Текст книги "Легенда о Побратиме Смерти"

– Думаешь, он нашел Глаза Альказарра? – прошептал Лин-цзе.

– Если так, я отберу их у него.

– Ты, помнится, говорил, что они нужны Друссу?

– Друсс – воин, которым я восхищаюсь от всего сердца, но Глаза принадлежат надирам. Они связаны с нашей судьбой, и я не позволю гайину взять их.

Лин-цзе положил руку на плечо Талисмана:

– Если мы останемся живы, брат, а ты захочешь забрать Глаза у Зибена, ты сам знаешь, что из этого выйдет. Друсс будет драться за них. Он не тот человек, который испугается превосходства сил. И нам придется убить его.

– Значит, мы его убьем, хотя бы это разбило мне сердце.

Талисман налил воды из каменного кувшина, выпил и пошел вместе с Лин-цзе к свежепостроенной стене за воротами. Из тени вышла Ниоба и юркнула в лазарет.

Зибен сидел там с Зусаи. Они смеялись, и Ниоба рассердилась, сама не зная отчего. Чиадзийка была стройна, красива и одета в белый шелк, расшитый перламутром. Между тем голубая рубашка Зибена, которую Ниоба так и не снимала, была перепачкана кровью раненых и пропотела насквозь. Зибен, увидев Ниобу, расплылся в улыбке, перешел через опустевшую комнату и обнял ее.

– Ты просто фея, – сказал он, целуя надирку.

– Что она здесь делает? – спросила его Ниоба.

– Пришла помочь нам с ранеными. Иди поздоровайся с ней.

Взяв Ниобу за руку, Зибен подвел ее к Зусаи, но той стало явно не по себе под пронзительным взглядом надирки.

– Мне следовало предложить свою помощь раньше, – сказала Зусаи. – Простите меня.

– Помощь нам не нужна, – заявила Ниоба. – По-эт – искусный лекарь.

– Не сомневаюсь в этом. Но я тоже умею лечить раны.

– Она нам пригодится, – вставил Зибен.

– Не нужна она мне здесь.

Зибен удивился, но не подал виду и повернулся к Зусаи:

– Вам лучше переодеться, госпожа. Кровь испортит этот прекрасный шелк. Возвращайтесь к нам, когда бой начнется.

Зусаи склонила голову и вышла.

– Что это с тобой? – спросил Зибен Ниобу. – Ревнуешь, голубка?

– Я тебе не голубка, и вовсе я не ревную. Не понимаешь ты, что ли, зачем она явилась?

– Чтобы помочь – так она сказала.

– Тебе грозит большая опасность, по-эт.

– От нее? Вот уж не думаю.

– Не только от нее, дуралей. Каждый надир знает историю о Глазах Альказарра, волшебных камнях. Талисман думает, что ты нашел их, и я тоже так думаю. Некоторые раненые вчера были при смерти, а сегодня вышли на стены.

– Чепуха. Просто они…

– Не лги мне! Я слышала, что сказал Талисман. Если, мол, камни у тебя, он их отберет, а если Друсс вступится, они убьют его. Отдай камни Талисману – тогда все будет хорошо.

Зибен сел на отчищенный добела стол.

– Не могу, любимая. Друсс дал обещание умирающему, а Друсс – это человек, который живет согласно своему слову. Понимаешь? Но и я тебе обещаю, что не оставлю камней у себя. Если мы останемся в живых, что сомнительно, я отвезу их в Гульготир, вылечу Друссова друга, а потом верну их Талисману.

– Он тебе не позволит. Потому он и подослал эту женщину – чтобы следила за тобой, как змея. Не исцеляй больше умирающих, по-эт.

– Я должен. Волшебство для того и существует.

– Теперь не время быть слабым. Люди в бою всегда гибнут. Они ложатся в землю и питают ее. Ты понял? – Она заглянула в голубые глаза поэта, и ей стало ясно, что она не убедила его. – Глупец! Глупец! Хорошо, не давай им умирать. Но лечи не до конца, чтобы они не уходили отсюда. Слышишь?

– Слышу, Ниоба. Ты права. Я не могу допустить, чтобы Друсса убили из-за них. – Он с улыбкой запустил пальцы в ее темные волосы. – Я люблю тебя. Ты свет моих очей.

