Текст книги "Скажи пчелам, что меня больше нет"

– В основном мы здесь из-за Жермена, – сказал Роджер, с улыбкой переводя взгляд со спящего мальчика на Марсали. – Мы просто не могли не приехать – тем более после твоего письма! Кстати, кхм… – он покосился на Брианну, – Джейми вроде должен был прислать вам записку?

Марсали вопросительно посмотрела на Фергуса, но тот лишь махнул рукой – мол, ничего существенного. Прочистив горло, Роджер продолжил:

– К тому же мы все равно проезжали мимо.

– Направляясь куда? – поинтересовался Фергус. Он лениво развалился на стуле, полуприкрыв глаза: из очага валил дым от сырых дров. Брианна впервые видела его таким спокойным и расслабленным.

– В Саванну, – ответил Роджер с оттенком гордости, и на душе у Брианны стало тепло, как от печки. – Бри получила заказ: написать портрет жены одного богатого негоцианта по фамилии Брамби.

Одна из бровей Фергуса слегка дернулась.

– Поздравляю, ma soeur![178]178
  Сестра (фр.).


[Закрыть] В Саванну, говоришь… Это, часом, не месье Альфред Брамби?

– Он самый, – удивилась Брианна. – Ты с ним знаком? Или что-нибудь о нем знаешь?

– Постоянно вижу его имя в порту: на всех бочках и ящиках, следующих из Саванны в Филадельфию и Бостон. Он возит патоку из Вест-Индии, поэтому денег у него куры не клюют. Так что можешь назначать любую цену – Брамби заплатит не глядя.

Брианна перекатывала на языке глоток вина, наслаждаясь слегка терпким вкусом.

– Надо полагать, «возит» исключительно контрабандой?

– Ну, большая половина груза завозится официально. – Фергус пожал плечами с изяществом истинного галла. – Закон все еще позволяет импортировать в колонии патоку – разумеется, при условии выплаты пошлины. А там, где пошлины…

– Там и контрабандисты, – закончил за него Роджер, негромко рыгнув. – Прошу прощения. Получается, Брамби одновременно занимается импортом патоки и ее контрабандой?

– Mais oui, – смеясь, подтвердила Марсали. – Он выплачивает пошлину за бочки с маркировкой «патока», а бочки, на которых написано «соль», «рыба» или «рис», пропускают без оплаты. Пока таможенному инспектору не придет в голову к ним принюхаться…

– А ему не придет: месье Брамби хватает ума откупаться от досмотра, – подытожил Фергус. Затем пошарил рукой под невысоким столом и достал еще одну бутылку, на этот раз без этикетки. – Кстати, насчет запаха… – Он покосился на Роджера. – Не хочу никого обидеть, но…

– Это квашеная капуста, – виновато сказала Брианна. – Кстати, насчет контрабанды… – Она смущенно кашлянула. На протяжении всего путешествия ее постоянно мучил страх, что бочки могут разбиться, протечь, вывалиться на землю или вызвать нежелательный интерес у военных патрулей, но отец оказался прав: никто не хотел к ним приближаться (и неудивительно!). Теперь, благополучно прибыв на место, досыта наевшись и до полупьяна напившись, Брианна испытывала некоторую гордость за успешный исход авантюры.

Когда Роджер упомянул количество привезенного золота, Фергус беззвучно присвистнул и обменялся с Марсали встревоженными взглядами.

– Па знает, как это опасно, – торопливо добавила Бри. – Он не хотел бы вас втягивать, но…

– Пфф, – легкомысленно фыркнул Фергус, вытаскивая пробку из бутылки. – В наше неспокойное время трудно найти безопасное занятие. Однако если уж погибать, то хотя бы за что-то стоящее. А если это еще и весело – тем лучше.

Марсали сдержанно кивнула, только по ее лицу пробежала тень сомнения.

– Я помогу, – заверил Роджер. – Надеюсь, меня-то никто не заподозрит в торговле оружием.

