Текст книги "Рыцари темного леса"

– Руад говорит, что зло не всегда уродливо, но я не совсем понимаю, что он хотел сказать.

– Я тебе это растолкую, но сначала надо поесть. – Они вернулись в хижину с тремя золотыми собаками у входа. Гвидиона не было дома, и они подкрепились холодным мясом и сыром, запивая трапезу холодной ключевой водой. Элодан подбавил дров в огонь и начал:

– Однажды, в молодости, я встретил женщину, которая зажгла огонь в моей крови. Она со своими служанками собирала цветы в королевском парке. Моя прекрасная дама состояла в браке с человеком вдвое старше ее и была с ним несчастна. После первой случайной встречи, она стала назначать мне свидания. Я влюбился в нее – отчаянно и безнадежно. Я мечтал увезти ее в свое поместье на севере и сделать своей женой. Но при живом муже не мог это осуществить. Я возненавидел его только за то, что он ее муж – больше этого по-своему хорошего человека ненавидеть было не за что. Мне хотелось, чтобы он умер. Мне казалось несправедливым, что такая молодая и красивая женщина должна быть связана с ним на всю жизнь. Наконец я попросил моего друга шепнуть ему, что я тайно встречаюсь с его женой. После этого мужу поневоле пришлось вызвать меня на поединок. Для своих лет он был недурным бойцом, но молодость одержала верх, и я убил его, совершив злое дело.

– А та женщина?

– Она унаследовала его состояние – и вышла замуж за своего любовника. Меня она использовала, чтобы обеспечить себе свободу. А я-то убеждал себя, что поступаю правильно, что ее муж дурной и жестокий человек. Я вызвался быть защитником Кестера, потому что тот, кого я убил, был его сыном. Теперь тебе понятен смысл сказанного Руадом?

– Не совсем. Я слышал об ужасах, творящихся в Фурболге. Номады там истребляются целыми семьями. Неужели люди, которые это делают, не понимают, что совершают зло? Ведь это не то, что влюбиться в красивую женщину и сразиться из-за нее на поединке.

– Мы говорим о самообмане. Самильданах любил свою родину не менее сильно, чем другие мужчины любят женщин. Если он поверил, что в распаде империи виновны номады, он мог их возненавидеть – но поручиться за это я не берусь.

– Они верят, что у Лло Гифса есть армия, и собираются прийти сюда весной. Вот когда начнется ужас!

– Да не будь я даже калекой, с рыцарями Габалы мне не сладить. Карбри одолел меня с такой же легкостью, как я – мужа моей возлюбленной. Проклятый Лло Гифс! Ладно, пойду займусь делом. Увидимся позже.

Лемфада вышел помыть посуду и увидел вдалеке оленя. Внезапно тот вскинул голову и пустился наутек. Лемфада осмотрелся, думая, что его спугнули волки, – и увидел на фоне неба пятьсот всадников в черных плащах.

Они галопом помчались по снегу, а Лемфада припустил обратно, крича во всю глотку. От деревни всадников отделяло не более полумили. Люди, выскакивая из хижин, бежали в лес. Элодан схватил топор и присоединился к Лемфаде.

– Беги к Руаду. Нельзя, чтобы его взяли в плен, – распорядился рыцарь.

– А ты?

– Я останусь с местными. – Несколько мужчин успело вооружиться луками и ножами. – Держитесь вместе и растянитесь в линию на вершине холма, – крикнул им Элодан. – Всего в отряде набралось четырнадцать лучников, включая Бриона, мужа Амты.

– Зачем они нападают на нас? – спросил он на бегу. – Тут и взять-то нечего.

– Спроси у них, как подскачут поближе, – рявкнул Элодан.

Всадники с мечами наголо влетели в деревню и тут же поддели на копье не успевшего убежать старика. Какой-то миг он болтал ногами в воздухе, потом древко переломилось, и он упал под копыта коней. Маленькая девочка, отставшая от других, закричала, и ее мать, уже взбежавшая на холм, бросилась обратно к ней. Конница смяла обеих в мгновение ока.

– На всадников не глядите, – приказал лучникам Элодан. – Стреляйте в лошадей. Только так их можно остановить. И погодите стрелять – дождитесь моей команды!

Стрелки поспешно сгибали и натягивали луки.

