Текст книги "Черная Луна"

– Но мы совсем не такие, как дароты! Этого не может быть!

Олтор вздохнул.

– В глубине души, Дуво, ты знаешь, что я прав. Воображение вашей расы ограничено самыми примитивными желаниями. Алчность, похоть, зависть – вот что движет человечеством. Оправдывает вас лишь то, что в каждом мужчине и в каждой женщине есть зерно любви, радости и сострадания. Однако же этому зерну не дано прорасти в плодородной почве. Оно обречено бороться за жизнь в угрюмых скалах вашей, человеческой души. Эльдеры в конце концов поняли это. И вот они здесь, вокруг нас – недвижные, живые, но не живущие.

– Но я думал, что это лишь застывший миг времени! – воскликнул Дуводас. – Я думал, ты открыл Завесу в прошлое!

– Нет, мой друг, хотя это и вправду застывший миг – но не прошлого, а настоящего. Мы внутри Жемчужины.

Дуво вдруг понял, что у него нет слов, чтобы выразить свои чувства. Молча озирал он безмолвные здания и застывших, как изваяния, эльдеров.

– Вместо того чтобы сражаться и убивать, – продолжал Первый Олтор, – они предпочли сокрыться от мира. Лишь один престарелый провидец остался снаружи, дабы унести Жемчужину в безопасное место. И погиб.

– Чем я могу помочь эльдерам? – спросил Дуво. – Как мне их вернуть?

– Прежде всего отыщи Сарино и Жемчужину, а затем принеси ее на вершину самой высокой горы в окрестностях Эльдерисы. Положи Жемчужину на вершине, а сам взберись на Близнецы. И тогда – сыграй Гимн Творения. Ты знаешь его – Раналот тебя научил.

– Да, знаю. Но я уже был здесь раньше. И не смог отыскать магию в этих скалах.

– И все же, если хочешь вернуть эльдеров, – попытайся.

Брун глубоко, судорожно вздохнул и проснулся. Сев на полу, он посмотрел на олтора.

– Ты… ты уже не со мной, – с неподдельным испугом проговорил он.

– Часть меня всегда будет с тобой, Брун. А теперь нам пора прощаться.

Озобар был мужчина крупный, и тощие лестницы, которые вели на крышу казармы, не внушали ему особого доверия. И все же он упорно карабкался наверх, не желая, чтобы его творение устанавливали на место всякие там невежи. Добравшись до крыши, он отступил на шаг и придирчивым глазом осмотрел работу четверых плотников, которые стояли тут же, ожидая его оценки. Они сколотили большую ровную платформу из сшитых крест-накрест досок, опорой которым служили четыре массивные балки. Озобар поднялся на платформу, походил по ней, старательно топая ногами. Платформа была сколочена на совесть и превосходно выровнена. Вполне удовлетворенный, Озобар взял кусок веревки и подозвал одного из плотников.

– Придержи-ка веревку вот здесь большим пальцем, – велел он, положив один конец веревки в самом центре платформы. Вытянув веревку во всю ее длину – пять футов, Озобар взял кусочек мела и вычертил на платформе круг десяти футов в поперечнике. Плотник с любопытством смотрел, как оружейный мастер укоротил веревку на три дюйма и вычертил второй круг. Затем Озобар сунул веревку в карман и подозвал к себе плотников.

– Я хочу, чтобы между этими кругами были просверлены дыры в три дюйма глубиной и на расстоянии в четыре дюйма друг от друга. Ни на дюйм больше или меньше.

– А для чего эти дыры? – спросил старший плотник.

– Для колышков, – кратко ответил Озобар. – Мне нужно, чтобы эта работа была закончена к полудню, когда привезут желоба.

Затем оружейный мастер отошел туда, где соорудили систему блоков и канатов. Озобар сам спроектировал эту систему так, чтобы она выдерживала тройной вес снаряда, – и все равно до сих пор перебирал в мыслях свои расчеты, возможные проблемы и способы их решения. Пройдясь еще раз по крыше, он оглядел местность за северной стеной. Озобар уже знал, что отсюда до того места, где дароты скорее всего поставят свою катапульту, четыреста ярдов, до второй катапульты – триста семьдесят пять, до третьей – триста пятнадцать. Весной в этих краях преобладают юго-восточные ветры – однако не всегда. Учитывая то, что им надлежит добиться небывалой точности стрельбы, ветер вполне может оказаться помехой.