– Роджер собирается пройти обряд рукоположения, – пояснила Бри, заметив их озадаченные взгляды. Когда речь заходила о призвании мужа, она всегда испытывала любовь, гордость и… страх. – Эта вторая причина, по которой мы приехали в Чарльстон. Ему нужно будет выдержать экзамен перед советом священников, чтобы подтвердить свое право на сан.

– Боюсь, три дюжины ружей, украденных у британского флота, заставят Пресвитерию усомниться в моральных качествах Роджера. Если, конечно, его поймают с поличным, – сказал Фергус, покатываясь от смеха.

– Почему именно у флота? – удивилась Бри, сонно оглядывая вереницу пустых винных бутылок на столе.

– Потому что только у них есть в запасе такое количество оружия – они ведь не используют его постоянно, – объяснила Марсали, пожав плечами с не меньшим, чем у мужа, изяществом. Галлийским? Или гальским? – пронеслось в затуманенном сознании Бри.

– А если нет, мы поищем в другом месте.

Фергус церемонно налил всем вина, отставил бутылку и поднял свой бокал.

– За свободу, mes chers![179]179
  Мои дорогие (фр.).


[Закрыть] Да здравствуют капуста и мушкеты!

* * *

Брианна с детьми спали мертвым сном, распластавшись на полу чердака, словно жертвы чумной эпидемии, которая внезапно застигла их среди бочек с лаком и сажей, стопок книг и брошюр. Несмотря на усталость, волнение от долгожданной встречи и впечатляющее количество выпитого вина, Роджер не спешил засыпать. Не потому, что не мог; по-прежнему ощущая тряску фургона и тяжесть поводьев, он будто впал в гипнотический транс, готовый нырнуть в призрачную, неторопливую круговерть из рисовых полей, птичьих стай, мощеных улочек и листьев. Однако стойко держался, желая продлить этот момент как можно дольше.

Цель. Или, если угодно, призвание. Возможно, нескромно считать, что уже нашел свое… Есть ли оно у обычных, нормальных людей? Как служитель Бога, Роджер свято верил: предназначение есть у каждой души и каждый должен его найти и исполнить. Он вдруг осознал всю важность и ценность этой веры, и невероятное чувство покоя наполнило все его существо. Сохранить бы подобное ощущение навсегда!

Но плоть слаба: вопреки устремлению духа, Роджер незаметно погрузился в сон, растворяясь в ночи, дыхании спящей жены и детей, мраке потухшего очага и отдаленных звуках маршей.

68
Метанойя[180]180
  Зд.: Переосмысление (греч. «перемена ума»).


[Закрыть]

Три дня спустя…

Встреча с преподобными Селверсоном, Томасом и Рингквистом – старейшинами чарльстонской Пресвитерии – была назначена на три часа пополудни. У Роджера оставалось достаточно времени, чтобы сделать кое-какие дела и почистить свой лучший черный костюм.

Ну а пока он сидел на скамейке у входа в типографию, наслаждаясь утренним солнцем и переваривая восхитительный завтрак. Помимо традиционной овсянки и ветчины Брианна приготовила французские тосты – правда, Фергус заявил, что ни одному французу не пришло бы в голову сотворить подобное блюдо, однако по достоинству оценил богатый яичный вкус и щедрый слой меда из ульев Клэр. Мед оказался неплохой компенсацией за отсутствие чая и кофе; в занятом американцами Чарльстоне подобные товары давно стали дефицитом. Зато у них было свежее молоко, которым их снабжала молочница в обмен на памфлеты с романтическими поэмами и шокирующими признаниями приговоренных к виселице.

Прочтя несколько подобных «опусов» – Фергус подготовил их накануне для клиента, – Роджер ощутил любопытство, легкое отвращение и безотчетную тревогу.

 
Вы, кто пришли на казнь мою взглянуть,
Остерегайтесь повторять мой путь.
Пусть мой удел уроком будет вам.
Прислушайтесь, молю, к моим словам!
 

