Текст книги "Исключение"

Глава 27

По мере приближения свадьбы настроение Лиды портилось вместе с самочувствием. Ноги отекали, двигаться стало тяжело, ночью приходилось бегать в туалет каждые полчаса. Она списывала уныние на гормоны и изо всех сил старалась бодриться в присутствии жениха, а присутствием ее Андерс явно не баловал. Он где-то пропадал целыми днями: то ссылался на друзей, то на футбольный матч, то на какую-то бюрократическую возню для свадьбы.

Церемонию назначили на 12 декабря: Андерса позабавила симметрия даты. Он настоял на церкви, хотя Лида говорила, что у нее едва ли хватит сил заниматься украшением и подбором блюд. Андерс сказал, что возьмет все на себя, но, видимо, спихнул большую часть хлопот на мать. Потому что Лида не слышала от него ни слова о ресторане или списке гостей.

Ее накрыла апатия, она понимала, что будет гостем на собственной свадьбе. Лучше было бы и вовсе перенести праздник на весну, когда она придет в себя после родов. Однако во время сбора документов Андерс так яро просил чиновников ускорить ход событий (а люди его узнавали и готовы были расстараться), что Лида и заикнуться не решилась о своих сомнениях. Ему было важно, чтобы сын родился в браке. Возможно, и сыну это было бы важно. В конце концов, если Ингрид вызвалась помочь, то почему бы и нет?

Гораздо больше расстраивало Лиду отношение к свадьбе Андерса. Если она не могла заниматься организацией, то Андерс, казалось, не хотел. Его вечно где-то носило. Единственным напоминанием о предстоящей свадьбе было кружевное платье в шкафу.

Квартира Андерса с белыми стенами и большими окнами, расположенная на втором этаже небольшого дома, почти не имела перегородок. Это была какая-то современная планировка без комнат, но с зонированием. Только спальня частично скрывалась от посторонних глаз книжными шкафами, а кухня, гостиная и столовая сливались в единое холодное пространство. Лида была безмерно благодарна архитектору за огороженный санузел: хоть в этой сфере жизни была допущена приватность.

Андерс явно покупал эту квартиру только для себя: она подходила как место уединения. К сожалению, уединению предавалась все больше Лида. Ее угнетали белый цвет, минимализм и даже электрический камин. Гормоны и инстинкт гнездования требовали приятных теплых цветов, мягкого дивана и пледов.

В первых числах декабря, когда Андерс по обыкновению отсутствовал, Уна привезла кроватку и некоторые вещи для новорожденного. Колыбель из темного дерева и яркое лоскутное одеяльце сделали помещение хоть немного теплее.

За чашкой чая Лида посетовала Уне на холодный и безликий интерьер, на что Уна ответила, что лучшие перестановки совершала во время беременности. Они захватили Петера, единственного члена семьи, который не нашел себе на субботу занятия поинтереснее, и отправились на машине в любимый магазин Уны.

Петер изнывал, грозился пожаловаться маме и старшим братьям, но спустя несколько часов его руками в холостяцкую берлогу Андерса были принесены: занавески, диванные подушки, два пледа, новое покрывало на кровать, постельное белье в красно-оранжевую полоску, сервиз веселой расцветки, ваза, пушистый ковер, новая люстра, маленькие электрические качели для ребенка, каруселька, новый детский матрас с красивыми простынками, пеленальный столик и ванночка, пеленки и комбинезончики, полотенце и электрические весы.

Изрыгая ругательства, некоторые из которых Лида уже научилась переводить, Петер вешал новые занавески под руководством двух беспощадных женщин. Уна вошла во вкус, ее цветовые пристрастия были близки Лиде. Гостиную оживили сочные синие и зеленые тона, кухню-столовую – зеленые и желтые, а спальня стала пристанищем красного и оранжевого. На пол перед кроватью лег мягкий ковер с длинным ворсом, по которому приятно ходить босиком, а в стиральной машине уже крутились простынки с забавными мышками для будущего наследника Андерса Норберга.

Эту картину и застал сам Андерс Норберг, когда явился домой в половине одиннадцатого. Он удивленно осмотрелся, повертел в руках зеленую керамическую кружку и плюхнулся на диван в россыпь разнокалиберных синих подушек.