На стене, футах в шестидесяти к северу, Озобар заметил Карис. Она разговаривала с несколькими офицерами и старым солдатом по имени Неклен. Заметив Озобара, Карис помахала ему рукой и улыбнулась. Мастер ответил беглым кивком и отвернулся. Может ли он построить катапульту? Может ли слепец мочиться в темноте? До чего же раздражает его эта женщина!

Тут в Озобаре проснулось врожденное чувство справедливости, и он усовестился своей грубости. Не вина Карис в том, что она, как большинство людей, не может разглядеть его гениальности. Такое в порядке вещей. Озобару порой казалось, что мир битком набит тупицами с недостатком воображения. «Почему в мире так много дураков?» – спросил он как-то своего отца.

«Видишь ли, сынок, дураки правят миром, оттого-то они и процветают. Людей творческих редко ценят по заслугам, и я боюсь, что ты и сам скоро в этом убедишься».

Как же он оказался прав! В свои тридцать пять Озобар не раз был свидетелем того, как недоумки презирают его изобретения, а мудрецы насмехаются над его трудами. Только сейчас, когда Кордуину грозит великая опасность, эти тупицы явились к нему на поклон. И ради чего? Ради созданного им насоса или же чертежей по благоустройству канализации? Ради водяного фильтра? Нет, им нужны доспехи, арбалеты и гигантские катапульты. Наглость – это про них еще мягко сказано.

– Сударь, – окликнул его, подойдя, старший плотник, – какого размера должны быть эти дыры в поперечнике?

– Дюйма вполне достаточно.

– Тогда мне придется послать за новыми сверлами. Придется ждать.

– А какого размера сверла у вас есть?

– Три четверти дюйма, сударь. И полным-полно колышков того же размера в поперечнике.

Озобар задумался. Колышки должны крепко держать колеса катапульты в желобах, которые позволяют разворачивать орудие в любую сторону. Во время выстрела катапульта с изрядной силой откатывается назад, загоняя колеса между рядами колышков. Смогут ли колышки в три четверти дюйма выдержать этот толчок? Может быть, лучше сделать железные колышки? Это было бы довольно просто. Впрочем, железные колышки могут разбить дыры.

– Так что же, сударь?

– Ладно, возьмите трехдюймовые. Только углубите дыры, чтобы, если колышек сломается, его можно было выбить из гнезда и вставить новый.

– Слушаюсь.

Старший плотник ушел. Озобар услышал, как кто-то окликает его, и, свесившись с крыши, взглянул на улицу. Там стояла повозка с первой дюжиной из заказанных им глиняных снарядов. Снаряды были аккуратно уложены в соломе. Озобар разозлился не на шутку. Их же должны были привезти только после обеда! К тому же еще не готов холщовый навес для снарядов.

Пару минут спустя Озобар уже кипел от гнева: обслуга блоков катапульты, торопясь закончить работу, разбила о стену казармы один из снарядов.

В следующий час оружейный мастер метался по всей крыше, проверяя работу подчиненных. Глиняные снаряды бережно сложили у западного края крыши и накрыли холстом. Круглые железные желобы прибыли вскоре после обеда, и Озобар самолично пристроил их на место. Уже начинало смеркаться, когда привезли первые части самой катапульты. Озобар лично наблюдал за их подъемом, затем приказал зажечь лампы, чтобы работу можно было продолжать и после наступления темноты.

К полуночи катапульта была наконец собрана и установлена. Громадная бронзовая ложка матово блестела в свете ламп. Озобар сам развернул орудие вправо – и колеса жалобно взвизгнули. Тогда он щедро смазал оси. Теперь катапульта поворачивалась беззвучно.

– Что ж, надеюсь, что эта штука будет работать, – заметил старший плотник – тонколицый, с дурацкой, словно приклеенной ухмылкой.

Озобар сделал вид, что не расслышал его, но потом усмехнулся. Ему живо представилось, как этот человечишка восседает в объемистой бронзовой ложке катапульты. Бац – и вот он уже полетел вверх тормашками через стену.

