Текст книги "Далёкие звёзды Севера"

Дмитрий Валерьянович Лекух
Далекие звезды Севера

Замечательному художнику русского севера Васе Самбурову, а также Геннадию и Евгению Хартагнановым посвящается.

 
Пусть нити морщин прилипают ко лбам,
Пусть время ждать истекло, —
Прижмем к потрескавшимся губам
Обкусанное стекло.
 
 
Дано в году нам по две весны,
Да что с ней делать, с весной?
И сны наши веселы и пьяны
Над струганою сосной.
 

Александр Городницкий. «Бухта Тикси».

– Господи Иисусе, – пробормотал я, – это еще что за нахухоль?!

Хантер С. Томпсон. «Царство страха».

© Лекух Д., 2018

© Издательство «Пятый Рим»™, 2018

© ООО «Бестселлер», 2018

Пролог

…Лeтoм, дo сaмoй пoзднeй oсeни, дo пaдeния пeрвoгo снeгa, хaнты, кaк и их сeвeрныe сoсeди, нeнцы, прeдпoчитaют жить в чумaх.

Выглядит это, кстати, иной раз весьма забавно.

Стоит такой весь из себя почти что полностью цивилизованный северный хантыйский поселок. Добротные дома. Электричество. Над крышами тарелки спутниковых антенн. А в какой двор не зайди, хозяева тебя встречают именно в чумах. Где, если ты желанный гость, то коренастый, крепконогий и широкоплечий хозяин немедленно начнет строгать строганину из нельмы или муксуна, а светловолосая, в рыжину, и зеленоглазая рослая хозяйка в оленьей рубашке с замысловатым национальным узором поставит чайник и убежит куда-то хлопотать, готовя остальное угощение.

Некоторые, приехавшие в такие места, «на севера», впервые, их даже принимают сначала за ряженых: ну какие ж это «народы севера»?

Обычная «рязань».

Но ханты именно что угро-финны, и выглядят, несмотря на всю северную экзотику именно так: когда они не в национальной, а в «цивильной» одежде – от русских, в общем-то, и не отличишь.

Да и говорят все по-русски, даже в быту: национальный язык, особенно в дальних поселках, фактически подзабыт, даже старики знают от силы три-четыре десятка слов, русский элементарно удобнее.

Что, кстати, совершенно не мешает им с настоящим искренним трепетом относиться к национальным традициям и истории своих предков: доводилось мне иной раз по таким вот поселкам заходить в школьные, допустим, музеи. Где школьники своими руками любовно собирают, а то и изготавливают экспонаты, – тех же самых кукол в национальной одежде – любо-дорого посмотреть.

Вообще, кстати, очень забавный и удивительно чистоплотный народец.

В чумах – ни капельки грязи, ни жиринки, все на своих местах.

Всегда доброжелательны, открыты, хотя и, не отнимешь, – немного себе на уме. Понять, что реально творится за этими зелено-карими стеклами глаз, довольно непросто. Но это, честно говоря, почти что у любого «таежника» так.

Если, разумеется, «таежник» настоящий.

Тайга – всегда немного «фронтир», даже на окраине какого райцентра – вот здесь девчонки смеются, детвора на великах гоняет, мужички за грубо сколоченным столиком что-то нехитрое выпивают.

А чуть в сторону шагнул – и совсем другой закон.

Не плохой.

Не хороший.

Просто – другой.

Вот от слова «совсем»…

…Выпивать вот только, к сожалению, им совершенно нельзя.

Хантам, в смысле.

Генотип немного другой…

…Русские дворы, кстати, в таких поселках только по этому признаку от хантыйских и различаешь. Такие же основательные дома, такие же чистые дворы, такие же небольшие огороды с мелкой, едва ли не в горошину, картошкой. Вот только чумов в русских дворах нет, а по-другому, пожалуй, и не отличишь.

Но нам сегодня – не туда.

Мы вообще в этот раз добирались сюда, на самую северную оконечность ямальской тайги, почти на границу с тундрой, с немалыми, мягко говоря, приключениями, не для того, чтобы по поселковым дворам гулять.

