщины, сказал ей: женщина, где твои обвинители? никто не осудил тебя? Она отвечала: нет, Господи! Иисус сказал ей: и Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши».

– Да, именно так, – подтвердил я, улыбнувшись ей одобрительно. – Я полагал, что это и есть весь урок, который мне следует вынести из Его суда, но Рагуил спросил: «Как полагаешь, только ли женщину спас Он, или кого-то еще?» «Очевидно, ее мать и других родственников – от скорби и отчаяния», – неуверенно ответил я. «Нет, – сказал Рагуил, – он спас шестьдесят два человека из тех, что сжимали в руках своих камни. Он не позволил им впасть в грех неправого осуждения. Но они об этом никогда не узнают».

– И они действительно никогда об этом не узнали, – подтвердил архангел. – Вот так Даниил столкнулся с правилом Любви в деле справедливости. и, признаться, был сильно озадачен. Впоследствии он читал евангелия, все четыре, те места, где противопоставляются закон Моисеев и Христов. И тяжко ему было признавать правоту Иисуса…

– Мне и сейчас это тяжко, – согласился я, – ибо закон Моисеев лишен противоречий, исполнение его просто, Иисусов же удерживает карающую руку и делает понятие справедливости ускользающим… Я люблю Иисуса – из тех, кто видел и слышал Его, мало найдется таких, что не полюбили… Но я не находил в себе любви к клятвопреступникам и ворам. Он учил не противиться злу – а я всю жизнь учил сопротивляться! Рагуил, ты ведь и сам учил меня отражать зло!

Сейчас я сам себе был противен с этим запоздалым негодованием на архангела. Однако по его вечно юному лицу я понял, что задел за живое.

– Да, учил, да, послал тебя в мир нести справедливость, – подтвердил он с несвойственным архангелу волнением. – И пусть Он простит меня, но скажу прямо – блаженным было время, когда Грань представлялась бездонной пропастью. Теперь же она – черта, проведенная ногтем по белой скамейке. Боюсь, что законоучители что-то перемудрили со смирением. Вначале все было понятно – Он не желал умножать в мире зло. Но ведь оно умножилось! И мы похожи на каменщиков, которым велели возводить храм, но перед тем связали им за спиной руки. Слепое соблюдение Закона Любви…

Тут он замолчал, поняв, что говорит непозволительные вещи.

– Я честно старался понять и делать по Его слову, – сказал я. – Но ты привел ко мне сюда мужчину и женщину, нарушил мой субботний день, дал моей отдыхающей душе труд. Для чего, Рагуил?

– Для того, чтобы не было меж нами лжи, – ответил он. – Они идут тем же путем, что и ты, и те же вопросы их беспокоят. Так пусть они знают, что они – не первые, и до них соблюдение Закона Любви было мучительно, и после них легче не станет! Но иного пути нет, друг Даниил…

– Ненависть возбуждает раздоры, но любовь покрывает все грехи, говорил царь Соломон, – тут я задумался. – Много в его речах простой мудрости, унаследованной от совсем древних предков, но много и такого, что трудно применить к жизни. Вот эти слова о любви, покрывающей грехи, всегда ли применимы? Отец, жестоко убивший разбойников, чтобы спасти сына, – оправдан ли Соломоновой мудростью?

– Ты вернулся к закону Моисееву? – спросил архангел, а женщина легко поднялась с колен.

– Мыслями своими я вернулся, и хочу вновь пройти путь, который в конце стал меня угнетать. Возможно, я найду место, откуда окину взглядом оба закона, и оставшийся за спиной, и простершийся предо мной, возможно, я с Божьей помощью пойму, как совместить справедливость одного и любовь другого, – ответил я. – Но не сейчас. Сейчас я нуждаюсь в отдыхе.

– Ступайте, – велел Рагуил мужчине и женщине. – Вы услышали то, что должны были услышать, возлюбленные, и легче вам от этого не стало. Но, может быть, вы, прислушавшись к молитве Данииловой и уловив в ней странные слова, не сочтете их оговоркой…

– А что за слова? – спросила женщина.

– Крест наш насущный даждь нам днесь, – тихо сказал архангел.

Я вздохнул.