– Теперь тебе лучше? – только спросил он.

Уна попрощалась с Лидой и уволокла Петера, спасая парня от перекрестного огня. Лиде вдруг стало страшно и жутко неловко. Сначала вся эта игра в дизайнера казалась ей милой выдумкой, теперь же она испугалась, что Андерс разозлится.

– Извини, я должна была спросить. Просто мне здесь было так одиноко… Твоя квартира была очень белой и пустой. Я знаю, ты любишь минимализм, но мне хотелось немного красок, а Уна знает один магазин… И для ребенка, мы купили вещи для ребенка…

– Все в порядке. Это и твой дом тоже, – он усадил ее рядом с собой. – А квартира действительно была пустой. Я купил ее два года назад и до сих пор не успел до конца обставить. Конечно, сам я вряд ли выбрал бы такие цвета… Но мне нравится. Правда. Теперь она похожа на семейное гнездо. Скоро наш сын будет рисовать на этих стенах.

– Я сама дам ему фломастеры.

– Я рад, что ты хорошо провела день. В последнее время ты выглядишь усталой и печальной. Кажется, ты подружилась с Уной и Петером. Вот уж не думал, что он станет вешать занавески.

– Ты не видел, как он мучился в магазине!

Андерс рассмеялся.

– Лидия, я должен кое-что тебе сказать, – улыбка вдруг сошла с его лица. – Я сегодня разговаривал с людьми из Нью-Йорка. По поводу моего последнего фильма. Режиссеру что-то не понравилось. Я должен лететь на пересъемку.

– Когда?

– На следующий день после нашей свадьбы. Извини. Они хотели снимать немедленно, но я попросил отсрочку на неделю. Это займет не так много времени, десять дней максимум. Я прилечу, как только смогу. И Рождество мы отметим вместе.

– Хорошо, – Лида попыталась скрыть разочарование и отвернулась, чтобы он не видел ее лица. – Тебе сделать что-нибудь перекусить? Я не знала, будешь ли ты ужинать дома.

– Все в порядке, мы с ребятами поели.

– Андерс, у меня к тебе просьба. Отвези меня завтра к врачу. Уна посоветовала акушерку, у которой она рожала. Я хочу познакомиться, сдать необходимые анализы и обсудить роды. Остался всего месяц.

– Во сколько?

– Я записалась на десять.

Андерс согласился, и на следующий день они поехали в клинику. С удивлением Лида обнаружила в приемной множество мужчин. Видимо, шведы старались принимать активное участие в появлении на свет своих детей и после зачатия.

В Швеции царили свои порядки, далекие от российских. Беременность не считалась болезнью, а родами занимались акушерки. Врачей привлекали только при осложнениях. Госпожа Хедлунд, крупная женщина за шестьдесят, вполне вписалась бы и в московскую больницу, если бы не добродушная улыбка и невероятная любезность. Она поведала, что Андерс сможет присутствовать на родах, а после – разместиться с Лидой и малышом в палате за символическую по сравнению со Штатами сумму.

Медсестра взяла у Лиды необходимые анализы и едва ли не сразу же выдала некоторые результаты. После УЗИ Лиду отправили домой, снабдив брошюрами со специальной гимнастикой и назначив прием через неделю. Госпожа Хедлунд дала Лиде свой номер телефона и электронную почту для связи. Она неплохо говорила по-английски, как и большинство шведов, и была терпелива и дружелюбна.

После приема Лида почувствовала облегчение. Неизвестность и необходимость принимать решения изматывали ее, теперь же, имея перед собой четкий план действий, Лида успокоилась.

