Текст книги "Рыцари темного леса"

8

Руад, услышав крик, выскочил наружу. Покрытое чешуей чудище тащило в лес человека. Чудище имело больше десяти футов в длину и шесть ног. Его зубы сомкнулись на ноге жертвы.

Несколько лесовиков колошматили зверя криками и топорами. Чудище отпустило кричащего человека и тут же скакнуло к другому. Тот отпрянул. Зверь, взмахнув хвостом, как кнутом, обвил ноги третьего и потащил его в зубастую пасть. Руад стал на колени рядом с золотыми собаками и шепнул им волшебное слово, а после указал на зверя и произнес еще что-то. Собаки ринулись на врага. Одна вскочила зверю на спину, прокусив стальными клыками чешую, мясо и кость. Вторая вцепилась в горло. Третья запустила зубы в хвост, сдавивший человека, и перекусила его. Из хвоста хлынула зеленая кровь, и собаки попятились. Некоторое время чудище еще лязгало зубами, потом медленно осело наземь и издохло.

Лесовики столпились вокруг раненого, и Гвидион поспешил к ним, чтобы заняться его разодранной ногой. Кровь остановилась, как только лекарь приложил к ране руки, и Гвидион приказал отнести раненого в дом.

Собаки вернулись к Руаду. Он прикоснулся к их головам, и они снова застыли, как статуи. Деревенские жители, вооружившись луками и топорами, несколько часов прочесывали лес в поисках других зверей. К сумеркам они вернулись и сказали, что видели следы. Но чудовищ больше не встретили.

Брион, бросив свою дубину, подошел к Руаду, сидевшему около собак.

– Что это за звери? Откуда они взялись? – спросил он.

– Это сложно объяснить, дружище. Они не отсюда.

– Знаю. Говори толком.

– Рядом с нашим миром существует другой. Оттуда они и явились, и вызвал их какой-то великий чародей.

– Зачем? С какой целью? Неужели лишь для того, чтобы убивать?

– Не знаю. – Руад отвернулся, но отделаться от Бриона было не так-то просто.

– Странно как-то: сперва приходишь ты со своими волшебными собаками, а потом вот эти твари. Не делай из меня дурака, волшебник.

Руад посмотрел на его грубоватое, честное лицо.

– Может статься, что убить хотят меня. Я сказал тебе правду: я не знаю. Похоже, что мир за пределами этого леса неотвратимо погружается во зло.

Брион хотел сказать еще что-то, но тут послышался стук копыт, и в деревню въехал всадник, высокий человек со свежевыбритым, мертвенно-бледным лицом. Приблизившись к Руаду, он швырнул к его ногам шлем, который покатился по земле и остановился рядом с золотой собакой.

– Вот он, твой шлем, который нельзя снять иначе, как при помощи волшебства черных ворот. Изволь объяснить, лжец, и будь поубедительнее, ибо от этого многое зависит. – Мананнан спешился и стал перед Руадом.

– Сделай милость, Брион, оставь нас. – Руад положил руку на плечо молодому человеку. – Ночью я уйду, и дом снова останется в полном твоем распоряжении.

Брион кивнул, пристально посмотрел на Мананнана и ушел.

– Я рад за тебя, – сказал Руад. – Ты прав, я солгал. Мне хотелось отправить тебя за ворота. Шлем я расколдовал во время нашего разговора. Хочешь убить меня за это?

– Назови причину, по которой мне не следует этого делать.

– Причина только одна: я хочу жить и думаю, что пока еще нужен.

– Что ж, сойдет – не такой уж я любитель убивать. – Мананнан посмотрел на мертвого зверя, из которого все еще сочилась зеленая кровь. – Я сегодня зарубил чудище с двумя головами, а теперь еще и этот… Что это значит, Оллатаир? Откуда они взялись?

– Из-за черных врат. Кто-то решил наводнить этот лес ужасом.

– Кто же?

– Я не знаю чародея, обладающего таким могуществом, но без короля тут явно не обошлось. Возможно, они ищут меня, возможно, кого-то другого. Вряд ли силы зла нуждаются в веской причине. Ты согласен мне помочь, Мананнан?

– В чем?

– В борьбе с этим злом. От тебя требуется одно: быть тем, кем тебя учили быть, то есть рыцарем Габалы. Когда-то это очень много значило для тебя.

