Текст книги "Маска чародея"

Я взял сверток и развернул его, обнаружив внутри кусок какого-то необычного, мягкого на ощупь вещества, оно крошилось, как кекс, и было украшено множеством дырок.

– Ешь, – сказала Неку.

Вкус оказался совершенно непривычным. Я поморщился.

Неку фыркнула:

– Ты когда-нибудь прежде пробовал сыр?

– Нет, как мне кажется.

– Понятно, – она хитро посмотрела на меня. Я не могу охарактеризовать это как-то иначе. Неку замолчала, медленно облизывая нижнюю губу.

Я встал и потянулся, но неожиданно от этого усилия у меня потемнело в глазах, так что я едва не упал. Я снова сел – голова у меня кружилась. Усталость и голод истощили меня гораздо больше, чем я предполагал. Затем я снова поднялся на ноги, на сей раз медленно и осторожно. Моя накидка слетела. Но так как было еще тепло, я обвязал ее вокруг пояса и спросил:

– А не пора ли нам отправиться в путь? – Мне не терпелось осмотреть город.

Тика была поражена, Неку не могла поверить своим ушам, словно я только что сотворил леденящее кровь заклятье. Впрочем, нет. Словно я сказал откровеннейшую глупость о таких вещах, в которых разбирается любой ребенок. Неку громко рассмеялась, подошла ко мне, взяла меня за руку и потащила за собой.

– Мальчик мой, – сказала она, и это был первый раз, когда она назвала меня «мальчиком», если не вспоминать о случае с сыром, когда мое невежество убедило ее в том, что я отнюдь не древний чародей, принявший, скорее всего с дурными намерениями, облик юноши, а по-настоящему молод и беспомощен. – Возможно, ты и великий волшебник, я в этом и не сомневаюсь, но все же должен научиться следить за своим внешним видом.

Я страшно смутился и с трудом выдавил из себя:

– Что ты хочешь этим сказать?

Она снова рассмеялась, ткнула меня пальцем в грудь, пробежала рукой по моим волосам, накрутила прядь на палец и дернула. Я вскрикнул.

– Что ж, просто посмотри на себя! – сказала она. – Еще несколько татуировок, кость в носу, и из тебя выйдет превосходнейший дикарь! Ты не можешь отправиться в город втаком виде!

Я отстранился, запахивая на себе мятую накидку. Неку покачала головой.

– Тебя придется долго приводить в божеский вид. Но ничего.

Она встала с земли и отвела Тику в сторону, чтобы пошептаться. Я не слышал, о чем они говорили.

Тика вынула из сумки щетку и вначале привела в порядок волосы, затем тщательно вычистила одежду. Неку хлопотала над ней, без умолку болтая. Наконец она сняла с пальца кольцо и вручила его Тике; мать с дочерью попрощались, и Тика направилась в город.

Неку подошла ко мне.

– Она скоро вернется и принесет все, что нужно. Пойдем со мной.

Прежде чем я успел отреагировать на ее слова, она склонилась надо мной, взяла под руку и подняла на ноги. Ее сила поразила меня. Не может быть, чтобы ее так, возродил обед из лягушки. Скорее, ее воодушевляли новые горизонты – у нее явно созрел какой-то план.

Она повела меня к реке, и мы еще какое-то время шли по берегу, пока не нашли неглубокую заводь.

– Превосходно, – сказала она и, прежде чем я понял, что она делает, сняла с меня накидку и отбросила в сторону. Затем дернула меня за штаны. – А теперь – это.

– Что?

Она даже не усмехнулась – так сосредоточилась на своей идее, энергия била из нее фонтаном. Она опрокинула меня в заводь и начала стягивать мои драные штаны. Потом, без единого слова, с размаху швырнула их в реку, как можно дальше от берега. Я в отчаянии наблюдал, как они уплывают по течению.

Мой импровизированный плащ последовал за штанами. Затем она взяла меня за плечи и окунула в заводь. Я начал сопротивляться. Мне показалось, что она собирается меня утопить. Сунув мою голову в воду, она принялась ожесточенно тереть волосы.

