Текст книги "Во власти бури"

– Колин!

Он не стал отворачиваться. Взгляд его был взглядом загнанного животного.

– Остановите экипаж, Колин.

Он, напротив, подхлестнул Грома. Шаребу пришлось затрусить быстрее.

– Остановитесь! Я приказываю!

Ариадна вцепилась в вожжи и потянула их на себя изо всех сил. Старый мерин и не подумал противиться, он послушно остановился.

– Дьявольщина!.. – почти шепотом произнес Колин. – Зачем вам это нужно? Зачем нужно мучить меня и издеваться надо мной?

– Но мне нужен всего лишь поцелуй – ни к чему не обязывающий, невинный поцелуй.

Последние полминуты Колин не смотрел на Ариадну, но тут обратил к ней взгляд, полный ярости и вожделения. Сила его была такова, что ей захотелось провалиться и сквозь пол коляски, и сквозь землю.

Она зашла слишком далеко!

– Значит, поцелуй? Ни к чему не обязывающий, невинный, безвредный поцелуй? – переспросил он мягко, но в этой мягкости чувствовалась угроза.

Улыбка флиртующей кокетки застыла на губах Ариадны, а сердце готово было выпрыгнуть из груди.

Лицо Колина склонилось к ней. Ариадна широко открыла глаза, не в силах пошевелиться. Рука скользнула ей под голову и приподняла, а другая, которую он без труда высвободил из ее ослабевших пальцев, легла на шею, потом двинулась ниже, одну за другой расстегивая пуговицы куртки и рубашки. Ариадну охватила паника.

– Колин, ради бога! Я просто дразнила вас!

– Мне ли этого не знать, Ариадна! Я сыт по горло вашими играми. Однажды вы зайдете так далеко, что назад дороги не будет. Пора вам узнать, что от «невинных» поцелуев бывает больше вреда, чем от искры, упавшей в бочку с порохом!

Ариадна хотела было протестовать, подняла было руку для пощечины… но тут рот Колина обрушился на ее губы так, что перехватило дыхание. Ее приподняли и с силой прижали к согнутому колену. Горячий язык проник в рот и заполнил его, подавив рвущийся наружу крик. Одна рука, словно живые тиски, не давала ей даже шевельнуться, а другая двинулась вниз по телу под рубашку. Пока не нашла грудь. Ариадна забилась, рванулась, но ее только прижали теснее. Глаза, которые она в ужасе зажмурила, открылись сами собой, заглянули как будто в растревоженную штормом океанскую глубь и зажмурились снова.

Пальцы Колина – горячие, огрубевшие, ловкие пальцы – поглаживали и сжимали сосок, пока Ариадна не забыла про страх и возмущение. Она забыла вообще обо всем, кроме пронзительной сладости, которая страшным образом отдавалась между ног, где становилось все горячее, все теснее, где было так влажно…

И вдруг она оказалась свободна. Нога Колина соскользнула с сиденья, и девушка обессиленно опустилась навзничь. Ее затуманенный взгляд был прикован к его лицу, ладонь медленно легла на грудь, которую он только что ласкал.

– Колин…

– Надеюсь, это послужит хорошей прививкой против флирта, – сказал он, тяжело дыша. – Никогда больше не играйте с мужчинами, Ариадна. Дразнить и мучить не просто некрасиво, но к тому же и опасно. Если вам снова придет в голову пофлиртовать со мной, знайте, что я не отвечаю за последствия. Вы меня поняли? – Колин подхватил вожжи и посмотрел на девушку. – Поняли?

– Да… – тихо ответила она, не отрывая взгляда от его рта и скользя пальцами вдоль своих припухших губ. – Да, я поняла.

– Вот и хорошо.

Колин отвернулся и молча ждал, пока вожделение угомонится.

– Я только… Колин, я думаю… может быть, прежде чем мы продолжим путь… вы не могли бы поцеловать меня еще раз?