Сначала прохлопали ушами с билетами до Салехарда: их на август надо покупать очень крепко заранее, возвращаются «с югов» отпускники, газовики и нефтяники разные, – не протолкнешься.

Пришлось добираться через Надым.

Та еще, кстати, катавасия.

Из Надыма в Салехард летает только маленький чешский самолетик, Let L-410 «Turbolet», без грузового отделения.

А с нашим-то, простите, шмотьем…

…Рыбалка – дело хлопотное.

Вещей нужно много.

Снасти, спальники.

Непромокайки, вейдерсы, сапоги.

Теплые шмотки, свитера всеразличные.

Куртки.

Ну и по мелочам.

Гидрак опять-таки Серегин, толстенный и тяжеленный: а в чем еще нырять-то прикажете в такое веселое время года.

Особенно ежели на Северах…

…Короче.

Пока мы все эту красоту в этот несчастный «Turbolet», в Надымском аэропорту загружали, нас там чуть в местную полицию не сдали, несмотря на оплату по каким-то совершенно нереальным тарифам как за «ручную кладь».

Но – слава Богу – долетели-таки до Салехарда.

Выгрузились.

Стоим прямо перед аэропортом.

Курим.

Точнее – я курю.

Остальные в компании – некурящие.

А тут, блин, другая печаль.

Но точно так же неистовая.

Никто не встречает.

Человек, который нас должен был до места рыбалки на своем кораблике довезти, внезапно ушел в глубокий глухой запой, водитель микроавтобуса от него ни денег, ни распоряжений не получил.

И – дома остался.

А чего париться-то, если корабль без хозяина и капитана все равно никуда не пойдет…

…Ну, что делать.

Есть такая опция: «звонок другу».

Вот.

Звоню.

Есть тут у нас один добрый знакомый, известный местный художник, он нас несколько лет назад в эту прекрасную чертову глушь как бы впервые и затащил.

– Привет, – говорю, – Вась.

В трубке секундная пауза.

На узнавание, наверное, так это следует понимать.

Потом – характерный смешок.

– О, – радуется, – прилетели! Наконец-то. А то у меня тут внезапно время свободное нарисовалось, мыслишка даже появилась к вам в компанию напроситься, народ там, на месте, проведать. Да и с вами бы хорошо за жизнь немного поболтать…

– Да мы-то, – хмыкаю, – как бы совсем не против. Даже, я бы сказал, исключительно за. Но есть один нюанс…

Короче.

Докладываю диспозицию.

Он хохочет.

– Ну, что с вами делать. Пойдем на моем катере, плюс брата на его моторке попробую уговорить. В две-то лодки, надеюсь, поместимся?

Я снова закуриваю.

Ну, вот, думаю, наконец-то нам повезло.

Кстати.

Это – одна из причин, почему я так люблю «севера».

Люди здесь уж больно хорошие и душевные, другие, видимо, в этих условиях просто не выживают.

Не пропадешь.

– Поместимся, – хмыкаю. – Если надо будет, даже и потеснимся. С нас бензин и поляна, разумеется. Спасибо тебе, брат…

…Встретиться договорились в гостинице, часа примерно через два, пока доберемся, пока впишемся.

Там вот все и обсудим.

Проработаем, так сказать, маршрут.

Вот с этого-то оно все и началось…

Глава 1

…Вася не утерпел, примчался даже пораньше, чем договаривались.

– Я, – звонит на мобильный, – извини, старичок, уже тут. В ресторанчике гостиничном сижу. В глубине, у окошка. И водочку уже заказал.

Ну, думаю, – и слава Богу.

Молодец.

Вещи разбирать все равно не нужно – все равно в гостишку на одну ночь, конкретно на сегодняшнюю, пока вписались. Только зубную щетку из рюкзака сверху достать, да штаны походные на завтра где-нибудь на вешалке разместить.

А кроссовки и куртка и те, в которых прилетел, сгодятся.

Они у меня непромокаемые.

Вполне.