– А мне от тебя одно горе. Ты не воин и весь мягкий, как щенок. Такого любить нельзя.

– Но ты все-таки любишь, правда? – Он прижал ее к себе. – Ну, скажи.

– Нет.

– Ты еще сердишься на меня?

– Да.

– Тогда поцелуй меня, и гнев пройдет.

– Я не хочу, чтобы он проходил, – сказала она, вырываясь.

За стеной пропел боевой рог.

– Снова начинается, – вздохнул Зибен.

Готирская пехота разделилась на три отряда человек по двести в каждом. Друсс присмотрелся – только два отряда несли с собой лестницы.

– Третий пойдет к воротам, – сказал он неизвестно кому.

Позади пехоты выстроились в две шеренги больше пятисот пеших улан – они стояли без копий, с саблями наголо. Забил барабан, и войско медленно двинулось вперед. Друсс почувствовал страх в людях рядом с собой.

– Не думайте о том, сколько их, – сказал он. – Главное в том, сколько у них лестниц, а их и тридцати не наберется. Только тридцать человек могут влезть на стену зараз, остальные будут без толку толочься внизу. Много-то их много, но из-за одного этого бояться не стоит.

– А ты ничего не боишься, воин? – спросил Нуанг Ксуан.

– Ты что тут делаешь, старикан? – с ухмылкой обернулся к нему Друсс. – Ты ведь ранен.

– Я крепок как волк и силен как медведь. Много ли еще до моей сотни?

– По моему счету, больше девяноста.

– Э-э, ты, видно, плохо считал.

– Держись поближе ко мне, Нуанг, – тихо сказал Друсс, – только не слишком близко.

– Я буду здесь до конца, и вокруг меня вырастет гора мертвых готиров.

Вражеские лучники выбежали вперед и осыпали защитников стрелами. Те пригнулись, прячась за зубцами, никто не пострадал. Барабан забил быстрее, топот бегущих ног заглушил дробь. Лестницы грохнули о стену. Воин слева от Друсса хотел встать, но Друсс пригнул его вниз.

– Не спеши, парень. Лучники только того и ждут.

Воин испуганно заморгал. Друсс сосчитал до десяти и выпрямился, сверкнув на солнце своим топором. Первый готир как раз добрался до верхушки лестницы, и Снага размозжил ему череп.

– Лезьте сюда и умрите! – взревел Друсс, обратным ударом раскроив бородатое лицо второго готира.

Надиры вокруг него отчаянно рубились с врагами. Двое солдат влезли было на стену, но тут же пали мертвыми. Один из надиров свалился со стрелой, торчащей из виска.

Талисман со стены над воротами смотрел, как Друсс и Небесные Всадники бьются за западную стену. Второй готирский отряд повернул к северной стене, которую оборонял Барцай со своим Острым Рогом.

Вражеские топоры обрушились на ворота, дробя ветхое дерево. Надиры бросали камни на атакующих, но ворота продолжали трещать.

– Готовься! – бросил Талисман Летучим Коням. Они, со стрелами на тетивах, стали на колени – и на ограде, и на новой полукруглой стене за воротами. Талисман ощутил прилив неистовой гордости. Это надиры, его народ! И они сражаются вместе против общего врага. Так и должно быть. Не будут они больше рабски повиноваться проклятым гайинам. Не будут больше бегать от улан, вышедших в карательный поход.

Ворота внезапно треснули, и десятки солдат прорвались внутрь – но наткнулись на восьмифутовую стену.

– Огонь! Огонь! Огонь! – заорал Талисман, и стрелы посыпались на кучу готиров внизу. Сзади напирали новые солдаты, толпа была такой плотной, что немногие готиры сумели прикрыться щитами. Стрелы и камни летели на них градом. Талисман налег на валун, еще двое помогли ему, и камень рухнул вниз, в смертельную кашу. Готиры в панике начали отступать, топча своих раненых.

Талисман с мрачным удовлетворением смотрел сверху на трупы, которых было более тридцати. Стрела просвистела рядом с его головой, и он пригнулся. Вражеские лучники стояли теперь у проломленных ворот, стреляя снизу вверх по защитникам. Двое надиров упали, пронзенные в грудь.

– Ложись! – крикнул Талисман. Тут лестницы загремели о стену рядом с ним, и он выругался. Когда одни стреляют снизу, а другие лезут вверх, удержаться будет трудно.