Стопка листовок лежала на кухонном столе; когда Жермен аккуратно раскладывал их по порядку, прежде чем убрать в сумку, Роджер успел пробежать глазами один из заголовков:

СЛУШАНИЕ ДЕЛА И КАЗНЬ ГЕНРИ ХЬЮЗА

Преданного смерти двенадцатого июня 1779 года от Рождества Христова

В тюрьме графства на Хорсмонгер-лейн, Саутуарк

За изнасилование 8-летней малышки ЭММЫ КУК

Продукция Фергуса не сильно отличалась от таблоидов двадцатого века – ни по сути, ни по склонности к преувеличению. Прекрасно знакомый с приемами газетчиков, Роджер тем не менее был поражен характерным для этого времени фактом: оказывается, приговоренные к смерти мужчины (как и редкие в преступной среде женщины) всегда следовали к эшафоту в сопровождении священника. То есть частным визитом пастора в тюремную камеру для молитвы и утешения дело не ограничивалось: служитель церкви шел рядом со смертником на Голгофу.

Что я сказал бы приговоренному к смерти, если бы меня призвали сопроводить его на казнь? – подумал Роджер. Конечно, он не раз видел, как умирают люди, – чаще, чем хотелось бы. Но то была естественная смерть, хотя порой чудовищная и неожиданная. Однако здесь совсем другой случай: здоровый и крепкий мужчина во цвете лет должен лишиться жизни по воле закона. Более того, последние мгновения несчастного становятся назидательным зрелищем для толпы.

Роджер вдруг с ужасом осознал, что и сам когда-то подвергся публичной казни. Французский тост с молоком едва не отправились в обратном направлении.

Правда… такое же испытание выпало Иисусу! Неожиданная мысль потрясла Роджера до глубины души. Казалось, он слышит голос Джейми, спокойный и рассудительный.

Но одно дело – видеть в Христе Бога и Спасителя (памятуя обо всех остальных причитающихся Ему ипостасях). И совсем другое – с пугающей определенностью знать, что именно чувствовал Иисус из Назарета на том кресте. Одинокий. Всеми преданный, испуганный, оторванный от близких, каждой клеточкой своего существа жаждущий остаться в живых.

Теперь ты знаешь, что сказать приговоренному к смерти, сопровождая его на Голгофу!

Он сидел и грелся на солнышке, переваривая французский тост и неожиданные озарения, когда дверь типографии распахнулась.

– Comment ça va? – Выйдя из дома в компании Жермена и Джемми, Фергус удивленно приподнял бровь. Роджер торопливо убрал руку с живота.

– Прекрасно, – ответил он, вставая. – Какие планы на утро?

– Жермен пойдет разносить газеты и листовки по тавернам. – Фергус с улыбкой похлопал сына по плечу. – Если не возражаешь, Джем пойдет с ним. Без твоей помощи, mon fils, приходилось совсем туго.

Зардевшись от отцовской похвалы, Жермен выпрямил спину и поправил тяжеленную холщовую сумку, набитую экземплярами «Л’Оньон», а также пачками листовок и буклетов с объявлениями рекламного характера. В одном из них некий капитан вербовал матросов на «Выгодный и приятный рейс к берегам Мексики»; в другом содержался перечень «Многочисленных достоинств знаменитого эликсира доктора Хобарта, гарантирующего избавление от целого ряда симптомов, начиная от запора и отеков ног до воспаления…». Далее шел список воспаленных органов, но буклеты уже исчезли в недрах сумки, и Роджеру оставалось только гадать, насколько далеко распространялось могущество доктора Хобарта.

– Пап, можно мне пойти? – На плече у Джема висела сумка меньшего размера, а сам он раскраснелся от волнения и гордости (шутка ли – настоящая работа!), пытаясь держаться «как взрослый».

– Конечно! – Роджер улыбнулся сыну, с трудом удержавшись от предостережений и напутственных советов, готовых сорваться с губ.

– Bonne chance, mes braves[181]181
  Удачи, смельчаки (фр.).


