Текст книги "Во власти бури"

Глава 20

Через три дня они оказались в окрестностях Бернем-Торпа.

Ариадна должна была радоваться: как-никак ей удалось добраться до цели и ускользнуть от преследователей. Однако она ощущала лишь беспричинную тревогу, которая усиливалась по мере того, как местность становилась все более знакомой. Впереди ожидало объяснение с Максвеллом. Стоило подумать об этом, как возникло на редкость неприятное предчувствие.

Девушка не знала, что делать. Разве не для того затеяла она это безумное предприятие, чтобы попасть в Норфолк?

Но за время путешествия все изменилось.

А вокруг простирались поля сахарной свеклы, ботва казалась коричневой на фоне светлых сорных трав, на межах там и тут торчали гранитные валуны, сдвинутые с плодородных земель, валялись обломки кремневых скал, источенных морскими ветрами. Мельницы медленно помахивали крыльями. Пахло вереском, заболоченной землей и морем.

Море.

Колин тоже чувствовал близость моря. Когда ветер начал приносить ни с чем не сравнимый соленый, острый и свежий запах, Ариадна тотчас заметила перемены. Глаза его теперь были постоянно тревожны, лоб пересекали морщины.

Ариадна тщетно задавалась вопросом, что служило тому причиной. Ее ветеринар что-то скрывал, и секрет этот мешал Колину сделать ей предложение, о чем она втайне мечтала. Разумеется, Ариадна не раз пыталась выудить из него эту мрачную тайну, но ни одна из ее попыток не увенчалась успехом. Наконец она отказалась от борьбы и замкнулась в себе. Отчасти она надеялась, что Колин раскается или хотя бы постарается развлечь ее, но он как будто даже не замечал ее присутствия. Он смотрел прямо перед собой час за часом, погруженный в какие-то невеселые мысли. Их близость перестала быть легкой, игривой и счастливой, словно глухая стена отчуждения оставалась между ними и в моменты страсти.

Что так его мучило? Что могло быть настолько постыдным, чтобы человек не мог поделиться этим даже с любимой? Что бы то ни было, оно не заставит ее разлюбить!

Когда-то Ариадна думала, что влюблена в Максвелла. Что она знала в то время о любви? Она путала любовь с удачным союзом, с гарантией будущего, и потому достоин был только человек богатый, влиятельный, знатный. Теперь она лучше знала жизнь. Чувство к Максвеллу ни шло ни в какое сравнение с чувством к Колину Лорду. А ведь она даже не знала, было это его настоящее имя или просто псевдоним.

Лорд Марден. Подумать только!

Почему-то даже мысленно Ариадна не могла называть его так и предпочитала то имя, под которым его узнала. Он был и останется для нее Колином. Доктор Лорд. Сильный, красивый, умный, благородный. Мужчина, на которого можно положиться, с которым можно связать жизнь, не опасаясь неприятных сюрпризов. Настоящий мужчина. Но какими бы чудесными и желанными ни были эти качества, важнее всего его доброта, умение чувствовать чужую боль, сострадание. Человек мог лишь догадываться, а вот животные знали наверняка. Животные видят людей насквозь. Даже Шареб – упрямый, своенравный, капризный Шареб – отбросил первоначальное предубеждение и теперь словно пытался искупить свою недавнюю враждебность. Он подпал-таки под чары ветеринара, как почти с первого взгляда пленилась им Ариадна.

Но расстояние до Норфолка сокращалось, а предложение так и не было сделано. Неопределенность несла с собой страх за будущее, а с ним росли раздражение и гнев.

До поместья Максвелла оставалась четверть часа пути.

Ариадна верхом на Шаребе вырвалась вперед и теперь оглянулась на Колина, ехавшего в коляске, запряженной Громом.

Он, по привычке последних дней, сидел с отсутствующим видом, уронив руки с вожжами на колени. Он смотрел вдаль и, казалось, стремился пронизать взглядом холмы, за которыми дышало море. Соленый ветер ерошил его светлые волосы и подергивал за рукава рубашки, и Ариадна со вздохом подумала, что от него глаз не отвести. Взгляд ее потянулся к рукам с длинными ловкими пальцами, которые умели как воспламенить ее, так и успокоить, потом к губам, поцелуи которых опьяняли, и к длинным темным ресницам, которыми она не уставала любоваться. Боже, она любила, любила его! Она желала завладеть им навеки!