Пошел снег. Озобар велел прикрыть катапульту просмоленной парусиной и, рискуя жизнью, спустился по чахлым лестницам с крыши.

Пройдясь по городу, он заглянул в какую-то таверну и наскоро перекусил, а затем прошагал еще полторы мили до своей мастерской. Брек, его помощник, кряжистый широкоплечий парень, беседовал с Форином и женщиной-генералом Карис.

Озобар подошел к кузнечному горну и протянул ладони к его огнедышащей пасти.

– Все готово? – спросил он у чернобородого Брека.

– По большей части собрано, Оз. Только к шлему нужно еще кое-что добавить.

– Тогда начнем, – решил Озобар. И, сообразив, что даже не поздоровался с гостями, учтиво поклонился Карис:

– Прошу, генерал.

Карис прошла в дальнюю кладовую. Там, на деревянной распялке, красовалась причудливого вида кираса из полированного железа – с массивными наплечниками и высоким круглым воротом. Брек принес огромный шлем и водрузил его на распялку поверх кирасы.

– Похоже на здоровенного жука, – хохотнул Форин.

– Надень это, – сказала Карис.

– Ты что, шутишь?

– Нисколько. Надень это.

Форин шагнул к распялке. Брек снял шлем, поднял с распялки кирасу и водрузил ее на Форина. Великан и так был широкоплеч, а массивные наплечники и вовсе придавали ему богатырский вид. Брек закрепил по бокам кольчужную сетку.

– А теперь шлем, – сказала Карис.

Брек надел на голову Форина большой конический шлем и прикрепил его к вороту. В узкой прорези шлема зеленые глаза Форина искрились неподдельным весельем.

– Я, должно быть, выгляжу совсем по-дурацки, – донесся из-под шлема его гулкий приглушенный голос.

– И это тебе к лицу, – заметил Озобар.

– Что он там сказал? В этой треклятой штуке ничего не слыхать.

Озобар извлек из-за горна тяжелый двуручный меч, замахнулся – и что есть силы наискось рубанул по шлему. Форин зашатался и едва не упал, но тут же с ревом бросился на мастера. Озобар нанес еще один удар. На сей раз меч раскололся пополам.

– Сними шлем, – приказал Озобар помощнику. Брек взобрался на скамью и осторожно снял с Форина шлем.

– Ах ты, сукин сын! – тут же заорал Форин. – Да я тебя…

– Ты жив, болван! – огрызнулся Озобар. – Если б на тебе не было этих доспехов, я бы снес тебе голову с плеч. Не знаю, насколько сильны дароты, но я человек довольно сильный – а ведь на металле не осталось даже зазубрины!

– Он прав, – сказала Карис. – Как тебе эти доспехи?

– Чертовски тяжелые. И к шлему нужен подшлемник, а то мне казалось, что я застрял внутри городского колокола. У меня до сих пор в ушах звенит. И, кстати, надо сделать прорези для глаз не только впереди, но и по бокам. Шлем не поворачивается вместе с головой, а нам нужно видеть, что делается сбоку.

– Над этим уже работают, – сказал Озобар. – Брек ведь уже говорил вам, что к шлему надо кое-что добавить. Впрочем, я доволен этим доспехом, и если генерал одобрит, то оружейные мастерские сегодня же начнут изготовлять подобные доспехи.

– А как насчет защиты рук? – спросил Форин.

– Я разрабатываю систему перекрывающих друг друга щитков, – ответил Озобар. – Первый комплект будет готов к началу следующей недели. Главная проблема сейчас – как прикрыть локти, но я что-нибудь придумаю. Как вам новые секиры?

Форин пожал плечами.

– Вначале я думал, что с ними вообще невозможно управиться, но мы понемногу приноровились. День ото дня у нас получается все лучше. Почему ты сделал лезвия такой странной формы? Они смахивают на крылья бабочки.

– Именно так я и задумывал, – сказал Озобар. – Обычные лезвия – в форме полумесяца – плохи тем, что когда секира врубается в тело, лезвие может зацепиться за ребра. Новая форма лезвия исключит такую возможность. Надеюсь, вы уже заметили, что лезвия заточены по всему краю, и таким образом секиру можно использовать как колющее оружие.

– Секира не может быть колющим оружием, – возразил Форин.