Вытянувшись плашмя, он крикнул лучникам на кривой стене:

– Десять бейте их стрелков, остальные ко мне!

Пренебрегая стрелами, Талисман встал и вытащил саблю. Трое солдат появились на стене, и он, прыгнув вперед, ткнул саблей в лицо первому, прямо в открытый рот.

Внизу во дворе Горкай с двадцатью людьми, мокрый от пота, следил, как бьются Талисман и Летучие Кони.

– Надо им помочь, – сказал он Лин-цзе.

– Еще рано, брат. Стой на месте.

На северной стене Барцай и его люди отступали под натиском улан. Еще миг – и около дюжины вражеских солдат, прорвав оборону, сбежали со стены во двор.

Лин-цзе со своими бросился им наперерез. Горкай переложил саблю в левую руку и вытер вспотевшую правую о штаны. Острый Рог держался из последних сил, и Горкай готовился оказать им помощь.

В этот миг Друсс, заметив угрозу, пронесся по западной стене и перескочил через широкий проем на северную, раскидав врагов. Серебристая сталь топора обрушилась на готиров. Его внезапное появление вдохнуло в Острый Рог новые силы, и врагов оттеснили назад.

Лин-цзе потерял восемь человек, но от двенадцати готиров осталось всего четверо – они бились двумя парами, спина к спине. Еще двое надиров пали, но наконец отряд Лин-цзе добил улан.

Горкай обернулся в сторону Талисмана. Оборона еще держалась, но за этот краткий промежуток полегло больше десятка надиров. Одни раненые пробирались к лазарету, другие лежали там, где сразила их сталь, зажимая руками кровоточащие раны.

Лин-цзе с оставшимися воинами вернулся к отряду Горкая. Из раны на щеке высокого Небесного Всадника струилась кровь.

– Следующую брешь будешь затыкать ты, – улыбаясь через силу, сказал он.

Горкаю не пришлось долго ждать. Людей Талисмана смели со стены, и сам Талисман получил удар копьем в грудь. Горкай издал боевой клич и ринулся со своим отрядом наверх, перескакивая через две ступеньки. Талисман вспорол живот своему противнику, выдернул сломанное копье из груди и лишь потом упал. Горкай перескочил через него – на стену лезли все новые и новые готиры.

У Талисмана перед глазами все плыло, и сознание мутилось. «Нельзя мне умирать, – сказал он себе. – Только не теперь!» Он приподнялся на колени и нашарил свою саблю, борясь с чернотой, стремящейся поглотить его.

Горкай со своими отвоевал стену, оттеснив готиров назад. Из раны Талисмана хлестала кровь, и он понял, что у него пробито легкое. Двое воинов подхватили его под руки и помогли встать.

– Ведите его к лекарю! – приказал Горкай.

Талисмана дотащили до лазарета. Он услышал крик Зусаи, увидел над собой лицо Зибена… и лишился сознания.

Готиры отошли от северной стены, и Друсс, потерявший в битве шлем, вновь перескочил через проем и вернулся к Небесным Всадникам. Нуанг Ксуан, снова раненный в грудь и обе руки, сидел, привалившись к парапету.

Готиры отступили.

Друсс стал на колени рядом со старым вождем.

– Ну, как дела?

– За сотню перевалило. Мне сдается, я перебил всех надиров, которые были, – а те, кого ты видишь за стеной, только призраки.

Друсс окинул взглядом форт. На северной стене осталось всего восемнадцать защитников, на западной – двадцать пять. Над воротами он насчитал тридцать, включая человека Талисмана, Горкая. У Лин-цзе внизу осталось меньше двенадцати. Друсс попытался подвести общий итог, но он слишком устал. Пришлось пересчитывать еще раз.

Осталось меньше сотни защитников, и повсюду виднелись тела мертвых надиров. Вожак Острого Рога, Барцай, лежал на земле под стеной в окружении трех убитых врагов.

– У тебя кровь течет, Побратим Смерти, – сказал один из Небесных Всадников.

– Ничего. – Друсс узнал парня с ястребиным лицом, с которым говорил перед боем.

– Сними кафтан.

Друсс со стоном стянул с себя изодранный чуть ли не в клочья кожаный колет. Он получил четыре мелкие раны в плечи и предплечья и одну поглубже под правую лопатку. За пояс ему натекла кровь.