– Целься! – скомандовал Элодан. Всадники, поднимаясь в гору, слегка замедлили ход. На сорока шагах Элодан взмахнул рукой сверху вниз и крикнул: – Пли! – Стрелы полетели в середину шеренги, и лошади начали падать, но с крыльев всадники все так же двигались вперед, охватывая лучников с обеих сторон. – Бей влево! – приказал Элодан. Лучники в тот же миг выполнили его команду, и лошади забарахтались на снегу. – Бей вправо! – Всадники были совсем близко, и двое лучников, не выдержав, бросились бежать, но остальные послали свои стрелы почти в упор. – Отходи! – заорал Элодан и первым припустил к лесу. Услышав за спиной топот, он оглянулся. Солдат, низко пригнувшись в седле, целил копьем прямо ему в сердце. Рыцарь отвел назад руку и что есть силы метнул топор. Лезвие врезалось в лицо всаднику, и тот вывалился из седла.

Одного лучника зарубили. Элодан выругался, видя, что другим тоже не добежать до леса.

Внезапно откуда-то из кустов в конников полетели стрелы – еще залп и еще. Стреляло около двадцати человек. Солдаты осадили коней и повернули назад.

Из засады вышел Лло Гифс.

– Железный ты человек, – сказал он Элодану.

– В устах кузнеца это должно звучать как похвала.

– Так и есть. У меня кровь в жилах застыла, как я увидел твою оборонительную линию.

– Они вернутся, Лло, и мы их не сдержим. Но ты все равно подоспел вовремя.

– Да, повезло. Я встретил охотников из этой деревни. Они сказали, что ты здесь, и я пошел с ними. Потом мы услышали крики и засели в кустах.

– Стало быть, наш прославленный герой искал меня? Можно спросить зачем?

– Мне нужен человек, который смыслит в военном деле.

– Так ты все-таки собираешь войско? Самое время, Лло. Калека к твоим услугам, если ты его принимаешь.

Лло хлопнул его по плечу.

– Твой топор попал куда надо. Похоже, ты делаешь успехи.

– Я целил в коня, – отрезал Элодан. – И промахнулся меньше чем в десяти футах.

– Я никому не скажу, – пообещал Лло. – Ладно, пошли. Брион ведет деревенских в пещеры, но нам понадобятся еда и топливо.

– Есть одно предложение.

– Ты наш полководец – выкладывай, – усмехнулся Лло.

– Дай мне двадцать человек, и мы прикроем ваш отход.

– Будь осторожен, Элодан. Я не хочу потерять тебя в самом начале войны.

– Войну начали они, дружище, – пусть теперь на себе узнают, что это такое.

Бавис Лан, командир кавалеристов, спешился перед хижиной, у которой сидели три золотые собаки.

– Клянусь Черой, это золото, – прошептал он, осмотрев изваяния. Его адъютант Люгас молча ждал рядом. – Не стой столбом, Люгас. Докладывай!

– Восемнадцать лошадей и девять человек убито, восемь человек ранено. Прикажите продолжать преследование?

Бавис, высокий худощавый человек сорока с лишним лет, снял шлем и пригладил тронутые проседью волосы.

– Нет. В лесу они нас запросто перестреляют. Двух деревень на сегодня достаточно – им будет о чем поразмыслить. Остановимся здесь, а завтра ударим на север, вдоль по долине.

– Слушаюсь.

– Что скажешь об этих статуях?

– Очень красивые, командир.

– Правда ведь? Отвезу их в Макту, преподнесу королю.

Дверь открылась, и из хижины вышел человек крепкого сложения с бронзовой накладкой на глазу. За ним шел белокурый юноша с испуганными глазами. Бавис схватился за меч.

– Ты кто, черт возьми?

– Хозяин этого дома. Боюсь, эти статуи слишком хороши для такого тупицы, как Ахак. Он их не оценит – ведь в них нет крови.

– Твоя речь выдает изменника, – заявил Люгас, обнажив клинок.

– А твои действия выдают мясника. – Человек опустил руку на голову одной из собак и добавил: – Оллатаир.

Собака открыла рубиновые глаза и прыгнула, вцепившись зубами в правую руку офицера. Люгас не успел даже крикнуть, как его кисть вместе с мечом отлетела прочь. Он упал на колени, в ужасе глядя на хлещущую из обрубка кровь.

Генерал застыл на месте, одноглазый вернулся в хижину, собаки последовали за ним, и дверь закрылась, а в открытом окне блеснул золотой свет.