Стокгольм покрывала тонкая пелена влажного снега, но они с Андерсом решили немного пройтись по Старому городу. Лида вполуха слушала познавательные экскурсионные замечания своего спутника, просто наслаждаясь его близостью. Она уже скучала по нему. Смутная и необъяснимая тревога выныривала из ее подсознания, заставляя сильнее сжимать его руку. Ей очень не хотелось, чтобы он уезжал, она жаждала ласки и утешения, но какой-то барьер еще стоял между ними, не давая полной уверенности друг в друге, не позволяя ей расслабиться и почувствовать Андерса своим. Она будто бы боялась, что он материализовался в ее жизни из некой мечты и вот-вот растает. Во всем, что касалось чувств, Андерс был скрытен, он мог часами говорить о работе, о книге, весело трепаться на отвлеченные темы, но Лида до сих пор не знала, как он относится к ней, испытывает ли хоть малейшую радость по случаю предстоящего брака. В физическом влечении, правда, сомневаться не приходилось, но в остальном она имела дело с китайской головоломкой.

Закрытость Андерса не давала Лиде открыться самой. Конечно, накануне свадьбы ее признание в любви не было бы встречено отповедью или насмешкой, но она боялась и пустого любезного «я тоже тебя люблю», сказанного, чтобы не нервировать беременную женщину.

Погруженная в эти размышления, Лида неожиданно набрела на идею. Ее вдруг осенило, что если она не может поговорить с Андерсом о чувствах из-за его молчания, то и он, возможно, страдает от того же самого. И поскольку лично ей такая ситуация была невыносима, она решила пойти на разговор первой. Однако затевать выяснения перед свадьбой не хотелось, да и на самой свадьбе признание выглядело бы отрепетированным элементом праздника.

Чем дальше, тем гениальнее казалась Лиде мысль признаться Андерсу в любви на Рождество, когда он вернется из Нью-Йорка и они будут предоставлены друг другу. Когда впереди будет его отпуск и рождение ребенка. Она все равно собиралась в качестве подарка продемонстрировать свои успехи в изучении шведского, так почему бы не совместить это с признанием? И Лида вознамерилась сочинить трогательную и искреннюю речь о том, как она его любит, и звучание родного языка для Андерса только подтвердит ее посыл. И если все пройдет так, как она задумала, то их сын родится на свет в любящей настоящей семье.

Однако мысли о предстоящем отъезде Андерса беспокоили Лиду все сильнее. Пытаясь отвлечься, Лида звонила родным в Питер и Ане в Штаты с известием, что выходит замуж. Тетя Оля и тетя Нина были очень рады, а Исаева и вовсе верещала от восторга, хоть и пожурила подругу за отсутствие приглашения. Лида оправдывалась и ссылалась на скоропалительность церемонии, но Аня все равно считала своим священным правом подвести Лиду к алтарю. Тогда Лида пообещала отправить букет невесты в Америку авиапочтой.

Цветы было положено выбирать самой невесте, и Лида заказала в ближайшем цветочном салоне аккуратную композицию из белых и синих анемонов. В парикмахерской по соседству Лида договорилась об укладке на день свадьбы, предварительно обсудив прическу: несложный пучок, украшенный в тон букета белым цветком и короткой фатой. На простых туфлях с плоской подошвой из-за частых болей в ногах свадебные приготовления Лиды Стрельниковой завершились.

Тревожность лишала ее сна, и на приеме за пару дней до церемонии повышенное давление Лиды вызвало беспокойство у фрау Хедлунд. Она посоветовала завести дома тонометр и хотя бы раз день смотреть на его показания.

День свадьбы выдался снежным. Чтобы соблюсти традиции, Андерс ночевал у мамы, и собственными сборами Лида занималась в одиночку. К полудню за ней заехала Уна.

У небольшой кирпичной церквушки Святого Якова стояло несколько автомобилей. Мокрый снег шел всю ночь, и Лиде пришлось идти от машины в сапогах, чтобы переобуться с букетом в одной руке и туфлями в другой. Уна несла над ней зонт.

Они не планировали шествия по проходу с посаженым отцом: его просто не было. Поэтому Лида вошла в полумрак старинного здания и оказалась среди гостей. Увидев фату, они расступились, и Лида поздоровалась с теми из них, кого уже знала. Андерс сидел в переднем ряду и разговаривал с Фарухом и отцом: Себастиан Норберг тоже приехал. Лида переобулась, повесила пальто и пошла к Андерсу. Она вдруг вспомнила, как в день их знакомства ждала, когда он освободится для интервью. Кристер окликнул его, он обернулся и увидел ее. На его лице появилась радость, смешанная с какой-то детской нерешительностью.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – она улыбнулась.