Мне все же удалось вырваться, я сел, отплевываясь и тяжело дыша. Она снова окунула мою голову в воду, потом позволила глотнуть воздуха и принялась натирать мне волосы песком, затем макнула меня еще раз, чтобы смыть его.

Наконец, отпустив меня, она вздохнула и сказала:

– Так гораздо лучше. – Она показала на плоский камень. – А теперь сядь-ка вон там, обсохни.

Я подчинился и растянулся на камне. Солнце еще грело довольно сильно – было не жарко, но и не холодно. Неку тем временем села с другой стороны заводи, сложив руки на груди и внимательно изучая меня (ее мысли оставались для меня загадкой), словно оценивая возможность использовать в дальнейшем, будто я был орудием, инструментом, который следовало вначале очистить, наточить и подготовить к работе. Это тревожило меня, но ощущение того, что другое человеческое создание терпит мое общество, было настолько приятным, что у меня защемило сердце, а на глазах выступали слезы, которых не положено иметь ни одному чародею. Мы не приспособлены к одиночеству, мы, люди. Нам необходимо общение. И это для нас главное.

Отчасти счастливый, отчасти расстроенный, не в состоянии разобраться в собственных чувствах, я лежал, греясь в лучах уже прошедшего зенит солнца, время от времени переворачиваясь, а Неку сидела напротив меня. Я уже почти дремал. Помню лишь, как дикие гуси кричали и плескались в воде.

Вернулась Тика. Я моментально сел, оглянулся в поисках одежды и, не обнаружив ее, предпринял отчаянную попытку прикрыться руками. Неку подошла сзади. Положив руку мне на плечо, она заявила:

– Не смущайся. Тика знает, как устроены мальчики.

Я снова покраснел, но ни одна из них даже не пошутила по этому поводу. Тика опустилась рядом с матерью на колени и открыла новую матерчатую сумку. Неку заглянула внутрь.

– Все в порядке, – кивнула она. Тика отдала ей семь монет.

– Секенр, – позвала Неку. – Я продала свое обручальное кольцо, чтобы купить все необходимое, в основном для тебя.

Это смутило меня даже больше моей наготы.

– Но… почему?

– У меня есть на то свои причины.

Она снова решительно взяла меня за руку. Тика извлекла из сумки полоску ткани – надушенное полотно, совершенно новое. Они вдвоем обернули ее мне вокруг пояса, одевая меня, как грудного ребенка, и не обращая ни малейшего внимания на мои протесты. Затем они нарядили меня в широкие белые штаны, туго стянутые снизу вышитыми лентами – в Стране Тростников, где штаны были прямыми, не носили ничего подобного. В сумке нашлась и алая рубашка с длинными широкими рукавами без манжетов и с роскошной вышивкой, сделанной толстой золотой нитью. За всем этим последовал кафтан, легкий, свободный, длинный и, возможно, слишком большой для меня. Поверх всего было надето ожерелье из чеканной бронзы – оно состояло из змей, причем хвост каждой последующей крепился к голове предыдущей. Все то время, пока я был в центре внимания и женщины хлопотали и кудахтали вокруг меня, я вспоминал Хамакину, игравшую дома с куклой и наряжавшую ее в самые фантастические костюмы.

Они даже подстригли мне ногти невесть откуда взявшимися крохотными ножничками.

То, что Тика достала из сумки в последнюю очередь, лишило меня дара речи. Новые туфли. Я мог лишь со слезами на глазах смотреть на них.

Тика озадаченно глянула на меня, затем – на мать, словно спрашивая, а знают ли жители Страны Тростников, что такое обувь?

Неку негромко рассмеялась.

– Мне кажется, я поняла, в чем дело, – заметила она, но никак не пояснила свои слова.

Я сидел на камне, а они продолжали хлопотать надо мной. Ощущение было страшно непривычным, а одежда – мягче и нежнее всего, что я носил прежде. Подозреваю, что такие ткани продавались на ярмарках Страны Тростников и, скорее всего, я видел иностранцев, одетых столь же роскошно, но прежде у меня никогда не было денег на такие вещи, да, впрочем, если бы и были, мне бы никогда не пришло в голову тратить их подобным образом. Неку сказала, что мне придется научиться заботиться о своей внешности. Раньше я не придавал ей совершенно никакого значения.

