Текст книги "Злой умысел"

– Это бред собачий! – Грейс решительно защищала его. Нет, он вовсе не такой. Уж она-то знает. Если она и научилась чему-то за все эти годы – так это распознавать людей. – Завистники всегда распускают сплетни. Может, твоя Элоиза сама по нему сохла, а он внимания на нее не обращал, вот она и взбесилась.

Грейс раздражала несправедливость Марджори по отношению к Маркусу. Он этого не заслужил. Все-таки Марджори порой жестока к людям. Ну прямо настоящая наседка, защищающая выводок от ястреба! Но Грейс не нуждалась в такой непрошеной защитнице.

– Элоиза не такого сорта девочка, – в свою очередь вступилась Марджори за детройтскую приятельницу. – А тебе бы надо быть поосторожнее. Ты недостаточно хорошо знаешь парней, чтобы распознать подонка.

– Да ты соображаешь, что говоришь? – вспылила Грейс. Впервые она по-настоящему рассердилась на Марджори. Глаза ее горели. – Он порядочный человек! Кстати, он всего лишь целовал меня.

– Прекрасно. Рада за тебя. Я просто хочу, чтобы ты знала: у парня подмоченная репутация. Запомни это, Грейс. И не глупи.

– Спасибо за заботу, – раздраженно бросила Грейс. А пять минут спустя пошла к себе и в сердцах грохнула дверью. Что за гадости наплели ей про бедного Маркуса! Но у людей этих профессий случаются такого рода стычки. Безработные модели «наезжали» на фотографов, а фотографы, которым «не обломилось», оговаривали девушек, обвиняя в наркомании и безнравственности. Модели часто утверждали, что их изнасиловали. Историй такого рода из уст в уста передавалось предостаточно, и Грейс знала об этом. Впрочем, как и Марджори. Не следовало ей прислушиваться к сплетням. А насчет порно – так это просто злобная клевета! Маркус как раз недавно рассказывал, что работал вечерами официантом, чтобы расплачиваться за детройтскую студию. Он ни словом не обмолвился о порноснимках. Грейс нутром чуяла, что это самый настоящий оговор. Он был слишком открытым и прямым человеком, он так честно признавался в своих прошлых грехах и ошибках. Она никому еще не доверяла так за последние годы, как Маркусу.

Они вместе поехали на ежегодный пикник четвертого июля в Бэррингтон-Хиллз у Свенсонов – там Шерил при всех умоляла Маркуса уговорить Грейс сниматься у него. Девушка день ото дня расцветала, и Шерил считала, что Маркус – именно тот человек, которому под силу растопить лед. Но Грейс только смеялась и качала головой, как всегда. Она вовсе не собиралась становиться фотомоделью.

Маркус непринужденно болтал с моделями на вечеринке, и похоже было, что у него прекрасные отношения со всеми девушками. Тем же вечером Марджори напрямик сказала Грейс, что Маркус назначил свидания двум красоткам, – она полагала, что Грейс следует об этом знать.

– Но мы же с ним не женаты! – Грейс вновь встала на его защиту. В конце концов, они ведь даже не спят вместе! Правда, он просил об этом, но она ответила, что еще не готова пойти на столь серьезный шаг. Хотя была уже очень близка к тому, чтобы уступить. Просто ей нужно было еще немного времени, совсем немного – несмотря на то что она уже достаточно ему доверяла. Казалось даже, что она понемножку влюбляется.

Поэтому откровения Марджори слегка подтолкнули Грейс в этом направлении. Но она ни о чем не решилась спросить на следующий день, когда они увиделись, а он снова попросил ее сниматься.

– Ну же, Грейс… кому будет от этого плохо? Это же только для нас двоих… для меня… ну хоть несколько снимков! Я их ни единой душе не покажу, если тебе они не понравятся! Я обещаю. Шерил ведь права. Ты будешь изумительной моделью.

– Но я вовсе не хочу становиться моделью, – отвечала Грейс честно.

– Но почему, боже ты мой? У тебя есть для этого все! Рост, внешность, стиль, ты стройна, ты молода… многие девицы душу бы дьяволу продали, лишь бы заполучить все это! Грейс, будь умницей… ну просто попробуй! С кем тебе будет проще начать, как не со мной? К тому же я просто хочу иметь твои фотографии. Мы знакомы только месяц, а я уже скучаю, когда тебя нет рядом.

