Текст книги "Черная Луна"

– Ждать! – хладнокровно и четко выкрикнула Карис. Дароты, по двадцать в ряд, неумолимо приближались. Семьдесят футов, пятьдесят, сорок…

– Давай! – крикнула она. Первая шеренга арбалетчиков выстрелила, и болты все до единого попали в цель. Десятка два даротов из первых рядов повалились на мостовую, но остальные все так же молча и целеустремленно двигались дальше.

– Давай! – снова крикнула Карис, и от второй шеренги арбалетчиков полетел во врага поток черных болтов. Второй залп оказался таким же убийственно точным.

И вдруг арбалетные болты посыпались изо всех окон, справа и слева. Стрелки вставали из-за наспех сооруженных стен поперек проулков, посылая залп за залпом в ряды даротов.

Краем уха Вент услышал щелканье кнута. Три вола, до сих пор укрытые в проулке, натянули постромки, и фургоны медленно разъехались. За ними стояли три громадные, со стальными плечами баллисты. Шеренги арбалетчиков тотчас рассыпались, бросились налево и направо – и в этот самый миг дароты снова ринулись в атаку.

Озобар вышиб молотком спусковой крючок, и баллиста с визгом выплюнула во врага два фунта железных катышков. Первая шеренга даротов была сбита с ног. Вент своими глазами видел, как у одного дарота лицо мгновенно превратилось в маску из белесой крови и мешанины костей. Рявкнула вторая баллиста, и этот залп пробил в рядах врагов еще большую брешь. Между тем трое солдат уже проворно взводили первую баллисту. Выстрелила третья – и железный град обрушился в самую гущу опешивших даротов. Из окон все так же густо сыпались арбалетные болты, и бойня продолжалась. Арбалетчики, которые стреляли первыми, теперь укрылись за баллистами и оттуда обстреливали врагов.

Дарот с оторванной левой рукой, шатаясь, шагнул вперед и метнул копье. Оно ударило в грудь одного из арбалетчиков, и того отшвырнуло к стене. Тогда Тарантио уступил место Дейсу. Дейс прыгнул вперед и одним взмахом меча вспорол дароту брюхо, а пока тот падал, успел снести ему голову.

– Это вам за Сарино! – крикнул Дейс.

Дароты бросились в новую атаку, и тут плечо одной из баллист лопнуло. В считанные секунды дароты оказались около орудий – и тогда вторая баллиста выстрелила в даротов почти вплотную. Удар был такой силы, что трое врагов буквально взлетели в воздух и рухнули, уже мертвые, на своих собратьев.

Из проулка за баллистами выскочили пятьдесят секирщиков во главе с Форином – и тотчас ввязались в кровавую круговерть. Там же был Дейс, и его колдовские мечи без малейшего труда прорубали просеку в гуще даротов. Вент, которому бессмысленно было ввязываться в рукопашную, присоединился к Карис и Озобару. Подняв арбалет, он прицелился, и тяжелый болт насквозь пронзил голову громадного дарота.

Пропел сигнальный горн.

Форин и его люди тотчас бросились врассыпную, открывая путь смертоносным залпам баллисты. Уже погибли сотни даротов, и все новые враги падали, сраженные убийственным ливнем арбалетных болтов, которые все так же неумолимо сыпались из окон.

Отступать даротам было некуда. Впереди – баллисты, справа и слева – перегороженные стенами проулки. И тогда редеющая на глазах орда врагов развернулась, чтобы пробиться с боем к единственной возможности уцелеть – северным воротам.

Форин получил удар по голове, от которого потемнело в глазах; шлем его отлетел прочь. Дарот рванулся было к нему, чтобы добить, но рыжебородый гигант подпрыгнул и с размаху обрушил секиру в лицо врага. Лезвие прошло насквозь и так же легко вышло. Копье второго дарота оставило на кирасе Форина глубокую вмятину. Стремительно развернувшись, гигант наискось рубанул секирой по груди дарота – и тут же получил удар кулаком по голове. Форин зашатался и упал на колени. Откуда-то возник Дейс и точным ударом почти начисто снес голову дарота. Форин кое-как поднялся на ноги, выдернул из мертвеца секиру – и снова ринулся в бой.

