Текст книги "Двойное похищение"
Автор книги: Дана Хадсон
Жанр: Остросюжетные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
Когда Кристин совсем уж хотела извиниться и положить трубку, ей сказали:
– Огромное спасибо, вы нам очень помогли! – и отключились.
Странно, но после этого заурядного звонка у Кристин долго не проходил неприятный осадок. Но самое худшее было впереди. Сегодня, как обычно, к восьми часам утра придя на работу, она обнаружила, что миссис Лейн продала свою практику. Новый стоматолог, крупный самоуверенный мужчина, объявил, что у него свой штат помощников, и в ее услугах он не нуждается.
Как такое могло произойти? Еще вчера они с миссис Лейн работали как обычно, и она записала на прием на следующие дни несколько человек. Она могла поклясться, что миссис Лейн и в мыслях не держала продавать практику, уж тем более не предупредив ее.
Но когда она позвонила домой бывшей работодательнице, та подтвердила крайне сконфуженным тоном:
– Конечно, это так неожиданно, но мне сделали предложение, от которого невозможно было отказаться. Но ты не волнуйся, я перевела на твое имя зарплату за два месяца, как и положено при сокращении. Так что ты сможешь отдохнуть перед тем, как начнешь работать снова.
Это было легко сказать, начать работать снова. Если оставить в стороне то, что за всю жизнь единственным местом работы Кристин была частная практика миссис Лейн, и она попросту забыла все, чему училась в колледже, где ей в Атланте найти более-менее приличное место? Хоть Атланта и большой город, но Кристин не думала, что немолодую уже женщину, – а сорок два далеко не молодость, – где-либо ждут с распростертыми объятиями.
Конечно, если постараться, работу найти можно, пусть и не по специальности, но вот будет ли она хотя бы наполовину так приятна, как работа у миссис Лейн?
Забрав из чужого теперь кабинета свои вещи, Кристин пришла домой. Чтобы взбодриться, приготовила чашечку крепкого черного кофе, и устроилась в небольшой гостиной у открытого окна. Было раннее утро, солнце еще не жарило, и она неспешно пила кофе, наслаждаясь легким ветерком. День обещал быть хорошим, и она раздумывала, чем бы ей заняться. Может быть, в самом деле отдохнуть?
Отпуска у нее, впрочем, так же, как и у миссис Лейн, не было лет восемь. А в тот единственный выходной, что полагался ей на неделе, она старалась переделать накопившиеся домашние дела. Она практически никогда не развлекалась, да и не умела это делать, поэтому неожиданное безделье восприняла как своего рода наказание. Конечно, если бы рядом была дочь, она сразу бы нашла матери занятие по душе.
Возможно, они бы даже съездили куда-нибудь, может быть даже на Ямайку, поваляться на белоснежных пляжах острова. Но Софи была далеко, и посвящать ее в свои неприятности Кристин не хотела. У дочери и у самой были проблемы, и, как подозревала Кристин, весьма сложные. Уж слишком деланно-спокойным голосом разговаривала с ней дочь последние два года. И не приезжала домой даже на каникулы, хотя прежде делала это постоянно.
Допив кофе, Кристин пошла на кухню ополоснуть чашку, но неожиданно прозвеневший звонок заставил ее подойти к двери. Ее небольшой домик стоял в ряду таких же стандартных и безликих коттеджей, и она была уверена, что кто-то из соседок, увидев ее в окне, пришел немножко поболтать. Вокруг жило немало домохозяек, для которых общение было единственной отдушиной в их скучной однообразной жизни.
Подумав, что и ей, вполне возможно, предстоит именно такая жизнь, беззаботно открыла дверь, и застыла, не веря своим глазам, – за порогом стоял Джордан. Он почти не изменился, только на висках среди темных волос ярко светилась седина.
Не спрашивая разрешения, он решительно отодвинул ее в сторону и плотно закрыл за собой дверь. Кристин почувствовала, как на спине между лопатками потекли холодные струйки пота. Когда-то, давным-давно, она много раз представляла эту встречу, но в последние годы, успокоившись и решив, что она в безопасности, старалась о нем не вспоминать.