– Это было давно.

– Но ты еще помнишь?

– Еще бы мне не помнить. Так чего же ты хочешь от меня?

– Ты знаешь.

– Нет! – отрезал Мананнан. – Это безумие.

– Рыцари должны вернуться. Другой надежды я не вижу. Я уверен, что красные королевские рыцари – воплощение зла. И сладить с ними способен только былой орден Габалы. Думаю, ты понимаешь это не хуже меня.

– Я понимаю только, что ты бредишь. Прошлое мертво, Оллатаир. Найди себе новых рыцарей, а я помогу обучить их.

– У нас нет в запасе пяти лет, Мананнан, нет даже пяти месяцев. Прошу тебя, поезжай за ворота. Найди Cамильданаха и приведи его домой. Он был величайшим из всех известных мне воинов и благороднейшим из людей. Он поможет мне с Цветами и выступит против красных убийц. Вместе мы избавим эту землю от зла.

– Эту песню я уже слышал. Избавим землю от зла! Я и в первый раз с тобой не соглашался.

– То зло было для нас отвлеченным понятием. И я признаю, что заблуждался. Неужто совершить ошибку такой уж страшный грех?

– Мои друзья сполна расплатились за твое право на ошибку.

– Не тебе судить об этом, трус!

– Верно, не мне. – Мананнан, овеваемый вечерней прохладой, снова представил себе черные врата и услышал вой таящихся за ними чудовищ. Сердце у него заколотилось, руки задрожали. Никогда он не отважится пройти туда. Он сказал Оллатаиру, что боится за свою душу. Но это была ложь, спасающая лицо.

Там, во тьме, сидит смерть, как сидела она в трухлявом дереве его детства. Там тесно, и муравьи ползают по телу. Мананнан содрогнулся.

Но вряд ли тамошние чудовища страшнее того, с которым он столкнулся сегодня.

Нет! Ему не преодолеть такого страха!

– Войди в дом, – сказал Руад. – Я хочу познакомить тебя кое с кем. – Мананнан вошел, и Оружейник поднес ему серебряное зеркало. Перед Мананнаном возникло лицо, которого он не видел шесть лет. Глаза в зеркале обвиняли его, и он отвел взгляд. – Нельзя больше убегать от себя, Мананнан. Нельзя жить с мыслями о своих друзьях, которые, быть может, томятся где-то в темнице. Я тебя знаю: ты будешь мучиться этим до конца своих дней. И ты не трус: будь ты трусом, я бы тебя не выбрал.

– Почему ты все-таки выбрал меня?

– Потому что ты способен выжить там, где страшно.

– Вечно ты со своими загадками, Оллатаир. Теперь я свободен, ты сам так сказал. Свободен от клятвы и от своего проклятого шлема. Мне нет больше нужды отправляться за ворота.

– В этом ты прав. Выбор за тобой и только за тобой. Но я готов молить на коленях, чтобы ты совершил это путешествие.

– Не надо. Это лишнее. Я поеду с тобой к воротам, как тогда. И попытаюсь… больше я ничего тебе не обещаю.

– Я открою врата прямо здесь, в горах. За ними стоит город, и там ты узнаешь, что стало с твоими друзьями.

– Будут ли мне рады тамошние жители?

– Они боги, Мананнан, мудрые и бессмертные. Ты найдешь Самильданаха, я знаю.

Решето сидел в большом доме, любуясь тремя дубовыми сундуками, где хранились его сокровища. Один сундук был до краев полон серебром, второй до половины – золотом. В третьем сверкали драгоценные камни. Перстни и ожерелья. Королевская дорога сделалась неисчерпаемым источником доходов, когда номадские семьи устремились по ней к морю, надеясь уплыть в Цитаэрон. Раньше Решето не только грабил, но и убивал проезжих, но если бы он стал продолжать в том же духе теперь, то перегородил бы трупами всю дорогу. Нынче он ограничивался взиманием дани. Скоро он разбогатеет настолько, что сможет бросить этот проклятый лес и поселиться где-нибудь в теплых краях. Там он купит себе дворец, полный юных рабынь. При одной мысли об этом Решето заерзал на месте. Он, конечно, не красавец. Силы ему не занимать, но ростом он не вышел и благородными пропорциями атлета не обладает. Сложение у него кряжистое, тело волосатое, руки несоразмерно длинны. В рабстве его называли Обезьяной и смеялись над ним и хозяева, и слуги. Потом он стал Решетом, потому что кормил из решета кур. Эта кличка давила его, точно камень.