Он ласково просил, нежно тычась носом ей в шею, и вот к концу вечера, к собственному изумлению, она сдалась – единственно ради него. Грейс взяла с него обещание никому не показывать снимки. Они уговорились о съемке в субботу, и Маркус тотчас же сказал, что отказываться теперь бесполезно.

– Никак в толк не возьму, чего ты стесняешься? – смеялся он, колдуя над спагетти на кухне. Тем вечером они вплотную приблизились к тому, чего так страшилась Грейс, – впервые за все это время. Но в конце концов она сказала, что надо повременить еще чуть-чуть. У Грейс были как раз «опасные дни», вовсе не так она хотела начать их отношения. К тому же за неделю ничего не переменится. Грейс казалось даже, что так будет еще лучше.

Она всю неделю переживала по поводу предстоящей съемки, ей отчаянно не хотелось становиться центром внимания и уж тем более – сексуальным объектом. Ей нравилось работать в агентстве с моделями, но стать одной из них – боже упаси! Ведь на эту съемку она согласилась только ради Маркуса. И еще для забавы. Он все на свете делал весело – таким она его знала. И вот в субботу она появилась на пороге студии ровно в десять утра, как и было договорено. Накануне она провела вечер в клинике, работала допоздна и сильно вымоталась.

Маркус успел сварить кофе и подготовить всю аппаратуру. В самом центре студии красовалось внушительных размеров кресло, обтянутое белой кожей, – на него был небрежно наброшен белый песцовый мех. Все, чего хотел Маркус, – это чтобы Грейс небрежно уселась туда в джинсах и белой майке. Он попросил ее распустить волосы, потом уговорил сменить майку на одну из его крахмальных белых рубашек и постепенно умолил даже расстегнуть пару пуговиц. И хотя с каждым кадром количество расстегнутых пуговиц увеличивалось, все снимки были невинными и скромными. А Грейс диву давалась – как, оказывается, все это забавно! Он раз сто заставлял ее менять позу, поставил изумительную музыку, а каждый щелчок камеры ласкал слух.

К полудню они еще не закончили – Маркус предложил бокал вина и посулил необыкновенно вкусный домашний обед.

– Ты хорошо знаешь пути к сердцу девушки, – рассмеялась она.

Маркус остановился и погрустнел.

– Если бы так. Я столько сил потратил, – признался он.

Грейс вспыхнула и потупилась, а Маркус щелкнул затвором и заявил, что сделал лучший, по его мнению, кадр. Шерил будет в восторге.

– А я приблизился… к твоему сердцу, Грейс? – прошептал он чувственно.

Девушку словно затопила теплая волна. От вина у нее слегка кружилась голова – она вспомнила вдруг, что в спешке забыла позавтракать. Глупо было пить на пустой желудок, но Маркус уже успел вторично наполнить бокал, а он был уже наполовину пуст! Она никогда не пила днем и теперь поражалась, насколько крепким оказалось безобидное на вкус вино. И тут Маркус смущенно попросил ее снять джинсы, уверяя, что рубашка достаточно длинная. И вправду, рубашка была ей почти что до середины бедер, но Грейс все равно воспротивилась. Но в конце концов, когда Маркус вновь клятвенно пообещал не показывать фотографий Шерил, она стянула джинсы и откинулась на спинку, утонув в белом меху, – ноги ее были обнажены, а рубашка расстегнута до самой талии. Но груди видно не было. Грейс чувствовала, как медленно проваливается в сон, раскинувшись на кресле, а когда очнулась, то почувствовала, что Маркус целует ее, а его руки ласкают тело. Странно – она отчетливо ощущала его прикосновения, но продолжала слышать щелчки фотокамеры и видеть вспышки. Но она не понимала, что происходит, – все кружилось и летело куда-то, она то засыпала, то просыпалась. Ее подташнивало, но она не в силах была шевельнуться, остановить то, что происходило, подняться и даже открыть глаза. А Маркус продолжал целовать ее, затем она ощутила его касание – на мгновение ее охватил знакомый леденящий ужас, но, открыв глаза, она поняла, что все это ей просто приснилось. Маркус стоял перед ней, глядя на нее с улыбкой. Во рту у Грейс пересохло, и еще эта странная тошнота.

