Текст книги "Виктор Суворов: исповедь перебежчика"

– И что было бы с людьми!..

– Что было бы?.. (Горько.) Ну а потом, когда стратегическую промышленность акционировали, смотрим: что у нас на уровне областном? Кинотеатры, пекарни, молокозаводы… Это раздали – к районному уровню подбираемся и так далее.

«Маршал Жуков – кровавый палач: в реках крови брода он не искал»

– И снова я о войне: ты утверждаешь, что Жуков был бездарным полководцем…

– …конечно…

– …а войну Советский Союз выиграл благодаря Сталину, Василевскому и ряду других военачальников. Ты пишешь (цитирую): «Маршал Жуков – кровавый палач» – чем же объяснить его культ в современной России?

– Он вызван тем, что жить без культа Россия не может, а мифы всех наших прежних вождей рухнули. Ну, например, Дзержинского: о ГУЛАГе почитаешь – и сразу уже как-то не по себе. Верховный Главнокомандующий Сталин уже развенчан, и остается только его заместитель, но приведу вот такой пример. Допустим, Георгий Константинович не кровавый палач – не будем об этом…

– …но миллионы клал, не задумываясь…

– Да, в реках крови брода, увы, не искал.

– Сколько он на Зееловских высотах, когда Берлин штурмовал, положил? Это правда, что полмиллиона ребят угробил ради того лишь, чтобы взять Берлин к 1 Мая?

– Я приводил в своих книгах факты не про Зееловские высоты: там полегло много, но сколько – не знаю, не считал, однако есть открытые документы… Когда Зееловские высоты уже миновали, выходят наши войска к Берлину, и тут начинается гонка Жуков – Конев: кто первый логово зверя возьмет? На этом вот уровне я привожу донесения и телеграммы, когда Жукову снизу докладывают, что жгут танки. Он же две танковые армии на Берлин двинул: Первую и Вторую гвардейские, и обе сгорели от фаустпатронов, потому что танк в городе… Чтобы понять это, не надо Киевское высшее общевойсковое командное училище заканчивать: он уязвим – это же не орудие, а стрелялка…

Фаустпатронами, короче, немецкие мальчишки две танковые армии сожгли, а уж людей вообще не считали… Также я говорю о Жукове как о человеке нечестном, и вот пример. В мемуарах маршал указывает: Сталин неправильно определил, что главный удар немцев будет наноситься через Украину – он-то ведь через Белоруссию был нанесен. Во как! Сейчас опубликованы сборники документов за 1941 год, и там Жуков Сталину пишет, что главный удар через Украину планируется, и на этом настаивает. Тот как человек гражданский поверил, а спустя годы Жуков его в этом же и уличил.

Ну и еще. В мемуарах он Сталина укоряет: вот, мол, какой глупый-то – думал, что Гитлер сперва должен на одном фронте с Британией развязаться и лишь после этого воевать на втором, а фюрер не так действовал. Опять же, читаю рапорт Жукова Сталину: дескать, не знаю, как вам кажется, но Гитлер, пока с англичанами вопрос не решит, не нападет.

– Сколько всего советских людей во время Второй мировой войны погибло?

– Цифрами я не владею, и загадка это для меня колоссальная, но великий русский ученый Менделеев считал, что в 1967 году население Российской империи будет составлять триста шестьдесят миллионов человек.

– Было между тем двести пятьдесят с небольшим…

– Меньше – в пятьдесят девятом, согласно всесоюзной переписи, насчитали около двухсот девяти миллионов, а потом мусульмане чуток нарастили.

– Век истребления своих своими же…

– На момент Октябрьской революции каждый седьмой обитатель планеты проживал в Российской империи, а сейчас – каждый семьдесят четвертый или семьдесят пятый: вот так!

– Ты обладаешь самым большим в настоящее время рукописным фондом по истории Второй мировой…

– Семнадцать кубометров писем!

– Какое наиболее запоминающееся свидетельство о войне?