Ариадна протянула руку и коснулась его губ. Колин отпрянул так резко, словно получил удар под дых. Он понял, что попытка запугать ее не удалась. Она не собиралась оставлять его в покое. В ярости он оттолкнул ее, соскочил на землю и сунул руку под сиденье, за седлом и уздечкой Шареба.

Он принялся седлать жеребца так грубо, такими гневными движениями, что оскорбленное животное взбунтовалось. Когда Колин болезненным рывком затянул подпругу, жеребец укусил его в плечо.

Ветеринар ахнул и схватился за укушенное место. До сих пор животное никогда так себя не вело.

– Боже мой, Колин! – послышался возглас Ариадны, и она спрыгнула на землю.

– Убирайтесь! – проскрежетал он сквозь зубы, положив руку на борт экипажа и уткнувшись в нее лбом. – Убирайтесь назад в коляску и никогда – слышите? – никогда больше не просите меня вас целовать!

Глава 11

Все это время Ариадна находилась в каком-то оцепенении, не сознавая, что происходит, однако, когда Колин неловко закинул ногу на спину Шареба и вскочил в седло, она сразу опомнилась.

– Нет! Нет!

Но было поздно.

С пронзительным, диким воплем, мало похожим на ржание, жеребец подпрыгнул, изогнулся и, наконец, так высоко подбросил круп, что седок пулей вылетел из седла через его голову.

– Шареб! – закричала Ариадна в ужасе.

Жеребец прянул с обочины, заметался во все стороны, оскальзываясь задними ногами в мокрой траве.

– Шареб!

Что-то случилось – возможно, одна из задних ног попала в кротовью нору. Так или иначе жеребец тяжело рухнул на бок. Если бы Колин не откатился в последний момент, его бы придавило. Бешено молотя в воздухе всеми четырьмя ногами, Шареб пытался подняться, его испуганное ржание эхом отражалось от соседней рощицы. Наконец он поднялся; к облегчению Ариадны, жеребец не бросился прочь, а остался стоять, тяжело дыша и отфыркиваясь.

Ариадна всем сердцем любила свою лошадь, но в первую очередь бросилась к лежащему неподвижно Колину.

– Вы живы? Колин, скажите что-нибудь!

Тот шевельнулся, перекатился на спину и вперил взгляд в Шареба. Лицо его было мертвенно-белым.

– Боже мой, Колин!

Когда Ариадна присела рядом, он приподнялся, потряс головой и хрипло откашлялся.

– Похоже, идея была не лучшая…

Слезы брызнули у нее из глаз. Трясущимися пальцами она отвела влажные волосы со лба Колина и виновато заглянула ему в глаза.

– Мне нужно было предупредить вас, что никто никогда не ездил верхом на Шаребе! Только я.

– Что ж, лучше выяснить это позже, чем никогда, – заметил Колин с мрачным сарказмом.

Он начал подниматься. Ариадна пыталась удержать его за плечо. Он сверкнул глазами на ее руку, потом на нее.

– Я хочу встать!

– Но ведь вас только что сбросила лошадь! Господи, Колин, он мог убить вас! Позвольте мне хотя бы помочь…

Не обращая внимания на протянутую руку и не удостоив ее ответом, Колин с трудом поднялся, оправил одежду и пошел к жеребцу. Ариадна осталась сидеть в позе нищего, протянувшего руку за подаянием.

Шареб отступил при его приближении. Он выглядел одновременно потрясенным и рассерженным.

– Тихо, приятель, тихо! Успокойся.

Колин протянул руку. Шареб шарахнулся, но ветеринару удалось поймать поводья. Чувствуя себя плененным, жеребец с негодующим ржанием поднялся на дыбы. Ветеринар с силой рванул поводья вниз. Копыта передних ног глухо стукнули о землю. Шареб снова прянул в сторону, почти сорвав с себя уздечку.

– Тихо! – повторил Колин негромко, но требовательно и положил ладонь на влажную холку жеребца.

Словно по волшебству, Шареб перестал рваться и успокоился. Голова его опустилась до земли, словно он намеренно отказывался смотреть на человека. Колин услышал шаги Ариадны, ощутил ее присутствие за спиной, увидел маленькую руку, треплющую жеребца по крупу. Он повернулся.