Туфли были сделаны из мягкой кожи, чуть утолщавшейся на подошвах. Они зашнуровывались длинными кожаными тесемками, которые Тика обмотала мне вокруг лодыжек, а потом завязала. Когда я впервые встал на ноги и прошелся, ощущение было довольно непривычным, словно кто-то сзади вцепился мне в ноги. Я едва не потерял равновесие и не упал, но все же устоял, вытянув руки в стороны. Ветер с реки надувал мою новую одежду, а дамы любовались делом своих рук.

– Мама, но на голове у него просто кошмар, – сказала Тика.

– О Боги, ты права.

Они снова усадили меня и убили уйму времени, пока, наконец, мои волосы не стали прямыми и шелковистыми – они свисали ниже плеч.

– И все же он по-прежнему похож на дикаря, – констатировала Тика. – Если они останутся у него такими длинными…

– М-мда.

И вновь мучения. Они собрали мне волосы в пучок, скрепив его серебряной нитью.

– Вот, Секенр, – выдохнула Неку. – Иди, полюбуйся. Ты себя не узнаешь.

Я склонился над заводью, внимательно рассматривая свое отражение. Я увидел безупречно одетого незнакомого юношу, который вполне мог оказаться знатным молодым человеком из Города-в-Дельте, приехавшим ко двору самого сатрапа.

Было так непривычно ощущать чье-то участие и даже заботу… Я смахнул непрошеную слезинку и натянуто улыбнулся.

– Почему вы сделали все это для меня?

– Ну, а не ты ли спас меня или забыл уже?

– Но…

Я поднялся с земли.

– Пора идти, – сказала Тика.

– Да, наконец-то, – подтвердила Неку.

Они потратили на меня все свои деньги. В сумке оставались лишь пара кожаных сандалий для босой Неку и необычный музыкальный инструмент, каких я никогда не видел прежде – изогнутая деревянная палка с крохотными колокольчиками и звенящими металлическими дисками. Я сразу понял, что он был предназначен для какой-то конкретной цели. Он не был игрушкой.

Но в путь мы отправились не сразу. Женщины долго причесывали друг друга, пока волосы не обрели более-менее приличный вид. Мне неожиданно пришла мысль, уж не собираются ли они выдавать меня за принца, играя роль служанок.

– Вот еще, – вспомнила госпожа Хапсенекьют. – Напоследок нам надо помолиться, поблагодарить богов за наше спасение и попросить удачи в будущем.

Так что мы втроем встали на колени на прибрежном камне и молились Реке, что вытекает из чрева Сюрат-Кемада и является одновременно и дорогой в Царство Смерти, и источником жизни, а также Царю Неоку, воплотившемуся во Всепобеждающем Солнце, хотя солнце уже садилось; и наступающей тьме молились мы, называя по именам все появлявшиеся на небе звезды.

Я встревожился, узнав среди первых звезд Малевендру – Богиню Боли, Смерти и Кровавого Возмездия. Госпожа Неку молилась ей дольше всего. Во время этой молитвы я хранил молчание, сказав себе, что чародей не имеет права молиться, равно как и плакать (ну в самом деле, Секенр, зачем ты продолжаешь рассуждать подобным образом, хотя прекрасно знаешь, что это неправда?) и что чародей может внушать богам страх, красть у них и даже повелевать ими, но молиться им не должен. Он не будет вымаливать того, что, как известно, никогда не будет ему даровано.

И все же я молился. Я молился даже Царю Неоку, молился и трепетал.

Тика положила ладонь мне на руку.

– Ты дрожишь. Так и не согрелся?

Город назывался Тадистафоном, что, как сказала Тика, означало Место Упокоения Царя. Я сразу подумал, что за этим названием скрывается какая-то история. Возможно, я даже когда-нибудь ее узнаю.

Но пока у нас были совсем другие, более насущные задачи.

Над воротами красовалась эмблема с изображением одинокого Царского Орла; этот символ Древнего Царства не сопровождался крокодилом, появившимся лишь во времена Гегемонии. Видно было, что о ней заботились надлежащим образом – красили золотом и серебром, так что распростертые крылья птицы в лучах заката отливали оранжевым блеском.