А так, если повезет и с Васей сейчас нормально договоримся, – завтра уже на катер в путь-дорогу.

Позвонил в номер мужикам, объяснил, где договорились встретиться, прокричал то же самое залезшему в душ и что-то там уже бодро фальшивящему под струи воды своему постоянному напарнику Сереге.

Убедился, что он расслышал, накинул легкую флисовую куртку, да и вышел из гостиничного домика.

На улицу.

Вдохнул прохладного, чуть леденящего привычное к московской каменной летней духоте лицо, свежего ямальского воздуха.

Хорошо…

…Осень на Ямале вообще прекрасна.

Особенно ранняя.

Комара уже почти что нет.

Воздух прозрачен.

Видно все – далеко.

Там, южнее, куда мы поедем, еще зелены листья деревьев, и только изредка, среди мрачноватой темно-зеленой сосновой хвои и многочисленной по берегам Оби шелестящей лиственной зелени, вспыхнет нечаянным золотом листвы белизна редких берез.

А вот позже, где-то через неделю-другую, – уже зажгутся красным осины, и тогда наступит вообще полное умиротворение и лепота.

Лишь бы только на нельму попасть.

На нормальную.

Не на эту мелочевку, как в дурацком прошлом году…

Впрочем, – это пока что завтра.

А сегодня надо идти в ресторан, обниматься с Василием Николаевичем, выпивать с ним рюмку-другую под хрусткие соленые грузди или рыжики: другую закусь под водочку он, конечно, признает, но эту предпочитает особенно.

И вот не могу сказать, что мне эта идея не по душе.

Не могу.

Так что закуриваем сигарету и – вперед.

Пока дойду до ресторанчика, как раз ее, родимую, и докурю.

Проверено.

И не раз.

Который уже год в эти благословенные места болтаемся три с лишним часа по воздуху, и то если повезет.

А не так, как в этом году, через этот клятый Надым…

…Ну да ладно.

Вот и лестница, ведущая в расположенный на холме ресторан.

Вид из него, кстати, какой-то прямо-таки нереальный.

Так что – окурок в урну.

А тело – наверх, в тепло…

…Василий Николаевич, он же Вася, он же известный не только в здешних местах и довольно модный художник с очень необычной техникой, он же седой и обманчиво-сутуловатый субтильный и интеллигентный дядька «слегка за пятьдесят», в тяжелых очках, залихватском бархатном берете и с щегольской черно-седой аккуратно стриженой «шкиперской» бороденкой, действительно сидел в глубине абсолютно пустынного и огромного, что твое футбольное поле, ресторанного зала.

И вдумчиво смаковал искренне им уважаемую ледяную русскую водочку.

А что еще, скажите, должен смаковать истинный, хоть и «модный» северный русский народный художник кроме русской народной водочки?!

Не эту же шотландскую дрянь.

Хотя, кстати, он ее тоже с большим удовольствием выпивал, но при других обстоятельствах времени, места и образа действия: он вообще был большого лукавства человеком, наш друг Василий.

И кстати, во всем.

Не исключая модной субтильности и вялых движений тонких холеных рук. Которыми он уверенно орудовал не только кисточкой в мастерской или рисуя «на пленэре». При известных обстоятельствах ружьишком опытный и фанатичный тундровой охотник-«гусятник» тоже совсем не брезговал.

И кстати, мог в этом качестве своей сутуловатой, чуть подпрыгивающей походкой пропилить по тундре в день километров эдак за пятьдесят, причем с ощутимым рюкзачком, да еще и любимой старенькой тульской «вертикалочкой» за этой самой спиной.

Жилистый так-то дядька.

А то, что в бархатном берете и в очках, – так это еще и ни о чем таком особенном не говорит.

Севера…

– Привет, – обнимаю его, поднявшегося мне навстречу.

– Привет, – хлопает меня по плечу.

Усаживаемся.

Вася немедленно разливает.

Мне очень хочется закурить, и очень жаль, что сейчас в ресторанах нельзя: в глазах немного щиплет.