– Это надо зашить, не то ты истечешь кровью, – сказал надир.

Друсс облокотился о парапет, глядя на готиров, которые отошли назад на выстрел.

– И старика с собой прихвати, – усмехнулся воин. – Он так здорово дерется, что пристыдил нас всех.

Друсс, заставив себя улыбнуться, поднял Нуанга на ноги, а воину сказал:

– Ты и мигнуть не успеешь, как я вернусь.

Боль отпустила Талисмана, и он увидел себя на голом склоне холма под серым небом. Сердце его забилось в панике: он понял, что опять оказался в Пустоте.

– Ты не умер, – сказал чей-то спокойный голос.

Талисман сел и увидел у маленького костерка колдуна Шаошада. Рядом стояла высокая Шуль-сен, и ее серебристый плащ мерцал при свете пламени.

– Зачем же тогда я здесь?

– Чтобы узнать одну истину, – сказала Шуль-сен. – Когда мы с Ошикаем пришли в эти степи, нас восхитила их краса, но еще больше изумила их мощь. Каждый камень, каждый стебель дышал ею. Стихийная сила исходила от гор и струилась по рекам. Мы нарекли эти силы Богами Камня и Воды. Знаешь ли ты, что порождает эту магию, Талисман?

– Нет.

– Жизнь и смерть. Жизненная сила мириадов людей и животных, насекомых и растений. Каждая жизнь исходит из земли и возвращается в землю. Это круг вечной гармонии.

– Но при чем здесь я?

– Не столько ты, сколько я, мой мальчик, – сказал Шаошад. – Я был одним их троих, лишивших эту землю волшебной силы. Мы извлекли эту силу и вложили ее в Глаза Альказарра; мы хотели собрать эту рассеянную повсюду мощь воедино ради блага надиров. Но, сделав это, мы разрушили связь между надирами и Богами Камня и Воды. Наши люди стали кочевать с места на место, не питая более любви к земле у себя под ногами и горам у себя над головой. Они раскололись и стали чужими друг другу.

– Зачем ты говоришь мне все это? – спросил Талисман.

– А ты как думаешь? – в свою очередь спросила Шуль-сен.

– Глаз у меня нет. Я думал, что они у поэта, но теперь мне кажется, что он просто искусный лекарь.

– Будь они у тебя, Талисман, сделал бы ты то, в чем нуждается наша земля?

– Что я должен сделать?

– Вернуть земле то, что у нее отнято.

– Отказаться от мощи Глаз? С ними я мог бы объединить все племена в непобедимое войско.

– Возможно, – согласилась Шуль-сен, – но за что твои люди будут сражаться без любви к своей земле? Что будет вести их в бой? Нажива, похоть, месть, жажда крови? Твое войско будет состоять из людей, чьи жизни – лишь мгновение в сравнении с вечностью. Земля же бессмертна. Верни ей волшебную силу, и она отплатит тебе сторицей. Она даст тебе Собирателя, о котором ты мечтаешь, даст тебе Ульрика.

– Как же мне это сделать? – прошептал Талисман.

– Она не так глубока, как ты думаешь, – сказал Зибен, ощупывая рану Друсса, лежащего ничком на столе. Боль в самом деле утихла, и только тугие швы причиняли неудобство.

– Ты меня просто поражаешь, – сказал, кряхтя, Друсс и сел. – Кто бы мог подумать?

– В самом деле – кто? Как там ваши дела?

– Скоро они снова пойдут в атаку – все разом. Если мы устоим… – Друсс умолк.

– Пропащее наше дело, верно?

– По всему видать, да – хотя мне больно в этом сознаваться. Что Талисман, умер?

– Нет, спит. Его раны не столь опасны, как нам показалось.

– Пойду-ка я обратно на стену. – Друсс выпрямил спину. – Удивительное дело. Я чувствую себя так, словно только что проспал восемь часов. Силы во мне так и играют. Эти твои примочки очень помогли мне, хотел бы я знать, из чего они.

– Я тоже. Их готовит Ниоба.

Друсс надел колет и застегнул пояс.

– Жаль мне, что я втравил тебя в это дело.

– Я вольный человек и сам решаю, что мне делать. Я ни о чем не жалею. Я встретил Ниобу. Благое небо, Друсс, я люблю эту женщину!