Бавис Лан, моргнув, ринулся вперед и вышиб дверь ногой. В хижине было пусто.

– Помогите! – закричал Люгас. – О боги! На помощь!

– Лекаря! – взревел Бавис. – Эй, кто-нибудь, найдите лекаря!

Высоко на холме сверкнула вспышка, и появились Руад и Лемфада с собаками. Чародей был мрачен, его руки дрожали. Он вынул из собачьей пасти окровавленную кисть и швырнул ее вниз.

– Будьте вы все прокляты! – прошипел он.

– Надо найти остальных, – тихо сказал Лемфада. Не в силах оторвать глаз от кровавого пятна на снегу.

Руад, не отвечая ему, смотрел на деревню. Солдаты спешили на помощь раненому офицеру.

– Ты заплатишь мне за это, Ахак. Так или иначе Оллатаир заставит тебя расплатиться. – Он отвернулся и зашагал к лесу.

В сумерки они добрались до пещер. Там горели костры, и Гвидион врачевал раненых. Лло Гифс подошел к одноглазому чародею.

– Ты и есть тот самый мастер?

– Да, – Руад посмотрел в голубые глаза плечистого воина. – А ты – Сильная Рука. Надеюсь, это имя дано тебе не напрасно. Сила понадобится тебе, когда растает снег.

– Я знаю. Дагда сказал мне о королевском войске. Ты поможешь нам?

– Сделаю, что смогу. Но ты должен знать, что войско короля возглавляют рыцари Габалы, смертельно опасные в бою.

– Я тоже опасен, чародей – можешь мне поверить, – улыбнулся Лло.

– Вера верой, но у этих рыцарей волшебные мечи и доспехи, а сами они наделены необычайными способностями.

– Не пугай меня, чародей. – Лло положил свои ручищи на плечи Руаду. – Придумай лучше, как их победить.

– Если бы это было так просто.

– Я и не говорю, что просто. Но они живы, а значит, и смертны. Найди способ убить их.

15

Мананнан, бессильно уронив голову, позволил стражникам схватить себя за руки. Но тут же молниеносным движением высвободил правую и ударил стражника локтем в горло. Тот с криком отшатнулся назад, а Мананнан боднул в лицо второго. Выхватив кинжал из-за пояса солдата, он прыгнул к Павлусу, сгреб его за длинные белые волосы и приставил нож к его сморщенной шее.

Четверо других солдат, успевшие обнажить оружие, застыли в нерешимости.

– Вели им уйти, иначе тебе конец, – сказал Мананнан.

– Уходите, – пропищал Павлус. – Оставьте нас! – стражники вывели из комнаты двух пострадавших и закрыли за собой дверь. Мананнан запрокинул Павлусу голову и кольнул его ножом. Пустив струйку крови на белый хитон.

– Сейчас ты покажешь нам, где мои доспехи и где стоит мой конь. Тогда я, возможно, оставлю тебя в живых. Ты со мной? – спросил рыцарь, бросив взгляд на Морриган.

– Что мне еще остается?

– Выходим через заднюю дверь. Стражники, может быть, уже там, но мы прорвемся.

Вместе с хнычущим Павлусом они вышли в сад, где густо, почти тошнотворно пахло цветами. Стражники в черных плащах держались на расстоянии. Беглецы, следуя указаниям Павлуса, прошли за высокую белую стену, где стояли конюшни. Каун застыл в стойле неподвижно, как статуя. Мананнан провел рукой по его спине, но конь не шелохнулся.

– Что вы с ним сделали? – вскричал рыцарь.

– Мы сделали его лучше, чем он был, как и тебя. Разве ты не понимаешь, Мананнан? Мы даровали тебе бессмертие!

Рыцарь притиснул старца к стене.

– Бессмертие? Вы чуть было не превратили меня в такого же, как вы все, – в пожирателя душ!

– Не будь таким праведником, – огрызнулся Павлус. – Вы ведь забиваете животных на мясо – в чем же разница? Может быть, ты скажешь, что у быка нет души? Но это живое существо, состоящее из костей, мяса и крови, как и человек. Мы создали эликсир жизни – какое же право ты имеешь судить нас?

– Я не стану спорить с тобой, вампир, ибо это бессмысленно. Где мои доспехи?

Павлус провел их в помещение на задах конюшни, где Мананнан увидел на подставках девять серебряных доспехов.