Они поклонились мне и молча ушли – не так, как ходят муж и жена, он – впереди, она – следом, и не так, как юноша идет за девушкой, и даже не так, как могли бы идти старший брат и младшая сестра. Я отчетливо видел в сухом, пронзительно чистом и ясном воздухе – пустыня, бывает, обманывает зрение, но сейчас она бы устыдилась обмана, – как, идя рядом, эти двое клонятся друг к другу, словно бы норовя соприкоснуться висками…

– Это не муж и жена, это не брат и сестра, – сказал я. – Кто эти двое, Рагуил? Что их связывает, если не узы плоти?

– Не брат и сестра, не муж и жена, и ни разу не разделили ложе, – согласился он. – Если ты им скажешь, что они исполняют Закон Любви, горечь будет в ответных взглядах. Очевидно, эти двое – из тех, кто обречен искать в жизни невозможное.

– Как и ты, архангел, – напомнил я. – Как и те, кого ты соблазнил прекрасным словом «справедливость». Не мне одному стало тяжко на этом пути…

Я неторопливо встал и поднял с земли плащ. Там, где он лежал, осталось серебристое, медленно тающее пятно.

– Ты возвращаешься? – спросил Рагуил.

– Я бы хотел побывать у Геннисарета и попытаться понять, как вышло, что…

Он кивнул. В моей жизни было мало женщин, и той, которая осталась на Геннисаретском берегу, я тоже не дал счастья. Всю жизнь что-то мешало мне любить. Уж не за это ли качество избрал меня Рагуил, подумал я, уж не оно ли помогло ему увидеть во мне истинного исполнителя закона Моисеева?

И опять перед внутренним взором встали два лица.

Это были старцы, осужденные на смерть из-за своей нелепой клеветы.

Возможно, Он бы нашел возможность их спасти. Он бы произнес такое слово, что и Сусанна очистилась бы от подозрений, и два старых похотливых безумца, не выдержавшие испытания пышной плотью, остались жить и набираться ума…

Но у меня такого слова не получилось. И там, на берегу Геннисаретского озера, я сел бы в известном мне месте и попытался, с опозданием во много сотен лет, сочинить это слово… это уже никому, кроме меня, не нужное слово…

* * *

– Что же делать? – спросила я. – Как ты полагаешь, что я могу сделать, чтобы он немного иначе посмотрел на все это?

Новообращенный Даниил пожал плечами. Он сам был в больших сомнениях – видел, что не больно-то по сценарию развивается замысел трех архангелов: взять не просто профессионалов, способных разобраться в странном деле, а людей темпераментных и способных на сильные чувства. В конце концов, и Нартов, и Марчук, и Валевский, и совсем еще молоденький Гошка, и ребята из других бригад были просто менты, следаки, рабочие лошадки, серые солдатики, во многом ограниченные, верящие в силу наработанных приемов; архангелы же могли мобилизовать немалый интеллектуальный потенциал и прийти к тому же результату без лишней суеты. Взяли тех, кто сам столкнулся с невозможностью дотянуться до убийцы и подлеца и пришел в ярость; людей, способных в порыве ярости пожертвовать собой, призвали для этого дела…

Но они, соглашаясь с тем, что любовь в какой-то мере служит оправданием любого деяния, еще не поняли закона любви – и не лекции же им было читать, они, сами того не сознавая, еще боялись жить по закону любви, хотя теперь уже вроде нечего было бояться…

Но их никто не торопил. А время между тем поджимало. И все это видели.

– И все-таки?

– А ты – как ты смотришь на это дело?

– Мне легче, я – женщина.

Он понял, что я имела в виду.

Женщинам чаще приходится приспосабливаться – к другим мужчинам, к другим модам, к другим требованиям. Нартов и Марчук уж если что-то одно с детства задолбили (может быть, и впрямь – с детства?) – так этого из них уже не выбьешь. Решительное неприятие Нартовым психологических вывертов демона было совершенно некстати – ведь не приблатненный же кретин сидит перед ним по ту сторону стола и врет напропалую со слезой в голосе!

То, что Нартов, так неосмотрительно выбранный Намтаром в собеседники, никак не мог приспособиться, стало нашим общим горем.

– Да, – произнес Даниил. – Нам бы раньше встретиться.

Вот этого еще недоставало, подумала я, вроде бы у Теофиля Готье было стихотворение «Загробное кокетство»… И тут же другая мысль меня ошарашила: никто же не говорил и не давал понять, что Даниил – тоже призван навеки из земного бытия! А что, если он – вроде меня, сам увязался?..