Он откинулся на спинку своего резного стула и зажмурился, чтобы насладиться воспоминаниями о последнем дне своей неволи. Тогда управитель задал ему порку и спустил плетью всю кожу со спины. Решето принимал удары. Как всегда, в угрюмом и вызывающем молчании, но тут увидел хозяйку – она смотрела на него и ухмылялась. Эта ухмылка ожгла его, как огнем, усугубив его позор и выпустив наружу гнев. Он вырвал плеть из рук управителя и нанес сокрушительный удар ему в лицо. Тот повалился, не издав ни звука, а Решето набросился на хозяйку, затащил ее в амбар и сорвал с нее одежду. Она слишком перепугалась, чтобы кричать, и его ярость обратилась в похоть.

Натешившись женщиной вдоволь, он встал, завязал штаны и сказал:

– Теперь ты побывала под Обезьяной – как же тебя-то называть после этого?

С исхлестанной в кровь спиной, он поднялся по мраморной лестнице в господский дом. Один из слуг попытался остановить его, и Решето разбил ему голову о стену. Хозяин сидел в кабинете с сыном, надменным юнцом, любителем лошадей и женщин.

– Пошел вон, холоп! – приказал мальчишка. Решето улыбнулся и двинул его кулаком по лицу. Хозяин схватился за кинжал, но Решето не дал ему обнажить клинок и вытащил его на балкон.

– Я овладел твоей женой и сейчас убью твоего сына. Умри с мыслью об этом!

Он поднял старика и швырнул его вниз, на мраморные плиты. Хозяйская голова раскололась, как дыня. Решето перерезал кинжалом горло лежавшему без сознания сыну, пошел на конюшню и оседлал коня. Хозяйка так и лежала там, где он ее оставил. Он не стал ее убивать, решив, что жизнь будет для нее более тяжелым наказанием.

Он нашел себе приют в лесу. Он был глуп тогда и не ограбил господский дом, а свою первую шайку сколотил только два года спустя. Теперь, через пять лет после своего побега, он стал безраздельным владыкой западной части леса. Пять селений платило ему дань, а Королевская дорога обогащала так, как ему и не снилось.

Одно время он хотел взять себе новое звучное имя, но так и не взял. Он думал о себе как о Решете. И звук этого имени разжигал в нем ненависть.

Он закрыл сундуки и спрятал их обратно в тайник, устроенный в сухом колодце. Тайник нехитрый, но вряд ли кто отважится сунуться к атаману в его отсутствие. Решето потер коротко остриженную черную маковку и подумал, что, хотя он и богат, кое-чего ему все-таки не хватает.

До нынешнего дня он, как ни странно, не знал, чего именно. А потом в деревню вместе с поэтом Нуадой пришла эта девушка, Ариана. Решето увидел, как покачиваются на ходу ее бедра, как развеваются на ветру ее медовые волосы, как гордо вскинута ее голова, и желание вспыхнуло в нем, точно лесной пожар. Каждый раз, когда он думал о ней, его обдавало жаром и во рту пересыхало. Он взглянул на свои пальцы и впервые за много дней заметил, какие они грязные. Порывшись в другом сундуке, где лежала награбленная когда-то одежда, он вытащил желтую шелковую рубашку, кожаные штаны и шитый серебром пояс. У ручья стирали женщины. Но он прошел вверх по течению, выкупался и натерся листьями мяты и лавандовым цветом. Рубашка оказалась ему великовата. А рукава были коротки, и он закатал их. Штаны же, наоборот, предназначались для куда более длинных ног – пришлось подрезать их снизу. Одевшись, Решето вернулся к себе встречать гостей.

Решето, как и другие жители леса, много слышал о поэте, но первое приглашение тот вежливо отклонил. Тогда Решето послал к нему гонца с золотом и обещанием заплатить еще больше.

Хорошо бы краснобай оказался достойным, иначе он урежет ему вознаграждение, решил атаман. Ариана и Нуада уже ждали его на южном крыльце. Поэт поклонился на придворный манер, и Решету это польстило, а девушка только улыбнулась, и это привело его в полный восторг.