– Что происходит? – Она плохо себя чувствовала, ей было плохо и страшно, а перед глазами плавали какие-то пятна, но Маркус лишь смеялся.

– Думаю, просто вино сделало свое дело.

– Мне очень жаль. – Она чувствовала, что умирает, но когда он опустился на колени рядом с ней и жарко поцеловал ее, у нее вновь закружилась голова. Как это было приятно… Странное чувство: она хотела, чтобы все это кончилось, она хотела остановить его – и не делала этого…

– А я ничуть не жалею, – зашептал Маркус, дыша в ложбинку между грудей. – Ты великолепна, когда пьяна.

Грейс откинулась на спинку кресла, закрыла глаза и тут же ощутила жаркое прикосновение языка к животу. Он скользнул ниже, к трусикам, проник внутрь и… глаза девушки широко раскрылись, и она подпрыгнула. Она не могла!

– Ну-ну, детка… пожалуйста… – В самом деле, сколько еще ждать? – Пожалуйста, Грейс… ты нужна мне.

– Я не могу… – хрипло прошептала она, уже желая его, но страшась позволить овладеть ею.

В сознании ожило воспоминание о той самой ночи, когда умер отец, – и комната поплыла перед глазами. Вино и впрямь сделало свое дело… ее отчаянно затошнило, но она боялась в этом признаться. Руки Маркуса ласкали тело, проникая туда, где уже долгие годы никто ее не трогал – никто, кроме отца…

– Я не могу, – сказала она вновь. Но не могла найти в себе сил, чтобы остановить его.

– Господи, но почему? – Впервые за все время их знакомства Маркус вышел из себя, и тут она почувствовала, что куда-то проваливается…

Когда она пришла в себя, он лежал рядом с ней на огромном кресле, покрытом белоснежным мехом, и был совершенно обнажен. На ней все еще были белая крахмальная рубашка и трусики, а Маркус улыбался. Ее затопила темная волна ужаса. Она ничего, ровным счетом ничего не помнила! Не знала, как долго была без сознания, чем они занимались, но, очевидно, что-то произошло.

– Маркус, что случилось? – испуганно спросила она. Ее знобило, и она запахнула на груди рубашку.

– Хочешь знать, беби? – Маркус, казалось, веселился – да что там, он просто смеялся! – Ты была изумительна, детка! Незабываема! – Говорил он непривычно холодно, злобно и жестко. Маркус был неузнаваем.

– Как ты можешь такое говорить! – Грейс заплакала. – Как ты мог так со мной поступить… с бесчувственной? – К горлу подкатил комок, стало тяжело дышать, но она даже не могла дотянуться до ингалятора, так ей было плохо. Даже сесть и оглядеться она была не в силах.

– А откуда ты знаешь, что я делал, а чего не делал? – издевательски спросил Маркус, прохаживаясь по комнате и словно демонстрируя свое великолепное тело. – Может быть, я всегда вот так работаю. Это проще.

Он повернулся лицом к ней и бесстыдно выпрямился. Грейс отвернулась. Не так ей представлялось их первое любовное свидание, и она не знала даже, каких чувств больше у нее в душе – обиды или злобы. С ней произошло то же, что всегда бывало прежде. Ее изнасиловали. И это было все, чего он хотел.

– Хочешь правду? – Маркус сделал шаг по направлению к девушке. – Ничего не было, Грейс. Я не некрофил. Мне не по сердцу трахаться с трупом. А ты ведь самый настоящий труп, не так ли? Просто дышишь, ходишь и делаешь вид, что жива, но когда до дела доходит, то падаешь и умираешь! А потом выдаешь чертову кучу оправданий!

– Это вовсе не оправдания… – Она с трудом села. Потом нашарила на полу джинсы, натянула их и встала. Ее покачивало. Чувствовала она себя ужасно. Но нашла в себе силы отвернуться, сбросить рубашку Маркуса и переодеться в свою одежду. Она даже не стала надевать лифчик – ей было явно не до этого. В висках стучало, перед глазами все плыло.

