Текст книги "Испытай себя"

– Он с шести утра на ногах, – пояснил я. Глаза полицейского расширились, будто я прочитал его мысли.

– Я старший инспектор Дун. Полицейский участок долины Темзы. Со мной детектив-констебль Рич.

– Рад приветствовать вас, – вежливо раскланялся я. – Меня зовут Джон Кендал. Прошу садиться.

Они осторожно уселись в кресла, отказавшись от предложенного мною кофе.

– Как долго ждать? – спросил Дун. – Мы должны увидеть его как можно скорее.

– Недолго.

Дуну, прикинул я, было примерно пятьдесят, светлый шатен с густыми усами темнее волос. У него были большие мосластые руки, и, как мы впоследствии заметили, он говорил с легким беркширским акцентом.

В течение десяти минут, пока не спустился Тремьен, разговор явно не клеился. Наконец он появился на лестнице, держа под мышкой пиджак и на ходу застегивая рукава своей голубой рубашки.

– Привет, – поздоровался он. – А это кто?

Перед ним возникла Ди-Ди, явно собираясь представить наших визитеров, то же попытался сделать и я, но Дун опередил нас обоих.

– Полиция? – абсолютно спокойно переспросил Тремьен. – А в чем, собственно, дело?

– Нам бы хотелось поговорить с вами наедине, сэр.

– Вот как? Ну хорошо.

Глазами он попросил меня уйти и захватить с собой Ди-Ди.

Дверь за нами хлопнула.

Я вернулся в столовую, но тут же вновь услышал звук открывающейся двери и голос Тремьена:

– Джон, если вас не затруднит, вернитесь, пожалуйста.

Я возвратился. Дун возражал против моего присутствия, настаивая на том, что в этом нет никакой необходимости и пользы для дела.

– Я хочу, чтобы он это слышал. Будьте любезны повторить все, что вы сказали.

– Я пришел проинформировать мистера Викерса о том, что в близлежащих владениях найдены останки человека – женщины, некогда работавшей здесь. На это в значительной степени указывают имеющиеся в нашем распоряжении улики.

– Анжела Брикел, – смиренно пояснил Тремьен.

– Ох.

– Как прикажете понимать ваше «ох», сэр? – насторожился Дун.

– Понимайте просто как «ох», – ответил я. – Несчастная девочка. Все думали, что она просто удрала, боясь ответственности.

– У них есть фотография, – вмешался Тремьен, – и они ищут мужчину, запечатленного на ней.

Тремьен повернулся к Дуну:

– Покажите Джону эту карточку, – кивнул он. – Пусть он выскажет свое мнение.

С большой неохотой тот протянул мне этот медальончик с фотографией.

– Вам известен этот мужчина? – спросил Дун.

Я взглянул на Тремьена и заметил на его лице замешательство.

– Не стесняйтесь. Скажите ему свое мнение.

Гарри Гудхэвен? Тремьен кивнул. – Это лошадь Фионы. Гвоздичка. Та, которую якобы накачали допингом. – Как вы можете узнать лошадь по фотографии? – спросил Дун.

Тремьен с недоумением уставился на него:

– – У лошадей, как и у людей, есть внешность. А Гвоздичку я уж как-нибудь знаю. Она до сих пор у меня в конюшнях.

– А кто этот мужчина, Гарри Гудхэвен? – настойчиво спросил Дун.

– Муж владелицы лошади.

– Почему Анжела Брикел носила его фотографию?

– Она носила не его фотографию, – пояснил Тремьен. – Конечно, и его тоже, но интересовала ее только лошадь. Ведь она ухаживала за ней.

На лице Дуна отразилось абсолютное недоумение.

– Для конюха, – сказал я, – лошади, за которыми он ухаживает, вроде детей. Конюхи их обожают и всячески оберегают. Поэтому нет ничего удивительного, что у нее в медальоне была фотография Гвоздички.

Тремьен посмотрел на меня каким-то слегка удивленным, но уважительным взглядом.

Однако в моих словах не было ничего удивительного: я общался с конюхами уже почти неделю.

– Все, что сказал Джон, абсолютнейшая правда, – кивнул Тремьен.

Сопровождающий инспектора констебль Рич постоянно делал пометки в блокноте, хотя и не торопился: явно не стенографировал.