– Входите, входите, – сказал он. – Добро пожаловать. Я наслышан о твоем искусстве, мастер. Надеюсь, ты не разочаруешь нас, бедных лесных жителей.

Нуада поклонился снова.

– Могу лишь мечтать, барон Решето, чтобы мой скромный талант оправдал столь любезное приглашение.

– Я не барон. – Решето уселся и приказал подать гостям вина. – Я человек простой и стараюсь делать добро людям, которые во мне нуждаются – времена-то нынче тяжелые. Я не барон и быть таковым не желаю.

– Барон – это человек, внушающий тем, кто ему служит, уважение или страх, – сказал Нуада. – Он должен также обладать мужеством и уметь вести людей за собой. Я слышал, что в прошлом году в лесу начался большой пожар и люди пришли к вам за помощью. Вы распорядились вырыть траншеи, вырубили лес на пути огня и сами работали наравне с остальными. Так и должен поступать настоящий вождь: делить опасность со своими людьми и вдохновлять их.

Решето не нашел слов. Тот пожар грозил спалить его и жницу, что вызвало бы голод зимой и положило бы конец его атаманству. Неужели дуралей-поэт этого не понимает? Но слушать такое приятно – пожалуй, не зря он отсыпал сказителю столько золота. Решето заговорил с девушкой, всячески стараясь быть кавалером и угодить ей.

После часовой беседы он велел проводить их в пустую хижину на западном краю деревни. Провожатый, вернувшись, доложил, что гости пожелали поселиться отдельно, и Решето возрадовался. Чтобы очистить вторую хижину, он приказал живущей по соседству семье перебраться к кому-нибудь другому. Те, само собой, спорить не стали.

– Ну и льстец же ты, – заметила Ариана Нуаде. – Ах, дорогой барон Решето, какой вы герой!

– А ты, выходит, ничем ему не угождала? – усмехнулся поэт.

– О чем это ты?

– Он только что в штаны к тебе не залез, а ты знай себе улыбалась и строила глазки. Ты мне мораль не читай! Я воспитывался при дворе, где неверное слово или взгляд может стоить жизни. Здесь тот же двор, а Решето все равно что король, и перечить ему крайне неосмотрительно.

– Он обещал, что не тронет нас.

– Пора бы тебе уже повзрослеть, Ариана. Не тронет! Он дикарь, но дикарь богатый – вот почему я здесь. А вот ты лучше послушайся моего совета и уноси отсюда ноги, пока не стемнело.

Ариана уже решила поступить именно так. Но слова поэта ее задели.

– И не подумаю. Я уйду утром, после завтрака. Я не пропущу твоего первого выступления перед ними, хоть озолоти меня!

– Как хочешь, – пожал плечами поэт. – Глупо мне было лезть с советами к такой умной и опытной женщине. Но когда он потащит тебя в постель, ты увидишь, что под его шелковой рубашкой скрывается хряк.

– Что, поэт, ревнуешь? Тебе нравятся мужчины? – язвительно осведомилась она и разозлилась еще больше, услышав его смех.

– Ты сердишься, Ариана? Я оказывал тебе недостаточно внимания по дороге сюда? Ты ожидала, что я полезу к тебе под одеяло? Как же я мог так тебя разочаровать!

Правда этих слов заставила ее вспыхнуть до корней волос. Если бы он предложил ей такое, она бы, конечно, отказала, но он даже и не предлагал. Взмахнув рукой, она закатила Нуаде пощечину. Поэт заметно рассердился, но тут же улыбнулся, поклонился и вышел вон.

Ариана, поглядев ему вслед, тихо выбранилась. Поэт прав: глупо полагаться на обещание Решета. Она и согласилась-то на это путешествие только потому, что надеялась пробудить беспокойство в сердце Лло Гифса. Напрасно надеялась. Вообразив себе Решето с его похотливыми глазками, она медленно извлекла висящий на боку охотничий нож, кривой на конце и острый как бритва. В постель, говоришь?

Она спрятала нож обратно и стала ждать.

Ариана сидела рядом с Решетом, а Нуада, стоя на столе, ткал свое полотно перед публикой, которой набралось человек семьдесят. Его голос струился, как мед, его рассказ завораживал. Даже Ариана, которую воинские подвиги мало трогали, затаив дыхание слушала о героях, девах и чародеях.