Очевидно, интерес в моих глазах был очень уж заметным – он улыбнулся. Уголки рта поднялись – получилась классическая улыбка фавна, нежно-лукавая и соблазнительная. Странным образом она повторяла линию Даниилова лба – сверху, где начинали расти волосы, шла такая же ровная дуга и два острых мыска врезались в темную, с проседью, шевелюру.

В отличие от Нартова, Даниил был высок, тонок, узкогруд, но, глядя на широкие сухие плечи, хороший тренер уже представил бы себе, как на правильные и длинные Данииловы кости нарастить красивые мышцы.

– Ничего бы не вышло, – быстро ответила я. – Мы бы столкнулись, искры бы полетели, и все.

Не люблю, когда во мне сразу и откровенно видят хорошенькую самочку.

Сперва, в юности, меня это смущало – я знала, что мне на такую бурную страсть нечем ответить. Потом было время, когда откровенное мужское внимание казалось мне отвратительным. Тогда я и перешла на спортивный стиль одежды: пусть лучше за феминистку принимают!

Понимаю, что мужиков не переделаешь, но знать, что всякий небритый засранец, идущий навстречу, в своем воображении видит меня голой, развернутой к нему задом и готовой исполнять все желания, – уж больно тошнотворно.

При этом было времечко, когда я вовсю красилась и носила юбки на сорок сантиметров выше колена! Оно закончилось, когда я встретила неважно кого и поняла, что со мной все в порядке. Потом было уже необязательно на каждом шагу доказывать себе самой и прочему человечеству свою женственность.

И даже более того – познав свою женственность во всей радостной полноте, убедившись в способностях своего тела, я поняла – есть вещи, которых нельзя испытывать с кем попало. И дальше строила свою жизнь соответственно.

– Ты давно знакома с Нартовым? – спросил Даниил.

– При чем тут это?

Речка внизу сделала поворот, и дорожка – с ней разом. Я поняла это, когда новообращенный Даниил подхватил меня под локоть и удержал – а то бы, увлеченная беседой, так и полетела в воду.

Это был какой-то невообразимый парк – тот самый, где каменные воротца вели к храму. Я уже знала, что раньше в середине стоял особняк то ли князя, то ли графа, в тридцатые годы переделанный в дворец пионеров, а в начале девяностых каким-то непостижимым образом перешедший в частное пользование. Новый хозяин был отнюдь не граф или князь, а о его славном прошлом можно было судить по совершенно кинематографическому финалу жизни: ночью вокруг особняка была перестрелка, это чуть ли не в центре города, и начался пожар. Утром по неснимаемому золотому перстню с печаткой удалось опознать труп хозяина, не было проблем с трупом его очередной подруги, а шесть прочих трупов, мужских, так навеки и остались безымянными.

То ли князь, то ли граф был каким-то архитектурным коллекционером, и в парке можно было увидеть на расстоянии в тридцать шагов античную ротонду и китайскую пагоду. Были также выложенный мелкими камушками грот, кусок готической башни, мост из страшных замшелых валунов и другой – ажурный, была античная мужская фигура на постаменте, с нетронутыми подробностями, но без головы, много там было всякого добра, которое на неподготовленного человека, да еще днем, действовало умопомрачительно. Однако местные жители, видать, притерпелись.

Ночь как-то облагораживала пейзаж, убирала детали, а силуэты, вырастая за поворотами, были благородны и одухотворенны. Мне еще не разу не доводилось целоваться в китайской пагоде или хотя бы рядом с ней…

– Ты любишь его.

– Хочешь сказать, что мне нужно понять нелепость моей любви и заняться нем-нибудь другим?

– Нет, как раз этого я и не хочу сказать…

– Ну так зачем же ты затеял этот разговор?

Он не ответил, и мы молча прошли еще один поворот. Я поднялась на крутой горбик каменного моста и встала точно посередке, Даниил оперся на перила рядом со мной.

– Вот, смотри – два отражения…

– Ага, – согласилась я. – Не обижайся, просто Нартов для меня – это… это…

– Именно потому, что близость невозможна?

– Да, – честно призналась я. – Если бы мы хоть раз были близки, я не полюбила бы его. А он не полюбил бы меня. Странно, правда? Ведь он пропустил сквозь себя много красивых и даже, наверно, обаятельных женщин. Но я знаю, что уже несколько лет он любит меня… Или я зря называю это любовью?

– Нет, ты права – он действительно тебя любит. И это очень цельное чувство. Он не должен ни в чем себя и тебя оправдывать. Я знаю Нартова лучше, чем ты. Мы очень давно знакомы.

– Странно, а мне показалось – вы впервые встретились после твоего крещения.

– Он просто не помнит меня. Крещение – это в какой-то мере преображение. Я, очевидно, сам не заметил, насколько изменился.

– Ты давно знаком с Нартовым – и?

– Так вот – тех женщин, которые ему отдавались, он всегда немножко, самую чуточку презирал…

– Перестань, – обрубила я этот пассаж. Имелись в виду сразу два «перестань». Первое – незачем дискредитировать Нартова в моих глазах, второе – да я и сама это прекрасно знаю…

– Это с мужчинами случается чаще, чем ты думаешь, – сказал, помолчав, Даниил. – Они не в состоянии даже вообразить, что можно одновременно любить женщину прекрасной любовью и иметь ее в постели. Для них это – полнейший абсурд. Ту, чьим телом они пользуются, они могут кормить, поить, защищать, особенно если родит ребенка, а любить – привилегия не тела, а души, вот как они понимают отношения мужчины и женщины. Нартов сделал своей Татьяну, но ты – вторая, кого он в жизни полюбил.

– Кто же тогда была первая?

– Много лет назад Нартов, как всегда, шел по следу. А он ведь если вцепится в след – то мертвой хваткой… И подвернулась ему женщина – как он полагал, случайно. Надо сказать, это была очень красивая женщина…

Она долго не могла понять, почему Нартов не укладывает ее в постель. А у него все в голове перемешалось – желание с безнадежностью и восторг с обычным мужским опасением потерять лицо. К счастью, он достаточно долго колебался – и в конце концов выяснилась ее связь с тем запутанным делом. После чего он стал принимать всех красивых женщин в штыки.

– Ну и очень глупо! – обиделась я за все наше бабье сословие разом.

– Кто обжегся на молоке, тот на воду дует. Возможно, он им мстил – делая презираемыми… Ты не обижайся, но и для Марчука женщина, которая хочет мужчину, сразу падает вниз на много ступенек. И для Валевского.

– А чего обижаться? Это – первый случай, когда я согласна с мужской логикой. Витьку и Алексея оскорбляет, что им не дают почувствовать себя мужчинами. Они – нормальные сильные мужики, они хотят сами добиваться, тратить время и деньги, одержать победу, а бесплатно и по первому свисту – им не нужно! Вся беда в том, что женщины теряют лицо… И это наводит на мысль…

– Какую?

Мысль была: бедные бабы суетятся, боясь проворонить того, кто даст более сильный и яркий оргазм. Когда женщина знает, что у нее по этой части все в порядке, она может расслабиться и получить удовольствие от ритуала – с цветочками, намеками, легкими прикосновениями и прочими обязательными аксессуарами. Женщина, знающая свое тело, всегда чуточку высокомерна – вот что я хотела было сказать Даниилу, да передумала. Пусть я уверена в себе и знаю, как получить желаемое, – но его-то зачем оповещать? Пусть поломает голову, ему не вредно!

– Своеобразную.

– Ну-ну… – видя, что ускользаю, произнес Даниил. – Конечно, тебе виднее. И сейчас у вас с Нартовым самая романтичная пора.

– А главное – вовремя… – это была классическая реплика в сторону.

То, что Даниил сказал дальше, я сперва не оценила по достоинству – изумление пришло потом, когда тема разговора была исчерпана и задавать вопросы было как-то нелепо.

– Даже если ты сама этого захочешь – он не захочет тебя терять. Его душа не захочет, чтобы ты стала как все. Ведь тогда там, в душе, образуется пустое место. А Нартов уже не мальчик, с людьми сходится очень трудно, ты просто не знаешь этого. Так что пустое место – навсегда.

– A mi puerta has de llamar, no te he de salir a abrir y me has de sentir llorar, – глядя на подружку мою, луну, произнесла я горестные испанские стихи.

– Вот именно, – сказал Даниил.

Понял или не понял – подумала я. Очевидно, ангелы владеют всеми наречиями, но он вовсе не ангел… еще не ангел… уж если такие разговоры заводит – точно не ангел!

И как странно не соответствует простенькое русское «плакать» торжественному рыданию испанского «llorar»…

– Чуешь? – вдруг спросил Даниил. – Вот тут, справа, выход к Грани. Как сойти с моста – примерно в десяти шагах.