Когда мы подходили к городу, стражники зажигали фонари – одна за другой загорались на стенах яркие точки. Из города доносился хор множества труб, подобный долгому глубокому вздоху. К тому времени, когда мы добрались до ворот, их уже закрыли. Вдоль дороги на обочинах разбивали лагерь караванщики и одинокие торговцы, они собирались дождаться утра, чтобы получить разрешение въехать в город. В гавани на якоре стоял крутобокий корабль.

Я едва не свернул себе шею, в изумлении разглядывая каменные стены с бесконечной чередой крыш за ними. Я подумал: такими должны быть горы далеко на юге, где рождается река – они так же возвышаются одна за другой до самого горизонта.

Над воротами были построены две совершенно одинаковые башни с бойницами для лучников. На стене, на самом видном месте, приготовились к прыжку каменные звери, извергающие из пастей на лапы раскаленный докрасна песок и камни. На стенах сгрудилось множество стражников: кто стоял в карауле, кто маршировал взад-вперед, отрывисто выкрикивая приказы.

Похоже, у жителей Тадистафона имелись веские причины запирать ворота и бояться ночи: всадники заргати и выползающие из реки эватимы, но, как бросилось мне в глаза, караванщики совершенно не проявляли бдительности – они спокойно разводили костры, готовили ужин…

Госпожа Неку не намеревалась дожидаться утра. Она выхватила у опешившего кострового палку, стукнула ею в ворота и закричала:

– Впустите нас, во имя всех богов!

Караванщики насмешливо заулюлюкали.

Она постучала вновь. Мы застыли в ожидании. Я стоял немного поодаль, пытаясь в тусклом лунном свете разглядеть колоссальные мозаики на створках ворот: орлы и крокодилы вместе сражались против чудовищ, полулюдей-полузверей.

Неку оглянулась на меня через плечо.

– Нет, так не пойдет, – заявила она и вытолкнула меня вперед. – Вот. Стой тут, сложив руки на груди. Попытайся принять важный вид.

Я попытался.

Дверь в створке ворот с громким скрипом распахнулась. Неку принялась спорить с кем-то внутри. Дверь снова закрылась.

– Эй! Имейте совесть! Я привела к вам в город великого волшебника, Секенра, соизволившего почтить его своим присутствием.

Дверца приоткрылась. Тика прошептала мне на ухо:

– Сотвори какое-нибудь волшебство.

– Но это не получается…

Она наступила мне на ногу.

– Какое угодно! Быстрее!

– …могущественнейший маг, – вещала Неку, – прославившийся своими чудесами…

Стражник за стеной что-то пробормотал. Другой голос, громкий и твердый, сказал:

– Мадам, ваши требования не могут быть удовлетворены до утра. Вам придется подождать вместе с остальными.

Я подумал, что сильнейшее впечатление, произведенное на меня этим необычным местом, заставило меня полностью забыть о магии. Город шептал тысячами разных голосов: далекие крики, музыка, стук ставней, плач трубы… Мне казалось, что в городе что-то празднуют.

За рекой взошла луна. На бескрайней поверхности воды засверкали серебряные блики. Мозаичные звери, казалось, ожили, как только их коснулся лунный свет. Я сжал правую руку в кулак и медленно раскрыл ее. На ладони плясало маленькое пламя цвета луны.

Двое за воротами заспорили. Громкий уверенный голос сказал:

– Ха! Такие трюки мы уже видели. Немного спирта на коже и…

– А чем он зажег его? – закричала Тика. – Как он высек огонь? Вы же не спускали с нас глаз все это время.

Я повернул руку ладонью вниз. Пламя бесшумно текло у меня между пальцами. Неку обернулась ко мне. Наши взгляды встретились. Она была явно довольна мной.

Забряцал металл – за стеной отодвинули щеколду. В воротах наполовину приоткрылась небольшая дверца. Госпожа Неку вошла первой – она держалась с такой уверенностью, словно стража была обязана впустить ее. За ней последовала Тика. Я вошел последним. Двое стражников в кожаных доспехах – один совсем молодой, высокий и сухопарый, с вытянутым лицом, и второй, седой, напоминавший пивной бочонок – избегали встречаться со мной взглядом. Я поднял руку, показывая им, что она не обожжена. Неку сунула седому монету. Они поспешили закрыть дверь, водрузить на место засов и запереть замок. Я шел, сунув руки в карманы, словно ничего особенного не произошло.