Реально давно не виделись.

– Ну, – поднимает рюмку, насадив предварительно на вилку хрустящий соленый рыжик и окунув его в густую сметану, – за встречу, что ли?!

Я киваю.

Чокаемся.

Проглатываем.

Он тщательно разжевывает рыжик.

Я просто выдыхаю, немного поморщившись.

– Только, – хмыкаю, – давай сразу еще по одной да покурим пойдем. Ты же не бросил еще, надеюсь?

Он только хмыкает.

Кивает на коробочку с самокрутками из тонкой папиросной бумаги, издающую ни с чем не сравнимый запах светлого вирджинского табака.

Старый пижон.

– Так-то трубочку, как всегда, – усмехается. – Но в ресторацию самокрутки кручу. Задолбали они со своей борьбой с курением, если честно. У нас тут зимой, между прочим, под пятьдесят. На улицу не набегаешься. И очень, знаешь, смешно, когда взрослые толстые дядьки по сортирам, как школьники, свои цигарки смолят. В туалет потом не зайдешь после них, хоть топор вешай. Ну да ладно. Как сам-то? Пишешь чего? Или пока так, публицистикой потихоньку пробавляешься?

Я тоже хмыкаю.

Жму плечами.

Разливаю водку по стопкам.

– А сам-то как думаешь, – ухмыляюсь, – Вась? В нашем возрасте уже или пишешь, или нет. Работаю потихоньку. А про тебя так даже и не спрашиваю…

Он досадливо машет рукой.

Поднимает рюмку, смотрит ее на свет.

– Да ладно, – морщится. – Ты еще молодой. Раньше в твоем возрасте только-только в Союз писателей принимали. Это у нас, рисовальщиков, с этим была благодать, а у вас старпер на старпере. Но хорошо, что уже кое-что потихоньку соображаешь…

Выпиваем по второй, закусываем.

Идем курить.

Не спеша.

Через весь пустынный в это время пока еще гостиничный «ресторанный зал», старательно обставленный «богато».

По-северному.

Мимо огромных плазменных телевизионных панелей на стенах, небрежно перемешанных со звериными шкурами и остротой оленьих рогов. Мимо длинных низких столиков, заботливо укрытых белоснежными скатертями.

Через тяжелую вращающуюся дверь…

…На улице у урн неожиданно для себя еще раз коротко, но крепко обнимаемся.

Давно все-таки не виделись.

Ой, давно…

– Старый ты черт, – смеюсь.

Он тоже немного подхихикивает.

Снизу лестницы тем временем раздаются знакомые голоса: движется наше «пополнение» в лице Лени, Сереги и Гарика.

– И, кстати, да, – тычет меня кулачонком в плечо Василий Николаевич, – пока в мастерскую ко мне не заглянем, хрен я вас куда повезу. Есть чем похвастаться, есть. Хотя пару лучших работ уже, сволочи, раскупили…

Я кашляю, затягиваясь.

– Заметано…

Глава 2

– Ну, – Леня решительно подзывает официанта, заказывает еще графинчик «беленькой», соленых рыжиков и строганины на закусь. Серега дополняет заказ рюмочкой – именно рюмочкой, к черту эти фужеры – хорошего армянского коньяка и чашкой кофе «американо». – Какие планы, парни? И вообще, как решать-то будем?

Вася тем временем разливает остатки из первого графинчика уже по четырем рюмкам. Серега свою, пятую, решительно накрывает ладонью: куда бы он ни приехал на рыбалку и дайвинг, первая «порция» обязательно должна быть коньячной.

Традиция.

А традиции – надо чтить.

Ну, а остальные тем временем все-таки выпивают, закусывая остатками Васиных соленых грибов.

– Да, в принципе, с братом я уже договорился, – жмет плечами маститый салехардский художник. – Коля тоже не против дня на два Германа в его берлоге навестить, время свободное есть. Ну, а я с вами на все две недели, если, конечно, не прогоните…

Герман, наш будущий «хозяин», кстати, – тоже художник.