Карис молча и бесстрастно наблюдала за этой битвой. Теперь гибли не только дароты, но и люди: обезумев, враги бросались на самодельные стены, рубили и кололи зазевавшихся арбалетчиков. Погибло по меньшей мере пятнадцать силачей из отряда Форина.

Четыре дарота ухитрились прорваться к баллистам. Дейс нагнал одного из них и зарубил, второго и третьего сбили с ног арбалетные болты – но четвертый дарот остался невредим и прыгнул прямо на Карис.

Ближе всех к ней был Вент. Услышав чей-то громкий оклик, он обернулся, и Тарантио бросил ему один из своих мечей. Подпрыгнув, Вент ловко поймал меч и крепко стиснул его рукоять. Понимая, что все равно опоздает, он тем не менее развернулся и побежал к дароту. Тот уже взмахнул мечом, но Карис даже не дрогнула – так и стояла, презрительно глядя на врага.

И в этот миг что-то черное, громадное с рычаньем бросилось на дарота. Мощные клыки Ворюги впились в горло врага. Дарот, застигнутый врасплох, зашатался. Тогда Озобар метнулся вперед и своим молотком ударил дарота по виску, а Вент мечом Тарантио разрубил его почти надвое. Дарот упал замертво, но черный пес все так же ожесточенно терзал его горло.

– Ко мне! – крикнула Карис, и Ворюга, все еще грозно рыча, отступил.

Вдоль улицы прокатился низкий рокот, похожий на отдаленный гром. Вент обернулся – Неклен и еще десять солдат волокли по улице новую катапульту. За ней катились несколько фургонов, и в первом везли снаряды и зажженную жаровню. Озобар побежал к катапульте.

Уцелевшие враги хлынули назад, к воротам, и в этот миг снова пропел горн. Форин, Дейс и одиннадцать выживших воинов в новых доспехах развернулись и помчались к баллистам. Объятый огнем снаряд пролетел над их головами и взорвался у самых ворот. Дароты сбились так тесно, что два десятка врагов мгновенно превратились в живые факелы. В панике остальные дароты сбивали с ног, топтали своих собратьев – и убийственный огонь распространялся все шире.

Второй снаряд перелетел через стену и разорвался в самой гуще кишевших там даротов.

Изрядно поредевшая вражеская армия позорно бежала к холмам.

– Убрать убитых! – громко распорядилась Карис. – Пропустить фургоны!

Дейс пробежался среди павших даротов, наскоро осмотрел их. Несколько врагов еще дышали, и он не мешкая добил их. Солдаты принялись оттаскивать гигантские тела с середины улицы, и три фургона медленно двинулись к воротам. Первым фургоном правил Озобар; добравшись до ворот, он спрыгнул с козел и крикнул солдатам, чтобы помогли с разгрузкой. В фургонах были части громадной чугунной решетки. С помощью веревок и блоков решетку установили на месте разбитых ворот и закрепили в глубоких желобах, которые каменщики выдолбили в стенах.

Неподалеку от решетки установили катапульту. Неклен, добежав до самой решетки, на глазок прикинул расстояние до даротской катапульты – шагов двести, не больше. Вернувшись, он сообщил эту цифру Берису.

Через минуту над стенами пролетел пылающий шар и взорвался футах в тридцати слева от даротской катапульты. Солдаты на стенах радостно завопили, увидев, что враги поспешно уволакивают катапульту подальше от опасности.

Наконец все работы были закончены, и теперь массивная решетка надежно прикрывала вход в Кордуин. Уперев руки в бока, Озобар придирчиво оглядывал плоды своего труда.