Тика остановилась, поставила сумки на землю и вынула мои руки из карманов.

– Так нельзя. Веди себя прилично.

Мы прошли по длинному туннелю, плавно поднимавшемуся вверх. Он заканчивался во дворе, где все еще сидело несколько коробейников, разложивших свой товар на куске ткани или демонстрировавших его с задков крытых повозок – так как ворота были закрыты, рассчитывать на приличную выручку им уже не приходилось.

Неку остановилась. Она взяла меня за правую руку, коснувшись того места, где недавно горел огонь.

– Это было достаточно впечатляюще – как раз для такого случая.

– Я удивлен, что вообще что-то получилось. Магия обычно приходит откуда-то изнутри.

Она отпустила мою руку.

– Но ты же можешь научиться использовать ее в собственных целях. Иначе какой вообще тебе от нее прок?

Я не знал, что сказать. Она подошла к истине значительно ближе, чем думала.

– Не падай духом, Секенр, – сказала она. – У тебя все получилось просто великолепно. К утру эти два пустозвона растреплют по всему городу, что могущественнейший из волшебников прошел прямо сквозь ворота, жонглируя огненными шарами и изрыгая молнии.

Тика расхохоталась.

– Уж им придется придумать историю позаковыристей, иначе их попросту выпорют за нарушение закона.

Неку отослала ее нанять весьма необычный экипаж: кресло с крышей сверху, занавесками по бокам и длинными продольными ручками-слегами; его несли двое дюжих мужчин.

Подивившись подобной экстравагантности, я вспомнил, как мало у нас осталось денег. Но я понимал, что госпожа Неку слишком слаба, чтобы идти дальше. Осуждать ее я не мог.

Я открыл дверцу, чтобы посадить ее в экипаж.

– Ах, нет, – отмахнулась она. – В нем поедешь ты, Секенр. Садись. Тебе еще долго не придется делать никаких фокусов. Этого вполне достаточно, чтобы про извести впечатление.

Я забрался внутрь. Тика вручила мне обе сумки. Носильщики тронулись в путь. Кресло слегка покачивалось в их руках, как лодка на реке. Неку побежала вперед и закричала:

– Дорогу! Дорогу великому волшебнику! Дорогу Секенру из Страны Тростников!

Справа от меня Тика, потрясая в воздухе деревянным коромыслом с колокольчиками, извивалась в причудливом танце.

Без сомнения, наша процессия впечатляла. Когда улица, расширившись, влилась в огромную площадь, наводненную людьми, я мельком выглянув наружу, убедился, что в городе действительно праздник – множество палаток, жонглер с горящими факелами, люди, разгуливающие на ходулях и одетые в невообразимые костюмы, развевающиеся по ветру флаги, колоссальная скульптура бога, которую то ли выкатывали из храма, то ли закатывали в него. Но тут толпа, мгновенно перегруппировавшись, собралась вокруг нас. Тика и Неку танцевали с обеих сторон от меня, двигаясь взад-вперед, чтобы не дать толпе сомкнуться и не мешать нашему медленному продвижению вперед.

Я слышал, как тяжело дышит Неку. Наблюдая за происходящим через щелку в занавесках, я старался не показываться никому на глаза. Я понимал, что Неку, продолжавшая объявлять о моем прибытии и обещавшая множество чудес и знамений, старается окружить меня ореолом тайны.

Я тщетно пытался понять, во что ввязался. Воистину странный жребий выпал мне в танал-мадт. Я был отчасти испуган ее планами, отчасти пленен тем, сколько энергии сохранилось в ней после всех лишений и страданий, словно она была двужильной.