Лицо девушки все еще было мокрым от слез, щеки пламенели.

– Он не нарочно, – тихо произнесла она. – Это случилось помимо его воли. Сейчас ему стыдно. Так ведь, Шареб?

Жеребец поднял переднюю ногу.

– Видите?

– Что именно? – с холодным сарказмом осведомился Колин. – Что он весь раскаяние?

Теперь, когда потрясение было позади, он ощутил, что его бьет мелкая дрожь.

– Держите! – скомандовал он резко и ткнул поводья в руку Ариадне. – Мне надо осмотреть его.

– В первую очередь надо осмотреть вас!

– Держите поводья.

Со стеснившимся горлом Ариадна следила за тем, как он придирчиво и медленно осматривает одну за другой ноги жеребца. Теперь стали заметнее последствия падения: Колин приволакивал ногу и держался неестественно, слегка приподняв плечи, словно их свело судорогой и никак не удавалось расслабить. Однако он заботился в первую очередь о своем подопечном – о лошади, чуть было не убившей его.

Ариадна отвела взгляд и стояла с поникшей головой, пиная мелкие камешки. Чувство вины переполняло ее. Нельзя, недопустимо было вести себя так! Ради того, чтобы удовлетворить свои низменные страсти, она бессовестно флиртовала с мужчиной и тем самым толкнула его на опрометчивый поступок. Ее безрассудство дорого обошлось и Колину Лорду, и Шаребу – двум дорогим для нее существам. Сама же она получила горький урок.

– Вам больно? – робко осведомилась она, поднимая взгляд.

– Ничего непоправимого со мной не случилось, – ответил Колин, не глядя на нее. – А вот подпруга порвалась.

– До подпруги мне дела нет. Меня интересует, что с вами! Вы мне дороги!

В этот момент Колин, присев на корточки, осматривал переднюю ногу Шареба. Он резко вскинул голову и бросил на спутницу гневный взгляд.

– Я вам дорог, вот как? Какого дьявола? У вас есть «ваш дорогой Максвелл», и этого вполне достаточно, во всяком случае для порядочной женщины!

– Но вы мне дороги как друг… – запротестовала Ариадна, ошеломленная злобной вспышкой.

– Если я вам дорог, то и ведите себя со мной как с другом!

– Но я думала, что это все невинно…

– Ах, вы думали! Должно быть, это забавно, когда мужчина извивается у вас на крючке! Забавно, когда его снедает безнадежное желание, когда его трясет как в лихорадке! Забавно, черт возьми, дергать за удочку, чтобы его зацепило и того сильнее! Я не играю в гнусные маленькие игры вашего круга, миледи! Они хороши для тех, у кого вода вместо крови. Таким нетрудно держать себя в узде, потому что они не способны на настоящее желание!

– Колин!

– Убирайтесь в коляску и дайте мне хоть немного покоя!

– Как вы смеете со мной так разговаривать!

– В коляску, черт возьми!!!

Ариадна сделала попытку надменно вздернуть подбородок, но лицо ее пылало от стыда. Совесть говорила, что она заслуживала выговор, что сама навлекла это на себя. Девушка отвернулась и сделала шаг к экипажу, но тут взгляд ее упал на другую сторону дороги. Там выстроились вдоль изгороди больше дюжины овец. Они стояли прямо против того места, где Колин осматривал Шареба, и тянули шеи против жерди, как если бы пытались оказаться как можно ближе к нему.

– Колин!.. – окликнула Ариадна, в своем изумлении забывая обо всем.

Одна из овец заблеяла, остальные вразнобой поддержали ее. Колин повернулся посмотреть, в чем дело, и его хмурое лицо прояснилось.

– Колин… – повторила девушка шепотом, чувствуя нечто вроде благоговения, однажды уже испытанное.

Звук его имени заставил ветеринара отвернуться. Ариадна отказалась от попыток привлечь его внимание, но была не в силах отвести взгляда. Ей пришло в голову, что именно это ощущают животные вблизи Колина Лорда. Его присутствие было чем-то особенным, привыкнуть к нему не представляло никакой сложности. Но что будет, когда все кончится?