– Я просто не могу тебе объяснить – вот и все, – только и сказала она в ответ на обвинения. Ей было слишком плохо, чтобы пускаться в нудные объяснения. Ее не покидало чувство, будто произошло нечто ужасное. Она помнила, как отвечала на его поцелуи и как он что-то горячо ей шептал, но ничего больше. Она все еще надеялась, что виной всему полтора бокала вина, выпитые на голодный желудок. Но почему тогда она словно еще чувствует прикосновения его тела? И отчего напрочь не помнит, чтобы он ее насиловал? Да что там, она была почти уверена, что этого не было!

– Любой девственнице в один прекрасный день приходится трахнуться. Ты что, из другого теста? – Маркус был все еще в ярости. Она просто динамила его, и ему это надоело. К его услугам море классных девочек, и он намеревался отведать их всех по очереди. Хватит с него этой Грейс Адамс!

– Я просто боюсь, вот и все. Это нелегко объяснить. – Почему он так зол на нее? И почему она смутно вспоминает, как его нагое тело склонялось над ней?

– Ты не боишься. – Маркус поднял с пола камеру – одеваться он, видимо, не собирался. – Ты психопатка. Когда я дотронулся до тебя, мне показалось, что ты сейчас меня угрохаешь. Что все это значит? Ты лесбиянка, что ли?

– Нет, я не лесбиянка.

А вот насчет «угрохать» – тут он был, как никогда, близок к истине. Может быть, так она и проживет остаток своих дней. Может, для нее навеки заказана близость с мужчиной. Но сейчас ей необходимо было знать, что именно произошло, пока она была без чувств. Ее очень беспокоили смутные и беспорядочные воспоминания…

– Скажи мне правду. Что ты со мной сделал? Мы были близки?

– А какая тебе разница? Я же сказал, ничего я тебе не сделал! Ты не веришь мне?

После всего происшедшего? Он воспользовался ею, как вещью, пока она была без сознания! Заставил раздеться почти догола, потом сам разделся… Когда она очнулась, сцена была далеко не целомудренная, и все же у Грейс не было ощущения, что ее изнасиловали. Она была уверена, что ощутила бы до боли знакомые чувства! Это немного успокаивало. Может, он и впрямь ничего ей не сделал, ну, кроме того, что она помнит. Просто любовные игры, ласки, поцелуи… А ведь ей это нравилось, она помнит, хотя и перепугалась до смерти. У нее было такое чувство, что они были на волосок от близости, но этого так и не случилось. Возможно, именно оттого он так бесится.

– Как я могу верить тебе после того, что ты сделал? – тихо спросила Грейс, борясь с новым приступом тошноты.

– А что я такого сделал? Пытался заняться с тобой любовью? Это не противозаконно, ты прекрасно знаешь. Нормальные люди трахаются чуть ли не каждый день… и некоторые даже весьма охотно. Тебе ведь двадцать один год, детка? И что ты собираешься сделать? Вызвать полицию лишь потому, что я поцеловал тебя и снял штаны?

Но она все равно ощущала себя изнасилованной. Он фотографировал ее, а она этого не хотела. Он обманом заставил ее почти обнажиться. А потом пытался овладеть ею, бесчувственной. Вот странность – она никогда прежде не пьянела так от полутора бокалов вина! Даже сейчас ей отчаянно плохо…

– Я устал от твоих игр, Грейс. Я потратил на тебя уйму времени и терпения – эти субботние прогулочки за ручку, эти целомудренные обеды. Мы должны были оказаться в постели еще две недели назад! Я не четырнадцатилетний мальчишка. Мне этих штучек не надобно. Кругом полно нормальных девушек.

С его стороны говорить такое было низко, но, глядя на Маркуса в его истинном обличье, она отчетливо осознавала, что горько в нем ошибалась. Он самодовольно натягивал брюки, озабоченный лишь собственной персоной. Он просто подонок и вовсе не любит ее. Маркус был с ней мил лишь в надежде получить то, чего жаждал.

– Сожалею, что заставила тебя потерять столько времени, – холодно сказала Грейс.