– Ты очень красивая, – его взгляд нежно пробежался по ее телу, задержавшись на округлости живота.

Лида вздрогнула, как будто он касался ее пальцами.

– Ты тоже, – ответила она.

– У меня сюрприз для тебя, – сказал Андерс и подвел ее к дальней скамейке.

Там сидела Аня Исаева.

– Я не хотел, чтобы ты была на собственной свадьбе совсем одна.

– Аня! Ты все знала! И заставила меня чувствовать себя виноватой!

– Я не могла испортить Андерсу сюрприз. Я прилетела вчера, и, знаешь ли, было очень сложно не позвонить тебе сразу же.

– Я так рада! – Лида обняла подругу и почувствовала, как солнечная детская радость впервые за долгое время волной охватила все ее существо.

Гости заняли свои места. Андерс и Лида, держась за руки, подошли к алтарю, чтобы через несколько мгновений вернуться мужем и женой.

Потом все отправились в уютный местный ресторан, украшенный белыми цветами и полотнами. На небольшой сцене играла молодая шведская рок-группа. Музыка была приятна, еда – вкусна, гости – добродушны. Лида не могла поверить, что Андерс сам устроил весь этот праздник, и удовольствие от его внимательности могло сравниться только с гордостью от слов «фрау Норберг».

Глава 28

Наутро Андерс уехал.

Лида провела день с подругой: они гуляли в Скансене, а потом обедали и пили горячий шоколад.

– Кажется, его семья приняла тебя, – заметила Аня.

– Кроме Элин.

– А, сестрица? Да, девочка с характером.

– Ума не приложу, что я ей сделала.

– Это женская ревность.

– К брату?

– Она кажется избалованной и вздорной, сразу видно единственную дочку среди нескольких сыновей. Наверное, не хочет делить свой трон с кем-то другим.

– Но ведь она хорошо относится к Уне, жене Кристера.

– Уна тихая и мягкая, она Элин не ровня. А ты умудрилась скрутить Андерса в бараний рог за одни сутки.

– Ничего подобного.

– Брось. Он вернулся в Москву, хотя не знал о твоей беременности. Видимо, ни о чем другом думать не мог. Значит, ты его здорово зацепила. А как он расстарался для свадьбы? Ты для него очень много значишь.

– Надеюсь. Но он до сих пор ни разу не сказал, что любит меня.

– Значит, подтолкни его.

– Да, я думала об этом.

И Лида рассказала о своем плане. Исаева пришла в восторг.

– Ты снесешь ему башню! Не исключено, конечно, что он обидится, когда узнает, что ты и раньше понимала их семейные разговоры, но все равно… Да у него просто крышу сорвет! А знаешь что? Покажи свое признание этому парню… Который занимается с тобой шведским. Пусть он поможет с текстом. Для полноты картины у тебя не должно быть ни одной ошибки.

Лида тоже так подумала. Теперь, когда свадьба была позади, она смогла заняться подарком для Андерса. Накануне своего отъезда Аня помогла подруге украсить квартиру рождественскими гирляндами и нарядить небольшую елку.

Поддавшись порыву, Лида испекла имбирных пряничков, заботливо разрисовала их разноцветной глазурью и упаковала подарки. Что-то пришлось докупить, чтобы порадовать всех домочадцев Андерса, а в особенности дочек Уны. Это было первое западное Рождество Лиды, и ей хотелось почувствовать дух праздника.

После прогулок или уборки давление немного поднималось, но фрау Хедлунд сказала, что на таких сроках это может быть вариантом нормы. И все же призывала будущую мамочку поберечься. Лида не стала волновать Андерса через океан, чтобы он мог спокойно закончить съемки.

Ингрид иногда заглядывала проведать новоиспеченную невестку и приносила своей стряпни. Андерс оставил матери ключи от квартиры на всякий случай, и Лида была рада время от времени попить чаю со свекровью.

Через неделю после свадьбы Лида решилась заняться речью. Она набросала черновой вариант и хотела обсудить его с Густафом, но тот сослался на проблемы с интернетом и предложил встретиться лично. Погода была промозглой, ветер неистово разбрасывал острые капли ледяного дождя. Лида пригласила молодого учителя к себе.

Она сварила горячего шоколада, – ведь в Швеции на Рождество без него не обходится ни одна семья, – и подала свои имбирные прянички.

Будущий лингвист Густаф был рад перспективе посидеть в тепле и тишине. Он снимал квартиру с несколькими другими студентами, и судя по рассказам, в их жилище царило невоздержанное безумие юности: музыка, пьяные вечеринки, галстуки на двери. Густаф чурался этого: он был скромен и тих. Из тех парней, которых дразнят ботаниками. Он чем-то напомнил Лиде Виталика: тоже длинный и худой, тоже вытянутая толстовка и футболка с забавными картинками.

Он зашел в квартиру, как большая промокшая птица, сверкая крупными каплями на стеклах очков. Ни одна русская женщина, а уж тем более беременная, не смогла бы удержаться от искушения накормить его. Лида разогрела домашнюю стряпню Ингрид, подала салат и немного вина.

– Я ничего не возьму с вас за этот урок, – проговорил Густаф, обмакивая хлеб в густую подливку.

– Это просто обед, – Лида пододвинула к нему миску с салатом. – Урок будет потом.

И Густаф с удовольствием положил себе добавку. Он был сыт и доволен, а Лида радовалась, что свободно может говорить по-шведски с настоящим шведом.

– Видите ли, я хочу сделать подарок мужу, – сказала Лида, когда они с горячим шоколадом и пряниками перебрались на диван.

– Андерсу Норбергу? – лукаво подмигнул Густаф.

– Но откуда вы…

– Я видел в газетах. Кажется, на прошлой неделе напечатали фотографии с вашей свадьбы. Вы выглядели потрясающе!

– Я не читаю газет. Да, мы поженились. Мой подарок будет очень… не знаю слово. Только между мной и Андерсом.

– Личным? Интимным?

– Да. Но это не то, о чем вы думаете.

– Неужели?

– Густаф, пожалуйста. Господин Норберг… Андерс не знает, что все это время я учила шведский язык. Я хочу сделать ему сюрприз.

– И чем я помогу помочь?

– Я написала текст. Это признание в любви. Я хочу, чтобы вы послушали и исправили мои ошибки. Но я должна предупредить вас, что это должно оставаться в тайне. Никакой прессы, никакого Интернета.

– Лидия, вы меня обижаете! Я никогда так не поступил бы.

– Хорошо. Я вам верю.

– Тогда начинайте, я вас слушаю.

Лида взяла листок, прочистила горло и начала:

– Дорогой! До встречи с тобой у меня было все. Семья. Парень. Работа. Но когда я увидела в экране…

– На экране, – поправил Густаф.

– На экране, – Лида сделала пометку, – твои глаза, я поняла, что пропала. Что моя жизнь никогда не станет прежней. Я знала, что не смогу жить с нелюбимым человеком. И все, что я имела, я готова была потерять ради одной ночи с тобой. Я не раз ругала себя за безрассудство. Но в глубине души я всегда понимала: я никогда не смогла бы поступить иначе. Только тогда, с тобой, я чувствовала себя счастливой. Наполненной. Только с тобой я стала женщиной. Я влюбилась. Я держала тебя на расстоянии, потому что боялась, что все закончится. Что я потеряю тебя слишком быстро. Что никогда не смогу до конца обладать тобой, потому что мы из разных миров. А меньшего мне было недостаточно. Но ты заставил меня переступить через себя. Я была готова стать кем угодно, лишь бы оставаться частью твоей жизни. Подругой, любовницей…

– Вот ты сука!

Лида обернулась и увидела Элин с телефоном в руках.

– Значит, ты не говоришь по-шведски? – злобно спросила она.

– Как ты сюда вошла?

– Мама попросила, чтобы я навестила тебя. И знаешь, я рада, что пришла. Я отправлю все Андерсу, и он наконец-то поймет, кто ты такая.

– Ты что, снимала?!

– Не ожидала, да? Теперь у него будут доказательства.

– Элин, ты все неправильно поняла…

– Мне не надо ничего понимать! Пусть поймет Андерс!

Элин развернулась и выбежала, хлопнув дверью.