Носильщики поставили паланкин перед гостиницей. Тика втолкнула меня в дверь прежде, чем толпа смогла ко мне приблизиться. Слуги рассыпались в разные стороны. Неку со стуком захлопнула за нами дверь, прислонившись к ней спиной. С первого взгляда было видно, как она устала – под глазами у нее залегли черные тени. Вскоре вернулись слуги вместе с хозяином, его женой и остальными домочадцами. Все они отнеслись к нам с благоговейным трепетом. Даже жена хозяина в знак уважения коснулась лба, кивнув мне в замешательстве. Когда владелец гостиницы заговорил, в его голосе звучало величайшее почтение: «Не угодно ли Могущественнейшему того или этого? Не соизволит ли Величайший разделить со мной скромную трапезу?».

Нам принесли самый изысканный и самый обильный ужин за всю мою жизнь: блюдо за блюдом, мясо в экзотических соусах, овощи, которых я никогда не пробовал, тягучие сладости, множество вин.

Поискав вилку и не обнаружив таковой, я решил воспользоваться руками. Госпожа Неку решительно перехватила мое запястье.

– Нет. Волшебники не должны вести себя, как варвары, даже если они прибыли из Страны Тростников.

Тика попыталась обучить меня искусству есть с помощью двух заостренных палочек – одна вдвое короче другой. Я постоянно что-то ронял, заляпав свою новую одежду. Хозяин предложил мне весьма экзотический прибор, напоминавший тонкий и длинный нож с двумя лезвиями и ручкой посередине. Одно из лезвий закруглялось на конце, превращаясь в ложку. С ее помощью дело у меня пошло на лад.

Силы, казалось, вернулись к Неку практически моментально. Она была грациозна, бесконечно вежлива, словно исполняла тщательно продуманный спектакль специально для хозяина и его близких, но, выбрав момент, когда никто не смотрел на нее, она слегка подтолкнула меня локтем и спросила:

– Ну, наверное это чуть получше изжаренной на вертеле лягушки?

Тика рассмеялась, но быстро прикрыла рот салфеткой.

От обильной пищи меня потянуло в сон. Я прислонился к Неку. Она обняла меня одной рукой. Подняв взгляд, я заметил, в какой трепет пришел хозяин, увидевший, что госпожа настолько близка с волшебником. Я был уверен, что это произвело несколько двусмысленное впечатление. Но меня это ничуть не волновало.

– Вот так гораздо лучше, – прошептала Неку. – Я вновь почувствовала себя цивилизованным человеком.

После трапезы хозяин в сопровождении слуг, освещавших путь лампами, провел меня по винтовой лестнице через полукруглую дверь в комнату с низким потолком. Когда слуги ушли, я с минуту стоял в полной темноте, пока Неку общалась с остальными в коридоре. Я слегка поцарапал стену ногтем. На пол посыпались крохотные песчинки. Все здесь было необычным, даже материал, из которого они строили дома.

Я был истощен настолько, что не держался на ногах. Колени уперлись в кровать. Я упал поперек нее лицом вниз и лежал, свесив руки.

Тут вошла Неку, несшая масляную лампу в форме птицы. Она яростно потрясла меня за плечо. Я перевернулся. Она поставила светильник на стол, затем открыла ставни единственного в комнате окна.

– Поднимайся. Еще не время спать, Секенр. Нам предстоит много работы.

– А мы не можем подождать до утра? Разве тебе со всем не хочется спать?

Неку села рядом со мной на кровать и, потянув за руки, придала мне вертикальное положение. Она открыла что-то, но не книгу, как мне показалось вначале, а два зеркальца, оправленных в дерево и скрепленных между собой, и установила их на столе.

– Не имеет значения, чего мне хочется. Есть значительно более важные вещи, о которых следует позаботиться в первую очередь, нежели наше благополучие или самочувствие. За дверями уже собралась толпа. Ты маг, волшебник. А всем известно, что ночь – самое подходящее время для магии.

Я уставился в зеркала и увидел там только самого себя с воспаленным взглядом, с темными кругами под глазами и сразу же отвернулся. Я совсем не разделял ее мнения по поводу магии, подходящего для нее ночного времени и всего остального. В голове у меня был туман. Мне даже показалось, что в пищу подмешали наркотики. Но разве она не ела наравне со мной? Этого я понять не мог.

– Но для чего все это? – Я потянулся к зеркалам, нечаянно задев их, но она успела поймать складень, не дав ему упасть.