– И я сожалею, – небрежно бросил Маркус. – Снимки я отошлю в агентство. Можешь выбрать кадры по своему вкусу.

– Я не желаю их видеть. Можешь все спалить.

– Так я и поступлю, не сомневайся, – ледяным тоном отвечал он. – Твоя правда – ты оказалась никуда не годной моделью.

– Спасибо, – грустно сказала Грейс, натягивая свитер. В одну секунду Маркус сделался чужим… Она подхватила сумку и пошла к выходу, но все же оглянулась через плечо. Маркус стоял у стола, вынимая из фотоаппарата кассету с пленкой. Грейс спрашивала себя, как могла так ошибиться. Но тут комната снова поплыла куда-то, и девушка едва не лишилась чувств. Уж не гриппом ли заболевает, подумала она. Или просто так расстроена всем происшедшим?

– Прости, Маркус, – грустно сказала она. Он лишь передернул плечами и отвернулся, словно пострадавшей стороной был именно он. Да, у него с этой девицей выдалась пара забавных минут, но пора двигаться дальше. Хорошеньких мордашек вокруг было предостаточно – килограммы взвешивать можно.

Он так и не сказал ей ни слова, а она еле сползла по ступеням вниз, поймала такси и прошептала водителю адрес. Когда они доехали, таксисту пришлось потрясти Грейс за плечо, чтобы она очнулась.

– Извините, – с трудом произнесла она. Ее опять тошнило. Как же ей плохо!

– Вы в порядке, мисс? – Таксист с тревогой смотрел на нее.

Грейс расплатилась и щедро дала на чай, водитель проводил ее до самых дверей. Ее шатало.

Марджори подняла глаза, оторвавшись от лакирования ногтей. Увидев Грейс, она ужаснулась. Та была вся зеленая и казалось, не дойдет до спальни, рухнув на пол прямо в гостиной.

– Эй… что стряслось? – Марджори спрыгнула с кушетки и кинулась к Грейс. И вовремя – девушка стала оседать на ковер. Марджори помогла добраться до постели, и Грейс рухнула навзничь, чувствуя, что умирает.

– Кажется, у меня грипп. – Язык у Грейс заплетался. – А может, меня отравили.

– Ты была с Маркусом? – Марджори передернуло. – Ты ведь, кажется, собиралась сниматься сегодня у него в студии?

Грейс лишь кивнула. Она была слишком слаба, чтобы подробно обо всем рассказывать, впрочем, ей вообще не хотелось этого делать. Она лежала на спине и снова чувствовала, что проваливается в небытие так же, как и там, в белом кресле. Там, когда очнулась, она увидела обнаженного Маркуса. Может быть, теперь, придя в себя, увидит нагую Марджори. Грейс засмеялась, не открывая глаз, а изумленная Марджори встала и вышла. Вернулась с фонариком и платком, смоченным холодной водой. Платок она положила Грейс на лоб. Девушка приоткрыла глаза и тотчас же снова опустила веки.

– Что произошло? – строго спросила Марджори.

– Я не уверена… – проговорила Грейс слабым голосом, не открывая глаз. Потом беззвучно заплакала и выдавила: – Это было ужасно…

– Ничуточки не сомневаюсь. – Марджори разозлилась. Она-то все прекрасно понимала в отличие от Грейс. Она включила фонарик и велела Грейс открыть глаза.

– Я не могу… – жалобно сказала девушка. – Так болит голова. Я умираю…

– И все равно открой. Мне надо кое-что выяснить.

– У меня с глазами все в порядке… вот только желудок… голова…

– Открывай, открывай, детка! Ну хоть на секундочку.

Грейс с усилием разлепила веки, и Марджори направила фонарик прямо на зрачок – Грейс показалось, будто ей вонзили кинжал прямо в мозг. Но Марджори успела увидеть все, что нужно.

– Где ты была?

– Я же сказала… с Маркусом… – Глаза Грейс снова были закрыты, все кружилось и улетало куда-то.

– Ты что-нибудь ела? Или пила? – Молчание.

– Грейс, скажи честно – ты балуешься наркотиками?