– Вот все, что осталось от истинных рыцарей, которые пришли сюда! – сказал он в гневе. – Гордые люди, носившие их, теперь мертвы, как мертв и ты, Павлус. Ты ходишь по земле, но ты труп, разлагающийся и смердящий. Оседлай Кауна, Морриган.

– Снаружи собираются стражники, – заметила она.

– Пусть их. Седлай коня.

– Они не выпустят нас отсюда.

– Я проложу себе дорогу силой. Седлай Кауна.

– Еще не поздно, Мананнан, – прошептал Павлус. – Я говорил с тобой резко, но ты еще можешь остаться с нами. Подожди немного. Поговори со своим другом Самильданахом.

– Он умер, Павлус. Мне не о чем говорить с мертвецом.

Морриган вывела коня из стойла, и Мананнан передал ей кинжал.

– Если он начнет бороться или сделает хоть одно неверное движение, убей его. Сможешь?

– Я сделаю это с удовольствием, – ответила она, направив нож на Павлуса.

– А долго ли ты протянешь без своей амбрии, моя дорогая? – улыбнулся он. – Тебе понадобится пища. Они возненавидят тебя за это и убьют.

Морриган промолчала, но рыцарь увидел по ее глазам, что она признает правоту этих слов. Не зная, чем ее утешить, он двинулся к своим доспехам.

– Осторожно! – крикнула Морриган, и он, оглянувшись, увидел копье, летящее ему в спину. Он рукой отбил его в сторону. Но метнувший копье стражник выскочил из укрытия и с поднятым мечом бросился на него. Мананнан выхватил свой собственный серебристый клинок из висящих на стойке ножен.

– Ты со мной не сладишь, – сказал он стражнику. – Образумься, не то умрешь.

Стражник с руганью подался вперед, но Мананнан отразил его корявый удар и отмашкой рассек ему горло. Голова солдата скатилась с плеч, тело грохнулось на усыпанный сеном пол. Мананнан быстро надел доспехи. Пристегнул панцирь и наплечники. Его тошнило, трясло, и пот стекал в глаза.

– Держись, Мананнан, – воскликнула женщина. Он заставил себя улыбнуться ей и вернулся к Павлусу.

– У тебя, вампир, осталась последняя возможность сохранить свою мертвую жизнь. Открой нам ворота между мирами.

– Здесь нельзя, иначе звери ворвутся в город. Для туннеля требуется много места.

– Тогда ты умрешь. – Мананнан приставил меч к животу Павлуса.

– Погоди! Я обращусь к Оллатаиру, и он откроен ворота.

– Хорошо, будь по-твоему.

Павлус закрыл глаза. На дальней стене возник золотой круг, и Мананнан увидел в нем Оллатаира: тот сидел в набитой людьми пещере и разговаривал с высоким рыжебородым человеком. Чародей застыл, повернулся в сторону Мананнана, и рыцарь услышал у себя в голове его голос:

– Не искушай меня, Мананнан. Уйди прочь! Ступай к своим братьям!

– Мне нужна твоя помощь, Оллатаир, – сказал вслух Мананнан. – Со мной Морриган. Открой нам ворота.

– Если это какая-нибудь дьявольская хитрость, ты за нее ответишь.

– Открой ворота, Оружейник, и ты получишь все ответы, какие захочешь.

– Считай, что это уже сделано, – сказал Оллатаир, и его образ померк.

Мананнан отвел меч, положив его Павлусу на плечо.

– Будет лучше, Морриган, если ты тоже наденешь доспехи. Попробуй крайние слева: они принадлежали Патеусу, самому тонкому в кости.

Она скинула платье, и рыцарь сказал Павлусу:

– Мне следовало бы убить тебя. Клянусь Истоком, ты это заслужил. Но я не сделаю этого.

– Не стоит обливать меня презрением, Мананнан, только из-за того, что мои взгляды отличаются от твоих. В твоем жалком мире люди тысячами гибнут от войн и чумы, и их тела пропадают попусту. Здесь умирают сравнительно немногие, ибо у нас нет ни войн, ни болезней. Мы – просвещенный народ.

– Вы питаетесь смертью, Павлус. Несчастьем других людей. Молят ли вас жертвы о милосердии? Боятся ли, как только что боялся ты? Хочется ли им жить, как тебе?

– Думаю, что да, – признал Павлус. – Впрочем, кубы для перегонки амбрии находятся в северной части города, и я не вижу нужды там бывать. Но разве в твоем мире короли и принцы не приговаривают людей к смерти? Разве не держат рабов, чья жизнь зависит от прихоти их господина?

– Мы все равно не поймем друг друга. Ты и твой народ совершаете зло, но для тебя оно лишь пустой звук. Когда-нибудь вас уничтожат за это.

Морриган, нагнувшись, застегивала серебристые поножи. Мананнан подождал, когда она прицепит меч, и похлопал Кауна по шее.

– Пошли, храброе сердце. Мы едем домой.

– Конь тебя не слышит, потому что он мертв, – сказал Павлус. – Но скакать он будет быстрее, чем прежде, и ты можешь положиться на него во всем.

– Он и живой меня не подводил – он не захотел бы стать таким, будь у него выбор. Ступай, Павлус. Ты свободен.

Старик повернулся и увидел перед собой Морриган с мечом в руке.

– Что ты делаешь? – прошептал Павлус. – Он отпустил меня.

– Он отпустил, но я теперь вирианка, Павлус, – такая, какой ты меня сделал.

– Не надо, Морриган, умоляю! Я принесу тебе амбрии, я…

Меч вошел ему в живот, выпустив внутренности, и он с воплем рухнул на пол. Морриган вскочила на коня позади рыцаря и крикнула:

– Пошел!

Неживой конь вынес их из конюшни. И стражники шарахнулись в стороны. Стрелы отскакивали от доспехов обоих всадников, и вскоре они очутились за городом.

Впереди показался лес и черный зияющий туннель ворот.

– Почему ты убила его? – спросил Мананнан.

– А ты почему не убил?

Каун ровным галопом бежал вперед. Из его мертвой плоти торчали стрелы, и Мананнан, видя это, испытал чувство утраты и великую печаль. Они влетели в туннель, и тьма объяла их со всех сторон, но Морриган, подняв меч, вскричала: «Оллатаир!» Меч вспыхнул белым огнем, а справа и слева загорелись многочисленные глаза чудовищ.

Мананнан оглянулся. За ними гнались огромные, неповоротливые волки. Он снова посмотрел вперед и увидел, что ворота в конце туннеля закрыты.

* * *

– Кто это был? Враг? – спросил Лло, когда золотое окно померкло.

– Надеюсь, что нет, – ответил Руад. – Это Мананнан. Я послал его за черные врата на поиски рыцарей Габалы, а теперь должен вернуть его назад.

– Но ты сказал, что зло за воротами победило рыцарей. Почем ты знаешь, что оно не коснулось Мананнана? Вдруг это ловушка?

– Если так, то он – они – пожалеют об этом. Я тоже кое-что могу. Вернусь сюда утром.

– Может, дать тебе людей?

– Не надо. Если это ловушка, они мне не помогут, если нет, в них не будет нужды.

Чародей вышел из пещеры, радуясь, что не видит больше светящихся надеждой глаз Лло Гифса. Что может такой вот неученый кузнец понимать в волшебных делах? Для него враги – обыкновенные люди. То, что Красный наделил их невиданной властью, его не волнует – ведь великий Оллатаир теперь на его стороне.

«Найди способ убить их». Он думает, что это легко! Один Самильданах еще до того, как побывал за воротами, был почти ровней Руаду Ро-фессе. Кто знает, на что он способен теперь? Руад взошел на холм над пещерой и сложил небольшую пирамиду из хвороста. В огниве он не нуждался. Нырнув в Красный, он провел рукой по ветке, и костер заполыхал.

Некоторое время он сидел, вспоминая о былом, потом выпрямился и погрузился в покой Белого.

Скоро он откроет врата. Но сначала нужно подумать, прикинуть, что к чему. Если Мананнан предался злу, он, Руад, убьет его. Морриган тоже. Если нет, он посоветуется с рыцарем и придумает, как и просил его Лло, защиту от злой силы Самильданаха.

Злой? Он задумался над этим словом. Что это значит? Самильданах был рыцарем, давшим обет защищать справедливость. Зло всегда было ему ненавистно. Теперь Руад боится его больше всех остальных. А как Самильданах смотрит на него: как на зло? Быть может, все относительно и зависит от того, откуда смотреть? Рыцари Габалы отправляли правосудие в девяти провинциях, опираясь на силу своих мечей и копий – выходит, они насаждали справедливость через страх, а страх – близкий родич зла.

Руад потряс головой. Нет, не время теперь для таких рассуждений.

Он снова вообразил себе лицо Мананнана и то, что успел разглядеть позади него в волшебном окне. Что-то блеснуло там, за спиной Мананнана. Зеркало? Нет, не зеркало. Воин в доспехах? Не совсем. Это что-то было неподвижным, безжизненным… и все-таки странно знакомым.

Думай же, думай!

Он снова поднялся в Белый, очищая свой ум, освобождаясь от страха и сомнений. И сосредоточился на блестящем предмете, отбросив все остальное.

Перед ним возник серебристый панцирь, который он сам сделал для Эдрина. Панцирь стоял на деревянной подставке вместе с прочими частями доспехов.

Руад открыл глаз. Во рту у него пересохло, сердце колотилось. Он еще раз попытался обрести покой, но это было невозможно. Волшебная броня рыцарей Габалы в его власти. Ведь если доспехи Эдрина там, то и все остальные, видимо, рядом.

Он подумал о Мананнане. Ворота нужно будет открыть скоро, но время еще есть. Погрузившись в Черный, Руад наполнил свои мышцы силой и переместился в Красный. Он ощутил страх, понимая, что волна столь мощного чародейства разойдется далеко. Надо спешить, иначе Самильданах обнаружит его и убьет. Руад до мельчайших подробностей представил себе доспехи рыцарей Габалы – со шлемами, кольчугами и мечами из серебристой стали, которые никогда не тупятся. Держа в памяти эту картину, он потянул доспехи к себе. Ум его помутился, и боль пронзила тело.

Он уже проделал это раньше, шесть лет назад, и наткнулся на волшебную стену. Теперь стена исчезла, и Руад духовным взором увидел Мананнана и Морриган, скачущих к воротам. На женщине были доспехи Патеуса.

Он снова сосредоточился на своей цели. Вот они! Семь доспехов, семь мечей. Он вернулся в свое тело, запомнив место, которое только что видел, и произнес призывные слова. Воздух затрещал, голову прошила молния. Руад застонал, и кровь потекла у него из носа.

Останавливаться было поздно.

– Ко мне! – вскричал он. – К Оллатаиру! – Из земли ударил свет, разметав его костер. Он стряхнул с колен угли, преодолевая жгучую боль в груди. Левая рука онемела, и его охватила паника. Если сердце откажет, все его усилия пропадут зря.

«Успокойся, – приказал он себе, – и повтори шепотом»:

– Ко мне!

Вокруг него возникли мерцающие фигуры, почти прозрачные, но постепенно обретающие форму и твердость. Руад, обмякнув на снегу, перевел дух. Доспехи Габалы стояли, как призрачные рыцари. С ними и с помощью Руада Лло Гифс, быть может, сумеет одержать победу.

Руад поднялся на ноги и собрал свои угасающие силы, чтобы открыть ворота Мананнану. Взглянув еще раз на восемь мерцающих изваяний, он стал произносить заклинание. Грудь разрывалась от боли, и он совсем не чувствовал пальцев левой руки.

Впереди явились черные врата. Руад знал, что силы его на исходе и он сможет удержать вход только несколько мгновений. Если окажется, что он открыл ворота слишком рано, случится беда… но если он опоздает, будет то же самое. Помня, как быстро скакал Мананнан, Руад рассчитывал, что тот уже должен быть у ворот и звери набросятся на него, как только он въедет в туннель. Чародей со стоном схватился за грудь. Пот со лба стекал в глаза. Он упал на колени, тщетно пытаясь умерить сердцебиение. Боль немного смягчилась, и Руад перешел к заключительной части заклинания.

Справа послышался какой-то треск, и он оглядел круг, смаргивая пот с глаз. Но все утихло, и восемь доспехов мерцали под луной. Восемь? Но ведь их должно быть семь! Невидимые руки подняли Руада на ноги и повлекли к ближайшим доспехам. Видя, как медленно поднимается забрало, он попытался остановиться, но у него недостало для этого сил. Он подходил все ближе и ближе, не видя больше ничего, кроме щели забрала. Призрачные руки отпустили его, и он хотел убежать, но не смог оторвать глаз от шлема с плюмажем и черноты внутри него.

