Текст книги "Мой тайный роман с боссом"

Стоп! Он что, демонстративно принял меня за невидимку? Или оглох на старости лет?

– Ром, ты что, уезжаешь? Ты же только приехал. Стой! Ты меня слушаешь вообще?

Он не реагировал, мужчину будто контузило. Так и продолжал шагать к двери, повернувшись ко мне спиной, а меня словно не замечал.

– Ну всё, пока.

– Рома! Постой! – схватила его за руку, но он отмахнулся, тут же ответил на звонок своего телефона. – Да зайка, уже еду. Как вы? Малышка покушала? А ты? Поешь, пожалуйста, а то я переживаю.

Он ушёл так же быстро, как и пришёл. С силой хлопнув дверью.

На втором этаже раздался громкий плач моего ребёнка.

* * *

Сколько я ни пыталась уболтать охранника, сколько бы ни давила на жалость – бесполезно. Евгений не даст мне уйти. Ворота надежно заперты. Над головой высокий забор. Повсюду натыканы камеры. Входная дверь дома на ночь запирается на три замка. Ощущение такое, что я обречена. Это как вообще понимать? Просто не верится! Где хоть капля логики? За что они так со мной? Ничего не понимаю! Рома, что же ты творишь? Ты как будто выжил из ума.

Так прошло ещё несколько дней. Царёв не появлялся. Я превратилась в какую-то затворницу, что видит свет лишь издали, через высокие края неприступного забора.

Полнейший идиотизм! Чего они добиваются? Я ведь тут с катушек съеду. А у меня ребёнок. Скоро надо ехать в поликлинику. Вот тогда я возьму и пожалуюсь полиции, что нас с младенцем против воли удерживают взаперти.

Как только настало время ежемесячного осмотра, а я уже во всю готовилась выпустить наружу внутреннего монстра, как только увижу живых людей, которым могу пожаловаться, то не прошло и минуты, а мои планы разрушились вдребезги. Не мы поехали в больницу, а она к нам. Точнее, педиатр. С вызовом на дом. Отныне так будет всегда. Никакой беготни по поликлиникам. Плановые осмотры будут осуществляться исключительно на дому.

* * *

Сложившаяся обстановка вокруг меня настолько сильно пугала, что я за считанные дни изрядно похудела. Развлечением для нас с дочкой служил лишь телевизор и внешний двор особняка, в котором я обычно гуляла с малышкой, покачивая её в коляске. Трудно сказать, сколько прошло времени, если бы не календарь на стене, который я, психанув, сорвала, порвав на куски. Жизнь для меня постепенно начала терять смысл. Два месяца. Два месяца я жила как какой-то овощ, наглухо законсервированный в банке, и не понимала, как мне выбраться на свежий воздух. Что врач, что охранник слали на три буквы мои отчаянные просьбы вызвать полицию. От Царёва подолгу не было вестей. Казалось бы, он просто обо мне забыл.

Но в этот дождливый и холодный вечер Роман с хмурной миной переступил порог ненавистной «клетки». Уложив малышку спать, я мыла посуду на кухне, но когда услышала щелчок замка, тут же встрепенулась, едва не кинулась на мужчину дикой кошкой.

– Рома! – тарелка выпала из моих рук, с грохотом разлетевшись на осколки. Плевать. Я пробежала по ним в домашних тапках навстречу мужчине. Теряя здравый смысл, бросилась на вошедшего с крепко сжатыми руками. Врезалась в твердое мужское тело, захлёбываясь в истерике, со всей дури заколотила по груди мужчины кулаками. – Ты ненормальный! Как ты смеешь так со мной поступать! Я тебя ненавижу! Я хочу уйти. Я не хочу тебя больше видеть! Никогда. Я не твоя собственность, Царёв. Кто я для тебя? Шлюха по вызову? Личная игрушка? Ты изменился! Почему тебе стало на меня плевать? Ты же клялся мне в вечной любви! Что не так? Что случилось? Почему?

Он ничего не ответил. Ловко перехватил мои руки за запястья, отшвырнул в стороны, быстро влепил жгучую пощечину по лицу:

– Замолчи. И прекрати истерику! Если у тебя разыгралась послеродовая хандра, я вызову тебе психиатра. Да, Диана, ты моя. Ты родила от меня ребёнка, поэтому теперь у тебя есть передо мной обязательства – растить МОЕГО наследника. Сама виновата. Надо было пить таблетки.