– Осторожно. Просто сиди спокойно – руки на коленях. Как только войдет клиент, ты поймаешь в зеркало его отражение, изучишь его и предскажешь его будущее.

– Но это же просто глупо… Я понятия не имею, как это делается…

– Ты ведь волшебник, не так ли, Секенр? Или я ошибаюсь?

Уже тогда я счел странным, что госпожа Хапсенекьют, которой, казалось, известно в этом мире все и обо всем, настолько наивна в вопросах, касающихся магии и магов… и коварных убийц, ужасных чародеев. Но я не стал спорить с ней. Я просто вздохнул и ответил:

– Да.

– Значит, решено. – Она взяла мои руки в свои ладони и ласково пожала. – Спасибо, Секенр. Считай это еще одним шагом к нашей цели, к Городу-в-Дельте. Вот и все. Сейчас нам очень нужны деньги. – Взяв меня за плечи, она выпрямила мне спину. – Не горбись, Секенр. Не суй руки в карманы. И не волнуйся по поводу того, увидишь ли ты хоть что-нибудь в зеркалах. Просто пусть это звучит поинтереснее.

Оставив лампу на столе, она отошла в дальний угол, скрывшись в тени. Я был почти уверен, что лампа сделана в форме цапли. Но это оказалась утка, из клюва которой свисал червяк.

Тика впускала ко мне по одному человеку из очереди, выделяя каждому минут по пять. Посетитель садился на скамеечку, Неку представляла меня и повторяла его вопросы глубоким таинственным голосом. Сонливость еще больше охватила меня, и создалось впечатление, будто я впал в транс.

Вопросы были самыми обычными – они касались свадеб, урожая, удачи в делах, денег, наследства и торговли. Каждый посетитель брал зеркала, смотрелся в них, складывал и передавал мне. Я делал вид, будто внимательно изучаю отражение, сохранившееся в стекле… – но видел лишь себя и отблески света лампы – и бормотал слова пророчества. Мне казалось, я делал все, что мог. Но клиенты уходили, не сказав ни слова, часто качая головой.

Неку шепотом попросила сделать перерыв.

– Секенр! – воскликнула она. – Соберись! Загляни внутрь себя! В тебе ведь сокрыто множество тайн. Я знаю.

И опять она угадала истину в значительно большей степени, чем могла предположить. Услышав от нее такие слова, я удивился, почти испугался. Я внимательно посмотрел на нее. Ее лицо ничего не выражало.

Затем вошла и села совсем молоденькая девушка, лет тринадцати.

Я заглянул в самого себя. Я позволил магии прорваться наружу. Воспоминания о том, что произошло после этого, начали тускнеть еще до того, как все закончилось.

Я слышал идущий издалека голос, принадлежащий другому человеку, казалось, в комнату только что вошел кто-то еще, но постепенно я понял, что именно мой рот произносит эти слова, именно мои губы воспроизводят эти звуки. Скорее всего, говорил кто-то из живущих во мне, какое-то из моих внутренних «я», в то время как Секенр утонул в глубинах сознания, – кто-то из тех, кто овладел искусством чтения зеркальных отражений, и чей говор принадлежал скорее жителю Города-в-Дельте, чем подданному Страны Тростников.

Зеркала действительно поймали и сохранили отражение девушки. Ее образ сиял, освещая кровать, на которой я сидел, и стену сзади. Я – или кто-то другой – изучал отражение несколько минут, наблюдая, как лицо девушки вначале неуловимо меняется, а потом темнеет, расплываясь, а на его месте остается голый череп, кое-где обтянутый кожей. Значение пророчества было однозначным. Через год она умрет. Все ее вопросы по поводу юноши, которого она любила, множестве детей, о которых она мечтала, оказались, как ни жестоко это было, пустым звуком.

Я обратился к ней на формальном языке Страны Мертвых, теперь уже своим собственным голосом, стараясь утешить ее, дать ей все указания по поводу путешествия в утробу Сюрат-Кемада, куда ей вскоре предстояло отправиться. Я рассказал ей о собственных приключениях в Стране Мрака. Она поняла меня и ответила на том же языке, задав множество вопросов. Затем она молча поднялась и ушла, скорее как туманный призрак, чем как живой человек.

Я закрыл зеркальную книгу и положил ее на стол. Казалось, что на миг в комнате воцарилась кромешная мгла. Я попытался сфокусировать взгляд на червяке, свисающем изо рта утки, но он показался мне крошечной звездочкой, светящейся далеко-далеко в бескрайнем небе.

Следующее, что я помню, это как Неку снова поднимала меня с постели, обхватив обеими руками. Она снова сильно потрясла меня, а потом приподняла подбородок и посмотрела в глаза, но ничего не сказала.

В комнату вошел мужчина лет двадцати. Неку отступила в дальний угол, и мы продолжили. От посетителя страшно несло потом и запахом конюшни. Пока я изучал его отражение, он заявил:

– Волшебник, тебе одному я могу доверить свою тайну. Если об этом узнает префект, меня бросят в тюрьму, а потом отправят к сатрапу и приговорят к смерти. Я потомок герцога, несправедливо лишенного трона. Мои предки правили здесь задолго до первых царей Дельты. Каждый раз, когда старший сын в нашей семье достигал определенного возраста, отец открывал ему тайну происхождения и передавал регалии древних герцогов Тадистафона. А теперь скажи мне, о достопочтеннейший, как вернуть то, что принадлежит мне по праву, как вернуться к власти и передать ее после моей смерти своему сыну?

И снова внутри меня встрепенулся кто-то другой. Он задал несколько вопросов на безукоризненном дельтийском языке.

Зеркало показало, что пропахший конюшней мужчина – сын мясника, который в свою очередь тоже был сыном мясника, зачатого негодяем – тот соблазнил девицу и бросил, так что ей пришлось работать до седьмого пота, чтобы сын, дед моего нынешнего посетителя, смог открыть мясную лавку. Во всей этой истории от начала до конца не было ни единого слова правды. Лже-герцог уже много раз рассказывал ее и в тавернах, и на всех углах любому, кто был готов ее выслушать. Городской префект, уже прекрасно осведомленный обо всем, считал парня безобидным сумасшедшим. Но словоохотливый мясник будет рассказывать ее слишком часто, слишком назойливо и совсем не тем людям. Он встретит свою смерть здесь, в Тадистафоне, прикованный к помосту на городской площади, в то время как прохожие будут смеяться над его бессвязной болтовней. Герцогские регалии, тщательно скрываемые под покровом тайны, на поверку оказались старым кожаным плащом, палкой и кошачьим черепом, обмотанным проволокой.

Сложив зеркала, я сжал их в ладонях. Тот другой, кто пророчествовал, покинул меня, нырнув в глубину сознания. Я решил, что теперь говорю самостоятельно. Хотя далеко не был уверен в этом. Это все, что я мог сделать, чтобы не заснуть, упав лицом на стол.

Мне кажется, именно Секенр рассказал ему историю о мальчике в клетке:

– В стародавние времена, – начал я, – родился в клетке мальчик, и не было у него ни матери, ни отца. Волшебник нашел его в тростнике у берега реки – младенец плавал в клетке из прутьев, в какой обычно переносят собак или кошек.

Волшебник нашел его и повесил клетку на дерево. А потом удалился.

Призраки ухаживали за малышом, поднимаясь из Лешэ и нашептывая ему о прошлом и будущем, о живых и мертвых. Он плакал от радости, довольный своей участью, ибо не знал другой. Призраки кормили его лунным светом, шелком паутины и речной тенью.

Он рос отнюдь не большим и сильным, но все же рос, и клетка росла вместе с ним. Бывало, он ложился спать, согнувшись в своем тесном жилище, а наутро, просыпаясь, обнаруживал, что клетка увеличилась. Так продолжалось, пока его клетка не превратилась в настоящий дом со множеством комнат, обставленных мебелью, необычными приборами и странными книгами. Но его окна и двери были всегда заперты. Мальчик не мог выйти наружу. Он еще не встречал ни одного человека, так как духи, воспитывавшие его, были подобны живым теням, дымке или вовсе невидимы. По большей части он лишь слышал во тьме их голоса или чувствовал едва ощутимое прикосновение их рук.