– Ты всех женщин любишь.

– Нет. Тут все по-другому. А еще более удивительно то, что я, будь даже на то моя воля, ничего не стал бы менять. Умереть, не узнав настоящей любви, было бы ужасно.

К ним подошел Нуанг:

– Ну что, воин, готов?

– Ох и крепок же ты, старый черт, – сказал Друсс, и оба вернулись на стену.

Зибен, встретившись взглядом с Ниобой, улыбнулся ей. Она кивнула на Зусаи, которая сидела, держа за руку спящего Талисмана, и плакала. Зибен подошел и сел рядом с ней.

– Он будет жить, – тихо сказал поэт.

Она безмолвно кивнула.

– Обещаю тебе. – Зибен положил руку на грудь Талисмана. Надир зашевелился, открыл глаза и тихо произнес:

– Зусаи?

– Да, любимый.

Он застонал и попытался встать. Зибен помог ему подняться.

– Как наши дела?

– Враг собирается для новой атаки, – сказал Зибен.

– Мне надо быть там.

– Нет, ты должен отдохнуть! – воскликнула Зусаи.

Талисман обратил свой темный взор на Зибена:

– Прибавь мне сил.

– Не могу. Ты потерял много крови, вот и ослаб.

– У тебя есть Глаза Альказарра.

– Хотел бы я их иметь, старый конь, – тогда я всех бы здесь вылечил. Даже мертвых оживил бы, клянусь небом.

Талисман впился в него пристальным взглядом, но Зибен даже глазом не моргнул. Талисман обнял Зусаи за плечи и поцеловал ее в щеку.

– Помоги мне взойти на стену, жена. Мы станем там вместе.

Они ушли, и чей-то голос шепнул Зибену на ухо: «Ступай с ними». Поэт обернулся, но рядом никого не было. Он вздрогнул, а голос Шаошада добавил: «Доверься мне, мой мальчик».

Зибен побежал за Талисманом и женщиной, подхватил воина под другую руку и поднялся с ними на западную стену.

– Они опять собираются, – проворчал Друсс.

Готиры на равнине строились в ряды, ожидая, когда ударит барабан. Усталые надиры на стенах тоже ждали с мечами наголо.

– Их там больше тысячи, – ужаснулся Зибен.

Забил барабан, и готиры двинулись вперед.

Зусаи оцепенела, затаив дыхание. «Положи руку ей на плечо», – велел Шаошад. Зибен повиновался, и сила камней хлынула из него, как вода сквозь прорванную плотину. Зусаи отпустила Талисмана и подошла к краю стены.

– Что ты делаешь? – ахнул Талисман. Зусаи одарила его ослепительной улыбкой.

«Она вернется», – сказал голос Шуль-сен.

Зусаи вскинула руки. Солнце с синего неба светило в полную мощь на женщину в окровавленной одежде. Подул ветер, взвеяв ее иссиня-черные волосы, и в небе с изумительной быстротой стали собираться облака – белые барашки стремительно росли и темнели, закрывая солнце. Ветер с воем обрушился на защитников. Все чернее и чернее становилось небо, и вот над святилищем прокатился гром. Молния ударила в середину готирского войска. Несколько человек упали. Копья небесного огня опять и опять били во вражеское войско, и гром грохотал в небесах.

Готиры повернулись и побежали, но молнии продолжали бить в них, швыряя людей в воздух. Ветер принес на стены запах горелого мяса. Готирские кони вырвались из загона и помчались прочь. Люди на равнине срывали с себя доспехи и бросали оружие, но все было напрасно. Зибен видел, как молния ударила в панцирь солдата. И он, и те, что были рядом, в корчах рухнули наземь.

Солнце вышло из-за туч, и женщина в белых одеждах вернулась назад.

– Мой господин в раю, – сказала она Талисману. – Я уплатила долг. – Она бессильно приникла к Талисману, и он прижал ее к себе.

Больше половины готиров на равнине лежали мертвые, остальные получили страшные ожоги.

Тучи рассеялись, и Горкай сказал:

– Эти в бой уже не пойдут.

– Зато вон те пойдут, – усмехнулся Друсс, указывая вдаль. Кавалерийская колонна перевалила через холмы и спускалась к разгромленному готирскому лагерю.