Мрачно усмехнувшись, Джордан прошел в комнату, сел на диван и сказал:
– Не смотри на меня, как на свой сбывшийся худший кошмар, Кристи. Я пришел с миром.
Заметив, что все еще держит в руке чашечку из-под кофе, Кристин поставила ее на столик и тоже села на самый краешек удобного глубокого кресла напротив нежданного гостя, выпрямившись и напрягшись, будто готовясь сбежать в первый же подходящий момент.
Он молча разглядывал ее неожиданно мягким, чуть ли не ласкающим, взглядом. Ожидающая по меньшей мере жестоких упреков Кристин сидела неподвижно, с высоко поднятой головой. Никакой особой вины она за собой не чувствовала и оправдываться не собиралась.
– Ты стала еще красивей, чем я тебя помнил, Кристи. Но как ты могла так безжалостно меня бросить, да еще увезти с собой нашу дочь? – его голос дрожал от переполнявших его чувств.
Она удивилась. Безжалостно бросить? Она просто ушла, чтобы Джордан смог жить так, как ему хочется.
– Я не хотела тебе мешать.
– Мешать? Ты так воспринимала нашу совместную жизнь?
В его голосе звучали страдальческие ноты, и Кристин сердито покачала головой, не желая принимать на себя несуществующую вину.
– А как я еще должна была ее воспринимать? Ты женился на мне под влиянием минутной похоти и даже не счел нужным менять свой образ жизни. Тебе было все равно, что я чувствовала, когда ты демонстративно уходил к своим любовницам. А когда мне сказали, что ты отправился поддержать свою рожающую содержанку, я просто ушла. Не хотела больше унижаться. И мешать тебе жить так, как тебе хочется.
Он закрыл лицо руками, будто Кристин больно его оскорбила.
– Я женился на тебе не по минутной похоти, а по любви. Но ты была так холодна и равнодушна, что я был уверен, тебе все равно, где я и с кем. Ты же ни разу мне даже не улыбнулась. Я считал, что тебе нужно только положение, что давал тебе брак со мной, и деньги, что ты могла тратить, не задумываясь.
Подняв голову, он горячо потребовал:
– Но, если бы ты хоть словом, или жестом, намекнула, что тебе не все равно, я бы тотчас оставил всех своих любовниц и был верен только тебе!
Кристин легонько взмахнула изящной рукой, отметая его претензии.
– Какая ерунда! Да ни один бы любящий муж не стал бы подвергать свою жену таким унижениям, как ты! Вспомни, как я с Софи встретилась с тобой в Джексонвилле, когда ты выгуливал свою беременную любовницу!
На щеках у Джексона появились красные пятна.
– Прости. Но я так надеялся, что ты устроишь сцену после этой встречи, пусть даже пощечину мне влепишь, и у меня появится надежда на взаимность. Но ты вела себя так отстраненно, будто ничего особенного не произошло, и я уверился, что тебе совершенно все равно, где я, и с кем я, лишь бы не с тобой.
Кристин скованно призналась:
– Да я ночи потом не могла спать, чувствуя свою ущербность. Мне было ужасно больно. А в чем я тебя могла упрекать? Ты же всегда относился ко мне, как к недоразвитому ребенку. Все, что я пыталась тебе говорить, ты воспринимал с такой язвительностью, что я вообще старалась с тобой не разговаривать.
Он простонал:
– Бедная девочка! Что же ты чувствовала?! Но, может быть, тебя утешит то, что и мне было не легче? Я любил тебя, но считал, что моя любовь безответна. И вся моя грубость – это от безысходности. Хуже нет, когда твоя любовь безответна. После родов ты отказала мне в близости, и я принялся искать утешения у своих подруг. А что мне еще оставалось делать?
– Просто сказать мне о своей любви, только и всего.
Он мрачно расхохотался.
– Только и всего? А если бы ты приподняла свою прелестную бровь и сказала мне, что я тебе безразличен? В каком бы положении я оказался? Я так боялся услышать слово «нет», даже не боялся, а был уверен, что услышу именно его, что решил сохранить хотя бы свою гордость.
Кристин отвернулась к окну.
– Да уж, гордость мужчины-южанина – это нечто, не так ли? Она позволяет ему третировать жену и выставлять напоказ своих любовниц.