[Закрыть], – торжественно произнес Фергус. А потом они с Роджером стояли плечом к плечу и смотрели, как мальчишки твердым шагом удаляются по мостовой, поддерживая рукой тяжелую ношу. Джем, хотя и перерос кузена, был еще ребенком, – а вот Жермен, похоже, совершил тот непостижимый скачок, когда дети меняются буквально за ночь, превращаясь в новую версию себя. Сегодняшний Жермен еще не стал взрослым, но сквозь нежную светлую кожу уже проглядывали черты нарождающегося юноши.

Фергус не сводил взгляда с сына, пока тот не исчез за углом, а затем тяжело вздохнул.

– Рад, что он вернулся? – спросил Роджер.

– Даже не представляешь насколько, – тихо ответил Фергус. – Спасибо, что привезли его.

Роджер с улыбкой пожал плечами. Улыбнувшись в ответ, Фергус устремил взор куда-то вдаль. Роджер обернулся: дорога была пуста.

– Mon frère, когда у тебя встреча с инквизиторами?

Вряд ли Фергус употребил это зловещее слово в каком-либо ином значении, кроме буквального[182]182
  Тот, кто спрашивает, выясняет, ищет (лат. inquirere).


[Закрыть], но Роджеру стало не по себе.

– В три часа, – ответил он. – Хочешь что-то предложить?

Окинув придирчивым взглядом его рубаху, потертый жилет и изношенные бриджи, Фергус кивнул, очевидно найдя внешность родственника вполне приемлемой для задуманного предприятия.

– Идем. – Он мотнул подбородком в сторону далекой гавани. – Возможно, я нашел ружья для милорда. Возьми с собой немного золота.

Накануне, крайне осторожно и при помощи Джема с Жерменом, они переложили капусту в многочисленные кувшины, миски и горшки («Не пропадать же добру!» – рассудила Марсали). Затем вынули золото и припрятали его в укромных местечках по всему дому. Роджер проскользнул на кухню и вытащил золотую пластинку из-под огромного куска довольно вонючего сыра на верхней полке буфета. Немного поколебавшись, взял еще две – на всякий случай.

* * *

Пришвартованное в конце Традд-стрит огромное датское судно Ост-Индской компании жадно заглатывало груз, словно удав кроликов. Бесчисленные ящики с соленой рыбой, гигантские бочки с табаком, тюки с необработанным хлопком, а также изредка попадавшиеся сундуки, тележки и клетки с переполошенными курами медленно ползли вверх по узкому трапу на спинах полуобнаженных, истекающих потом мужчин, исчезая в раззявленной черной пасти трюма.

Роджеру вдруг захотелось убежать и забиться в угол оставшегося позади склада. До конца своих дней не забыть ему этого ада: ладони стерты в кровь, кожа на спине содрана до мяса, мышцы горят огнем, а от запаха дохлой рыбы и табака голова идет кругом. Но он вынужден продолжать – снова, и снова, и снова. Под палящим солнцем и скучающим, насмешливым взглядом Стивена Боннета.

– «Баржу захвати, груз тащи домой – жизнь твоя хмельная кончится тюрьмой», – процитировал Роджер в попытке пошутить.

Фергус, прищурившись, глянул на шатающуюся процессию и пожал плечами.

– Только если поймают.

– Тебя когда-нибудь ловили?

Фергус скосил глаза на крюк, заменяющий ему кисть левой руки.

– На краже груза с торговых судов? Non.

– А как насчет ружей?

– Я ни разу не попадался на воровстве, – самодовольно заметил Фергус. – Идем, нам нужна пристань Приоло; он должен быть пришвартован там.

– Он? – не понял Роджер, но Фергус уже ушел далеко вперед, так что пришлось догонять.

Пристань Приоло была длинной, узкой и заставленной судами – в основном небольшими рыбацкими лодками, выгружающими свежий улов. Поблизости находился городской рынок, и пешеходам приходилось лавировать между небольшими повозками и тачками, доверху груженными блестящими серебристыми тельцами – некоторые из них продолжали отчаянно извиваться, отказываясь верить в смерть. Воздух был густой и влажный, тошнотворный запах свежей рыбы и рыбьей крови щекотал ноздри, постепенно вытесняя воспоминания о сырых трюмах «Глорианы» и «Констанции».

Фергус замедлил шаг, и Роджер сделал то же самое, озираясь по сторонам, – хотя понятия не имел, что или кого именно они ищут.

– Bonjour, mon ami! – то и дело приветствовал Фергус друзей и приятелей – казалось, он знает здесь всех. Многие махали или кричали что-то в ответ, ни на миг не прекращая работу. Он говорил и по-английски, и по-французски – правда, на малопонятном Роджеру patois[183]183
  Зд.: диалект (фр.).


[Закрыть], – и на каком-то еще менее понятном языке, напоминающем одно из креольских наречий. Все, что удалось с грехом пополам разобрать, – они искали человека по имени Фосетт.

В ответ на расспросы большинство мужчин лишь качали головой. Наконец один чернокожий джентльмен – высокий и широкоплечий, он сидел на корточках и потрошил еще живую, трепыхающуюся рыбу, – утвердительно кивнул и ткнул окровавленным ножом в сторону моря.

– Ах вот он где! – Фергус благодарно махнул рыбаку и, взяв Роджера за локоть, потащил его дальше по пирсу.

Загадочный «он» оказался маленьким юрким суденышком с одиноким парусом, которое только что вынырнуло из-за дальней оконечности острова Марш.

Это была рыбацкая лодка, возвращавшаяся с уловом – единственной рыбиной. Но зато какой! Едва судно, приспустив парус, медленно заскользило вдоль пирса, все окрестные рыбаки тут же побросали свои дела и столпились вокруг, глазея на добычу.

В лодке лежала огромная акула – слава богу, уже мертвая; длинное серое тело неестественно выгнуто, голова и хвост свешиваются за борт со стороны носа и кормы. Чудовищная голова акулы-молота пучила глаза, словно жуткая гальюнная[184]184
  Украшение на носу парусного судна.


[Закрыть] фигура. Под тяжестью улова лодка так сильно опустилась в воду, что набегающие с берега волны то и дело перехлестывали через борта. Членов команды (их было двое: белый и метис) обступили зеваки и рыботорговцы, настроенные заполучить редкий приз.

– Судя по всему, это надолго, – недовольно проворчал Фергус. – Зато, возможно, благодаря такому успеху месье Фосетт станет более общительным – если не напьется до невменяемого состояния к тому моменту, как мне удастся застать его наедине.

Он шумно выдохнул через нос, крепко задумавшись, а затем взглянул на солнце и покачал головой.

– Придется проторчать здесь несколько часов. Так что ты лучше иди, иначе не успеешь переодеться ко встрече со своими церберами.

– С кем?.. А-а, понял, – сказал Роджер, пряча улыбку. Забавное именование членов Пресвитерии. – Что ж, можно и так назвать духовных пастырей. – Он вынул из жилетного кармана носовой платок, в который были завернуты золотые пластинки. – Gesundheit[185]185
  Будь здоров! (нем.) – пожелание чихнувшему человеку.


[Закрыть]. То есть… À vos souhaits[186]186
  Будь здоров! (букв. фр. «Пусть исполнятся твои желания!» – пожелание чихнувшему человеку).


[Закрыть].

– À tes amours[187]187
  Зд.: И тебе не болеть! (букв. фр. «За твою любовь!» – пожелание повторно чихнувшему человеку).


[Закрыть]. – Фергус картинно утер нос и спрятал платок. – Bonne chance, mon frère[188]188
  Удачи, брат! (фр.)


[Закрыть].

69
Веселее, чем стирка

Брианна потянула за рычаг, наблюдая, как лист бумаги прижимается к окрашенным чернилами литерам. Па был прав: это в самом деле требовало невероятных усилий. Осознав, что от волнения задерживает дыхание, она вернула рычаг на место и наконец выпустила воздух из легких. Марсали подняла рамку и с довольной улыбкой посмотрела на отчетливо пропечатавшиеся черные буквы.

– Молодец! – похвалила она Брианну. – Ничего не смазалось. У тебя прирожденный талант.

– Ты наверняка говоришь это всем подмастерьям, – отмахнулась польщенная Брианна. – А это, оказывается, весело!

– Так и есть, – согласилась Марсали, осторожно снимая листок и неся его на другую половину комнаты, увешанную веревками с сохнущими страницами. – Примерно первые сто раз. А потом… – Она уже вставляла в пресс следующий лист. – Хотя это определенно веселее, чем стирка, – вот и все, что я могу сказать.

– Да уж, со стиркой мало что сравнится – тем более когда твой старший сын почти взрослый, а муж – бывший воришка… Чего я только не находила в мужских карманах, выворачивая их перед тем, как стирать! Например, позавчера нашла в штанах у Джема дохлую мышь. Он уверял, что непричастен к ее смерти, – мрачно добавила она, снова опуская рычаг. – Кстати, ты не знаешь, куда запропастились наши мужья? Я только что почистила черный костюм Роджера для послеобеденной встречи со старейшинами. Боюсь, он не успеет переодеться.

Марсали покачала головой.

– Я слышала, Фергус говорил ему что-то насчет «ружей для милорда», но не упомянул, где собирается их искать.

Сердце Бри екнуло на слове «ружья».

– Как бы Роджер не лишился сана, так и не пройдя обряд рукоположения, – пошутила она, стараясь не выказывать тревоги.

– Не волнуйся, – успокоила Марсали, привставая на цыпочки, чтобы подвесить очередную вышедшую из-под пресса страницу. – И потом, невозможно лишиться того, чего не имеешь.

Обе невольно рассмеялись. Неожиданно в открытую дверь ворвался порыв ветра, и только что закрепленный лист бумаги отошел от рамы и сложился пополам, когда Брианна опускала рычаг.

– Вот черт! – выругалась она.

Марсали склонилась над прессом и двумя пальцами вытащила смятый влажный листок.

– Ничего, пойдет на растопку. – Она ловко забросила его в большую корзину, наполовину заполненную бракованными страницами. – Ты не чувствуешь себя немного странно в роли жены священника?

– Ну… иногда. Все случилось так неожиданно. Я, конечно, не возражаю, – торопливо уточнила она. – Все-таки это лучше, чем быть женой… э-э…

– Вора? – подсказала Марсали, широко улыбаясь. – Я с самого начала знала, чем занимается Фергус, – он сам рассказал. Но меня это совершенно не волновало. Я бы все равно вышла за него – даже если бы он был разбойником с большой дороги, убивающим путников ради горсти монет.

Мама как-то упоминала, что Фергус одно время действительно промышлял разбоем, однако у Брианны хватило такта промолчать. В конце концов, это давно в прошлом – насколько ей известно.

– К тому же… – Марсали взяла из бумажной кипы новый листок и вставила его в пресс, – мне тогда было не больше пятнадцати, а Фергус помогал па, которого я безмерно уважала. Теперь-то я знаю, чем они занимались в Эдинбурге. Возможно, зарабатывать контрабандой алкоголя было бы куда безопаснее. Правда, сейчас за любое из этих занятий могут вздернуть на виселице.

Брианна потянула за рычаг, и массивный пресс опустился с глухим приятным стуком. Металл и дерево завибрировали, и по спине у нее пробежали мурашки.

– Мы называем эту штуковину «хвостом дьявола», – сказала Марсали, кивнув на рукоять рычага.

Из стоящей у очага колыбели послышался писк, и обе женщины на мгновение застыли, повернув голову на звук. К счастью, близнецы не проснулись, так что вскоре печатный станок возобновил работу.

Через некоторое время в заднюю дверь вихрем ворвалась хохочущая Фелисити, а следом – раскрасневшаяся Джоани, которая что-то кричала на смеси французского с гэльским; за ними с радостным визгом неслась Мэнди, замыкая погоню. Марсали улыбнулась, провожая их взглядом до входной двери. Еще секунда – и веселая троица выбежала на улицу и скрылась из виду.

– Не задавай вопросов, на которые не хочешь знать ответ, – философски изрекла Марсали, заметив недоумение на лице Брианны. – Никто не поранился, да и дом вроде не горит. Пока.

– Па говорил, что подушечки для чернил делают из собачьих шкур. – Бри любезно согласилась сменить тему. – Это правда?

– Правда. А ты знала, что собаки не потеют?

– Да. Повезло им. – Сама она давно истекала потом, как и Марсали. На дворе стоял сентябрь, но густой душный воздух будто обволакивал их влажным одеялом. Нижняя сорочка Бри намертво приклеилась к телу.

– У нас на коже есть крошечные поры, из которых выходит пот. У собак же – нет, поэтому их кожа более тонкая и гладкая и лучше подходит для нанесения чернил.

Брианна перевернула одну из пропитанных чернилами подушечек, чтобы получше разглядеть. Хотя не была уверена, что смогла бы отличить собачью кожу от человечьей, так как видеть последнюю ей не доводилось. От этой мысли руки вдруг покрылись мурашками.

– Она действительно такая важная? – спросила Марсали, закрепляя в рамке очередной лист. – Я про встречу, на которую идет Роджер. Все-таки он уже давно проповедует в Ридже – разве ему могут это запретить?

– Надеюсь, что нет, – с сомнением ответила Брианна. – Понимаешь, в прошлый раз его только успели посвятить в духовники – то есть Роджер получил право крестить младенцев и отпевать покойников, и прекрасно справлялся. А когда должен был пройти обряд рукоположения, кое-что произошло. Официально ему вроде как нельзя сочетать людей браком, хотя он делал и это – больше некому, и если бы не Роджер, они… э-э… жили бы во грехе. Вообще-то в прошлый раз его почти приняли в священники: разрешили нести Слово Божие и совершать церковные таинства. Оставалось только пройти обряд, но тут меня похитил Стивен Боннет, а потом… – Брианну словно разом обдало жаром и холодом. Роджер лишь однажды рассказывал ей о том, как убил человека, – больше они об этом не заговаривали.

– Я помню, – сочувственно кивнула Марсали. – Но ведь Роджер Мак только помог наказать злодея! Это не значит, что он не достоин быть священником.

– Хотелось бы верить, что старейшины того же мнения.

Пусть только попробуют его не принять! В глубине души Брианна опасалась, что жена-католичка может стать куда большим препятствием для рукоположения, чем случай с Боннетом. С другой стороны, Роджер еще в прошлый раз сообщил о ней Пресвитерии. Возникла небольшая заминка; потом они посовещались и решили, что католичка все-таки лучше, чем убийца или проститутка. Бри улыбнулась этому воспоминанию.

Окончательно убедил старейшин Дэви Колдуэлл, который всегда тепло относился к ней и Роджеру, был священником на их свадьбе, а впоследствии занимался с Роджером в своей знаменитой «бревенчатой семинарии», помогая ему восполнить пробелы в теологическом образовании. Но сейчас Дэви обучает будущих пасторов в Северной Каролине и никак не может посодействовать – он лишь прислал ободряющее письмо.

По правде говоря, Брианна больше переживала не из-за старейшин, а из-за собственной неуверенности. Насколько хорошо она справляется с ролью жены пастора? Пока все идет неплохо: Роджер накормлен, одет, имеет крышу над головой. Что, если этого недостаточно?.. Как еще она может ему помочь?

– Закончим на этом, a nighean.

– Что? – Все это время Бри работала машинально, погруженная в мысли, и только теперь подняла глаза: натянутые над головой веревки были густо увешаны сохнущими листками; Марсали с улыбкой вынимала из пресса верстатки[189]189
  Приспособление для ручного набора строк в виде металлической пластинки с бортиками. В верстатку вставляют литеры и пробельный материал.


[Закрыть] с набранными строками.

– Первая страница готова. Сходи проверь, как там малышня – не поубивали еще друг друга? – а я пока наберу следующую. И заодно захвати мне пива!