Текст книги "Во власти бури"

Глава 12

Восемь миль, проведенные в полном одиночестве в коляске (в то время как Ариадна то ехала чуть позади, то обгоняла его), не были самыми занимательными в жизни Колина. Кроме того, разделявшее их расстояние было слишком ничтожным, чтобы изгнать леди Сент-Обин из его мыслей. На горизонте собрались грозовые тучи, послышался отдаленный гром, и это удивительно совпало с чувствами, бушевавшими в его душе.

Правда, теперь ему не приходилось выносить пытку ее обществом, прикосновением округлого бедра к его бедру, дерзкими комплиментами, но свято место пусто не бывает, и на смену всему этому пришли мучения другого рода. Время от времени перед ним маячила Ариадна верхом на своей строптивой лошади, и волей-неволей приходилось смотреть на округлости ее ягодиц, ноги, туго обтянутые жокейскими ботинками, и залихватский залом ее шапочки.

Время от времени она подъезжала перекинуться с ним парой слов, но не углублялась в беседу, а вскоре отъезжала, и было это как крохотный глоток воды в пустыне. Однажды она упомянула ненавистного Колину Максвелла – правда, опустив «мой дорогой», – но все равно он испытал вспышку ревности и настроение от этого не улучшилось.

– Я пропал, – бормотал он, снова и снова заставляя себя отвести взгляд на круп и хвост Грома. – Пропал и еще раз пропал!

Добряк мерин сочувственно прижимал уши, а Штурвал, слыша в голосе хозяина нотку отчаяния, лизал ему руку. Шареб тоже косился на Колина, и тот мог бы поклясться, что он наслаждался его смятением.

– Колин! – окликнула Ариадна, ехавшая в этот момент впереди, и придержала жеребца, чтобы коляска могла с ним поравняться. – Нельзя ли как-нибудь добавить живости в рысь этой кляче? Такими темпами мы и за год не доберемся до Норфолка!

– Эта, с вашего позволения, кляча еще не оправилась от ран.

– Ну конечно! Давайте лелеять его и холить, а в результате нас схватят и вы лишитесь двух тысяч фунтов!

Грозовые тучи между тем надвигались, и вечернее солнце озаряло их темные контуры зловещим светом. Порыв ветра промчался сквозь кроны ближайших деревьев. Грохот грома приближался.

Ариадна ждала ответа, надув губы. Колин с укоризной посмотрел на нее.

– Простите, ради бога! Я снова зловредная, не так ли? Все это нервы. Такого рода приключения не часто случаются в моей жизни.

– Понимаю.

– Ни к чему торопить Грома, раз все равно надвигается гроза. Надо где-то переждать ее и, может быть, там же и переночевать.

Нога Колина начала ныть еще час назад, предупреждая о грозящем ненастье. Теперь боль усилилась. Он нагнулся и потер больное место.

– Вы меня слышите?

– Конечно. Я просто задумался.

– О чем?

– О сегодняшней ночи. Надеюсь, комнат на сей раз будет две.

– Ах, это!

Щеки Ариадны слегка зарделись, но глаза знакомо и опасно сверкнули. Она легко коснулась хлыстом плеча Колина.

– Это надо понимать так, что вы не позволите мне играть с вашими чудесными волосами?

– Мы уже обсуждали это. Никаких вольностей.

– Не очень-то и хотелось! – хмыкнула леди и взъерошила ему волосы кончиком хлыста.

– А это как называть?

Колин отвел хлыст и нахмурился.

– Как хотите, но только не вольность. Я держу руки подальше от вас, разве не так?

Он только покачал головой, разрываясь между досадой и желанием.

– И это тоже не вольность, – продолжала Ариадна, вынимая ногу из стремени и ставя ему на плечо.

– Прекратите флиртовать!

– Я и не думала!

– Довольно!

Со вздохом она вновь вдела ногу в стремя, потом обратила к Колину негодующий взгляд.

– Будь вы истинный джентльмен, вам бы не пришло в голову обвинять леди за то, что она с вами флиртует. Это моя вторая натура, я просто не могу иначе и скорее всего попаду за это в ад.

Словно в подтверждение, раздался оглушительный раскат грома.

Ариадна тотчас опомнилась и замолчала, скользя взглядом по зеленым пастбищам вокруг дороги. Между тем ветер совершенно стих, наступило то особенное оцепенение, что предшествует грозе. Некоторое время спустя ветер поднялся снова и посвежел. Сверкнула молния.