В ее голосе звучали такие боль и обида, не ушедшие с годами, что ему ужасно захотелось сесть с ней рядом и утешить хорошо известным ему способом. Но было еще слишком рано. Перед ним сидела оскорбленная им и страдающая женщина, не скрывающая больше от него своих чувств, и нужно было время, чтобы убедить ее в своей любви и преданности. А иначе для чего ему жить?
– Но ты увезла с собой и нашу дочь, лишив ее положенных ей по праву рождения привилегий.
Кристин разъяренно вскинулась.
– Привилегий? Каких привилегий? Знать, что ее отец пренебрегает ее матерью? Что слуги смеются им вслед? Знать, что ее содержат из милости? Нет уж! Деньги – это далеко не любовь и заменить доброго отношения не в силах. Она выросла доброй и отзывчивой девочкой, зная, что родная мать любит ее больше жизни. У нас с ней все хорошо!
У Кристин на глазах появились слезы, и Джаром внезапно гибким кошачьим движением опустился перед ней на колени. Взяв в свои руки ее безвольно лежавшие ладони, поднес к губам. Целуя, виновато бормотал:
– Прости, прости меня, моя милая! Клянусь, я все исправлю! Ты никогда больше не будешь чувствовать себя ненужной!
Кристина сердито отобрала от него свои ладони.
– Конечно, не буду! Мне гораздо лучше жить без тебя, чем с тобой. И не надо давать пустых обещаний. Ты столько лет прожил без меня, что совершенно спокойно проживешь еще столько же. Уверена, у тебя есть утешительницы.
Он посмотрел ей в глаза долгим завораживающим взором.
– Я никогда не давал тебе пустых обещаний. И никаких утешительниц у меня нет. После твоего побега я сразу принялся тебя искать, но ты как сквозь землю провалилась. Я прочесал все Штаты, но вас не было. И только сейчас, после случайной встречи с дочерью, я узнал, где ты и что с тобой было. Я никогда и не предполагал, что из тебя получится такая прекрасная конспираторша.
Кристин из этой речи запомнила только одно.
– Софи знает, кто ты?
– Думаю, что теперь знает. Она в нашем поместье под Джексонвиллем.
Кристин скептически поправила:
– В твоем поместье.
Он отрицательно покачал головой.
– В нашем. Мы не разведены, брачного контракта мы не составляли, поэтому у нас все имущество общее. Вы богатая женщина, миссис Джаром.
Кристин скептически посмотрела на его склоненную голову и заметила:
– Это неважно.
Он вздохнул.
– Да, теперь я понял, что для тебя это и в самом деле неважно.
Она уточнила:
– Мне всегда это было неважно. И замуж я за тебя вышла потому, что была очарована тобой, а вовсе не из-за твоего богатства.
Он сказал каким-то незнакомым низким голосом:
– Ты льешь бальзам на мои раны, милая! – и снова завладел ее ладонью, по очереди целуя ее пальцы.
Чувствуя, как по телу расплывается давно забытое возбуждение, Кристин проворчала, пытаясь отобрать руки:
– Я никакого бальзама ни на какие раны не лью! И все мои чувства давно умерли! – И, пытаясь прийти в ясный ум, саркастично спросила: – А как поживает твой сын? Ведь ушла я из-за него.
Он равнодушно пожал плечами.
– Не знаю. Думаю, что нормально. Вскоре после твоего ухода я оставил его мать, и она вышла замуж. Особо я их жизнью не интересовался.
– Что ж, отступные, я думаю, были приличными.
Он безразлично подтвердил, всецело занятый ее пальцами:
– Ну да. Как обычно.
Понимая, что он провоцирует ее на гнев, и, как следствие, откровенность, она надменно заявила:
– Очень приятно, что ты так заботишься о своих любовницах. О жене ты так не беспокоился.
– О жене я думал, и, – он понизил голос, подчеркивая сказанное, – думаю круглые сутки. И докажу это.
Его руки поползли выше, зарываясь в так легко распахивающиеся под его целеустремленными руками полы халата, и Кристин заполошно подумала, что зря она не надела что-нибудь понадежнее. Но как она могла предполагать подобный визит?!
Она попыталась его остановить, но как-то нечаянно оказалась распростертой на диване, причем даже не поняла, как, ведь она только что чинно сидела в кресле. Она неуверенно запротестовала, но тяжело дышащий Джордан возмущенно заявил:
– Я не прошу от тебя ничего особенного! Просто выполнения супружеских обязанностей! Мы с тобой женаты, черт возьми! – и закрыл ей рот поцелуем.
Если честно, Кристин и не хотелось возражать. Почувствовав на себе его руки, она вдруг поняла, как стосковалась по ласкам этого мужчины. Ей хотелось большего, гораздо большего, и она положила руку ему на шею, позволяя делать с собой все, что он захочет.
Через некоторое время, тяжело дыша и трепетно, будто не веря себе, поглаживая ее грудь, Джаром признался:
– Это еще лучше, чем мне запомнилось! А я-то думал, что мне все показалось из-за долгого воздержания.
Кристин не смогла преодолеть любопытства:
– Неужели у тебя никого не было?
Он повинился:
– Были, я же нормальный мужчина, и должен хотя бы время от времени стряхивать напряжение. Но все они ничего для меня не значили. Лаская их, я представлял тебя. – Заметив, что она принахмурилась, горячо пообещал: – Но теперь у меня будешь только ты. Я клянусь, что никогда и не посмотрю ни на одну красотку.
Это прозвучало так пафосно, что Кристин невольно засмеялась. Прижав ее к себе еще плотнее, Джордан прошептал:
– Как мне не хватало твоего смеха! – и принялся целовать ее смеющийся рот.
Она с удивлением посмотрела на него. Раньше он никогда не позволял себе так истощаться. Но тут же в ужасе рванулась.
– Ты не предохранялся!
Он сильными руками уложил ее обратно.
– Ну и что? Если ты боишься, что я тебя чем-то заражу, то говорю тебе – нет. Я здоров. Во всех смыслах.
С удовлетворением отметив про себя, что он ничего не сказал про ее предполагаемые болезни, Кристин сердито заметила:
– Но ты ничего не сказал о возможной беременности!
Он хмыкнул, целуя ее грудь:
– Ты не хочешь ребенка?
– Мне уже поздно рожать детей!
Он лениво заинтересовался:
– А что тебе мешает?
– Возраст!
– Ерунда! Сорок два года – самый детородный возраст. И обещаю, у тебя будут лучшие врачи мира!
– Скажи уж правду – тебе просто нужен законный наследник!
Он учтиво согласился.
– Конечно. Но, уверен, будучи обремененной моими детьми, ты не сможешь сбежать от меня, как когда-то. И теперь их у тебя будет много. Для моей безопасности.
Кристин хотела сказать, что он всегда был эгоистичен и думал только о своем удовольствии, но тут его губы снова накрыли розовый бутон груди, и она застонала, неосознанно извиваясь под ним. От восхитительного водоворота, в который ее затащило, она смогла думать лишь об освобождении, которое пришло, как только она согласилась уехать с ним в поместье.
Софи рассеянно бродила по парку, думая о Стивене. Конечно, она сделала правильно, уйдя от него, но как же ей все-таки больно! Если бы у нее был телефон, она непременно позвонила бы ему. Хотя бы для того, чтобы просто услышать его звучный голос.
Прошло уже несколько дней, как она здесь обитает, а ни отца, ни мамы нет. Скорее всего, мать не захотела прощать отца. А вот она смогла бы простить Клейтона. Естественно, если бы он попросил прощения. А это вряд ли возможно. Он слишком гордый и своенравный, чтобы признавать свои ошибки. Да и какая ошибка в том, что он охладел к любовнице? Стивен и без того установил своеобразный рекорд, прожив два года с одной женщиной.
Солнце припекало, и Софи укрылась от него в круглой белой ротонде, по периметру которой были расставлены удобные кресла и низкие диванчики. Вольготно развалившись на одном из них, она усмехнулась своей наивности. Она-то, глупая, считала, что квартира Клейтона в Нью-Йорке – верх комфорта. Но что она видела в жизни?
Попыталась представить, как бы она жила, не увези ее Кристин отсюда в четыре года. Пусть даже отец не любил ее мать, и, вполне возможно, не обращал бы никакого внимания и на дочь, она все равно жила бы как принцесса. Прикрыв глаза, Софи представила себе эту картинку, и она ей решительно не понравилась.
За все нужно платить, и она заплатила бы за комфорт излишне плотной опекой и, возможно, чувством униженности. Даже представить себе невозможно, чтобы ее отпустили одну в большой город учиться. Да и зачем ей учиться? Скорей всего, отец подобрал бы ей жениха и выдал замуж, считаясь не с ее, а со своими интересами.
Интересно, а понравился ли бы ДжиДжи Стивен Клейтон? Почему-то Софи казалось, что нет. Оба они слишком независимы и самолюбивы, чтобы ужиться. Но что теперь об этом думать? Больше в ее жизни Клейтон не появится. Даже если бы и захотел, ему сюда не прорваться, кругом охрана. А ее даже за ворота поместья не пускают.
Да и где эти ворота? Вчера она шла почти четыре часа, но так и не заметила ничего похожего на ограду. Жутко устав, присела на скамью, и удивилась, увидев подъезжающий к ней автомобиль. Водитель, немолодой кряжистый мужчина сообщил, что его прислала бдительная Мэгги.
– А как она узнала, что я здесь? – Софи искренне недоумевала, не понимая, как можно было вычислить ее местонахождение.
– Камеры слежения, мэм. Они повсюду.
Впервые мысленно поблагодарив назойливую Мэгги за выручку, Софи с удовольствием поехала обратно на машине, жалея свои избитые ноги.
Ноги ныли и сегодня, и, чтобы было удобнее, Софи уложила их на круглую банкетку. Посмотрела на свои голые ноги и обнаженный живот, и усмехнулась. Для того, чтобы так одеться, ей пришлось выдержать целое сражение с Мэгги. Та никак не могла понять, как юная девушка может так одеваться, это же просто позор!
Пришлось показать ей фотографии, сделанные в Нью-Йорке. Но Мэгги так и не поверила, что такая одежда – это норма. Она осталась при убеждении, что большие города – рассадники порока. Что ж, в этом есть зерно истины. Во всяком случае, останься она здесь, вряд ли сошлась с кем-либо вроде Клейтона.
Софи блаженствовала, бездействуя. Прикрыв глаза, слушала переливчатую мелодию фонтанов. Иногда, при порыве ветра, до нее долетала водная пыль, приятно охлаждая лицо. День клонился к вечеру, и ее потянуло в дремоту. Софи начала клевать носом, когда приближающийся урчащий звук пронзил ее сознание.
Приподняв голову, посмотрела на чуть виднеющуюся сквозь каштаны дорогу. Нервы напряглись, и она, сбросив ноги с банкетки, вытянулась во весь рост, пытаясь определить, что за машина едет по дороге. А вдруг это Клейтон? И тут же рассмеялась, откуда ему знать, где она? Да если бы и знал, то не приехал бы. Он же ясно сказал Отису, как к ней относится.
Но любопытство пересилило, и Софи быстро пошла к парадному входу, куда и направлялась неизвестная машина. Ей оставалось метров двести, когда возле внушительного портика остановился запыленный лимузин. Из него вышел мистер Джаром, которого она даже мысленно с трудом называла отцом. Перейдя на другую сторону, открыл дверцу и помог выйти уставшей женщине в легком сарафане. Мама!
Софи хотела побежать, но тут мистер Джаром легко поднял жену на руки и занес в дом. Догонять их было смешно, и Софи уже не спеша вошла в прохладное здание.
В огромном вестибюле стояло несколько слуг, и чем-то недовольная Мэгги сердито смотрела вслед хозяевам. Когда Софи пошла наверх, строго спросила:
– Вы куда, мисси?
Удивленно оглянувшись, Софи ответила:
– К маме. У нас есть о чем поговорить.
Мэгги замахала руками, как лопастями мельницы и строго приказала:
– Не смейте! Мужчина не для того уносит на руках в спальню свою жену, чтобы вести светские разговоры!
Софи замерла, покраснев. Как все взрослые дети, она не представляла секса между родителями. Но, сообразив, чем занимаются ее помирившиеся родители, повернулась и пошла к себе, решив переодеться к ужину.
На этот раз, решив порадовать сверхзаботливую няньку, – а Мэгги и впрямь оказалась ее нянчившей с младенчества нянькой, – она натянула длинное платье с небольшим декольте и застегнула на шее нитку крупного жемчуга из большой коробки с драгоценностями, стоявшей в шкафу. И вспомнила их последний спор.
– Это все ваше, мисси. Это вам дарили еще бабушка с дедушкой до вашего исчезновения. Ну и отец, естественно. Думаю, что, если бы миссис Джаром захватила с собой свои и ваши драгоценности, вам бы жилось гораздо лучше. А еще лучше было бы, если б она жила здесь, как и полагается жене богатого джентльмена.
Лучше? Софи сердито заявила, что на месте матери тоже бы ушла, не желая терпеть измен мужа. И добавила про себя, что уже, по сути, и сделала, уйдя от Клейтона.
Но Мэгги все равно не одобряла поступок хозяйки.
– Но она же клялась ему у алтаря! В здравии и в болезни и так далее.
– Но ведь и он клялся ей в том же самом!
– Но ведь он же мужчина, мисси!
– Мэгги, по-твоему, получается, для женщин – одно, а для мужчин – другое? То есть женщина должна всё, а мужчина – ничего? Вообще-то это называется двойной моралью!
– А по-моему, вас просто неправильно воспитала ваша мать!
Рассердившись, Софи пригрозила:
– Не смей ни в чем обвинять мою мать! Или я скажу отцу, что не желаю иметь такую служанку! Я, кстати, и без прислуги прекрасно обхожусь!
Будто только сообразив, какое место она занимает в этом доме, Мэгги примолкла, сердито насупившись. И уже молча принялась выкладывать на диван приличные, по ее мнению, наряды. Но Софи демонстративно надела топ и шорты, вызвав у Мэгги гримасу, подобную тем, что бывают у людей с больными зубами.
Но теперь Софи решила сделать шаг к примирению и одеться так, как и подобает примерной дочери богатого южного джентльмена.
Мэгги оценила ее достойный вид и тотчас довольно заулыбалась, будто это было ее личным достижением.
Ужин начался позже минут на десять, а Джордан с Кристин так и не появились. Софи очень хотелось увидеть мать и поговорить, но не могла же она вломиться в спальню родителей?
После длинного неспешного ужина она пошла в кабинет отца и включила компьютер. У ее удивлению, оказалось, что можно беспрепятственно выйти в Интернет, что она и сделала. Она написала Мэри, своей подруге по работе в ресторане, подробное письмо о том, что с ней случилось, и принялась ждать ответ.
Его все не было, и она совсем было решилась послать сообщение и Клейтону, но воздержалась. Как отец смотрит на ее слишком свободные отношения со Стивеном, она уже знала. Конечно, это было бы ерундой, если бы Стивен ее любил, но он относился к ней с холодным безразличием. Просто использовал вместо резиной куклы. Даже хуже, – ушел, лишь только она ему надоела. Но, может быть, теперь, когда у нее поменялся социальный статус, Клейтон изменит о ней свое мнение?
И тут же язвительно расхохоталась. В своем ли она уме? Зачем ей человек, который будет терпеть ее только из-за ее положения в обществе, а сам погуливать налево? Да Стивен и не будет менять свои взгляды и терять свою свободу. А для нее столь неприличная с точки зрения этих чопорных южан связь больше невозможна. Да она и сама не хочет больше влезать в такие слишком уязвимые для женщины отношения.
Сообщения от Мэри все не было, и она решила немного поиграть. Скачала из Интернета последнюю логическую игрушку, в которую еще не играла, и не успокоилась, пока не прошла ее до конца.
Опомнившись, взглянула на часы. Первый час ночи! Ей стало стыдно. Она же давно должна быть в постели! Неужели Мэгги ждет ее до сих пор?
Прокравшись в свою спальню, убедилась, что там никого нет, и облегченно вздохнула. Как же ей надоела такая жизнь! И поспать-то дольше обычного не моги, и есть приходится строго по расписанию. И одеваться приходится так, как считает нужным какая-то там нянька. Да уж, не позавидуешь этим богатым. Так зависеть от обслуги!
Утром, как и все эти дни, она проснулась от бившего в глаза потока беспощадно яркого света. Приоткрыв один глаз, убедилась в правоте своей догадки – это Мэгги по-хозяйски распахнула тяжелые гардины.
– Мэгги, закрой! Я спать хочу!
Нянька с изрядной долей нахальства заявила:
– Вставайте, мисси! Нечего сидеть за этим бездушным ящиком по полуночи! Скоро завтрак!
Есть Софи совершенно не хотела. Она вообще по утрам старалась не есть. Но, понимая, что Мэгги все равно не отстанет, поплелась в ванную.
Приведя себя в порядок, в знак протеста снова натянула шорты и топ, и под негодующими взглядами Мэгги спустилась в столовую.
К ее удовольствию, на этот раз стол был не накрыт, и в буфете можно было взять все, что душа пожелает. Выбор здесь был не меньше, чем в ресторане «Огни Нью-Йорка». Ограничившись омлетом с зеленью и кофе, Софи вышла на террасу и призадумалась. Интересно, когда отец выпустит мать из постели? Она прекрасно знала, что мама любит вставать рано, почти на заре.
Но шел уже одиннадцатый час, когда из французского окна на террасе появилась несколько встрепанная Кристин. На ней были блузка без рукавов и легкие белые брюки, а не юбка, как, по мнению Мэгги, полагалось приличной леди.
Вышедшая следом за ней Мэгги не преминула язвительно заметить:
– Да уж, одеваться как, настоящая леди, вы никогда не научитесь!
Кристин неторопливо развернулась и спокойно объявила:
– Вы уволены, Мэгги! Извольте собрать свои вещи, и чтоб через час ноги вашей здесь больше не было!
Опешившая служанка строптиво возразила:
– Да у меня гораздо больше прав находиться здесь, чем у вас! Мои предки до седьмого колена работали в этом поместье! А вы отсюда удрали, и пяти лет не прожив! Вы здесь никто!
Зарвавшуюся служанку остановил сердитый голос мистера Джарома:
– Это кто здесь никто? Моя жена? Хозяйка этого поместья? Вы в своем уме, мисс Кросс?
Мэгги даже оглянулась, чтобы посмотреть, кто это такая, мисс Кросс. Поняв, что хозяин обращается к ней так, как никогда не обращался, испугалась, но продолжала храбриться, не веря, что ее и в самом деле могут выгнать, как приблудную собачонку.
– А вам, мистер Джоржан, надо беглую жену кнутом отстегать, чтоб неповадно было. А то какие нежности…
Закончить она не успела. Джаром взревел:
– А ну вон отсюда! И чтоб духу твоего здесь больше не было! А то я и впрямь отстегаю кнутом, но только тебя! – И, обернувшись к дверям, из которых выглядывало несколько человек, приказал: – Немедленно собрать вещи мисс Кросс и выпроводить ее с моей земли! И за хамство без выходного пособия!
Хьюго вышел вперед и поклонился.
– Я прослежу, чтобы все было исполнено, мистер Джаром.
И, цепко взял за локоть обомлевшую служанку, повел к черному ходу, приговаривая с нескрываемой радостью:
– Ну, кончилось ваше властвование, мисс Кросс! Хватит из себя изображать хозяйку в чужом имении!
Джордан повернулся к жене, и взяв ее за руку, виновато повинился:
– Извини меня, дорогая! Мне нужно было уволить ее еще двадцать лет назад, когда ты впервые пожаловать мне на нее. Но тогда я и не думал, что она настолько плохо к тебе относится.
Миссис Джаром саркастично посмотрела на мужа.
– Плохо? Да она умышленно меня третировала! А за ней и все остальные слуги. И я уверена, тебе это нравилось.
Джордан отчаянно замотал головой.
– Нет. Просто я считал, что ты преувеличиваешь, дорогая. Но, конечно, своим попустительством давал ей право считать, что ей все дозволено. Но сейчас любой, кто выкажет тебе малейшее неуважение, будет уволен без промедления.
Софи недоумевала: надменный южанин, которого она видела в Нью-Йорке, исчез, уступив место счастливому любящему мужчине. Это было так неожиданно, что она молча щурилась, пытаясь осознать происшедшие с ними со всеми перемены.
Еще раз улыбнувшись жене, Джордан обратился к дочери.
– Надеюсь, малышка, ты не осуждаешь меня за похищение? Просто я не знал, как по-другому собрать всю мою семью вместе.
Софи немного задумалась.
– Да нет, в принципе. Это было даже своевременно.
Мистер Джаром кивнул.
– Я тоже так думаю. – И предложил свои локти жене и дочери. – Милые миссис и мисс Джаром! Позвольте предложить вам прогуляться по парку! Заодно и обговорить некоторые моменты нашей здесь жизни.
Софи было так странно слышать обращение «мисс Джаром», что она слегка поморщилась. «Мисс Аддисон» нравилось ей гораздо больше.
Взяв под руки мистера Джарома, дамы вместе с главой семейства двинулись по посыпанной золотистым речным песком дорожке вглубь парка. Дойдя до ротонды, устроились внутри на креслах, поставив их рядом друг с другом.
Устремив на дочь мягкий, но непреклонный взгляд, мистер Джаром предупредил:
– Боюсь, Софи, что буду вынужден запретить тебе работать медсестрой. Закончить университет и открыть частную практику, – это еще куда ни шло, но медсестра – это не то, что достойно девушки из приличной семьи.
Софи переглянулась с Кристин. Чуть приподняв плечи, мать дала знать, что спорить с ним в этом вопросе бесполезно. Да Софи и не хотела спорить. Теперь, когда ей не надо было ни кредит брать, ни работать, чтобы заплатить за учебу, она с удовольствием поступила бы в университет. И она обтекаемо спросила, чтобы не дать отцу уж слишком явно торжествовать:
– А в Джексонвилле есть приличные университеты с медицинским отделением?
Отец горделиво ответил:
– Там несколько прекрасных университетов и любой будет горд принять тебя в свои ряды. Заявление можно будет подать хоть завтра. Думаю, мы сможем съездить в город всей семьей. Вы наверняка захотите прикупить себе что-нибудь поновее.
Софи не хотела мотаться по Джексонвиллю с такой одиозной личностью, как мистер Джаром.
– А нельзя мне съездить туда одной? Побродить по городу, посмотреть.
Мистер Джаром отрицательно покачал головой.
– Увы, милая, в одиночку ты теперь никуда ездить не будешь. Только с охраной. – Заметив неприязненную мину, скорченную дочерью, с некоторой досадой заметил: – Что поделаешь, это плата за богатство. Ты и сама знаешь, что в Америке сотни случаев краж людей с целью выкупа. И я думаю, что официальная статистика далеко не отражает истинного положения вещей.
Мать поддержала отца:
– Да, Софи, надо быть благоразумной. Мы сейчас с тобой не никому не известные Аддисон, а богатые особы, нуждающиеся в охране.
Это прозвучало у нее саркастично, даже язвительно, и отец сердито нахмурился. Чтобы рассеять надвигающуюся грозу, Софи дипломатично спросила:
– А откуда эта фамилия – Аддисон?
Мать рассеяно произнесла, с улыбкой наблюдая за порхающей рядом с ней большой яркой бабочкой:
– Это девичья фамилия моей бабушки.
Отец звонко хлопнул себе по колену.
– Черт! Под какими только именами я тебя не искал! Но вот Аддисон – нет!
Софи удивилась:
– Ты нас искал?
– Конечно! Все это время!
Она недоуменно нахмурила брови.
– А мне казалось, что ты был рад, когда мама уехала!
У мистера Джарома болезненно искривился рот.
– Нет. Я не был рад. Более того, я ужасно страдал. Ведь я любил и твою мать, и тебя, моя дорогая.
Софи перевела вопросительный взгляд на мать, и та нехотя пояснила:
– Мы в свое время не поняли друг друга. И потеряли столько лет.
У Софи мелькнула мрачная мысль: а что, если и она тоже поспешила? Что, если Стивен говорил вовсе не то, что думал? Ведь с ним-то она не поговорила. Решив, что непременно исправит эту ошибку, спросила у отца:
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.