Что, если мир окажется пустым?

Не сознавая, что делает, Ариадна протянула обе руки и положила на плечи Колина, который теперь осматривал заднюю ногу жеребца.

– Вам ведь больно, позвольте мне…

Он вскочил вопреки боли в ноге, схватил ее за оба запястья и отступил так далеко, как мог.

– Оставьте меня в покое!

– Но вы ушиблись!

– Ничего не сломано, остальное пройдет.

– А укус? Позвольте мне осмотреть ваше плечо!

– Нет.

– Колин, ради бога, будьте же благоразумны! В конце концов я плачу вам.

– Имущество надо держать в порядке. Понимаю.

Ариадна не стала огрызаться в надежде, что он смягчится. Колин, однако, продолжал ее удерживать, далеко вытянув руки. Не было никакой возможности ни освободиться от тисков, ни хотя бы подступить поближе. На лице его застыло выражение угрюмой решимости. Со вздохом Ариадна отказалась от своего намерения. Колин понял это и отпустил ее.

– Простите, – тихо произнесла она, растирая ноющие запястья. – Вы велели мне оставить вас в покое. Я так и поступлю. Никогда больше к вам не прикоснусь. Поверьте, и в этот раз я не желала ничего плохого. Вы… должно быть, я совсем утратила ваше уважение.

– Все не так, Ариадна. Молодости свойственно потакать своим слабостям, а вот зрелость… в зрелости такое непростительно.

Новая волна стыда и раскаяния захлестнула Ариадну. Колин так добр к ней, так великодушен! А чем она платит ему?

– Не щадите меня! Как джентльмен, вы чувствуете себя обязанным взять вину на себя, и я вам за это благодарна. Но я знаю, кто виноват в случившемся. Я повела себя недостойно, и…

Она запнулась. Укоренившиеся представления и требования полностью заглушили голос совести, советуя перевернуть ситуацию с ног на голову, обелить себя.

– Мне не следовало так вести себя в первую очередь потому, – продолжала Ариадна, надменно вскидывая голову, – что мужчины по природе – рабы своих инстинктов. Это свойственно даже самым хорошо воспитанным из них, что уж говорить о людях простых! Я сознаю, что низко пала, позволив себе флирт с простолюдином, и вполне заслужила, чтобы меня поставили на место!

Колин ничего не ответил на это, но взгляд его ясных глаз был достаточно красноречив. Ариадна смешалась. Казалось, этот взгляд осветил ее душу до самых дальних уголков, прочел все ее развратные мысли, все непристойные желания.

– О, Колин! – воскликнула она беспомощно. – Пусть мне будет хуже, но знайте, что меня отчаянно к вам влечет! Я ничего не могу с собой поделать, как лошади, собаки, кошки, как эти овцы! Не знаю, как можно это расценить и как назвать! Животное тяготение, если хотите!

Ей потребовалось немалое усилие, чтобы остановить этот поток признаний. Долгую минуту она теребила какую-то нитку на рукаве, чувствуя на себе тяжелый и пристальный взгляд ветеринара. Наконец он кашлянул и пошевелился.

Ужасное напряжение оставило Ариадну, и она решилась поднять взгляд.

– Ариадна…

– Что, Колин?

– Считайте, что все прошло. Я не держу на вас обиды, не держите и вы на меня.

Леди судорожно сглотнула. Ей хотелось обвить руками шею Колина, прижаться к нему и целовать его, целовать до бесконечности. Но об этом не было и речи, особенно теперь. Мучительная тоска на миг навалилась на Ариадну, но она заставила ужасное чувство отступить.

– Я только хочу, чтобы вы знали… я не шутила, когда сказала, что вы привлекательны. Если вы этого не сознаете, тем хуже для вас… – Она сделала слабую попытку улыбнуться. – Может, отчасти поэтому я сделала то… то, что сделала. Во всяком случае, не потому, что жестока.