Штурвал заскулил и спрятал морду как можно дальше под бедро хозяина. Он боялся грозы. Колин перекинул вожжи в одну руку, подхватил песика и устроил у себя на коленях, почесывая за ушком, чтобы успокоить.

– Да, пожалуй, надо где-то укрыться, пока не разразилась буря.

– Боже мой, я надеюсь, не на очередном постоялом дворе! – воскликнула Ариадна. – Ненавижу их! Там слишком много народу и повсюду висят эти гадкие объявления! Рано или поздно кто-нибудь нас опознает, и тогда этот негодяй, этот мот и транжир, этот мой никчемный брат… Господи, Колин, он где-то там… он охотится за мной! – Она сделала жест хлыстом в сторону потемневших холмов, словно молодой лорд Уэйбурн мог рыскать там, как голодный волк. – Он ни перед чем не остановится!

Новый раскат грома перебил ее.

– Я много размышлял о том, как бы получше замаскировать Шареба. Попона, повязки и колпак хороши, конечно, но они примелькались на этой дороге и к тому же сами по себе привлекают внимание. Надо придумать что-то новое.

– Но что?

– Снять все эти украшения. Белую полоску на морде замазать глиной, замешанной на сале, чтобы дольше держалась…

– Глина? Сало? Выпачкать это благородное животное?! – В смехе Ариадны послышалась истерическая нотка. – Колин, да когда же настанет конец унижениям Шареба?

– От унижения еще никто не умер, а ноги ему покрасим.

– Но…

Очередной раскат грома был так продолжителен, словно собирался длиться вечно. Резкий порыв холодного ветра забросил гриву жеребца сначала на одну сторону, потом на другую. Шареб издал встревоженное фырканье. Гроза не нравилась и ему.

– У вас такой вид, словно я предлагаю обрить вашего любимца наголо! – усмехнулся Колин. – Это всего лишь краска, и притом временно. Никто бы не стал без крайней нужды попирать его достоинство, а маскировка нам просто необходима.

Ариадна медленно кивнула, признавая его правоту.

– Что ж… надо так надо.

Показались первые дома очередной деревни, к счастью, довольно большой. Лавочник нередко печатал объявления о продаже скота, так что у него нашлась типографская краска. Он был настолько любезен, что продал ее Колину вместе с ведерком, в котором разводил. Ариадна в тревоге ожидала снаружи. Ветеринар появился с известием, что в кабачке на другом конце деревни проезжим сдают комнаты на одну ночь, а часть амбара приспособлена под стойло. Девушка немного успокоилась.

На месте Колин решил приступить к процедуре не откладывая. В загоне за амбаром Ариадна осталась ждать со встревоженным Шаребом, пока не будет оплачен постой.

– Что ж, самое время покончить с этой проблемой, – оживленно обратился Колин к леди, хмурое лицо которой говорило, что она отнюдь не в восторге от предстоящего.

Ему и самому не хотелось портить красоту жеребца. Но что делать?

– Ну хорошо, мы вымажем его этой гадостью, а что потом? – недовольно спросила Ариадна. – Нельзя же оставить так насовсем! Как я буду отмывать краску в Норфолке?

– Проще простого, – ответил Колин и повел жеребца под соломенный навес у самой стены. – Я захватил с собой отличное хозяйственное мыло. По опыту знаю – оно отчищает почти все, снимет и краску с шерсти Шареба.

– Вместе с шерстью! – хмыкнула Ариадна. – Предупреждаю, если редкий окрас этой лошадки будет испорчен…

К тому времени Колин успел размотать повязки и разглядывал задние ноги жеребца. На них были белые «гетры», очень заметные на фоне гнедой масти поразительно густого и однородного оттенка. Вместе с венчиками длинных белых шерстинок над передними копытами и белой полосой на морде это была, безусловно, особая примета, от которой следовало срочно избавиться.

Подавив вздох, Колин обмакнул тряпицу и начал закрашивать одну из белых «гетр».

– Даю слово, Ариадна, краска смоется без проблем. А пока, прошу вас, подержите его. Мне не нравится, как он прижал уши.

– Еще бы он их не прижимал! Вы то и дело оскорбляете его!

– Ужасно, – согласился ветеринар, продолжая свое занятие. – Но ничего не поделаешь, порой приходится страдать.