– Кто это, Лидия? – спросил Густаф.

– Сестра моего мужа. Она решила, что вы – мой любовник.

– Я уверен, ваш муж все поймет. Вы же просто читали текст!

– Я думаю, да. Я надеюсь. Но сейчас вам лучше уйти. Вот, возьмите, – Лида достала кошелек.

– Я ничего не возьму! Из-за меня вы попали в такую ситуацию. С этого дня – только скайп!

– Хорошо. Спасибо, Густаф. Я напишу вам.

Он ушел, и Лида устало опустилась на диван. Ее немного мутило от волнения. Она взяла телефон и попыталась позвонить Андерсу: он был недоступен. Тогда она написала сообщение: «Андерс, я не знаю, что отправила тебе Элин. Все не так. Мы должны поговорить! Я собиралась сказать тебе это на Рождество». Но Андерса по-прежнему не было в Сети, и Лида решила пораньше лечь спать.

Ингрид не звонила и не заходила, хотя Лида не сомневалась, что Элин первым делом доложила обо всем матери. Лида не хотела идти первой. Не сейчас. Она чувствовала себя уставшей и разбитой, а скандалы и оправдания только бы все усугубили. Всю ночь она вертелась в постели. Голова раскалывалась, поясницу сводило болью. Утром Лида догадалась померить давление – 155 на 80. Она вызвала такси и позвонила фрау Хедлунд.

– Я же просила вас поберечься! – расстроено сказала акушерка. – Думаю, будет лучше, если вы побудете у нас под присмотром несколько дней.

– В больнице?

– Нет, что вы! У нас есть специальный отель для пациентов при больнице. Вы сможете выходить, когда захотите, но я всегда смогу вас осмотреть. И вам назначат доктора. Не переживайте, пока нет никакого повода для волнения.

– Но Рождество…

– Лидия, если все будет хорошо, вы поедете домой. К вам могут приходить родственники. Соберите вещи, которые вам понадобятся, и приезжайте. Я буду вас ждать.

Лида расстроилась, но меньше всего ей хотелось подвергать риску сына. Она еще несколько раз набрала Андерса, но все безрезультатно. Тогда Лида сложила упакованные подарки под елку, а маленькую коробочку с часами для Андерса положила на стол и оставила записку:

Если я тебя не увижу – с Рождеством!

Поздравь от меня всю семью.

Лидия

Она не стала писать про давление и больницу, потому что даже не знала, когда приедет Андерс, и не хотела его волновать, надеясь, что он еще сто раз позвонит.

Но он не звонил. Лидия собрала вещи, и такси отвезло ее в «отель для пациентов». Он так и назывался: «Пациент-отель». По сути, там были обычные палаты. Больничные кровати на колесиках с регулируемой спинкой, кнопки вызова медсестры, дежурный пост. И все же он разительно отличался от российской больницы, где довелось побывать Лиде. Никакого запаха хлорки и бахил для посетителей. Лида повесила уличную одежду прямо в номере-палате на крючок, и никто даже не подумал отбирать у нее вещи.

Госпожа Хедлунд вызвала Лиде доктора, у нее взяли анализы и поставили КТГ.

– С ребенком все в порядке, – сообщил врач. – Но из-за давления может нарушиться кровоток в плаценте, а это вызовет у плода кислородное голодание. Поэтому вам лучше остаться. Я назначу некоторые лекарства. И вам каждый день будут делать КТГ.

Телефон Андерса не отвечал. Возможно, муж уже получил злосчастное видео от Элин и теперь не желал знать Лиду. Она пыталась позвонить Ингрид домой, но трубку взяла Элин и тут же бросила ее, как только услышала голос Лиды.

В какой-то момент Лида почувствовала смертельную усталость. Как дура она пыталась влиться в эту семью, старалась всем понравиться и угодить. А ведь у нее тоже была гордость! Пусть она и не заслужила мировую известность, она любила Андерса и готова была стать ему хорошей женой. И если он хотел бы, то непременно нашел бы способ с ней связаться.

Старательно отбрасывая эмоции, чтобы не вредить малышу, Лида осваивалась в отеле. Она подружилась женщиной из соседней палаты, которая готовилась произвести на свет своего третьего ребенка. Полноватая Вильма была рада сбежать перед родами в Пациент-отель на недельку.