Но никакого «навеки» быть не могло, потому что в отдалении уже показалась оплетенная плющом восьмифутовая ограда с выбитыми поверху острыми штырями. За поворотом выросла витая решетка ворот. Если Колин собирался что-то предпринять, время для этого наступило.

«Прошу тебя! Ведь это так просто – сказать “будь моей женой”…»

Молчание было ответом Ариадне. Своей неспешной рысцой Гром повернул за угол, и впереди замаячили ворота.

– Мы на месте? – спросил Колин.

– Да.

– Ариадна, я… – начал он, натягивая вожжи, и умолк.

– Что? – поощрила она, едва осмеливаясь дышать.

Взгляды их встретились. Колин прочел нетерпеливое ожидание и надежду в глазах Ариадны, понял, что она задержала дыхание, и знал, что она хотела от него услышать.

Ее маленькие ручки стиснули поводья с такой силой, что побелели костяшки пальцев. На прекрасном лице появилось умоляющее выражение.

А он не мог, не имел права. С ним ее ожидала бы участь простого ветеринара, презрение общества, к которому она по-прежнему принадлежала вопреки своей эксцентричной выходке. Общество простит все леди Ариадне Сент-Обин, кроме брака с ветеринаром.

Она заслуживала лучшего.

Возможно, поначалу все будет романтично, мило, но идиллия не продлится вечно. Они останутся в одиночестве, а друзей смогут обрести лишь в тех кругах, о которых еще недавно Ариадна отзывалась свысока. Одной из самых богатых невест Англии придется пойти на большие жертвы, а они ему ни к чему.

Ариадна заслуживает лучшего мужа, чем павший в немилость морской офицер, который даже не может набраться смелости и рассказать о прошлом, об ужасном дне пятилетней давности, который поставил жирную черную точку на его карьере. Видит бог, он хотел, он стремился рассказать о том, что лишало его права сделать ей предложение, но боялся увидеть выражение ужаса на ее лице. Лучше еще несколько минут видеть на нем любовь, чем всю жизнь – сострадание. Сострадание – не лучшая основа для семейной жизни. Оно убивает любовь, что бы там ни говорили.

Колин чувствовал беспокойство добряка мерина, который повернул голову и с сочувствием посмотрел на хозяина.

Вечернее небо быстро меркло, ветер усилился, а с ним усилился и запах моря.

Море.

Колин вдохнул несколько раз подряд полной грудью, жадно раздувая ноздри. Знакомая боль возникла в душе, заполняя ее. Зажмурившись, он дышал и дышал вопреки всему, пока не осталось одно-единственное желание – уронить голову на руки и рыдать от отчаяния и тоски.

Пять лет! Пять долгих лет! Почему же до сих пор так больно?

– Колин! Что с тобой?

Ариадна. Она ждет.

Цикада завела свою песню в траве у огорода. Море дышало за холмами глубоко и размеренно, и свежий, тревожный запах его дыхания наполнял ночной воздух. Начинался, прилив.

– Все в порядке, – ответил Колин и поразился, до чего хрипло звучит его голос.

Он отвернулся, но по-прежнему ощущал на себе ее взгляд. Очевидно, леди встревожилась. Послышался стук копыт, который становился все ближе, раздался шорох и скрип гравия под ногами. Ариадна спешилась. Колин не шевельнулся и тогда, когда она поднялась в коляску и села рядом с ним. Запах ее волос и кожи смешался с тревожным, притягательным запахом моря, к которому он не осмеливался приблизиться с тех самых пор, как…

– Колин, что-то не так! У тебя нездоровый вид.

Он заставил себя отвести взгляд от холмов, скрывавших море, и покачал головой.

– Нет, я здоров. Просто я вспомнил кое-что… Нам надо поговорить… Да, я думаю, нам все-таки стоит поговорить, прямо сейчас, пока еще есть время и пока я на это способен…

Ветер налетел, и встопорщил звездочки листьев плюща, плети которого боролись за жизненное пространство на каменной ограде поместья. Потом он помчался дальше, на поля и луга, неся с собой запах соли, водорослей и рыбьей чешуи.

Попутно он забросил прядь хвоста Грома на руки Колину и заставил его содрогнуться от непонятного, но тягостного чувства. Шареб поднял голову и раздул ноздри, вдыхая знакомый с детства запах.

Недалеко за холмами, Колин знал, серебрилась под луной живая, дышащая масса воды, она надвигалась на сушу и поглощала ее, чтобы позже отступить, оставив влажный, остро пахнущий след.

– Ты знаешь, что я не всегда был ветеринаром… – начал он хрипло и умолк, потому что взглянул на облака и увидел в их очертаниях тугие паруса.

Шестнадцать лет паруса были частью его жизни, изо дня в день вздымаясь над его головой белоснежными облаками. Но на двадцать восьмом году жизни флот попросту вычеркнул его из своих списков, выбросил на сушу. До этого черного дня были белые паруса, жесткие от пропитавшей их соли, полные ветра, – паруса в дождь, и в снег, и в туман, паруса на поле битвы и в мирный день в бескрайнем просторе, паруса на восходе и на закате…

Ветер касался лица и волос… нет, не ветер, а морской бриз, он нес с собой неясные голоса, они крепли, близились, они возникали из небытия, из каких-то отдаленных тайников памяти. Голоса младших офицеров, по цепочке передающих приказ, и голоса матросов, рапортующих, что приказ понят и будет выполнен.

Колину не хотелось слышать эти голоса из прошлого, хотелось зажать уши, но он знал, что они звучат в его сознании, что от них не защититься и не спрятаться. Он словно снова ощутил на лице соленые брызги, а под ногами палубу во время качки, он чувствовал прикосновение холодной меди бинокля к лицу, как тогда, когда наводил его на соседний «Крикет», куда отплыл адмирал Грэм, чтобы поужинать с капитаном…

Он был готов отдать жизнь за молодого адмирала, за эту восходящую звезду флота ее величества королевы Англии. Он не мог, просто не в состоянии был говорить обо всем этом.

Почувствовав прикосновение, он услышал встревоженный голос, донесшийся словно сквозь слой ваты.

– Колин, что происходит?

Ветер усилился, взревел, заметался и принес с собой шквал…

– Колин!

…Шторм начался ливнем. Настоящий водопад обрушился на палубу. Вокруг стоял оглушительный рев, видимость резко упала. Он тогда укрылся в рулевой рубке и с отчаянием высматривал в волнах адмиральскую шлюпку. Но адмирал задерживался. Должно быть, ужин все продолжался, старые приятели пили вино, обменивались рассказами и смеялись, в то время как он боролся с беспричинным страхом. «Поспешите, сэр, – мысленно молил он. – Шторм будет нешуточный. Мне это чертовски не нравится!»

Он не мог вспомнить, с чего все началось в этом адском месиве, – возможно, это была ослепительная вспышка гигантской разветвленной молнии, сопровождаемая громом, от которого, казалось, раскололись небеса, или вой ветра, в одно мгновение достигший дьявольского крещендо, или это был громадный пенистый вал, возникший как будто ниоткуда и с ревом покатившийся на приближенные скалы. Там, в опасной близости от берега, стоял на якоре «Крикет». Капитан Колин Лорд в страхе вглядывался в контуры корабля, наполовину скрытого за летящими брызгами и пеной. Он сумел рассмотреть на палубе адмирала. С трудом держась за поручни трапа, тот делал знаки в сторону «Тритона», приказывая немедленно увести его от обреченного судна.

Капитан ослушался приказа своего командира. Он не мог оставить адмирала на произвол судьбы, он обязан был предпринять все возможное для его спасения.

Едва слыша собственный голос за ревом шквала, он приказал направить «Тритон» в сторону скал. Приказ, стоивший ему карьеры.

Каким-то чудом команде удалось развернуть судно по ветру. Вскоре, опасно кренясь, оно уже перебиралось с одной водяной горы на другую – туда, где тонущий фрегат, уже без мачт, неумолимо тащило на рифы. В бинокль можно было видеть, как экипаж один за другим исчезает в пенистых водоворотах, захлестывающих палубу. Люди кричали в смертельном страхе, сознавая неминуемую гибель, но крики терялись в реве бури. Адмирал еще держался за поручни.

– Приготовить буксирный канат! – срывая голос, крикнул Колин в рупор.

Получив несколько пробоин, «Крикет» нырнул носом во взбаламученную воду, показав киль. Большинство тех, кто сумел удержаться на палубе, толчком швырнуло в море.

Но адмирал удержался…

Кто-то потряс Колина за плечо. Он вздрогнул и открыл глаза. Какая-то женщина. С минуту он смотрел на нее, не узнавая.

Ариадна.

Она коснулась его лба ледяной ладонью, мертвенная бледность заливала ее лицо.

– Колин, я не могу докричаться до тебя вот уже несколько минут!

Судорога прошла по его телу, конечности сковал леденящий холод. В свою очередь, он коснулся своего лица и ощутил там холодную влагу, словно его и впрямь окатили морской водой.

Нет, так не может продолжаться!

– Ариадна, прежде чем просить твоей руки, я должен рассказать… признаться…

В следующую секунду из темноты за воротами выскочили известные на всю округу волкодавы Максвелла. Это были громадные зверюги с массивными холками и широченными лапами, а главное, с зубами, способными перекусить мужское запястье. От удара их тяжелых тел ворота закачались.

– Кто здесь? – послышался окрик привратника.

Теперь собаки оглушительно лаяли наперебой. Нечего было и думать продолжать разговор среди этой адской какофонии.

– Ответь ему, Ариадна.

– Но ты собирался что-то сказать…

– Потом.

– Кто там? – сердито повторил привратник, всматриваясь в темноту.

Волкодавы продолжали бесноваться, в то время как малыш Штурвал от страха забился за спину Колину. Тот подумал, что судьба, пожалуй, намеренно отняла у него шанс изменить свою жизнь к лучшему. По ее мнению, он этого не заслуживал. Так или иначе, этот вечер был явно не для признаний в любви или исповедей. Как, впрочем, и все последние годы его жизни.

– Будь ты проклят, – тихо и невыразительно произнесла Ариадна, спрыгнула на землю и вскочила на спину Шареба.

Очутившись верхом, она сильно, со злостью ударила жеребца пятками в бока, направляя к воротам. Тот заупрямился, словно не желая приближаться как к темной ограде, так и к тому, что ожидало за ней. Потом, с видимой неохотой, пританцовывая на каждом шагу, все же приблизился к витой решетке. За ней привратник с мушкетом с трудом удерживал на сворке волкодавов. Те рвались с такой силой, что уже не рычали, а хрипели.

– Прошу назвать себя! – громко приказал он.

– Леди Ариадна Сент-Обин, – высокомерно ответила Ариадна.

Позади послышался стук копыт. Остро сознавая присутствие Колина за спиной, леди добавила:

– Надеюсь, вы в курсе того, что я невеста лорда Максвелла? Немедленно откройте ворота, и пусть доложат его милости, что я здесь.

Шареб-эр-рех стоял в просторном стойле на конюшне лорда Максвелла. Гром находился в куда менее роскошном, расположенном в самой глубине строения, видимо, вполне довольный своей охапкой сена, зато Штурвал непрестанно поскуливал у запертых дверей. Втроем они дожидались исхода встречи леди Ариадны и ветеринара с владельцем поместья.

Жеребец не мог забыть отчаяния на лице хозяйки, когда та прощалась с ним перед уходом. Прощание было недолгим – всего лишь короткое объятие, но там, где она прижалась лицом, осталось влажное пятно. Потом гостей повели в дом, а он остался вдыхать упоительный запах обожаемой Газели и ревниво коситься на красавца в стойле через проход, который немедленно одарил его злобным взглядом.

Так вот он какой, Черный Патрик, краса и гордость Ньюмаркета, король ипподромов, подумал Шареб и презрительно фыркнул, чтобы скрыть раздражение.

До отказа натянув повод, накинутый на крюк, он покосился через плечо на Грома, впервые чувствуя что-то вроде зависти к его спокойствию. К его удивлению, старый мерин и не думал жевать сено. Он встретил взгляд Шареба, и тот прочел в его кротких глазах тревогу.

Тревога. Беспокойство. Страх. Именно это, выходит, чувствовал каждый из них.

Пошевелив языком во рту, жеребец ощутил две симметричные, уже почти зажившие ранки. Вспомнились ужасная боль и отчаяние и позже – волна признательности, быстро перешедшая в любовь до гроба. Шестое чувство, свойственное каждому из четвероногих, говорило, что добрый доктор в опасности, но чем ему мог помочь жеребец, запертый в конюшне?

– Итак… выплатить подателю сего, Колину Лорду… сумму в две тысячи фунтов за оказанные услуги…

Клив Максвелл поставил на чеке подпись и помахал им, чтобы просохли чернила. При этом он смотрел на Ариадну, с иронией приподняв черную бровь.

– Однако, милорд, сумма была предложена мной. Я предпочитаю сама расплачиваться со своими долгами! – резко заметила Ариадна.

– Ах, моя дорогая, к чему эти счеты! Очень скоро мы повенчаемся и наше имущество станет общим. Кроме того, это и мой долг, поскольку упомянутый Колин Лорд доставил тебя ко мне в целости и сохранности.

– Но дело в том, что…

– Пустяки, все пустяки! – отмахнулся Клив.

На самом деле необходимость расстаться с такой солидной суммой была ему не по душе. Что ж, в недалеком будущем ему предстояло сочетаться с Ариадной браком и с помощью ее приданого рассчитаться со всеми долгами. Можно будет забыть об угрозе долговой тюрьмы на веки вечные.

В черном с головы до ног, Клив сидел у камина в глубоком кресле и искоса разглядывал пару, явившуюся в его дом на ночь глядя. Оба выглядели как последние оборванцы. Ариадна нервно вертела в руках жокейскую шапочку.

Она как будто неделю прожила в сточной канаве. Медно-рыжие волосы, когда-то достигавшие поясницы, были подрезаны до лопаток – вероятно, чтобы их можно было затолкать под головной убор, – причем подрезаны небрежно, кое-как.

Ветеринар, услуги которого обошлись довольно дорого, невозмутимо сидел на предложенном ему стуле. Вопреки непрезентабельному виду он был прекрасно сложен и красив. Белокурые волосы, темные брови и ресницы – редкое сочетание. К этому следовало добавить необычайно ясные, светлые глаза. Умные, проницательные глаза, один взгляд которых сквозь очки в тонкой оправе, казалось, измерил и взвесил Максвелла. Это не понравилось графу. Глаза Колина Лорда смотрели как бы сквозь него, смотрели как на пустое место. И в то же время можно было поклясться, что гость настороже. Казалось, он знает… знает все черные секреты Максвелла. Откуда ему знать? Что за нелепая мысль?

И все же этот человек представлял куда большую угрозу, чем Ариадна, вспыльчивая, но вполне управляемая.

Колин Лорд… знакомое имя. Он точно слышал его, вот только в связи с чем? Ничего, рано или поздно память подскажет нужные сведения.

Максвелл поднял каминные щипцы и поправил горящие поленья, при этом не забывая бросать короткие взгляды в сторону гостя. Без сомнения, он соперник, потому что эти двое бессознательно тянулись друг к другу. Любовники, не иначе. Но это не самая серьезная проблема, которую ему предстоит решить.

Граф поднялся, удовлетворенно сознавая, что и сам он немалого роста. К тому же он знал, что излучает зловещую, темную, подавляющую силу. Это качество он особенно ценил в себе.

Ветеринар тоже поднялся, сделал шаг навстречу и протянул руку за чеком. Но одном из его ловких пальцев блеснуло кольцо. Такие были в ходу у морских офицеров – что-то вроде символа принадлежности к морскому братству. В этот момент Максвелла озарило. Теперь он знал, кто его незваный гость.

Когда Колин принял чек и спрятал в карман, Ариадна ощутила потрясение сродни тому, какое человек испытывает, узнав, что смертельно болен. Ее сковало оцепенение, и когда она попыталась встать, то обнаружила, что не может пошевелиться. Боясь разрыдаться, девушка уставилась на пламя в камине, но веселые искры словно насмехались над ней.

– Мистер Лорд, я вам сердечно благодарен за хлопоты, благодаря которым ненаглядная нареченная оказалась под моим кровом, в безопасности, – послышался хорошо поставленный голос Максвелла.

Это вывело Ариадну из транса.

– Доктор, – зачем-то поправила она. – Я называю его доктором.

– Конечно, конечно, дорогая, – откликнулся ее жених таким тоном, словно она бредила, и снова повернулся к Колину. – Смею предположить, вы разбираетесь в беговых лошадях. Не желаете ли взглянуть на знаменитого Черного Патрика? В данный момент он находится у меня в конюшне в ожидании случки. Попечительский совет надеется, что от него удастся получить отменное потомство. Как вы знаете, этот жеребец еще ни разу не потерпел поражения на скачках. Поистине достойный преемник легендарного Эклипса. Дорогая, ты ведь составишь нам компанию?

Жестом собственника он взял Ариадну под локоть, помогая ей подняться. Колин понял, что с него довольно. Он откашлялся, привлекая внимание хозяина дома.

Максвелл повернулся. Лицо его и взгляд были непроницаемы. Двумя пальцами Колин достал из кармана чек и пару секунд держал его, поражаясь неприятному чувству. Бумажка буквально жгла ему пальцы!

Глядя прямо в глаза Максвеллу, он аккуратно разорвал чек пополам, потом еще пополам – и уронил клочки в камин.

Граф с холодной усмешкой поднял бровь. Ариадна затаила дыхание. Глаза ее казались громадными на бледном лице.

Колин подошел к ней, стараясь не хромать, и взял ее ледяную маленькую руку в свои. Не так намеревался он делать предложение любимой женщине. Но ситуация сложилась критическая, и было не до условностей.

– Леди Ариадна, предлагаю вам руку и сердце и прошу вас стать моей женой.

Губы ее дрогнули, и на какое-то мгновение Колину показалось, что он сейчас услышит отказ. Взгляд ее метнулся к Максвеллу, который подошел к камину и стоял там, бесстрастно разглядывая их. Потом губы девушки задрожали, она вскочила и бросилась к Колину в объятия. Забыв обо всем, вне себя от счастья, он наклонился и поцеловал ее в губы.

– Я не мешаю?

Колин опомнился и повернулся. Граф смотрел теперь только на него. На неподвижном лице пылали ненавистью черные как угли глаза. В тот момент в Кливе Максвелле не осталось ничего человеческого, он был олицетворением дьявольской злобы.

– Вам известно, мистер Лорд, что за подобные выходки вызывают к барьеру?

В камине с треском развалилось самое толстое полено.

Сноп искр вылетел за низкую решетку и достиг мозаики паркета.

Колин отступил от Ариадны и сделал шаг вперед.

– Шпага или пистолет? – спросил он негромко.

– Полагаю, нам обоим все равно, какое выбрать оружие. Вы ведь хорошо знакомы с тем и другим, не так ли, капитан?

Капитан? Ариадна в растерянности переводила взгляд с одного мужчины на другого.

– Что это значит? – в негодовании воскликнула она. – Вы что же, намерены драться из-за меня, как олени по весне? Неужели нельзя все уладить мирным путем? Колин, я принимаю твое предложение. Клив, прости, но тому есть причина. По дороге в Норфолк мы с доктором Лордом стали сначала друзьями, а потом любовниками. Но дело даже не в этом, а в том, что я люблю его.

Крылья аристократического носа графа слегка затрепетали, губы сжались. И это был единственный признак клокотавших в нем эмоций, кроме темного пламени в глазах. Потом он отвернулся к камину и замер с опущенной головой.

Ариадна была по натуре мягкосердечной. Поза жениха заставила ее устыдиться, ненамеренно она нанесла ему глубокую сердечную рану. Эти объятия, этот поцелуй у него на глазах неминуемо должны были жестоко оскорбить человека самолюбивого и гордого, каким был Максвелл. Что могла она сделать, чтобы унять его сердечную боль? Разве что доверительно объясниться.

В который уже раз за последние дни чувствуя себя несправедливой и жестокой, Ариадна смущенно посмотрела на Колина.

– Ты мне позволишь провести несколько минут наедине с Максвеллом?

Она надеялась, что он поймет, почему для нее так важно мирно разойтись с бывшим женихом.

– Прошу тебя! Это ненадолго, обещаю.

Все это время граф оставался в той же позе. У его ног лежал обгорелый обрывок чека на две тысячи фунтов. Казалось, он не мог отвести от него взгляда.

Колин прикусил нижнюю губу. Борьба чувств явственно отражалась на его лице. Наконец он погладил Ариадну по щеке, кивнул и, не говоря ни слова, пошел к двери. Когда за спиной раздался негромкий стук, Ариадне захотелось вернуть его. Она испугалась, оставшись с Максвеллом наедине. Ладони ее были холодны и влажны, но она заставила себя посмотреть на графа.

Тот тоже смотрел на нее своими черными как угли глазами.