– Недурно, – заключил он наконец. – Совсем недурно.

Носильщики, в том числе и Брун, собирали на главной улице убитых и раненых кордуинцев. Вент ходил между ними, наскоро подсчитывая потери, потом подошел к Карис и Тарантио.

– Форин потерял тридцать девять человек из своего отряда – тридцать семь убиты, двое тяжело ранены. Еще около шестидесяти солдат либо мертвы, либо не смогут больше взять в руки оружие. Насколько я могу судить, мы прикончили примерно двести тридцать даротов.

Карис коротко кивнула, но ничего не сказала.

– Мой генерал, – серьезно промолвил Вент, – это твоя победа. Ты вынудила даротов отступить.

– По крайней мере мы заставили их призадуматься, – согласилась Карис.

Вент протянул Тарантио одолженный меч, но черноволосый воин только ухмыльнулся.

– Он твой! Смотри только, будь осторожен – не порежься ненароком.

Вент кивнул.

– Если б только я раньше знал, что это за меч, я бы дважды подумал, прежде чем ловить его на лету. – Он мельком глянул на солнце, которое все еще стояло высоко. – Святые Небеса! Мне все кажется, что уже должно бы смеркаться, а ведь с начала боя не прошло и часа.

К ним подошел Форин.

– Может, кто-нибудь все же снимет с меня эту треклятую кирасу? – ворчливо спросил он. – Мне в ней ни вздохнуть, ни охнуть.

Кираса была вся в глубоких вмятинах, а в одном месте и вовсе треснула. Едва Тарантио и Вент стащили с Форина помятые доспехи, рыжебородый великан содрал с себя рубашку. Его могучий торс был покрыт синяками, а на плече кровоточил неглубокий порез.

– Не хотел бы я снова оказаться в этакой драке, – ворчливо заметил он, усевшись на обломке стены.

– Ты славно дрался, великан, – заметил Вент. – Скольких даротов ты прикончил? Троих?

– Нет, двоих. О третьем позаботился Тарантио. Впрочем, я еще оставил нескольким ублюдкам свои метины. – Форин поглядел на Карис. – Как думаешь, они сегодня еще пойдут на штурм?

– Будь это люди – не пошли бы, – отвечала она. – Генералы собрались бы и долго совещались о том, как изменить свою стратегию. Только ведь дароты – не люди.

– У тебя есть в запасе еще какой-нибудь убийственный замысел? – осведомился Форин.

– Нет, – честно ответила Карис. – Пошлите за мной, если дароты снова пойдут на приступ.

С этими словами она повернулась и пошла прочь. Пес по кличке Ворюга потрусил за ней.

– Что-то у нее не слишком праздничное настроение, – заметил Озобар.

Когда уже начало смеркаться, а дароты так и не покинули свой лагерь – весь город охватило безмерное ликование. Непобедимые прежде дароты отступили перед силой и мужеством кордуинских солдат, перед блестящим военным гением Карис. Толпы горожан собрались вокруг дворца, славословя свою спасительницу.

Сама Карис в это время лежала в горячей ванне. Ворюга, примостившись в изножье ванны, озадаченно поглядывал на свою хозяйку. В мыслях Карис царило полное смятение. Ей совсем не хотелось ликовать – наоборот, ее терзал страх, словно сегодня она потерпела поражение. Это началось, когда она увидела, как Неклен беспомощно повис на краю крыши. В тот ужасный миг Карис отчетливо поняла, как дорог ей этот языкастый старикан. Тот же страх охватил ее с новой силой, когда Форин со своими людьми ввязался в рукопашную и она увидела, как падают сраженные солдаты – один за другим. Словно с каждым погибшим умирала и часть ее души. Проклятая война! Война и смерть.