– Какая тишина, – блаженно говаривала она. – Поверь мне, скоро ты научишься ценить тишину. И ни одного, – о, Господи, – ни одного кубика лего! Ты не представляешь, как больно то и дело на них наступать!

Лида верила, что однажды тоже соскучится по одиночеству, ведь с сыном она больше никогда не будет одна. Но теперь без Андерса ей было невыносимо, и она так хотела, чтобы его высокая фигура появилась в дверях.

На Рождество подавали праздничный мясной пирог и вкусный картофельный салат. Еда не слишком полезная, но такая утешительная! Накануне Лида спустилась в магазинчик при отеле и купила себе несколько дисков с хорошими добрыми комедиями. Но и за ними время тянулось нещадно долго.

Вечером 25 декабря, когда Лида была уже не в силах оставаться взаперти, она натянула пальто и вышла на улицу. Подморозило, и дорожки покрылись скользкой коркой. Она прошлась по улице, разглядывая праздничные витрины. Магазины уже закрылись. Лида была одна в чужой стране. Волшебная маленькая Швеция встречала ее закрытыми дверями и холодным зимним ветром.

Лида поежилась и решила вернуться в номер. Было слишком опасно гулять по льду с ее огромным животом. Она открыла свою дверь и замерла: на ее кровати сидел Андерс.

– Ты не хочешь ничего мне сказать? – спросил он. – Или, может, тебе удобнее будет говорить по-шведски, фрау Норберг?

– Андерс, я пыталась позвонить тебе… – радость от встречи разбилась о его разъяренное лицо.

– Что все это значит?! – взревел он и вскочил.

Лида в испуге отшатнулась.

– Успокойся, я не бью беременных женщин! Я вообще не бью женщин. Сядь.

Она послушно опустилась на стул.

– А теперь говори.

– Андерс, я пыталась тебе позвонить, – снова начала Лида. – Ты был недоступен. А потом я позвонила фрау Хедлунд, и она сказала, чтобы я приехала в Пациент-отель. Твоя мама не брала трубку, то есть ответила Элин и…

– Это самое нелепое объяснение, что я слышал. Давай лучше я буду говорить. В Нью-Йорке у меня разбился телефон. Но я решил сделать тебе сюрприз и приехать на Рождество. Я знал, что ты под присмотром мамы. Я прилетел домой, желая поскорее увидеть свою дорогую жену. Вот кретин, правда?

– Андерс…

– Я еще не все. Я прихожу в пустую квартиру. Ни тебя. Ни твоей одежды. Но угадай, что я нашел? Записку. Это, видимо, твой фирменный стиль. Изящный способ попрощаться. На сей раз ты даже оставила подарок. Боже, ты всей моей семье оставила подарки! Какая щедрость! – Андерс извлек из кармана ее часы. – Что это, черт подери, означает?! «Помни»?! Я вряд ли это когда-нибудь забуду!

Лида поняла, что муж неправильно истолковал надпись на часах, но он не давал ей вставить и слово.

– Потом я пошел к маме. Где моя жена? Почему мне никто ничего не сообщил? Мама встречает меня с известием, что ты завела себе любовника. Лидия, после свадьбы прошло всего пару недель! Оказывается, Элин отправила мне видео, но я его не получал, ведь я разбил телефон. И тогда она показала мне все сама. Я бы никогда не поверил, если бы не увидел своими глазами. А ведь ты была такой страстной со мной! Это не мне, это тебе стоило выбрать актерскую профессию! Я позвонил фрау Хедлунд, и она сказала, что ты здесь. Неудачное ты нашла место, чтобы спрятаться!

– Андерс, у меня не было… никакого любовника, – слабо сказала Лида.

От волнения у нее скрутило живот, и она поспешила в ванную, чтобы распрощаться с праздничным ужином.

– Ты в порядке? – спросил Андерс. Теперь он выглядел обеспокоенным.

Она кивнула. У нее не было сил говорить, и она достала из сумочки сложенный вчетверо лист бумаги.

– Прочитай, – сказала она.