– Вы не жестоки.

– Откуда вам знать?

– Вы просто еще очень молоды, но речь не об этом. Ничего хорошего не выйдет из игры, которую вы затеяли. Постарайтесь не забывать, что мы так же мало похожи, как пищеварительные системы лошади и собаки.

Он усмехнулся и внезапно показался Ариадне не просто привлекательным, а удивительно красивым. Некстати явившийся образ «дорогого Максвелла» прошел рядом бледной тенью и растаял, и она даже не попыталась его удержать.

Как бы предлагая заключить союз на условиях чистой дружбы, ветеринар раскрыл Ариадне объятия, и она позволила себя обнять. Но если он чувствовал облегчение, сама она была близка к отчаянию. Слезы навернулись на глаза, пришлось крепко зажмуриться, чтобы их остановить.

«Мне не нужен Максвелл! Мне вообще никто не нужен, кроме тебя!»

Что-то изменилось, и Ариадна поняла, что слишком долго оставалась в объятиях, призванных быть дружескими, что это тревожит Колина. Она поспешно отступила.

– Ваше плечо! Нужно немедленно посмотреть, что с ним.

– Обычный укус. Не то чтобы со мной такое часто случалось… Ваше глупое животное терпеть меня не может.

– Мне страшно неловко за него… и за себя. Я хочу сказать, если бы не моя дурацкая затея, ничего бы не случилось.

– Вы так думаете? А мне кажется, он только и ждал случая меня как следует цапнуть.

– Осмотреть все равно придется – мало ли что…

Колин нахмурился, но Ариадна упрямо взялась рукой за верхнюю пуговицу его рубашки. Помедлила.

– Можно?

Он пожал плечами, отказываясь сопротивляться. Пальцы ее слегка дрожали, когда она расстегивала ему рубашку.

Едва прикасаясь, буквально паря над кожей, она сдвинула ткань, открывая край кровоподтека.

Колин прикрыл глаза, сделал глубокий вдох и задержал дыхание. Шареб вытянул шею и уставился на след своих зубов.

– Видите, он просит прощения, – поспешно сказала Ариадна, смущенная тем, сколько внимания привлекло ее занятие.

– Разве? – скептически осведомился Колин, бросив взгляд на жеребца.

– В самом деле. Конечно, он не в восторге от того, что вынужден принести вам извинения, но поскольку обошлось без наказания, ему кажется, что нужно ответить любезностью.

Колин снова посмотрел на Шареба – тот недвусмысленно оскалил зубы.

– Да уж, оно и видно.

– Я думаю, что он так думает, – поправилась Ариадна.

– Вы можете прочесть и мысли Грома?

– У Грома не может быть мыслей, которые можно прочесть, – пренебрежительно отмахнулась девушка. – Это всего-навсего лошадь.

– А Шареб кто?

– Как это кто? Он породистая лошадь! Он мыслит!

– Миледи, – сказал Колин с оттенком упрека, – способность мыслить не зависит от внешнего вида и чистоты породы.

Это пристыдило Ариадну. Она вспыхнула, чувствуя себя несправедливой, мелочной и злобной. Потом она почувствовала раздражение. Колин был не прав, он жестоко ошибался. Гром был жалкой старой клячей без родословной, без капли голубой крови, и вся ценность его состояла в том, что он заменил Шареба.

Но Ариадна поборола желание высказать все это. Старый мерин имел ценность только для ветеринара, зато ветеринар нужен ей, и не стоило обижать его.

Взгляд Ариадны невольно обратился к некрасивому запаленному мерину со впалой спиной и отвисшим животом.

Тот с упреком печально смотрел на нее, словно знал, какой приговор она мысленно вынесла. Девушка поспешно отвела глаза.

– Возможно, – заметила Ариадна.

Когда она склонилась над плечом Колина, тот тоже наклонился, чтобы получше рассмотреть травму. Теплое дыхание шевельнуло волосы Ариадны. Она сдвинула рубашку до локтя. За спиной Гром начал переминаться в оглоблях, и ей пришла в голову странная мысль, что он переживает за своего спасителя.