– Конечно, нет! – Возмущенная Грейс попыталась широко раскрыть глаза и даже приподняться на локтях. – Ни разу в жизни я не…

– А сейчас ты под кайфом, как говорится, – зло бросила Марджори. – Тебя накачали по самые уши.

– Чем? – Грейс испугалась.

– Ну, не знаю… чем угодно, а может, какой-то жуткой смесью. Один бог знает, что это было. Что он давал тебе?

– Всего-навсего два бокала вина… второй я даже не допила.

Голова Грейс упала на подушку. Сидеть она просто не могла. Теперь было, пожалуй, даже хуже, чем тогда, в студии у Маркуса. Казалось, действие зелья усиливалось.

– Он, должно быть, что-то подмешал в вино. Ты не чувствовала себя там, у него… немного странно?

– О-о-о… – простонала Грейс. – Это было более чем странно. – Она подняла глаза на подругу и заплакала. – Я не пойму, что было сном, что явью… он целовал меня… и… потом я заснула, а когда проснулась, то он был голый… но говорит, что ничего не было.

– Сукин сын! Он взял тебя насильно! – Марджори захотелось убить его – в отместку за Грейс и за других вроде этой пташки. Она всегда его недолюбливала, ненавидела выродков вроде него, а в особенности тех, кто отваживался забавляться с девочками или совсем зелеными девушками. Это было ведь так легко, так просто – и так низко, черт побери!

А Грейс смущенно продолжала:

– Я не знаю даже, сумел ли он… но не думаю… я не помню!

– А для чего тогда ему было раздеваться? – подозрительно прищурилась Марджори. – Было у вас с ним что-то до того, как ты вырубилась?

– Нет. Я только целовала его… я не хотела… я испугалась… и хотела… а потом пыталась его остановить. И он страшно разозлился. Обозвал меня психопаткой, сказал, что я его динамила… говорил, что не стал бы меня трогать, потому что это было бы все равно что… все равно что с мертвецом…

– Но сперва дал тебе понять, что добился своего, да? Что за чудный парень! – Марджори вся сочилась ядом. – Убить мало этого Маркуса! А он фотографировал тебя голую?

– На мне были трусики и его рубашка, когда я отключилась. – И, насколько она помнила, то же самое было на ней, когда она пришла в себя. Она не помнила, чтобы он ее раздевал – даже когда ласкал…

– Лучше тебе попросить его отдать негативы. Скажи, если он этого не сделает, ты позвонишь в полицию. Впрочем, если хочешь, я позвоню прямо сейчас.

– Нет, я сама. – Грейс не хотела никого вовлекать в это грязное дело. Достаточно того, что она уже рассказала Марджори. Пожалуй, даже слишком… Но присутствие подруги действовало на Грейс успокаивающе.

Марджори сменила холодный компресс, потом принесла Грейс чашку чаю, и через полчаса девушке слегка полегчало. Марджори сидела на полу возле ее постели и внимательно наблюдала.

– Один подонок поступил со мной точно так же – я тогда только начинала работать. Всыпал какую-то дурь в коктейль, а когда я слегка очухалась, он потребовал, чтобы я изображала порносцены еще с одной девкой, которую он тоже накачал.

– И что ты сделала?

– Отец натравил на него полицию, потом угрожал сам вышибить ему мозги. Из нас никто никогда не позирует для порно, но другие запросто это делают. А некоторым даже наркотики для этого не надобны. Они просто писают от страха, когда фотограф угрожает оставить их без работы, не знаю, что он там еще плетет, но они соглашаются.

От рассказов Марджори у Грейс в жилах стыла кровь. Она почти что влюбилась в него… Она верила ему. А что, если он успел снять ее обнаженной, пока она была без чувств?

– Думаешь, он что-то в таком роде сделал? – испуганно спросила Грейс, припоминая, что рассказывала детройтская подружка Марджори. Тогда Грейс не поверила, что Маркус снимает порно.

– С вами в студии еще кто-нибудь был? – обеспокоенно спросила Марджори.

– Нет, только мы вдвоем. Я уверена. Думаю, я была без сознания всего пару минут.

– И этого оказалось для него вполне достаточно, чтобы стянуть портки! – Марджори снова вспыхнула. – Все же не думаю, что этот подонок на такое решился. Ну, может, сделал пару кадров «обнаженной натуры». Но из этого много не вытянешь – без твоего официального разрешения, особенно если на снимках ты узнаваема. Он не имеет права ни публиковать, ни выставлять такие карточки, если на них отчетливо видно лицо, – по крайней мере без разрешения за твоей подписью. А так можно лишь шантажировать, но это не бог весть что. Что он сможет поиметь? Каких-нибудь двести баксов… – Она улыбнулась: – Учти, чтобы снимать порно, нужна послушная модель. Обычно для этого используют несколько девок и несколько парней – ну, в крайнем случае одного. И даже если тебя накачают дурью, то лишь настолько, чтобы ты покорялась. Кому нужен недвижимый труп, подумай сама! А мне сдается, что от тебя было мало толку после зелья. – Марджори засмеялась, и Грейс улыбнулась – впервые за несколько часов. – Похоже, паренек перестарался – ты просто лежала как бревно!

Теперь уже обе девушки расхохотались. Грейс испытала облегчение. Разочарование было очень жестоким. Она все время думала, что было бы, если бы он не опоил ее, если бы не настаивал. Смогла бы она пойти на близость с ним? По крайней мере теперь у нее нет ни малейшего желания вновь испытывать судьбу. А уж с Маркусом…

– Я очень мало пью, а к наркотикам в жизни не прикасалась. Мне просто стало плохо, затошнило.

– Знаешь, я заметила, – сочувственно улыбнулась Марджори. – Ты была цвета свежего салата, когда вошла… – Потом принялась рассуждать: – Думаю, фотографии не представляют особой опасности, особенно если ты попросишь у него негативы. Но возможно, кое-что другое следует проверить. Хочешь, быстренько сбегаем к доктору? Она просто прелесть, мы давно знакомы. Грейс, я думаю, тебе следует удостовериться, что он ничего тебе не сделал. Она сразу скажет. Конечно, некоторой неловкости не избежать, но лучше знать наверное. Может, он просто блефовал, а возможно, натворил дел. Ты должна знать!

– Думаю, я помнила бы, если… Помню, я перепугалась и попросила прекратить.

– Так ведет себя любая жертва изнасилования. Это никого еще не остановило, если он сам не захотел продолжать. А если он изнасиловал тебя, ты сможешь его обвинить.

И что тогда? Вновь весь этот кошмар? Грейс страшилась этого, ведь это означало, что она угодит прямиком в центр внимания, что будут статьи в прессе… «Секретарша обвиняет фотографа в изнасиловании»… «Он утверждает, что она сама этого желала, позировала ему обнаженной»… От одной мысли об этом по коже побежали мурашки. Но Марджори была права. В любом случае лучше знать. А что, если она забеременеет? Этого исключать было нельзя. Грейс похолодела. Сначала она слабо сопротивлялась, но в конце концов позволила Марджори позвонить врачу, и уже в пять они были на месте. В голове у Грейс к тому времени немного прояснилось, а врач подтвердила, что без наркотиков тут не обошлось.

– Классный парень, – отметила она и попросила Грейс раздеться. Это живо напомнило Грейс медицинский осмотр в тюрьме.

Врач изумилась тому, что увидела. Следов недавнего совокупления она не обнаружила, но вот старые, зажившие шрамы обеспокоили. У нее появились вполне определенные подозрения, и она принялась тактично расспрашивать девушку. Сначала она успокоила Грейс – хотя этот негодяй и опоил ее наркотиками, но не овладел ею.

Теперь поводом для беспокойства были только фотографии. А то, что уже сказала Марджори, несколько успокаивало. Даже если он сделал компрометирующие снимки, то не сможет их обнародовать без ее письменного разрешения. Это если на фотографиях ее можно узнать. Ну а если нет – тогда какое кому дело? А если от снимков все равно не будет никакого толку, он сам их отдаст. Противно было думать обо всем этом, но Грейс склонялась к мысли, что Маркус проделал все это лишь для того, чтобы наказать ее за несговорчивость и отказ с ним переспать. Ведь и наркотики не помогли – она лишь еще больше испугалась.

– Грейс, ты подвергалась когда-нибудь сексуальному насилию? – спросила врач, заранее зная, что услышит в ответ.

Грейс лишь кивнула.

– Сколько тебе было лет?

– Тринадцать… четырнадцать… пятнадцать… шестнадцать… семнадцать…

Женщина поначалу не могла понять, в чем дело.

– Тебя насиловали четырежды? – Это звучало более чем странно. Но возможно, у девочки психологические проблемы, заставляющие периодически попадать в рискованные ситуации?

Но Грейс печально покачала головой:

– Нет. Меня насиловал почти что каждый день в течение четырех лет… мой отец.

Какое-то время обе молчали. Врач мучительно старалась вникнуть в смысл этих страшных слов.

– Прости, – тихо сказала она. Порой ей попадались такие пациентки – и всякий раз у нее разрывалось сердце. Особенно если они, подобно Грейс, были молоды. – Кто-нибудь вмешался?

«Да, – произнесла про себя Грейс. – Я вмешалась. Я спасла себя сама. Больше никто не помог бы…»

– Он умер. И все кончилось, – сказала она вслух.

– А ты когда-нибудь была близка с мужчиной – мм… нормальным мужчиной, я имею в виду?

Грейс отрицательно покачала головой.

– Думаю, я знаю, что сегодня произошло. Возможно, он вспылил оттого, что я столько времени отказывала, и подсыпал что-то в бокал… мы встречались целый месяц, и ничего не было… я… я хотела убедиться… я была напугана… а он сказал, что я… что я стала сама на себя не похожа, стоило меня коснуться.

– Немудрено. И наркотики не выход. Тебе нужны время, ласка – и подходящий человек. Не похоже, что этот тип – тот, кто тебе нужен.

– Теперь я и сама это понимаю, – вздохнула Грейс. Узнав, что Маркус не отважился изнасиловать ее, она испытала большое облегчение. Но как же он ее оскорбил!

Врач продиктовала фамилию и адрес психотерапевта, и Грейс прилежно все записала, но про себя решила, что не станет звонить. Она ни с кем не желала больше говорить о прошлом – ни об отце, ни о четырех годах мучений, ни о Дуайте. Она уже рассказывала обо всем Молли, а Молли больше нет. Открывать душу еще кому-то девушка не хотела. Теперь у нее есть все, что нужно. Подруги вроде Марджори, прекрасные соседки, работа, а еще ее ждут женщины и дети в клинике, которым нужны ее доброта и забота. Этого было вполне достаточно для Грейс, пусть даже весь остальной мир другого мнения.

Она поблагодарила доктора и отправилась домой в сопровождении Марджори, а там свалилась и заснула мертвым сном. Легла она в восемь, а проснулась лишь в два часа дня в воскресенье. Марджори была потрясена.

– Чем он тебя напичкал? Снотворным для слонов?

– Может быть, – сказала Грейс. Она чувствовала себя намного лучше. Конечно, было отменно мерзко, но худшее уже позади. К счастью, она не привыкла падать духом. Вечером она нашла в себе силы пойти в клинику Святой Марии, а позже, уже из дома, позвонила Маркусу. Она боялась нарваться на автоответчик, но, к счастью, он взял трубку.

– Ну как, полегчало? – саркастически спросил он.

– Это была самая настоящая гнусность с твоей стороны, – напрямик сказала она. – Не знаю уж, что ты мне дал, но мне было очень плохо.

– Ах, прости. Всего-навсего пара таблеток валиума да еще щепотка волшебной пыли. Мне казалось, тебе надо расслабиться.

Грейс хотела было спросить, насколько она «расслабилась», но удержалась. Вместо этого она сказала:

– Тебе не следовало этого делать.

– Я сам понял. Все оказалось впустую. Большое спасибо тебе за то, что ты почти полтора месяца водила меня за нос. Это было классно.

– Да не водила я тебя за нос. – Грейс была уязвлена. – Просто мне трудно… Это вообще непросто объяснить, но…

– Не трудись, девочка. С меня довольно. Я не хочу слышать твоей истории – знаю лишь, что какова бы она ни была, в ней не было места нормальным парням вроде меня. Я устраняюсь. Мне все ясно.