Она заметила, что здесь он рассказывает немного иначе, уделяя больше места битвам и меньше любовным вздохам. Видимо, он разгадал, с кем имеет дело, как только залез на стол. Его герои были простыми людьми, достигшими величия благодаря своей доблести и бесстрашно сражавшимися с тиранами.

Решето, завороженный не меньше своих людей, не сводил глаз с поэта. В завершении Нуада рассказал о том, как Решето боролся с пожаром, восхвалив силу его характера и умение вести за собой – дары, которые боги вручают лишь немногим избранникам. Собравшиеся разразились бурными рукоплесканиями. Нуада отвесил им поклон, а потом повернулся к Решету и склонился еще ниже.

Атаман, встав, ответил ему на поклон. Мокрый от пота, Нуада спрыгнул со стола и единым духом осушил кувшин эля.

– Ты наделен большим талантом, – сказал Решето, когда поэт подошел к нему и Ариане.

– Мой талант – ничто по сравнению с деяниями моих героев.

– От кого ты узнал о пожаре?

– Об этом говорят везде, где бы я ни бывал.

Ариана молчала. В начале вечера Решето потихоньку тискал ее, поглаживая ей то шею, то бедро, но Нуада заставил атамана забыть о ней, и это Ариану порядком взбесило. А что до пожара, то всем известно: Решето палец о палец не ударил, пока его собственное добро не оказалось под угрозой. Сгорело три деревни и четырнадцать человек, прежде чем он почесался.

Ариана готова была возненавидеть Нуаду, так возвеличившего этого разбойника.

Решето с ухмылкой повернулся к ней. Его шелковая рубашка пропотела и помялась.

– Ты зажигаешь мою кровь, – прошептал он, стиснув ей бедро и чмокнув мокрыми губами в щеку.

Она густо покраснела и попыталась освободиться, но он сильной рукой прижал ее к себе.

В этот миг дверь отворилась и вошли двое человек: один весь в крови, другой – Лло Гифс.

Лло, поддерживая раненого, усадил его на стул. Люди столпились вокруг, загородив пришельцев от Арианы. Решето вскочил и двинулся к ним, расталкивая толпу.

– Какого дьявола тут происходит? – рявкнул он.

– В лесу рыщут звери, каких я еще не видывал, – ответил ему Лло Гифс. – Этого человека я нашел в миле к востоку отсюда. Всю его семью перебили, а сам он уполз в кусты. Я потащил его на себе и на полдороги увидел чудовище футов восьми или десяти высотой, с волчьей головой и медвежьим туловищем. Оно пожирало растерзанного быка и не обратило на меня внимания. Вдали я заметил другого зверя и могу поклясться, что у него две головы.

Вокруг зашумели. Многие из пришедших послушать Нуаду жили в лесу, и дома у них остались семьи.

– Тихо! – Решето стал на колени рядом с раненым и разорвал на нем окровавленную рубашку. На груди открылись четыре рваные борозды, нанесенные явно одним ударом чьей-то громадной лапы. Ни у одного медведя не могло быть такой, даже у черного, живущего высоко в горах. – Тащите его к знахарке, пока он не истек кровью, – приказал Решето.

Раненого унесли, и Решето спросил Лло Гифса:

– Ты видел только двоих – откуда ты знаешь, что их больше?

– Из-за воя, – не задумываясь ответил Лло. – Тот, что жрал быка, завыл, и ему ответили сразу со всех сторон.

– Я тоже слышал – с севера, – сказал кто-то, – но подумал, что это ветер.

– А я видел следы, когда шел сюда, – добавил другой. – Здоровенные, вдвое больше львиных.

Все снова зашумели, перебивая друг друга.

– Что за ночь для героев! – раздался чей-то голос. Все обернулись и увидели поэта, снова взобравшегося на стол. – Если поблизости бродят двое страшных зверей, разве недостаточно здесь храбрецов, чтобы выследить их? С нами Решето, победитель огня, и Лло Гифс, освободитель узников, а вокруг я вижу других мужчин, сильных и гордых. Там, в лесу, витает песнь, которую я должен спеть. Мы втащим убитых чудищ в этот дом. Разведем огонь и будем плясать, и ваш подвиг обретет бессмертие.

Люди с одобрительными возгласами направились к стенам, где висели луки и ножи.

– Стойте! – гаркнул Решето. – Скоро рассвет. Нечего шастать по лесу в потемках – начнете стрелять во все, что шевелится, и поубиваете друг дружку вместо зверей.

– Их надо заманить в ловушку, – поддержал его Лло. – Впотьмах к ним лучше не соваться.

– Отдыхайте пока, – распорядился Решето и вернулся на свое место.

Ариана поднялась навстречу Лло.

– Не ожидала увидеть тебя так далеко на западе. Ты никак заблудился?

– Я шел к морю, но этот вой встревожил меня. Я попытался сделать крюк, но понял, что звери меня все равно учуют, вот и свернул на запад. Что ты скажешь об этом, поэт?

– О чудовищах и оборотнях есть много песен, но сам я ни одного еще не встречал, – пожал плечами Нуада. – Говорят, далеко на востоке есть земля, где руду добывают огромные муравьи с человеческими головами.

Решето выругался.

– В сказках такие существа всегда водятся либо на востоке, либо на западе, либо на севере – только не там, где их можно узнать как следует. Ну, ничего. Я тоже слышал вой, но тебе эти звери уж точно показались больше, чем есть на самом деле. Это какой-нибудь медведь-шатун – большой, но все-таки медведь.

– Вряд ли разумно называть человека лжецом, – покраснел Лло, – особенно незнакомого тебе.

– Это ты верно сказал. Я тебя не знаю, а стало быть, не имею причины верить твоим словам. Я говорю, что это медведь, и день покажет, прав ли я.

– Покажет, – согласился Лло, – а пока день не настал, не худо бы поспать.

– Я провожу тебя в свою хижину, – поспешно вызвалась Ариана, и на этот раз кровь бросилась в лицо Решету.

– Он – твой мужчина? – грозно осведомился атаман.

– Нет, друг семьи.

– Это хорошо. Жду не дождусь, чтобы отправиться на охоту вместе с другом твоей семьи.

Лло напрягся, но Ариана взяла его за руку и увела. Ворота, проделанные в частоколе, заперли, и поверху расхаживали часовые.

– Зачем ты пришла сюда? – спросил Лло. – Хочешь, чтобы этот хряк переспал с тобой?

– Как ты смеешь? Я иду куда хочу. Я тебе не дочь, и у тебя нет права меня допрашивать.

– Да, верно. – В этот миг пронзительный вопль прорезал ночь, и Лло по приставной лестнице взобрался на подмостки, идущие вокруг частокола. – Видишь что-нибудь? – спросил он дозорного.

– Нет, но недавно отсюда вышел Дарик, домой хотел попасть. Что это за зверь такой?

– Не знаю, только никакой это не медведь. – Черная фигура вышла из леса и задрала голову к частоколу – часовой застыл от ужаса, увидев добычу, которую тащило чудовище.

– Не дошел твой Дарик до дому, – заметил Лло.

– Нет уж, не пойду я охотиться на эту тварь, – заявил дозорный.

Зверь снова скрылся в лесу, и Лло хлопнул разбойника по плечу.

– Вспомни о песне, которую обещал нам поэт.

Часовой ответил кратко и непристойно, но по существу. Лло хмыкнул и спустился к Ариане.

– Можно ли убить такого зверя стрелой? – спросила она.

– Он живой, а стало быть, смертен. Показывай, где хижина.

Лло улегся на узкую койку, но уснуть не смог. Он слышал, как дышит рядом Ариана, и ему хотелось дотронуться до нее, привлечь ее к себе. Из-за этого он чувствовал себя виноватым. Лидия была любовью всей его жизни, и те немногие годы, что они прожили вместе, дали ему счастье, которое он никогда не изведал бы без нее. В подмастерьях он ухаживал за ней четыре года и работал изо всех сил, чтобы скопить денег на собственную кузницу. Отец Лидии твердил, что Лло ей не пара, и мечтал выдать дочь за дворянина. Он даже на свадьбу к ним не пришел и потом не сказал Лло ни слова – три года с ним не разговаривал, до самой своей смерти. Мать Лидии, схоронив его, переехала на север, к родне. Она, по крайней мере, всегда обходилась с зятем учтиво, хотя и без особой любви.