И очень, очень серьезный, хотя и несколько своеобразный.

Васин однокашник по «суриковке», на секундочку, хоть и живет в лесу, да пням, на полном серьезе, молится.

Хант.

Ну – как хант.

Метис, на три четверти хант, а на одну – ненец, из древнего, кстати, и вполне себе шаманского рода: бабушка его была знаменитой на всю тундру ненецкой шаманкой, по странному стечению обстоятельств советской власти, вышедшей замуж за парня из древнего рода хантыйских самых настоящих старейшин. «Заслуженным» он стал еще все при той же советской власти, и, думается мне, не только по принадлежности к симпатичному национальному меньшинству.

Таланта там Господь отмерял немало, надо это признать.

Как, собственно, и «своеобразия».

Но, если отбросить некие «полушаманские», полутворческие «странности», – то вполне нормальный, я бы даже сказал, – просто мировой мужик.

А по совместительству отец хозяина и директора небольшой рыбацкой базы.

На чудесном разливе Оби, в совершенно диком таежном глухоманье. Куда нас Вася в свое время и определил, по знакомству.

Поставили они эту базу, кстати, ровно на том месте, где когда-то было их родовое стойбище: фантастические по красоте и первобытной силе места, каждый год туда стараемся выбираться.

Если дела, разумеется, позволяют.

Нда…

– Я тебе дам «прогоните», – деланно возмущается Лёнчик, – ты от нас теперь даже если и захочешь, то не сбежишь. Когда выходим-то?

Вася жмет плечами.

– Да завтра прям с утра и пойдем. Чем раньше, тем лучше. Мало ли что, лучше засветло все пройти…

Все тихо смеются.

Было тут у нас как-то одно с Васей общее приключение.

С этой же компанией.

После как-нибудь расскажу…

…Тем временем молоденькая, слегка стесняющаяся официантка, приносит Сереге кофе и рюмочку с чем-то коричневым.

Серега старательно вдыхает аромат.

Потом еще раз, только более заинтересовано.

– Девушка, – смотрит укоризненно. – «Наири», безусловно, отличный коньяк. Даже лучше и, заметьте, дороже, чем заказанный мной «Ахтамар». Но тут понимаете, какая закавыка, просил-то я именно «Ахтамар»…

Официантка стремительно краснеет.

– Так кончился «Ахтамар». Хозяин велел вам что подороже налить. Получше. Чтобы не обижались. Он вас по прежним приездам помнит, говорит…

Милая такая провинциальная непосредственность.

И приветливость.

Ну-ну.

Серега неожиданно ухмыляется, хватает официанточку за руку и целует тыльную сторону, судя по всему, внезапно вспотевшей ладошки.

– Спасибо тебе, милая. О-о-опп!

Проводит одной своей ладонью над другой, потом обеими над ручкой смущенной северной девушки и у нее на ладони, невесть откуда, появляются три большие и красивые шоколадные конфеты.

Настоящие, кстати, французские трюфеля.

Девушка краснеет еще стремительнее.

И – вот только меня не спрашивайте как.

Сам не знаю.

Хотя Серега у нас, в общем-то, и не фокусник, конечно.

Хуже.

Финансист.

Причем, поговаривают, – очень даже и не плохой.

А у них еще и не такие фокусы удаются…

…Окончательно смущенная и красная, что твой южный вареный рак, официанточка удаляется от нас чуть ли не бегом.

Василий Николаевич смотрит на Серого укоризненно.

Но потом тоже не выдерживает, и начинает ржать, точно так же, как и вся, постепенно расслабляющаяся, гоп-компания.

Только Гарик серьезен.

Он у нас всегда серьезен.

Но, точнее, – почти всегда.

– Так все-таки, – спрашивает, дождавшись, когда остальные отсмеются, – сегодня-то планы какие?

Я жму плечами.