– Ага.

– И сдается мне, что там кто-то есть.

– Тебе виднее. В конце концов, Грань – одна, мало ли кто еще назначил на ней свидание?

– Это Намтар, – сказал Даниил.

– Откуда ты знаешь?

– Пока те двое, что встречаются на Грани, не расстались торжественно и официально, это местечко принадлежит им. Вообще-то она длинная. Намтар ждет того, кто сумеет его понять…

Имелось в виду – две состоявшиеся встречи были скорее похожи на допрос.

– Почему бы тебе не попытаться? – спросила я, обиженная за Нартова.

Нартов делал то, что в его силах. Даниил бы потолковал с этим окаянным бесом, которому подавай гарантии и ничто иное!

– Не могу без приглашения.

– А я могу? Я ведь уже приходила, и он вроде не возражал.

– Ты пойдешь со мной, око Божье? – быстро спросил Даниил.

Нехорошо, конечно, только мне в тот миг очень захотелось, чтобы и Даниил тоже остался у разбитого корыта. Было бы любопытно посмотреть на схватку между ним и Намтаром.

– Пойду, конечно! – и тут же я подвела под свое стремительное решение благопристойный фундамент: – Надо же его наконец расколоть. Время идет, uprava.ru сопротивляется, киллер молчит, словно язык проглотил, а ведь если бы он хоть что-то сказал про свои предыдущие подвиги – мы бы на других свидетелей вышли, через них прорвались бы в проклятую Управу! Раз уж этих она больше не впускает…

– Заразное это дело – методика Нартова, – Даниил смотрел в воду и разговаривал, казалось, со свим отражением. – Есть наука соционика, которая делит людей на шестнадцать типов по принципу информационного метаболизма. Эта наука честно признается: рассматривает только то, как люди принимают и отдают информацию, ничего больше. Почему, интересно, никто не додумался обучать следователей соционике?

Отражение не ответило – наверно, потому, что вопрос был риторическим. А я не ответила, потому что решила припомнить ему этот вопрос, когда он сам благополучно лопухнется с Намтаром, то есть – после десятого напоминания о гарантиях.

Сойдя с каменного горбика, я первая направилась к месту входа. Причем ощущения не было – просто Даниил указал направление. Оказалась в тени высокой, безупречно правильной ели. Хорошая была тень, совсем черная, благодаря ей образовалась странная стереометрическая фигура – плоский и острый, вытянутый вверх треугольник ели, точно такой же – на траве, и общее основание подсказывало соединить вершины.

– Стой! – он догнал меня. – Вот тут!

И черкнул ребром ладони по плотному мраку.

Этот мрак заполнил собой воображаемую пирамиду, которую образовали ель со своей тенью. Я подумала – может, все места входа расположены в таких пирамидах? И решила впредь приглядываться внимательнее – уж мне-то нужно было научиться их видеть хотя бы затем, чтобы соответствовать своей должности.

Мы оттянули края и вошли.

Где бы ни входить – от разреза немедленно вырастает и протягивается через луг узкая дорожка. Но луг меняется – я помнила, как он благоухал свежими стружками, но помнила также и аромат матиол. Сейчас, когда я шла первой, а Даниил – за мной, запах был тонкий, свежий, ясный… гиацинтовый?..

Скамейка была пуста.

– Намтар! – негромко позвала я. – Намта-а-ар!..

Никто не отозвался.

– Он на своей стороне, – сказал Даниил и сделал несколько шагов по Намтаровой тропинке. – Но он где-то рядом.

Я подошла к краю обрыва.

Обрыв тут тоже был с капризами – на сей раз река оказалась совсем близко, так поднялась, что я, не щурясь, видела возникающие от рыбьих губ кружки и черные бока мертвых перловиц у кромки воды. На узкой полоске серого песка, довольно далеко, обнаружилась черная фигурка вроде сидящего пса. Кто-то следил за течением.

– Намтар! – еще раз позвала я.

Это был он, и наконец-то он услышал свое имя. Резко повернув голову – так бывает от испуга, – он увидел меня и тут же съежился. Ждал – да, но при этом боялся…

Намтар еще недолго посидел на песке, обхватив и притянув к груди коленки, потом встал, выпрямился, даже потянулся. Он был как-то даже не по-мальчишечьи, а по-девичьи легок и гибок. А затем, двигаясь наискосок, быстро взошел по крутому откосу и оказался возле скамейки.