Луна вышла из-за облака, свет стал ярче, и доспехи сделались густо-красными.

Из шлема на Руада взглянули налитые кровью глаза.

– Время умирать, предатель! – сказал Самильданах, и Руад с опозданием увидел кинжал в его руке. Клинок вонзился в живот чародея и прошел вверх, в легкие.

Руад скорчился на снегу, а Самильданах отступил назад и исчез.

Чародей попытался перевернуться на живот, но не смог из-за мучительной боли. Кровь подступила к горлу. И он закашлялся, забрызгав бороду и камзол.

Зная, что жить ему осталось считанные мгновения, Руад простер руку к воротам и прошептал заключительное слово:

– Отворись! – Взор его устремился к звездам, блаженное тепло охватило тело, и боль прошла. Он снова увидел день, когда стал Оружейником, и радость на лицах своих рыцарей: «С тобой во главе мы изменим мир, друг мой», – сказал ему тогда Самильданах. «Ты бы и без меня справился», – ответил ему Руад.

Тучи затянули небо, и звезды скрылись. Уши Руада наполнил звук, подобный шуму моря.

– Я не хочу умирать, – прошептал он. – Я хочу… – Большая снежинка, коснувшись его глаза, превратилась в одинокую слезу и скатилась по мертвой щеке.

Трое зверей упали мертвыми. Один, с отрубленной лапой, лежал поперек дороги. Мананнан и Морриган пятились к воротам, и еще двадцать чудовищ подступали к ним. Каун стоял неподвижно, и звери не обращали на него внимания: их привлекало только живое мясо.

Одно из чудищ, больше медведя, опустилось на четвереньки и бросилось на Морриган. Она вогнала ему в пасть свой серебристый меч, и обратная сила удара отбросила ее к воротам.

Мананнан ничем не мог помочь ей. Он рубил направо и налево, отгоняя других зверей. Но они, все больше наглея, тянули к нему свои длинные когти. Гигантский волк, крадучись, обходил его слева. Рыцарь заметил зверя слишком поздно: тот прыгнул и сшиб его с ног, выбив меч из руки. Мананнан двинул волка по морде кольчужным кулаком. Прочее зверье уже рвало на нем доспехи, стремясь добраться до теплой плоти под серебристой скорлупой.

– Каун! – что есть мочи завопил рыцарь. – Ко мне!

Мертвый конь дрогнул, мотнул головой, и в его пустых глазах зажегся огонь жизни.

– Каун!!!

Жеребец ринулся на стаю, с невиданной силой молотя чудовищ передними и задними ногами. Звери разбежались, а Мананнан, ухватив коня за повод, встал и поднял меч.

Морриган стала рядом с ним. Звери, отброшенные внезапной атакой Кауна, собирались для нового удара. Мананнан потрепал коня по шее.

– Добро пожаловать домой, храброе сердце.

Стая ринулась вперед, и Каун скакнул ей навстречу. Мананнан в ужасе смотрел, как когти чудовищ терзают коня. Лунный луч внезапно озарил эту жуткую картину. Мананнан оглянулся. Черные врата медленно отворялись, и за ними светили звезды его родного мира.

– Назад! – крикнул он Морриган, и она, сразу поняв, в чем дело, юркнула в узкий проход.

– Каун! – взревел Мананнан, но истерзанный конь, не слыша его, продолжал свою битву.

– Мананнан! – закричала женщина. – Они закрываются! – Рыцарь постоял еще миг, глядя на последний бой своего коня, и метнулся к воротам. Проскочив в смыкающуюся щель, он упал на снег и откатился. Когда он встал, ворота уже исчезли.

Морриган тронула его за руку, и он увидел призрачный круг тихих рыцарей Габалы.

– О небо! – Мананнан разглядел на снегу фигуру Оллатаира и бросился к нему. Кровь промочила камзол чародея и запятнала снег вокруг.

– Смотри, – сказала Морриган. К трупу вели следы, возникшие непонятно откуда.

– Самильданах. – Мананнан снял правую перчатку и закрыл единственный глаз Оллатаира.

– Что же теперь? – сказала Морриган. – Что мы можем одни, без него?

Мананнан не знал, что ей ответить. Когда-то Оллатаир был его наставником и другом. Оружейник им всем заменял отца, и рыцари его любили. Цвета щедро одарили этого доброго мудрого человека. А теперь он лежит на снегу, погибший от руки друга.