– Сэр, вы можете дать мне адрес Гарри Гудхэвена?

– Этот Гарри Гудхэвен, как вы изволили его называть, на самом деле является мистером Генри Гудхэвеном, владельцем имения Мэнорхаус в Шеллертоне.

Дун, в свою очередь, промолвил:

– Ох.

В его мозгах произошла явная переоценка ценностей.

– Я уже опаздываю, – начал одеваться Тремьен.

– Но, сэр?

– Оставайтесь, сколько вам будет угодно, – бросил Тремьен, уходя. – Беседуйте с Джоном или с моей секретаршей, с кем пожелаете.

– Мне кажется, что вы не совсем понимаете, сэр, – с отчаянием в голосе бросил Дун. – Анжела Брикел была задушена.

– Что? – Ошеломленный Тремьен застыл на месте как вкопанный. – Я думал, вы сказали...

– Я сказал, что мы обнаружили останки. Сейчас же, когда вы опознали... э-э... лошадь, сэр, мы вполне уверены, что они принадлежат этой девушке. Все остальное также совпадает: вес, возраст, примерное время смерти. И еще, сэр... – Дун несколько замялся, как бы набираясь храбрости. – Не далее чем на прошлой неделе в Королевском суде рассматривалось дело еще одной девушки, которая была задушена... задушена здесь, в этом доме.

В комнате воцарилась тишина.

Наконец Тремьен сказал:

– Здесь нет никакой связи. Смерть, которая произошла в этом доме, – это результат несчастного случая, что бы там ни думали присяжные.

– А мистер Нолан Эверард был как-нибудь связан с Анжелой Брикел? – упрямо продолжал задавать вопросы Дун.

– Разумеется, был. Он выступает в скачках на Гвоздичке, кобыле, изображенной на этом снимке. Он весьма часто виделся с Анжелой Брикел в ходе работы. – Тремьен задумался. – Где, вы сказали, были найдены ее... останки?

– Мне кажется, я об этом не упоминал, сэр.

– Хорошо, так где же?

– Всему свое время, – замялся Дун.

Мне же пришла в голову мысль, что он рассчитывает на чью-то оплошность: тот, кто будет знать это место, скорее всего, и явится убийцей.

– Несчастная девушка, – сказал Тремьен. – Но тем не менее, инспектор, сейчас мне необходимо идти на скачки. И вас ни в чем не ограничиваю: оставайтесь и задавайте ваши вопросы. Джон проводит вас к моей помощнице и к главному конюху. Джон, объясните Мэкки и Бобу, что произошло. Договорились? Как со мной связаться, вы знаете. Все. Я ушел.

С этими словами он деловито и на хорошей скорости выскочил из комнаты, и вскоре мы услышали шум отъезжающего «вольно».

На лице Дуна отразилось некоторое разочарование: он явно ощутил, как трудно свернуть Тремьена с избранного им курса.

– Ну, инспектор, – нейтральным тоном спросил я, – с чего вы хотите начать?

– Назовите ваше имя, сэр.

Я представился. Мне показалось, что в моем обществе он чувствует себя более уверенно: видимо, сила моей личности не довлела над его собственной.

– А каков ваш... э-э... статус в этом доме?

– Я пишу историю этих конюшен. Его явно удивило, что кто-либо может заниматься подобным делом.

– Очень интересно, – неубедительно промычал он.

– Да, конечно.

– А вы... э-э... были знакомы с потерпевшей?

– Анжелой Брикел?, Нет, не был. Мне известно, что она исчезла прошлым летом; я же здесь недавно, от силы десять дней.

– Но вы знаете об этом исчезновении, – подозрительно покосился на меня Дун.

– Пойдемте, я покажу вам, откуда я это знаю, – предложил я.

Я провел его в столовую и продемонстрировал ему груду вырезок, пояснив при этом, что они являются исходным материалом для моей будущей книги.

– В этой комнате я работаю. А где-то в одной из тех стопок, – показал я, – находятся отчеты об исчезновении Анжелы Брикел. Вот откуда я о ней знаю, и это все, что я знаю. В течение всего времени, что я здесь живу, я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь упомянул ее имя.

Он! просмотрел вырезки за прошлый год, нашел газетные отчеты об этой девушке, несколько раз кивнул и аккуратно положил их на место. Видимо, он разочаровался в моей персоне, и я заметил, что он стал более разговорчив.