Вместо ответа Озобар взял со скамьи черный топорик с короткой рукоятью. Замахнулся им, как копьем, – и вдруг со всей силы метнул в дверь. Лезвие топора глубоко врубилось в дерево. Озобар распахнул дверь, и все увидели, что с другой стороны торчат из дерева два стальных острия – точь-в-точь лезвия кинжалов.

– Мой топорик, – сказал Озобар, – тоже колющее оружие. Чтобы это понять, надо обладать хоть малой толикой воображения.

– Превосходный довод, Оз, – кивнула Карис. – И доспехи, которые ты сделал, на мой взгляд, достойны восхищения.

Сокращенную форму имени Озобара дозволялось употреблять только нескольким самым близким друзьям, и вначале он едва не взвился от такой фамильярности… но тут же обнаружил, что ему крайне нравится, как Карис произносит его имя. Покраснев до ушей, мастер пробормотал какую-то банальность. Карис улыбнулась, поблагодарила его и Брека за любезность и вместе с Форином вышла из мастерской.

Брек понимающе ухмыльнулся.

– Посмей только слово сказать! – предостерег его Озобар.

– Да ни в жизнь! – отозвался тот.

Снаружи царила оттепель, и снег превратился в жидкую грязную кашу.

– Остались считанные недели, – пробормотала Карис.

– Да уж, – согласился Форин. – Вид у тебя усталый, Карис. Тебе бы поспать.

Карис хихикнула.

– А знаешь, ты был прав. Ты действительно смахивал на здоровенного жука.

После этих слов воцарилось молчание. Карис отчаянно не хотелось расставаться с зеленоглазым великаном, да и он, похоже, испытывал те же чувства.

– Что ж, увидимся завтра, – наконец сказала она.

– Завтра уже наступило, – заметил Форин. Карис пожала плечами и пошла прочь. Форин тихонько окликнул ее. Она на миг замерла, потом пошла дальше. Чтоб ему провалиться, этому зеленоглазому! И почему он никак не выходит у нее из головы?

Из проулка вдруг вынырнул большой черный пес и как ни в чем не бывало затрусил рядом с Карис. Женщина-воин остановилась и поглядела на непрошеного спутника.

– Куда это ты собрался? – осведомилась она. Пес наклонил крупную голову и искоса глянул на нее. Присев на корточки, Карис погладила его по косматой макушке, потом провела ладонью по спине – как оказалось, довольно костлявой. Из темноты вынырнул человеческий силуэт, и Карис схватилась за кинжал.

– Этого не надо, – сказал старик, – я человек безобидный. – На скрюченной от возраста и ревматизма спине он с трудом волок вязанку хвороста.

– Поздновато для гуляния, – заметила Карис.

– В доме у меня слишком холодно, вот я и решил пощипать немного изгородь у богатого соседа. – Старик одарил ее беззубой ухмылкой и, глянув на пса, сообщил: – Его звать Ворюга.

– Это твой пес?

– Да нет, ничейный. Живет сам по себе и кормится тем, что ловит крыс. Ворюга здорово разбирается в людях. Нюхом чует доброе сердце.

– На сей раз нюх его обманул, – отозвалась Карис.

– Вот не думаю, – убежденно заявил старик. – Ну да ладно, я здорово продрог, так что спокойной ночи.

С этими словами он шмыгнул в темный проулок. Карис пошла дальше, а пес все так же трусил рядом с ней.

У дворцовых ворот Карис помахала рукой стражникам и направилась в свои покои. Прошло несколько часов с тех пор, как слуга развел огонь, и угли в очаге еще отливали тускнеющим багрянцем. Черный пес по кличке Ворюга тотчас ринулся к очагу и блаженно вытянулся на коврике, поближе к теплу. На столе стояло накрытое крышкой блюдо. Приподняв ее, Карис увидела ломоть солонины, большой кусок сыра и каравай хлеба – и вдруг поняла, что страшно проголодалась. Она села к столу, и Ворюга немедленно оказался рядом с ней, умильно уставился на нее влажными карими глазами.

– Да вы попрошайка, сударь, – заметила Карис. Пес с готовностью склонил голову набок. Карис отдала ему мясо, а сама как следует закусила сыром и хлебом. Ворюга не сводил с нее глаз, покуда не исчез последний кусочек еды, а тогда с независимым видом вернулся на коврик у очага. Карис подбросила в огонь остатки угля и устало побрела в спальню.

Задув лампы, она разделась и нырнула под одеяло. И тут из гостиной донесся оглушительный рык. Отбросив одеяло, Карис помчалась в гостиную – и застала душераздирающую сцену. Вент с ножом в руке прижался к стене, а перед ним, грозно оскалив зубы, замер громадный черный пес.

– Ко мне! – крикнула Карис.

– Это ты кому? Мне или этой тварюге? – раздраженно вопросил Вент. Карис хихикнула. Ворюга не двинулся с места. Карис подошла к нему и, опустившись на колени, погладила по голове.

– Этот человек, разбойник ты блохастый, мой друг. Так что и не вздумай перегрызть ему горло.

Она похлопала зверя по макушке и, взяв Вента за руку, увела его в спальню.

– Тебя-то мне и не хватало, – сказала она.

Минуты и не прошло, как они оба уже сбросили с себя одежду. Увлеченная бурными ласками, Карис вдруг обнаружила, что Вент как-то странно замер.

– Что случилось? – прошептала она.

– Треклятая тварь на меня смотрит, – шепотом ответил он. Карис повернула голову – и увидела, что Ворюга положил передние лапы на постель и едва не тыкается носом в лицо Вента. Это было уже чересчур, и Карис звонко расхохоталась.

Вент бессильно рухнул рядом с ней.

– Похоже, я ему не нравлюсь, – пробормотал он.

– В следующий раз принеси с собой мяса. Я подозреваю, что Ворюгу очень легко подкупить.

– В жизни не видал более уродливого пса. Где ты его подцепила?

– Это он меня подцепил.

– Одного у тебя не отнимешь, Карис, – твое обаяние просто неотразимо для мужского пола.

Ветер выл меж иззубренных скал, хлестал мокрым снегом по стылым склонам утесов. Замерцал лиловый свет – и на безлюдной тропе, где мгновение назад было одно только сухое дерево, возникли двое мужчин.

Тарантио сразу метнулся вперед и нырнул под скальный карниз, спасаясь от ледяных уколов мокрого снега. Дуводас без колебаний последовал за ним.

– Это, должно быть, та самая гора, – сообщил он.

– Должен сказать, Певец, что я не слишком-то верил в твои россказни. Иначе бы крепко подумал, прежде чем очертя голову отправляться в это путешествие.

Дуво глянул на небо – его заволокла густая пелена туч, и оттого здесь, внизу, царила почти непроглядная мгла. Затем между туч ненадолго выглянула луна, и в этот краткий миг путники успели заметить очертания монастыря, прилепившегося к склону горы – высоко, почти у самой вершины.

– Долго же нам подниматься, – заметил Тарантио, – да еще и промерзнем до костей.

Дуво закрыл глаза, и тело его вмиг окуталось теплом, охватившим и Тарантио. Тогда они встали и начали подъем. Хотя они согрелись, все равно идти по тропе было не слишком-то приятно – мокрый снег над ними превратился в проливной дождь, и оба путника за считанные минуты промокли насквозь.

Тропа заметно сужалась, и Дуводас поскользнулся. Тарантио успел ухватить его за руку. Одно лишь страшное мгновение Дуводас висел на краю пропасти, но долго еще не мог унять бешено колотящегося сердца.

– Иди со стороны склона, – предложил Тарантио. Дуводас благодарно взглянул на него. Они поменялись местами и двинулись дальше. Ветер ярился все сильнее, каменистая тропа под ногами была неверной и скользкой. Разговаривать было невозможно, и путники, упрямо наклонив головы, чтобы ветер не хлестал в лицо, брели и брели вперед.

Увы, заклятие тепла было бессильно против ветра, и скоро на одежде у них начал намерзать лед. Мысли Дуво путались; внезапно он остановился и сел.

– Ты что это творишь, прах тебя побери? – заорал Тарантио, возвышаясь над ним.

– Я, пожалуй, немножко посплю.

– Ты что, спятил? Замерзнешь!

Глаза Дуво сами собой закрылись. Тогда Тарантио мокрой от дождя ладонью наотмашь хлестнул его по лицу. Резкая боль ненадолго перемогла сонливость, и Дуво, приняв руку Тарантио, рывком поднялся на ноги. За это время ветер превратился в бурю, его порывы хлестали путников, словно жгучим бичом, швыряли их на скальный склон, превращая и без того нелегкий подъем в бесконечный кошмар. Крепко держась за руки, Тарантио и Дуводас упорно брели все дальше и наконец, одолев поворот, оказались в глубоком ущелье, в котором ветру было не разгуляться. Невозможно было описать словами, какое они испытали облегчение. Привалившись спиной к стене ущелья, Дуводас снова сотворил заклятие тепла. Потом он обнял Тарантио, и путники, продрогшие до мозга костей, долго стояли так, наслаждаясь теплом. Лед, намерзший на их одежду, скоро растаял.

– Мы, должно быть, уже близко, – дрожащим голосом проговорил Дуво.

– Что ж, будем надеяться, что монахи откроют нам ворота.

– Почему же не откроют? – вяло спросил Дуводас.

– В этакую бурю нас могут попросту не услышать. Бьюсь об заклад, что все они сейчас мирно дрыхнут в теплых постельках. Подожди-ка здесь. Я проверю, много ли нам осталось идти.

Он ушел в темноту, а Дуво без сил опустился на каменистую тропу. От его одежды исходил пар, и тепло, окружавшее его, становилось все приятней, заманчивей… Дуво лег прямо на камни и уснул. Через несколько минут, когда вернулся Тарантио, Дуво уже совсем закоченел – заклятие тепла держалось, только покуда он бодрствовал. Тарантио принялся немилосердно его трясти, и Дуво наконец проснулся. Дрожа всем телом, он попытался восстановить заклятие. Тарантио сел рядом с ним.

– Клянусь богами, ну и дурак же ты! – прошипел воин.

– Я… мне… мне очень жаль…

– А уж как я бы жалел, если бы не смог вернуться в Кордуин!

– Ты нашел монастырь?

– Да. До него отсюда примерно двести шагов. Дорога, правда, паршивая – узко и сплошной лед. Лучше нам пока остаться здесь и двинуться дальше уже утром.

– Я не смогу выдержать столько без сна.

Тарантио острием кинжала кольнул его в шею.

– Если и заснешь, я живо сумею тебя разбудить.

Изнуренному донельзя Дуводасу показалось, что эта ночь длилась бесконечно, и когда над ущельем наконец занялась робкая заря, он испытал такой восторг, словно родился заново.

– Что известно об этом монастыре? – спросил Тарантио. Это были первые слова, которые он произнес за всю ночь.

– Немного. Я навел справки о нем в библиотеке Кордуина. Монастырь был выстроен много веков назад священниками Истока. Теперь он принадлежит секте, которая именует себя Несущими Откровение. Они утверждают, что близится конец света.

– Может, они не так уж и неправы, – мрачно заметил Тарантио. – Ну да будем надеяться, что в этом монастыре заведено рано вставать.

Путники устало поднялись и побрели по ущелью. Перед узким скальным уступом, который вел к воротам монастыря, Дуво остановился как вкопанный. Уступ был примерно в сто шагов длиной, весь покрытый льдом, да еще наклонный. Слева от него зияла пропасть.

– Как думаешь, здесь высоко? – спросил Дуво.

– Тысяча футов, – ответил Тарантио, – а может, и больше. Какое нам до этого дело? Можно упасть с высоты в сто футов и разбиться всмятку. Отсюда разве что лететь дольше.

– Я не смогу пройти по этому уступу, – сказал Дуво.

– Ступай впереди. Если оступишься, я тебя подхвачу.

– Нет.

Дейс бесцеремонно сгреб Дуво за грудки и прижал его к скале.

– Слушай, ты, жалкий сукин сын! Ты проволок меня через полмира жалостливой сказочкой об освобождении эльдеров и усмирении даротов! А теперь, только стало чуточку поопасней – и ты уже штанишки намочил? Не выйдет! Или ты идешь – или чем угодно клянусь, что я сброшу тебя в эту треклятую пропасть!

– Не всякий может похвалиться твоей отвагой, – сказал Дуводас, – но я все же попытаюсь пройти по этому уступу. Не потому, что ты грозил убить меня, но потому, что ты прав. Мы должны отыскать Жемчужину, и это куда важнее, чем моя жизнь.

Тарантио разжал руки и выпустил его.

– Иди медленно, прижимайся к скале. Если поскользнешься, падай на живот. Не пытайся удержаться на ногах.

Дуво сделал глубокий вдох и уже хотел было шагнуть на уступ, но тут из монастыря донеслось отдаленное пение. И тут же в лицо ему ударил вал тепла. Впереди, на уступе начал таять лед. Жар казался уже почти нестерпимым, и путники повернулись к нему спиной. И обнаружили, что тепло уже катится дальше по ущелью.

– Этим людям ведома магия земли! – восхищенно проговорил Дуводас. – Они расчищают нам путь!

Волна жара прошла мимо них и двинулась дальше. Дуво без труда пробежал по уступу и почти взлетел по пологому склону к самым воротам монастыря. Тарантио последовал за ним.

– Они послали тепло не для нас, – сказал он. – Если б монахи и вправду хотели нам помочь, жаркая волна не пошла бы дальше того места, где мы стояли. И потом, они все еще поют.

– Меня это не заботит, – счастливо улыбнулся Дуводас. – Главное – что мы добились своего. Мы дошли, Тарантио!

С этими словами он замолотил кулаком по воротам. Вскоре заскрипел засов, и ворота открылись. Перед путниками стоял почтенного вида старец в белоснежной монашеской рясе. Старец ласково улыбался, карие глаза светились добротой.

– Кто вы? – спросил он. – Что вы делаете здесь?

– Можно нам войти? – спросил Тарантио. – Ночью мы продрогли до костей и теперь не отказались бы поесть горячего.

– Да, конечно! Входите.

И почтенный монах отступил, пропуская путников. Когда они вошли, он запер ворота и повел Дуво и Тарантио через небольшой внутренний двор к монастырскому зданию. Поднявшись по лестнице на третий этаж, они долго шли по коридору и наконец оказались в трапезной. На кухне мыл посуду еще один монах. Слитное пение теперь казалось глуше, но все равно можно было различить, что исходит оно глубоко из-под земли.

– И еще раз доброе тебе утро, брат Немас, – приветливо обратился старый монах к своему собрату. – У нас два гостя. Осталась ли еще похлебка?

– Истинно так, брат. Эти люди хотят присоединиться к нам?

– Если и так, то теперь уже поздно, – отвечал старец. – Однако же мы по крайней мере можем накормить их горячей пищей, прежде чем они вернутся назад, к проклятым.

В железной плите у дальней стены жарко и весело пылал огонь. Тарантио подошел к печи, погрел озябшие руки и отошел к окну, из которого открывался вид на внутренний двор и ворота. Старый монах поставил на стол две миски с дымящейся похлебкой, и Дуводас поблагодарил его.

– Мы ищем здесь человека по имени…

– Карио, – вдруг перебил его Тарантио. – Юношу, которого отправили присоединиться к вам. Он вам не встречался?

– Карио? Нет, я уверен, что у нас нет послушника с таким именем. Впрочем, даже если б он и пришел сюда, мы бы все равно отправили его назад. Теперь, когда настали последние дни, у нас нет нужды в новых послушниках. Скоро скверна этого мира будет выжжена дотла, и Несущие Откровение станут править землей, как то предсказал наш пророк. Не страшитесь, братья мои, ибо мы будем править мудро и милосердно, и мир превратится в цветущий рай. Мне очень жаль, что ваше путешествие было напрасным.

– Мы благодарны вам за гостеприимство, – сказал Тарантио. – И вдвойне благодарны за то, что вы послали нам навстречу заклятие тепла.

– Не для вас мы совершили сие, друг мой, однако же я рад, что вам были во благо плоды нашего труда. Сюда идут Слуги Божьи, и мы желали оказать им любезный прием.

– Слуги Божьи? – переспросил Дуводас.

– Те, кто исполняет Его желания. Очистители. Дарители Огня и Разрушения. Как гласит Святое Слово: «Мечи их вспашут города, копья их проредят армии. Содрогнутся крепостные стены и рухнут от грохота копыт их коней».

– Дароты, – сказал Тарантио.

– Истинно так, – дружелюбно согласился старец. – Слуги Божьи. Ваша похлебка стынет. Ешьте. Отдыхайте.

Тарантио сел за стол и принялся есть, макая в похлебку ломоть хлеба. Варево оказалось жидкое и безвкусное.

– Похлебка превосходна, – сказал он вслух. – Скажи мне, брат, почему идут сюда Слуги Божьи?

– Мы отправили к ним посланника – дабы знали они, что не все в этом мире поражены злом. Мы изловили одного из их злейших врагов – коварного Сарино. Адским огнем изничтожил он многих Слуг Божьих, а затем бежал. Мы поймали его – и теперь он ждет суда Слуг Божьих.

Подземное пение стихло, и словно в ответ ему у ворот раздался гулкий грохот.

– А, вот и они! – воскликнул старец. – Теперь я вас покину. Надлежит мне со всей братией приветствовать Слуг Божьих.

И уже не Тарантио, а Дейс вскочил из-за стола и преградил путь монаху.

– Где держат Сарино? – спросил он.

– Отчего желаешь ты это знать?

– Мы пришли освободить его, – ответил Дейс.

– Так вы Рабы Нечестивого? – старец отшатнулся. – Я вам ничего не скажу.

Дейс выхватил метательный нож, затем вдруг резко крутнулся – и метнул нож в горло монаха, возившегося в кухне. Монах зашатался и рухнул, исчезнув из виду. Тогда Дейс вынул второй нож и угрожающе шагнул к старцу.

– Еще как скажешь, старый дурень! И немедленно!

– Сарино в башне, – проскулил старец. – Молю, не убивай меня!

Дейс вернул нож на место и махнул рукой.

– Иди, – сказал он холодно. – Встречай своих гостей.

Монах поспешно шмыгнул мимо него – и тут кулак Дейса взлетел и с силой опустился на дряблую старческую шею. Громко хрустнули кости.

– Пошли, – сказал Дейс Дуводасу.

– Зачем ты убил его? – возмутился Дуво.

– Посмотри в окно, – велел Дейс, и Дуводас послушно выглянул наружу. Ворота были распахнуты, и во внутренний двор монастыря въезжали десятка два конных даротов.

– Как думаешь, останется ли здесь к ночи хоть один живой монах?… А теперь пошли искать Сарино.

С тяжелым сердцем Дуводас последовал за Дейсом. Выйдя из трапезной, они побежали по коридору, потом в несколько прыжков одолели лестницу наверх. Наверху оказался другой коридор, который вывел их к винтовой лестнице.

– Этот монастырь похож на кроличью нору, – проворчал Дейс. – Понятия не имею, где мы находимся. Остается лишь надеяться, что эта дорога ведет в ту самую башню.

Они взбежали по лестнице – и оказались перед запертой на засов дверью. Распахнув ее, Дейс шагнул внутрь – но комната оказалась пуста. Дейс выругался и подбежал к окну. Из него были видны еще три башни.

– А ты не можешь отыскать Сарино магией?

Певец покачал головой.

– Нет, не могу – однако заметил ли ты, что лишь в одной из этих башен, напротив нас, окно забрано решетками? Вопрос только в том, как туда добраться.

– Ну, это-то как раз просто, – отозвался Дейс и, распахнув окно, выбрался на узкий подоконник. До земли отсюда было около шестидесяти футов, но под самым окном, справа тянулся парапет, соединявший все четыре башни. Дейс напрягся всем телом – и прыгнул через пустоту. Дуводас сделал глубокий вдох и тоже выбрался на подоконник. Зажмурился, оттолкнулся… и Дейс едва успел подхватить его, оттащил подальше от края парапета. Затем они пробежали вдоль парапета, нырнули в низкую дверцу и, проскочив узкий коридор, по винтовой лестнице поднялись на вершину башни.

Там они отперли дверь и, войдя в комнату, увидели, что в углу на тощем тюфяке лежит человек. Левая половина лица у него была выжжена почти до костей, пустая изуродованная глазница сочилась гноем, волосы сгорели начисто. Человек был без сознания.

– Похоже, он не жилец, – заметил Дейс. – Ты хочешь, чтобы я вынес его отсюда?

– Ты прав, – отозвался Дуводас, – он умирает. – И, вынув из чехла арфу, сел около постели. Пальцы его пробежали по струнам – и зловонная клетушка наполнилась ароматом роз.