Шареб не понимал точного смысла сказанного, но тон не оставлял сомнений. Страдать, вот как? Он не собирается страдать! Хватит и того, что он, как последний битюг, волочил за собой это гнусное сооружение! Довольно с него пренебрежения многих часов, когда он трусил, словно на живодерню, за коляской, в то время как все внимание и ласковые словечки доставались старой кляче! И вот теперь враг снова покушается на его достоинство! Для начала он заляпал ему полморды какой-то зловонной глиной, так что першило в носу, но этот запах был ничто по сравнению с вонью, исходящей теперь от его левой задней ноги!

Это поистине было страдание, а страдать Шареб не любил. Сказать по правде, он вообще никогда не страдал, до тех пор, пока хозяйка не связалась с врагом. Несколько часов назад он думал, что ненависть к мерзкому типу достигла своего предела, но теперь ненавидел его втрое сильнее. Холодная вонючая жидкость пропитывала «гетры», которыми он так гордился, и как будто самое плоть его! Хозяйка стояла с угрюмым видом, и было совершенно ясно, что ее подло принудили дать согласие на ужасную процедуру.

Нет, так дальше продолжаться не могло.

Ветеринар взялся за правую заднюю ногу.

«Сейчас я лягну его. Прямехонько между глаз. Бац – и нет врага! Проще простого…»

Но не будет ли это слишком? Хозяйка может рассердиться, и не видать тогда пирожков и эля.

«Пожалуй, лучше я буду целиться ему в колено. Жить он будет, а вот ходить – вряд ли, как минимум полгода. Правда, он и сейчас скачет, как кузнечик…»

Враг поднялся, взял ведерко с вонючей жидкостью, удобно пристроил его на колоде для рубки дров и присел к передним ногам.

Шареб сделал вид, что покорно принимает свою судьбу.

Он видел, как скрывается под темной краской белый венчик шерстинок над копытом. Видел, как небрежно леди Ариадна держит поводья. Вот она подавила зевок. Вот враг поправил льняные волосы, которые почему-то приводили хозяйку в восторг.

Ведерко стояло на колоде в пределах досягаемости.

«Ах, месть! Сладостная месть! Унизить этого негодяя так же, как он раз за разом унижает меня!»

Ветеринар оставил в покое ногу и начал приподниматься, чтобы снова обмакнуть ненавистную тряпку в темную жидкость. При этом он нахально улыбнулся леди Ариадне.

Шареб совершил задуманное.

За годы употребления эля прямо из бутылки (что всегда приводило хозяйку в восторг) он научился ловко переворачивать емкости. Схватив ведерко зубами за край, он опрокинул его прямо на голову врага, на его прекрасные светлые волосы, предмет восхищения леди Ариадны.

– Шареб! – в ужасе воскликнула девушка, отскакивая, чтобы брызги не попали на сапожки. – Колин! – вскричала она чуть позже, когда увидела последствия выходки жеребца.

Ветеринар медленно поднялся. Большая часть краски стекла, но темные капли все еще падали с волос, которые уже нельзя было назвать льняными. Он достал носовой платок, вытер лицо и только тогда посмотрел на Шареба.

Тот стоял спокойно, полный достоинства, и выглядел невинным, как новорожденный жеребец. Но он был слишком счастлив, чтобы долго сдерживаться, а потом оскалился Колину в лицо и заржал, словно расхохотался.

Ариадна хихикнула и поспешно прикрыла рот рукой. По ее мнению, Шареб был совершенно прав, потому что лишь заплатил унижением за унижение, не более того, но ветеринар выглядел так, словно подумывал об убийстве. Шареб заржал снова, с вызовом. Колин пожал плечами и полез в свой сундучок. Достал гребень и начал водить им по волосам. Те немногие участки, что избегли беды, вскоре были закрашены.

– Зачем это? – удивилась Ариадна.

– Это легче и проще, чем отмывать испачканное, – со вздохом ответил Колин.

К тому времени, как путешественники вернулись в кабачок, чтобы поужинать, небо было совершенно черным от туч и висело, казалось, над самой землей. В зале было полно народу: почти каждый проезжий спешил найти кров, прежде чем небеса разверзнутся. В камине весело потрескивал огонь, дым сигар струйками поднимался к потолку. Гости смеялись, играли в карты, в изобилии поглощали пищу и напитки. Поскольку помещение было небольшим, шум стоял такой, что едва можно было расслышать собственные мысли. Однако скрипка была слышна вопреки всему.

Колин от души пожалел, что услышал ее.

– Что это? – воскликнула Ариадна с простодушным восторгом. – Скрипка? Прелесть какая!

Она указала на старика у камина, который наигрывал старинную матросскую песенку и раскачивался в такт мелодии.

Колин убрал со лба волосы, теперь темно-каштановые, и ощутил, что пальцы дрожат. Музыка затронула глубины его души, пробудила давнюю боль, оживила воспоминания.

Скрипач играл мастерски и с таким пылом, словно мелодия была ему привычна. Колину не нужно было видеть его, чтобы понять, что это бывший моряк, но все же он посмотрел в указанном направлении. На старике под сюртуком была поношенная тельняшка, а на руке, сжимавшей смычок, виднелась татуировка в виде якоря.

Пять лет прошло с тех пор, как сам он навеки простился с морем, но боль была свежа. Леди Ариадна с ее детским восторгом ничего не знала об этом и не могла знать. Но старик в тельняшке был членом великого братства людей, обрученных с морем, людей, которые узнают друг друга не по одежде.

Когда мелодия стихла и толпа разразилась рукоплесканиями, он остановил взгляд на Колине. Лицо его не было знакомо ветеринару, но могло статься, что старик видел его поднимающимся на трап корабля во всем великолепии мундира, с кортиком у пояса, в фуражке офицера. Так или иначе, он слегка склонил голову, отдавая ненавязчивую дань уважения.

Колин подавил вздох, борясь с отчаянным желанием купить старику скрипачу кружку эля и до ночи разговаривать с ним о море и о кораблях.

– Приветствую, капитан, – произнес старик негромко, когда они проходили мимо.

Колин кивнул и улыбнулся в ответ, очень надеясь, что Ариадна не расслышала. Похоже, так оно и было, потому что она вдруг возмутилась:

– Это заведение… Боже мой, неужели тут некому убрать? А вонь какая! К тому же лица не внушают мне доверия. Мне страшно за Шареба.

Снаружи послышался раскат грома. Гроза ходила кругами, то надвигаясь, то удаляясь в сторону.

– Да, конечно… – рассеянно откликнулся Колин, чтобы сказать хоть что-то.

– Что с вами?

Леди ухватила его за рукав и повернула к себе. Он, как мог, изобразил улыбку. И повернулся спиной к скрипачу, словно тем самым мог отвернуться и от своего прошлого.

– Со мной все в порядке. И прекратите волноваться за эту чертову лошадь!

– Я не могу!

– Так чего вы хотите? Чтобы я держал над ним зонтик? Не дай бог на вашу драгоценность упадет пара-тройка капель!

– Очень смешно! Вы язвите, потому что злитесь на него. Если хотите знать, я бы на вашем месте все-таки завела его в амбар.

– Я бы тоже завел, если бы все стойла не были заняты или если бы хозяин позволил привязать его среди мешков с зерном. Хочу напомнить, что он не под открытым небом, а под навесом.

– Вы такой сердитый, Колин! Мне тоже жаль ваши волосы… правда жаль, хотя я и смеялась. Если гроза кончится до вечера и мы покинем это гадкое заведение, давайте разыщем ручей и…

– Наплевать на волосы!

– Но вы расстроены! Заметно, хотя вы и стараетесь это скрыть. Если не волосы, то что тому причиной? Я? Я ничего такого не делала. Ни разу до вас не дотронулась!

Колин наконец посмотрел на Ариадну. Она выглядела всерьез озабоченной.

– Вы тут ни при чем, как и мои волосы. Просто… – Он умолк.

– Что просто?

– Тени прошлого.

Колин постарался все обратить в шутку. Они обогнули группу фермеров, оживленно споривших, каким навозом лучше удобрять, коровьим или лошадиным, и уселись на скамью у приоткрытого окна. Сверкнула молния, преломившись в шестиугольных стеклышках. Немного позже оглушительно громыхнуло. Подвыпившие посетители захлопали в ладоши и разразились одобрительными криками, от которых заложило уши. Кружки были дружно подняты, потом со стуком опустились на столы, но и этот грохот не мог заглушить печальный голос скрипки.

Ариадна сидела в такой позе, словно принимала гостей на светском рауте в своем особняке, – выпрямившись и аккуратно сложив руки на коленях. Она не сводила взгляда с Колина. Наконец тот приподнял бровь, молча вопрошая, в чем дело.

– Вы меня беспокоите, Колин. Порой вы настолько уходите в себя, словно вообще никогда не собираетесь возвращаться! Когда вам грустно, грустно и мне, и тут уж ничего не поделаешь. Простите, если я вас обидела своим замечанием насчет бедняги Грома. Он в своем роде тоже особенный… для вас, и мне следовало об этом помнить.

– Миледи, перестаньте искать вину в своих словах и действиях. – Колин улыбнулся, снова поддаваясь ее юному очарованию. – И не печальтесь из-за меня.

– Как я могу? Вы так благородны в своем стремлении спасти каждое страдающее животное! Поверьте, вы заслуживаете мое вечное уважение.

– Неужто вечное? – с мягкой иронией осведомился Колин.

– Оно никогда не умрет, – торжественно заверила Ариадна.

– Миледи…

– Что, доктор?

– Вам бы стоило немного ссутулиться и повесить руки. Ваша поза настолько выбивается из остальных, что вон тот тип на вас косится.

– О!

Ариадна немедленно прониклась игрой. Небрежно нахлобучив шапочку пониже на лоб, она сползла по сиденью, вытянув и скрестив ноги.

– Так пойдет?

– Гораздо лучше.

– Может, мне еще рыгать и почесываться?

– Я бы не осмелился предложить, но идея неплоха.

– Доктор! – возмутилась Ариадна, схватила салфетку с ближайшего стола и швырнула в него.

Колин не выдержал и прыснул, и вскоре они уже дружно смеялись. Но потом взгляды их встретились, и смех умолк.

Ариадна отвернулась к окну, Колин принялся тщательно вытирать салфеткой влажный след от кружки на столе.

– Знаете, Колин, такой цвет волос не для вас, он не подходит к глазам.

– У каждой медали есть две стороны, миледи. По крайней мере я теперь замаскирован не хуже этой проклятой лошади!

– Кстати, о лошади! Как по-вашему, с ней все будет в порядке?

Оттуда, где они устроились, в приоткрытое окно были видны зады амбара. Поскольку Гром был всего лишь мерин, его поместили в просторный загон с другими лошадьми, для которых не хватило места на крохотной конюшне заведения. Он был счастлив хрустеть своим сеном и ничуть не интересовался кобылами. Шареб, напротив, ни о чем другом и думать не мог. Он не притронулся к овсу и ходил кругами по своему тесному загончику с высоко поднятым хвостом и раздутыми ноздрями. Время от времени он пускался вприпрыжку и порывы ветра раздували его черную гриву – одним словом, он являл собой великолепное зрелище, к которому четвероногий прекрасный пол не оставался равнодушным. Вот он издал долгое ржание, метнулся в угол изгороди, круто повернулся и вскинулся на дыбы.

Тревога смешалась в Ариадне с восхищением. Она бросилась к окну и растворила его, чтобы лучше видеть своего любимца, не обратив никакого внимания на служанку с чайным прибором.

– Смотрите, Колин! Он устроил целое представление ради этих кобыл!

Сверкнула молния, омыв строение и загон фиолетовым сиянием и на миг придав им сказочную красоту. Облака зловеще клубились над головой; было ясно, что гроза все же разразится рано или поздно.

– Боюсь, миледи, не только для них, – заметил Колин хмуро, – но и ради соперника. Взгляните туда!

За то недолгое время, которое они провели в кабачке, кто-то успел поставить в соседний загончик другого жеребца. Тот был массивнее Шареба и столь же откровенно досадовал на свое одиночество.

Колин с подчеркнутым спокойствием понюхал молоко, чтобы определить свежесть, потом налил чаю. В душе он был озабочен ситуацией и благодарил Бога за то, что самый большой загон разделял забияк.

– Бог с ним, с другим жеребцом! Смотрите на Шареба! Разве он не великолепен? Он рвется в бой, а все из-за своей горячей южной крови! Признайтесь, в нем воплотилось все лучшее, что свойственно лошадям!

«Горячая южная кровь». Колин отметил это про себя.

Его догадка подтвердилась.

Очередная молния была ветвистой и ослепительной. Это еще больше возбудило жеребцов. Они носились взад-вперед по своим тесным загонам, вставали на дыбы и бросали друг другу вызов пронзительным ржанием.

Кобыла в главном загоне начала проявлять беспокойство.

Один Гром не обращал на суматоху никакого внимания, поглощенный ужином.

Другой жеребец приостановился и время от времени коротко ржал, словно вскрикивал. Хорошо зная лошадей, Колин понял, что он осыпает соперника оскорблениями. Шареб ответил диким воплем ярости. В этот момент небо располосовала такая молния, что прежние просто в счет не шли.

Хуже момента для этого было не придумать. Шареб шарахнулся в сторону и налетел боком на дальнюю часть изгороди, всхрапнул и рванулся вперед бешеным галопом. Колин привстал на скамье, уверенный, что он на полной скорости сейчас налетит грудью на высоченную ограду. Однако тот взмыл над ней крылатым Пегасом и очутился по другую сторону, в главном загоне. Там он не промедлил и секунды, несмотря на призывное ржание кобыл. Он рванулся вперед, как демон, одержимый одним желанием – отомстить за оскорбление.

– Сейчас они будут драться! – послышался возбужденный крик, и все, кто находился в зале, кинулись к дверям.

Колин выскочил наружу одним из первых, Ариадна за ним. Он спешил изо всех сил, прекрасно зная, что не успеет предотвратить схватку. Он услышал оглушительное ржание Шареба, увидел, как тот буквально протаранил ограду, отделявшую его от противника. Треск ломающихся жердей слился с трескучим ударом грома. Другой жеребец сделал скачок вперед и поднялся на дыбы, грудью встречая атаку.

Тела их столкнулись с глухим звуком, от которого кровь стыла в жилах. Подковы замолотили в воздухе, раздирая живую плоть. От яростных криков болели уши.

– Уберите это отродье от моей лошадки! – кричал кто-то. – Иначе, видит Бог, я его застрелю!

Колин нашел глазами кричавшего. У того и впрямь было в руке охотничье ружье. Он сделал рывок в ту сторону, но его опередил комок пятнистого меха с оскаленными клыками. Штурвал!

На миг Колин растерялся, готовый броситься в нескольких направлениях сразу: за Ариадной, которая находилась теперь в опасной близости от места схватки, за Штурвалом, который раз за разом бросался на человека, державшего ружье, и хватал его за ноги, или в гущу битвы, чтобы растащить жеребцов. Если кто-то и был на это способен, то только он.

– Колин, их надо остановить! – послышался крик Ариадны.

Жеребцы дрались не на жизнь, а на смерть. Более массивный и высокий в холке, противник Шареба явно уступал ему в ловкости и потому проигрывал. Кобылы, не приближаясь к пролому в ограде, выстроились вдоль нее, положив морды на верхнюю жердь, и внимательно следили за тем, как жеребцы борются за право на них. Схватка могла, однако, дорого обойтись одному из противников.

Колин схватил обломок жерди и, махнув рукой на опасность, вклинился между обезумевшими животными, ненадолго отступившими друг от друга перед новым броском.

Противник Шареба воспользовался этим, чтобы спастись бегством. Шареб успел хорошо поработать над ним, и теперь кровь струилась из ран на шее и крупе. Колин попытался ухватить Шареба за поводья, но тот был совершенно невменяем. Он увернулся, грудью разбил изгородь с другой стороны и стремительно обогнул амбар… чтобы остановиться как вкопанный при виде прелестной серой кобылки, седок которой только что спешился.

Секунду спустя жеребец уже снова мчался, на этот раз уже прямо к ней. При виде этой живой молнии хозяин лошади бросился прочь, крича от ужаса.

Колин издал похожий крик, сообразив, чем кончится дело.

Такой картины ему не приходилось видеть за всю свою жизнь. Изящная кобылка, застывшая при виде жеребца, летящего к ней как на крыльях, бегущий в страхе человек и Шареб, Шареб Великолепный, с черной как смоль гривой и хвостом!

Ржание, которое он адресовал предмету своих вожделений, было переливчатым и ласковым. На ходу он игриво куснул кобылку за круп и понесся дальше, даже не оглянувшись, уверенный, что она примет приглашение. И правда, лошадь ответила тонким трогательным возгласом и бросилась следом.

– Боже мой, Колин! – закричала Ариадна, крепко прижимая к груди Штурвала, которого ей не без труда удалось оторвать от человека с ружьем. – Колин, сделайте что-нибудь!

Но что тут можно было поделать? Лошади умчались.

Хозяин пивной проталкивался сквозь толпу, издалека выкрикивая требование немедленно возместить ущерб. Вдобавок упали первые капли дождя. Через минуту он уже хлестал во всю мочь.

Колин огляделся. Все было хуже некуда. Он был отягощен старым мерином и собакой, а вокруг стояло человек тридцать мужчин, все как один глядя на расстегнутую куртку Ариадны, под которой явственно выделялась грудь. Из всех участников этой сцены только Гром оставался безмятежно-спокойным.

– Пора убираться, – сказал Колин и бросился к мерину.