Текст книги "Новые и новейшие письма счастья (сборник)"

Понаезд

Российские антропологи после многолетних раскопок установили, что в Москве с самого начала не было коренного населения: с VI века на месте будущей столицы вместе жили вятичи, кривичи, хазары и даже странное племя с явно негроидными чертами.

Спор историков длится и длится. Оказалось, что тысячу лет собирает приезжих столица – коренных, как доказано, нет. По итогам последних раскопок в населении древней Москвы было много скуластых, раскосых и негроидных даже, увы. Приезжали сюда, не робея, пировали в московских бистро… Если ж взять ритуал погребенья – все выходит и вовсе пестро. Против истины, брат, не попятишь. На Москву, не стесняясь ничуть, наезжали и кривич, и вятич, и мордва, и хазары, и чудь; торговали, торгуясь до хрипа, и женились, и сплавились так, что единого нет генотипа, а обычный московский бардак. То есть в этом, как сказано, звуке сразу было всего до черта. И построил ее Долгорукий – понаехавший тут лимита. Был он сам из глубинки российской, где промучился несколько лет, и приехал в Москву за пропиской: приезжает – а города нет. Лишь поместье боярина Кучки: скромный дом, небольшая кровать… Долгорукий, дошедший до ручки, был обязан Москву основать. И дружина без лишнего слова стала строить ее, захватив. Дело в том, что он был из Ростова – хоть Великого, но никакого в плане денег, карьер, перспектив… И построил Москву Долгорукий, и устроился в ней, как влитой, и его обнаглевшие внуки стали прочих честить лимитой. Чуть позднее, сверкая глазами, воцарился в Москве Калита: из орды, из Твери, из Рязани устремилась к нему лимита, хоть не вышедшая генотипом, но активная, как актимель, – и недаром прирос к нему титул собирателя русских земель. Гастролера, купца, иностранца не отпугивал местный мороз. Кто пришел воевать – и остался, кто пришел торговать – и прирос… Так возвысился пыльный и дымный (как еще в нем деревья растут?) всевместительный, странноприимный, дивный град понаехавших тут, город-хаос, почти без проекта, город-выставка, город-штурвал. Коренными считаются те, кто раньше въехал и больше урвал. Город вечного грома и гула, где на улицах – зимняя соль… Чем их только сюда притянуло? Что тут, медом намазано, что ль? Что гнало сюда толпы народа, привлекая бойцов и купцов? Ведь не ради же водопровода, ведь не Рим же, в конце-то концов! Приезжали торговцы и девки и родню вызывали письмом, не музеев с театрами ради – их же не было в веке восьмом! Заварилась великая каша из пера, топора, cetera… Чем их манит округлая наша, ненасытная наша дыра?! К ней, сравнительно, в общем, неблизкой, миновавши Смоленск и Торжок, сам Батый приходил за пропиской (не сумел получить – и поджег). Что ж вы едете, дурни, в Москву-то, генотипы везете свои? Ведь у нас то пожары, то смута, то погромы, то ДПНИ! Чем вам нравится небо стальное и дороги под коркою льда?

Просто, видимо, все остальное не годится совсем никуда.

Готов!

Юрий Лужков выступил с сенсационным предложением – вернуть россиянам значки ГТО.

Москвы неутомимый мэр Лужков, герой на грани эпоса и фарса! Не раз он темой был моих стишков, но снова под перо мое попался. Пока страна вступает в ВТО и обсуждает это всесторонне – вернуть он хочет нормы ГТО, готовности к труду и обороне. Отечество лишилось этих норм в то рыночное время роковое, когда его заботил только корм и патриоты были не в фаворе. Теперь не то. Теперь нам есть что есть. По воле снисходительного Бога отстроен бизнес, дорожает нефть, а патриотов даже слишком много. Догадливые рыцари пера уже берут перо наизготовку, твердеет власть, и школьникам пора, забыв бухло, побегать стометровку.

А я не против. Я и сам готов побегать по весеннему гудрону, в отличие от мерзостных скотов, забивших болт на труд и оборону. Пусть пионеров резвых голоса опять звучат над Сетунью иль Истрой. Могу бежать хоть час, хоть два часа. Я толстый, да, зато я очень быстрый. Отброшу ненавистное пальто – и потрушу… (представить – страсть господня). Лишь одного не разъяснил никто: как ГТО расшифровать сегодня? Нас потчуют исправно нефть и газ, мы им верны, как д’Артаньян – короне; но если честно – кто еще из нас готовится к труду и обороне?! Кто тратит драгоценные года, чтоб веселей цвелось родному краю? Допустим, труд еще туда-сюда, но оборона – это я не знаю.

Какую расшифровку разглядеть? К чему еще готов я буду, братцы? Трусливо Охать? Тихо Обалдеть? Терпеть Отстой? Талантливо Отдаться? За что готов страдать родной народ? Намеренья его попробуй вызнай… За Годовой Товарный Оборот? За Гегемонов, Трахнутых Отчизной? Чем мы еще богаты, наконец, чтоб удивлялась Азия, Европа ль… Допустим, «Г» – «Газпром», а «О» – «Отец». Но что такое «Т»? Ракета «Тополь»? Что я люблю – до судорог, до слез – в итоге нами прожитых столетий? Есть «Государство, Топливо, Овес» – а есть «Грызлов, Ткачев» и кто-то третий… Онищенко! Он ставил много клизм врагам России – Киеву, к примеру… А «Героизм, Талант и Оптимизм»? Не хуже, чем «За Родину и веру!» И жаль, что в результате многих драк, и многих врак, и прочего распада с талантом ощущается напряг, а с оптимизмом полная засада. К чему готова Родина всегда, покорная, как вяленая вобла? К тому, что Грузно Топает Орда? Что будет Грустно, Тягостно и Обло? Все как-то получается не то. В сознании случилась перемена. Не знаю я, как это ГТО расшифровать, чтоб было современно. Посмотришь вроде – выправка и стать, а приглядишься – всюду ложь и быдло… Короче, Гады, Трудно Описать, насколько Горько, Тухло и Обрыдло.

Но чтоб не зря сходило семь потов, чтоб бегалось и лазалось по крышам – вы просто дайте всем значок «Готов».

К чему – по обстоятельствам допишем.

Попавшийся

Нью-йоркский губернатор Элиот Спитцер извинился перед женой и избирателями за связь с проституткой, но это его не спасло – пришлось подать в отставку.

Америка шумит о деле Спитцера. Со шлюхою связался Элиот. Действительно, теперь ему не спиться бы – попался хуже Билла, идиот. Он был борец за нравственность, как водится, – угрюмый, мрачный, словно сыч в дупле, – но тут открылось: Спитцер хороводится с девчонкой по фамилии Дюпре. Ее ощупал он глазами склизкими – и незаметно сорвался с узды. Она там приторговывала сиськами, мечтая о карьере поп-звезды. Ей надо было клипы делать, записи – и вот трудилась несколько недель… Он восемьдесят штук потратил запросто, переведя в подпольный их бордель. Как правило, такие инвестиции свидетельствуют громко кой о чем, и он привлек внимание полиции, и был со страшным шумом уличен. Таких ошибок, помнится, не делали политики на верхнем этаже… И главное – он был борец с борделями! Он прокурором штата был уже! Он возглавлял уже в Нью-Йорке органы, поэтому избрался без помех; с коррупцией боролся как подорванный и говорил, что он честнее всех, вовсю разоблачал чужие шалости, хвалил консерватизм и старину, любил собак… и на тебе, пожалуйста. Отставка и позор на всю страну.

История, конечно, в жанре вестерна. И как бы ни менялся ход планет – хочу я заявить вполне ответственно: у нас такое невозможно, нет. Не следует отделываться шутками: бывал у нас бардак, бывал террор, бывало – попадались с проститутками (и, помнится, как раз генпрокурор)… С двумя зараз, и на чужие тугрики, и даже, помню, был разоблачен – но он сумел внушить почтенной публике, что все обман, а сам он ни при чем. На этом он настаивал, как каменный. И до сих пор считает большинство, что там не он резвился перед камерой, а человек, похожий на него. А компромат пекли враги от зависти. Но если б кто железною рукой его поймал – то сразу оказалось бы, что это метод следствия такой. Любой, кто был бы взят на месте действия, склонясь к предосудительным вещам, – воскликнул бы: «Не уличен в злодействе я, а это я теракт предотвращал!». И сразу смолк бы, кто его отчитывал, и даже покраснел бы, как юнец… А может быть, он молодежь воспитывал? Спонсировал певицу, наконец?! Что можем знать об их мужской природе мы? Нам доказал бы уличенный тать, что это было в интересах Родины – и мы бы не осмелились роптать. В Америке – сплошные беспредельщики, но мыто ведь из правильной страны. И думаю, что налогоплательщики ему еще остались бы должны.

Да и потом – пускай другие ахают и горы городят из-за фигни, а наши власти поп-певиц не трахают. До них не опускаются они. Прошло навеки время пораженщины. У нас теперь железная мораль, и ежели от власти терпят женщины, то это исключительно Морарь. Такой закон у них на лицах высечен, и бдительность у них обострена…

Зачем им поп-певица за три тысячи, коль к их услугам целая страна?!

Любовь и газ

Российско-украинская газовая война вдохновила меня на интимную лирику.

О, как мы любили друг друга! Как все умилялись вокруг! Мы мучались лишь от испуга, что все это кончится вдруг. Мы нежились на сеновале, бродили по россыпям рос… Друг друга слегка ревновали, но это слегка, не всерьез. С утра, не жалеючи пыла, я вкалывал (не клевещи!), а ты мне галушки лепила, варила мне сталь и борщи… Борща незабвенного запах поныне внушает восторг… Но ты все косилась на Запад, а я все смотрел на Восток. Нет, я тебя сроду не гнобил, не мучил (сошла ты с ума?!). Тебе я подставил Чернобыль, но ты виновата сама! Но женской походкой зовущей ушла ты налево с тоской, и мы Беловежскою пущей развод обозначили свой. Над миром другая эпоха взлетела, крылами плеща… Но мне без любви твоей плохо, хочу я тебя и борща! Ты ходишь в оранжевом, стильном, с красавцами польских кровей, – а я с вожделением сильным любви домогаюсь твоей. Бывало, по целой неделе честил твою Раду и ВЦИК: свобода твоя – в беспределе, твоя независимость – цирк! А ты на Майдане плясала, назло распахнув малахай… И я запретил твое сало! И ты мне сказала: «Нехай!» Ты в жар меня снова бросала и наглым румянцем цвела, и я разрешил твое сало! Но ты лишь плечом повела. Ты держишь меня за дебила, ты стала тверда и горда… Да может быть, ты не любила меня вообще никогда? Со злобой бессильного старца я вижу себя без прикрас. Умри! Никому не достанься!

И я перекрыл тебе газ.

Нет, я не тиран, не зараза. Все наши разборки – фигня. Я думал, без этого газа ты снова полюбишь меня. Что делать! Я раб этих черт ведь, мне так на них сладко смотреть! И я перекрыл лишь на четверть, потом – постепенно – на треть… Во всех этих сварах и драчках я тихо мечтал, трепеща, что ты приползешь на карачках с огромной кастрюлей борща, – и после естественной дани мы снова пройдем по росе… Но ты все поешь на Майдане с оранжевой лентой в косе, свою репутацию губишь, поденно теряешь очки, – и так меня сильно не любишь, что в НАТО вступаешь почти! Задумчивый, как шизофреник, гуляю постылой Москвой… Ну хочешь, я дам тебе денег? Язык разрешу тебе твой? Забуду любую обиду, скажу, что Майдан – не беда, – ты просто хотя бы для виду со мною ночуй иногда! Готов я и с Польшею ладить – ты только являйся в кровать, чтоб мне тебя изредка гладить и кончик косы целовать. Начнем, если хочешь, сначала! Ведь я тебе «да» отвечал, и ты мне «ага» отвечала, когда нас Богдан обвенчал! Пойми, я иллюзий не строю, у каждого свой каравай, – зовись суверенной страною, но будь, ради Бога, со мною, иначе я все перекрою!

И ты отвечаешь: «Давай».

Я злобу на ближних срываю, кляну я твое колдовство – и газ тебе то закрываю, то вновь открываю его… Заметь, я при этом ни разу тебе не давал звездюлей! Я думаю – может, без газа я все-таки как-то милей? И, раз ошибаясь за разом, все жду я заветного дня и думаю: может быть, с газом ты снова полюбишь меня… Но ты мне в глаза посмотрела и молвила, словно врагу:

– Коханый! Не в вентиле дело!

А что я еще-то могу?

Свободу дыму!

В американских фильмах, предназначенных для семейного просмотра, по инициативе студии «Walt Disney» запрещен показ курения. Я горячо сочувствую заокеанским коллегам, кряхтящим под игом произвола.

Опять в Голливуде свирепствует гнет, как нам сообщила печать. (Когда нас Америка снова лягнет, нам будет чего отвечать!) Цензуре никто не мешает царить, артисты не борются с ней. Теперь там нельзя на экране курить. Решение принял «Disney». Во рту у меня закипает слюна, глазенки сужаются в нить. И эта зажатая властью страна нас учит свободу ценить?! Пытается нам коллективно пенять в противной манере брюзги?! О нет, не Россию вам надо менять, а ваши, простите, мозги. Каких вам еще доказательств ясней, что Штаты томятся в узде? Конечно, пока это только Дисней, но скоро начнется везде. Атаку на секс вы ведете давно, как древле Советский Союз: он если останется в вашем кино, то лишь однополый, боюсь. Похоже, вы также введете бойкот на сцены облав и охот, ношенье мехов, поеданье котлет и прочий гринписовский бред. Не станет потом перестрелок и драк, на ругань введут карантин, и даже простое российское «фак!» исчезнет из ваших картин, а ваша цензура навесит собак на коэнов и тарантин.

А мы проживаем в свободной стране, большой в ширину и длину, – где запросто курят не только в кине, но в зале, где смотрят кину. У нас и при культе, в крутые года руливших повсюду горилл, в картинах курить разрешалось всегда, и Сталин там тоже курил. У нас бы дрожал как осиновый лист от ужаса весь кинозал, когда бы какой-нибудь горе-артист без трубки его показал! А если бы Штирлиц у нас не курил, устав от таинственных дел, а лишь улыбался, да кофе варил, да с пастором Шлагом трындел?! Куренье у нас – не порок, не позор, не выдумка, не эпатаж: героя высвечивал наш «Беломор» наглядней, чем «Мальборо» ваш. У нас если кто-нибудь курит «Казбек» за выпивкой или ухой, то ясно, что он неплохой человек. А ежели «Данхилл» – плохой. Короткая «Новость» – надежности знак, почти как сегодняшний «Кент»; курящий же «Яву» – не так и не сяк: как правило, интеллигент. Короче, у нас некурящий герой бессмысленен, что говорить. Здесь курит на лестнице каждый второй. И каждый дает прикурить.

Но главное, главное! Хватит сучить ножонками, дядюшка Сэм. Отечество наше свободе учить ты больше не смеешь совсем. Теперь вы явили себя без прикрас – впервые за дюжину лет. Пусть нету открытых дискуссий у нас, гражданского общества нет, продажны, как правило, наши суды, коррупция наша грозна, руками чиновничьей нашей среды расхищена наша казна, свободную прессу прижали давно, и Родина этим горда…

Но курят герои в российском кино!

И будут курить, господа!

Прощай, молодость!

Дмитрий Медведев принял делегацию молодых ученых и политиков и сообщил об учреждении трех премий по 2,5 миллиона рублей за лучшую инновацию. Я горько завидую.

Медведев сделал вывод, что сигналы значение имеют на Руси[2]2
  На встрече с бизнесменами в Гагарине.


[Закрыть]. Да кто бы сомневался, елы-палы! Чуть главный что-нибудь провозгласи – как сразу же кампания в печати и лозунги, куда ни подойдешь. А лозунг дня он сам озвучил, кстати, и этот лозунг – наша молодежь. И вот вам факт: от милостей монаршьих он допустил юнцов к своим вратам. Он принял молодых, причем ненаших, хотя и «Наши» тоже были там. Студенты не могли не волноваться, как перед брачным вечером жених. «Я жду от вас конкретных инноваций и премии назначу вам за них, – сказал Медведев с ласкою суровой, присутствующих взором охватив. – Я вас считаю силою здоровой и буду рад увидеть креатив». Я креатива ожидаю тоже, но где у молодых его найдешь? Я не люблю, признаться, молодежи, как всякий, кто уже не молодежь. Вот молодежь в ее пассивной части: пока Отчизна их не запрягла – их не гребут политика и власти, им хочется соитий и бухла. Они еще зародыши по сути (особенно – детишки воротил). Просиживают попы в институте, покуда их минобр не сократил[3]3
  До 200 конкурентоспособных вузов.


[Закрыть], торчат по барам, воют на футболе, кричат «Россия», стало быть, «вперед!» – и вовсе не испытывают боли за наш многострадающий народ. Им нравится в ночи лупить по струнам, взрывать петарды дерзкою рукой… Когда я был еще довольно юным, я, стыдно вспомнить, тоже был такой. Жестока юность, как сказал Гораций. Ей трудно удержать себя в узде. Каких тогда я жаждал инноваций? Мне было важно, чтобы было где. Мне это дело нравилось до дрожи, меня дразнило женское белье… «Всех трахнуть!» – главный лозунг молодежи. А это власть умеет без нее.

Вот молодежь в ее активной части: они от нетерпения дрожат, их борют политические страсти, им хочется карьеры и деньжат. С рожденья главный опыт ими нажит: успех не добывается добром. Им хочется травить кого укажут, и чтоб за это приняли в Газпром. Ужасно выразительные рожи в их пафосной встречаются среде. Чего нам ждать от этой молодежи, которой безразлично даже где? Не сможет никакая перестройка внушить им пафос честного труда. Из всех вопросов лишь вопрос «За сколько?» их несколько волнует иногда. От них, конечно, много меньше шуму, у них хотя бы ногти не грязны, но кроме выдвижения в Госдуму – какой от них дождешься новизны?

И те не ах, гляжу, и эти тоже. Истрать хоть сотню грантов или ссуд – большого проку нет от молодежи, и премии, похоже, не спасут. Их недостатки перечислив вкратце, я дам совет, не требуя калым: уж если вы хотите инноваций – прислушиваться надо к пожилым. Они легко последствия примерят и выстроят логическую нить… Одна беда – никто из них не верит, что здесь хоть что-то можно изменить. От всякой перемены жду беды я, от всякого начальства жду рожна… Здесь полагают только молодые, что в жизни инновация нужна. Пускай на них равняется Медведев. А я в моей привычной борозде сижу, себя смирив и обезвредив…

И мне уже неважно даже где.

Большая элегия Анатолию Чубайсу

Джон Донн уснул, уснуло все вокруг…

И. Бродский

Анатолий Чубайс покидает госслужбу в связи с упразднением РАО «ЕЭС». Теперь, по его словам, он намерен «два года отсыпаться».

Чубайс уснул, уснуло все вокруг. Его враги невольно оробели: под шум листвы, под вой рублевских вьюг он крепко спит в хрустальной колыбели. Он помещен в особый мавзолей, лишь через пару лет назначен вынос… Пока не спал он – было веселей, но вот уснул – и все остановилось. Морфей его в объятьях приласкал. Горит ночник, включенный для уюта. Вертелось все, покуда он не спал: росла национальная валюта, дошли до пика цены на сырье, качалась нефть – хоть пей, хоть умывайся… Порою омрачала бытие коррупция – но супротив нее боролись все, включая и Чубайса. Крутились деньги. Делались дела. Простой народ стонал от монополий. Короче, при Чубайсе жизнь была – но хочет спать железный Анатолий.

Чубайс уснул, уснуло все вокруг. Всех сон сковал – снотворного не надо. Уснул Немцов, его курчавый друг, и рядом с ним уснула Хакамада; олигархат под одеяло влез и засопел, притихнув в общем шуме. Спит малый бизнес. Спит РАО «ЕЭС». Спит СПС и видит сны о Думе. Но спит и Дума – толку ли в грызне? Никто давно не верит в силу слова – и голосует все-таки во сне под руководством спящего Грызлова.

Закончился великий разогрев. Спустилась ночь. Все кошки снова серы. Спит с рупором Анпилов, не успев договорить: «Чубайса на галеры!». Медведев спит, и видится ему почти неописуемое чудо – что Путин тоже спит в своем дому, и можно сделать оттепель покуда… Уснул Лужков, Батуриной храним, и видит сон, что мэром Сочи стал он – и в Сочи переехали за ним все жители столицы, всем составом.

Уснул Билан, и тоже видит сон (победы в нашем обществе чреваты), что вследствие своей победы он – почетный член общественной палаты, что вся страна от радости звенит, взираючи на эту эпопею, а вместе с ним в палате – весь «Зенит» и сборная России по хоккею. Спит производство, менеджмент и сбыт. Спит молодежь – от голубых до красных. Каспаров спит. Илларионов спит. ОМОН во сне гоняет несогласных. Спит интеллект (хотя уже давно), спят честь и совесть (хоть и прежде спали), спит зритель, глядя новое кино, хотя и так привык кемарить в зале… Упав на стол лохматой головой, спит журналист, и спит под ним страница. Не спит, похоже, только часовой, да и ему, похоже, это снится.

Чубайс уснул, уснуло все вокруг. Другие страны ропщут: что такое? Ни проблеск мысли, ни единый звук не нарушают общего покоя. Спят с бабами, забывши страх и стыд. Спят и старик, и отрок желторотый. Коррупция – и та как будто спит: воруют полусонно, с неохотой. Устав от многолетнего труда, Россия спит. Чубайс устроил это.

Но вот он отоспится. И тогда…

Тогда уже кранты тебе, планета.

Само!

Согласно уверениям сотрудников МВД и ГИБДД, никаких автоподжогов в Москве не было. Все это самовозгорания в результате несвоевременно пройденного техосмотра и неправильной эксплуатации.

Как сладко в этот раз писать письмо! Напрасно ищут крайнего часами: никто не жег, а это все само! Машины то есть возгорались сами. Но глас ГАИ ошибся, увлечен анализом неслыханного факта. Тут техосмотр, ей-богу, ни при чем. Они от чувств воспламенялись как-то. Уверенно отряхивая тлен, дивясь успеху каждого почина – Россия, так сказать, встает с колен. Такое понимает и машина. Медведевский ли, путинский ли план сработал тут – дознаться не умею: сперва «Зенит», потом еще Билан, а следом – кубок мира по хоккею! Вот Ковальчук: при виде молодца, пред кем сдалась канадская дружина, воспламенились многие сердца – могла воспламениться и машина! Она ведь, сколько ею ни рули, имеет нрав и вкус на самом деле. Горели же отнюдь не «Жигули», не «москвичи», не грубые «газели», не то, чем наш российский средний класс разжиться смог, как только разрешили, – о нет. Горел не ГАЗ, не АвтоВАЗ, – горели настоящие машины! Элитный автопарк, не абы чей. Да мне всегда казалось отчего-то, что лишь среди реальных богачей сегодня можно встретить патриота. Не вырастет в халупе патриот. Что бедность – зло, внушал еще Лассаль нам. Сердечно любит Родину лишь тот, кто ей обязан кое-чем реальным. Поэтому, товарищи, прогресс – не террорист, замоченный в уборной, а то, что загорелся «мерседес» от доблестной победы нашей сборной! Ведь рейтинг – во, и ВВП расцвел, – планету вновь дивит Иван Иваныч!

Поэтому, когда пошел футбол, они уже горели по три за ночь.

А вдруг они горели от стыда? Загадка ведь и этак разрешима! Но, господа, и это не беда: коррупции стыдится и машина. Совсем недавно, с нынешней весны, шикарные машины – недостаток: они на взятки приобретены, а новый президент не любит взяток. «Как вам не стыдно, милые мои, таскать с работы взятки и подачки!» Коль скоро у хозяина-свиньи нет совести – так совесть есть у тачки: она горит, охвачена стыдом, и смотрит потрясенная столица… А нажитое доблестным трудом – не возгорелось и не возгорится!

Товарищи! Раскрыт поджогов ряд. Мучительный вопрос с повестки выбыл. Неважно, почему они горят, а важно то, что это личный выбор. Повсюду – на Николиной горе, в Текстильщиках и в Бутове – сожженья. Они горят, как шапка на воре, как факел олимпийского движенья, как вечный бой, какому нет конца, как адский пламень, что не знает лени, как наши воспаленные сердца, как наши воспаленные колени, с которых вновь Россия поднялась, припомнив износившиеся мифы, и снова всех затаптывает в грязь, бубня себе под нос: «Мы скифы, скифы…» Стоит Отчизна, как боец сумо, и жалкая трясется заграница, и все воспламеняется само…

А скоро и совсем воспламенится.