– Он не заслуживал такой смерти, – прошептал Мананнан.

– Мне его не жалко. Он сам уготовил себе такую судьбу, послав рыцарей за ворота. Пойдем куда-нибудь. Здесь холодно.

Мананнан уловил краем глаза какое-то движение, обернулся и увидел множество людей, которые поднимались на холм с факелами. Высокий рыжебородый воин вошел в образованный доспехами круг.

– Так это все-таки была ловушка, мерзавец? – спросил он, достав из-за пояса топор.

– Не я убил его, – ответил Мананнан. – Взгляни на следы.

– Защищайся! – взревел Лло и ринулся вперед. Мананнан пригнулся под его ударом и ударил его кулаком в челюсть. Лло грохнулся наземь, но тут же вскочил.

– Ну хватит! – сказал Мананнан. – Этот человек был моим другом.

Лло снова собрался напасть, но Лемфада, растолкав остальных и опустившись на колени у тела Руада, крикнул ему:

– Посмотри на его рану. Ее нанес не меч, в узкий клинок вроде ножа. У рыцаря же кинжала нет.

Лло осмотрел рану и заявил:

– Я тебе все равно не верю, но теперь это уже не важно. Вражеское войско возглавляют рыцари-чародеи, а у нас чародея больше нет. – Он отвернулся и отошел, но Мананнан догнал его.

– Со временем ты поймешь, что мне можно верить, ибо я не лгу и предан своим друзьям.

– Да что толку? Я собираюсь воевать с врагом, победить которого невозможно. И какой из меня полководец? – Лло оглянулся на освещенные факелами лица. – Погляди на них. Лесовики, беглые крестьяне и ремесленники. И ни единой кольчуги на все это воинство. Что мы будем делать, когда враг нагрянет?

– Выбор небогатый: либо сражаться, либо удирать.

– Удирать нам некуда. Один человек сказал вчера, что в Пертию пришел королевский флот с тысячью солдат на борту. Путь к отступлению отрезан – нас затравят, как волков.

Мананнан помолчал немного и сказал:

– Посмотри вокруг. Этот лес так велик, что врагу нелегко будет навязать вам сражение. Не позволяй событиям этой ночи вогнать тебя в отчаяние. Пойдем похороним Оллатаира и скажем над ним прощальные слова.

Толпа внезапно заколебалась, и вперед вышли Нуада с Решетом.

– Это и есть чародей? – спросил атаман. – Много же от него теперь проку, нечего сказать.

– Мне сдается, что ты далеко забрел от своих охотничьих угодий, – сказал ему Лло. – Здесь грабить некого.

– Рад тебя повидать, Лло, – ухмыльнулся Решето. – Но пришел я потому, что Нуада говорит, будто судьба моя такая. Они с Дагдой решили, что герою Решету непременно надо встретиться с чародеем Оллатаиром. Ну, вот мы и встретились. Делать нечего – завтра поутру отправлюсь домой.

– Погоди, – сказал Нуада. – Ты хорошо знаешь, что Дагда сказал совсем другое, но теперь не время и не место это обсуждать. Похороним умершего, и я скажу о нем пару слов.

– Парой слов ты нипочем не обойдешься, поэт. – Решето, прищурясь, посмотрел на Мананнана и молча отошел обратно в толпу.

Лло приказал перенести Руада в пещеру. За ним несли доспехи Габалы. Мананнан шел рядом с Морриган, которая за все это время не сказала ни слова.

Лицо ее при свете луны казалось болезненно бледным.

– Тебе нехорошо, Морриган?

– Оставь меня, – прошептала она. – Мне нужно уйти.

– Зачем?

– Я устала и хочу отдохнуть.

– Отдохнешь у них в лагере. Там мы сможем подкрепиться… Вот в чем дело, да? – Мананнан понизил голос. – Тебе нужна амбрия или… послушай, Морриган: ты должна бороться с этим. Должна.

– Я знаю. Ты только оставь меня ненадолго – я хочу побыть одна.

– Вот этого тебе как раз и не надо.

Она вырвала у него руку и гневно сверкнула глазами.

– Прочь от меня! – прошипела она, но он не ушел.

– Я знаю, для тебя всегда существовал только Самильданах, а я был всего лишь другом, с которым ты делилась своими горестями, но я любил тебя, Морриган, и люблю до сих пор.