Все это рождало в Лло одно желание: сделать Лидию счастливой, но в конце концов ее отец оказался прав. Она умерла жестокой смертью – этого не случилось бы, если б она не вышла за чумазого кузнеца. Лло не мог забыть, как она лежала на кровати, глядя мертвыми глазами в потолок.

А вот он лежит теперь с другой женщиной, и его мысли нельзя назвать невинными.

Он повернулся набок, спиной к Ариане, но ее запах по-прежнему обволакивал его, и перед собой он видел ее красивое лицо, горящие вызовом глаза и насмешливую улыбку.

Она зашевелилась и спросила шепотом:

– Ты спишь?

Он не ответил. Собственное тело предавало его, желая ее, а душа пребывала в смятении. Мужчине естественно желать женщину, говорил он себе, никакая потеря этого не изменит. И все же… Если он обретет мир и любовь с другой, не забудет ли он Лидию? Если с ним это случится, будет так, словно Лидия никогда и не жила на свете. С этим он смириться не мог. Она не заслужила своей судьбы и не заслуживала, чтобы он предал ее после смерти.

Он пролежал так до самого рассвета, а потом поднялся и стал смотреть, как восходит солнце. Ариана спала, охватив себя руками, по-детски поджав длинные ноги. Он убрал прядку волос с ее щеки, и она открыла глаза.

– Тебе хорошо спалось? – Ариана зевнула, потянулась, и рубашка у нее задралась, обнажив полоску кожи на животе. Лло вышел. На улице уже собирались охотники. Явился Решето, весь в коже, с луком и двумя короткими кривыми мечами за поясом.

Лло, взяв свой топорик, присоединился к остальным. Подошел и Нуада.

– Славный будет денек, – усмехнулся поэт. – Солнце светит, небо ясное. И вечером мы попируем.

– Ты не знаешь, чем закончится этот день, поэт. Мы собрались не на оленя. Ты с нами?

– Конечно. Как же я сложу песню, если ничего не увижу?

– До сих пор это тебе как будто не мешало, – заметил Лло.

Охотники разделились на три отряда и выслали разведчиков поискать следы. Лло с Решетом, Арианой, Нуадой и тремя другими вернулся к месту, где вчера видел зверя. Там остались пятна крови, разгрызенные кости и следы огромных лап, но само чудовище скрылось. В середине дня следопыты сделали привал у ручья и развели костер.

– Зверь, наверно, спит в какой-нибудь пещере, – сказала Ариана. – Но тут, к северу, почва каменистая, и мы не сможем его выследить.

– Значит, надо его приманить, – сказал Решето. – Ночью он убил одного из моих парней и, стало быть, отведал человечины.

– Ты все время говоришь «он», – заметил Лло, – но их несколько.

– Это по-твоему. Вот что я придумал: пойдем на место его последней кормежки и подождем. Может, он зарыл там остатки мяса и вернется, когда стемнеет.

– Ты хочешь сразиться с ним ночью? – спросила шепотом Ариана. – А вдруг тучи закроют луну? Тогда от лучников никакого проку не будет.

– Я с твоими друзьями сяду у костра, – усмехнулся Решето. – Будем сидеть и рассказывать байки, а лучники, и ты в том числе, спрячутся в лесу от греха подальше. Я думаю, он придет.

– Это безумие, – возмутилась Ариана. – Что ты хочешь этим доказать?

Решето взглянул на Нуаду и пожал плечами.

– Можешь предложить что-нибудь получше, Лло Гифс?

– Будь по-твоему. Но лучше собрать сюда всех охотников. На эту тварь понадобится много стрел.

После еды один из людей Решета протрубил в рог, и все три отряда сошлись к условленному месту на склоне высокого холма над частоколом. Здесь первоначальный план подвергся изменению, ибо люди из первого отряда нашли останки семьи Дарика, кое-как закопанные в окруженной лесом лощине.

– Он вернется туда, – сказал Решето. – Вы оставили трупы на месте?

– Да, – ответил худощавый охотник по имени Дабарен, еще не оправившийся после ужасной находки. – Поверь мне, Решето, этот зверь очень велик. Длина шага у него больше семи футов: это не медведь.

– Однако мы притащим его тушу в деревню, как сказал поэт.