Карис вдруг поняла, что устала и от войны, и от смерти. А ведь это только начало. Теперь дароты будут настороже; словно волки, станут они кружить под стенами, отыскивая слабое место в обороне города, потом снова пойдут на штурм… и все повторится. Даже если Кордуин удержится, будет ли это победа? У даротов целых семь городов, и силы их почти неисчерпаемы.

Карис тяжело вздохнула и с головой нырнула в теплую душистую воду.

– Зачем все это? – вынырнув, спросила она у Ворюги. – Есть ли во всем этом смысл?

– Тонущий человек не спрашивает себя, есть ли смысл в существовании моря, – ответил ей мужской голос, который определенно принадлежал не Ворюге. – Он просто плывет и борется за жизнь.

– Что тебе здесь нужно, Форин?

– Я пришел поговорить, но могу заодно и выкупаться. – С этими словами рыжебородый великан стянул с себя окровавленную одежду и, спустившись по мраморным ступеням в ванну, погрузился в воду. – Ух, до чего же здорово!

– Я хочу побыть одна, – резко сказала Карис, однако ее голосу недоставало убежденности.

– Не думаю. Много дней ты жила лишь одним – подготовкой к бою с даротами. Все свои силы ты отдавала ради этого дня. Теперь все кончилось – а ты никак не можешь осознать это и вздохнуть с облегчением.

– Мне тошно, – пробормотала Карис. – Мне тошно от вида смерти.

– И ничего удивительного – война вообще тошнотворное занятие. Что до смысла… спроси тех, кто выжил. Там, снаружи, толпы людей повторяют твое имя… то есть не совсем имя. Они называют тебя «Ледяной Королевой». И считают, что ты ниспослана им богами. «Ледяная Королева», а? Все же лучше, чем «Шлюха Войны».

– Мне плевать, что они обо мне думают.

– А зря. Ты ведь, в сущности, сражаешься именно за этих людей – плотников и хлебопеков, мечтателей и поэтов. Но сегодня ты этого не понимаешь, верно, Карис?

– Чего ты от меня хочешь? – сердито спросила она и, поднявшись из воды, вышла на мраморный пол. Слуги оставили около ванны несколько больших полотенец; Карис вытерлась одним, другим просушила волосы.

– Ну, так что же? – все так же сердито осведомилась она. – Что тебе от меня нужно?

– Сам не знаю. Тебе понравилось нежиться в горячей воде?

– Вода-то здесь при чем?

– Это было приятно, правда? Тепло, чистота, блаженство… Если бы дароты сегодня прорвались, сейчас мы все были бы уже мертвы. Ничего бы не было – ни теплой ванны, ни вина, ни любви. Дароты не прорвались, Карис. Ты – именно ты! – остановила их. И вот мы здесь, живые. И жизнь прекрасна! А что будет завтра?… Ну, что будет, то и будет. Что мне от тебя нужно? Бессмысленно говорить, что мне нужна ты – отныне и навеки. Быть может, завтра нас уже не будет в живых… но если мы сполна не насладимся сегодняшним днем, получится, что дароты все-таки победили.

Карис присела на скамью и улыбнулась.

– Ты выбрал весьма сложный способ сказать, что хочешь переспать со мной.

Форин ухмыльнулся ей.

– Сказать по правде, мне больше всего хотелось, чтобы ты улыбнулась.

Карис глянула в его зеленые глаза, помолчала.

– Пойдем-ка выпьем, – сказала она наконец. Форин выбрался из воды, и Карис бросила ему полотенце.

В гостиной ее дожидались Неклен, Вент и герцог Альбрек. Когда Карис вошла, герцог встал, но тут же стыдливо отвел глаза.

– Прошу прощения, генерал, – сказал он. – Мы вернемся позже, в более подходящее время.

Карис поклонилась ему.

– Пожалуйста, государь, присядьте. Я слишком устала, чтобы сызнова одеваться, и скоро наверняка захочу спать. Сейчас у меня голова еще ясная, и мне еще по силам вести разговор.