Сердце Зибена упало: больше тысячи человек ехали к святилищу по двое в ряд.

– Ну, кто хочет поменяться со мной удачей? – горестно воскликнул Нуанг.

Глава 13

Премиан перевернулся на живот, погрузив обожженные руки в холодную грязь. Молния поразила трех человек около него – теперь они были неузнаваемы. Он встал – ноги подгибались, дурнота одолевала его. Повсюду лежали мертвые и умирающие, а живые брели, пошатываясь, как пьяные.

Слева от себя Премиан увидел Гаргана – тот сидел рядом с убитым конем, охватив руками голову, и казался совсем старым. На Премиане не было доспехов – Гарган разжаловал его и приговорил к тридцати плетям за неповиновение. Только отсутствие лат и спасло его во время грозы.

Он медленно подошел к генералу. Половина лица у Гаргана обгорела до черноты. Он поднял на Премиана взгляд, и молодой человек с трудом скрыл свой ужас: левого глаза у Гаргана не было, кровь струилась из пустой глазницы.

– Все кончено, – пробормотал генерал. – Дикари победили. – Премиан стал на колени рядом с ним и взял его за руку, не зная, что сказать. – Они убили мою мать, – сказал Гарган. – Пять лет мне тогда было. Меня она спрятала под мешками. Я видел, как они насиловали ее и убивали. Я рвался помочь ей и не мог. Обмочился со страха. Потом мой сын… – Гарган испустил долгий прерывистый вздох. – Дай мне меч.

– Меч вам больше не нужен, мой генерал. Все кончено.

– Кончено? Ты так думаешь? Это никогда не кончится. Либо мы, Премиан, либо они – так было и так будет. – Гарган накренился на правый бок. Премиан подхватил его и уложил на землю. – Я слышу лошадей, – прошептал генерал и умер.

Премиан увидел едущих к нему кавалеристов и встал. Их командир посмотрел сверху на мертвого Гаргана.

– У меня имеется приказ о его аресте и немедленной казни. Хорошо, что он скончался сам. Я глубоко его уважал.

– Арест? Но в чем его обвиняли? – спросил Премиан.

– Ты кто?

– Мое имя Премиан, генерал.

– Это хорошо. Относительно вас тоже есть указания. Вы должны принять командование над уланами и вернуться в Гульготир. – Генерал оглядел с седла картину хаоса. – Боюсь, у вас немного осталось людей. Что здесь произошло?

Премиан вкратце рассказал ему и спросил:

– Должны ли мы продолжать штурм, генерал?

– Штурм святилища? О небо, разумеется, нет! Сколько храбрых солдат погибло напрасно. Не знаю, что за блажь толкнула Гаргана на столь безумное предприятие.

– Я полагаю, он действовал по приказу.

– Все прежние приказы отменяются, Премиан. У нас новый император. Безумец мертв – убит собственной гвардией. В Гульготире вновь воцарился разум.

– Слава Истоку, – с чувством сказал Премиан.

Друсс, Талисман и прочие защитники увидели со стен святилища, как из разоренного вражеского лагеря медленно выехал всадник – без доспехов, с серебристыми, сверкающими на солнце волосами.

– Ядра Шемака, да это же Майон! – воскликнул Зибен. – Как грациозно он держится в седле – ни дать ни взять мешок с морковкой.

– Кто такой Майон? – спросил серый от боли Талисман.

– Дренайский посол. Вели своим людям не стрелять в него.

Талисман отдал приказ. Майон подъехал ближе с явным испугом и окликнул:

– Хо, Друсс! Я безоружен и послан к вам как герольд.

– Никто не тронет вас, посол. Сейчас мы спустим веревку.

– Мне и здесь хорошо, благодарю, – дрожащим голосом заверил Майон.

– Вздор, – ответил Друсс. – Наше гостеприимство широко известно, и мои друзья почтут себя оскорбленными, если вы не подниметесь к нам.

Веревку спустили. Посол спешился, скинул на седло свой небесно-голубой плащ, и его втащили на стену. Друсс представил его Талисману:

– Это один из надирских царей – очень важная персона.

– Счастлив познакомиться с вами, – сказал Майон.

– Какие слова враг поручил передать нам? – спросил Талисман.