Кое-кого отправили обратно за частокол, но Решето, Лло, Нуада, Ариана и еще двадцать человек подались к холмам и пришли к хижине Дарика за час до заката. Дабарен остановился, не доходя до мелкой ямы, где лежали тела.

– Я на это больше смотреть не желаю, – заявил он.

– А я и вовсе не хочу. – Нуада попятился назад, но Лло поймал его за руку.

– Нет уж, поэт, смотри. Как ты сможешь спеть об этом, если не увидишь?

Нуада сопротивлялся, но железные пальцы Лло толкали его вперед. Из-под земли торчала рука. Наполовину съеденный труп молодой женщины лежал на поверхности с перепачканными грязью внутренностями. Рядом виднелась часть детского тела. Нуада поперхнулся, и его вырвало.

– Теперь ты видел, – сказал ему Лло. – Это тебе не одиннадцать принцев и не огнедышащий дракон. Я с интересом послушаю твое сказание, если мы переживем эту ночь.

– Оставь его, – сказала Ариана, – он не виноват, что никогда не видел смерти.

Решето тем временем отдавал приказания своим людям. Вокруг лощины густо росли деревья, и он велел лучникам взобраться на них и приготовиться к долгому ожиданию. Ариана помогла Нуаде залезть на нижние ветки толстого дуба. Место для костра Решето наметил шагах в двадцати от тел, и Лло стал собирать дрова.

– Ты, конечно, знаешь, что нам нет нужды сидеть вот так, на виду, – сказал он Решету. – Зверь все равно вернется.

– Он учует людей. Пусть видит, что нас тут только двое.

– Сейчас нас никто не слышит, Решето. Ты делаешь это, чтобы пустить пыль в глаза девушке. Я не дурак и вижу, как ты на нее смотришь.

– А я вижу, как смотришь ты. Как вышло, что ты еще не переспал с ней?

Лло сел, достал из-за пояса огниво и мигом разжег огонь.

– Всему свое время.

– Боишься, что не доживешь до утра? – хмыкнул Решето.

– Если я и умру, то не в одиночку. Ты, может статься, приказал кому-то из своих стрелков прикончить меня, но я не испущу дух, пока не вышибу топором то, что сходит у тебя за мозги.

– Ничего я им не приказывал. Мне не надо ничьей помощи, чтобы убить человека. Сейчас у меня на уме зверь. – Решето натянул лук, достал из колчана три стрелы, проверил их на прямизну и воткнул в землю рядом с собой. – Слыхал ты когда-нибудь о таких громадных зверюгах?

– Нет. Один купец рассказывал мне, что на востоке водятся кошки, которые могут с ними через изгородь перемахнуть и быка убить, но это не кошка.

Солнце медленно закатывалось за горы, и двое мужчин сидели молча. Лло подкладывал хворост в костер. На огонь они не смотрели, чтобы не слепить глаза. Немного погодя Решето спросил:

– Если ты думаешь, что сидеть тут нет нужды, зачем тогда сидишь?

– Быть может, по той же причине, что и ты.

– Хочешь пустить пыль в глаза красотке Ариане? Навряд ли. Не нравишься ты мне, Лло. Может, тебе жить надоело?

– По-твоему, если ты сидишь в укромном местечке, то будешь жить вечно? – Лло достал топор из-за пояса и положил себе на колени.

– Ты правда убил свою жену?

Лло схватился за черную рукоять топора и пару мгновений не мог выговорить ни слова.

– Мою жену… задушил герцогский племянник. Он изнасиловал ее и убил. А я убил его. Никогда больше не повторяй эту клевету. Тебе не понять, но я все-таки скажу: я любил Лидию больше жизни. Намного, намного больше.

– Стало быть, сейчас ты задумал умереть? Не завидный конец. Ты думаешь, что встретишься со своей Лидией? Поверь мне, Лло: никого ты там не встретишь. Глянь вон на ту яму – это и есть смерть. Только это и ничего больше. Мрак и гниение.

– Давно ли ты стал философом? – процедил Лло.

В ночи ухнула сова, и оба замерли, прислушиваясь к шелесту ветра в листве. Решето посмотрел на небо: там собирались тучи.

– Ночь будто темная, – заметил он.

– Ночь зверя, – промолвил Лло. Решето отозвался на это смачным плевком.

– Страшно тебе?