– Как пожелаешь, – отозвался герцог, хотя и с заметной неловкостью. Он сел и уже собрался заговорить, но тут в гостиную вошел совершенно голый Форин. При виде герцога он поспешно обмотал бедра полотенцем, но едва поклонился – полотенце предательски соскользнуло на пол. Неклен от души расхохотался, и даже герцог улыбнулся.

– Прежде всего, – сказал он, обращаясь к Карис, – позволь мне поздравить тебя с сегодняшней победой. Все, похоже, считают, что это чудо, но сам-то я знаю, что нас привели к победе дерзкий замысел и трезвый расчет. Я горжусь тобой, Карис. Что бы ни случилось потом, я всегда буду тобой гордиться.

Карис покраснела, не зная, что и сказать. Герцог встал и поклонился ей, затем повернулся к Форину:

– Ты, капитан, потерял сегодня многих своих людей, но дрался как лев. Если только Кордуин уцелеет, для тебя всегда найдется место в моей личной гвардии.

– Спасибо, государь. Буду рад.

Герцог направился к двери.

– Когда ты отдохнешь, Карис, пожалуйста, зайди ко мне. Я хотел бы обсудить наши завтрашние планы.

У порога он остановился, и Неклен распахнул перед ним дверь. Карис прилегла на кушетку – от усталости у нее голова шла кругом.

– Не будем тебе мешать, принцесса, – сказал Неклен, выразительно похлопав по плечу Вента. Мечник не шелохнулся; побледнев как смерть, он с неприкрытой ненавистью глядел на Форина. Неклен наклонился к нему.

– Пойдем, друг мой, – едва слышно прошептал он. Вент сделал глубокий вдох, с усилием встал и деревянным шагом вышел из комнаты. Неклен последовал за ним.

– Похоже, я нажил себе врага, – заметил Форин. Карис ничего не ответила, и великан, подойдя к ней, обнаружил, что она крепко спит. Тогда он бережно, как дитя, взял ее на руки и отнес в спальню. Тепло укрыв Карис, он поцеловал ее в лоб, затем тихонько оделся и вышел из дворца.

Неклен перехватил Вента, когда тот выходил через боковые ворота дворца.

– Не хочешь выпить со мной? – спросил ветеран.

– Спасибо, не хочу.

– Такова уж она есть, Вент, – сказал Неклен. – Я люблю ее, как дочь, но она ужасно своенравна.

Венту стоило немалых усилий не огрызнуться в ответ. Неклен славный человек, надежный, верный, да и желает ему только добра. Беда в том, что человек редко ценит то, что имеет – и только потеря открывает ему глаза.

– Ты не должен винить Форина, – продолжал Неклен.

– Винить? Я никого не виню. Я зол, но это пройдет. А сейчас, с твоего разрешения, я вернусь на стену.

И Вент широкими шагами пошел прочь. Улицы были запружены народом; все смеялись, пели и пили. Вент брел среди них, словно призрак, неспособный разделить общее веселье. На стене, между двух зубцов сидел одетый в черное Тарантио и пристально вглядывался в лагерь даротов.

– Там что-то происходит? – спросил Вент.

– Да нет. Сотни две даротов собрались в кружок и так сидят уже пару часов. Где Карис?

– Судя по всему, спит.

Тарантио уловил в голосе Вента нехорошую нотку и не стал развивать эту тему.

– Где, по-твоему, дароты нанесут следующий удар? – спросил Вент. – По восточным воротам?

– Понятия не имею. Одно несомненно – они сейчас потрясены до глубины души, если таковая у них имеется.

Вент поглядел туда, где днем сложили тела убитых в бою даротов. Сейчас там лежала груда каких-то белесых мешков, доспехов и оружия.

– Куда делись убитые дароты? – спросил он.

– А это они и есть, – отозвался Тарантио. – Их тела попросту иссохли. Вонь при этом стояла ужасная. Я как-то видел, как змея меняла кожу – примерно то же самое.