Что? Сама виновата. Мамочки, что происходит? Это не Рома. Боже. Не мой улыбчивый, нежный, обходительный Царёв. А больной на всю голову психопат, что возомнил себе, будто я – его вещь. Как стул, например. Или собака, которую он купил в питомнике.

– Что ты т-такое несёшь, Рома? – я качала головой, глотала слёзы, прижимая ладонь к пульсирующей от боли щеке. Невольно отступила на шаг назад.

Он. Меня. Ударил.

Он. Абсолютно. Спятил.

– Моя задача… – сглатываю горечь в горле, – моя задача сидеть здесь как узник в клетке и молчать? Мне осточертело, понимаешь! Ты не имеешь права так с нами поступать! Рома, ты серьёзно? В кого ты превратился? Что вообще происходит?

Он хмыкнул, вытащил из кармана сигарету, закурил прямо посреди коридора:

– Это для твоего же блага, малыш. Если Маргарита узнает о том, что у меня интрига на стороне, тем более что у меня родилась внебрачная дочь, она убьет и тебя, и… её. Как в твоём сне. Это не шутки. Тебе приснился вещий сон. Ради вас я делаю это! Понимаешь? Ради вашей безопасности я не хочу, чтобы ты выходила из дома.

– Чепуха! Стоп! – я схватилась за голову, мир пошатнулся. – Подожди! Как узнает? Чего ты боишься? Вы ведь почти развелись. В чём дело? Может, пора обо всём рассказать мерзкой ведьме?

Пауза. За окном взрывается раскат грома. Царёв смотрит мне в глаза, будто травит ядом, проникая в самую душу своим бездушным взглядом, от которого пульс становится всё слабей и слабей.

– Я передумал. Развода не будет. Рита… родила. Месяц назад. Дочь.

Глава 15

– Что ты сказал? Дочь? От Риты? Шутишь? – зажав рот ладонями, навалившись на стену, я истерически расхохоталась.

– Верно, тебе не послышалось. Маргарита родила.

– В её возрасте? Рожать? Абсурд! Да ты в своём уме?

– Не я так решил, а судьба. Если бог дал, то так надо.

– Ты просто отвратительный психопат, – всхлипываю, сползаю по стене вниз. Закрываю глаза. Последний раз прошу мужчину подняться из ада на землю, стать человеком. – Рома, просто отпусти. Отпусти нас с дочкой. Мы уедем. Ты нас больше никогда не увидишь. Я ошиблась. Чёрт. Я ошиблась в тебе и в своих чувствах. Боже, какая же я дура. Вот как, значит? Да? Попользовался, называется. Как шлюхой. Обманщик. Лжец, кабель, двуличный урод. Не верю. Просто не верю, что купилась на твою грёбанную фальшь. Я думала, я особенная. Ты заставил меня в это поверить. Ты верил в меня больше, чем я сама. Но твоя вера оказалась мерзкой ложью. Какой же ты гадкий… – шепчу одними губами, не живая, но и еще не мёртвая, а по щекам текут слёзы. Меня всю трясёт. И от этой дрожи болит не только кожа, но и мышцы. Будто в плоть вкалывают острые иглы. Вдруг Царёв делает два шага вперёд, хватает меня за шиворот, вздергивает на ноги. Наши лица находятся на одном уровне. И уже я распахиваю глаза. Таращусь на мужчину с таким страхом, словно вижу перед собой саму смерть в человеческом облике.

– Ни за что тебя не отпущу, – хрипит двуличный ублюдок, сильней сжимая ткань халата, так сильно, что тот трещит по швам. – Я всё ещё тебя хочу. Я хочу тебя иметь. Всю. Полностью. Трахать тогда, когда мне вздумается. Хочу, чтобы ты была моей вещью. Ты и так моя вещь, которую я купил, – издал зловещий смешок. – Не хочу видеть тебя с другим мужиком. У тебя нет выбора. Смирись. Никто не сможет обеспечить тебя так щедро, как я. Что ещё тебе нужно? У тебя есть всё, что пожелаешь? Твоя задача… Сидеть тише воды, ниже травы. Молча выполнять свои обязанности и растить мою дочь. Усекла?