– Сейчас обедаем. Потом по магазинам, докупать кое-что по жрачке, кофе и алкоголь. Мне еще сигарет купить нужно, кстати. Ну, и по мелочам. Потом мы с Васей к нему в мастерскую, он новыми работами похвастаться хочет. Остальные, насколько я понимаю, тоже, скорее всего, присоединятся. Потом ужинаем. Выпиваем, кому сколько по силам, и спать. Завтра утром грузимся в катера и выезжаем. Всем быть собранными, с уложенным и не раскиданным шмотьем и причиндалами. Не ныть, не болеть, никого не жалеть принципиально. Сегодняшние покупки оставляем у Василь Николаича в багажнике, сразу оттуда в катер и перегрузимся. Как тебе такой план, Игорек?

Все снова хихикают.

И правда – какие уж тут «планы».

Алгоритм действий отработан, не первый год по рыбалкам «на севера» мотаемся, в конце-то концов.

Но Гарик все равно продолжает оставаться прямо-таки непробиваемо серьезным.

– Все равно, – вздыхает, – надо по алкашке определиться. Лучше прямо тут, на берегу. А то знаю я вас…

Я потихоньку начинаю заводиться.

Вот ну нельзя сказать, что Гарик у нас не пьет.

Пьет.

Иной раз вообще так, что даже у всех остальных, много чего повидавших, уши в трубочку заворачиваются.

Но вот находит на него временами это нездоровое ханжество…

– Игорь, – говорю укоризненно. – А что тут определяться-то?! Сколько водки не бери, все равно три раза бегать…

– Ну вот не знаю, – тянет задумчиво Гарик. – Я лично собираюсь не больше чем три рюмки в день. И все.

Тут уже ржут все.

И Игорек в том числе.

И я.

Это он, скотина, оказывается, так шутил.

Просто про «три рюмки» – это у нас в компании такой очень известный анекдот: однажды Гарик дал слово Сереге, что не будет на той, прошлой, рыбалке пить в день больше трех рюмок. И сначала «три рюмки» постепенно превратились в три граненых стакана (а чем не «рюмки»?), а потом и в три эмалированные солдатские кружки по пол-литра каждая: таким пьяным Гарика на рыбалке я не видел еще никогда.

Да и после тоже, честно говоря, таким никогда не видел.

Запретный плод – он сладок.

Ладно, проехали…

Серый, отсмеявшись, тоже становится необычайно серьезен.

– Предлагаю ограничиться по ноль семь на рыло в день. Потому как подозреваю, что Валерьяныч парой литровых фляг спирта под шило уже с Москвы затоварился. А я лично под «сигарный вечер» прихватил пару литров весьма недурного вискаря. Да и у остальных, уверен, если рюкзаки потрясти, тоже кое-что из «вкусняшек» найдется. Ну, и по паре литров рома какого-нибудь закупить и коньяка простенького, но не паленого. Чисто, чтобы в термоса с кофе и чаем добавлять, в лодки, для сугрева. И этим ограничиться.

Все согласно кивают.

Леня все старательно записывает в блокнот: он у нас в прошлом серьезный, хоть и региональный, чиновник.

Предпочитает все «класть на бумагу», ибо, как известно, «порядок бьет класс».

Вы, кстати, только не подумайте, что мы такие адские алкаши. Просто, что такое северная рыбалка в дикой таежной глуши, надо себе достаточно хорошо представлять. Только в катер надо брать минимум пол-литра в день на двоих, причем их даже не чувствуешь, потому как в голову вообще ничего не попадает.

Так.

Для сугрева.

Ветра там на Оби, даже если не «раздувает» так, что на стремнину просто не выйдешь, очень, знаете ли, любят под любую одежку залезть. Только горячим кофе, изрядно сдобренным ромом или коньяком, и спасаешься.

Ну и обязательными «по пиисят».

Плюс сотка в обед, под горячее.

Плюс столько же вечером, за ужином, перед сном.

Плюс уху варить обязательно пару раз как минимум будем.

Ну и, самое главное, водка в тайге – валюта.

Могут промысловые рыбаки осетра икорного предложить, могут охотники с чем-нибудь интересным подойти.

Вы бы, например, от парной оленины или лосятины отказались бы, которую потом можно тут же нафаршировать, допустим, только что собранными кедровыми орехами и запечь с местными травами на углях?!

Вот и мы тоже вряд ли…

…Мало ли, в общем, что.

Нужна водка.

Нужна.

Так уж в России получается…

…Вася задумчиво чешет шикарную седую шевелюру.

– Шило. Гкхм. Мысль, конечно, интересная. Я, пожалуй, тоже литра три медицинского прихвачу. Не пропадет…

Не пропадет, конечно.

Ага.

– Так, – Серый решительно смотрит на часы. – Тогда давайте не рассиживаться особо. По супчику проглотим или по горячему, да сразу в путь. Что еще покупаем, кстати? Ну, соуса, понятно. Соевого побольше, под рыбу. Я, кстати, васаби с собой аж из Москвы на всякий случай тащу, но если здесь найдем, можно и прикупить. Томатного какого-нибудь, под мясо. Кофе растворимый две, минимум, литровые емкости. Чай в пакетиках и заварной. Сахара там, на базе, полно, а вот чай не очень. Лёнь, ты пишешь?! Давай дальше пиши…

Я задумчиво чешу левую бровь.

– Овощей, – говорю, – думаю, свежих надо взять. Но не много. Испортятся. Холодильников там нет.

– О! – поднимает палец вверх Гарик. – Чеснок! Лук. Горчица, обязательно. И хрена бы надо тертого прикупить…

– Это я уже и без вас записал, – морщится Леня. – Как и соленья, кстати, о них тоже можете не напоминать. Дальше думайте.

Думаем.

– Может, что-то к чаю? – неожиданно скромно говорит Гарик.

Он у нас сладкоежка, так-то.

Но ему очень не нравится это при всех признавать.

А вот Сереге – ну совершенно пофиг.

Хотя сладкое уважает еще больше Гарика.

Да…

– Короче, Лень, пиши. Десять плиток шоколада горького. Десять молочного. Печенье. Пряники обязательно. Что еще?

Молчим.

Думаем.

– Пивка, наверное, стоит. Хотя бы для баньки.

Немая пауза.

В глазах недоумение.

Бью сначала сам себе открытой ладонью в лоб.

Потом выдаю леща Сереге.

– Блин. Точно!

Очень выразительная тишина.

– И это мои друзья. Идиоты. Лень. Пиши!

– Разумеется. Уже пишу. Пиво. Пару упаковок пластиковых кег. И бочонок чего повкуснее, жестяной, разумеется…

Пуаза.

– Мед?

– О! Леня, пиши – мед.

– И лимонов обязательно, кила два-три!

– Блин, в лодки закусь забыли!

– Ну, конечно! Пиши – сало, килограмма полтора. Твердая колбаса. Плавленые сырки обязательно.

– Всё?!

– Кажись, всё…

Я вздыхаю.

– Ладно, парни. Давайте, водочки, что ли, хлопнем.

Парни согласно гудят.

Чокаемся.

Выпиваем.

– Официантка подойдет, закажите мне какой-нибудь кусок мяса. С кровью. Чтобы совсем-совсем «extra rare». И каких-нибудь овощей на гарнир, пофиг вообще, каких. И кстати, кружку пива, если есть, лучше темного. Но если нет темного, пусть даже и светлого, самое главное, чтоб разливного. А я пока пойду на улице покурю, с вашего разрешения…

…На улице тем временем раздулся прилетевший с севера, с тундры, местный вечный бродяга-ветер.

Я даже сигарету с немалым трудом прикурил.

Зашумел кронами местных, слегка чахловатых сосен, завыл в проводах, и даже отсюда, с яра, на котором располагалась гостиница, с верхотуры было заметно, как забелели барашки на могучей глади Оби.

Погнал низкие, тяжелые северные облака.

Нда, думаю.

Если погода не переменится, ой как непросто нам будет пробираться на небольших катерах вдоль пустынных, почти что нехоженых берегов. Хотя местный ветер, к счастью, существо совершенно непостоянное.

Сегодня подул.

Завтра опять пропал.