– И то же самое произошло с мертвыми даротами в чародейском лесу, – задумчиво проговорил Вент. – Быстро же они разлагаются, верно?

– Если разлагаются, – хмыкнул Тарантио. – Тот крестьянин, что побывал у них в плену – как там его… а, Бэрин. Так вот, он говорил, что дароты в сущности бессмертны – каждые десять лет они рождаются заново. Может быть, всех этих мертвецов в родном городе уже ждут новые тела.

– Экая омерзительная мысль!

Бородатый солдат, тот самый, что разговаривал с Вентом перед штурмом, пошатываясь, поднялся на стену. В руке у него был пустой кувшин.

– Какой день! – провозгласил он, плюхнувшись рядом с Вентом и Тарантио. – Какой удивительный день! А вы знаете, что шлюхи сегодня не берут денег? Все нынче бесплатно – женщины, вино, еда. Какой день!

С этими словами солдат улегся прямо на камни и, сунув кувшин под голову, смачно захрапел.

– Хорошо бы он и завтра был того же мнения, – заметил Тарантио. – Людям кажется, что мы одержали великую победу, а ведь это была всего лишь первая стычка.

Брун легко взбежал по лестнице, на верхней ступеньке споткнулся, но устоял и, подойдя к Тарантио, вручил ему сверток из тонкого полотна. В свертке оказались свежий хлеб, солонина и горшочек с маслом.

– Там, внизу, просто замечательно! – радостно сообщил Брун. – Все такие счастливые. Одна женщина даже меня поцеловала!

– Пьяная, должно быть, – хмыкнул Тарантио.

– Ага, пьяная, – подтвердил Брун. – И все равно это было здорово!

– Как твой глаз? – спросил Вент.

Белобрысый юнец пожал плечами.

– Видит он, конечно, хуже, чем когда был золотой, но все равно неплохо.

– Так что ты теперь стреляешь без промаха?

– Не знаю. Я и не пробовал.

– Брун решил, что война – это зло, и он не станет никого убивать, – пояснил Тарантио. – Верно, Брун?

– Верно. Я не хочу быть убийцей.

– Что же, – сказал Вент, – весьма похвальные взгляды. Только что ты будешь делать, когда дарот с большим мечом замахнется, чтобы отрубить тебе голову? Так и умрешь или все же будешь драться?

– Наверное, умру, – ответил Брун.

– Не мог бы ты предоставить более или менее логичное обоснование такой перемены в своем мировоззрении?

– Чего он сказал? – спросил Брун у Тарантио.

– Полагаю, он хочет знать, почему ты решил больше не убивать.

– А-а… Это все олтор. Не понимаю, как вышло, но когда он был… ну, частью меня, я мог слышать, что он думает. И чувствует. И, знаешь, это было здорово. Это было… – Брун запнулся, – правильно, вот. Правильно. Понимаешь?

– Ни единого слова, – признался Вент. – Значит, ты считаешь, что лучше умереть, чем сражаться за свою жизнь?

– Да, я так думаю. Именно так поступили олторы.

– И их стерли с лица земли.

– Да, но теперь они вернулись.

– О чем это он толкует? – обратился Вент к Тарантио.

– Долгая история.

Вент собирался продолжить расспросы, но тут даротский лагерь пришел в движение. Сотни даротов разом двинулись к подножию холма и принялись копать землю, другие волокли из леса очищенные от веток стволы деревьев. За считанные минуты в тихом доселе лагере закипела бурная деятельность. Землекопы скоро исчезли из виду, но сверху, со стены хорошо было видно, как из ямы размеренно вылетают комья земли. Выкопанную землю дароты ссыпали в пустые фургоны и отвозили подальше. Затем в яму начали спускать брусья и балки.

Вента вдруг осенило – и он облился холодным потом.

– Подкоп, – сказал он. – Они роют подкоп!