Снять рубашку только с плеча не получилось. Открылась также и грудь, поросшая светлыми волосами. Случайно коснувшись их, Ариадна узнала, что они даже мягче волос на голове Колина. Грудь была рельефной от мышц, дыхание ритмично вздымало ее. Безобразный кровоподтек украшал плечо.

– Ой! – непроизвольно вырвалось у девушки, и глаза ее округлились.

– Ой! – подтвердил Колин не без иронии.

– Надо что-то делать…

Взгляды их встретились и какое-то время оставались прикованными друг к другу. Потом Ариадна поцеловала свою ладонь и приложила к больному месту. Колин вздрогнул.

– Ариадна! Вы обещали не прикасаться ко мне.

– Я солгала.

– Но…

– Я же не прикасалась губами, только рукой, а это совсем другое дело.

Ладонь ее так и осталась прижатой к плечу.

– Я чувствую биение вашего сердца, Колин, – тихо произнесла она. – Тук-тук… тук-тук… тук-тук. Вы живы, но могли погибнуть… – Она шевельнула большим пальцем, и кончики светлых волос на груди пощекотали его. – Ваше сердце могло остановиться навсегда. Не знаю, смогла бы я это пережить или нет. Вы стали мне очень дороги, Колин Лорд. Если бы Шареб свалился прямо на вас…

– То я бы точно этого не пережил!

– Опять вы смеетесь!

– Не плакать же мне.

Ариадна подняла взгляд. Ясные глаза смотрели на нее с ласковой насмешкой. Он желал ее, желал отчаянно, этот красивый мужчина, занявший такое важное место в ее жизни. Потрясенная, Ариадна отдернула руку, потом упрямо принялась застегивать пуговицы на его рубашке, не попадая в петли. Какая-то часть ее души жаждала броситься ему в объятия и молить о поцелуях. Подавить эту жажду было нелегко.

Зачем, ну зачем она так тянулась к человеку, который не мог ей принадлежать? Нет на земле справедливости, угрюмо подумала Ариадна.

– Вот как мы поступим, – сказала она с фальшивым оживлением, чтобы скрыть боль. – Вы останетесь в коляске, а я поеду верхом на Шаребе. Так у нас не будет шанса прикасаться друг к другу и не возникнет даже тени искушения.

– Это самая разумная мысль, которую я слышу от вас с начала знакомства, – откликнулся Колин с той же неестественной веселостью.

Несколько минут он смотрел Ариадне в лицо, словно они расставались навсегда и он хотел запечатлеть в памяти ее черты, потом резко отвернулся и поднялся в коляску.

Ариадна мысленно прокляла обстоятельства, которые так безжалостно разделяли их.

Тристан толкнул тяжелую дверь, вошел на постоялый двор и бесцеремонно протиснулся сквозь толпу. Помещение было тесноватым и прокуренным, с кухни несло жалкой сельской едой. Раздраженно стянув перчатки, молодой граф бросил их на свободный стол. Горло першило от дорожной пыли, пустой желудок сводили спазмы голода, отличный костюм для верховой езды помялся и пропотел. В довершение ко всему вчерашний дешевый сидр наградил его жестоким похмельем.

Опершись локтями о стол, он схватился за ноющие веки и принялся их растирать.

– Эй, красавчик!

Без всякого удовольствия Тристан поднял взгляд на хорошенькую мордашку служанки.

– Мэг, – представилась та, кокетливо играя желтым, как свежесбитое масло, локоном. – Что прикажете? Пинту доброго эля? Кусок мяса пожирнее, чтобы подольше не переваривался в дороге?

– Все равно, – буркнул он. – От эля не откажусь.

Девушка кивнула и начала уверенно пробираться через битком набитый обеденный зал. Вот она ответила хлесткой отповедью на дерзкое замечание, вот, смеясь, отстранила руку, что норовила ущипнуть ее за бок. И пяти минут не прошло, а она уже вернулась с тарелкой в одной руке и кружкой в другой.