– Трудно сказать, потому что весь этот пласт настолько однообразен… Едва ли не в каждом письме: «Нам зачитали приказ, и мы пошли…», «Нас подняли по тревоге 12 июня, а выступили 18-го…» – и все это о про движении к границе. Сейчас я нашел письма власовцев… Сожалею, конечно, но не моя это вина, что «Ледокол» не вышел в России лет на десять, а лучше на пятнадцать раньше. Здесь, на Западе, никто его на русском публиковать не взялся, а если бы он появился тогда, я бы застал гораздо больше свидетелей – они же стремительно уходящее поколение.

«Правда о Великой Отечественной войне нелицеприятна и, если будет невзначай обнародована, разрушит последний миф»

– «Семьдесят лет в нашей стране народ не имел истории: это какая-то цепь преступлений, – пишешь ты и добавляешь: – истории великой войны не существует»…

– Не существует.

– Искажена?

– Абсолютно.

– Несколько поколений советских людей воспитывались на примере двадцати восьми героев-панфиловцев, Зои Космодемьянской, Александра Матросова, Лизы Чайкиной, Николая Гастелло… Подвиги их – да и сами герои! – реальны?

– Насчет Николая Гастелло: было это или нет – не знаю, но в СССР перед войной фильм показывали – «Эскадрилья № 5» назывался. Там по сюжету наши летчики весь боезапас израсходовали… Что-то надо было предпринимать, и тогда они пошли на таран, а потом началась война, и тут же наша пропаганда о таком подвиге раструбила.

– Двадцать восемь героев-панфиловцев были?

– Вот это полная чепуха! После войны журналистов, которые тот бой описывали, вызвали в прокуратуру и спросили: были ли они у разъезда Дубосеково и откуда у них сведения про героев-панфиловцев.

Фронтовой корреспондент, который первым эту историю запустил, признался, что дальше штаба армии не выезжал – там якобы и говорили, будто что-то такое произошло (хотя штабисты это потом отрицали), а откуда взялось число двадцать восемь? Когда журналист приехал в редакцию «Красной звезды», главный редактор Ортенберг – талантливый был человек! – его спросил: «Сколько бойцов было в роте?» – «Тридцать-сорок, некомплект», – тот ответил. «Давай тридцать!», но два вроде как дрогнули, побежали сдаваться, и панфиловцы сразу их уничтожили. Редактор прикинул: «Слушай, два предателя – что-то много: одного хватит», а число двадцать восемь так и осталось. Да, рота держала немецкие танки…

– …и действительно насмерть стояла?

– Как бы не так – за тот бой командира полка сняли…

– Зоя Космодемьянская – миф?

– Нет, девушка такая была, однако деревню Петрищево после войны полностью выселили – это первое. Второе: немцев там не было, и третье: по Гаагской конвенции, тактика выжженной земли – это военное преступление, однако Сталин приказал все у дорог сжигать, чтобы немцам негде было остановиться, чтобы русской зимой, морозами их добить.

Космодемьянская совершала преступление, когда поджигала конюшню, и поймали ее свои, русские, люди. Их можно понять: если бы полыхнуло, сгорела бы вся деревня, а там женщины, дети. Диверсантку они приловили и в соседнее отдали село, где имелась немецкая комендатура. В Петрищево, повторяю, фрицев не было, то есть с точки зрения геройства – да, это самопожертвование: были истязания, труп и прочее. Зоя действительно отдала жизнь за Родину и за Сталина, однако приказ сжигать избы мирных жителей был преступный. Ну вот представь: сидит баба на печи – мужика в ополчение забрали, осталась одна с детьми малыми…

– …голодная да холодная…

– …и выбора нет: или бежать на мороз, или в этом же доме сгореть.

– Александр Матросов на амбразуру вражеского дзота бросался?

– Не в курсе, однако амбразуру телом закрыть невозможно.

– Думаю, российские архивы скрывают еще много тайн, а кому-нибудь вообще эта правда нужна?

– Мне нужна – может, кому-то еще, во всяком случае, семнадцать кубометров писем (то, что до меня дошло!) свидетельствуют о том, что люди-то в ней нуждаются. Помнишь, Твардовский в начале «Василия Теркина» спрашивает, без чего прожить нельзя? – и тут же на этот вопрос отвечает:

 
Не прожить наверняка
Без чего? Без правды сущей,
Правды, прямо в душу бьющей,
Да была б она погуще,
Как бы ни была горька.
 

На соломенных ногах лжи мы далеко не уйдем, понимаешь, да и правда-то на самом деле хорошая. Я говорю: хотели напасть на Гитлера, на фашиста, а вы, ребята, доказываете, что с ним целоваться желали, – вот это и впрямь плохо.

– Почему ни в СССР, ни в России честная история войны до сих пор не написана? Узнаем ли мы когда-нибудь правду о Великой Отечественной?

– Почему не написана? Потому что правда, как ни крути, нелицеприятна и, если будет невзначай обнародована, разрушит последний миф. До этого ведь как было? Провозгласили: мы к коммунизму дружно шагаем, а оказалось, идем не туда. Миф был – великий Ленин, но на поверку он оказался далеко не гигантом мысли (с великим Сталиным ситуация та же). За спиной у нас семьдесят лет сплошных ошибок и преступлений: осталась одна лишь святая страница – великая отечественная война, и один день самый лучший – 22 июня 1941 года, когда на нас напали. Кстати, сами мы на Финляндию нападали, на Афганистан…

– …на Чечню, в конце концов…

– …да на всех, поэтому рыльце у нас тоже в пушку, но признавать это не хочется.

– Оруэлл вывел формулу: «Кто управляет прошлым…»

– (Вместе.) «…тот управляет будущим…»

– «…кто управляет настоящим, тот управляет прошлым». Чем ты объясняешь негласное табу на Западе на пересмотр истории Второй мировой? Чем страшна для них правда о давно минувшей войне?

– Тем же, чем и для Советского Союза, – они преследовали всего лишь свою выгоду. Перед войной Германия раздражала и Америку, и Великобританию – для них эта страна была экономическим конкурентом, которого следовало придавить: это раз! Два – недавно всплыли документы, что за два месяца до падения Берлинской стены Маргарет Тэтчер была против объединения Германии: очень уж ей не хотелось, чтобы две части в критическую соединились массу. Даже в восемьдесят девятом году, спустя сколько лет после войны!

…Сначала они пытались Версальским договором Германию задушить, а та вынырнула из-под этого жернова в новом обличье, да таком страшном, пугающем: сейчас я вас всех! Такую агрессивную силу они спали и видели задавить, особенно когда к власти пришел Гитлер, и для этого стремились использовать Советский Союз. Поэтому в их истории Гитлер – исчадие ада (кем он на самом деле и был), а к Сталину, который был таким же исчадием, вполне лояльное отношение. Просто тут интересы совпали: с одной стороны – Великобритании, США и других западных стран, а с другой – Союза. Теперь мы твердим: Сталин, мол, дурачок, танков у нас не было, Красная Армия оказалась небоеготовой, сами мы – олухи… Союзникам нравится, и немцам тоже, поэтому в Германии издание книг, которые ставят эту версию под сомнение, не пробьешь.

– Мы вспоминали Ленина, а ты в свое время писал, что он был сифилитиком…

– Ну, я это не проверял, но документы такие встречал. Консультировать Ильича приезжали западные медицинские светила, и они потом дали свои заключения о причинах заболевания его мозга – в них говорилось, что это последствия сифилиса.

«Медведев – не чучело, а человек, который согласился быть чучелом»

– В одной из своих публикаций ты предсказал, что вторым или третьим президентом России будет чекист…

– (Удовлетворенно.) Да.

– На чем твой прогноз был основан?

– Ну, это же так просто! Тут как-то собрались диссиденты – мы сидели, спорили, выпивали… Я для них вроде как посторонний, потому что не диссидентствовал никогда, но был принят в их уважаемую компанию, и вот за столом зашел разговор о том, что делать со стукачами. Они все в один голос: «Права человека!.. Эти люди стали осведомителями не по своей воле – их заставляли, и не надо теперь их преследовать», а мой принцип прост: стукачество следует ликвидировать как класс.

– Подожди, это что же – полстраны ликвидировать?

– Нет, просто объявить фамилии, чтобы навсегда уже нейтрализовать и их, и само явление. Мои собеседники возмутились: это нехорошо – зачем, дескать, кому-то жизнь портить? Ну, всякие интеллигентские штучки пошли в ход, и я, как красный командир настоящий, им тогда предложил: «Давайте подключим логику». На чем Советский Союз стоял? На страхе, а на чем страх держался? На стукачах! С кем-то, к примеру, общаюсь, а сам думаю: не донесет ли он завтра, то есть мы никому не могли довериться и оттого были замкнуты – каждый молчал в тряпочку.

Если сейчас открыть, кто был кто, мы это осудим, и все забудется, а пока дерево срублено, но корни остались. При первом удобном случае сила эта тайная прорастет, потому что стукачей, как только все рухнуло, на чистую воду не вывели. Если бы сразу их перечислили поименно: ты, ты и ты! – вернуться назад было бы уже невозможно, а теперь стукач тихо дрожит: «Ой, как бы меня не раскрыли, как бы меня…», и шкурный интерес его состоит в том, чтобы «папа» к власти пришел – тот, кто прикроет и никогда не рассекретит.

Эти товарищи были везде: и в журналистике, и во всех министерствах, – поэтому страна в целом разобщена, а стукачи как раз объединены. Каждый из нас свою выгоду ищет и прочее, а у них цель единая: вернуть чекиста во власть.

– Добились?

– Добились!

– «Нынешние правители России, – утверждаешь ты, – являются прямыми наследниками “империи зла”, в истории которой не было никаких просветов – вообще никаких». Путин и Медведев, таким образом, – наследники «империи зла»? Что ты об этих двух людях думаешь?

– Иногда приходится слышать, что Медведев – не более чем чучело, выставленное напоказ, но я с этим категорически не согласен: на мой взгляд, Медведев не чучело, а человек, который согласился быть чучелом, и разница тут большая. Одно дело – быть от рождения недалеким и не понимать, что к чему, но если он умный и на такую должность его ставят… Кто-то сказал (это не моя мысль): «Президент назначил президента, который назначил назначившего его президента премьер-министром, который будет командовать президентом», и если Медведев решился играть в эту игру, сознавая, что никаких выборов нет, что все ресурсы и вся пресса под контролем единой организации, что идет вброс дезинформации, фальсификация…

– …одним словом, возврат к старому…

– …да-да-да! Короче, политик, который добровольно согласился на эту роль, – быть чучелом! – никакого уважения у меня не вызывает.

– А к Путину оно есть?

– Ну, личные отношения у меня с ним такие… Однажды его спросили: «Что вы о книгах Суворова думаете?», и он ответил, что книги предателей не читает. На это хочу заметить ему вот что. В девяносто шестом году я с Татьяной своей был в Болгарии – там первый раз «Ледокол» вышел, и в то же время туда прибыл один большой-пребольшой начальник из Генерального штаба Российской Федерации (ну такой уж большой, что дальше некуда!).

Все, в общем, «Ледокол» обсуждают, – для болгар это была сенсация! – а тут старший брат пожаловал (пусть уже далеко не тот, но замашки-то сохранились). Журналисты вопросы свои задают и мне, и ему: «Почему бы вам не встретиться в эфире, на телевидении?» – допытываются. Начальник долго, как мог, уворачивался, но, в конце концов, нас в радиоэфире свели. Я, как видишь, свободно материалом владею, то есть подготовили меня хорошо…

– Англичане поднатаскали…

– (Смеется.) Ага, ключиком завели… Я, короче, называю ему номера дивизий, привожу документы, факты, а этот биг босс видит, что со мной тут тягаться не может, и тогда говорит мне, что я предатель. Аргумент в споре! «Что же вы, гражданин начальник, для развала СССР сделали?» – прямо спросил я. Ух как его понесло! «Да я… Да мы… Да честь офицерская!..» – куда там! Я: «Все понял, а для спасения Советского Союза что лично предприняли?». Он стушевался, смолк…

Обычно я человек сдержанный, но тут не стерпел: «Ты тюльпан в проруби!». Ни туда, понимаешь ли, ни сюда, ни для развала пальцем не пошевелил, ни для спасения – ну, наболело, достал он меня! Вся Болгария это слышала, до Москвы тоже дошло, и 18 октября 1996 года начальник Генерального штаба генерал армии Михаил Петрович Колесников указом президента России № 1460 громыхнул со своего поста. В Софию летел старшим братом, а возвращался… Я, как видишь, к этому руку свою приложил…

– …и сердце…

– Наверное, но специально так не хотел – сам нарвался.

Когда от кого-то слышу: «Предатель», я отвечаю: «Хорошо, ребята, а вы верность Советскому Союзу храните? В пионерских отрядах вам громко кричали: “К борьбе за дело Коммунистической партии будь готов!”»…

– …и вы салютовали: «Всегда готов!»…

– Да-да… Клялись? И что же, и как же?.

– Неужели будущего у России все-таки нет?

– На данный момент – абсолютно. С точки зрения…

– …здравого смысла?

– Да всего – беспросветно! Мало того, Россию сейчас ждет серия техногенных катастроф, и вот почему. Если у тебя дома, допустим, с электричеством неполадки, что-то искрит, ты должен вызвать электрика, иначе будут проблемы. Если где-то канализация прохудилась и запах пошел, следует немедленно сообщить в ЖЭК и дождаться сантехника. Крыша потекла? Если не перекрыть, сгниет… В России, начиная со времен перестройки, никто в это средств не вкладывал: мосты, железные дороги…

– ГЭС, ГРЭС…

– …все пущено на самотек. Нужны, предположим, отвертки для атомных электростанций, а их кто-то куда-то налево пускает, то есть эта инфраструктура уже на грани…

– …полной изношенности?

– Да, и авария на Саяно-Шушенской ГЭС – первый звоночек, а на борьбу с техногенными катастрофами (тем более – на профилактику) денег нет – разворовываются исправно.

«Я первый украинец, который вступил в НАТО и в Европейский союз»

– Не могу обойти стороной несколько очень важных моментов. После вашего с Татьяной побега во время обыска в квартире родителей твоей жены в Запорожье были найдены символы украинской государственности: значки с трезубом и флажки сине-желтые, а года полтора назад ты сказал: «Перед Романом Шухевичем снимаю шляпу» – и приветствовал присвоение ему звания Героя Украины посмертно. Значит ли это, что в душе ты украинский националист?

– Понимаешь, об этой части истории нам крайне мало известно, и судить, что было да как, невероятно трудно. К нам информация поступала всегда от врагов ОУН-УПА, а не от друзей, но сталинский режим был сатанинским, и перед теми, кто против него воевал, я действительно снимаю со своей лысой головы шляпу. О какой вообще объективности речь, если повсюду у вас памятники Ленину, который Украину продал, просто сдал кайзеру? Не удивительно, что человеку, который против советской власти восстал, могут много чего приписать – как мне приписывают. На мой взгляд, Шухевич заслуживает уважения, поэтому хотите считать, что я украинский националист, – пожалуйста, но если бы кто-нибудь бросил вызов этому режиму под каким-то другим флагом, присоединился бы и к нему. Нет, на самом деле жовто-блакитного флага у меня тогда не было – это уже потом надо мной распростерся «Юнион Джек».

– Это правда, что Берия с Жуковым подготовили указ о выселении украинцев, но Сталин их вовремя остановил?

– Такой документ я встречал, однако комментировать его не могу: на этот счет есть различные мнения. Я не историк, но все-таки бывший разведчик (хотя бывших, говорят, не бывает), и с моей точки зрения, появление каждого документа, особенно такого спорного, требует объективной проверки. У нас это называлось «колоть тумбочку» – то есть выяснить, из какой эта бумага заначки, а значит, нужно историю ее проследить…

– …цепочку…

– …да, и пока возможности такой не имею, сказать, было это или же нет, не берусь. Впрочем, исходя из чисто нашей, шпионско-разведывательной, логики, это вполне реально. Если крымских татар можно погрузить в товарные вагоны и вывезти в Казахстан, то почему украинцев нельзя? Есть же свидетельство Хрущева, который на съезде где-то признался, что Сталин не сделал этого только лишь потому, что их (то бишь украинцев) слишком много. В интернете посмотри – это высказывание найдешь, и логика тут и вправду присутствует.

– «Я, – пишешь ты, – спрашиваю у Генпрокурора Украины: чем перед Родиной провинился? Я вышел из состава СССР, Украина пошла за мной…»

– …правильно…

– «…так в чем же моя вина? Я блудный сын Украины, и хотя своим она меня признавать не желает, я терпеливый. Когда-нибудь Украина войдет и в НАТО, и в семью европейских народов – рано или поздно пойдет по пути, по которому прошел предатель Резун. Можете смеяться, но я первый украинец, который вступил в НАТО и в Европейский союз»…

– …а разве не так?

– У меня в связи с этим вопрос: ты хочешь вернуться домой, в Украину?

– Ну а как же?

– То есть сегодня, если Президент или Верховная Рада определят, что Владимир Резун не является по отношению к Украине предателем и наша страна не преследует якобы предавших Советский Союз людей, ты возвратишься…

– …конечно…

– …и будешь в Черкассах или в Черкасской области жить?

– Наверное, нет, потому что это создаст для Украины большие проблемы, станет вызовом (да еще и каким!) России, но я мечтаю приехать на могилу отца. У Тани моей есть брат, а у него семья, дочка – девочке скоро восемнадцать лет исполняется, и я поздравляю ее, желаю ей счастья. Да, наши корни там, но я не хотел бы, чтобы за мной дома охотились или чтобы Украина меня охраняла.

– Виктор, это интервью прочитает множество людей, от которых зависит принятие решений: народные депутаты, возможно, и Президент. Что бы ты хотел им сказать и о чем попросить?

– Я ни о чем никого не прошу. Если Украина считает, что я свой, – прекрасно, нет – ну что поделаешь? Мой выбор сделан: я спасаю честь своего народа – как украинского, так и русского, потому что мать у меня русская, а отец украинец. Меня иногда спрашивают: ты русский или украинец? – но это все равно, что допытываться: ты кого любишь больше – отца или мать? Если Украина признает своим, буду, соответственно, украинцем: я и к официальному Киеву пару раз обращался, даже с послом беседовал…

Однажды я написал Генеральному прокурору Болгарии (тогда этот пост занимал господин Иван Татарчев) и прямо спросил: перед Болгарией я виноват или нет? Он немедленно мой телефон отыскал и позвонил: «Жену свою под мышку бери – я вас в аэропорту прямо встречу» (это октябрь девяносто шестого года был). Прилетаем в Софию, Татарчев меня спутнику представляет: «Знакомься!» – «А это кто?» – «Главный военный прокурор Болгарии генерал-майор юстиции Николай Колев». – «Здрасьте-здрасьте!». Повезли меня в город, охрану приставили: помню, ее начальником был Цветан Цветанов – здоровый такой мужик. Я: «Ничего мне не надо». – «Нет-нет, ты наш гость. Болгария признает: в том, что мы сейчас без большого брата живем, и твоя есть заслуга, поэтому ты наш брат!». Заходим в ресторан, открывается дверь, а там ансамбль болгарской армии… Как грянул: «Три танкиста, три веселых друга…»

– «…экипаж машины боевой»…

– Садимся с женой («Таня, так дело было?» – окликает супругу. «Так!» – отвечает она.), отдыхаем… И Эстония, и Литва, и Латвия принимали меня очень тепло – могу показать высшие государственные награды…

– Высшие?

– Да, причем никого ни о чем не просил, не писал обращений, но меня туда приглашали и награждали. Не называю, заметь, кто и как, – не хочу, чтобы в Москве скрежетали зубами: ах, дескать…

– …сволочи!..

– Ну, что-то типа того, но там нас встречали на самом высоком государственном уровне. «Если хотя бы сто человек в России сделали для нашей независимости столько же, сколько и ты, – говорили, – мы бы давным-давно жили как люди».

– Виктор, а что, на твой взгляд, ждет Украину?

– У нее – нисколько в этом не сомневаюсь! – великое будущее, и место ее в первой десятке государств – рядом с Великобританией, Францией, Германией, Италией… Вместе с тем в политике я ничего не предсказываю, потому что вы нынче, как на распутье витязь: направо пойдешь – пьяному тебе быть, налево – голову потеряешь. Украина должна наконец на что-то решиться, поскольку два десятилетия раскачки – это уже чересчур.

– Непозволительно долго!

– Не сочти за высокопарность, но это может быть действительно великое государство, однако, если Украина не найдет сейчас свой путь во мраке, другого шанса не будет.

«Теперь я со Сталиным в сердце»

– На вопрос одного западного издания: «Как вам живется здесь, в Англии?» – ты недавно ответил: «А я в России живу – я из нее и не уходил. Просто по какой-то непонятной причине каждое утро просыпаюсь в Великобритании и удивленно оглядываюсь: куда это меня занесло? – а ночевать возвращаюсь домой. В Чертаново, на улицу Азовскую. В Серебряный Бор, на набережную Новикова-Прибоя. В Приволжский военный округ. В Киевский. В Прикарпатский. В 66-ю гвардейскую учебную Полтавскую Краснознаменную мотострелковую дивизию. В 24-ю Железную Самаро-Ульяновскую трижды Краснознаменную»… Как ты, заочно приговоренный к смертной казни, чувствуешь себя в Великобритании?

– Чудесно, просто великолепно, и прежде всего потому, что (это я повторяю всегда и везде!) жена – истинная находка для шпиона (Смеется.). Мне повезло: у нас к выбору спутницы относились очень серьезно – не как в КГБ: женишься один раз и навсегда. Все эти годы мой тыл был надежно прикрыт, и жалею только о том, что не видел, как выросли дети, потому что вечно писал, писал, писал… Работал, как вол, и все лежало на ней, на Танюшке.

Тут, в Англии, в школу детей нужно на машине возить… Таня меня уже и не просила об этом, потому что в ответ слышала, что я занят, что сделать нужно еще и это, и то, но однажды даже у изменника Родины совесть проснулась. «Ну, сегодня, – пообещал, – детей, наконец, сам повезу», но она улыбнулась: «Не надо». – «Почему?» – удивился я, и любимая жена рассмеялась: «Они уже университет оба закончили».

Я сожалею о том, что мимо меня проскочило детство моих ребят, поэтому сейчас наша любовь выплескивается на внуков – они у нас замечательные, просто хаврошечки.

– «Я веду, – пишешь ты, – достаточно замкнутый образ жизни, я по натуре отшельник». Чем занимаешься в свободное от писательского труда время?

– А у меня его нет… (Пауза.) Ну, чем занимаюсь? Ухожу в лес, – Таня не даст мне соврать! – брожу долго-долго один. Пока иду, ругаюсь вслух со своими врагами, отвечаю многочисленным оппонентам, ведь что меня действительно мучит, так это невозможность ответить на письма. Понимаешь, их слишком много, и это устаревший уже материал. Недавно один научно-исследовательский институт (украинский, кстати!) в Канаде обратился ко мне с предложением передать мой архив. Все уже подготовлено и вскоре уйдет к ним, но я чувствую себя виноватым перед людьми, которые писали мне в девяносто третьем, в девяносто четвертом годах. Эти фронтовики, может, уже умерли, так и не получив ответа, но осилить такой труд я не мог и поэтому (Делает вид, что затягивает на шее удавку.)…

– Из моего собственного досье на Виктора Суворова: «Любит спорт, в частности бег на дальние дистанции. Мечтает пройти лондонский марафон в противогазе с полной выкладкой – с автоматом, боекомплектом, лопатой и, разумеется…»

– (Вместе.) «…в сапогах».

– Эта мечта осуществима или..?

– Мечтать полезно всегда, но несколько лет назад у меня приключилась очень тяжелая вещь с сердцем. Долгонько искали, что же во мне не так, и какой-то старикашка (пожилой, так скажем, профессор), найдя причину, постановил: операцию нужно делать. «Мы тут разрежем и поставим тебе машинку железную – она сделана в Америке, будет работать на батарейках». Элементы питания через пять лет менять надо, так что мне скоро опять под нож.

Перед тем как я на операционный лег стол, доктор – он уже был в перчатках! – заметил: «Я должен это тебе показать». Смотрю, а штуковина, которую мне вшивать собрались, называется «ИС-2». «Хм, а вы знаете, что такое “ИС-2”? – спрашиваю. – Это самый мощный танк Второй мировой войны – “Иосиф Сталин”». Видишь, теперь я со Сталиным в сердце (Смеется.), поэтому по-прежнему хочу пробежать лондонский марафон с полной выкладкой. От этого совсем не отказываюсь, но малость отодвигаю…

– …до лучших времен. Виктор, я знаю, что ты собираешь русские и советские боевые ордена…

– …это правда.

– Много их у тебя?

– Коллекция хорошая, но ею не принято хвастаться, а самые дорогие награды – отцовские.

– Они здесь, с тобой?

– Некоторые.

– Можешь их показать?

– А почему нет? У него было четыре ордена, но наиболее ценные для меня – две солдатские медали «За боевые заслуги». Вот здесь, посмотри: «За оборону Киева» и «За оборону Москвы» – о чем это говорит? Оборона Киева началась 10 июля сорок первого года – значит, он воевал…

– …с первого дня…

– 140-я дивизия 36-го стрелкового корпуса (у меня есть комплект документов) в составе действующей армии с 22 июня, то есть в первом эшелоне была. В первое сражение мой отец вступил 23 июня и прошел через всю войну. Медаль «За оборону Киева» дорога мне еще и потому, что Богдан Васильевич Резун награжден ею 21 июня шестьдесят первого года (отмечали как раз двадцатилетие обороны!), а вручена она ему 18 июня семидесятого. Девять лет эта награда его искала…

– …и все-таки героя нашла…

– Она очень скромная, – это не звезда Героя Советского Союза! – но для меня, безусловно, важна (потом еще он «За победу над Германией» получил). В этих медалях – вся война, а вот еще, погляди, «За победу над Японией»… Отца же отправили на Дальний Восток, и он против Японии воевал. Там его еще на двенадцать лет задержали, и в тех краях меня угораздило появиться на свет.

– Ты, насколько известно, собираешь также стрелковое оружие – коллекция у тебя большая?

– Не большая, но необыкновенная: винтовка Мосина, например, есть, а это, скажу тебе, великое дело. Она тридцать восьмого года, сделана на Ижевском заводе, но без винтов, то есть с гладким стволом. Купил я ее в Испании: мы с Танечкой ходили там по горам, по долам и как-то забрели в далекую горную деревушку. «Ну, – думаю, – мужики-то хозяйственные: вот бы винтовочку какую-нибудь сообразить». – «Нет, – говорят, – не держим».

– Что это за мужики пошли? Винтовки не держат…

– Советский Союз между тем поставлял туда танки и стрелковое оружие – конечно же, кое-что испанцы в горах припрятали. Приносят, короче, мне «винтер», а я сразу, не глядя: «Это же не винтовка – она гладкоствольная». Они: «Да ты че?». Я плечами пожал: «Ну, открывайте».

Смотрят – и вправду нарезов нет, а дело тут вот в чем. В середине тридцатых СССР шлет в Испанию вооружение, а начальник разведывательного управления Красной Армии Берзин был там главным военным советником и туда-сюда циркулировал. Возвращается он в Москву и докладывает: «Товарищ Сталин, оружие мы отправляем в Испанию очень хорошее, но без толку: республиканцы войну все равно продуют, а раз так – зачем же нам вкладываться?». Иосиф Виссарионович трубочкой пыхнул: «Ну, в танках кое-что упростить можно, в самолетах тоже, а в винтовке-то что?».

Берзин нашелся: «Самая деликатная у оружейников операция – в длинном стволе делать нарезы. Остальное все просто, а вот это… А что, если мы будем гнать туда просто гладкие стволы? Что поставили, то поставили, а дальше винтовочки в партиях уже не нарезные пойдут». Сталин засомневался: «Республиканцы потерпят крах, а потом скажут: “Это, русские, из-за вас, из-за вашего плохого оружия”». Берзин Иосифа Виссарионовича успокоил: «Да они и не сообразят, потому что не чистят его никогда».