Он развернул и пробежал глазами. Это было то самое признание в любви на шведском, которое она готовила к Рождеству.

– Что это значит?

– Это тебе. Я начала учить шведский в Нью-Йорке, чтобы сделать тебе сюрприз. Я хотела порадовать тебя. Мужчина на видео… Это Густаф. Он учил меня по скайпу все это время. В тот вечер у него не работал Интернет. И я позвала его домой. Чтобы он проверил мою речь. Я читала ее. Андерс, неужели ты не видел, что я читала? Я хотела, чтобы там не было ни одной ошибки. Знаешь, я всегда думала, что это мне придется ревновать тебя.

– А записка? – неуверенно спросил Андерс.

– После скандала с Элин я не могла до тебя дозвониться. У меня и до этого повышалось давление, но в тот день фрау Хедлунд сказала, что мне надо быть рядом с больницей. Потому что мое состояние может повредить ребенку. А эти часы… Я их купила в Нью-Йорке уже давно. Мне хотелось, чтобы ты вспомнил нашу первую встречу на премьере «Морской атаки».

– О Господи… – Андерс закрыл лицо руками. – И ты позволила мне на тебя кричать?

– Ты не спрашивал разрешения.

– Элин! Я убью ее!

– Перестань. Она не знала. Извини, я сейчас.

Лида снова поспешила в ванную. Ее тошнило. После нескольких мучительных спазмов она почувствовала, как что-то стекает по ноге. По полу расплывалась прозрачная лужица.

Лида приоткрыла дверь и заглянула в комнату.

– Андерс, позвони, пожалуйста, фрау Хедлунд.

– Зачем?

– У меня отошли воды.

– Но ведь еще рано!

– Спокойно. До срока всего пара недель. Ребенок уже доношенный.

– Да, но…

– Андерс! Звони.

Она приняла душ, и когда пришла фрау Хедлунд, была в полной боеготовности. Схватки начались, но были пока не слишком болезненными.

Процесс шел медленно. Андерс не отходил от Лиды всю ночь.

– Знаешь, я только что понял, – сказал он между схватками, держа ее за руку. – Ведь та длинная речь на шведском была для меня.

– Какое открытие, – сонно ответила Лида.

– Это значит, что ты меня любишь.

– Люблю.

– И я тебя люблю. Слышишь? Очень люблю. Я хочу, чтобы у нас была настоящая семья. Не только из-за ребенка. Хочу видеть тебя по утрам и засыпать с тобой. Хочу, чтобы ты родила мне еще много детей.

– Андерс, – она сжала его пальцы, сгибаясь от новой волны боли. – Пожалуйста, только не сейчас. Я не уверена, что вообще когда-нибудь снова займусь сексом.

– Дыши, Лидия, дыши. Это мы обсудим потом.

Их перевели в родовую палату только на следующий день к вечеру. Лидия не позволяла себе кричать, ей казалось это недостойным. Она молча раскачивалась на четвереньках и иногда грызла одеяло. Сильные руки Андерса мяли ей поясницу, принося недолгое облегчение. Вымотанная донельзя, Лида сдалась и попросила эпидуральную анестезию. Несколько часов она смогла урывками поспать. Иногда она открывала глаза и видела, как Андерс дремлет на стуле у ее кровати.

27 декабря в четыре часа утра врач, наконец, разрешил тужиться. Андерс стоял у Лиды за спиной, поддерживая ее голову. Через несколько неудачных попыток раздался долгожданный крик. Теплого и мокрого ребенка положили Лиде на живот, накрыв толстой пеленкой. Он тут же успокоился и попытался приоткрыть глаза. Маленький, сморщенный, с длинными и тонкими пальчиками, новый человек недовольно кряхтел.

Ничего прекраснее Лида не видела в своей жизни. Ее грудь болела от любви, которая, казалось, больше не помещалась внутри. Любовь к Андерсу и любовь к ребенку слились в огромную всеобъемлющую волну и хлынули из ее глаз. Сквозь пелену Лида взглянула на мужа и поняла, что он тоже плачет, глядя, как крохотный сын сжимает его палец.

– Спасибо тебе, любимая, – сказал Андерс по-шведски.