Увидев Даниила, он отступил назад и встал на самом краю обрыва, спиной к воде, еще движение – и он полетел бы в реку. И переводил с Даниила на меня и обратно большие темные глаза, удивительно похожий уже не на девочку-гимнастку, а на черного пуделя. Возможно, в иные века он и являлся людям именно черным пуделем, подумала я, только зачем же сохранил этот жалкий взгляд, на что он демону, к тому же – из того легиона Велиаровой братии, который сражается за справедливость?

И тут я поступила не по уставу, а как Бог на душу положил. Я села на белую скамейку и ногтями провела по ней черту.

Очевидно, это действительно означало приглашение к переговорам. Намтар сошел со своего опасного места и сел на отведенной ему половине, ссутулившись и свесив кисти рук промеж бедер.

– Добрый вечер, – сказала я ему.

– И тебе, око Божье.

– Поговорим?

– Поговорим.

– Тебя что-то мучает, Намтар. Что-то не дает тебе покоя.

– Мне не дает покоя то, что со мной поступили несправедливо. Мое дело обманом перенял другой. И то, что он вытворяет, уже… уже…

– Не лезет ни в какие рамки?

– Я бы сделал лучше! Он воспользовался моей оплошностью! Он совершенно бесцеремонно занял мое место.

– Помнишь – ты рассказывал про Иванушку-дурачка? Который хотел отомстить за сына?

– Еще бы я это не помнил…

– Давай продолжим. С того места, на котором тебя прервал Нартов.

– А ты имеешь полномочия? – наконец спросил он. – То, что у тебя за спиной стоит суд Божий, еще не значит, что тебя ко мне послали.

Помолчал и добавил – весьма разумно, кстати, добавил:

– Если вдуматься, он за каждым из ВАС стоит…

– Да нет, я никаких полномочий ни у кого не просила. Ты можешь встать и уйти. Я просто, как бы тебе скаать… Я чувствую, что дело тут не просто в справедливости.

– Ты просто не знаешь, сколько всякой ненужной дряни прилипает к справедливости. Представь себе огромный корабль, который теряет скорость из-за того, что у него дно обросло ракушками. Вот так и справедливость…

Намтар задумался.

– Представить это нетрудно. Вот только мы называем дрянью совсем разные вещи.

– Да, возможно…

Даниил за моей спиной молчал, и я не понимала – то ли беседа развивается как должно, то ли не занимающий места на белой скамейке обязан молчать по этикету.

– Твой Иванушка-дурачок совершил акт справедливости. Проучил врага… или покарал врага? Как у вас в таких случаях говорят?

– У нас вообще не говорят.

– И тогда оказалось, что из этой справедливости может вырасти другая, более основательная? – я вспоминала то, что он рассказывал Нартову, и особенно отчетливо вспомнила, как завопил Намтар, возмущаясь своим отстранением от перспективного ДЕЛА.

– Ну да! Ну да! – внезапно заголосил демон. – Я просто воспарил, когда понял это! И, главное, кто оказался носителем справедливости? Мальчик! Мальчик, который был лишь орудием! Способности у него слабенькие, но это на самом деле просто замечательный мальчик… Когда я увидел, как в нем зреет эта страсть, доводя его до безумия, когда я увидел эти разрозненные картинки, вроде вашей детской игрушки из кусочков картона, я понял, как их составить вместе! Мальчик мог – он горел идеей! Недоставало образа – и когда он произнес вслух «И на вас управа найдется!», я тут же кинул ему образ!.. Но прошло еще немалое время…

– Погоди, погоди! Помнишь, ты сказал – Грань подвинули двое, сперва человек, потом демон, и никак не наоборот. Помнишь? – я заглянула ему в глаза. – А теперь выясняется, что демон все же подсказал человеку идею!

– Да нет же… – он явственно смутился. – Это была не подсказка! Я поместил его в обстоятельства, когда человек невольно вынужден задуматься о справедливости! Я сделал это жестоко, да, но что в это мире делается иначе? И в законе Моиссевом сказано: «око за око, зуб за зуб». Этот маг-недоучка Буханцев лишился сына – вообще-то, если по справедливости, и некто Богуш должен был лишиться сына! А я на самом деле уберег мальчика! Я не дал ему умереть! Когда я увидел, как напряженно он думает о справедливости, я… я…

– Что ты сделал, Намтар?

Молчание было долгим.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации