Текст книги "Право на жизнь"

Глава 56.

Корабельщик выглядел уставшим и недовольным. Хмуро поприветствовал Збыслава, кинул отстраненный взгляд на Данилу.

– Этот?

– Да, и чем раньше ты его увезешь, тем лучше.

Корабельщик угрюмо усмехнулся, поправляя на голове черную повязку. Глаза смотрели из под кустистых бровей подозрительно, сердито.

– Тронусь не раньше вечера, как закончу погрузку товара.

– Хорошо, даже отлично. Укрой его до вечера так, чтобы никто не нашел.

Збыслав подошел, хлопнул Данилу по плечу.

– Ну бывай, паря. Счастливого тебе пути.

– Лучше не надо, – бросил Данила, поднимаясь на корабль.

До поздней ночи он просидел среди бочек и мешков в вонючем, кишащем тараканами и крысами трюме. Теперь он понял, о чем говорил корабельщик Ишан, намекая, что лучше сидеть на палубе, чем в корабле. А здесь неприятно пахло плесенью, какими-то заморскими специями и рыбьей требухой. С палубы слышались голоса и ругань. Кажется приходили стражники, но корабельщик отшил их. Вскоре шумы на палубе стихли. От однообразного лежания затекли ноги. Данила попробовал сменить позу, но получалось еще хуже. Устроиться между мешками и бочками не представлялось возможным, поскольку свободного места попросту не было. Он и сам не понимал, как дотянул до вечера, но вдруг почувствовал, что корабль тряхануло. Потом открылась крышка люка и в трюм всунулась недовольная рожа корабельщика.

– Все, можешь вылезать, мы уже отплываем…

Так чудно и нереально было смотреть на удаляющиеся шпили оранжевых башен, белокаменных стен и бесконечных базаров. Люди по мере удаления, становились похожи на муравьев, потом вовсе слились в монотонную кашу, а вскоре попросту исчезли из вида. Лишь громада дворца Императора, да высокие башни еще долго маячили на горизонте, то исчезая, то снова появляясь, подобно миражам в пустыне. Вскоре вокруг осталась лишь бесконечная, колыхающаяся гладь моря, но потом и она скрылась в клубьях густого тумана. На мир черной траурной вуалью опустилась ночь.

Данила еще долго смотрел вослед уже исчезнувшему городу. В голове плавала сумбурная каша мыслей, всплывали образы, запомнившиеся лица. Город чудес, город из сказки. В этом городе похоронена Люта, в этом городе сгинул единственный верный друг. Данила остался совсем один, и это одиночество и молчаливое спокойствие моря угнетало больше всего.

К утру разыгрался шторм. Утлое суденышко бросало по волнам, как щепку, на мгновение Данила решил, что это и есть конец, конец всем проблемам и терзаниям. Но шторм стих. Русичу снова везло, только теперь он уже думал иначе, ибо везением бы посчитал скорую смерть. Но она отчего-то избегала встречи с ним, брезговала залежалым товаром.

Еще три дня Данила просидел на палубе, не отрывая взгляда от лазурного, сине-зеленого горизонта и подстать ему небу, блеклому, переливающемуся. Иногда он начинал путать, с какой стороны находится небо, а с какой вода. Тогда он смеялся, весело и беспечно, но снова замолкал, захваченный гнусными тяжелыми мыслями.

Вечером к нему подошел корабельщик. Долго смотрел на умирающий, кроваво красный закат, сопя и покашливая.

– Красиво, – сказал вдруг он.

– Красиво, – согласился Данила.

Корабельщик косо посмотрел на него, спросил.

– От кого бежишь, парень?

– От себя, – вздохнул Данила. – От остальных убежать куда проще.

Больше корабельщик ничего не сказал, но еще долго стоял на палубе, наблюдая, как солнце медленно величаво прячется в воду. А потом на небо выползла луна, круглая, желтая и злая. Звезд было множество. Они тоже были похожи на луну, только гораздо меньше. Маленькие, жестокие, бессердечные. Просто светящиеся камни где-то в небе.

Корабль швыряло по волнам почти десять дней. Данила сбился со счета, но нашел все-таки возможность отвлечь от бесконечных тягостных раздумий. Физический труд оказался лучшим лекарством. И конечно время. Оно, как плохой эскулап, делало все медленно, с оглядкой на мастера, но все-таки делало. И больной медленно, но верно выздоравливал… но выздоравливал не всегда.

Когда впереди открылась темная, густая полоска темнолесья, сердце защемило, сжало. Данила еле сдержался, чтобы не закричать, страшная тоска, она переполняла его, давила и тянула, высасывала все силы. И не хотелось ни жизни, ни смерти, лишь бесконечного, ввергающего в безумие созерцания. Лес теперь казался таким знакомым и родным, как никогда раньше. И все плохое и все хорошее, теперь казалось просто вечным и нужным, нужным, как воздух, как солнце, как вера. Вера во что-то большое и светлое, то, что не обязательно доказывать словами и подтверждать фактами. Как иногда хорошо просто верить, и не задумываться о том, что порой вера – наивность.

Упавшая за горизонт звезда долго тлела, выгорая до донца, теперь такая странная и все еще живая. Она не выглядела мертвой, просто потому, что никогда не была живой. Но наверняка хотела, мечтала стать таковой хотя бы на миг. И Данила вдруг ощутил всю ее боль и понял, что его страдания капля в море, по сравнению с чувствами других.

Корабль причалил к ветхой пристани, стукнулся бортом о жесткие доски причала. Здесь было тихо и спокойно. Слышен был плеск набегающей на песчаный берег волны и шум ветра в кронах деревьев, птичий гомон то затихал, то вновь появлялся, бесконечный, чарующий. В небольших ветхих домиках горел свет. Здесь не было высоких белокаменных строений, не было персидских ковров и масляных светильников. Но здесь, среди такой мирной и такой вечной тишины все это было не нужно.

– Причалили, – хмуро крикнул корабельщик. – Можешь сваливать, парень. И… надеюсь тебе удастся убежать от самого себя.

– Я кажется, уже сделал это, – улыбнувшись, сказал Данила.

Впереди спасительным маяком стояла корчма. Данила хлопнул себя по поясу, зазвенело. В кошельке все еще были монеты, спасибо Збыславу. Удивительно, но теперь этот странный славянин, казалось, остался в другой жизни. Жизни, в которую уже нет возврата, просто потому, что не было ее, это самой другой жизни. Все прошло, не исчезла лишь щемящая тоска. Здесь она вернулась с новой силой, безжалостная, давящая.

Данила вдохнул полной грудью, воздух был таким… таким родным, что щемило легкие и давило сердце. А из приоткрытой двери корчмы слушался гам и песнопения, из дымохода в небо валила стойкая струя дыма.

– Неужели, прочистили? – Изумился Данила.

Внутри все было, как и надлежало быть. Густо чадил разогретый пошарпаный камин, на вертеле неспешно вращалась тушка кабанчика. Аромат шел одуряющий, валил с ног, заставляя желудок сжиматься в диких корчах. Данила сглотнул слюну, прошел мимо галдящих, шумных мужиков, выбрал стол почище да поприличнее. После Царьградской роскоши здешний уют просто завораживал. Галдеж пьяных мордоворотов казался музыкой, дым и гарь камина был похож на чудесные ароматы цветов, все казалось таким родным и знакомым. Как мало надо было, чтобы вновь ощутить себя живым.

Хозяин корчмы, приветливый толстый мужичок, тотчас подбежал к Даниле принимать заказ. Когда русич, привыкший к Царьградским ценам, кинул на стол несколько золотых, глаза хозяина округлились. Данила прищурился, забрал несколько монет назад. Сам понял, что перестарался. На то, что он дал сейчас, можно было жить здесь не меньше месяца, включая деньги за кормежку. Корчмовщик даже растерялся поначалу, но спохватился, слащаво улыбнулся. Монеты скрылись в маленькой потной ладошке.

Уже через несколько минут на столе у Данилы источал одуряющий аромат кабанчик, прямиком с вертела, целиком, румяный, поджаристый. Когда Данила отхватил здоровенный кусок ножом, хлынул горячий мясной сок. Запах был таким, что валил с ног. Данила откусил солидный кусок. Мясо было нежным, таяло во рту, Данила жмурился от удовольствия, заглатывая ароматные куски. Желудок, долгое время довольствовавшийся лишь вяленым мясом да рыбой, теперь ликовал. И даже все проблемы будто исчезли. Данила был рад даже такой, недолговечной иллюзии.

– Здесь свободно?

Данила неохотно поднял глаза. Перед ним стоял высокий коренастый мужчина, широкоплечий, глаза внимательные, серьезные смотрят вопросительно. За спиной, по варварски, переброшен огромный меч. На груди красуется крепкая бронзная кольчуга.

– Садись, – буркнул Данила.

Воин уселся, скинул с плеча длинный двуручный клинок, прислонил его к столу. Тут же подбежал вездесущий хозяин, с приторной улыбкой принял заказ. Мужчина обвел взглядом публику, как-то неохотно, небрежно. Данила сразу перестал жевать, прищурился. Незнакомец подсел совсем не случайно, это было видно по его несколько нервным жестам, натянутой расслабленности. Вопрос лишь в его намерениях. Быть может, очередной искатель приключений на свою башку, решивший скостить легких денег? Нет, слишком уж серьезный взгляд, да и не похож он на дешевого кидалу. Слишком небрежно отдал деньги корчмовщику, слишком ясно чувствовалась плохо скрываемая мощь, буквально лучившаяся от него. Данила не стал дожидаться, давно привык бить вопросом в лоб.

– Что нужно? – Спросил он.

Мужчина заколебался. Данила, попал в точку. Незнакомцу действительно что-то было нужно. Но воин не торопился. Неспешно пригубил терпкое пиво, сытно рыгнул, и лишь потом перевел взгляд на Данилу.

– Я бы хотел сделать тебе одно предложение, странник, – сказал он.

– Предложение? – Переспросил Данила.

Воин кивнул, отправляя в рот кусок мяса.

– Речь идет об услуге. Вернее, работе.

– Какой работе?

– Не прикидывайся, – отмахнулся воин. – У тебя же за поясом кинжал Акуна, знак наемника-мастера. Или я ошибаюсь? Может ты просто нашел его?

Данила промолчал. Вот, как порой обременительны оказываются самые незначительные поступки. Нож, врученный Северьяном, оказался символом наемника. И почему только не убрал его в сумку, когда был на корабле? Но что делать теперь? Воин принял его за наемника, возможно убийцу. Пожалуй, пока не стоит рушить этот образ.

– Я слушаю, – тихо сказал Данила. – Внимательно слушаю.

Мужчина довольно крякнул.

– Вот это я понимаю, разговор мастера. Работа по сути своей, простая. Завтра утром в порт придет корабль. На нем – товары одного купца, скажем, очень богатого купца. Но, к сожалению, нанять достойный конвой в Царьграде не удалось, слишком расточительно это было.

– Понятно, – злобно ухмыльнулся Данила. – Зато здесь можно найти много дешевой рабочей силы да еще за какую-то пару золотых. Конечно, Царьградские наемники требуют в сутки больше, чем русичи за все дело целиком.

– Все совсем не так, – молвил воин. – Плата будет серьезной. Просто тамошние воины, не воины, а всего лишь показушные дешевки. Гора мускул и пламенный взгляд, а в бою – пустое место.

– Лесть не лучший выход. – Данила сам не заметил, как начал подражать Северьяну. – Но ты попал в точку. Они действительно – пустое место. Но один и я малого стою.

Мужчина отмахнулся.

– Я слышал, воины Акуна в одиночку могут уложить двадцать сильнейших бойцов.

– Слухи врут, – ответил Данила. Ему никак не хотелось заниматься охраной какого-то зажравшегося купца. Разговор его в конец разочаровал, ибо ничего стоящего воин так и не предложил. А проблема обратной дороги до Киева все еще висела непосильным грузом. Неожиданно, догадка пришла в голову.

– Куда направляется купец? – Спросил он, еще не веря в удачу.

Воин усмехнулся.-

В Киев, куда же еще. Насколько я знаю, на Руси нет другого стольного града.

– Нет, – согласился Данила. – Ладно, скажем, я согласен. Но я не справлюсь в одиночку. Товар, это повозки. Отбивать повозки от оголтелых разбойников должен, хотя бы небольшой отряд.

Мужчина кивнул.

– Я специально прибыл за несколько дней, чтобы собрать таковой. И мне это удалось. Честно говоря, сюда я зашел просто перекусить. Но как увидел, кто мне попал в сотрапезники, сразу же перешел к делу. Итак, мы договорились?

– Пока еще мы ни о чем не договаривались, – осадил его пыл Данила. – Не было и слова об оплате, а так же количестве людей, помимо меня. И, хотелось бы знать, что именно предстоит охранять.

Мужчина согласно кивнул, подтверждая правоту Данилы.

– Оплата сдельная, по завершении. Ты не будешь обижен, мой хозяин умеет ценить мастеров своего дела. Кроме тебя и меня я нашел еще десятерых. Все прожженные жизнью и походами воины, не чета тебе, но тоже не из слабых. А охранять придется не много не мало, ковры, шелка и ткани, все прямиком к княжескому двору. Ты же знаешь, у князя Владимира нонче пир начинается. Ну а что это за пир да без достойных украшений? Ведь там, я слышал соберутся не только привыкшие к лишениям русичи, но и правители иных держав.

Ответ был как раз таковым, каким и должен был быть. Кратким, и в тоже время объясняющим все. Данила сконфуженно почесал затылок. Удручало его одно, он никогда не был профессиональным наемником. Ему до Северьяна, как до Киева креветкой, сиречь даже близко не стояло. Но кое-чего и он стоил, уж был не хуже тех, прочих нанятых.

– Я согласен, – молвил Данила окончательно и бесповоротно.

– Вот и отлично, – миролюбиво улыбнулся воин, протягивая руку. – Меня зовут Сереборг.

Данила поднялся из-за стола, смерил воина тяжелым взглядом.

– Враги называют меня Следящим. Для друзей у меня есть имя, но ты не друг и не враг. Для тебя у меня имени нет.

Сереборг усмехнулся.

– Хорошо, Следящий. Я буду ждать тебя утром на пристани.

Глава 57.

Когда Сереборг ушел, Данила еще долго сидел за столом перед пустым, полным костей блюдом, и думал. Он сам не мог понять, что подвигло его обозваться прозвищем мертвого друга. Наверное, поводом был тот злополучный кинжал, из-за которого Данилу и заметил наниматель.

В корчме завязалась очередная драка. Два, с виду хлипких и слабых мудреца, поспорив о высоком, вскоре скатились на низкое, и теперь без зазрения совести дубасили друг друга небольшими, но крепкими и костлявыми кулаками. Какой-то мордоворот попытался было их разнять, да не тут-то было. Мудрецы бросили дубасить друг друга, и в совместном усилии принялись за бедолагу-миротворца. В пылу драки кто-то из мудрецов не заметил, как опрокинул кружку с пивом на сопящего богатыря. Тот вскочил, выругался, и что было силы въехал кулаком мудрецу по башке. За мудреца вступился мужик с соседней лавки…

Данила поспешил подняться и направился к выходу. Раньше сидя в корчме, он любил, когда начинались такие вот побоища всех против всех. Он и сам принимал в них участие, грех не померяться силой, особенно когда молодецкая кровь так и бурлит в жилах. Но теперь сие зрелище вызывало лишь отвращение. Данила осторожно обошел дерущихся, рванул к двери. Вперед выскочили двое, преградили путь. В одном из впереди стоящих Данила узнал зачинщика, маленького ссохшегося мужичка с гордо вскинутым орлиным носом. Другой был высокий и мощный, надбровные дуги, как два валуна, из под которых с прищуром мигают два угля-глаза.

– Куда это ты направился? – Взвизгнул мудрец.

– На кудыкину гору, – отмахнулся Данила.-

Нет такой! Я знаю! Я сам смотрел!

– Зенки протри, – молвил русич, – и уйди с дороги.

– Ну уж нет! – Хитро усмехнулся мудрец. – Скажи мне, земля вращается вокруг солнца, или солнце вокруг земли?

– Никто нигде не вращается, – молвил Данила. – Ты мудрец чего-то перемудрил. Земля-то плоская, как она может вращаться?

– Невежда! – Вскричал мудрец. – Бейте его!

Данила еле успел уклониться от удара вездесущего мудреца. Подхватил его, заломил руки и вышвырнул в открытое окошко. Пусть там остынет, может в себя придет немного.

– Как ты его! – Восхитился бородатый мужик у выхода. – Он же сильный!

– Сильный, – согласился Данила. – Зато легкий.

На улице уже сгустились ранние сумерки. Лето уходило, ему на смену ползла суровая кичливая осень. Это уже ощущалось в прохладном колючем воздухе, пожухлой траве, неохотном, сонном пении птиц. Даже листва подхватила первую желтизну, посмурнела.

Вход на постоялый двор был с улицы, корчмовщик выделил, по его словам, одну из лучших комнат. Данила усмехнулся, увидев неказистую коморку. Стены в лохмотьях паутины, кровать скрипучая, узкая, вместо пуховых перин какая-то грязная подстилка. На полу валяется затертый до дыр коврик, который даже новый выглядел бы ужасно. На столе, скособоченном и грязном, тлела чадящая лучина. Запах гари пропитал все стены, а на потолке даже появилось черное от копоти пятно. Данила вздохнул, лег на кровать. Та недовольно скрипнула под недюжинным весом богатыря, застонала, норовя развалиться, мигом обратиться в кучу дров.

Потолок был замызганным, доски подгнили и прогнулись, норовя обрушится всем своим тяжелым весом, пришибить, раздавить, или уж на крайний случай, больно стукнуть по башке. Данила невидящим взглядом смотрел вверх. Жизнь продолжается, – понял он. – Продолжается вопреки всему. И Роду давно плевать на смерть единиц, и смерть сотен и тысяч ему тоже безразлична. Устал бог, ушел на покой. А может у него слишком много проблем, чтобы еще и людьми заниматься… Но как только он забросил своих питомцев, все пошло наперекосяк… Данила закусил губу от злости. Почему все так, и никак иначе. Почему, когда понимаешь, что нуждаешься в тех или иных людях, они либо уходят, либо умирают? Разве это честно?

Но потолок поскрипывая, молчал. Оставалось молчаливым и хмурое туманное небо, с прогалиной луны, мутным пятном зависшей над морем. Она как всегда таинственная и злобная, косилась сверху и насмехалась.

Данила стиснул зубы до хруста, ощущая на языке мелкую крошку. Усилием воли он заставил себя закрыть глаза. Еще предстоял путь обратно, и неплохо было бы выспаться. Русич повернулся на бок, прикрылся теплой шкурой. За последние пятнадцать дней это была первая ночевка на твердой земле. Вскоре он уже спал без задних ног, лишь тихо постанывал, толи от тоски, толи от адской боли, что все еще терзала зарубцевавшееся сердце. Мужчина должен уметь пережить все, любая потеря – не более чем испытание. А испытание надо пройти… или пережить. И Данила, мучаясь, все же пережил. Но сам был этому не рад.

Утро встретило осенней прохладой, и тяжелым холодным воздухом. Данила поежился, поднимаясь. Сонный, спустился в корчму, немного посидел и лишь тогда почувствовал себя живым. До этого все еще оставалось ощущение не проходящей сонливости, безумных утомительных грез, в которых он оказался не по своей воле.

В корчме было тихо и пустынно. Лишь посапывали на стойках пьяные посетители, да два отрока суетились, собирая обломки столов и черепки разбитой посудой. Хозяин корчмы довольно скалился, пересчитывая выручку. Видать, постояльцы щедро оплатили причиненный разгром. Заметив Данилу, он сейчас не спешил его обслуживать. Подошел лениво, неохотно.

– Что будем жрать? – Вяло спросил он.

– Всего и побольше, – Данила не скупился, сунул в руку корчмовщика еще один золотой. Взгляд того сразу просветлел, появилась приветливая улыбка. Ну еще бы, постояльцы все чаще расплачиваются серебром да медью, а тут золото. Есть чему радоваться.

– Остался вчерашний окорок, – молвил хозяин. – Тащить?

– Тащи, – согласился Данила. – Плохо, что вчерашний, но я сейчас голоден, так, что и лошадь целиком проглочу. Сырую.

– Лошадь не надо. Лошадь – животное умное.

Корчмовщик досадно повздыхал о незавидной судьбе лошади и скрылся за стойкой. Вскоре вернулся, таща на подносе огромную кабанью ногу.

Мясо было холодным, Данила ел без удовольствия, просто, чтобы набить желудок. Зато медовуха была отменная. В животе приятно потеплело, кровь потекла быстрее, разгоряченная, бурлящая.

Данила еще немного посидел, прислушиваясь к деяниям собственного организма. Потом лениво встал, вышел из корчмы навстречу выкатившему из-за виднокрая солнцу. В воздухе повеяло теплом, отголоском уходящего лета. Пряный запах листвы смешивался с ароматом сухой травы, приятно щекотал ноздри. Данила вдохнул полной грудью, чувствуя, как наливаются силой руки, в голове приятно свежеет.

Море шумно раскатывало волны по песчаному берегу. На причале уже суетились рабочие, стаскивая огромные тюки с прибывшего корабля. Среди них затесался Сереборг, на голову выше любого, высокий, статный. К такому без арбалета не подойдешь, испугаешься. Данила вышел вперед, ничуть не ниже Сереборга, даже в плечах покруче. На поясе меч, не лучший, но все же неплохой, подарок Збыслава. Данила поправил клинок, неторопливо зашагал к пристани. Сереборг заметил его, махнул рукой.

– Здравствуй, Следящий, – вяло улыбнулся он. – Пришел все-таки…

– Пришел, – кивнул Данила. – Ну и где твоя ватага?

Вместо ответа Сереборг указал пальцем в сторону широкой, уводящей в лес прокатанной колеи, где уже стояли наполовину загруженные повозки. Рабочие суетились, затаскивая огромные мешки в телеги, кони недовольно ржали, когда перегруженная телега начинала перетягивать ремни. Рядом, возле загруженных повозок лениво развалились плечистые, кряжистые мужики. С первого взгляда было видно, что перед тобой воины. Серые хмурые лица, взоры тяжелые, бесцветные. Оружие у каждого свое, видимо уже давно определились, выбрали свой, единственно верный способ боя. И как только Сереборг умудрился отыскать таких в здешней глуши?

Воины отдыхали перед походом. Кто-то лежал на траве и потягивал вино из баклажки, кто-то просто облокотился на повозку, лениво поигрывая громадной палицей, как пушинкой. Еще несколько человек о чем-то оживленно спорили, Данила хмуро покосился на недружную ватагу. Плохо, когда нет слаженности в отряде. Каждый из богатырей наверняка стоит десятерых, а то и больше, но из-за своей исключительности воины не могут сойтись, просто, как соратники. Все время спорят, соревнуются. Для охранников это непозволительно.

– Ну как? – Усмехнулся Сереборг. – Нравятся?

– Сильные, – согласился Данила. – Только ты с ними еще хлебнешь горя.

– Это почему же?-

Они все сильные. Но недостаточно сильные, чтобы исключить соперничество. Да, мой тебе совет, не вздумай обозвать себя воеводой, эти мордовороты сразу тебя невзлюбят. Понимаешь, они охотники, волки-одиночки. Собрать их в одной команде – непростительная глупость.

– Это мы еще поглядим, – хмуро молвил Сереборг. – Других все равно нет, собрал из корчмы случайных воинов, вот и весь отряд. Одно знаю точно, они сильны, как медведи, к тому же я не думаю, что кому-то вздумается напасть на нас. А если и вздумают, то, увидев нашу стражу, сто раз передумают.

Данила покачал головой.

– Нет, в бою за них волноваться нечему. Кому угодно рога посшибают. Но вот в свободном пути за ними глаз да глаз нужен. Поссорятся из-за пустяка, да перерубят друг друга в капусту. Так и останемся вдвоем. Если останемся, конечно.

– Я справлюсь, – уверенно заявил Сереборг.

К обедне телеги тронулись. Лошади шли медленно, недовольно фыркали, косясь на вооруженный мужчин, идущих вровень с повозками. Чуяли в воинах силу хищников, шарахались. Те лишь густо посмеивались, взмахивая здоровенными палицами и секирами. Данила шел поодаль, вместе с Сереборгом. Тому вроде удалось немного усмирить бунтарский дух наемников, но хозяином положения он все равно себя не чувствовал. Тут еще купец, высокий, худой, так непохожий на обычных торгашей, тоже начал гнать волну, намекать, дескать, нанял мордоворотов. Такие в один прекрасный вечер сами все добро растащат, безо всяких разбойников. Данила сухо косился на звероватых стражей, и в душе его зарождался недобрый холодок. Такие и вправду могут…

К вечеру сильно похолодало. Когда вышли из леса и двинулись по степи, ветер сбивал с коней, да и животные недовольно храпели. Конечно, и не такое могут выдержать, но все равно тяжело, видно же. Данила сжался, крепче прижал кольчугу. Да какой от нее толк, железка дырявая. От стрел может и спасет, но не от холода. А под ней лишь рубашка, тонкая, холщовая с глубоким вырезом.

Лишь Сереборг шел с высоко поднятой головой, так что волосы, черные, как смоль, развевались на ветру, вырываясь из под шлема. Данила покосился на начальника охраны, съежился еще сильнее. У Сереборга поверх кольчуги меховая безрукавка, ему и холод не страшен.

Когда чернота свалилась такая, что руки перед собой не увидишь, повозки остановили. Данила спрыгнул, дрожа от холода. Руки посинели, зубы стучали, выбивая ритмичную дробь. Тут же бросился собирать хворост для костра. Сереборг присоединился к нему, вскоре натащили такую кучу, что на несколько дней вперед хватило бы. В степи с деревом тяжело, но воины все же умудрились найти невозможное, и вскоре уже сидели перед весело стреляющим искрами костром. Сереборг вытащил шматок вяленого мяса, оторвал половину, сунул Даниле. Тот принял с благодарностью, сжевал в миг. Холод лишь стимулирует чувство голода, организм работает на износ.

– А эти что жрать будут? – Спросил Данила, покосившись на сгрудившихся вокруг небольшого костерка наемников. Новоявленные стражи даже не пожелали присоединиться к Даниле с Сереборгом, демонстративно сели в стороне. —

Не мое дело, – молвил Сереборг. – В условиях оплаты не обговаривалось питание.

– Смотри, доиграешься. – Вздохнул русич. – Вон, уже отсели, презирают. А что будет завтра? Нож в спину кинут? А нам еще долго катить, хоть и не по лесу лезем, по вытоптанной колее идем.

– Авось не кинут, – грозно молвил начальник стражи. – На всякий случай ты есть. Они тебя, как видишь, тоже в нелюбимцы зачислили.

– Поживем увидим, – завершил разговор Данила. – Ты как хочешь, а я спать хочу. Посторожишь?

Сереборг кивнул, поморщился. Дескать, наемник-мастер, и не может без сна обойтись. Данила заметил недовольный взгляд, усмехнулся недобро. И, бросив под себя шкуру из повозки, удобно устроился перед костром и уснул. А Сереборг еще долго сидел, подозрительно щурясь, глядя на мутное туманное небо.