Рывок. Ткань впивается в горло. Он рычит мне в лицо и скалится, как бешеный волк. А я трясусь. Моё сердце судорожно дергается в груди на последнем ударе. Я не могу сопротивляться. Мне кажется, будто одно неверное действие – и руки мужчины переломают пополам мою шею. Чтобы сохранить собственную жизнь и еще хоть раз увидеть дочку, я просто киваю, мямлю севшим голосом:

– Прошу, не делай мне больно. Я согласна. Я согласна быть твоей вещью. Только прошу, Рома, отпусти. Мне страшно.

Да, я соглашаюсь с каждым его словом, потому что понимаю, что Роман сошёл с ума. Он ненормальный. Он превратился в психопата. С больными людьми следует вести себя очень осторожно, делать так, как те велят, чтобы не гневать.

Царёв меня опускает. Убирает руки с моей шеи, позволяя сделать полноценный вдох, лишь для того, чтобы рвануть вниз молнию на брюках. В висках стучит. Голову закручивает паническим вихрем. Я едва не падаю на пол, но сукин сын подхватывает меня на лету за волосы, ставит на колени, рывком спускает до колен штаны с трусами.

Мои глаза едва не вылетают из орбит. Из груди вырываются частые, хриплые рыки, когда я, захлёбываясь паникой, начинаю хватать губами потяжелевший воздух в пространстве и бормотать между выдохами:

– Нет! Не надо! Не надо, Рома!

Только не это. Не хочу! Не-е-е-т!

– Ты стала такой истеричной и строптивой, Конфетка, – зловещим голосом прожевал моё прозвище, – мне это не нравится. Я люблю покорных шлюх. Это из-за недотраха? Потерпи немного, скоро я выбью из твоей щёлки всю дурь. Ты станешь такой же пушистой и покладистой, как и другие мои содержанки. А они не жалуются. У них есть всё! Подобная жизнь их вполне устраивает. Так какого хера ты, спрашивается, ведёшь себя как хозяйка мира? Запомни, ты – никто. Всего лишь дырка для траха и мать моей наследницы. Будешь делать то, что я хочу. А иначе пожалеешь.

Его член был мягким и сморщенным. Схватив меня за подбородок, надавив на скулы, Рома заставил меня открыть рот. Я и сама открыла, хотела закричать! Но он быстро вставил мне член между губами, приказав:

– Соси.

Толкнулся резко, глубоко. Из глаз брызнули слёзы, по пищеводу поднялась тошнота.

– Нет, – я начала вертеть головой, вырываться, тогда он сильнее схватил меня за скулы, так, что мне стало больно вдвойне, и начал ритмично насаживаться на мой рот, одной рукой удерживая за скулы, другой – за волосы. Врывающийся в горло орган быстро увеличился в объеме.

– Вот так, вот так! Смотри на меня! И стони! – Царёв рычал, как какой-то озверевший нелюдь, ускоряя толчки, а меня едва не вырвало. Я была близка к тому, чтобы задохнуться. Мне хотелось лишь одного – умереть.

Он вонзился в мою челюсть пальцами. Держал так крепко, что невозможно было пошевелиться. Я откашливалась. Вот-вот наступит удушье. А он всё рычал и рычал, твердил какой-то бред, набирал скорость и уже входил практически на всю длину. Слёзы, слюна, немного крови… потекли по губам вниз, к подбородку.

– У тебя самый сладкий рот в мире. Ты всегда будешь моей. Только моей вещью! Собственностью! Игрушкой. Никому не отдам! Слышишь?!

С этими воплями Царёв излился вглубь моего горла. Не знаю, как я до сих пор сдерживала рвоту. Его отвратительная сперма, подобно яду, оставляя ожоги, потекла вниз по пищеводу. Кончив, ублюдок избавил меня от приближающегося удушья, вытащив член из горла. Стряхнув со ствола остатки семени, спешно надел трусы, а потом штаны. Щёлкнул застежкой ремня, удовлетворенно выдохнул:

– Значит так, Диана, я принял решение. Твоё мнение меня не волнует. Ты будешь делать так, как я скажу. Это не обсуждается. Хочешь уйти – вали. Но тогда я лишу тебя родительских прав и ты больше никогда не увидишь Светлану. Мои адвокаты позаботятся о том, чтобы правда осталась на моей стороне. И никто тебе не поможет. Ни полиция, ни суд. Они поверят тому, у кого имеются деньги и связи.

Каждое слово, как кинжал, безжалостно, по самую рукоять врезалось в сердце острым лезвием, распарывая хрупкую плоть до кровоточащих ран. Я не верила, что все это происходит со мной. Сейчас. Что это не кошмар, не иллюзия, не галлюцинации, а убийственная реальность. Сказке конец. Как? Почему? За что? За что я заслужила эти пытки? Не верю. Не понимаю. Презираю. Его. Вместе с его лживыми словами! И посылаю к черту. В пекло. За ложь, за боль, за предательство, за то, что мерзкий подонок больше года пользовался мной как какой-то неодушевленной тряпкой для ног, не имеющей ни чувств, ни души, ни достоинств.

– До встречи, Диана. Когда у тебя там всё заживет… так уж быть, – не оборачиваясь, Царёв рявкнул напоследок, – я тебя оттрахаю. По самые яйца выдеру, чтобы надолго отбило желание канючить. Поняла?

Хмыкнув, мужчина направился к выходу, пока я, застыв, сидя на коленях в одном положении, сжав кулаки до крови на ладонях, смотрела в одну точку, будто только что на моих глазах рухнул самолет. Разбился. Взорвался. Вспыхнул кровавым пламенем. Самолёт, на борту которого находилось моё счастье и мой смысл жизни.

Не любит!

Не любит!

Не любит!!!

И никогда не любил. Лишь пользовался. Лишь развлекался. Лил в уши лживые сопли. Подонок. Мерзавец. Ничтожный сукин сын! Не мужик. НЕ МУЖИК! А чмо ходячее с рюкзаком комплексов за спиной. У бессовестного выродка явные проблемы с головой. Иначе и не скажешь. Интересно, сколько у него таких, как я? Запертых птиц в клетке? Скорей всего, я не первая и не единственная. Сплошная ложь! Ложь, ложь, ложь! На каждом шагу! А что, если та Лена вовсе не его сестра? А… любовница. А Серёжа – его сын. Но Царёв в очередной раз залил мне уши ложью. А я верила. Он заставил меня верить. Его безоговорочное влияние на людей трудно объяснить. Наверное, Роман – сатана в человеческой шкуре, что явился на землю подпитаться молодыми, невинными душами.

«Ты станешь такой же пушистой и покладистой, как и другие мои содержанки. А они не жалуются…»

«Да зайка, уже еду. Как вы? Малышка покушала? А ты? Поешь, пожалуйста, а то я переживаю…»

Правда. Это гребанная правда?

Я не одна такая. Есть еще жертвы. И то, что Рита родила… тоже правда.

Вот почему мерзавец перестал обращать на меня внимание. Конечно, всё внимание досталось не так давно родившей четвертого отпрыска жене.

Нужно срочно бежать. Немедленно!

Давясь спермой, задыхаясь от слёз, я отползла в угол между трюмо и стеной, сжалась в комочек, затряслась, ладонями вытирая с губ, лица и щёк отвратительный полупрозрачный белок. Роман с силой хлопнул входной дверью. Там, снаружи дома, я услышала его обращение к охраннику, а после – щелчок замка:

– Никуда не выпускать. Ты – её тень. В случае чего – сразу звони мне. Все её просьбы согласовывать только со мной. Никаких телефонов и гаджетов.

– Всё понял, Роман Викторович. Хорошего вам вечера.

Удаляющийся цокот каблуков по тротуарной плитке. И тишина.

На втором этаже, в детской, раздался жалобный плач моей малышки. Кое-как подобрав себя с пола, прикрывая обнажённую грудь рваным куском халата, глотая слёзы и сумасшедшую истерику, я направилась к лестнице.

С этого дня моя жизнь оборвалась. С этого дня моя душа провалилась в черную бесконечность.

* * *

Этот месяц я не жила, а существовала. Как какое-то безвольное животное, как собака на цепи. Мне казалось, что Царёв попросту свихнулся. Такое ведь бывает? Да? С возрастом. Боже! Ну почему? Почему это случилось со мной? Тогда, когда жизнь только-только начала налаживаться. Рома… он превратился в сущего дьявола. С каждой встречей, раз за разом, он всаживал мне нож в душу и крутил его там.

Как я могла не заметить очевидного? Ну как? Одержимая любовь сделала меня глухой, слепой… и глупой. Я начала бояться Романа, как нечисть. Если раньше я злилась и умоляла его приходит к нам почаще, то сейчас, запершись в комнате, я молилась, чтобы он попросту где-нибудь сдох. И никогда больше не посмел посмотреть на меня своим жутким, дьявольским взглядом.

В итоге я поняла, что Рома слетел с катушек. С его психикой явно что-то не так. Но что же нам делать? Мы света белого не видим. Уже два месяца живём как пленники. Я людей не вижу! Не знаю, что в мире творится! Это ужасно! Это немыслимо! Это рвёт меня на куски! Охранник следит за каждым моим шагом. Сколько я ни пыталась с ним договориться – бесполезно. Даже врачи, будь то гинеколог или педиатр, сами к нам приезжают. Неужели я всю жизнь проживу вот так, взаперти?

На фоне стресса у меня начало пропадать молоко. А подонку плевать! Пришлось докармливать Настюшу смесью. Да! Я называла и буду называть дочь Настей. А на мнение ублюдка наплевать. Я найду способ сбежать и навсегда порвать с пришибленным психопатом. Надо срочно что-то делать, а не сидеть сложа руки и впустую лить слёзы. Всё, что нужно – устранить охранника. Выскочить на улицу, добежать до соседей, попросить помощи, чтобы они вызвали полицию. Вот только Царёв явно дал мне понять, что в полиции у него работают свои люди. Но всё-таки я решила рискнуть.

Не повезло. Ближайшие жилые дома находились на достаточно дальнем расстоянии от моего. Я не могла взять и начать орать: «Помогите! Насилуют!». Гадкий ублюдок всё предусмотрел. Арендовал именно тот дом, который находился поодаль от других. Посёлок построили не так давно. Большая часть выделенной для других особняков земли пустовала. За неделю заключения я практически ничего так и не придумала. Скотина Евгений глаз с нас не спускал. Развалившись на шезлонге у главных ворот, верзила зависал в телефоне, просматривая очередные сериалы. За поясом его брюк демонстративно поблескивала рукоять пистолета. Пистолета!

Проклятье! Ничего лучшего я не придумала, как устроить пожар в сарае, где хранился всевозможный рабочий инвентарь для ухода за садом. А во время пожара, создав панику, я намеревалась попробовать огреть по голове охранника чем-то тяжёлым. Может быть, я насмотрелась боевиков? К чёрту. Кажется, я просто начала сходить с ума от тоски и безнадёжности во время длительного заточения.

В мини-баре на кухне особняка нашлись несколько бутылок с коньяком. За окном вечерело. Евгений, размяв задницу во время обхода территории, вновь занял своё место. Сарай находился на заднем дворе территории.

Я очень сильно нервничала. Голова кругом. Руки трясутся. В горле будто застрял кусок кирпича, что мешал дышать полной грудью. Сжав руки в кулаки, глянув на спящую доченьку в люльке, я заставила себя быть сильной.

«Ты справишься, Диана. У тебя нет выбора. Ради дочки ты не должна сдаваться», – я мысленно повторяла в уме эти бодрящие дух слова как мантру.

Плевать! Я не буду сидеть как овца, ожидая заклания, лучше сделаю хоть что-то, попытав удачу. На что способна женщина, чьё хрупкое сердце с особой жестокостью раздавил подлый мужчина? Особенно когда она защищает маленькую дочь?

На многое. Ради Насти я готова была собственными руками расцарапать подонку рожу, вырвать его член с яйцами, чтобы тут же затолкать ему в рот. А после пристрелить как бешеную собаку. Без капли жалости.

Включив телевизор на полную громкость, я сделала вид, что смотрю новости. Сама же распахнула створки окна в ванной, кое-как перемахнула через подоконник в сад. До сарая – рукой подать. План по спасению складывался идеально. Мне понадобилось много времени, чтобы просчитать свои действия. На цыпочках, стараясь не шуметь, я осторожно облила деревянные стены пристройки спиртом. Отступила обратно к окну, сделав «дорожку из спирта» от окна к сараю. Отталкиваясь ладонями от подоконник, подтянувшись на руках, забралась внутрь дома. Спустя несколько напряжённых секунд я вновь оказалась в ванной. Крепко зажмурившись, скрестив пальцы на руках, я мысленно попросила бога о помощи.

Три. Два. Один.

Зажигалка летит в траву. Вспышка. Огонь стремительно быстро ползёт к пристройке. Я вздрагиваю, глядя на то, как перед глазами в мгновение ока вырастают желтые языки пламени, что пожирают небольшой домик, как огнедышащие драконы. Лицо окатывает жаром, пора!

– На помощь! Пожар! Пожа-а-а-р! – реву во всё горло, выжидая момента.

Не медля, выскакиваю на улицу, наблюдая за тем, как Евгений едва ли не падает с лежака, замечая яркую вспышку за углом дома. Как раз во время старта грандиозного плана идиот прикемарил. Прижав телефон к уху, охранник сорвался с места в сторону крика и валившего клубами дыма. Радиус возгорания становится всё больше и больше. Как мне в голову пришла подобная идея с пожаром? Конечно же, из кино.

Пока Евгений, сделав звонок, прихватив из дому огнетушитель, возвращается на место происшествия, пользуясь случаем, я подкрадываюсь сзади амбала, сжимая в руках скалку. Зажмуриваюсь. Делаю три быстрых вдоха и, сжав скалку до острой боли в пальцах, со всего размаху, со всей своей накопленной злостью бью верзилу по затылку. С первого раза не получается. Взревев как подбитый пёс, он падает коленями на газон.

Черт, как же страшно! Как это сложно для меня. Но после всего того, через что я прошла, я усвоила лишь одно правило жизни: «Выживают сильнейшие».

Мягкого и нежного цветочкам больше нет. Завял. Некогда заботливые, любящие руки вырвали его с корнем! Порвали на куски, бросили в сырую землю, потоптались по нему грязными ногами. На месте гибели цветка выросла ядовитая колючка. Выросла из боли, горя, подлой лжи.

* * *

Вопиющий шок вогнал моё тело в каменный ступор. Прямо напротив меня, в моих ногах, лежит и жалобно ворчит полуживое тело. Мама родная… Надеюсь, оклемается. Господи, прости.

Отшвырнув в сторону скалку, я бросаюсь обратно в особняк. Вот-вот пламя перекинется на стену дома. Набрасываю на плечи рюкзак со всем необходимым, который заранее собрала для побега и прятала под кроватью, выжидая удачного момента, хватаю переносную люльку с малышкой, стрелой вылетаю в сад, сжимая в руках ключи от ворот. Руки не слушаются. Пальцы дрожат с такой силой, что я не могу попасть ключом в замочную скважину. Сжав челюсти, лишь с третьего раза получается это сделать. Сумасшедшая паника накатывает на все тело острыми волнами озноба. Из-за бешеного сердцебиения я, кажется, на время оглохла.

Замок клацнул, ворота беззвучно распахнули перед нами путь в долгожданную свободу. Когда я увидела окружающий мир, по щекам полились слёзы. Настюша захныкала в люльке. Прижимая к себе дочь, я бросилась в сгустившиеся сумерки. До первого дома была минута бега. Я решила постучаться в те дома, что находились в центре поселка. Мало ли, в соседних проживают друзья Царёва.

– Не плачь, зайка, не плачь! Мамочка рядом, скоро всё закончится, очень скоро нас спасут.

Я сама рыдала, как проклятая, когда неслась в неизвестность, спотыкаясь на каждом шагу. Адреналин жёг кровь в венах, превращая её в кислоту. Ещё чуть-чуть. Огни жилого дома близко. Я уже слышу голоса соседей, сопровождающиеся лаем собак. Мы почти спасены. Я практически улыбаюсь от счастья, ведь скоро нашим мукам настанет конец, а зло будет наказано, как вдруг… из-за угла на бешеной скорости выскакивает машина – громоздкий внедорожник с огромными колесами, что ловко блокирует путь на волю.

Улыбка стирается с губ. Шокированная увиденным, я застываю посреди дороги, как каменная. Не успеваю опомниться. Из задних дверей внедорожника синхронно выскакивают два бугая в черных одеждах. Подхватывают меня под руки, тащат в сторону машины.

– Помоги… – набрав в рот воздуха, я заверещала что есть сил, но меня ловко скрутили по рукам и ногам. Выдрали из рук люльку с плачущей малышкой, оторвали от земли, как какую-то ни на что не способную букашку, взвалили на плечо, а после грубо швырнули в салон бронированной махины.

Влепившись лбом в переднее кресло, я как мяч отскочила назад, жалобно взвыв от режущей боли в висках. Туши уселись по бокам от меня, зажав моё тело в центре салона. Мотор внедорожника грозно зарычал. Железный монстр на колёсах резко сорвался с места.

– Отдайте! – взревев от злости, я попыталась вырвать кричащую Настюшу из рук бандитов с весьма устрашающей внешностью, но тщетно. Один урод, прижав меня щекой к сиденью, выкрутив руки за спину, едва ли не до хруста в лопатке продемонстрировав мне профессиональный захват в положении лёжа.

– Лежи и не рыпайся, – рявкнул утырок хриплым басом.

– Настя-я-я! Пожалуйста, отпустите нас! Будьте людьми! Не отдавайте меня ему! Прошу, умоляю! Я вас молю-ю-ю! На коленях прошу! Смилуйтесь! – я немощно крутилась в грубых тисках наёмника, всхлипывала и рыдала, чувствуя, что вот-вот моё сердце выскочит из груди. Бесполезно. Нет здесь людей. Лишь звери. Со стальными внутренностями внутри тел.

– Я сказал заткнуться! Мне нужно позвонить.

Прикусив язык, я застыла. Плач дочки кромсал мою душу ржавыми ножами.

Охранник кое-как утихомирил Настю. Вероятно, дал ей пустышку и покачал на руках. Я ничего не видела. Меня по-прежнему вжимали лицом в поверхность сидения. Прочистив горло, незнакомец, державший меня за шею, торопливо с кем-то заговорил. Душа рухнула в пятки, когда я поняла, что ублюдок позвонил Роману.

– Босс, она устроила пожар, пыталась сбежать. Пожар потушили, но у Женьки сотряс. Она просто грёбанная стерва. Огрела его дубиной по голове, стащила ребёнка, пыталась удрать. Что делать? – короткое молчание. – Хорошо, скоро будем.

Отключив телефон, бугай угрожающе зашипел мне в затылок:

– Что, доигралась, идиотка? Босс в ярости. Сказал, что голову тебе снесёт. Поздравляю, ты уже почти труп. А дочка? Можешь навсегда с ней попрощаться.

* * *

Я потерялась во времени. Автомобиль быстро набрал скорость, значит, мы выехали на трассу. Тело затекло, мышцы ныли от тупой боли. Амбал до сих пор удерживал меня в неподвижном положении, лишая возможности видеть всё происходящее своими глазами.

Внезапно автомобиль резко дал по тормозам. Я сжалась, как ёж, ожидая удара, тут же ощутив ЕГО присутствие. Атмосфера в салоне стала мёртвой, как на кладбище глубокой ночью, после того как в машину сел ещё один человек, а в ноздри ударил знакомый запах дорого парфюма, ради которого от одного лишь вдоха не так давно я готова была отдать собственную жизнь. А сейчас от запаха Романа Царёва, от его голоса и присутствия, тем более взгляда, меня корёжило, как от смертельного яда.

Меня отпустили. Выпрямившись, судорожно поймав обезвоженными губами воздух, я столкнулась взглядом с Романом. Даже понять ничего не успела… Лицо огрело хлёстким ударом тяжёлой ладони.

– Мерзкая шлюха! Что ты натворила?! Я ведь предупреждал о последствиях!

Всхлипнув, я рефлекторно схватилась за скулу. Во рту разлился металлический привкус крови. Причина тому – лопнувшая губа.

Он смотрел на меня как чёрт на грешника. Глаза Царёва полыхали красными искрами в полутьме. Он скалился, жадно втягивал ноздрями воздух, смотрел на меня, как бык на красную тряпку, будто хотел разорвать голыми руками. Дьявол. Сатана. От такого не сбежать, не спрятаться. Он – не щадящая смерть в чистом виде.

Пауза. Ублюдок молчит. Лишь сверлит укором до самых костей, пока я стону, дрожу в истерике, глотая собственную кровь. Биение сердца зашкаливает. Каждый удар – минус одна секунда до принятия решения и момента услышать конечный приговор. Наконец мужчина, оценив ситуацию, ледяным тоном оглашает неоспоримое решение:

– Я больше не хочу тебя видеть. Ты была, есть и всегда будешь грязной, продажной шлюхой, падкой на деньги. Я в тебе ошибся. Ты не стоишь и гроша, потому что не уважаешь мою волю. Человека, давшего тебе всё. Человека, что вытащил тебя из гнилого болота. Света останется со мной. Она не твоя дочь, хорошо это уясни. Я отдам её Рите или одной из своих любовниц. Они никогда не показывают мне свой характер и не жалуются, в отличие от тебя, Диана. Считай, что ребёнок – твоя плата за ошибки, конченная ты стерва, что решила спалить дом, который я, сука, тебе подарил от всего сердца! – его перекосило, скривило от злобы. Вот-вот пена изо рта брызнет. – Ты продала свою дочь. Как себя. Всё, что мне сейчас хочется сделать – вымыть руки. После того как я тебя трогал. Ты грязная. И эта грязь на мне. Везде. Прощай. С глаз её вон уберите!

Грубым рывком меня, тонущую в слезах и внутренней боли, выдернули из машины на улицу. Не обращая внимания на молебные крики, бесцеремонно швырнули в грязь. Царёв также покинул автомобиль на минуту. Лишь для того, чтобы наградить меня прощальным тумаком.

– Здесь тебе и место, в грязи. Мне глубоко на тебя плевать. Теперь ты свободна. Можешь смело валить туда, куда пожелаешь. Хоть прямым ходом на панель. Впрочем, тебе не привыкать торговать дыркой. И не надейся, что полиция тебе поможет. В полиции у меня много добрых друзей. Только попробуй туда сунуться или выбрыкнуть какую-нибудь тупость. Пристрелю. Как собаку.

Брезгливо отряхнув ладони, ублюдок направился обратно к машине.

– Нет! Пожалуйста… нет!

Я ползла следом за Царевым на коленях по мокрому асфальту, сдирая ладони в кровь, мысленно вопила от адской боль в груди, когда в голове набатом бился плач моей малышки.

– Остановись! Не забирай мою дочь! Я прошу!

Хлопок. Визг колодок. Газанув, внедорожник умчался в темноту, обрызгав меня грязной водой из лужи. Застыв статуей, я смотрела в одну точку. На то место, где секундой ранее стоял Царёв.

Небо озарилось короткой вспышкой грозы. Начался мелкий дождь. Он смывал с лица слёзы. Вода попадала на ссадины над губой и на скулы. Больно. Но телесная боль – мелочь. По сравнению с тем кошмаром, что творилось в моей искалеченной горем душе.

* * *

Я долго брела вдоль обочины. Промокшая до нитки, забрызганная грязью. Обхватив плечи руками, дрожа от холода и шока, я едва передвигала ногами. Наверное, я заслужила, чтобы со мной вот так… как с бешеной тварью, что голыми руками растерзала с полсотни людей.

До города примерно час ходьбы. Меня просто вышвырнули у обочины. Наверное, надеялись, что так я быстрее попаду под машину, чтобы не пришлось лишний раз марать руки. Трасса словно вымерла. За полчаса проехало максимум пять машин. Ни одна из них не остановилась, никто не предложил помощи. Вероятно, меня приняли за пьяного бомжа. Грязная, с ссадинами на лице, шатаюсь в разные стороны, как после похмелья. Да, всем плевать!

Ноги подкосились. Обессилев окончательно, я упала на колени. Опустила голову вниз. По мокрым волосам стекала вода. Положив дрожащую ладонь на грудь, хрипло всхлипнула. Больно. Жжёт. Мое сердце разбито. Моя жизнь закончена. Что теперь делать? У меня ничего нет. У меня НИКОГО больше нет! Я проиграла. Царёв никогда не отдаст мне малышку. Против его власти, ненависти, денег… у меня нет ни единого шанса.

Глотая собственные всхлипы, какое-то время я просто стояла в полном замешательстве, понятия не имея, что делать дальше, как вдруг… Яркий свет фар обрушился мне в лицо как дождь из огня. Жизнь пронеслась перед глазами. Я закричала. Упала на асфальт, закрывая руками голову, и услышала визг тормозов. А после громкий возглас, судя по интонации, принадлежащий мужчине:

– Эй! Ты что творишь?

Никакой реакции. Так и лежу, свернувшись комком, постанывая от ужаса.

Как будто меня и правда только что переехали. Но, кажется, это не так.

Я всё ещё дышу. Всё ещё вижу тот самый одинокий мигающий фонарь.

Чувствую запахи, чьё-то присутствие. Глубокое дыхание, внезапное прикосновение чужих рук в области плеча. Меня осторожно переворачивают на спину. Голова немилостиво кружится. Моргаю. Трясу головой. И вижу размытый силуэт незнакомого человека.