– Жаль, что вы не поспели сюда чуть раньше, – сказала она, водружая все это на стол. – Тут такое было, не поверите!

Тристан и бровью не повел, зная, что это приглашение к разговору. Разговор на больную голову нимало его не привлекал.

– Говорю вам, это было что-то! – не унималась служанка. – Один проезжий… он еще называл себя ветераном… нет, веретаном… Тьфу ты, пропасть, слово-то какое дурацкое, и не выговоришь! Короче, был он кем-то вроде коновала, только ученого, как это бывает с настоящими докторами. Они с братом здесь переночевали и как раз сидели за этим самым столом, когда явился Джон Бекет. Такой здоровяк, а этот ветериан… в общем, этот проезжий свалил его одним ударом! И все из-за кровопускания какой-то кляче. Вообразите себе!

– Не буду и пытаться, – холодно ответил Тристан.

К тому времени он успел сделать пару хороших глотков из кружки, увенчанной шапкой пены, и наслаждался теплом, разлившимся по жилам. Но в мыслях у него царил беспорядок. Ариадна была далеко, вне пределов досягаемости.

Вспомнилось лицо Клива, и выпитый эль выступил на теле холодным потом.

– Куда вам! – воскликнула служанка в ответ на его замечание. – Такое не каждый день увидишь. Тот проезжий на вид был рохля. Кто бы мог подумать, что кулаки у него хорошо подвешены! Так вот посмотришь на мужчину…

– Послушай, милая, я бы не прочь спокойно съесть все это.

– А какие совпадения порой случаются, – не слушая, проговорила Мэг с увлечением. – У этого парня уже была одна гнедая лошадь, а когда он выкупил этого мерина, так стало две! Не то чтобы ту клячу можно было поставить в один ряд с его лошадкой. Вот до кого коновал ни разу не добирался, доложу я вам! Жеребчик! Отменный скакун!

Что-то блеснуло посреди беспросветного отчаяния, окутавшего сознание Тристана. Он торопливо поставил кружку и с большим вниманием взглянул на служанку.

– Скакун, говоришь?

– Чтоб мне пропасть! – ответила та, довольная произведенным эффектом. – И отличных статей. Уж не знаю, как ему взбрело в голову запрячь такую скотину в экипаж. Да я бы и знать не знала, как его лошадь выглядит, если бы младший братишка не взял ее рано поутру на прогулку. Вечером-то жеребец был в попоне и в колпаке. А задние ноги он ему и утром не размотал, так и остались в каких-то тряпках. Но уж остальное я разглядела, клянусь богом! А уж какой в галопе! Ни дать ни взять беговая лошадь!

Мэг стояла, опираясь обеими руками на стол. Тристан накрыл ладонью ее руку.

– Интересно, – заметил он, притворяясь не слишком заинтересованным. – Чисто гнедой, говоришь?

– Да нет, не то чтобы чисто гнедой, но так даже лучше, помяните мое слово. На морде у него белая полоса, и вид такой умный, не поверите!

– Что мне кажется странным – так это коляска. Не может быть, чтобы такую лошадь запрягли. Не припомнишь, какого цвета была у него грива? – выпытывал Тристан. – Сивая? Или, может, каурая?

– Ну, красавчик, ты многого хочешь! Когда эти двое сюда явились, на дворе ночь стояла, много не разглядишь, а когда уезжали, всем было не до того. Поутру, может, я бы и приметила, а только больше меня занимало, что этот жеребчик летит что твой ветер… Ох ты, чуть не забыла! Самое-то смешное было как раз утром. Парнишка расседлал лошадь, накрыл ее попоной и угостил – чем бы ты думал? Ни за что не догадаетесь! Пирожком, да не одним. А потом еще вынес ему кружку эля. И эта животина все проглотила. А больше я вам ничего сказать не могу…

Тристану большего и не требовалось. Он вскочил, бросил на стол монету и устремился к дверям, чуть не сбив с ног встречного.

– Куда они поехали? – крикнул он на бегу.

– В сторону Норфолка.