– Здесь нет ваших врагов, мой господин. Битва окончена. Кавалерия, которую вы видите перед собой, послана арестовать изменника Гаргана. Командующий ею генерал Каскар просил меня заверить вас, что никаких враждебных действий больше не последует и ни один готирский солдат не войдет в святилище. Вы и ваши люди вольны остаться или уйти, как пожелаете. Новый император не считает ваши действия против изменника Гаргана преступными.

– Новый император? – перебил Друсс.

– Да. Безумец убит двумя своими же гвардейцами. В Гульготире установлен новый порядок. Сердце радуется при виде того, что происходит в городе, Друсс. На улицах поют и танцуют. Правительство нового императора возглавил благороднейший и образованнейший человек. Его имя Гарен-Цзен, и он, как говорят, давно уже готовил свержение Бога-Короля. Он очаровательный собеседник и тонкий дипломат. Мы с ним уже подписали три торговых соглашения.

– Стало быть, мы победили? – сказал Зибен. – И будем жить?

– Я полагаю, это исчерпывающе объясняет положение дел. Еще одно, Друсс, мой друг. – Посол отвел Друсса в сторону. – Гарен-Цзен просил меня поговорить с вами о неких камнях, которые здесь будто бы спрятаны.

– Нет тут никаких камней. Только старые кости да свежие мертвецы.

– Но ведь вы… обыскали гроб, не так ли?

– Да. И ничего. Сказки все это.

– Ну что ж… Думаю, это не столь уж важно. – Посол поклонился Талисману. – Генерал Каскар привез с собой трех лекарей и предлагает предоставить ваших раненых их заботам.

– У нас есть свой хороший лекарь, однако поблагодарите генерала за его доброту. Мы не останемся в долгу: пусть он подгонит сюда свои повозки, и я велю наполнить бочки водой.

Друсс и Горкай спустили Майона обратно. Посол помахал им с седла и потрусил назад к лагерю.

Талисман без сил опустился на стену.

– Мы победили, – сказал он.

– Да, парень, – но дорогой ценой, – ответил Друсс.

– Ты человек, каких мало, Друсс. Благодарю тебя от имени всех моих людей.

– Вернись-ка ты лучше в лазарет, и пусть наш выдающийся лекарь займется тобой.

Талисман улыбнулся и, опираясь на Зусаи и Горкая, сошел со стены. Во дворе кучками стояли надиры, толкуя оживленно о недавних событиях. Лин-цзе смотрел на них с бесстрастным лицом, но глаза его были печальны.

– Что-то не так? – спросил его Зибен.

– Гайину этого не понять, – проговорил Лин-цзе и отошел прочь.

– О чем это он, Друсс?

– Они снова разбились по своим племенам. Единству пришел конец. В бою они держались вместе, а теперь снова разбрелись, как водится у надиров. Ох и устал же я, поэт. Увидеть бы снова Ровену, дохнуть горным воздухом. Небо, сладок горный ветер, летящий над зелеными лугами и соснами.

– Ты прав, старый конь.

– Но сначала в Гульготир. Я должен повидать Клая. Отдохнем пару часов – и в дорогу.

– Ниоба поедет с нами. Я хочу жениться на ней, Друсс, – дать ей детей и железное ведерко для угля.

– Именно в таком порядке? – хмыкнул Друсс.

Зибен вернулся в лазарет. Талисман крепко спал. В боковой каморке поэт нашел клочок пергамента, перо, подлил воды в высохшую чернильницу и написал краткое послание. Просушив чернила, он сложил пергамент вчетверо, вернулся к Талисману и вложил свое послание в бинты у него на груди, а после с помощью Глаз Альказарра исцелил раненого окончательно.

Зибен обошел всех раненых одного за другим, исцеляя их раны и погружая в сон.

С порога он оглянулся назад, удовлетворенный. Много людей погибло, защищая это святилище, – но есть много других, в том числе и Талисман, которые погибли бы, если бы не он. Эта мысль радовала поэта.

Он посмотрел на стену, где, растянувшись, спал Друсс, поднялся туда и вылечил его тоже.

Лин-цзе и его Небесные Всадники разбирали стену за воротами. Зибен сел, наблюдая за ними. Небо сияло синевой, и даже горячий ветер был приятен.

«Я жив, – думал Зибен. – Жив и влюблен. Если и есть на свете чувство лучше этого, мне оно не известно».