– Хорошо, сэр, – сказал он, успокоившись. – Вы можете начать представлять меня обитателям этого дома, объяснив предварительно, почему я буду задавать вопросы, а по своему прежнему опыту я знаю, что, как только речь заходит об останках, люди начинают воображать всякие ужасы, им становится – дурно и это отнимает уйму времени, поэтому прошу вас, сэр, сообщать не об останках, а о найденных костях, вполне чистых и без всякого запаха; постарайтесь убедить домочадцев в том, что никаких ужасов нет. Я думаю, это у вас получится.

– Благодарю, – в некотором оцепенении промолвил я.

– Видите ли, звери и насекомые начисто обглодали все кости.

– А не кажется ли вам, что сам этот факт приведет людей в ужас?

– Следовательно, не стоит подчеркивать это, сэр.

– Не буду.

– Ее одежда, обувь, сумочка и губная помада у нас в полицейском участке, все это было найдено рядом с останками, и мои люди продолжают, поиски в... – он осекся на полуслове, не желая выдавать мне этот секрет.

Тем не менее из того факта, что скелет был обглодан, я сделал вывод, что убийство, вероятнее всего, произошло не в помещении. В этом был также определенный резон и потому, что потерпевшая служила конюхом.

– И еще, сэр. Не говорите, пожалуйста, что она была задушена, просто найдена.

– Как же вам удалось определить, что ее задушили, если почти ничего не осталось?

– Подъязычная кость, сэр. В горле. Сломана. А сломаться она могла лишь от прямого удара или постепенного сдавливания. Пальцами, как правило, сзади.

– Ну и дела. Понятно. Вам виднее, оставляю это вам. Давайте лучше начнем наш обход с секретарши мистера Викерса, Ди-Ди.

Я отвел его в контору и представил. Констебль Рич как тень следовал за нами и молча делал свои записи. Я объяснил ей, что, вероятно, нашлась Анжела Брикел.

– Прекрасно, – вырвалось у нее непроизвольно, когда же она поняла, в чем дело, то устало произнесла:

– О боже!

Дун попросил разрешения воспользоваться телефоном, Ди-Ди кивнула. Дун звонил своим людям в полицейский участок.

– Мистер Викерс опознал лошадь на фотографии как одну из тех, за которыми в его конюшнях ухаживала Анжела Брикел. Мужчина – владелец лошади, вернее сказать, муж владелицы. Я уверен, что мы, вне всяких сомнений, имеем дело с Анжелой Брикел. Сможете организовать посылку курьера к ее родителям? Их адрес у меня в кабинете. Сделайте это без промедления. Мы не хотим, чтобы нас опередил кто-нибудь из Шеллертона. Не надо травмировать их раньше времени. Сообщите им об этом потактичнее, поняли? Спросите, смогут ли они опознать одежду и сумочку. Если Молли на дежурстве, то лучше всего попросить поехать ее. Она благотворно действует на людей в таких ситуациях, смягчает их горе. Пошлите Молли. Если нужно, пусть захватит кого-нибудь из констеблей.

Он выслушал ответ и положил трубку.

– Бедняжка мертва уже более шести месяцев, – сообщил он Ди-Ди. – Все, что от нее осталось, – это дочиста обглоданные кости.

По изменившемуся лицу Ди-Ди я понял, что это сообщение не из самых приятных, однако понял я и Дуна с его грубым гуманизмом: присохшие к ране бинты лучше срывать сразу.

Он спросил Ди-Ди, есть ли у нее какие-либо соображения относительно исчезновения Анжелы Брикел. Была ли девушка несчастлива? Водились ли у нее дружки?

– Не имею понятия. До тех пор, пока она не сбежала, после того как дала лошади шоколад, мы мало ею интересовались. Глупо было с ее стороны.

На лице Дуна отразилось недоумение. Пришлось объяснить ему, что в шоколаде содержится теобромин.

– Об этом сказано в тех вырезках, – добавил я.

– На месте происшествия мы нашли несколько шоколадных оберток, – сказал Дун. – Нельзя давать шоколад... Стало быть, именно в этом заключается суть фразы в одном из отчетов: «не исключено, что лошади был введен допинг»?

– В самую точку, – согласился я.

– Шоколад, – с отвращением повторил Дун. – Стоило из-за него погибать.

– Вы ищете грандиозный заговор? – осведомился я. – Разветвленную сеть торговцев наркотиками?

– Я должен все предусмотреть.

– Анжела Брикел не имела никакого отношения к наркотикам. Вы сами не знаете, что говорите, – уверенно произнесла Ди-Ди.

Дун не стал развивать эту тему, он выразил желание поговорить с конюхами, а Ди-Ди попросил никому ничего пока не сообщать об этом разговоре, заметив, что предпо – читает сделать это сам. Еще он намекнул, что нежелательно торопиться сообщать несчастным родителям об этой трагедии.

– Но я, конечно, могу рассказать Фионе, – запротестовала Ди-Ди.

– Фиона, это кто? – нахмурился Дун, пытаясь что-то вспомнить.

– Фиона Гудхэвен, владелица Гвоздички.

– Вспомнил. Нет, ей тоже нельзя рассказывать. В особенности ей. Мне важно услышать от людей их спонтанные мысли, соображения, впечатления, а не подготовленные монологи после многочасовых совместных обсуждений с друзьями. Я заметил, что первое мнение яснее и наиболее ценно.

Говорил он убедительно, но без командных ноток в голосе – в результате Ди-Ди согласилась отказаться от своего намерения. Она не спросила, что явилось причиной смерти. Если бы из слов Дуна она уловила намек на убийство, Ди-Ди так бы не сделала. Видимо, не спросила из скромности.

Дун попросил отвести его в конюшни. Я же предупредил его, чтобы при разговоре с Мэкки, помощницей и невесткой Тремьена, он учитывал ее беременность.

Он бросил на меня острый взгляд.

– Я вижу, вы человек тактичный, – заметил я. – Постарайтесь смягчать удары.

В его взгляде я не прочел особой уверенности, он никак не отреагировал на мою просьбу – ни в положительном, ни в отрицательном смысле. Когда мы появились на конюшенном дворе, оказалось, что Мэкки уже ушла. Застали мы одного Боба Уотсона, который, вооружившись пилой, молотком и гвоздями, мастерил новые крепления для хранения седел. Встретил он нас на пороге мастерской, явно недовольный, что его побеспокоили.

Я представил Боба Дуну, а Дуна – Бобу. Дун сообщил ему, что случайно найдены человеческие останки, принадлежащие, вероятнее всего, Анжеле Брикел.

– Нет! – воскликнул Боб. – Не может быть. Несчастная сучонка. Что с ней случилось? Свалилась в каменоломню?

Отсутствующим взглядом Боб посмотрел на деревянную заготовку, которую держал в руках: казалось, он забыл, что с ней надо делать.

– Почему вы так говорите, сэр? – внимательно спросил Дун.

– Манера речи, – Боб пожал плечами. – Я всегда считал, что она просто смылась. Хозяин клялся, что это она накормила Гвоздичку шоколадом, но я так не считал. Всем известно: этого нельзя, делать. Ну ладно, кто же нашел ее? Куда она сбежала?

– Ее обнаружили совершенно случайно, – повторил Дун. – У нее были какие-нибудь неприятности с дружком?

– Не имею понятия. У нас здесь двадцать конюхов – мужчин и девушек. Они постоянно приходят и уходят. Сказать по правде, я плохо ее знал, помню только, что она была очень сексуальная. Спросите миссис Гудхэвен, та была к этой девушке очень добра. Порасспрашивайте девушек, некоторые из них жили с ней вместе в одном общежитии. Почему вы спросили о ее дружке? Она что, замахнулась на какую-нибудь шишку? И сбежала с ним? Я прав?

Дун не ответил ни да, ни нет, и я осознал его идею, заключающуюся в предпочтении выслушивать неподготовленное мнение и первичные заключения заранее не посвященных в суть происшествия людей.

Они еще беседовали в течение некоторого времени, но, насколько я мог судить, никакой новой информации инспектор Дун не выудил.

– Вы хотите встретиться с Мэкки, – сказал наконец Боб. – Это молодая миссис Викерс. Здешние девушки рассказывают ей то, чего никогда не рассказали бы мне.

Дун кивнул, и я повел его вместе с вездесущим Ричем вокруг усадьбы на половину Перкина и Мэкки; мы подошли к входу, и я позвонил. Открыл сам Перкин. Он был одет в комбинезон цвета хаки, вылитый мастеровой, от него приятно пахло деревом и льняным маслом.

– Привет, – поздоровался он, увидев меня. Он был явно – удивлен моему визиту. – Мэкки в ванной.

На этот раз инициативу перехватил Дун и представился сам, причем весьма официально.

– Я пришел сообщить миссис Викерс, что найдена Анжела Брикел, – доложил он.

– Кто? – равнодушно переспросил Перкин. – Я и не знал, что кто-то пропадал. Я не знаю никакой Анжелы... Анжелы... как вы сказали?

Дун терпеливо объяснил, что эта девушка исчезла около семи месяцев тому назад. Анжела Брикел.

– Боже праведный! На самом деле? А кто она? – неожиданно он встрепенулся, как будто о чем-то вспомнив. – Не та ли это девушка-конюх, которая сбежала от нас полгода назад? Я помню, вокруг этого дела была какая-то возня.

– Она самая.

– Вот и прекрасно. Моя жена будет рада, что девушка нашлась. Сейчас я сообщу ей.

Он повернулся и, зайдя в прихожую, сделал движение, чтобы закрыть за собой дверь, однако Дун осадил его:

– Мне бы хотелось поговорить с миссис Викерс лично.

– Что? Хорошо. Тогда заходите и немного подождите. Джон? Зайдете?

– Благодарю.

Он провел нас на кухню, которая служила и столовой. Здесь мне еще не приходилось бывать. Он предложил нам разместиться в ротанговых креслах, стоящих вокруг круглого стола, выполненного из толстого стекла на трех опорах в готическом стиле. Портьеры и чехлы на стульях были вышиты цветами белого и черного цвета на темно-бирюзовом фоне. Вся обстановка в кухне была суперсовременной.

– Мэкки испытывает слабость к экстраординарности, иногда это идет вразрез с хорошим вкусом.

– Это здорово. Легкий характер.

Эта моя реплика, видимо, немного задела его, однако отреагировать он не успел, ибо в этот момент появилась Мэкки – волосы ее были мокры, выглядела она свеженькой и довольной жизнью. Первые осторожные слова Дуна вызвали у нее такую же реакцию, что и у остальных:

– Шикарно. Где же она?

Постепенное осознание реальных фактов начисто стерло с ее лица довольную улыбку, она побледнела. Мэкки слушала вопросы, отвечала на них, никак не смущаясь, что ее могут заподозрить в причастности к этому делу.

– Вы говорите, что либо она сама убила себя, – сказала она безучастным голосом, – либо... ее кто-то убил.

– Я не говорил этого, мадам.

– И то хорошо, – вздохнула она. – Все эти вопросы о допинге... о дружках. О боже! – она на секунду закрыла глаза, затем вновь распахнула их и посмотрела на Дуна и на меня.

– Месяц за месяцем нас преследовали неприятности, связанные с Олимпией и Ноланом, нас замучили своими вопросами телевизионщики и репортеры, которые постоянно толклись в нашем доме, и вот, когда мы вздохнули более или менее спокойно, все начинается сначала. Я не вынесу этого... не вынесу... неужели все сначала?

Глава 10

По просьбе Дуна я воспользовался «лендровером» Тремьена. Мы отправились в близлежащую деревеньку и остановились у подъездной аллеи к поместью Гарри и Фионы. Меня удивило, что он по-прежнему желает видеть меня рядом с собой, и я прямо сказал ему об этом. € какими-то едва уловимыми торжествующими интонациями он объяснил, что по опыту знает, как люди пугаются полицейских офицеров, в присутствии же знакомых они чувствуют себя менее скованными.

– А разве вы не хотите, чтобы они ощущали страх? – спросил я. – Насколько мне известно, многим полицейским нравится работать в такой обстановке.

– Я – не многие полицейские. – В его голосе я не услышал обиды и недовольства моим замечанием. – У меня свои методы работы, сэр, и, пусть они даже отличаются от стиля, практикуемого моими коллегами, я все равно добиваюсь результатов, и зачастую небезуспешных. Может, своей манерой расследования я и не достигну высоких чинов и званий. – На его лице мелькнула улыбка. – Но уверяю вас, я никогда не отказывался от сложных дел.

– Я и не сомневаюсь в этом, инспектор.

– У меня у самого три дочери, – вздохнул он, – и подобного рода дела мне более всего не по душе.

Мы вышли из машины перед фасадом роскошного особняка в георгианском стиле, где жили Фиона и Гарри.

– Никогда не стройте предположений, не имея на то достаточных оснований, – рассеянно проговорил он, будто бы давая мне совет – Вам наверняка известны два пресловутых слова, которые произносят полицейские, когда у них разваливается дело? Я покачал головой.

– – «Я предполагаю», – улыбнулся он.

– Никогда не забуду.

Он мягко взглянул на меня и в своей спокойной манере предложил наконец зайти в усадьбу Гудхэвенов.

Как оказалось, в доме была одна Фиона, которая открыла нам дверь кухни. Одета она была в темно-голубой сшитый на заказ костюм и белую шелковую блузку, на шее болтались золотые украшения, ноги – в черных туфлях на высоком каблуке; я сразу же почувствовал, что она куда-то торопится.

Когда она увидела меня, на лице ее появилась извиняющаяся улыбка:

– Джон, – сказала она, – чем обязана вашему визиту? Я собираюсь на обед. Может быть, поговорим позже?

– M-м... – замялся я. – Со мной старший инспектор Дув из полицейского участка долины Темзы. Вместе с ним констебль Рич.

– Полиция? – озадаченно спросила она. Она не могла скрыть сильнейшую тревогу.

– Что-нибудь случилось с Гарри?

– Что вы, что вы, с Гарри все в порядке. Впрочем, не совсем так. Речь идет об Анжеле Брикел. Она нашлась.

– Анжела?.. Я рада. Где же она пропадала?

Я удивился находчивости Дуна, который своим молчанием дал ей возможность понять, – что все обстоит не так просто и ей явно придется выслушать неприятные известия.

– Бог мой, – промолвила Фиона. – Неужели она мертва?

– Да, боюсь, что так, мадам, – кивнул Дун. – Я вынужден задать вам несколько вопросов.

– Да, конечно... но, – она взглянула на часы, – может быть, чуть позже? Это не просто обед, я приглашена на него в качестве почетного гостя.

Мы все еще стояли на пороге кухни. Без лишних слов Дун протянул ей карточку и спросил, знает ли Фиона изображенного на ней мужчину.

– Разумеется. Это Гарри, мой муж. А рядом с ним моя лошадь Гвоздичка. А где вы взяли эту фотографию?

– Из сумочки погибшей девушки.

Лицо Фионы исполнилось добротой и жалостью:

– Анжела так любила Гвоздичку.

– А нельзя ли мне прийти, когда ваш муж будет дома? – предложил Дун.

– Конечно, приходите, – с облегчением вздохнула Фиона. – Сегодня вечером после пяти или завтра утром. Завтра он будет... м-м... примерно до одиннадцати. Пока, Джон.

Оставив дверь открытой, она влетела в дом, чтобы тут же выйти через другую дверь, закрыть ее, подбежать к нам, затворить дверь кухни, сунуть ключ под валун ("Эге! " – неодобрительно сказал про себя Дун), вскочить в свой БМВ и с развевающимися волосами махнуть на прощание нам, рукой.

– Если бы вам нужно было описать ее одним словом, – обратился ко мне Дун, – то какое бы вы выбрали?

– Непробиваемая.

– А вы не полезли за словом в карман.

– Она и на самом деле такова. Непоколебимая.

– А долго ли вы ее знаете?

– Как и других, примерно десять дней.

– Гм, – промычал Дун. В отличие от вас у меня не будет десяти дней, чтобы жить в их обществе. Позвольте вновь спросить вас, что это за люди? В присутствии полицейского многие начинают вести себя неестественно.

– Фиона не лицемерила. Да и никто из тех, с кем вы разговаривали сегодня утром, не лицемерил.

– Пожалуй. Но я не со всеми встречался. Однако есть такое понятие, как родственная верность... Я читал судебные отчеты о том процессе, прежде чем приехать сюда. Здесь в округе верность своим – это не пустой звук, согласитесь? Непоколебимая, непробиваемая, ведь так?

Внешне Дун выглядел невзрачно, а его певучий беркширский акцент действовал на окружающих обезоруживающе, однако за обликом размазни скрывался внимательный и умный наблюдатель. После этих его слов я внезапно поверил тому, в чем сомневался раньше: он, несомненно, доводил до логической развязки большинство своих дел.

Дун выразил желание поговорить с остальными девушками-конюхами до того, как они узнают обо всем из чужих уст, а также с мужчинами-конюхами, но почему-то начать он решил с девушек.

Я довез Дуна и Рича до конюшен, и мы остановились у женского общежития. Раньше мне здесь бывать не приходилось. Это было небольшое современное здание, стоявшее в тупике. Тремьен как-то сказал мне, что приобрел его по дешевке, а затем отстроил.

Я сказал Дуну, что не всех девушек знаю по именам, а вижусь с ними лишь на утренних проездках и на вечерних осмотрах конюшен.

– Этого вполне достаточно, – заметил Дун. – Зато они все знают всю. Можете сказать им, что я не людоед.

Не будучи абсолютно уверен в себе, я тем не менее сделал так, как он просил.

Мы зашли в комнату, и Дун по-хозяйски уселся на цветастой софе. Повсюду стояли горшочки с цветами, на кроватях лежали подушки и подушечки, по столам были разбросаны журналы мод и бесчисленные фотографии лошадей. Ничтоже сумняшеся Дун сообщил девушкам, что, вполне возможно, Анжела Брикел умерла в тот день, когда исчезла после вечерней проездки. Он также добавил, что найдены ее останки, обрывки одежды, сумочка, и спросил, не осталось ли тут еще каких-нибудь ее вещей. После отрицательного ответа он задал свой традиционный вопрос:

– А не складывалось ли у вас впечатление, что Анжела давала лошадям стимуляторы? Может, у нее были трения с дружками?

Из шести присутствовавших девушек с нею приходилось работать только четверым. Все четыре нашли эту идею смешной – Анжела никогда не связывалась с допингом. Одна из девушек сказала, что Анжела была скрытна, у нее часто случались перепады настроения, поэтому они с ней не очень дружили и не имеют представления, был ли у нее дружок. Они не исключили возможности того, что с Сэмом у нее что-то было, но это считалось у них в порядке вещей. Сэм Ягер – профессиональный жокей, этих баб он объездил больше, чем лошадей.

Девушки застенчиво захихикали. Дун, отец трех дочерей, никак не отреагировал на их смех, он был несколько разочарован.

– Анжела и Сэм ссорились?

– С Сэмом невозможно ссориться, – сказала самая смелая из девушек. – С ним можно только в постель. Или на сеновал.

Новый всплеск смешков.

Девушкам не было и двадцати, но они уже многого нахватались и жили надеждами.

– Никто не воспринимает Сэма всерьез, – сказала самая смелая. – С ним просто весело. Он и из этого сделает шутку. Если не хочешь идти с ним, достаточно просто сказать «нет». Мы и говорим «нет». Он никого никогда не принуждает.

– Но ведь время от времени кто-то же с ним ходит, – возмутились остальные.

После этих слов у меня сложилось впечатление, будто Дун решил, что и Анжела вполне могла пойти с Сэмом, и в этом не было ничего странного.

Смелая девушка, которую звали Тэнси, спросила, когда нашли эту сучонку.

– Когда? – насторожился Дун. – Ее нашли в прошлое воскресенье утром. Хочу заметить, что тот, кто ее обнаружил, не очень торопился оповестить власти, поскольку она уже была мертва в течение довольно долгого времени, затем этот человек все же позвонил в полицию, связался со мной в то время, когда я дремал после моего любимого пудинга, приготовленного моей женой, – отличное блюдо, должен вам сказать, – а поскольку это было уже вечером, то только в понедельник утром я выехал на место происшествия и мы начали расследование, имея на руках списки пропавших, в основном беглецов, проституток и наркоманов, поняли? И только вчера нам принесли ее сумочку с этим медальоном, поэтому я и пришел к вам, чтобы выяснить, не та ли девушка служила у вас конюхом. В моих списках она числится пропавшей. Если я вас правильно понял, то это именно она.

Он протянул им фотографию. Его убаюкивающий голос действовал на них успокаивающе, и они с интересом уставились на снимок.

– Это Гвоздичка, – согласились они.

– А вы уверены, что можете отличить одну лошадь от другой?

– Естественно, если их видишь каждый день.

– А мужчина?

– Мистер Гудхэвен. Дун поблагодарил их и забрал фотографию. Констебль Рич что-то медленно писал в своем блокноте. Девушки не обращали на него никакого внимания.

Дун спросил их, не было ли у Анжелы Брикел, случаем, собаки.

Заинтригованные девушки ответили, что не было.

– А чем вызван ваш вопрос?

– Рядом был найден собачий ошейник и изжеванный мячик.

– Ни у кого из нас собаки нет и никогда не было, – ответила Тэнси.

Дун поднялся, собираясь уходить, и сказал девушкам, что, если будут новости, пусть они немедленно связываются с ним.

– Какого рода новости? – спросили они.

– Теперь вы знаете, что она мертва, – добрым голосом сказал Дун. – Нам же необходимо выяснить, почему и как это случилось. Это важно для правосудия. Если однажды мертвой найдут кого-нибудь из вас, вы же захотите узнать, что с вами приключилось, не так ли?

– Конечно, – согласились они.

– Что же с ней сталось? – спросила Тэнси.

Дун хотел было погладить ее по голове, но сдержался. Этот жест явно уронил бы его в их глазах. Эти девушки были слишком уж независимы и самоуверенны.

– Прежде нам нужно будет навести некоторые справки, – уклончиво ответил Дун. – Ждите официальных сообщений.

На этом мы и попрощались. Наш дальнейший путь лежал к общежитию неженатых конюхов, рядом с которым располагался коттедж Боба Уотсона.

В отличие от женского обиталище мужчин представляло собой иную картину: никаких горшочков с цветочками, никаких подушек и подушечек – сплошные обрывки газет, пустые пивные банки, порнографические журналы, грязные тарелки и испачканные глиной жокейские сапоги. Роднило их только наличие телевизора с видеомагнитофоном.

Все конюхи уже знали о происшествии, поскольку Боб Уотсон уже успел кому-то из них об этом ляпнуть. Никто из них (так же, как и девушки) не выказал сожаления. И они тоже ничего не смогли добавить к уже известному.

– – В седле она была ничего себе, – сказал кто-то, пожимая плечами.

– Да и в кровати, я полагаю, тоже, – брякнул другой. Конюхи все с первого взгляда признали Гвоздичку, а один попросил инспектора оставить ему фотографию.

– Зачем она вам нужна? – спросил Дун.

– За этой лошадью сейчас хожу я. Мне бы хотелось иметь снимок.

– Сфотографируйте ее сами, – посоветовал ему Дун. – Эта карточка по закону принадлежит родителям покойной.

– Ну, – требовательно спросил он меня, когда мы вышли, – что вы об этом думаете?

– Это ваша задача – думать, – возмутился я. На его губах промелькнула улыбка.

– Поживем – увидим. Если придет что-нибудь на ум, то сообщите мне. Я готов выслушать каждого, кому будет что сказать. Я не гордый. Любой ответ я не оставлю без внимания. Пусть об этом знают все. Побеспокойтесь об этом.

– Постараюсь.

В нашем доме в Шеллертоне в самый разгар суеты, которая длилась вот уже несколько дней, раздался телефонный звонок. И как бы Дун ни пытался скрыть эту новость, известие о смерти еще одной девушки, связанной с имением Тремьена, стало достоянием всей округи. Отовсюду нахлынули газетчики, требовавшие информации. Ди-Ди вновь и вновь повторяла, что она ничего не знает. Она была уже доведена до слез, когда я наконец забрал у нее телефонную трубку. Вежливо и доброжелательно я сообщил, что не располагаю никакими фактами.

Вся пятница прошла у меня в работе над книгой и в ответах на бесконечные телефонные звонки. Дун не появлялся. В субботу я узнал, что за это время он навел ужас – на все местное население.

Возвратившись, Тремьен осведомился, не захочу ли я отправиться в Сандаун вместе с Фионой, Гарри и Мэкки, чтобы несколько развеяться, сам же он намеревался выехать с пятью скакунами в Чепстоу, чтобы договориться с владельцами о двух забегах: